Текст книги "Город"

Автор книги: Наталья Котрасева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

«Заметки о „Великом Каноне Ослышек“»

«Надо заметить, что акустика на площади раньше была не очень хороша. Заслуживающие уважения горожане рассказывают, что раньше трибуну ставили западнее и оттуда вообще было ничего не разобрать. Случались даже конфузы – одного горожанина внесли в список за таинственное стихотворение про трупорезки и золотоваров. А потом выяснилось, что стихи его были о турпоездках и зоотоварах и, что самое постыдное, содержали рекламу магазина домашних животных и одной горожанки, устраивающей поездки за пределы Города в ретритную избушку.

Как раз тогда и был составлен „Великий Канон Ослышек“, чтобы, если в стихах вдруг послышится что-то странное и неестественное, можно было найти и проверить быстро все слова, звучащие похоже.

Некоторые поэты взяли это на вооружение и специально стали подменять слова на те, что содержались в каноне, произнося „морковь“ вместо „любовь“ и „балет“ вместо „поэт“, что многие находили очень изящным и забавным».

О магах и лисах

Случилось сразу несколько нехороших вещей. Во-первых, зацвели деревья по всему Городу, во всех четырех районах. Во-вторых, на улицах Города видели белую собаку с красными глазами. Собак в Городе было раз-два и обчелся, и ни одной белой среди них. Так что откуда она пришла, было не ясно. И куда ушла – тоже.

В-третьих, над Городом наблюдали призрачных охотников, которые куда-то неслись на столь же призрачных лошадях, потрясая оружием. Откуда они появились, было тоже непонятно – все защитники Города находились в тот день на своих постах и ничего не заметили. Ни на востоке, ни на западе, ни на севере или юге спокойствие ничто не нарушало. А вот в центре творилось непонятно что.

Горожане забеспокоились – всем известно, что цветение деревьев в неположенное время предвещает эпидемии, а белые собаки – вестники сил, с которыми лучше не связываться. Обратились к прорицателям, но те не смогли сказать ничего определенного. Результаты гадания были туманны – Город ждали беспорядки, но что их вызовет, определить не удавалось.

Жители начали готовиться к небесным карам, хотя за что вдруг их должны покарать, никто не понял – вроде бы, все вели себя, как обычно.

Видимо, что-то другое нарушало гармонию, но что?

На воротах Дворца был вывешен официальный указ о том, что всем предписывается соблюдать строгий пост и совершать в Храме молитвы богам, выбирая тех, что отвечают за спокойствие и благополучие. Также были принесены жертвы всем погибшим в Городе, хотя день поминовения предков еще не настал.

Это не помогло – знамения продолжались. Вначале озеро вышло из берегов, так что вода подошла к самым ступеням Храма и Дворца, а затем из Леса За Пределами выбежал белый олень и обежал Город посолонь.

Золотой Дракон провел ритуал осмотра земель, что обычно позволяло решить проблемы, – под суровым взглядом Правителя даже нечисть вспоминала о совести и начинала вести себя тихо, смирно и в соответствии с правилами и распорядком дня. Но не в этот раз.

Тогда решено было пойти на решительные меры. Конкурс поэтов, который, как известно, позволял сохранять в Городе порядок и спокойствие и поддерживал гармонию на надлежащем уровне, было решено провести на полтора месяца раньше. Обычно поэтов оценивали в середине октября, но высочайшим указом Дракон повелел провести конкурс поэзии в сентябре. Горожане не посмели возражать, так как всем было ясно – если что и вернет гармонию этому месту, так это конкурс.

Начались срочные приготовления. На Площади Поэтов строили подмостки и трибуну для судей, поверх деревянной конструкции раскладывали красные шелковые покрывала. Музыканты репетировали, жрецы из Храма готовились к спектаклю, который традиционно предварял конкурс поэтов.

Спектакля ждали с опаской и нетерпением, так как он мог прояснить положение вещей. Дело в том, что спектакль, если не предвещал будущее, так хотя бы прояснял настоящее. За день до спектакля жрецы бросали жребий, который показывал, кому какую роль играть. Участвовали в жеребьевке все, включая самих жрецов. Им, впрочем, почти всегда доставались роли богов, но в каком амплуа предстоит выступить остальным жителям, никто не знал. Участников всегда было 64. Из них 8 изображали положительных героев – четырех мужчин и четырех женщин; 8 – женщин легкого поведения, пьяниц, развратников или убийц, восьми предстояло выступить в комических ролях, восьми – в амплуа стариков и старух, еще восьми изобразить детей или подростков, восьми – стать богами и еще восьми – оборотнями или животными. Также на сцене появлялись восемь духов или предков. Представление шло весь день, с утра до позднего вечера, пока солнце не сядет, так что сыграть свою роль успевали все избранные.

Было так же 8 основных сюжетов, в зависимости от того, какие роли выпадали по жребию, подбирался соответствующий. Впрочем, сюжет описывал только ключевые моменты, а о деталях умалчивал, так что пьесы не наскучивали горожанам – по ходу действия актеры, в силу своих природных склонностей, могли выбирать те или иные ходы и использовать те или иные приемы, что позволяло разнообразить действо. Считалось, что участвующие в спектакле выражают волю богов, а сюжет спектакля предвещал, что горожан ждет в следующем году.

Участников о том, что они избраны, предупреждали только утром, за несколько часов до начала, чтобы они успели одеться и накраситься к представлению.

Когда в 6 утра в ворота Абэ постучали, открыла Хэй, завернутая в легкий халат.

– Что, Абэ но Ясутика участвует? – спросила она у молоденького жреца, который держал в руках стопку табличек.

Тот почтительно склонился – актеры на день спектакля считались проводниками воли высших сил, относиться к ним нужно было со всем подобающим уважением.

– Абэ но Ясутика участвует, вы тоже. Примите ваши таблички.

Ясутика как-то незаметно возник рядом с Хэй и вежливо поклонился, беря дощечку, обтянутую золотым шелком.

Хэй взяла свою.

– Как странно, мы оба участвуем! – Хэй повернулась к колдуну и улыбнулась. – Что у тебя?

– Придворные прорицатель, – прочел он. – А у тебя?

– Лиса.

– Похоже, нам не придется особенно играть.

Хусянь нахмурилась:

– Не нравится мне это! Такое впечатление, что играть мы будем самих себя. Но разве мы связаны хоть как-то с угрожающими приметами? Нет! Я уже давно не охочусь.

– Возможно, все дело во мне. Я же маг. Это просто значит, что решать проблемы придется мне. Вот я и появился в спектакле.

– А я?

Абэ усмехнулся.

– А ты – любовная линия. Зрителю же хочется посмотреть на что-нибудь романтическое и сентиментальное. Будем на сцене пить вино на природе и читать друг-другу стихи. А в перерывах я буду бороться с оборотнями.

– Слишком хорошо, чтобы быть правдой! – Хэй все еще хмурилась.

– Могу погадать, только нужно это сделать быстро, нам уже пора идти.

– Да ладно, обойдемся. Пошли. Только я переоденусь.

– Ты пойдешь туда как женщина? Или сменишь пол? Роль у тебя, конечно, женская, но мне кажется, что мужчины играют лучше.

– Во-первых, у меня роль не женская, а лисья. А во-вторых, я и в женском теле прекрасно играю – годы тренировок!

– Ты пожалуй права, – согласился Абэ. – Иди переодевайся, я тебя жду.

Когда они пришли на место, их проводили в маленькую комнатушку. До спектакля актеров старались держать по отдельности, чтобы они видели как можно меньше и не знали, кто именно играет. Боялись, наверное, что отношение к реальным людям повлияет на игру.

Абэ переоделся в костюм, слегка напоминающий тот, в котором он попал в Город. Белое широкое одеяние и высокая жесткая шапка. В руках он держал веер, на лице у него была маска.

Хэй Хусянь маска не полагалась, ей просто сделали очень сильный макияж – алые губы и красные тени вокруг глаз, а ближе к вискам – золотая краска. На ней были золотые жилетка и штаны, а сзади прицепили девять золотых хвостов.

– Ну что, увидимся на сцене? – кивнула она Абэ перед началом.

– Надеюсь на это, – голос колдуна был очень серьезным. – Увидимся и удачи!

Их развели в разные углы.

Актеры по одному уходили за алый занавес. В этом была определенная странность. На сцене редко появлялось больше двух-трех человек, как рассказывали те, кто это действо уже видел раньше, а выходили на нее с утра все актеры почти одновременно. Хусянь рассматривала тех, кто стоял впереди. Первым в глаза бросился неряшливо одетый молодой человек, у которого за спиной были огромные черные крылья, будто у гигантской летучей мыши. В руках он держал книгу. Хусянь прочла имя автора – какой-то Мильтон.

Затем шли два бога – наверное, жрецы из храма. У одного в руках было копье, у второго – ярко раскрашенная бумажная фигурка птицы.

Следом стояли три девушки: в бежевом, черном и красно-зеленом. Видимо, какие-то небесные посланники, так как макияж у них тоже был золотой.

На противоположной стороне лиса заметила Абэ, держащего в руке плеть – значит, ему предстояло изобразить всадника на лошади. Затем Ясутика скрылся за занавесом, и на его месте теперь был пират с саблей в руке. К этому моменту подошла очередь Хэй. Она набрала побольше воздуха и сделала шаг.

* * *

Звучала музыка. В другое время Хэй Хусянь удивилась бы – откуда музыка в горном лесу? Но мелодия так гармонично вписывалась в окружающий пейзаж, что Хэй совершенно не обратила на нее внимания. Она шла по тропинке наверх, к вершине. Где-то там, как она знала, была хижина дровосеков. Однажды она уже была в этих местах, когда только появилась на острове. Перед тем как направиться в восточную столицу, она хотела все разнюхать и привести себя в порядок – за время плавания она порядочно устала.

Недаром, видимо, там, откуда она прибыла, считали, что все демоны живут на юго-востоке, а на островах думали, что на северо-западе. По всему выходило, что они стаями плавают в морях, разделяющих материк и острова, с юга на север, с севера на юг, и так пока не надоест. Их кораблю не повезло, они нарвались именно на такую стаю. Штормы не прекращались всю дорогу, так что в какой-то момент Хэй даже решила, что погибнет здесь. Еще страшнее стало, когда из бушующих волн прямо им навстречу выплыл гигантский корабль, будто покрытый белесой чешуей. За штурвалом стоял странный демон или дух с ярко рыжими волосами, а команда вся сплошь была из мертвецов. Корабль прошел так близко, что Хэй до последнего не была уверена, что им удастся разминуться, и даже смогла рассмотреть, что на самом деле никакой чешуи нет – корабль был сделан из человеческих ногтей. Возможно, конечно, что дело было не в демонах и не в призрачном корабле, а в тех заклятиях, которые посылал им вслед даос, когда они отплывали. Даос преследовал ее очень долго, Хэй еле смогла убежать.

Бродя по горам острова, она наткнулась на хижину, где и провела две недели в тишине и спокойствии, только делая редкие вылазки в близлежащие деревни, чтобы посмотреть, что за люди там живут.

Местным языком она овладела без труда. Одежда сама на ней изменилась, симулируя местные фасоны. Получилось, на ее вкус, несколько странно и неудобно, но в чужой монастырь со своими порядками не ходят. Особенно лисы. Также она узнала про столицу и императора. И про местных колдунов. Ее прошлое похождение чуть не закончилось катастрофой из-за одного из них, так что теперь она решила быть предельно осторожной.

Оказалось, что при дворе есть только одни человек, которого ей надлежало опасаться – Абэ но Ясутика. Онмёдзи, так их здесь называли. Про него говорили, что в детстве его ударила молния, и это обеспечило ему поразительные магические способности в зрелом возрасте. К тому же один из его не очень отдаленных предков был прославленным магом. Хэй решила, что вот ему точно на глаза попадаться не будет. К счастью, когда она прибыла на место, маг отсутствовал.

В городе все прошло великолепно. Получить доступ в спальню императора оказалось совсем не сложно, даже легче, чем в прошлый раз.

Никто ничего не заподозрил, несмотря на то, что Хэй беззастенчиво пользовалась энергией императора. Говорили, что тот происходит от богов, но лиса этого совершенно не чувствовала – энергии было не больше, чем у обычного человека. Да и власть его была ограничена, так что Хусянь даже начала сомневаться, стоит ли оно того.

К тому же, халява очень быстро закончилась. У императора стало плохо со здоровьем, обратились к прорицателю, к сожалению, к тому самому Абэ Ясутике, и он, конечно же, догадался, в чем тут дело. На этот раз Хэй, наученная горьким опытом, не стала дожидаться, когда за ней придут с бумажками, исписанными заклинаниями. Она благополучно сбежала. Вначале она направилась в ту самую горную хижину, по пути раздумывая, куда двинуться дальше. Можно было отправиться на острова на западе, там существовало несколько царств, где можно было неплохо поразвлечься. Возвращаться на материк пока не следовало, там ее еще помнили. А затеряться в какой-нибудь глуши она не желала – лисе было скучно, и она развлекалась тем, что соблазняла власть имущих.

В глуши она собиралась пробыть самое долгое неделю или две, чтобы шумиха утихла.

Минут через двадцать, устав карабкаться наверх в неудобном наряде, Хэй просто решила сменить пол на мужской. Одежда, как это всегда случалось, изменилась автоматически. Почему так происходило, что при превращении лиса оказывалась одетой, да еще одетой соответственно обстоятельствам, никто не знал. Считалось, что одежда служила эквивалентом лисьего меха в мире людей, но это было не вполне верно – одежду лиса могла снять и облачиться во что-нибудь другое, а при превращении обратно в лису новый наряд исчезал без следа. В общем, это было очень странно, если задуматься, но и очень удобно. Не всем оборотням так повезло. Хэй знавала одного кота, который однажды попал в очень неприятную и глупую ситуацию оттого, что превратился в человека, забыв, что ему нужно заранее позаботиться об одежде. Видимо, это свойство как-то было связано с тем, что лисы не обычные животные – они скорее что-то среднее между животными, духами и людьми. Наверное, эта способность досталась им от духов. Духи и призраки ведь являются обычно одетыми, но их одежда – простой мираж, такой же, как они сами.

Когда Хэй дошла до хижины, она была уже мужчиной. Одет тот был в практичную и неброскую одежду, а на вид ему можно было дать и пятнадцать и все тридцать, а то и сорок. В общем, возраст у него на лице написан был неразборчиво.

Перед дверью Хэй принюхался – людьми не пахло, значит, здесь давно никто не был. Он зашел внутрь и огляделся. И тут его ждал сюрприз.

В темном углу на циновке сидел, скрестив ноги, какой-точеловек. Сидел он совершенно неподвижно, так что первой мыслью Хэй было, что это просто большая кукла или скульптура. Второй его мыслью было, что это такой же оборотень, как и он сам. Никаких следов присутствия человека здесь не было, Хэй бы заметил, а вот сам человек был. Да и лицо у того было вполне лисьим – тот молча смотрел на Хусянь со странной лукавой полуулыбкой, которая совсем не отражала эмоции. Не ясно было, улыбается ли незнакомец от радости, что сюда кто-то пришел, просто из вежливости, или же маскирует улыбкой недовольство.

– Не ждал путников в такой час и в таком месте! – странный тип заговорил. Голос у него был приятный.

Нет, все-таки это был не лис и не демон. Может быть, даос? Хэй настороженно уставился на мужчину. Надо было как-то объясниться.

– Я шел в деревню, к своим родственникам. Это здесь неподалеку. Но сбился с пути, давно уже не бывал в этих краях. Вот увидел хижину и решил заночевать, а то время уже позднее, – легенду было придумать совсем не трудно, подобное он уже проделывал миллион раз в разных местах.

– Ну что же, я и сам такой же путник, как вы. Увидел хижину и зашел. Так что располагайтесь, вдвоем веселее!

Нет, и на даоса мужчина не походил совсем. В общем-то, незнакомец не производил впечатления кровожадного охотника на лис, так что Хэй решил воспользоваться приглашением.

– Я вижу, вы совсем налегке. Не разделите со мной скромный ужин? – тот разворачивал сверток с едой.

– Спасибо, – Хэй, стараясь сделать это незаметно, принюхался. Еда как еда, никакой магии вроде бы не было. И пахло аппетитно.

– А еще кто-то добрый и заботливый оставил здесь сакэ – может, просто забыл, – Мужчина кивнул, указывая на два больших глиняных кувшина в углу.

Хусянь посмотрел и снова насторожился. Опять странности – откуда сакэ в заброшенной хижине в горах, где людей уже сто лет не было? Но вслух он ничего не сказал, просто решил быть внимательнее. В конце концов, он всегда мог убежать, если вдруг человек все же окажется не тем, за кого себя выдавал. Впрочем, он не то чтобы за кого-то себя вообще выдавал. Если бы Хэй задумался, он бы понял, что есть еще одна странность во всем происходящем – незнакомец так и не представился, а Хусяню не пришло в голову спросить.

Но незнакомец как-то очень ловко отвлек лису от этих мыслей разговором и едой, а затем вообще вытащил откуда-то флейту и заиграл. Все вопросы у лисы сразу же пропали. Хэй откинулся назад и с наслаждением слушал музыку.

Когда незнакомец закончил, Хэй с довольной улыбкой сказал:

– Вы прекрасно играете! Мне по этому поводу пришли в голову стихи:

 
Солнце село. Горы кажутся выше.
Не видна уж в деревню дорога.
Пусть лачуга бедна и убога.
Рад, что в эту ночь я под крышей.
 
 
Флейта плачет порою ночной,
И в руке моей чарка вина.
Ее я выпью до дна,
И друг мой выпьет со мной.
 

Конечно, Хэй знал, что в этой стране стихи принято писать другие, хотя раньше и такие, как он сложил, встречались. Но эти казались более подходящими моменту. Может быть, у Хусянь просто был приступ ностальгии. Мелодия казалась удивительно знакомой, как когда-то давно играли на его родине. Да и сакэ они к тому моменту уже открыли, и первый кувшин подходил к концу.

В общем, Хэй расслабился настолько, что забыл о том, кого из себя изображает. Он увлекся разговором, оказалось, что незнакомец не только прекрасно играет на флейте, но и хорошо разбирается в поэзии. Еще некоторое время спустя они уже обсуждали связь поэзии и магии, и незнакомец привел несколько примеров того, как стихи могут стать благословением или проклятием. Хэй высказался в том плане, что любое слово может стать проклятием или благословением, и что заклинания ничто иное, как слова. Просто нужно их до конца понимать. Мужчина тогда заметил, что главное – все же знать природу вещей, тогда и слова вообще не нужны. Так они постепенно перешли к историям о боддхисатвах, а потом о магическом действии мантр и сутр, а так же об их природе. У Хусянь было несколько интересных идей на этот счет, и он ими поделился, хотя раньше он на такие темы с людьми не разговаривал. Да что там, даже с лисами не разговаривал! Кто же будет делиться собственным мастерством?

А сейчас и это тоже показалось Хэй совершенно естественным.

Собеседник нравился ему все больше и больше, он как будто сам был очарован или во власти наваждения. Разговор легко бежал вперед по извилистой дорожке, сакэ не менее легко исчезало.

На душе у Хэй было легко и спокойно, а вот собеседник его все чаще хмурился, да и поглядывал на лису как-то странно.

– Что-то случилось? – Хусянь улыбнулся ему расслабленно и чуть кокетливо.

Как раз в эту минуту он думал о том, почему так несправедлива судьба лисы – жить с какими-то глупыми императорами, а не с этим незнакомцем, например. Им бы было о чем поговорить. Да и любовью с ним должно быть заниматься гораздо приятнее. Хотя, ведь его вроде никто спать с императорами не заставлял. Он нахмурился, припоминая. Нет, точно, не заставлял.

Мужчина медлил с ответом.

– Знаешь, – наконец сказал он. К этому моменту они давно уже были на «ты». – Мне сегодня предстоит очень неприятная работа.

– Зачем портить такой прекрасный вечер неприятной работой?

– Ты прав, конечно, мне этого совсем не хочется. Но мой долг…

– Вы, люди… то есть, я хотел сказать, мужчины… ну, то есть, вы, жители острова… ну, то есть, ты, ты конкретно! Ты слишком много думаешь о долге. Почему бы не забыть о нем на этот вечер?

Видимо, мужчине помнить о долге тоже не очень уж хотелось, так как он воспользовался советом. Правда, хмурое выражение нет-нет да и проскальзывало, но реже чем прежде.

Дальше все было будто в тумане.

Опомнился Хэй только тогда, когда обнаружил себя страстно целующим своего нового знакомого. Он застонал и отстранился, облизывая распухшие губы. Лисьи чары он не использовал, значит все произошло естественным путем, что было очень странно. Да и потом, Хэй начал первый, будто это его околдовали! Лисы вообще, в человеческом смысле этого слова, никогда сексом ради удовольствия не занимались. Ради размножения – да, конечно. Но в основном с секс был нужен, чтобы забрать энергию у человека. Техника тут хитрая, она передается от лисы к лисе. Есть несколько путей это сделать, например, замкнуть на себе оба канала, по которым ци проходит по телу человека. Как известно, между каналами существует разрыв – во рту. Именно поэтому во время медитаций и занятий определенными практиками требуется прижимать язык к верхнему небу – чтобы замкнуть цепь. Но то же самое можно сделать и во время поцелуя своей жертве. Есть еще несколько способов, и в результате любого из них у мужчины энергии ян становится чуть (или сильно) меньше, а у лисы – чуть больше. Лисам эта энергия нужна для совершенствования и продления жизни. У самих у них энергии ян очень мало, так как, принадлежа частично к миру нечисти, они ближе к инь, темному женскому началу.

Естественно, что в тот момент, когда человек испытывает наивысшее наслаждение, происходит выброс энергии. Этим и пользуется лиса. Так же понятно, что из этого следует – сама лиса никакого наслаждения не испытывает, даже будучи в мужском обличии, иначе это лишит все ее действия смысла. И тут есть определенные техники, но о них лисы никому не рассказывают. Впрочем, некоторые люди и сами давно догадались.

Если лиса слишком часто пользуется услугами одного и того же человека, то энергия у того истощается, и человек долго болеет. В лучшем случае. В худшем он сходит с ума или умирает.

Сейчас если кто и сошел с ума, так явно Хэй, а не человек, потому что секунду назад он целовал того без всяких задних мыслей.

– Прости! – мужчина, кажется, тоже понял, что занимаются они чем-то не тем. – Нам нельзя этого делать. Все неправильно.

Хэй согласно кивнул и отстранился. Он задумчиво смотрел на человеческое лицо и думал, почему с ним вдруг такое происходит. Может, это любовь? Во всяком случае, на платоническую мужскую дружбу это было не очень похоже.

Хусянь слышал раньше о нескольких лисах, которые влюблялись в своих будущих жертв, обычно такие истории плохо заканчивались. Видимо, как раз для того, чтобы проверить эту теорию, Хэй поцеловал человека снова. На этот раз тот сам разорвал поцелуй.

– Нет, мы не можем этого делать! Прости! – его голос снова звучал печально и смущенно. – Прости за все, но это моя работа.

– Да я не обиделся, – Хэй обижено отодвинулся в свой угол, и спрашивать, что человек хотел сказать странной фразой, не стал.

Хэй даже подумал, не использовать ли все-таки чары, чтобы добиться своего, но это было бы нечестно, а с этим незнакомцем ему к трюкам прибегать не хотелось. Вообще лукавить не хотелось, что для лисы было достаточно противоестественно. Хусянь уже давно боролся с искушением рассказать тому все, как есть, и про свою природу и про род занятий.

Может быть, он и рассказал.

Проснувшись на следующее утро, Хэй этого вспомнить не смог. Первое, что он почувствовал, была жуткая головная боль. Это доказывало, что даже у лис бывает похмелье. Вторым было ощущение, что что-то здесь не так. Что именно, Хэй затруднялся определить, лежа с зарытыми глазами, поэтому попробовал встать. Это ему не удалось. Тогда Хусянь просто открыл глаза и огляделся. Все было очень, очень плохо. Во-первых, Хэй сейчас был лисой, а не человеком. Во-вторых, лапы и голова его были примотаны человеческими волосами к камушкам, лежащим в лучах пятиконечной звезды, выложенной на полу из веревки. В-третьих, неподалеку сидел вчерашний мужчина и шептал в полголоса заклятия.

Хэй снова закрыл (то есть, уже закрыла – лисой она все же была женского пола) глаза и застонала. Осматриваясь, она приподняла голову, и из-за этого волос врезался в кожу, даже несмотря на густую шерсть.

Затем она застонала во второй раз, вспомнив, как вообще оказалась в такой ситуации – ну надо же, она пыталась соблазнить, не используя колдовство, мужчину, чьего имени даже не знала! Причем, насколько Хэй помнила, свое она ему назвала. Конечно, оно было вымышленным, но это все равно давало ему какую-то власть, так как пользовалась она этим псевдонимом уже достаточно долго.

Очевидно, что вчера она была во власти заклятия, иначе никогда не наделала бы столько глупостей за один вечер.

– Поздравляю! – сказала она, с трудом ворочая челюстью, – все же говорить, будучи лисой, было не очень удобно, и голос выходил какой-то странный и потусторонний. – Ты смог меня поймать, радуйся теперь, Абэ но Ясутика! – она была уверена, что правильно определила обидчика. Тот славился своим пристрастием к пятиконечным звездам, это, можно сказать, был его фирменный семейный знак.

Тот почему-то не радовался. На самом деле, он смотрел на Хэй с очень странным выражением.

– Прости, – сказал маг, – но я должен выполнить повеление императора. Ты чуть было его не убила и теперь должна понести наказание. Да и до этого, говорят, ты много натворила всего, и в будущем ведь собираешься заняться тем же?

Хусянь посмотрела на мага внимательнее. Казалось, что он пытается убедить сам себя в правомерности своих действий.

Хэй зашептала заклинания, свои, лисьи. Чудовищным усилием она превратилась в человека, в девушку. После она какое-то время приходила в себя – все же перевоплощаться без подручных средств, таких, как человеческая кость, да еще будучи прикованной к полу, было совсем не легко.

– Ты зря это делаешь, – сказал Абэ. – Я все равно не клюну на твою красоту, а лисьи чары ты сейчас использовать не сможешь.

– Мне просто так говорить легче, – сказала Хусянь. Хотя, конечно, на случай, если все же маг падок до красивых прикованных женщин, она стала абсолютно голой девушкой. Она еще подумала, что, может, стоило бы превратиться в голого мужчину, но на это ее энергии не хватило бы.

Абэ промолчал. Он писал что-то на листке бумаги. Заклинание, наверняка.

– А вчера я совершенно ничего не заметила, – сказала Хэй горько. – Радуйся, ты единственный, кто смог меня обмануть! До этого ни один даос не мог со мной справиться!

Это тоже не было правдой, так как она встречала нескольких мастеров инь-ян, которые вполне моли бы одержать победу. Если бы ее поймали.

Маг не отвечал.

– Умно было использовать на мне аналог лисьих чар. Ума не приложу, как ты это сделал, но вышло все шикарно! – продолжила Хэй. – Я уж было вчера подумала, что в тебя влюбилась! Ну, ты скоро там? Я хотела бы умереть побыстрее.

После смерти она собиралась стать злым духом, гуй, и нести хаос и беспорядок. Ее энергии должно было вполне хватить на то, чтобы пойти и убить всех родственников и друзей Абэ.

Маг снова не ответил. Закончив приготовления, он встал, подошел к Хэй и положил бумажку ей на грудь.

– Эти заклинания не дадут тебе возродиться в виде призрака, – наконец заговорил Абэ Ясутика. – Надеюсь, что в следующем воплощении ты не причинишь столько зла. В последние секунды очисти ум от зла и ненависти, так ты сможешь надеяться на лучшее перерождение.

– Ну уж нет! Я останусь и буду мстить! – Хэй чувствовала тяжесть бумажки на своей груди, та была будто большой камень.

Хусянь физически ощущала, как этим камнем обе ее души будто склеило вместе, так что Абэ, видимо, не врал. Из глаз у лисы потекли слезы.

– Не плачь, – колдун сделал такой жест, будто хотел вытереть ей щеку, но потом отдернул руку. – И прости меня. Я по-другому не могу поступить. А вчера я только наложил одно заклинание, делающее всякого, кто войдет в хижину, беспечным. Ты поэтому не спросила о том, как меня зовут, и не подумала, что я могу быть врагом.

– А все остальное? Ты думаешь что мы, лисы, сексуальные маньяки, бросающиеся на первого встречного?

– Нет, я так не думаю.

– А что же ты тогда пытаешься сказать? Что я и правда полюбила тебя?

– Я об этом ничего не знаю, – Абэ очень серьезно склонился над ней. – Но вчера, чем дольше мы разговаривали, тем меньше мне хотелось тебя убивать. Прости, я все равно должен это сделать, чтобы ты не могла больше вредить людям.

Глаза у Абэ подозрительно блестели.

– Эй, ты что, плачешь? – спросила Хэй пораженно.

– Конечно нет!

– О… и когда ты меня убьешь? Уже скоро?

– Очень скоро. Сейчас я произнесу еще одно заклинание, и ты перейдешь в иной мир.

– Давай же! – Хэй смотрела магу прямо в лицо, пытаясь запомнить его черты.

Тот начал шептать. Хусянь не закрывала глаз, она продолжала наблюдать. Можно было бы последовать совету Абэ и заняться медитацией, но она не думала, что это сильно изменит ее судьбу. Поэтому Хэй просто смотрела на своего убийцу.

Тот продолжал читать заклинания, сложив из пальцев левой руки какую-то странную фигуру. Затем он взмахнул правой, повышая голос, и Хэй почувствовала, что волоски, которыми она связана, ее больше не держат. В последнем порыве она поднялась и обняла Абэ.

– Мы еще увидимся, убийца! – прошептала она, прижавшись губами к его щеке. – В следующей жизни!

Тот молча склонил голову, его руки сомкнулись на ее талии.

Затем и маг и горная хижина пропали из вида, а вокруг все окрасилось в разные цвета, синий, красный, желтый. Хэй хотела лечь, потому что у нее от мельтешения кружилась голова, но лечь было некуда. Кроме разноцветных огней здесь вообще ничего не было, она парила в пустоте.

Тогда Хусянь закрыла глаза, прекрасно понимая всю абсурдность этого движения – какие еще глаза у бестелесного духа? Но ей необходимо было забыть о навязчивом и слишком ярком свете. Наверное, нужно было все же воспользоваться советом мага и очистить сознание перед смертью, но теперь уже поздно, пора было делать выбор. Хэй прислушалась к своему сердцу. В какой-то момент она собиралась мстить, но сейчас передумала. Все было слишком сложно для такого простого решения. Она совсем не чувствовала злости, в конце концов, каждая лиса с детства живет с мыслью, что может быть убита колдуном или охотником в любую минуту. Чего лисы обычно не ждут, так это того, что убийца будет над ними плакать. На несуществующих губах она все еще чувствовала вкус вчерашнего поцелуя. Сосредоточившись на этом ощущении, Хусянь наугад бросилась вперед.