Текст книги "Падший ангел (СИ)"

Автор книги: Natali Ostin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Все, с неё довольно. К дьяволу этот ужин, и всех на нем присутствующих.

– Отлично. И раз уж мы все выяснили, то я сваливаю. – Бетти бросает вилку на стол и уже отодвигает стул, когда Элис ее останавливает:

– Не спеши, дорогая, мы не закончили.

– Господи, ну что еще?

Бетти вскидывает на мать разъяренный взгляд, приклеевшись к стулу, отъехавшему от стола на приличное расстояние. Скрежет приборов о фарфор вмиг стихает и за столом воцаряется супертишина.

– Раз ты не хочешь праздновать, то посвяти завтрашний день сборам. Послезавтра мы едем в Ванкувер.

– Что?!

Голоса Бетти и Джагхеда звучат в унисон. Впервые за весь ужин они наконец смотрят друг на друга прямым взглядом. В глазах Джонса мелькает паника. Их зрительный контакт длиться не больше пары секунд, после чего девушка переключается на мать.

– К чему такая спешка? – спрашивает она, стараясь убрать из голоса дрожь. – Я вообще-то планировала задержаться здесь ненадолго.

Сердце Джагхеда от этих слов пропускает удар.

– Задержаться? – Элис вскидывает изящную бровь. – С какой целью, позволь узнать?

– Мне что, нельзя просто пожить здесь пару недель? Это запрещено?

– Рождественские каникулы прошли, Элизабет, – строго говорит женщина во главе стола. – Тебе нужно возвращаться к обучению, ты много пропустила и тратить драгоценное время впустую сейчас не лучшая политика.

– Ради Бога, Элис, она же только из больницы, – ЭфПи впервые за весь вечер обращается к жене. – Дай ей дух перевести, школа никуда не денется.

– Школа? – На лице Бетти отражается ужас. – Но я…я не могу сейчас туда вернуться!

Но её, кажется, никто не слышит.

– Она в выпускном классе. – Элис повышает тон. – Один проваленный экзамен и с колледжем можно попрощаться.

ЭфПи собирается что-то сказать, но его опережают:

– Эй, да вы слышите меня? Я не могу вернуться в школу!

– Успокойся, дорогая, ты туда не вернешься, – отвечает мать более мягким тоном. – Я перевожу тебя на домашнее обучение.

Бетти все ещё тяжело дышит, но ей кажется, будто с плеч упал стотонный булыжник.

– Домашнее? Ты серьезно?

– Да, абсолютно. Твое здоровье подорвано, и я решила, что тебе не место в обычной школе. Ты ведь согласна?

Бетти утвердительно кивает, едва сдерживаясь, чтоб не завопить от радости, и Элис продолжает:

– Отлично, значит мы обратимся в Департамент образования Ванкувера, согласуем все вопросы, с этим проблем не возникнет. Я найду хороших репетиторов и поговорю с директором твоей бывшей школы о возможности сдать у них экзамены в июне. Уверена, он не откажет нам.

– О, это…это было бы здорово!

– Да, я тоже так считаю.

В Бетти вспыхивает доброе чувство к матери, и она улыбается ей без привычного недоверия. О ней заботятся. Её понимают. Пусть любви между ними нет, этих проявлений неравнодушия ей вполне достаточно. И вдруг становится невыносимо стыдно за то, что нагрубила матери сейчас, за ужином, и тогда – в последнюю их встречу, когда выгнала её из палаты. Она чувствует себя такой виноватой, что горячо обещает, что как только выпадет подходящий момент обязательно извиниться перед Элис за своё дивиантное поведение.

– Зачем уезжать в Ванкувер? В Ривердэйле тоже есть репетиторы.

Лица всех присутствующих вмиг обращаются к автору реплики. Джагхед хмуро смотрит на Бетти, и той вдруг становится не по себе.

– Верно, – поддерживает сына ЭфПи. – Пусть учится здесь, как и было запланировано.

– Бетти возвращается в Ванкувер. Точка. – Глаза Элис злобно сверкают.

– А может, Бетти сама решит? – Голос Джонса-старшего заметно крепчает.

– Она – моя дочь, и я имею право решать!

ЭфПи издает откровенно издевательский смешок.

– Умоляю, Элис, только не прикрывайся материнским инстинктом. У тебя его никогда не было.

– Что ты сказал?

Взгляды детей мечутся с одного родителя на другого. Оба сейчас чувствуют, что грядет самый настоящий Армагеддон, и вопрос в том, уцелеют ли они.

– Знаешь, почему на самом деле тебя сплавляют в этот хренов Ванкувер, Бетти? – ЭфПи подливает себе вина, насмешливо кривя губы. – Просто твоя мать…

– Не смей! – Элис гневно раздувает ноздри, глядя на мужа, как бык на красную тряпку. – Я хочу уберечь…

– Заткнись, дорогая, я ещё не закончил, – перебивает он жену, с громким стуком опуская бутылку на стол. – Хоть раз не веди себя как лицемерная сука, ладно?

Он даже не повышает голоса, говорит холодно, без запинки, как будто заранее готовил эту речь. У Бетти и Джагхеда отвисают челюсти, а миссис Джонс выглядит так, будто сейчас разделает мужа ножом под стать стейку на её тарелке.

– Так вот, Бетти, – невозмутимо продолжает ЭфПи, – твоя мать хочет изолировать тебя от Джага. Это такая месть, она ведь считает, что в случившемся с тобой виновен не психопат Эндрюс, а именно он.

– Не надо, папа…– Джагхед угрожающе сдвигает брови.

ЭфПи пропускает просьбу мимо ушей. Он общается только с Бетти, которую внезапно одолевает нервная дрожь.

– Да, она свалила все на него, хотя сама виновата не меньше. Знаешь, что она сделала?

Элис открывает рот, но мужчина на другом конце стола торопливо и повышенным тоном отвечает на собственный вопрос и не дает ей вставить и слово:

– Она выставила тебя из дома, когда узнала о вас с Джагом. Она грозилась вышвырнуть твои вещи на улицу, потому ты и приехала в Нордсайд тем вечером. Да, Бетти, тем самым, когда ты угодила в лапы Арчи Эндрюса. Останься ты в Саутсайде, с Джагом, с тобой ничего бы не случилось, но твоей матери так не терпелось от тебя избавиться, что она даже не захотела ждать до утра.

На несколько мучительных секунд за столом наступает гробовая тишина. Не мигая, Бетти смотрит на свою тарелку, где лежит несъеденный стейк, холодный и растерзанный, как её душа. Она чувствует на себе взгляд Джагхеда, но не смеет поднять глаз. У неё есть мечта – повернуть время вспять и умереть на той старой ферме. Какой бы счастливой она сейчас была!

Элис же в упор смотрит на мужа, лицо искажает гримаса презрения.

– Да, я прогнала свою дочь, – говорит она дрожащим от злобы голосом. – Да, я ужасная мать, но я сделала это для её блага!

ЭфПи качает головой и заходится в беззвучном, издевательском смехе, откидываясь на спинку стула:

– Ей Богу, Элис, загляни в словарь. Ты удивишься, но у слова «благо» иное значение.

Терпение Элис лопается. Она толкает стол, так что звенят тарелки, и резко поднимается, едва не опрокинув стул.

– Я хотела, чтоб моя дочь осознала, какая жизнь её ждёт, свяжи она её с твоим сыном! – Она выплевывает каждое слово, и осуждающие, будто проклиная, тычет пальцем в мужчину, за которого зачем-то вышла замуж. – Я хотела, чтоб она одумалась и увидела, в какое болото ее затаскивает твой трусливый змеиный сынок!

ЭфПи бледнеет, точно выбеленная непогодой кость, и тоже вскакивает на ноги; Джагхед – вслед за ним. Бетти не может пошевелиться, словно парализованная, и только беспомощно, с отчаянной мольбой смотрит то на мать, то на брата. Они стоят лицом к лицом, готовые броситься друг на друга.

– Не смей называть…– начинает ЭфПи, но сын жестом приказывает ему замолчать.

– Нет, папа, пусть выскажется, – цедит он сквозь зубы и сжимает кулаки от бессильной злобы. – Так что же её ждёт, Элис? Какая жизнь?

– Та, от которой сбежала твоя мать!

Он вздрагивает, будто от удара раскалённого кнута. Он знает – это нарочно, чтоб сделать ему ещё больней, но это, черт возьми, уже перебор. Элис тоже так считает. В глубине души она уже сожалеет о сказанном.

– Замолчи! – прикрикивает на неё ЭфПи. – Не смей говорить такое моему сыну!

– Пожалуйста, не надо…

Бетти не понимает, о чем говорят эти люди, но чувствует – это она во всем виновата. Из-за неё некогда дружная семья сейчас разваливается на куски. Но её вновь никто не слышит…

– Мама ушла не от плохой жизни. Не из-за бедности или Змеев. Она ушла из-за тебя… – говорит Джаг тихим, полным холодной ярости голосом. – Она ушла, потому что отец не любил её. Но я – не он, ясно? Я… – Он запинается, но почти сразу же продолжает: – Я дам Бетти лучшую жизнь, и мне плевать, веришь ты в это или нет.

Бетти чувствует, как сердце подпрыгивает и застревает в горле. Взгляд испуганных бирюзовых глаз мечется с одного разгневанного лица на другое. Вспотевшими ладошками она сминает подол сарафана, вне себя от страха того, что ещё может услышать.

– Лучшую жизнь? – Элис откровенно смеётся парню в лицо. – Боже, Джагхед, неужели ты сам в это веришь? Саутсайд – твой потолок, выше уже не прыгнуть.

Слова мачехи ядовитой стрелой вонзаются в его сердце. Он смотрит на неё, но видит перед собой совсем другую женщину, с зелеными глазами, которые так похожи на его собственные.

– Не тебе ставить мне планку, ясно? Я сам знаю, что могу!

– О, и что же ты можешь?

– Твою мать, Элис! – ЭфПи обходит стол и оказывается рядом с сыном. – Хватит! Я больше не намерен слушать, как ты унижаешь моего сына!

– Не лезь, папа, – огрызается взбешенный парень. – Не видишь, у нас тут откровенный разговор.

– Пожалуйста, не надо…

По лицу Бетти уже текут слёзы. ЭфПи кладет руку на плечо сына.

– Джаг, довольно!

– Я сказал – отстань!

Джагхед дергается, как от укуса ядовитой гадюки и сбрасывает руку отца.

– Да, Форсайт, не вмешивайся, – поддакивает жена. – Он же пять лет молчал, пусть выскажется.

ЭфПи тоже взрывается.

– Да пошло все! Делайте, что хотите, я – пас!

Он снова обходит стол, на ходу обращаясь к перепуганной девушке:

– Идём отсюда, Бетти. Тебе не за чем слушать эту грязь.

Та сидит, вцепившись в стул обеими руками, и не сводит глаз с Джагхеда. Вдруг его силуэт расплывается, но когда слёзы находят выход, он снова становится до боли четким. Она чувствует, как ЭфПи касается её плеча, просит встать и пойти с ним, но ей так невыносимо сложно сделать эти простые вещи.

– Бетти, идём.

Мужчина тянет её за руку, и ей приходится подчиниться. Он легонько приобнимает ее за плечи и ведёт прочь из кухни. Бетти совсем не разбирает дороги, слёзы лишают зрения, сдавливают горло, не позволяя дышать. ЭфПи доводит её до дверей комнаты, что-то говорит, утешает, советует, но Бетти будто не слышит.

Остановившимися глазами она смотрит куда-то мимо него, но заставляет себя просто кивнуть и заходит в спальню.

Едва дверь закрывается, Бетти даёт себе слово – как только наступит утро, она уедет из Ривердэйла. Не станет ждать недели, просто купит билет, сядет в автобус и навсегда покинет этот город, этот дом и этих людей. Пусть они и дальше упиваются ненавистью друг к другу, пусть доказывают самим себе что угодно, она в этом больше не участвует. Им нет никакого дела до неё, никто из них даже не спросит, чего хочется ей, они даже не слышат её. Чужой город, чужой дом и чужие люди. Они как бешеные псы рвут ее на части, пытаясь отхватить себе кусок пожирней. Господи, как тошно, как же тошно… Джагхед ей чужой, не нужен он ей, и любовь его ей не нужна. Она не хочет его рядом, и никогда, до самой смерти не захочет. Все, чего она желает – покоя. Она вернется в родной город, поселится в доме детства, в своей любимой спальне, будет учиться, восстанавливать здоровье, и когда-нибудь, без сомнения, забудет весь этот ривердэйловский кошмар.

***

– За что ты так меня ненавидишь?

Джагхед стоит на прежнем месте, с силой сжимая спинку стула и не сводя глаз с мачехи. Она подливает вина в свой бокал и, услышав вопрос, тихо усмехается.

– Я тебя вовсе не ненавижу, Джагхед, – говорит она тусклым голосом. – Я просто тебе не доверяю. Ты не пара моей дочери, и чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для всех нас.

Она отставляет бутылку, берет бокал, до краев наполненный рубиновой жидкостью, идёт к столу для готовки и присаживается на высокий стул, лицом к собеседнику. Джагхед думает, что она спокойно могла бы присесть за обеденный стол, но тут же до него доходит, что ей попросту нужна дистанция. Ей противно находится рядом с ним.

– Дай Бетти решать, пара я ей или нет, – говорит он как можно спокойнее. – Не увози её в Ванкувер, дай нам немного времени. Мы должны…

– Чего ты хочешь, Джагхед?

Внезапный вопрос сбивает его с толку.

– Что?

Элис на секунду прикрывает глаза.

– От моей дочери, Джагхед. От жизни. Чего ты хочешь?

На раздумья уходит не больше секунды.

– Я хочу сделать ее счастливой, Элис. Я хочу, чтоб она была счастлива каждую минуту своей жизни. Это моя цель.

Она задумчиво крутит бокал в руке, молчит, смотрит на него в упор пронзительным взглядом. Джагхеду кажется, будто она оценивает его, пытается забраться в голову, прочитать мысли. Все его тело изнывает от чудовищного напряжения, тревожного ожидания и пугающей неопределенности, которая сводит его с ума.

Наконец она заговаривает тихим голосом, в котором он явно улавливает нотки горечи:

– Однажды я уже слышала подобное. Догадайся, от кого?

– От отца?

– Да, от твоего отца. Он много чего обещал, клялся мне в вечной любви, но когда встал выбор между мной и «Змеями», он выбрал не меня.

– Я – не он, – с нажимом говорит Джагхед. – Мне плевать на других, мне нужна только Бетти.

– Боже, я будто эхо слышу. – Элис качает головой, горько усмехаясь. – Ты говоришь его словами. Ты так на него похож. Даже голос тот же…

– Я – не мой отец! – Он уже теряет терпение. – Я все брошу ради Бетти. Если ты увезешь её отсюда, я поеду следом, здесь меня ничего не держит!

Но Элис его будто не слышит. Глаза у неё туманятся, и кажется, мыслями она очень далеко.

– Знаешь, почему я прогнала её из дома в тот вечер?

Внезапный перескок с темы на тему снова выбивает Джагхед из колеи. Он собирается было ответить, но это ни к чему, потому как Элис сама на него отвечает:

– Я испугалась, Джагхед. Помнишь, она сказала о помолвке? Я не знала, всерьез это или просто дурацкая шутка, чтоб досадить мне, но я была в ужасе. Я сразу подумала, что она беременна, но слава Богу, ошиблась. Но я знала – рано или поздно это случится, раз уж речь зашла о помолвке, то и до детей недалеко. А это – конец, понимаешь? Она сломает себе судьбу, застрянет с тобой в Саутсайде и не увидит настоящую жизнь. Я не могла этого допустить, потому и выгнала ее. Я надеялась, она поймёт, что такая жизнь не для нее. Я была уверена, что долго она не протянет и рано или поздно сбежит от тебя. Знал бы ты, как я боялась ошибиться…

Голос её подводит, и она умолкает. Дрожащей рукой подносит бокал к губам, делает один глоток, второй. Джагхед молчит, но ей кажется, что она слышит его мысли. Нет, он не знает наверняка, но точно догадывается, чьими словами она только что говорила. Двадцать семь лет назад, на этой самой кухне, миссис Смит доводила семнадцатилетнюю Элис до слез, внушая ей эти же самые мысли. Она безжалостно сдергивала с неё розовые очки и разбивала их вдребезги, твердя без остановки, что связывать жизнь с голодранцем из Саутсайда равноценно самоубийству, медленному и изощренному. Элис плакала, ненавидела мать, но все равно поверила.

И теперь, рассказав Джагхеду свою собственную судьбу, она понимает, чего добивалась.

Она хотела убедиться, что её мать была права. На примере Бетти она хотела доказать самой себе, что сделала все правильно. Все годы, проведенные в Ванкувере, она сожалела о своём бегстве, и вот когда Бетти фактически повторяла её судьбу, влюбившись в Форсайта-младшего, у неё появился шанс избавиться от этого груза. Вот только все пошло не по плану… Бетти угодила в ловушку, и теперь груз вины увеличился во сто крат.

И Бетти… Она ведь её дочь, живой человек, а не подопытный кролик! Она – не Элис. Джагхед – не ЭфПи. Да, они их дети, а дети – повторения родителей, но они все равно – другие. Их история много трагичней, и не дай Бог никому испытать то, через что они прошли в свои восемнадцать. Бедные дети, такие потерянные, потерпевшие крушение и сейчас отчаянно взывающие о помощи. У неё в руках спасательный круг, так почему бы его не бросить?

Она вздрагивает, когда слышит голос Джагхеда.

– Бетти увидит настоящую жизнь, – говорит он, нарушая густую тишину кухни. – Колледж, университет, хорошая работа – у неё все это будет, Элис, не сомневайся. Я никогда не посмею сделать что-то, что может помешать ей или навредить. Клянусь.

Элис вздыхает и ставит бокал на стол, устремляя на парня усталый взгляд.

– Ты уже сделал…– тихо говорит она. – Как я могу доверить тебе её жизнь после всего, что было?

– Больше такого не повторится, клянусь.

– Этого недостаточно.

– Я знаю. Но это все, что я могу.

– Я должна поверить тебе на слово, так?

Джагхед вздыхает.

– Да, видимо так.

Она смотрит в зеленые глаза, полные раскаяния и надежды, и решает вручить судьбу этого несчастного мальчишки в руки счастливого случая. В руки той, кого он так усердно добивается.

– А ты не думал, что Бетти не захочет быть с тобой?

Думал, ещё как думал. Отчаянно гнал от себя эти мысли, но с корнем вырвать их все же не удалось.

– Думаю, захочет, – отвечает он как можно более уверенно. – Ты ведь слышала её за ужином.

– Задержаться на пару недель?

Джагхед кивает.

– Так это ради тебя? – Элис удивленно поднимает бровь. – После всего, что я ей рассказала в больнице?

– Возможно.

– То есть, ты не уверен?

– Я…я написал ей письмо. Перед выпиской.

– О, вот как. – Элис складывает руки на груди, и чересчур заинтересованно хмурится. – И что же ты написал?

– Правду, – просто отвечает он. – Я написал, что ты лгунья. И все, что ты наплела обо мне – это пустышка. Ложь, которая не стоит и цента.

Элис возмущенно открывает рот:

– Но это неправда!

– Конечно, неправда, – говорит Джагхед, прожигая тяжелым взглядом её сердитое, изумленное лицо. – Твои слова про жалость, про чувство вины – все это одна большая ложь, и Бетти должна в это поверить.

– Не все, что я рассказала было ложью. Ты в самом деле…

Джагхед перебивает возмущенную мачеху:

– Я в самом деле её люблю, Элис. – От волнения он не может устоять на месте и подходит к столу для готовки. – И в самом деле хочу вернуть. Скажи ей, что ты все выдумала, дай мне шанс все исправить. Прошу тебя…

Так вот, что ему нужно. Хочет обелить ее руками свою репутацию. Допустим, она вернет ему нимб над головой, но какой с этого толк? Бетти ведь ни черта не помнит.

– Какой с этого толк, Джагхед? – озвучивает она свои мысли. – Бетти не то, что не любит, она тебя даже не помнит.

Очередная ядовитая стрела. Обязательно об этом напоминать, да?

– Это не важно. Мы просто начнём с нуля.

– Память к ней не вернётся. Кларк так сказал…

– Да плевать мне на это! – Джагхед бьёт ладонью по столу. – Я же сказал – начнём с нуля!

– А если она не захочет?

Терпение Джонса снижается до критической отметки. Эта женщина намеренно выводит его из себя, тут без вариантов.

– Так ты поговоришь с ней или нет?

Пару секунд Элис раздумывает, а потом выдаёт:

– Не сегодня.

– И когда же?

Она встаёт из-за стола и идёт к холодильнику, отвечая на ходу:

– Когда сочту нужным.

– Элис…

Она открывает холодильник и аккуратно достаёт десерт, который они так и не попробывали.

– Будешь наседать, и я передумаю, – говорит она, захлопывая дверцу.

Джагхед не знает, что сказать. Внутри него будто бурлит горячий источник, но затевать спор сейчас – верх идиотизма. С другой стороны, его так и тянет окончательно расставить все точки над «i», взять с Элис слово скаута и тогда, возможно, он вздохнет полной грудью. Разрываемый сомнениями, он молча наблюдает за тем, как она роется в шкафчике со столовыми приборами и достаёт оттуда металлическую лопатку для торта. Вооружившись лопаткой, Элис вскидывает взгляд на застывшего паренька.

– Разговор окончен, Джагхед, – нетерпеливо говорит она. – Ты не мог бы…

– Сдержи слово, Элис, – просит он её напоследок. – Это очень важно для меня. Для нас с Бетти.

Он уходит, а Элис ещё с пару минут просто стоит у стола и смотрит на свой красивый торт – три слоя шоколадного суфле, два банановых и один слой густого сливочного крема, верхний слой суфле украшен крохотными маршмеллоу-бананчиками «Bulgari». Вся эта красота стоила ей двух часов времени, четырёх бокалов сухого красного и одного незначительного ожога на большом пальце. Тот случай, когда цель полностью оправдала средства. Сейчас она отрежет кусочек и отнесет его дочери, ведь она у неё такая сладкоежка, а в бананах просто души не чает. Она накромит её тортом, а заодно извинится за испорченный ужин.

И за испорченное детство.

Она сбежала от мужа к другому мужчине, бросив маленькую дочь на произвол судьбы. И вот когда девочка выросла, вернулась к ней и даже простила бегство, она снова предала её. Наговорила гадостей в больнице, не поддержала в трудную минуту, оставила наедине с горем. Как же она ошибалась на ее счет, как недооценила эту девочку… Кто бы мог подумать, что за фасадом грубой отчужденности скрывается чуткая, альтруистичная душа. У Бетти большое сердце, в котором хранился безграничный запас любви, и отдала она эту любовь одному единственному человеку, который ответил ей взаимностью. А ведь она, Элис, тоже могла бы испытать каково это – быть безгранично любимой, но она не впустила дочь в свое сердце, оттолкнула и теперь уже поздно что-то исправлять. А у Джагхеда может получиться. Правда, может. А у неё – нет. Почему?

Да потому, что она этого не хочет.

Муж прав, она – самая настоящая сука. Мать, которая не любит своего единственного ребёнка, потому что он нежеланный. Жена, которая не хочет подарить мужу детей, потому что материнство её пугает. Мачеха, которая ненавидит своего пасынка, потому что он не соответствует её ложным идеалам. Да, она сука. Бездушная, черствая сука.

Элис охватывает отчаяние. Ей так противно от самой себя, что хочется влезть в петлю. Она с силой сжимает лопатку и, не придумав ничего лучше, начинает колотить ею по своему прекрасному торту. Когда торт превращается в кашу, Элис глубоко выдыхает и выбрасывает его в урну с отходами. Запив свою маленькую истерику бокалом вина, она включает духовку и принимается готовить новый торт. На завтра. Как знать, вдруг дочка передумает.

***

У Бетти Купер сегодня важный день. Можно сказать – грандиозный. Сегодня она едет в город, где прошло её несчастливое детство, бунтарское отрочество и, как она надеется, пройдёт спокойная старость. А ещё сегодня ей исполняется восемнадцать, но этот факт волнует её гораздо меньше переезда.

Вчера она легла спать сразу после скандального ужина, надеясь, что утром проснется свежей и отдохнувшей, а голова будет хорошо соображать. Но заснуть удалось только в три часа ночи, а сейчас на циферблате беспощадно светится семерка с двумя нолями. Бетти лежит на смятых хлопковых простынях, широко раскрыв глаза, и настойчиво убеждает себя, что выспалась и готова свернуть горы.

В дверь стучат. Бетти резко отрывает голову от подушки и садится в кровати. И кого принесло в такую рань?

– Кто там? – громко спрашивает она и с тревогой прислушивается к звукам за дверью.

Звучит приглушенный голос матери:

– Это я, милая. Можно войти?

Бетти издаёт тихий, мученический стон, всей душой желая прокричать громогласное «нет», но противный писк внезапно пробудившейся совести не даёт ей совершить задуманное. Все-таки, ей еще просить мать об услуге, так что придется вести себя как совершейнейшая паинька. Как следует ругнувшись под нос, она поудобней усаживается на кровати и наконец отвечает:

– Входи!

Элис появляется в спальне с улыбкой и – о ужас! – с подарками в руках. Она присаживается на кровать и торжественно протягивает ей две коробочки в подарочных обертках.

– С днём рождения, дорогая!

Бетти со злостью смотрит на мать. Её вчера поразил недуг временной глухоты или как?

– Зачем это? Я же предупреждала – никаких подарков.

На лице Элис отражается разочарование, но лишь на секунду, после чего она вновь становится невозмутимой.

– Да, и я помню об этом.

– Тогда зачем суешь их мне?

– А это подарки с Рождества.

Бетти усмехается, глядя на жалкие ухищрения матери:

– С Рождества значит. Ну-ну.

– Это правда, Элизабет, – нетерпеливо говорит Элис. – Они пылятся в моём шкафу уже две недели. Ради Бога, забери их.

Оттарабанив у себя в голове неприличую тираду, Бетти все же принимает злосчастные дары. Она вздыхает и берет в руки первую коробочку-футляр, похожую на те, в которых обычно дарят сувенирные ручки или прочий бесполезный хлам.

– Что там?

– О, думаю, тебе понравится, – отвечает мать, и по её горделиво-загадочному тону Бетти понимает, что там дорогая и абсолютно ненужная вещь.

– Так он от тебя?

– Да, от меня. Не хочешь открыть?

– Там ручка, да?

Элис улыбается:

– Очень холодно.

Бетти фыркает:

– Набор гелевых ручек?

Элис беззвучно смеётся:

– Северный полюс.

Пару секунд они смотрят друг другу в глаза. Элис чувствует, как сердце сжимается от прилива невероятной нежности к дочери. Ей кажется, будто они вернулись назад, в те далёкие времена, когда малышка Бет, получая подарок на день рождения или Рождество, с азартом угадывала, что же лежит внутри красивой коробки, и пока этого не случалось, нипочем не желала открывать подарок. Игра в угадайку могла длиться часами, но ей это так нравилось, что родителям приходилось мириться и покорно давать маленькие подсказки. Странно, ведь дети обычно любят неожиданности, которые скрываются за блестящей оберткой, но Бетти никогда не была похожа на обычного ребёнка. У неё всегда были особые отношения с окружающим миром.

– Помнишь, в детстве… – начинает Элис, но ей не дают договорить.

– Я помню, мама. Давай не будем об этом, ладно?

– Ладно. – Она улыбается мимолетной, грустной улыбкой. – Просто…это так трогательно, знаешь… Ты будто снова стала крохой.

– Что ж, значит этот от тебя. – Бетти откладывает первую коробочку в сторону, прерывая тем самым мать, пока та окончательно не увязла в слезливых воспоминаниях. – А этот? – Она разглядывает второй подарок, по форме и размеру похожий на средней толщины книгу. Её терзают смутные сомнения, и даже закрадываются подозрения, чей сувенир сейчас у нее в руках. Только вот обёртка другая, но и это можно объяснить.

– Он…эм…

Элис мнется, озабоченно хмурит брови, и этой маленькой импровизации вполне достаточно, чтоб подтвердить её догадки.

– Так и знала, что это ты, – говорит Бетти со вздохом и откладывает подарок в сторону. – В Китае за такое руку отрубают, знаешь?

– Прости, я лишь хотела…

– …как лучше. Знаю, можешь не продолжать.

– Я злилась на него, Бетти.

– И поэтому украла подарок?

– Я вовсе не крала. Хотела проверить, только и всего.

– О, ясно. Значит, там ничего опасного, раз ты его вернула. Теперь я спокойна. Спасибо.

– Бетти…

– Расслабься, мама. – Она

снисходительно улыбается, и от ее улыбки чувство вины у Элис чуточку притупляется. – Ну, скажешь, что там?

– О, там альбом, – с готовностью отвечает мать. – Фотоальбом. Снимков правда немного, но они…довольно милые.

– Милые? – настороженно произносит она. – Только милые и все?

Элис усмехается, понимая, чего именно опасается дочь.

– Не бойся, снимков в стиле ню там нет.

Бетти вдруг чувствует, как к щекам приливает румянец.

– Отлично, вот и разобрались, – торопливо бормочет она, стараясь не выдать своего волнения. – Ладно, эм… Я, пожалуй, душ приму и…

– Знаешь, а ты выглядишь счастливой, – тихим голосом сообщает Элис. – На тех фотографиях… А там, где вы с Джагхедом так и вовсе вся светишься.

Кожа на её лице будто горит, а по телу, напротив, проходит нервная, холодная дрожь.Чего ради мать затеяла этот разговор?

– Зачем ты говоришь это?

Элис молча берет её за руку и улыбается очень тонкой улыбкой, от которой Бетти становится ещё тревожней.

– Поверь, я сама толком не знаю, – говорит она, и сильней сжимает ее ладонь. – Просто я подумала…тебе так будет легче.

– Легче?

– Ну, знаешь, принять решение…

– Какое ещё решение, мама?

– В пользу Джагхеда.

Бетти высвобождает ладонь из рук матери, и некоторое время они молчат под звук снегоуборочной техники за окном. Она задается вопросом – а с какой радости мать вдруг сменила курс? Вчера она обливала Джонса разными сортами дерьма, а сейчас агитирует за него. Они что, заключили перемирие? Чёрт, зря она ушла с ужина, нужно было остаться и услышать своими ушами, о чем беседовали эти двое. А если честно, то не все ли равно? Уже к вечеру духу ее не будет в Ривердэйле, так чего волноваться?

Шум за окном становится тише. Она расценивает это как призыв к действию, и заговаривает:

– Слушай, я не знаю, что у вас случилось вчера, и о чем вы договорились, но я в этом не участвую, ясно? И кстати, решение я уже приняла, так что…

– И какое же? – нетерпеливо спрашивает Элис, и в её глазах мелькает беспокойство.

– Я уезжаю в Ванкувер. Сегодня же.

Снова короткое молчание. Элис растерянно взирает на неё, и у Бетти возникает гадкое предчувствие, что отъезд может не состояться. Наконец миссис Джонс нарушает тишину:

– Но ты ведь хотела задержаться, разве нет?

– Я передумала.

– Это из-за вчерашнего?

«Бинго!» хочется воскликнуть ей, но она сдерживает этот порыв.

– Может и так, – устало отвечает она. – Разве сейчас это важно?

– Милая, все, что случилось за ужином…

– Мама, я не хочу это обсуждать. Все, что я услышала на этом ужине – это прошлое, и оно меня уже не волнует.

– Да, но Джагхед…

– А что с ним?

Элис открывает рот, но кажется не знает, что сказать. Воспользовавшись этим замешательством, Бетти откидывает одеяло и выбирается из постели. Она мечтает о прохладном душе, но ещё больше ей хочется закончить этот разговор. Оказавшись возле шкафа, она выдвигает верхний ящик в поисках свежего белья. За спиной слышится тихий шорох, а после раздается напряженный голос:

– Он…вряд ли он отпустит тебя.

Бетти замирает на мгновение, держа в руках чистую футболку, а потом смеётся вымученным смехом:

– И что же он сделает? Свяжет меня? К батарее пристегнет?

– Нет, он просто поедет за тобой, – тихо говорит Элис, удивляясь самой себе. – В Ванкувер, на Аляску, да куда угодно. Он не даст тебе уйти из его жизни.

После этих слов Бетти становится совсем не смешно. Она поворачивает голову и смотрит на мать, которая уже сидит к ней лицом, и по выражению этого самого лица понимает, что все сказанное сейчас – правда.

– Он любит тебя, Элизабет, – продолжает та, – в самом деле любит. Я не считаю его идеальной партией для тебя, но думаю, он заслуживает ещё одного шанса.

– О, так значит, уже любит. – Она криво усмехается и закидывает футболку на плечо. – Хм…а я-то думала – жалеет…

– Не принимай мои слова за чистую монету. Я тогда наговорила лишнего.

– Ясно. Я поняла.

Она достаёт из вороха нижнего белья первые попавшиеся трусики и, смяв их в руке, торопливо задвигает ящик на место.

– Слушай, – говорит, поворачиваясь к матери. – Можешь оказать мне услугу?

– Какую?

– Купи мне билет до Ванкувера. На самый ближайший рейс.

– Ближайший рейс завтра. Я уже узнавала.

– Чёрт.– Бетти закусывает губу от досады. – Ладно, пусть будет на завтра. Один день как-нибудь переживу.