Текст книги "Падший ангел (СИ)"
Автор книги: Natali Ostin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
– Ты уверена? – спрашивает жену ЭфПи, который до сих не в восторге от идеи жертвовать какому-то скользкому гаду кругленькую сумму без каких-либо гарантий с его стороны. Нет, свобода сына для него превыше всего, но тревожные сомнения настойчиво грызут его изнутри.
– Да, уверена, – властным голосом отвечает она. – Ты свой кредит ещё не выплатил, а мне месяц назад пришло письмо с выгодным предложением, и я намерена им воспользоваться. Как только этот… Порох…– Она презрительно фыркает. – Как только он даст все необходимые показания, то получит свои сто тысяч.
– Не нравится мне это, – отзывается снедаемый беспокойством ЭфПи. – Вдруг он наплетет какую-нибудь левую чушь, а мы ему за это ещё и деньжат подкинем.
– Я не поняла, тебе сын дороже или деньги? – Бровь Элис скептически изгибается. – Нет, ты скажи, если тебе на мальчишку плевать, тогда и стараться ни к чему.
Сидевшему напротив мачехи Джагхеду вдруг становится невыносимо жарко, словно его засунули в нагретую до красна духовку. Приткнувшаяся в уголке рядом с раковиной, Бетти тихонько прыскает коротким смешком в кулачок.
– Браво, Элис Джонс, ты меня раскусила! – ЭфПи даже адресовывает ей короткие овации. – Нет, серьезно, Джаг-то никуда не денется, мы его в тюрьме сможем навещать, а вот сто штук выпадают раз в жизни. Завтра же берём эти деньги и сматываемся на курорт, я звякну Пенни, она с этим Порохом сама разберется. Согласны, дети?
Дети утвердительно кивают.
– Клоуны. – Элис закатывает глаза и встает из-за стола. – И как меня угораздило с вами связаться.
***
Она не может покинуть спальню. Никак. Ноги просто приклеены к полу и не желают сходить с места. Уже битых полчаса она выискивает малейшие зацепки, которые задержат её ещё на пару минут. В третий раз стирает с губ алую помаду, а после аккуратно наносит снова, во второй – меняет один глухой свитер на другой, ещё более мрачный и абсолютно не сексуальный. Оглядывает себя в зеркало и чуть поразмышляв, собирает распущенные волосы в неряшливый пучок.
«Да, определённо, так гораздо лучше», – с горьким удовлетворением выносит она вердикт своему отражению.
Поразмыслив ещё с минуту, снова берет в руку ватный диск и с нажимом проводит по уже распухшим от трения губам. Вот теперь отлично. Бледная, с ужасным пучком и в растянутом свитере, Бетти чувствует себя под защитой, словно в некоем панцире, который чудесным образом обязан спасти её от настойчивых ухаживаний Арчи Эндрюса, встреча с которым состоится уже…десять минут назад.
Она отворачивается от зеркала и делает неуверенный шаг к двери. В груди, в самой ее середине, болезненно ухает, и Бетти снова застывает, мучительно пытаясь усмирить взбесившееся сердце.
«Твою мать, успокойся! – едва не рычит она.– Ни хрена с тобой не случится, трусиха несчастная! Заберешь гребанный диктофон и свалишь оттуда как обычно. Эндрюс болван, он ничего не заподозрит, вот увидишь. Да, он отказался от обеда в «Рор‘s», но это еще ничего не значит. Да, вчера он стопроцентно уделался джинглом, но и это тоже ничего не значит. У всех случаются плохие дни, так что давай, шагай уже отсюда, пока окончательно не расклеилась».
Тяжёлый свинец в ногах отказывается подчиняться указаниям мозгового центра, ему плевать на храбрый голос, отдающий идиотские приказы. Уже вне себя, Бетти до хруста сжимает кулаки и дает зарок, что если сейчас же не уберется из этой спальни, то завтра отправится в тату-салон и набьет себе на лбу жирную надпись «сыкло». Невеселая усмешка искривляет покрасневшие губы, и ноги обретают таки способность двигаться, но до цели дойти ей все равно не удается, потому как дверь тихонько открывается, и проёме возникает лицо Джагхеда. Проклятая внутренняя тряска при виде этого человека постепенно затухает, и мир уже не кажется настолько дерьмовым.
– Можно?
Вместо слов он получает мягкую улыбку и, расценив её как приглашение, быстро проникает в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
– Элис укатила в редакцию, – сообщает он девушке, как бы намекая, что его присутствие не представляет угрозы.
– Класс, – отвечает она, придав своему блеклому голоску беззаботный окрас. – Вообще-то я думала, ты тоже свалил.
– Хм…а ты этого хочешь? – Зелёные глаза испытующе изучают бледное личико.
– Нет.
– Тогда порядок. – Джонс улыбается. – Эм, а ты чудно выглядишь. – Зубоскалит он, смеющимися глазами окидывая бомжеватый прикид девушки.
– Нравится? – Она разводит руки в стороны, демонстрируя всю прелесть свитера, который после многочисленных стирок превратился в мешковатое нечто, смахивающее на одеяние Пьеро. – Как считаешь, не слишком вызывающе?
– Стриптизерши в «Белом Змее» скромнее одеваются.
– Вот дерьмо…
Они в унисон усмехаются, зацепившись зрительным контактом, от которого в телах обоих происходит неслабый выброс адреналина. Повинуясь воле взыгравших гормонов, Джагхед отлипает от двери, которую он старательно подпирал, и медленно подходит к девушке, в мыслях которой уже царит безнадежный кавардак.Чертов Арчи Эндрюс, чертов диктофон, чертов джингл, чертова жизнь… Катись оно все к дьяволу, пусть хоть мир рухнет – она с места не сдвинется, пока не ощутит на своих губах его вкус.
Джаг ещё не успевает приблизиться, как Бетти стремительно сокращает оставшееся расстояние и порывисто обнимает его, ухватившись с каким-то отчаянием, словно утопающий за соломинку. Его руки незамедлительно ложатся на девичью спину, притягивая ещё ближе, так близко, чтоб чувствовать на своей груди сумасшедшие удары её сердца. Она чуть задирает голову, а он, напротив, наклоняет, и их слаженные действия приводят к ошеломительному результату. Так странно, они делали это бессчётное количество раз, но от этого острота удовольствия ни на йоту не убавилась. Жадно, с опьяняющим наслаждением она обхватывает его горячие губы, чувствуя на языке вкус табака и цитрусов, который превращает кровь в обжигающую лаву. Даже через грубую ткань свитера, Джаг ощущает жар, идущий от её тела, и от одной мысли о прикосновении к ней, к её обнаженной, бархатной коже, мозги у него плавятся как сыр на горячем тосте. Чувственные касания её сладкого язычка, то, с какой страстной нежностью он скользит у него во рту, окончательно рвут его самообладание в клочья, наполнив каждую клеточку тела просто нечеловеческим желанием.
– Боже…я хочу тебя…– жарко выдыхает он, с трудом оторвавшись от её беспощадных губ, заставивших его за минуту напрочь лишиться рассудка.
– Потерпи немного, – так же горячо шепчет она, проводя тёплой ладонью по его щеке. – Я только заберу диктофон, а когда вернусь, мы уедем в Саутсайд.
От этих слов Джонс моментально напрягается. Ещё секунду назад горевшие от возбуждения глаза с устрашающей быстротой гаснут, погружаясь во тьму и утаскивая её следом за собой.
– Заберешь завтра, когда Эндрюса не будет в доме, – говорит он с холодком в голосе.
Бетти чувствует, как ослабли руки, все ещё сжимающие её в объятьях.
– Да, но… Эндрюс, он ждёт меня. Сейчас.
Волшебство момента тут же лопается как мыльный пузырь. Объятье окончательно распадается, Джаг легонько отстраняет её от себя, и теперь они стоят в шаге друг от друга, в тягостной тишине, бьющей по ушам как иерихонская труба.
– Джаг, я должна с ним встретиться, – с мольбой в голосе говорит Бетти. – Мне это нравится не больше твоего, но так нужно, понимаешь? Мы почти у цели, джингл у нас, нужно лишь грамотно все обставить и этот кошмар навсегда останется в прошлом. Просто доверься мне, ладно?
Для пущей убедительности она выдавливает из себя слабую улыбку, призванную служить символом её несокрушимой веры в благополучный исход. «Правильно, молодчина, просто улыбайся, ни к чему сеять тут панику».
Взгляд её мечется по лицу Джонса, ведущего в эти секунды ожесточенную внутреннюю борьбу. Желающие сорваться с языка, слова жгут его своим ядом и сдерживать их дольше становится невыносимо.
– Знала бы ты, как я сейчас ненавижу себя. Ты готова ради меня на все, а меня это…бесит. Знаешь, о чем я сейчас думаю? Да, угадала, о тебе и Эндрюсе… Я думаю о том, как противно мне будет прикасаться к тебе после него.
Тихие, наполненные пронзительной болью слова намертво впечатываются в её сознание уродливым клеймом, носить которое она будет до конца своих дней. Если когда-нибудь у нее спросят, в какой момент жизни ей хотелось умереть, она без сомнения ответила бы– в этот самый момент.
– Ты уже прикасался…
Едва горький шепот стихает, с трудом переставляя ватные ноги, она бредет прочь из комнаты, прочь от человека, так безжалостно втоптавшего её в грязь, но которого глупое сердце любить так и не перестало.
***
Бетти старательно отводит взгляд от стоящей перед ней тарелки, мечтая, чтоб та сию же секунду испарилась со стола. Никогда еще вид пирожного не вызывал в ней такого отвращения. Воздушное, в три слоя, с нежной мякотью персика и взбитыми сливками, оно источает приторно-сладкий аромат, от которого к горлу подступает тошнота.
Небрежно орудуя чайной ложкой, Арчи отрывает от своего десерта неаккуратный кусок и без особого удовольствия отправляет его в рот, после чего торопливо проглатывает, словно это не лакомство, а горькая пилюля. На её памяти, пирожные едят несколько иначе.
– Почему не ешь? – спрашивает он у девушки, которая превратилась в каменный истукан. – Персиковое, твоё любимое…
Ровный, пугающе спокойный голос, но у Бетти волоски на руках встают дыбом. В карих глазах, устремленных на неё, абсолютное отсутствие каких-либо эмоций или мыслей. Пустота. Пугающая и неподвижная.
– Прости, с желудком сегодня катастрофа, – отвечает она, соорудив некое подобие улыбки. – С утра ничего не лезет, хоть убей.
Ещё мгновение их взгляды пересечены, а потом происходит то, чего Бетти ожидает меньше всего. Эндрюс сползает с высокого стула и забирает со стола тарелку с нетронутым десертом, который спустя пол минуты оказывается в мусорном ведре, изломанный и навсегда утративший былую красоту.
– Всегда удивлялся, как такое дерьмо может кому-то нравиться, – говорит Арчи, захлопывая крышку урны. – На вкус просто мерзость…
Бетти невидящим взором наблюдает, как он кидает грязную посуду в раковину, а затем, включив воду, тщательно моет руки, словно запачкался в чем-то непотребном. Закончив с моционом, он оборачивается к девушке, и пока сушит руки о столовое полотенце, спрашивает:
– Кстати, как там эта… Тони, кажется? Уладила ты её проблемы?
«Это обычное любопытство, веди себя естественно, мать твою! – приказывает себе Купер. – Чёрт, у тебя уже паранойя, такими темпами скоро в психушку загремишь».
– Да, кое-что удалось поправить. Все, что было в моих силах, я сделала.
Арчи странно хмыкает, так обычно поступают, когда ответ на поставленный вопрос полностью совпадает с их ожиданиями. Бетти от этого звука становится не по себе.
«Нужно сматываться отсюда и как можно быстрее» – думает она.
– Слушай, эм…кажется в прошлый раз я браслет у тебя забыла, – непринужденным тоном говорит она. – Не против, если я поднимусь в комнату?
– Браслет? – Арчи поднимает бровь. – Не помню, чтоб видел подобное в своей спальне.
– Я его под кровать вроде закинула, – отзывается Бетти, спрыгивая со стула. – Проверю, вдруг он действительно там.
С космической скоростью преодолев два лестничных пролета, Бетти врывается в полутемную, освещённую только светом уличного фонаря комнату, и без промедления бросается к неубранной после сна постели. Упав на колени, она нагибается и запускает руку под кровать, шаря ладонью по деревянному днищу, пока наконец не нащупывает миниатюрную вещицу, формой напоминающую обычную зажигалку. Приложив немалые усилия и покрыв свою старательность трехэтажным матом, она кое-как отделяет диктофон от дерева, к которому тот был основательно приклеен в один прекрасный ноябрьский день. Когда драгоценный прибор оказывается в крепко сжатой ладони, она поднимается на ноги и спешно засовывает его в глубокий карман джинс, который закрыт от посторонних глаз бесформенным свитером, так кстати надетым на нее в этот вечер.
– Нашла ты свой браслет?
Едва не испустив дух от испуга, Бетти резко оборачивается и видит стоящего за её спиной Арчи. Он вплыл в спальню словно по воздуху, не издав не единого звука.
– Ты совсем больной? – со злостью говорит она. – Какого хрена так подкрадываешься?!
– Ты не ответила на вопрос, – спокойно произносит Эндрюс, которого негодование девушки совершенно не трогает.
– Да, нашла, – все ещё злобно отвечает Купер и, задрав растянутый рукав, демонстрирует болтающееся на запястье украшение в виде кожаного ремешка с металлическими вставками. Взгляд Эндрюса на пару секунд задерживается на нем, а потом снова возвращается на девичье лицо, бледность которого в полутьме спальни выделяется ещё отчётливее.
– Странно, мне показалось, ты прятала его в карман…
Кровь окончательно отливает от её лица, придав ему поразительное сходство с лунным диском, который приветливо заглядывает в тёмное окно. Сердце тихо ёкает и проваливается в никуда, оставив в груди зияющую пустоту, которая вскоре поглощает все её существо.
– Я ничего не прятала, – говорит она непослушными губами, которыми овладела мелкая, предательская дрожь.
– Брось, детка, я же пошутил. – Рот Эндрюса искажает кривой оскал. – Конечно ты ничего не прячешь, я верю тебе. Ты ведь никогда меня не обманывала.
В свете лунных софитов пустота его глаз обретает наполнение. Он смотрит на неё то свирепо, то с тяжким змеиным спокойствием, медленно лишая её жалких остатков самообладания. «Реджи…он тоже это видел», думается ей, когда под кожу проникает что-то острее страха. Эндрюс снова заговаривает тем же ровным, лишенным всяких эмоций, голосом.
– Да, моя малышка Бэт не способна на такую подлость, – говорит он. – Я даже мысли такой не допускаю. С какой стати ей вешать мне лапшу, она ведь знает, как дорога мне, знает, как я люблю её. Вот вчера, когда за ней приехал Джонс, она могла бы соврать мне, выдумать какую-нибудь чушь про мать, которой вдруг стало плохо, или про отчима, попавшего в аварию, но нет, моя малышка сказала чистую правду – подруга в беде. Она такая отзывчивая – моя крошка Бэт, этой саутсайдской змейке чертовски повезло, что рядом с ней в трудную минуту оказался такой человек. Знаешь, другой на моём месте ударился бы в сомнения, стал бы подозревать неладное. Его любимая, ночью, уезжает в жуткую дыру, да ещё и со своим…бывшим. Тут невольно возникнет недоверие, ну мало ли, вдруг этот «бывший» вовсе и не бывший… Так бы любой подумал, но только не я. Джонс и моя Бэт… Полная нелепица, моя мышка и близко не подпустит к себе этого выродка. Да, он довез ее до трейлерного парка, а потом, наверняка, сразу же уехал, а моя Бэт осталась утешать свою несчастную Тони. Именно так я вижу вчерашнюю ночь. Скажи, малышка, я ведь прав?
Язык у Бетти отмирает, становясь абсолютно бесполезным рудиментом. Онемевшие губы отказываются служить своей напуганной хозяйке. Лишь глаза все ещё способные к жизни широко распахнуты и устремлены на застывшую в ожидании маску.
– Ну чего молчишь? Разве все было не так?
Он делает к ней шаг, а она резко отступает назад, повинуясь инстинктам. Одно неосознанное, роковое движение и все становится предельно ясным. Арчи застывает, глядя на девушку с искренним удивлением. Чересчур искренним.
– Что с тобой, мышка? Неужели ты боишься меня?
– Нет, – выдыхает она. – Господи, конечно же нет…
– А вот это зря. – Тон его разительно меняется. – Хочешь, открою тебе маленький секрет? Только тшш…никому ни слова, это только между нами. Так вот, мышка, я выхожу из себя, когда слышу грязную ложь. Да, именно, выхожу из себя. Когда мои близкие люди врут мне, я теряю контроль. Вчера я потерял его. Ты заставила меня… Не делай такие невинные глазки, лживая сука, ты лучше меня знаешь, о чем идёт речь. Давай, открывай свой славный ротик, расскажи мне о своём путешествии в Саутсайд, у нас ведь нет тайн друг от друга, верно? Как только закончишь, я решу, достойна ты прощения или нет. Не разочаруй меня, мышка, я ведь и вправду люблю тебя.
В эту самую минуту Бетти на своей шкуре чувствует, что это такое – смертельный страх.
Комментарий к Часть 21. Загнанная в угол
Такие дела…Что скажете, дорогие? Как вам эта глава? Сразу извиняюсь за курсив в конце, я особо не любитель такого, но вот приспичило и все.
========== Часть 22. Иллюзия счастья ==========
Жуткие минуты молчания все тянутся и тянутся, опутывая своей липкой паутиной заглохшее от страха сердце Бетти. Горло словно сдавливает невидимая, мертвенно-холодная лапа, напрочь лишив его даже призрачного шанса издать из себя подобие звука. Ей до смерти хочется, чтоб взгляд Арчи ставший вновь пустым и безжизненным оторвался от её лица хоть на мгновение, хоть на секунду, но пока она заперта в его проклятой комнате, этого не случится.
«А не ты ли заперла себя в ней? – вдруг спрашивает ее голос из темноты. – Признай, глупая, это ведь твоя вина, только твоя и ничья больше. Похоть и легкомыслие привели тебя в эту ловушку, и не смей отрицать это. Ты играла чувствами других людей, безучастно взирая на их мучения с высоты собственной черствости и эгоизма, наивно полагая, что все сойдет с рук, но ты ошиблась. Вспомни ту ночь, ту душную сентябрьскую ночь, когда ты впервые вошла в эту спальню, когда впервые позволила этому человеку прикоснуться к себе…
Вспомни, как ты извивалась на шелке простыней, как умоляла его не останавливаться, как закатывала глаза от наслаждения… Да, сейчас эти воспоминания вызывают у тебя отвращение, но это была ты, это твое тело содрогалось в безудержном экстазе, с твоих губ срывались бесстыдные стоны, от которых, в соседней комнате, бедный папаша Фред, наверняка, покрывался густым румянцем.
Все могло закончиться одной ночью и возможно никто бы не пострадал, но твоей ненасытной, алчной натуре такая идея пришлась не по вкусу и ты снова пришла сюда, а потом ещё и ещё. Ваш липовый договор потерял силу еще в третью ночь, но ты, ослепленная ложными убеждениями, даже не заметила этого. Напомнить, что было дальше? Да, твой любовник тебе надоел, секс с ним потерял всякую остроту, но самое главное – на горизонте замаячил Джонс, весь из себя таинственный и неприступный, запретный плод, как ты любила повторять. Эндрюс, ненужный балласт, без сожаления отправился за борт, а ты – покорять новую вершину, и знаешь, что самое забавное во всей этой истории? Правильно, Элизабет, итог.
Ты стоишь в этой спальне, оцепеневшая от ужаса и растерянности, пока твой мозг обрабатывает совершенно бесполезную в данный момент информацию и молишь всех святых уберечь тебя от беды; Джагхед, твоя все еще непокоренная вершина, ожидает суда по ложному обвинению и испытывает к тебе все что угодно, но только не любовь; Реджи, по роковой случайности, впутавшийся в ваши иррациональные отношения, лежит в деревянном ящике, пожираемый трупными червями; ну и вишенка на торте – Арчи, беспощадно соблазненный, а после хладнокровно отвергнутый, с уязвленным самолюбием и разбитыми вдребезги надеждами, нарушивший все мыслимые и немыслимые законы человеческой природы и все это – из-за тебя.
Ты, Элизабет Грейси Купер, причина всех несчастий, как чужих, так и своих собственных. День, когда твои ноги коснулись земли Ривердэйла стал фатальным для жителей этого славного городка. Для вас четверых; для Вероники Лодж, потерявшей возлюбленного; для Лорин Мантла, лишившейся единственного сына; для Элис и ЭфПи, жизнь которых превратилась в сплошной кошмар; для Фреда Эндрюса, которого в недалеком будущем ожидает страшный удар; отголоски долетели даже до «упырей», обитающих, на минуточку, в соседнем Гриндэйле. Браво, девочка, ты постаралась на славу, заварить такую кашу не каждому под силу. Ну, и напоследок, как по-твоему, на чьих же все-таки руках кровь несчастного Реджи? Поразмышляй об этом на досуге, Элизабет, обязательно поразмышляй, уверен, ты сделаешь удивительные открытия».
– Мышка, я устал слушать тишину.
Нелепое обращение режет слух, хоть и слышит она его не в первый раз. «Загнанная в угол мышь никогда не сопротивляется…». Фраза из мультфильма детства всплывает из глубин подсознания, и теперь мозг с издевательской усмешкой выдает мельчайшие подробности того, при каких обстоятельствах малышка Бетти услышала её. И почему в критической ситуации люди всегда зацикливаются на таких глупостях?
– Блять, ты язык проглотила?!
Голос Эндрюса теряет былую отрешенность, как и он сам. Три быстрых шага и его цепкие пальцы с недюжинной силой смыкаются на худенькой руке, чуть выше локтя.
– Не трогай меня!
Бетти пытается вырваться, но хватка опытного квотербека не оставляет ей шансов. От её жалких потуг пальцы ещё больнее вгрызаются в кожу, на которой завтра, если повезёт, точно расцветут синяки.
– Я был там! – рычит Эндрюс, резко дергая на себя её руку. – Я видел тебя с Джонсом, видел, как вы укатили в одной тачке. Та змеиная шлюшка, твоя Тони, припеваючи мешала коктейли в вашем вшивом баре, хватило ста баксов, чтоб один из твоих обожаемых саутсайдских отбросов выложил мне это. Ну что, вспомнила, освежил я тебе память?
Его горящие недобрым огоньком глаза так близко, они вероломно вторгаются в её личное пространство, сея в нем хаос и смятение. Беспорядочные мысли мечутся в её затуманенной голове, но ни одна из них не способна ей помочь, не способна подавить эту вспышку испепеляющей ревности.
– Отпусти, мне больно! – выдавливает из себя Бетти. На большее она не способна.
– Тебе больно?! – клокоча от ярости говорит обманутый «бойфренд». – А мне, Бетти, мне по-твоему приятно?! Всю ночь я с ума сходил, а ты, подстилка змеиная, в это время перед своим «братцем» ноги раздвигала, и не смей даже заикнуться, что это бред! Ничего у вас не кончено, так ведь? Отвечай, дрянь, так это или нет?!
– Арчи?!
Он вздрагивает и круто оборачивается. В дверях стоит мистер Эндрюс, обеспокоено переводя взгляд с лица сына на испуганную девушку, которую тот держит за руку. Присутствие отца вынуждает Арчи ослабить тиски, и Бетти тут же пользуется этим удачным обстоятельством. Вырвавшись из плена стальных пальцев и не проронив ни словечка, она пулей вылетает из проклятой комнаты, оставляя своего недоумевающего спасителя и его напрочь свихнувшегося сына в гнетущем молчании.
***
Она покинула дом Эндрюсов, но страх, увы, её так и не оставил. Он хрипло дышит в спину, когда она бежит по пустынной улице. Он ядовито шипит на ухо, когда Джага не оказывается дома. Он протяжно воет, когда такси уносит её в Саутсайд. Страх вползает с ней в «Белый Змей» и злорадно хохочет, когда серая дверь закрывается, отрезая их с Джонсом от всего мира.
– Почему ты уехал?
Это единственное, что волнует ее сейчас. Жизнь грозит развалиться на части, план стремительно летит в пропасть, впереди полнейшая неизвестность, а за живое задевает только бегство Джагхеда в «змеиное царство».
– Если ты забыла – я не живу дома, – отвечает он, пристраиваясь на излюбленном краешке стола.
Хлопнув себя по карманам куртки, он достает из левого помятую пачку «Lucky Strike». Бетти неотрывно наблюдает за его манипуляциями, силясь удержать в себе горькую обиду, раздирающую её изнутри в отчаянной попытке выбраться на свет.
– И это все? – Голос у неё дрожит. – Больше нечего сказать?
– А что ты хочешь услышать?
Его безразличный тон бьет под дых не хуже хука профессионального боксера. На короткое мгновение ей кажется, что весь запас воздуха в легких испарился. Джагхед со скучающим видом выпускает изо рта тонкую струйку дыма, избегая любых зрительных контактов с девушкой, застывшей в нескольких шагах от него.
– Посмотри на меня, Джаг! – говорит она, а голос уже грозит сорваться.
Отрешенный взгляд перемещается на бледное лицо, обдавая его колючим холодом.
– А теперь скажи, что с тобой происходит?
– Ничего, – отвечает он. – У меня все отлично, никаких проблем.
Да, все просто замечательно. Пару часов назад он плюнул ей в лицо, без сожаления унизил, а теперь, вместо извинений, снова несёт какую-то чушь. Он сам искренне недоумевает, почему с языка срываются совершенно ненужные, сухие и кричаще неуместные для данной ситуации слова. То же самое, что читать заупокойную мессу за свадебным столом. «Прости, любимая, я конченый мудак», – вот идеальная для этого момента фраза. Он произнесет её и все тут же наладится. Бетти улыбнется своей светлой улыбкой, нежно обнимет и, конечно же, все ему простит. Всегда прощала. Так быть не должно. Это неправильно. Он не заслуживает её прощения. Он заслуживает лишь презрения, лишь ненависти, но никак не всепрощающей любви.
– Что ещё, Джаг?! Что ещё мне нужно сделать, чтоб стать для тебя особенной? – Голос изменяет ей окончательно. – Боже…вся моя гребанная жизнь вертится вокруг тебя, но тебе на это плевать! Я из кожи вон лезу, чтоб помочь тебе, втягиваю в это болото своих друзей, а взамен получаю абсолютное ничего. Хоть раз, Джаг, хоть раз ты спросил меня, что я вообще чувствую? Поинтересовался хоть разочек, как я вообще держусь?! Нет, ни разу. Все, что тебя волнует – это трахаюсь я с Эндрюсом или нет. Ах да, еще тебя тревожит, как же ты, бедненький, будешь меня трахать после него. Вот и весь твой интерес ко мне… За все время, что мы вместе я только и слышала, что оскорбления да упреки, а ну еще парочку вшивых комплиментов и все! Это, мать твою, все, чего я удостоилась! Да, я не идеал, и никогда им не стану, но я…черт…неужели я заслуживаю такого обращения?! Ни разу я не ощутила себя нужной, ни разу ты не подарил мне такой радости. Там, в изоляторе, я…черт, я так ждала…хоть словечка, пусть не ответного признания, даже простого намека, что тебе не все равно, но так ни хрена не дождалась. Хотя нет, вру, ты ведь сказал тогда, что я лишний человек в твой жизни… Похоже, так оно и есть. И знаешь, что самое дерьмовое, Джаг? Самое дерьмовое, что после всех унижений и безразличия, я все равно люблю тебя. Больше жизни. Не знаю за что и почему… Просто люблю…
Горячие слёзы текут по её лицу и прятать их сил уже не остается. Не остается уже ничего. Лишь пронзительная зелень глаз, в которых она видит лишь…сожаление.
– Ты ничего мне не должна. Ты свободна. Считай это официальным отстранением.
Она застывает, оглушенная услышанным. Это все нереально… Кто этот человек? Почему он говорит голосом ее Джагхеда? Зачем она льет перед ним слёзы? Это же чужой человек… Совершенно чужой.
Уже возле двери она всё-таки задержится на мгновение, в надежде услышать тихое «не уходи», но как всегда ответом ей станет звенящая тишина.
***
Все утро Бетти проводит как в тумане. «Ромео и Джульетта», правило Ленца и вступление Штатов в Первую мировую войну проплывают мимо её сознания, не вызвав в нем ни малейшего отклика. Кусающий локти от отчаяния Кевин ни на шаг не отходит от подруги, таскаясь за ней по пятам из одного кабинета в другой и всем сердцем желая облегчить ее страдания. Едва Купер появилась на уроке литературы он сразу же понял – стряслась беда. Опухшие глаза, старательно замаскированные под тонной косметики, потухший взгляд, от одного контакта с которым хочется немедля влезть в петлю, поникшие плечи… Как только звенит долгожданный звонок, Кевин уволакивает девушку в редакцию «Сине-Золотой» и держит там до тех пор, пока она, срывающимся от пережитого горя голосом, не выплескивает на него весь тот ужас и боль, которые обрушились на неё в едином, безжалостном порыве. Разбитая вдребезги, в конце своего кошмарного рассказа, она горько плачет, уткнувшись в грудь верного друга. Кевин сжимает её в крепких объятиях, шепчет какие-то глупости и в сердцах проклинает тех, кто довел его милую Бетти до такого состояния. Он даже не может решить, кого в эти секунды ненавидит больше – Джонса или Эндрюса. Он не может решить, кто из этих двоих принёс ей больше страданий и в конце концов, такие ли уж они разные, эти двое, в одного из которых эта прекрасная девушка имела неосторожность влюбиться без памяти.
~~~
Звучит последний в этот день звонок, и ученики Ривердэйл Хай дружно высыпают из душных классов. Вцепившись в руку Кевина, Бетти пробирается сквозь снующих туда-сюда школьников, горя нетерпением оказаться на свежем воздухе. Туман в тяжёлой голове никак не желает рассеиваться, а после нервного срыва в редакции к нему присоединяется ещё и мучительная пульсация в висках. Наконец школьные двери распахиваются, и холодный, совсем не осенний, воздух бьет в лицо, заставив ноздри жадно втягивать в себя живительный кислород. Замерев у края лестницы, Бетти даже прикрывает глаза на мгновение, но насладится долгожданной свободой ей суждено ровно тех пор, пока до слуха не доносится тихое:
– Вот чёрт…
Она тут же открывает опухшие веки, и фраза Кевина обретает свой пугающий облик. На парковку Ривердэйл Хай въезжает бордовый «лачетти», принадлежавший директору «Эндрюс Констракшнс», вот только за рулём вовсе не Фред. Жалкие крохи нервных клеток, оставшиеся в измотанном организме, жалобно воют, когда из салона выходит тот, от кого она вечера без оглядки бежала по тёмной улице. Он не явился на занятия, зато по её душу примчался незамедлительно.
– Бетти, мы можем поговорить? – в голосе Арчи явственно слышится раскаяние. Выглядит он неважно – под глазами тёмные круги, кожа какого-то нездорового, землистого оттенка, рыжих вихров расческа сегодня точно не касалась. Как видно, прошедшая ночь вдоволь поиздевалась не только над ней одной.
– Кев, оставь нас на пару минут, – просит она друга и тот, хоть и кивает в знак согласия, но уходит с явной неохотой, постоянно оборачиваясь и кидая на Эндрюса беспокойный взгляд.
– У тебя две минуты, – безразличным тоном объявляет Купер, а в это время мимо них, гордо стуча каблучками, проходит Вероника Лодж, держа под ручку Шерил Блоссом.
– Прости меня, – говорит Арчи, как только парочка удаляется за пределы слышимости. – Все, что я сказал вчера – это ложь, пожалуйста, не верь ни единому слову. Давай забудем, просто забудем и начнём с чистого листа. Плевать мне, что у тебя было с Джонсом, с этого дня он для меня не существует, клянусь. Дай мне ещё один шанс, Бетти, я все исправлю, обещаю.
Закончив свою пламенную речь, Эндрюс с гулко стучащим сердцем ждет ответа. Все это время наблюдавшая за тем, как Лодж и Блоссом щебчут в сторонке с Кевином, Бетти медленно переводит рассеянный взгляд на провинившегося «бойфренда». Секунд пять она молча разглядывает его так, будто видит впервые, а после со странной полуулыбкой говорит:
– Уже забыла.
– Бетти…– начинает Арчи, сомневаясь в искренности её слов, но его тут же перебивают.
– Поезжай в «Рор‘s», закажи нам обед. Я улажу одно дело и сразу же к тебе.
