Текст книги "Падший ангел (СИ)"

Автор книги: Natali Ostin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

– Какие ещё острые углы? – спрашивает Бетти, затаив дыхание.

Но Элис не спешит отвечать. На короткое мгновение по ее лицу проносится тень испуга, а в глазах еще секунду назад горевших огнем праведного гнева сейчас отчётливо читается сомнение. Такое чувство, будто ответ, который от неё требуют, принесёт в этот мир чуму, мор, войну и смерть, озвучь она его.

– Какие углы? – повторяет Бетти, теряя последние жалкие крохи терпения.

– Ты уверена, что хочешь это знать? – спрашивает Элис, снова нацепив на себя маску холодной язвительности.

– Да, чёрт возьми, уверена, – сердито отвечает Бетти.

– Что ж, даже не знаю, с чего начать, – театрально вздыхает мать. Она закидывает ногу на ногу и чопорно складывает руки на колене. – Пожалуй, начать стоит с тебя, Элизабет. Ты же не против?

– Господи, мама, хватит уже церемоний!

– Как скажешь. – Элис ядовито ухмыляется и заговаривает: – Что ж, ты, милая, самый острый из всех углов, краеугольный камень, можно сказать. Джагхед сказал, что Арчи был в тебя влюблен. Да, он не соврал, это правда. Забавно только, что он умолчал о твоём с Эндрюсом романе.

Глаза у Бетти расширились от удивления.

– Романе? У меня с ним был роман?

– Ну, не совсем, скорее «свободные отношения». По крайней мере, ты их таковыми считала.

Бетти сидела с открытым ртом, в полной растерянности, а мать тем временем продолжает свой шокирующий рассказ:

– В общем, ваши «свободные отношения» продлились недолго. Думаю, ты знаешь, кто послужил тому причиной. Вдоволь порезвившись с бедолагой Арчи, ты переключилась на Джонса. О, Арчи был раздавлен, он так ревновал тебя, что даже решился на поджог.

– Поджог? – потрясенно выдыхает Бетти. – Господи, о чем ты…– Ей кажется, что она медленно сходит с ума.

– Да, милая, Арчи так сильно ненавидел твоего братца, что решил отправить его на тот свет. Он поехал в Саутсайд и поджог трейлер вместе со спящим Джагхедом.

Бетти теряет дар речи. Что, чёрт возьми, несет эта женщина? Это все нереально, просто кошмарный сон.

– Но, как видишь, с Джагхедом все в порядке, – продолжает Элис будничным тоном, словно говорит о погоде или о том, что съесть на ланч. – Эм…так вот, первая попытка у Арчи не удалась и он задумал вторую. С этого все и началось.

– Убийство, – тихо шепчет девушка. – Его вторая попытка…

– Верно, – кивает мать. – Это второй острый угол. Реджи Мантла. Про него Джагхед тоже умолчал, разумеется.

– А кто он, этот Реджи?

– О, тут история ещё забавней. Он был наркоторговцем.

У Бетти падает челюсть. Творящийся у неё в голове хаос не поддается осмыслению. Она хочет сказать матери, чтоб та прекратила её разыгрывать, но не может вымолвить и словечка.

– Я вижу, ты удивлена, – усмехается Элис, разглядывая дочь насмешливым взглядом. – Да, такой вот у нас городок – наркотики, убийства, насилие…– Она выдерживает секундную паузу, а после продолжает: – Так вот, Реджинальд промышлял наркоторговлей, и Джонс про это узнал. Он видно вообразил себя Суперменом, и вместо того, чтоб идти в полицию, сам взялся вершить правосудие. Он угрожал Реджи, а тот, само собой, испугался и решил избавиться от угрозы.

– Избавиться? – Бетти понимает, что означает это слово, но верить в свои догадки категорически не желает.

– Да, он сговорился с Эндрюсом, и заманил Джагхеда в ловушку. Только вот, все пошло не по сценарию Реджи. Его напарник внёс некоторые коррективы.

– Но получается…– Бетти с трудом формулирует свою мысль. – Выходит, Эндрюс…он спас Джагхеду жизнь.

– Да, выходит, что так. Все же тюрьма куда предпочтительней могилы.

Как бы там ни было, Эндрюс все же добился желаемого. Все стрелки свелись к Джагхеду. Арчи подкинул в наш дом орудие убийства, и когда его нашли, твоего брата арестовали. Ты с этим была несогласна. Ты возомнила себя великим сыщиком и начала свое собственное расследование. Вот мы и добрались до третьего угла.

Бетти нервно сглатывает, боясь услышать новые шокирующие факты. Правда, которую она так усердно добивалась… Получите-распишитесь. И сейчас она думает, что ложь и в самом деле была куда милосердней…

Голос матери заставляет её вздрогнуть.

– Ума не приложу, как ты до этого додумалась, – говорит Элис, с досадой окидывая её взглядом холодных глаз. – Знай я про твои шпионские игры, увезла бы тебя в Ванкувер и посадила на цепь. И ведь все молчали! До последнего. Джонс, его адвокат, сынок шерифа…

– Кевин? – удивленно спрашивает Бетти. – Он тоже знал?

– Ну разумеется, он ведь был твоим доктором Ватсоном, – отвечает Элис, усмехаясь презрительным смешком. – Но это все мелочи, главная проблема в другом. – Она умолкает и опускает взгляд на свои руки, словно ищет на них слова, которые ей нужно произнести. Проходит секунд пять, и она вскидывает голову и вновь заговаривает: – Главная проблема в том, Бетти, что…твоя жертва была напрасной.

Она застывает, перестаёт дышать. Она не до конца понимает, о чем вообще идёт речь, но внутри у неё все каменеет, будто внутренности по очереди окунают в жидкий цемент. Сначала глохнут лёгкие, а после – сердце.

– Я знаю, это неприятно, но тебе придется выслушать то, что я собираюсь сказать, – говорит Элис, и голос её звучит уже не так отчужденно. – Все, что произошло с тобой в ту ночь, на той старой ферме – это результат твоих решений, Бетти. Ошибочных, роковых решений. Ты была готова отдать жизнь за человека, который не заслуживал и минуты твоей жизни. Он знал Арчи Эндрюса едва ли не с детства, знал, на что тот способен, но все равно позволил тебе вести с ним опасную игру. Будь ты ему по-настоящему дорога, он пришёл бы ко мне, к нам с ЭфПи, и все рассказал, и тогда все сложилось бы иначе. Ты осталась бы невредимой и не лежала бы сейчас на этой кровати с изуродованным лицом…

Бетти кажется, будто в её тело вонзились сотни раскаленных копий. Она не может говорить, не может плакать, не может пошевелиться. Ей сводит челюсть, и постепенно ею овладевает нервная дрожь.

– Я прожила с Джагхедом пять лет, но так и не смогла до конца понять, – с тяжелым вздохом продолжает Элис. – Когда я узнала о ваших отношениях, я была в гневе. Я грозилась отправить тебя назад, в Ванкувер, если это не прекратится. И знаешь, однажды ты едва не уехала. Вы с Джагхедом здорово поссорились, ты даже собрала вещи и поехала на вокзал, но спустя пару часов вернулась домой. Я так радовалась… Боже, если бы я знала тогда…– Она издает тихий стон и умолкает, её губы дрожат. Но тут же снова зажимает себя в тиски, натягивая маску непоколебимого хладнокровия. – Да, знай я тогда, чем все закончится, я бы не позволила тебе остаться в этом чертовом городе. Но сейчас уже поздно сокрушаться, ничего уже не изменить.

– Я осталась ради расследования? – деревянным голосом спрашивает оцепеневшая Бетти.

– Кевину ты рассказала, что Арчи перехватил тебя на вокзале. Он умолял тебя не уезжать, признавался в любви, и у тебя, как видно, закрались подозрения. С этого все и закрутилось.

– У нас снова начался роман?

– Да, но я как всегда, узнала об этом от посторонних, – с лёгкой досадой в голосе отвечает Элис. – Ты никогда не делилась со мной, но это не твоя вина. Я ведь бросила тебя, о каком доверии может идти речь, верно? – Она горько усмехается, но после говорит: – Я была слепа, Бетти, не могла разглядеть очевидного. Когда Фред Эндрюс, отец Арчи, проговорился мне о вашем романе, я даже не настрожилась. Я пришла домой, мы с тобой повздорили, и на этом разошлись. А я ведь знала, где-то в глубине души, что у тебя к Джагхеду серьёзное чувство, и ты не стала бы через пару дней после ссоры заводить интрижку за его спиной. Я знала это, но не придала никакого значения. Как же я была слепа…

– Джаг…– говорит Бетти, ее окаменевшие губы еле шевелятся. – Он…позволил? Я и Эндрюс… Он позволил нам?

– О да, милая, он позволил, – с мрачным удовлетворением отвечает мать. – Он позволил тебе встречаться с Арчи, позволил впутаться в опасное расследование, позволил тебе рисковать жизнью ради его свободы. Как знать, может он считал, что ты ему обязана, и поэтому реагировал так спокойно. В конце концов, это ведь из-за тебя его чуть не убили и под суд он попал благодаря тебе. А может, ему просто-напросто было все равно, ведь он тебя никогда не любил.

– Не правда, – едва слышно говорит Бетти. – Вчера он сказал…

– Знаю, мне он тоже сказал, что любит тебя, – прервала её Элис. – Звучало это так искренне, не поверить было невозможно, но вот в чем проблема – до вчерашнего дня он молчал.

– Молчал?

Элис снова берет ладонь дочери в свою и крепко сжимает её, будто это прикосновение облегчит ту невыносимую боль, которую она собирается причинить своему единственному ребёнку. Ничего, боль скоро пройдёт. Все когда-нибудь проходит.

– Да, милая, до того, как ты попала сюда, Джагхед не разбрасывался такими словами, – уверенно говорит она, а сердце её обливается кровью. – Однажды я случайно услышала, как он говорил с тобой. Ты была в коме, а он дежурил у твоей постели. Я стояла за дверью и слышала каждое его слово. Он просил у тебя прощения, а я не могла понять, за что он его просит. А потом все стало ясно. Оказывается, он извинялся за своё молчание. Он сожалел, что ни разу не признался тебе в своих истинных чувствах, как это делала ты, и как оказалось, не единожды. Говорил, что поступал так, потому что не заслуживал твоей любви, что недостоин и все в таком роде. Его раскаяние было таким искренним, и я даже поверила ему, но потом он сказал…

Элис резко умолкает, будто ей перекрыли доступ кислорода. Заминка длится секунд пять, которые кажутся Бетти вечностью, а потом мать снова заговаривает:

– Он сказал, что ищет любое оправдание, лишь бы не признавать очевидного. Ему было нечего сказать. На все твои признания ему попросту было нечего ответить.

– Но вчера… Почему он так сказал? – чужим голосом спрашивает Бетти.

Молчание длится секунд десять, после которых…

– О, я думаю это чувство вины, – тихо говорит Элис, а после короткой паузы добавляет: – И жалость. Да, жалость и чувство вины.

Она умолкает и наступает звенящая тишина. Бетти смотрит перед собой невидящим взглядом, оцепеневшая и покрытая нездоровой бледностью. В ушах звучит голос Джагхеда, без конца повторяющий те лживые, пустые слова. «Моя любимая»…Лживые и пустые.

Внезапно в затуманенном мозгу вспыхивает мысль, которая не даёт ей покоя с момента пробуждения от коматозного сна. Пусть это случится сегодня, сейчас, хуже ей уже не станет.

– Дай мне зеркало, – обращается она к матери. – У тебя есть, я знаю.

Элис растерянно моргает, не зная, что ответить.

– Милая, это не лучшая…

Бетти переводит свой остекленевший взгляд на лицо матери. Жуткий взгляд, есть в нем что-то пугающее, леденящее, от него по коже идёт мороз.

– Вытащи из своей сумки гребанное зеркало и дай его мне! – сквозь зубы говорит она, выдергивая свою ладонь из рук матери.

Элис бессловно повинуется. Что-то в голосе дочери, в её глазах, заставляет беспрекословно исполнить то, о чем через минуту они обе пожалеют. Она встает с кровати и подходит к креслу, на котором лежит сумка-тоут карамельного цвета из новой коллекции «Louis Vuitton», роется в ней (Бетти чудится, будто она слышит шуршание подарочной бумаги) несколько секунд и наконец достаёт то, что нужно.

Так же без слов, она подходит к кровати и протягивает дочери золотистый глянцевый футляр квадратной формы, на котором красуется эмблема бренда «Yves Saint Laurent». Не глядя на мать, Бетти берет футляр из её рук. Опустив голову, она некоторое время просто разглядывает его, не решаясь открыть. Глупо думать, будто ей не страшно. Страшно, еще как.

– Милая…– Элис неуверенно мнется возле кровати, не решаясь сесть. – Может отложим это…

Но она не успевает договорить.

Дрожащими пальцами Бетти открывает крышку футляра, в котором оказывается компактная пудра. И объемное зеркало. Сделав глубокий вдох, Бетти подняла его и, держа на уровне лица, заглянула в зеркальную гладь.

Не проходит и секунды, как из её горла вырывается судорожный всхлип. Гримаса боли и ужаса искажает худенькое личико, и Бетти зажмуривает глаза, отчаянно сдерживаясь, чтоб не потерять контроль над эмоциями.

– Ну все, довольно!

Элис протягивает руку, чтоб забрать чёртово зеркало, но в это мгновение Бетти открывает глаза. Она отталкивает руку матери, не позволяя ей забрать золотой футляр.

– Нет, – срывающимся голосом произносит она. – Я должна…

– Бетти, живо верни мне зеркало! – строгим голосом приказывает мать, снова протягивая руку.

– Уходи.

– Я уйду, как только ты отдашь мне это чёртово зеркало!

Бетти поднимает на неё глаза и говорит, выплевывая каждое слово:

– Катись нахрен из моей палаты!

Элис вздрагивает, будто от пощечины. Она возмущенно открывает рот:

– Отлично! Делай, что хочешь, мне плевать!

Она резко поворачивается и в два шага подходит к креслу. Схватив сумку, со злостью закидывает её на плечо, и быстро уходит прочь из ненавистной палаты. Дверь с оглушительным треском захлопывается, и Бетти остаётся в одиночестве.

Теперь, когда никто не мешает, она снова смотрит на своё отражение в зеркале.

Вот только из зеркала на неё смотрит вовсе не Бетти.

Урод.

Вот кто пялится на нее из

Зазеркалья.

Урод. Чудовище. Монстр.

Бетти чувствует, что еще чуть-чуть и она в дребезги разобьет проклятое зеркало, в котором видит свое «новое» лицо. Нет, не лицо – рожу.

Страшная маска, исполосованная рубцами вдоль и поперек. Всего их семь.

Раньше это число было для нее магическим. Сейчас оно проклятое.

Семь рубцов. Самый длинный и уродливый тянется от правой скулы до подбородка. Рядом с ним, на щеке – другой, чуть меньше, он берет начало от переносицы и изгибается почти до уголка губы. Третий, изогнутый в форме полумесяца, залегает на подбородке. Левая часть пострадала больше правой, на ней красуется аж три рубца, один безобразней другого. Розово-сизые, они кривыми нитями ползут по щеке, два из них совсем близко, словно параллельные прямый, а третий находится чуть выше, он тянется от виска до мочки уха. Седьмой рубец, отщепенец, залегает над левой бровью. Он небольшой, в длину дюйма три, прямой и наименее отталкивающий.

Хирурги Ривердэйла особо не утруждались. Они заштопали раны, словно дырки на носке – неаккуратно и на скорую руку.

Зеркало в руке трясется. Бетти кажется, что начинается землятресение, но на самом деле это дрожит её тело.

С самого начала, как только пришла в сознание, как только кома отпустила её, Бетти знала – она больше не идеальна. Она трогала своё лицо, чувствовала под подушечками пальцев все эти изъяны… Она понимала – её внешность изменилась, но представляла себе эти перемены иначе.

Но только не так, как сейчас… Боже, не так… Не так! Не так! Не так!

Зеркало выпадает из ослабевшей руки. С ее губ срываются какие-то непонятные звуки, не рыдание и не смех, что-то среднее между ними, громкие судорожные всхлипы.

Все видели. Всхлип.

Все молчали. Всхлип.

Все лгали. Всхлип.

Жалость и чувство вины. Всхлип.

Жалость и чувство вины…

Плотина наконец прорывается. Слёзы жгут изувеченную кожу точно раскаленный металл. Сжавшись в комок, Бетти горько плачет, спрятав обезображенное лицо в дрожащих руках.

***

С минуту Элис ещё стоит у дверей палаты, слушая приглушенные рыдания дочери.

«Ну, теперь ты довольна? – голосом мужа заговаривает с ней бледная тень совести. – Смешала Джагхеда с дерьмом, довела девочку до отчаяния. Понимаю, его ты ненавидишь, а на неё тебе плевать, но зачем так жестоко?»

«Он заслужил, – отвечает Элис. – Бетти чуть не погибла из-за него».

«Ты могла дать ему шанс. Он мог искупить свою вину».

«У него был шанс. Я пожалела его, подпустила к больной девочке, и что он сделал? Эгоистичный, самовлюбленный, трусливый ублюдок. Моя дочь заслуживает лучшего».

«Ты тоже струсила. Почему не рассказала ей? Почему не призналась, что выставила её из дома в тот вечер? Если бы не ты, Бетти не сунулась бы в Нордсайд, и Эндрюс не смог бы до неё добраться. Ты виновата не меньше Джагхеда и прекрасно это знаешь».

«Я признаюсь. Когда придёт время, я обязательно ей расскажу. Но только не сейчас. На сегодня с неё достаточно».

Ещё мгновение Элис стоит в нерешительности. На ум приходит вернуться в палату, но мысль эта гаснет так же стремительно, как и рождается. Она ненавидит себя, злится, презирает, но все равно разворачивается и уходит прочь от белых дверей, за которыми в одиночестве горько плачет её дочь.

И пока она идёт по знакомому до боли, длинному и стерильно чистому больничному коридору эти рыдания набатом стучат в её голове. Мимо неё проходят какие-то люди – сёстры, доктора, технический персонал, но их лица будто смазанны, как на плохом снимке. Со всех сторон ее окружают звуки нового дня: голоса, шаги, хлопки дверей, оповещения по громкой связи, но она едва их различает, будто в уши затолкали вату.

Элис подходит к кулеру, что стоит неподалеку от лифта, и наливает себе стаканчик воды. Медленно выпивает весь стакан, жалея при этом, что в нем не бурбон двенадцатилетней выдержки. Выбросив стаканчик в урну, она направляется к лифту, разделяющему коридор на две равные части, и с силой нажимает кнопку вызова. Ей не терпится выйти на улицу, не терпится вдохнуть свежий морозный воздух. Ей кажется, что только глоток ледяного воздуха избавит её от нестерпимого жжения в груди и от хаоса в голове. Она тычет в кнопку лифта, точно пытается выколоть глаз.

«Ну давай же, чёрт возьми! Давай».

Наконец стальные полированные двери лифта, издав мелодичный сигнал, разъезжаются. Элис отходит в сторону, чтоб пропустить тех, кто из него выходит – мужчину в белом халате и двух медсестер в синей униформе, одна из которых выкатывает инвалидное коляску, в которой сидит хмурый седовласый старик с гипсом на правой ноге. Троица расходится в разные стороны, путь свободен, но войти в лифт Элис не успевает – её окликают:

– Миссис Джонс!

По коридору справа к ней на всех парусах летит доктор Кларк.

Сердце у Элис пропускает удар. «Он заходил к Бетти…», – проносится в голове мысль, от которой в коленях начинается предательская дрожь.

Двери лифта бесшумно закрываются, отрезая путь к бегству.

Кларк уже в опасной близости, и Элис отчетливо видит его перекошенное от ярости лицо. Сейчас начнётся…

Его голос звенит от гнева, когда он заговаривает, остановившись в паре шагов от застывшей от страха женщины:

– Вы в своём уме? – Он достает из кармана халата золотистый футляр с пудрой и трясет им чуть ли не под носом у Элис. – Как Вы могли оставить девочку наедине с этим? Да ещё в таком состоянии!

– Я…я пыталась забрать его, но она не позволила, – бормочет Элис. – Мне очень жаль…

– Когда мы с сестрой Уорд зашли в палату, Бетти собиралась разбить зеркало. Она не хотела отдавать, я отнял его силой. – Кларк сверлит её уничтожающим взглядом. – Вы хоть понимаете, что могло случится?

У Элис холодеет затылок. Она сглатывает колючий ком, но он застревает посреди глотки, не позволяя издать и звука.

– Чёрт возьми, да что с вами творится?! Сначала Джонс, теперь Вы… Она едва отошла от вчерашней встряски, а ей устроили новую. Я не пойму, это конкурс такой? Вы с Джагхедом что, соревнуетесь в изощренности?

Кларк напрочь забывает об этике. За десять лет практики он никогда не позволял себе подобного тона в общении с родственниками своих пациентов, но эта женщина не оставила ему выбора.

– Мне жаль…– только и может выговорить Элис.

Доктор не сводит с неё тяжёлого взгляда, в котором, кроме злобы и возмущения, читается еще и откровенное презрение.

– Мне тоже, – говорит он максимально уничижительным тоном. – Мне жаль Бетти. Она сейчас в глубокой яме, а вы, ее семья, вместо того, чтоб бросить ей веревку и помочь выбраться, кидаете лопату. И рано или поздно она ей воспользуется, поверьте. Если так будет продолжаться, она выроет эту яму еще глубже, и никакая веревка уже не поможет.

Он протягивает окаменевшей Элис злополучное зеркало.

– Вот, заберите. В ближайшие дни никаких посещений. С девочкой будет работать психолог. Нужно исправлять то, что вы натворили.

Как только Элис берет из рук Кларка пудру, он сразу же разворачивается и уходит.

И пока доктор Кларк будет идти по коридору, в палату Элизабет Купер, он будет с горечью спрашивать у самого себя, чем же эта девочка обидела всех этих людей, что они так безжалостно обходятся с ней.

Десять дней он не сможет добиться от Бетти ни единого слова, хотя в этом нет ничего удивительного, ведь он тоже в ее списке предателей.

Она не будет идти на контакт с психологом, требуя оставить ее в покое. Она замкнется, обнесёт свой крошечный мирок бетонной стеной, спрячется за ней и никому не позволит влезть в этот мир без разрешения.

Каждый день в больницу будут приходить ее родственники и друзья, но никого из них Бетти видеть не пожелает. Элис, Джагхед, ЭфПи – все, кто носит фамилию Джонс станут «персонами нон-грата», и одному Богу известно, смогут ли они восстановить свою репутацию, смогут ли вернуть утраченное доверие.

Как окажется – смогут. Но не все. Лишь одному из них удастся ближе всех подобраться к той самой преграде из бетона.

Четвертого января, за три дня до своего восемнадцатого дня рождения и за два – до выписки, Бетти неожиданно снимет печать молчания и заговорит с Кларком. О том, что волнует ее большего всего – об уродливых шрамах на ее некогда прекрасном лице.

Разговор будет долгим и трудным. Бетти сообщит, что намерена сделать операцию сразу же после выписки, но Кларк терпеливо объяснит, почему этого делать нельзя и поставит сроки – операция возможна только через три месяца. Не раньше. Нужно дать повреждениям зажить окончательно, а для этого потребуется время.

Четвертая стадия заживления – окончательная трансформация рубца происходит через 4-12 месяцев после травмы. Рубцовые ткани созревают – из них полностью исчезают сосуды, волокна коллагена выстраиваются вдоль линий наибольшего натяжения. Рубец становится светлым и плотным. Именно в этот период, уже в самом его начале, пластический хирург может окончательно определить состояние кожного рубца и назначить вид коррекции. Лучше всего, само собой, прибегнуть к лазерной шлифовке. Процедура безопасная, у нее нет никаких противопоказаний, да и результаты дает более чем удовлетворительные. После процедуры происходит значительное уменьшение, а порой и полное устранение дефектов. Те рубцы, которые находятся на коже менее полугода, удаляются быстро и практически полностью, так что прогнозы у Бетти самые что ни на есть оптимистичные. Через три месяца с высокой долей вероятности она навсегда с ними распрощается.

Бетти с каменным лицом выслушает доктора, после чего сухо поблагодарит за обстоятельный рассказ и попросит оставить ее одну.

– Три месяца, Бетти…– скажет ей Кларк на прощание. – Они пролетят, ты и не заметишь.

– Может снова впасть в кому? – проговорит она, криво усмехнувшись. – В отключке я точно ничего не замечу.

– Все поправимо, Бетти. Это не приговор.

– Вы правы, не приговор. Это такая воспитательная мера, чтоб я не забывала, какой дрянью была в прошлом.

– Не говори так. Мы все совершаем неправильные поступки, но это не значит, что все мы плохие.

– Знаете, док, я пожалуй оставлю один шрам. Как напоминание. – Она положит ладонь на правую нижнюю часть живота. – Вот этот, который можно прикрыть одеждой.

~~~

Когда палата опустеет, Бетти вытащит из-под подушки чуть помятый белый конверт. На нем нет никаких опознавательных знаков, лишь ее имя – «Элизабет Г. Купер», выведенное корявым бисерным почерком.

Она получила его вчера вечером, от сестры Лидии, которая робко попросила не рвать письмо на мелкие кусочки, когда она скажет, кто его передал.

Когда Бетти услышала имя отправителя, она не стала рвать письмо. На какое-то мгновение ей хотелось это сделать, но рука почему-то не поднялась.

Она снова разозлилась на себя за эту слабость. Она уверяла себя, что возмущена, полна отвращения, да и вообще, какого черта она еще не отправила этот мерзкий белый кусок бумаги в урну для мусора, где ему самое место.

Она разозлилась, потому что снова сделала это. Она снова допустила мысль.

Послание Джагхеда стоит того, чтобы его прочли. Ей кажется, что она найдет в нем нечто важное, возможно даже какое-то опровержение словам матери, которые намертво засели в подкорке.

Жалость и чувство вины.

Кто знает, вдруг это еще одна изощренная ложь, которую ей скормили «во благо».

Комментарий к Глава 28. Острые углы.

Здравствуйте, мои милые❤ Это вторая часть из финальной трилогии. Я снова немного задержалась, простите. Надеюсь, эта глава не так ужасна, как видится мне, я переписывала ее бесчисленное количество раз, честно. Буду очень рада, если вы прочтете ее, может даже выскажите свое мнение❤

Спасибо всем, кто ждал и мотивировал!❤

Третья часть ждет своей очереди на редакцию, постараюсь долго не тянуть.

========== Глава 29. Счастливого пути, Бетти Купер. ==========

Комментарий к Глава 29. Счастливого пути, Бетти Купер.

Это все же случилось. В этой работе появился статус “завершен”. Да, это было долго, мучительно и практически выстрадано, но точка наконец поставлена. В этой главе 48 страниц, я честно пыталась сокращать, но получилось как получилось. Я надеюсь, что те, кто захочет ее прочесть, примут такой финал. В нем нет “вотэтоповоротов”, он простой и, как мне кажется, даже логически обоснованный. В общем, я буду рада, если кто-то пожелает высказать свои мысли, несогласие или критику. Хочу выразить огромную благодарность всем, кто читал эту работу, писал отзывы, ставил лайки и просто оставался со мной на протяжении всех этих долгих месяцев. Спасибо вам огромное! Отдельную благодарность хочу выразить самым родным и любимым, тем, кто изо дня в день поддерживал меня, вдохновлял, направлял в нужное русло, выслушивал мое нытье и верил в меня, даже когда я сама в себя не верила – Елизавета Лев; Mirajane1; SingingPegasus; Elina_Bab; Sara Flow. Я люблю вас до неба, без вас у меня ничего бы не вышло!

Ну вот, это все, что я хотела сказать. Желаю всем приятного прочтения и буду рада любому вашему мнению. С безграничной любовью, Натали.

6 января 2019.

Ясным, похрустывающим от мороза январским днем Бетти Купер едет домой – её наконец-то выписали из Riverdale Community Hospital.

Она провела там сорок три дня и за это время здоровье ощутимо окрепло, хоть и до полного восстановления ещё далеко. Её по-прежнему мучают головные боли, внезапные головокружения и нарушения координации, но это неизбежные последствия черепно-мозговых травм и кровоизлияний. Она быстро утомляется, страдает от частых перепадов настроения и приступов тревожного беспокойства, но и эти нейрокогнитивные расстройства – общие последствия САК. Два дня над ей провели КТ-исследование, и доктор Кларк остался им доволен – вероятность возникновения «отсроченной ишемии» или повторного кровоизлияния практически сведена к нулю, однако в ближайшие полгода ей необходимо наблюдаться у невролога.

Ну, а что касательно амнезии, то здесь, к сожалению, никаких положительных перемен. Память к ней так и не вернулась, и никто не знает, когда это случится, и случится ли вообще. Вполне вероятно, что возвращение в привычную среду запустит процесс восстановления, и дело сдвинется с мёртвой точки. Амнезия – вещь непредсказуемая, так что нужно быть готовым к любым сюрпризам.

Бетти сидит на пассажирском сиденье старого «форда», скресив руки на груди и отрешенно уставившись в боковое окно. Мимо проносятся до ужаса аккуратные улочки, по обеим сторонам застроенные дорогими и не менее аккуратными коттеджами, лужайки и крыши которых укрыты пушистым одеялом из свежевыпавшего снега. Пейзаж настолько неестественный, а, пожалуй, и сказочный, что Бетти кажется, будто она колесит по локациям для съемок типичного фильма про Рождество в маленьком городке. Глядя на эту отфотошопленную картинку за окном, она чувствует себя Гринчем, который вылез из своей темной пещеры, спустился в приторно-идеальный Ктоград, и теперь, осматривая окрестные виды, соверешено искренне недоумевает, как вообще можно жить в таких чудовищных условиях.

Светофор на перекрестке загорается красным, и машина останавливается. Медленно постукивая пальцами по рулю, Элис заговаривает, продолжая начатый еще в госпитале разговор:

– Ты что-нибудь решила, дорогая? Определилась с выбором?

– Выбором? – рассеяно отзывается Бетти.

– Ужин, Элизабет, – нетерпеливо отвечает мать. – У тебя есть какие-нибудь пожелания?

– А это обязательно?

– Разумеется, я хочу приготовить твои любимые блюда.

– Я про ужин, мама. Обязательно его устраивать?

– О, а как насчёт стейков из телятины с печеным картофелем? Тебе ведь нравится телятина, правда? – Элис пропускает вопрос мимо ушей. – А на десерт – банановый торт с зефиром? Ты любила его в детстве, помнишь?

– Готовь что хочешь, мне все равно, – равнодушно отвечает Бетти, разглядывая чёрный байк, притормозивший по соседству.

Загорается зелёный, и недовольная реплика Элис тонет в оглушительном реве, с которым байк срывается с места. Их «форд» тоже начинает движение, и в салоне повисает натянутое молчание. Когда тишина становится невыносимой, Элис включает радио, и они слушают какую-то заунывную балладу о несчастной любви, от которой Бетти клонит в сон. Она ерзает в сиденье, поудобней устраивая голову на мягком подголовнике, и прикрывает глаза, надеясь, что остаток пути они так же проведут в блаженном молчании.

Мать разговоров больше не затевает, и Бетти ничего не отвлекает от тягостных мыслей о предстоящем возращении в родные пенаты. Первое испытание ждёт её уже вечером, и одному Богу известно, выдержит ли она его. Семейный ужин в честь выписки – пир лицемерия и лжи, роковая ошибка, которая неизбежно приведёт к катастрофе.

В восемь вечера трое Джонсов и одна Купер соберутся за обеденным столом и будут усердно корчить вид, что в их семье все в полном порядке. Скрепя зубами, Элис будет разыгрывать добродетельную мать и супругу, улыбаясь фальшивой улыбкой пасынку, которого ненавидит всей душой; мужу, с которым не разговаривает уже больше недели; и дочери, от которой ей не терпится избавиться.

Интересно, как она вообще согласилась на присутствие Джагхеда за столом? ЭфПи настоял, или ей попросту хочется собрать всех пауков в одной банке?

«Как бы не пришлось жалеть о содеянном, мама…» – думает Бетти, погружаясь в сладкую дрему, навеянную мелодичной музыкой и плавным урчанием мотора.

***

– Просыпайся, Элизабет.

Бетти резко вздрагивает и открывает глаза. Ее сонный взгляд обращается на мать, но та, кажется, не собирается выходить, она сидит с заведенным мотором, устремив взгляд на приборную доску и постукивая пальцами в такт ритмичному кантри.