Текст книги "Падший ангел (СИ)"
Автор книги: Natali Ostin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
– Ключи от тачки ещё у тебя? – спрашивает он у Свита, оказавшись под хмурым набрякшим небом, с которого без остановки валит вялый мокрый снег.
Ноябрь во всей своей безрадостной красе. До рассвета ещё час с небольшим, а пока темноту на больничной парковке разгоняют яркие фонари.
– Нет, я их Пенни вернул, – отвечает Свит, зачем-то хлопая себя по карманам чёрной куртки. Сигареты. Он ищет сигареты.
– Блять! – вырывается у Джонса.
Приняв ругательство на свой счёт, Свит открывает рот, чтоб оправдаться, но не успевает сказать и слова. За спиной слышится гулкий стук каблуков и, обернувшись, он видит летящую на всех парах Заклинательницу Змей в компании старшего Джонса. Пенни – сплошной нерв. Серое пальто нараспашку, полы его развиваются на порывистом ветру, который швыряет соломенные пряди на перекошенное от злобы лицо. Неприятный холодок бежит по спине Свита и дрянная погода тут не при чем.
– Ты! – Она угрожающе тычет пальцем в Джагхеда, застыв от того в паре шагов. – Только попробуй, слышишь меня, только попробуй свалить из города! Я от тебя мокрого места не оставляю, и я сейчас не шучу!
– Давно ты моей мамочкой заделалась? – огрызается Джаг, испепеляя отца, застывшего за спиной адвоката, недобрым взглядом. ЭфПи муки совести неведомы, а потому он с каменной физиономией шлет сыну ответный удар.
– Слушай сюда, мститель хренов! – Её голос звенит от неприкрытой злобы. – Келлер уже разослал ориентировку на Эндрюса, вся полиция округа ищет этого ублюдка и, будь уверен, они прекрасно обойдутся без тебя!
– Я должен их опередить, – чужим, совсем не своим голосом говорит Джагхед. – Я должен.
– Ничего ты не должен! – напускается на него ЭфПи, прервав обет молчания. – Твою мать, Джаг, опомнись наконец! Да, все ужасно, и я понимаю, каково тебе сейчас, нам не легче, поверь! Эндрюс заслуживает наказания, но не тебе быть его палачом. Это не выход, сынок, не выход…
– Для меня – выход, – все тот же чужой голос. – Ты видел во что он ее превратил. Я не могу иначе, просто не могу…
– Боже, да как ты не поймешь?! – с отчаянием говорит Пенни, жестом заставив ЭфПи замолчать. – Бетти боролась за тебя, за твою свободу, а ты собираешься спустить в трубу все, чего она с таким трудом добилась?! Она рискнула ради тебя жизнью, всю себя отдала, лишь бы ты, эгоист хренов, остался на воле и что в итоге? А ничего, ее жертва была напрасной, ведь того, за кого она страдала все равно упекут за решетку! – Пенни переводит дух, сделав глубокий вдох. Колючий голос самую малость смягчается и она продолжает. – Пойми, Джаг, убив Эндрюса, ты и ее убьешь…Разве она заслужила такое предательство? Ответ очевиден, не правда ли? Скоро она вернётся и все, что ты действительно должен – это быть рядом с ней. Заботиться. Помогать. Любить. Чёрт, неужели тебе самому этого не хочется?
С отвисшими челюстями, Свит и ЭфПи во все глаза таращатся на блондинку, как если бы перед ними стоял говорящий жираф. Это точно Пенни Пибоди? Ну, та самая – жесткая, беспринципная стерва-адвокат с Южной стороны?
– Хочется, – тихо отвечает Джагхед. – Безумно.
– Прекрасно, в таком случае поклянись, что оставишь Эндрюса копам, – говорит Пенни требовательным тоном. – Поклянись ее жизнью. Да, мне нужны гарантии, малыш, и нечего так пялиться.
И вся троица в ожидании клятвы перестает дышать. Три пары глаз невидимыми лучами приковывают Джага к мокрому асфальту, как не старайся – не сбежать.
От себя не сбежишь. Боль нипочем не уйдёт, даже на краю света от неё не спрятаться. От желаний не спрятаться. И сейчас он спрашивает себя, что ему желанней всего в этом проклятом мире и тут же отвечает – Бетти. Разве не очевидно? Он желает ее всю. Без остатка. До последней капли. Ее душу. Тело. Мысли. Каждый пшеничный завиток, каждую улыбку, каждый вздох. Понял это, как только увидел ее посреди залитой солнцем гостиной. До встречи с ней он был мертв. Она вдохнула в него жизнь, научила чувствовать. Она – свет, и он тянется к ней, как крошечный, слабый росток, мечтающий превратиться в могучее, раскидистое древо. Но там, где свет, всегда есть тьма. В нем-то, в непроглядном мраке, и затаились уродливые, истошно вопящие неведомые сущности. Рвут его на части острыми зубьями, вгрызаются в самую чувствительную плоть, безжалостные и пугающее откровенные.
«Трус! – беснуются они. – Дешевка! Гордо именует себя Змеем, а на деле – бесхребетный слизняк. Пустышка, мнящая себя венцом творения. Что, Джонс, боишься замарать ручки? Опять дал заднюю? Да, это так на тебя похоже… Одна только пафосная болтовня, на большее ты и не способен. Как ты вообще себя терпишь? Жалкий, бесхарактерный кусок дерьма. Как?! Как ее угораздило полюбить тебя?! За что?! Бедняжка, за какие только грехи ты ей достался. Любовь к тебе – худшее, что стряслось в ее жизни. Хотя, худшее, пожалуй, еще впереди. Кошмар придет с пробуждением, когда несчастная девочка взглянет на себя в зеркало. Помнишь, как в «Шреке» – «Красотка днем, в ночи урод». Фионе, как ни крути, повезло больше, чем малышке Бетти. Урод круглые сутки. Для девушки это равносильно смерти. Знаешь, какими будут ее первые слова после возвращения? «Лучше бы я умерла». Упрекнуть ее за это язык не повернется, не правда ли, Джаг? Сюда идеально впишется одна твоя замечательная цитата: «Я думаю, как противно мне будет прикасаться к тебе после него». Фразочка-то с налетом пророчества, не кажется? Все эти шрамы, сто тридцать шесть швов… Кошмарное зрелище. Отталкивающее. На теле их еще можно скрыть, а вот на лице… Нет, пластику никто не отменял, но есть такая штука, как келоидные рубцы. Ужасный дефект, скажем мы тебе. Бесследно избавиться от них невозможно. Звучит, как приговор. Прощай, театр, актрисой ей уже не стать… Бедняжка. Тебе, кстати, тоже придется не сладко. Каждый божий день смотреть на неё, и не просто смотреть, а прикасаться, целовать, изображая при этом истинное наслаждение. Если она, конечно, позволит. Маловероятно. Практически исключено. Не позволит. От этого хуже вдвойне. К чему такие муки, Джагхед? Крах неизбежен, пойми, вы оба уже на краю. Не усугубляй. У тебя есть «выход». Никого не слушай. Ни Пенни, ни отца, ни бога, ни черта. Просто найди Эндрюса и сделай, что должен. Избавь себя от страданий. С Бетти ты долго не протянешь, помяни наше слово. Она вернётся другой, от прежней милой Бетти не останется и следа. Ты не выдержишь. Ваша жизнь станет невыносимой, каждый день рядом с ней будет сущей пыткой. Поверь, тюрьма по сравнению с этим – Эдемский сад. Рай обетованный. Ну, что выбираешь, Джагхед? Геенну огненную или вечный покой?»
~ Я рискну.~
Злорадный гогот ещё долго не стихает в его голове.
– Клянусь. Я не стану его искать.
Дружный вздох облегчения вырывается на стылый воздух. Слава, мать его, Богу.
– Я с тебя глаз не спущу, – на всякий случай предупреждает сына ЭфПи. – Одно неверное движение и у тебя будут проблемы.
Джагхед молчит. Он не слышит ни отца, ни ветра, ни ночного города. Он ждет. Отчаянно ждет завтрашнего дня.
***
Завтра наступает и в жизни Джонсов ничего не меняется. Как и на следующий день. И на следующий. Джагхед прописывается в госпитале на неопределенный срок, сутки напролёт просиживая в палате интенсивной терапии и позволяя отцу с Элис сменять его лишь на пару часов. Паника с каждым днем нарастает, врачи разводят руками и настоятельно рекомендуют не убиваться раньше времени. Миссис Джонс дни и ночи проводит в слезах, вид дочери не оставляет ей ни малейшего шанса. Обездвиженная, с насильно распахнутым ртом, в который вставлена идущая в трахею трубка, присоединенная к гофрированному шлангу аппарата искусственной вентиляции лёгких; на некогда прекрасном лице – неплотная асептическая повязка, а под ней…кожа. Перештопанная вдоль и поперёк чёрной хирургической нитью.
Для всего Ривердэйла – это печальный финал пьесы о неразделенной любви. Но не для Элис. Не для матери, которая выставила родную дочь из дома.
«Освободи спальню, Элизабет. Желательно, прямо сейчас».
Во век не забыть ей своих ядовитых слов, они станут ее проклятием, кошмаром ее никчемного существования. Не позвони она дочери, та осталась бы в Саутсайде, в полной безопасности. Уцелела бы. Ох, как же рыдала безутешная мать, разбирая вещи, которые дочка успела собрать перед роковым исчезновением. Рвалось каменное сердце, каждый вздох груди, в которую втиснули злосчастный орган, считался преступлением. Не достойна она дышать, пока ее маленькая девочка на другой стороне. Одна. Заперта в тёмной комнате и никак не нащупает выключатель. Уже семь дней…
Да, идет седьмой день без Бетти. Ривердэйл медленно возвращается к своей размеренной жизни.
Трагедия недельной давности, достойная шекспировского пера, всколыхнула мирный городок почище десятибалльного землетрясения. Никто даже предположить не мог, что милый рыжий мальчуган, такой улыбчивый и вежливый, окажется хладнокровным, безжалостным палачом. Запредельная жестокость, с которой он искромсал несчастную дочь Элис Джонс потрясла даже бывалых сторожил города, повидавших на своём веку немало шокирующих происшествий. Вся школа пребывала в потрясении, ученики на пару с преподавателями без конца обсуждали детали резонансного события, которое с каждым днем обрастало все более невероятными подробностями. Одноклассники, даже те, с кем Бетти не общалась больше, чем полностью, навещали ее, желая девушке скорейшего выздоровления. Так текли унылые городские будни, но за пределами Ривердэйла в это время кипела бурная деятельность. На Эндрюса охотилась вся полиция округа, но пока, увы, безрезультатно. Он словно сквозь землю провалился, чего не сказать о машине. Шевроле отыскалась в Гриндэйле, в местном автоломбарде, в котором беглецу отвалили семь тысяч зелени, да отпустили с миром. «У него на лбу не написано – «я в розыске», – отмазался работник ломбарда. На этом след Эндрюса прервался, но поиски продолжались. Копы лезли из кожи вон, свято веря, что рано или поздно их труды обязаны принести плоды.
Шериф Келлер на следующее утро после бегства Арчи явился к постаревшему на полсотни лет Фреду с ордером на обыск. Перевернув дом вверх дном, копы обнаружили запрятанную на чердаке партию джингл-джангла, тянущую лет на десять, не меньше. Находку незамедлительно отправили на экспертизу. Содержимое пакета, ровно как и сама упаковка подверглись тщательному изучению, и результаты заставили шерифа Ривердэйла едва ли не биться головой о стену. В отчете дактилоскопической экспертизы значились два имени – Арчибальд Эван Эндрюс и Реджинальд Уильям Мантла. И пока Келлер был тепленький, мисс Пибоди решительно взяла его в оборот. Недалекого ума шериф мог сделать неверные выводы, а допустить такой оплошности она никак не могла. Машина правосудия заработала. Пенни крутилась, как белка в колесе. Участок – госпиталь – здание суда – вот ежедневный маршрут, по которому она без устали моталась. И все шло по плану ровно до тех пор, пока речь не зашла о сгоревшем трейлере. Ушлый «упырь», жаждущий поживиться за «змеиный» счёт уже в предвкушении заветных ста тысяч радостно потирал потные ладошки, но судьба распорядилась иначе. Когда Пенни приехала в госпиталь к хранителю банковского чека ее ждал не терпящий возражений отворот-поворот. Джагхед наотрез отказался обналичивать чек.
– Эти деньги принадлежат Бетти, – сказал он. – Ей они нужнее. Показания этого урода уже не важны, так что пусть катиться к дьяволу.
По большому счёту, он был прав. Эндрюс и без поджога наскреб себе на пожизненный срок. Хоть Джонс и не вдавался в подробности, ход его мыслей для Пенни был предельно ясен. Пластика – удовольствие не дешевое, но, к сожалению, жизненно необходимое. Ко всему прочему, Бетти предстоит долгая реабилитация, а это тоже потребует немалых расходов. Доктор Кларк поставил сроки – 5-6 месяцев, не меньше. Страховка всех затрат не покроет, а потому решение Джонса послать Пороха к чертовой матери вполне себе здравое.
Ну, а на пятый день отсутствия Бетти случился невиданный по своей силе прецедент. Игра окончательно перевернулась и все, что имело для следствия первостепенное значение обратилось в прах, ведь в их распоряжении оказалась улика, окончательно рассеявшая сомнения в деле о жестоком убийстве.
В ночь трагедии на Бетти было ее любимое чёрное пальто, которое Элис вместе с остальными вещами забрала домой. Окровавленную блузку и джинсы она сожгла на заднем дворике, а вот пальто швырнуть в бочку с огнём рука не поднялась. Она знала, как Бетти дорожила подарком Хэла, который он преподнёс ей на их последний День Благодарения. Бетти, придя в себя, стерла бы ее в порошок, превратись пальто в кучку пепла, а потому вещь избежала огненной расправы и вместо бочки отправилась в химчистку. Вот тогда-то и обнаружилась маленькая тайна, сокрытая в его недрах. Элис с недоумением глядела на крошечный приборчик, вынутый из глубокого кармана. Диктофон. Все ещё в режиме записи.
В памяти устройства – свобода Джагхеда и приговор Эндрюса. Запись началась с момента, как Бетти села в «лачетти» и закончилась лишь два часа назад. Нервная система Элис после прослушки треснула по швам. Слышать, как твой единственный ребенок, заходясь в истошных криках, молил изувера о пощаде стало для матери последней каплей. ЭфПи уложил неудержимо рыдающую жену в постель и силой заставил ее проглотить солидную дозу снотворного. Спустя двадцать минут лекарство подействовало и Элис забылась тяжелым сном, а в это время в дом Джонсов примчалась белая как мел Пенни, которой ЭфПи позвонил незадолго до истерики жены. Она забрала бесценную улику и без промедления отправилась в участок, наказав главе семейства держать язык за зубами. Джагхеду подробностей лучше не знать, иначе все его клятвы полетят к чертям, никакие снотворные не помогут. Прослушать файлы он уже не сможет, так что официальная версия – запись оборвалась на моменте признания Арчи в убийстве Реджи. Не за чем будить уснувшую ярость, последствия могут быть катастрофическими.
Прибыв в участок, ставший для Пенни вторым домом, она, по обычаю, без стука вломилась в кабинет шерифа и разговор в нем затянулся на долгие часы. Келлер, прослушав содержимое диктофона, побледнел, став похожим на выбеленную кость. От истошных криков, принадлежащих Бетти Купер, у мужчины оборвалось сердце. Даже шокирующее признание Эндрюса не вызвало у него столь мощной эмоциональной встряски. Дело об убийстве Реджи Мантла, принявшее неожиданный поворот, по праву станет для Тома Келлера самым тяжелым эпизодом за все годы службы.
На следующее утро Ривердэйл уже не сомневался в том, что Арчи Эндрюс – истинный убийца Реджи. Бетти Купер едва ли не ценой собственной жизни донесла людям горькую правду. В тот день на пороге ее палаты с охапкой белых роз нарисовалась никто иная, как Вероника Лодж. Одетая в чёрное строгое платье, в белом халате на острых плечиках, она, с безмерно виноватым видом, неуверенно топталась у двери. Джагхед, по обыкновению дежуривший у постели Купер, на короткий миг растерялся, но быстро взяв себя в руки, вежливо попросил девушку убраться восвояси. Вероника не ушла.
– Прости меня, Джагхед, – сказала она, глядя в горевшие неприязнью глаза. – Прости, что обвиняла тебя. Мне очень жаль. Мне стыдно за свое поведение… Я надеюсь, что вы с Бетти все же простите меня. Я ведь не знала. Никто не знал. Арчи… До сих пор не могу в это поверить. Боже, а ведь когда-то я любила его… Это ужасно.
Устав от слезливых извинений, Джагхед предельно учтиво намекнул об этом Веронике и та, хвала небесам, вымелась прочь, пообещав навестить Бетти после того, как сознание вернётся к ней. Слова Лодж нещадно резанули по живому. Шестой день. Никаких улучшений. Седьмой.
Да, идет седьмой день без Бетти.
***
За окном уже глубокий вечер, белые жалюзи на окнах опущены, и комната освещается неоновым светом люминесцентной лампы, закрепленной над кроватью.
Дверь в палату с негромким щелчком закрывается, и задремавший прямо на стуле Джагхед просыпается, резко дернувшись. Перед затуманенным от недосыпа взором появляется худенькая темноволосая девушка в сестринской униформе цвета небесной синевы. С интервалом в два часа Лидия Уорд, дежурная медсестра, наведывается в палату Бетти, и каждый раз картина неизменна– настырный лидер Саутсайдских Змей сидит у постели, терпеливо ожидая чуда, и пост свой покидать наотрез отказывается. Жаль только, чудеса эти случаются очень редко.
– Мистер Джонс, не мучайте вы себя, – с сочувствующим вздохом говорит она. – Мой вам совет – поезжайте домой и хорошенько выспитесь.
Пока Джаг усиленно терет заспанные глаза, изгоняя из них последние остатки сна, она уже внимательно изучает показания прикроватного монитора, попутно делая записи в медицинскую карту пациентки.
– Я в порядке, – наконец говорит Джагхед, разминая рукой затекшую от неудобной позы шею. – Уже выспался.
– Доктор Кларк скоро охрану на вас натравит, вот увидите.
Пропустив мимо ушей неявную угрозу, он придвигает стул ближе к кровати и нежно берет в руки маленькую горячую ладошку. Уже сутки у Бетти держится высокая температура. Типичный симптом в ее состоянии, сказал лечащий врач.
– Есть что-нибудь? – спрашивает Джаг у сестры, которая все ещё ведет запись текущих наблюдений. Этот вопрос, должно быть, уже отпечатался у неё в подкорке, ведь он задавал его на протяжении всего дня.
– Положительной динамики пока нет.
Предсказуемый ответ, но внутри снова мучительно больно. Сколько раз эта фраза звучала в этой комнате и сколько ещё прозвучит?
– Она ведь с нами? – тихо спрашивает Джаг, скользя потухшим взглядом по забинтованному лицу в окружении прозрачных трубок. – Я имею в виду…она ведь не совсем глубоко?
– Это не терминальная стадия, – слышит он в ответ. – Она «не глубоко», просто очень крепко спит, но мы ее разбудим. Она вернётся к вам.
– Спасибо…
Вселив в безутешного паренька хоть какую-то надежду, Лидия тихо выходит из палаты. Годы работы в отделении неотложной помощи не сделали ее черствой, людское горе трогало девушку, как своё собственное. Редкое качество для такой профессии.
– Ну же, малышка, просыпайся, – говорит Джагхед, прижимая вялую руку к сухим губам. – Тут без тебя невыносимо. Я скоро с катушек съеду от тоски. Слышишь меня, Купер? Я знаю – слышишь. Уже неделю ты не выносишь мне мозг. Неделю! Это перебор, мисс, мы так не договаривались. У нас дел выше крыши, а ты… Учти, я в одиночку загибаться не собираюсь. У нас, между прочим, новоселье намечалось, помнишь? Хотя…эм…тут кое-что изменилось. В общем, Элис тебя снова в жильцы записала, но в «Белом Змее» куда веселее, так что… Заведем ещё одну рыбку, как ты и мечтала. Да-да, я согласен, мы вчера с Кометой перетерли, она вроде не против. Шкаф я тебе освободил, пары полок для твоих шмоток ведь достаточно? Ладно, шучу, я выделил три. Тони вчера, ты не поверишь, притащила нам жуткие картины, какая-то непонятная мазня, сказала, что нужно оживить комнату к твоему приезду. Не знаю наверняка, но похоже они со Свитом спиздили их из нашего убогого музея. Короче, в комнате есть все, что угодно, кроме тебя… Исправляй ситуацию, Купер. Ты нужна мне. Я без тебя уже не могу. Вернись ко мне, пожалуйста… Ты не пожалеешь, обещаю. Я сделаю тебя счастливой, только дай мне шанс. Давай, детка, открывай глаза, а я буду рядом. Я всегда буду рядом, хочешь ты того или нет. Тебе от меня не избавиться. Если бросишь меня – проблем не оберешься. Я предупредил.
Пылкие угрозы прерывает слабая трель мобильного. Тихо ругнувшись, Джаг аккуратно выпускает девичью руку и лезет в карман джинс. Вот гаджет уже перед глазами и на экране высвечивается до боли знакомое имя.
– Пенни? – Он сосредоточено вслушивается в шум, доносящийся из трубки. Кажется, она в машине.
– Джаг?! – голос явно взволнован. – Ты сидишь?
– Допустим, а в чем дело?
– Ты не поверишь! Мне только что звонил Келлер. Эндрюса нашли.
От этих слов по телу проходит непроизвольная дрожь. Пальцы на металлическом корпусе с силой сжимаются.
– И где он сейчас?
Короткая пауза. Табун мыслей проносится в его голове прежде, чем он слышит:
– В морге.
Телефон едва не выпадает из рук. Он ослышался?!
– Что ты сказала?!
– То и сказала, – отзывается голос в трубке. – Псих сыграл в ящик. Его застрелили около часа назад в каком-то мотеле на границе с Орегоном. Он выскочил на копов с пушкой, а те его и пришили. – Пару секунд Пенни молчит, а потом добавляет. – Пушка, правда, оказалась не настоящей. Обычная зажигалка…
Трубка еще говорит, но Джагхед разрывает соединение. Он не нуждается в подробностях. Ему плевать, почему Арчи Эндрюс угрожал полиции игрушечным пистолетом. Плевать, как он очутился на границе соседнего штата. Все, что имеет для него значение он уже услышал, но… Где же долбанное облегчение? Разве не должна гора свалиться с плеч, ну или камень с души, как ещё там говорят в таких случаях? Почему он чувствует лишь…досаду? От того ли, что выродока отправил на тот свет совершенно посторонний человек, а он, Джагхед Джонс, палец о палец не ударил? «Упущенные возможности», – мелькает в бесстрастном мозгу. Да, именно они терзают его сейчас.
Глаза Эндрюса. Он так мечтал увидеть, как жизнь в них медленно угаснет. Как расширятся чёрные зрачки, навсегда изгнав из сетчатки карий пигмент. Да, он мечтал это увидеть, но дальше мечтаний дело не зашло. К счастью…
Он сделал свой выбор. Да, жалеть об упущенном шансе он будет всю оставшуюся жизнь, но жизнь эту он разделит с той, чья безграничная любовь не дала тьме окончательно завладеть им. Она спасла его. Всегда спасала. Теперь его черед.
Мерный писк медицинского оборудования нарушает тишину палаты. Аппарат искусственной вентиляции ритмично шелестит, помогая лёгким раскрываться. Вдох, выдох, вдох, выдох. Горячая ладошка снова в его руках, и губы оставляют на мягкой коже влажные следы.
– Все закончилось, малышка, – шепчет он, не сомневаясь, что его слышат. – Просыпайся, теперь все позади. Я знаю, ты из-за него не хочешь обратно, боишься, что он снова причинит тебе боль. Черта с два, Бетти. Ты никогда больше не увидишь эту тварь. Он ушёл. Навсегда. Ничего не бойся, слышишь?! Возвращайся. Ты просто…просто открой глаза, ладно. Хоть на минуту. Пожалуйста, Бетти, сделай это ради меня. Открой глаза…
Горячие капельки падают на прозрачную кожу. Обладай слёзы Джагхеда целебной силой, Бетти излечилась бы за пару минут. Жаль, что чудеса случаются только в сказках. А может они и живут в сказке? Вполне возможно, ведь чудо все же случается.
Была ли это воля высших сил или же терапия возымела успех, но на двенадцатый день веки, налитые сонной тяжестью, слабо дрогнув, приоткрылись. Бетти Купер возвращалась из темноты.
Комментарий к Часть 25. Двенадцать дней ночи.
Здравствуйте, мои милые) Новая глава. В ней нет обещанной флэшбек-сцены, потому как она не вписалась в сюжетную канву данной части. Да и особо она не нужна, что случилось с Бетти и так предельно понятно. Возможно, эта глава предпоследняя, точно не скажу, если уложу дальнейшие события в одну часть, то она такой станет, ежели нет, то придётся вам потерпеть меня ещё пару глав и эпилог) Ну вот, такие дела) Не знаю, понравится ли вам эта часть, но надеюсь, что да) Спасибо за ожидание, я безгранично вам благодарна? По обыкновению жду ваших мыслей) Всех люблю!)))
========== Часть 26. Игры разума. ==========
*Пробуждение*
5 декабря 2018.
Мир встречает Бетти светом. Обжигающей вспышкой слепящего, тошнотворного света, такой, как в эпицентре атомного взрыва. На самом деле, взрывается вовсе не бомба – взрывается голова. Она не может кричать, но если бы могла, то крик ее оглушил бы весь Нордсайд, настолько дикой оказывается боль. Ей кажется, что в череп забивают гвозди, а он трескается, разваливается на мелкие кусочки, и горячие мозги вытекают наружу, прямо на лицо, ведь оно…оно горит. Кожа полыхает так, что захватывает дух, ощущается неприятная стянутость, и ко всему прочему она нестерпимо зудит. Сознание подсказывает Бетти, что зуд пройдёт, если кожу хорошенько почесать, а для этого нужно прикоснуться к лицу. Ничего не выходит. Она едва шевелит пальцами, но поднять руку не может. Конечность словно мертвая, она не более чем чужеродный придаток, который наотрез отказывается ей служить. И тут на Бетти снисходит озарение – отмерла-то не только рука, а все тело. Она не чувствует его, видит лишь, как оно полулежит, накрытое белой простыней, мертвым грузом вдавленное в постель. Оно ей не принадлежит. Она сама себе не принадлежит. Единственные ощущения, что доводится ей испытать – это невыносимый жар, волнами накатывающий на обездвиженный кусок мяса и костей, заставляя его покрываться липким потом. На грудь вдруг опускается чья-то невидимая тяжёлая рука и давит с такой силой, что Бетти чудится треск ломающихся ребер. Слабое мычание вырывается из приоткрытого рта, в который зачем-то засунули скользкую змею, и она извивается в горле, проползая все глубже и глубже, а вырвать эту гадину из себя нет ни малейших сил. Ее мутит, перед глазами сгущается красное удушающее марево, и мир кружится, резко качнувшись, как в водовороте. Последнее, что выхватывает ее мозг перед отключкой – чей-то расплывчатый силуэт, склонившийся над кроватью. Она не разбирает лица, голова идет кругом, но на миллисекунду ей чудится зелёный всполох, а потом все исчезает.
Обморок длится буквально десять минут, по истечении которых Бетти приходит в себя. Кома выпускает ее из смертельных объятий, но ещё десять дней она проводит в полубессознательном состоянии. Изредка у неё случаются короткие «проблески», она видит свою палату, стоящего у ее кровати мужчину в белом халате, плачущую женщину с голубыми глазами. Вскоре отрывочные видения начинают складываться в цельную картинку, время обретает линейность и Бетти окончательно возвращается в реальный мир.
***
*Забвение*
POV Бетти
Морозным декабрьским утром в мою палату входят трое человек. Я уже не сплю и теперь озадаченно смотрю на своих гостей, которые толпятся у кровати в столь ранний час. Мое внимание сразу привлекает молодой парень в иссиня-чёрной толстовке, такой же, как и затейливые локоны на его голове, но что самое выдающееся в нем, так это глаза – густая изумрудная зелень. Удивительно красивые, они заглядывают прямо в душу, словно видят тебя насквозь. Оторвав наконец от паренька заинтересованный взгляд, я уверенностью заключаю, что наружность у него весьма и весьма приятная, увидев такого раз – не забудешь уже никогда. Интересно, кто он такой? А эта женщина… С виду очень строгая, вся такая элегантная и респектабельная, с идеальной укладкой на платиновой шевелюре, в безупречного кроя бордовом пиджаке и зауженных к низу брюках. Наверняка, она восседает в комфортабельном офисе солидной компании, а возможно, в редакции модного глянцевого журнала. Как бы там ни было, первым заговаривает ни красавчик и ни леди, а суровый мужчина с забавными кудряшками на голове и в помятом белом халате. Кажется, он доктор. Слишком умный вид, ну и халат, опять же.
– Доброе утро, Бетти, – говорит он, внимательно меня разглядывая. – Как ты себя чувствуешь?
Бетти… Да, это мое имя. Такое странное. Абсолютно неподходящее. Мне больше по вкусу имя Кейт, оно нежное как ванильное суфле и по звучанию похоже на томный вздох. Но я отвлеклась, а люди ждут. Какая же ты невежа, Бетти. Боже, ну и гадкое же имечко!
– Лицо, – еле слышно отвечаю я. – Зуд.
Увы, говорить целыми предложениями и во весь голос я не могу, связки очень ослабли, и каждый звук дается мне с большим трудом. Способность мыслить я обретаю достаточно быстро, но вот с речью дела обстоят плачевно. А лицо и вправду зудит, да так, что захватывает дух, но почесать злосчастную физиономию не представляется возможным. Во-первых, свинцовые руки, которыми я едва шевелю, а во-вторых, на эти самые руки до кучи надеты толстенные синие перчатки, подозрительно смахивающие на боксёрские.
– А ты знаешь, от чего этот зуд? – спрашивает меня кудрявый. На мгновение я задумываюсь. Троица выжидательно пялится на меня, и это жутко раздражает. Всегда неприятно, когда незнакомые люди усердно сверлят тебя взглядом.
– Я больна.
Конечно же, моя зудящая и горящая адским огнем кожа, это ничто иное, как болезнь, а вот какая именно – неизвестно. Наверняка, заразная и до чертиков опасная, раз симптомы такие серьёзные. Ломота во всем теле, парализованные конечности, жуткий чес и пропавший голос – во меньшее из зол, постигших мой несчастный организм. Интересно, как я умудрилась подцепить такую загадочную болячку?
– Бетти, скажи, где ты сейчас находишься? – продолжает он свой допрос.
«Неужели не ясно?» – хочется воскликнуть мне. Зачем задавать такие глупые вопросы, когда все очевидней некуда. Я прикована к кровати, в полусидячем положении, и на мне та самая унизительная пижама, которая демонстрирует всем желающим (и не желающим) твой бесподобный зад. Чувствую себя пришельцем, чей космолет потерпел крушение и теперь он вынужден адаптироваться в чуждой ему системе, населенной представителями негуманоидной расы. Ну и финальный аккорд – типичная для среднестатистического госпиталя обстановка, но лично для меня довольно милая: небольшая, но и не тесная комната, наполненная светом и воздухом, с молочно-кремовыми стенами и блестящим ламинатом теплого бежевого оттенка; светло-зеленая воздушная тюль на широком окне, возле которого уютно расплагаются два темно-коричневых мягких креслица, а в самом углу – невысокий круглый столик из чёрного дерева. На столике красуется пузатая глиняная ваза, а в ней – букет нежно-розовых лилий.
– Больница. Ванкувер.
Горестно охнув, бизнес-леди прижимает руки к груди, а ее небесные глаза стремительно наполняются чистыми слезами. Парнишка от охов и вздохов воздерживается, кажется, его огрели по голове чем-то тяжелым, кровь от его лица тотчас отливает и оно становится точно таким цветом, как халат кудряшки-доктора. Их реакция не слабо меня удивляет, но разобраться в чем же подвох я не успеваю, ведь доктор снова заговаривает:
– Верно, ты в больнице. Только не в Ванкувере, а в Ривердэйле. Я доктор Кларк, а это Элис и Джагхед. Они навещали тебя вчера, помнишь?
Я беспомощно улыбаюсь. Это единственное, на что меня хватает. Пыхтя и тужась, мозг обрабатывает полученную на языке суахили информацию и на завершающей стадии выносит неутешительный вердикт – кучерявый доктор сошёл с ума. Уж не знаю, какой недуг поразил его сознание, но несение откровенной бредятины можно смело отнести к его основной симптоматике. Должно быть, выгляжу я крайне обескураженной, потому как лица моих гостей окрашиваются в сочувствующие тона. Все ещё роняя слезинки, женщина вдруг подходит ко мне и садится на краешек кровати.
