Текст книги "Фабрика кроликов"
Автор книги: Маршалл Кэрп
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)
Глава 111
И он стал рассказывать. Он сообщил имена киллеров и их специализацию, подробности найма и условия оплаты.
– Мы наняли десятерых, – заключил Барбер. – Трое из них еще не выполнили задания.
Эстафету принял Черч.
– Что это за задания?
– Лебрехт велел киллерам пока затаиться и ждать дальнейших распоряжений.
– И они согласились? – спросил Черч.
– Киллеры получают поденную оплату независимо от того, работали они или нет.
– Значит, надо уже дать им распоряжения, – рассудил Черч. – Иначе нам их из нор не выкурить. Как вы с ними связываетесь?
– Клаус отправляет письма по электронной почте. Через час компьютер Лебрехта был в лаборатории ФБР.
Лебрехт, правда, успел удалить всю свою переписку, но фэбээровцы восстановили ее за считанные секунды.
Мы уже знали, кто взорвал «Королевский бургер». Это был некий Деклан Брэйди, в переписке фигурировавший как Йетс. В Лос-Анджелесе ожидал распоряжений баск как Сервантес, а в Нью-Йорке – грек как Софокл.
– Надеюсь, вы поймаете этого ублюдка, – заметил Барбер. – От него один геморрой – мы проклинали день, когда с ним связались.
Барбер сам разработал сценарии поимки киллеров. Была почти полночь, когда мы отправили каждому из них письмо с распоряжением вылететь первым утренним рейсом. Йетса мы заслали в Чикаго, Софокла – в Сан-Франциско, Сервантеса – в Майами. А затем по факсу отправили фото Брэйди и фотороботы Софокла и Сервантеса в соответствующие полицейские участки.
– Осталось дождаться утра, – произнес Черч.
– У меня завтра выходной, – заявил Терри. – Поеду-ка я домой, пожалуй.
Мне домой не хотелось. Я поехал к Дайане.
– Прости, что разбудил, – сказал я, когда она впустила меня в квартиру.
– Молчи, – отвечала Дайана, закрывая мне рот поцелуем.
Дайана потащила меня в спальню. Я разделся, мы легли, и я крепко прижал ее к себе. Никогда еще простые объятия не были такими сладкими.
– У меня хорошая новость, – шепнула Дайана. – Анализы у Хьюго вполне приемлемые. Врачи говорят, это признак ремиссии, которой мы ждали.
– Я думал, сегодня не твое дежурство.
– Верно. Я не была на работе, но звонила в больницу.
– Новость замечательная. Передай Хьюго, что он приглашен в увлекательное путешествие по полицейскому участку. В любое время, когда сможет.
Дайана поцеловала меня.
– Я тебе в прошлый раз не говорила, что ты ужасно славный?
– Не говорила. Ни в прошлый раз, ни в позапрошлый.
– Какая досада! Кстати, что на работе?
– Все отлично, только давай я тебе утром расскажу, ладно?
– Знаешь, мне совсем не хочется спать. Надеюсь, ты сейчас не повернешься к стенке и не захрапишь?
– Конечно, нет, – сказал я, еще крепче обнимая ее.
Глава 112
Первым взяли Софокла. В семь утра он вылез из такси в аэропорту Кеннеди, где не менее дюжины агентов прикидывались носильщиками, контролерами и пассажирами. Софокл вошел в аэропорт и стал изучать расписание рейсов – тут-то двое и схватили его за локти, а третий защелкнул наручники.
Сервантеса та же судьба ждала в аэропорту Лос-Анджелеса. Группу захвата возглавлял Коллинз. Оба ареста были проведены без шума и пыли, как-то совсем уж буднично. Зато в Далласе пришлось повозиться.
Агенты ФБР в далласском аэропорту контролировали все рейсы в Чикаго – как прямые, так и чартерные. Однако Йейтс доехал на такси до международного терминала, там пересел на монорельсовую железную дорогу, которая идет вокруг аэропорта, и, таким образом, не только прибыл на посадку незамеченным, но и успел добраться до стойки регистрации, когда его опознала агент ФБР.
Девушка очень нервничала и, наверно, выдала себя, потому что Йетс все понял и бросился бежать. Три агента рванулись за ним.
После 11 сентября в аэропортах все такие бдительные, просто душа радуется. Каждый смотрит на попутчика как на врага – а ну как тот припрятал бомбу или коварно утаил от таможни смертоносный пинцет и вознамерился взять в заложники пилота? Неудивительно, что, когда агенты ринулись за Йейтсом с криками «Держите его! Он террорист!», вся накопленная народом энергия выплеснулась наружу.
Усталые пассажиры заметно оживились. Не менее полудюжины здоровых парней бросились за ускользающим преступником, однако поймал его – что было вполне предсказуемо – семнадцатилетний Даррелл Дженкс, нападающий школьной футбольной команды из северного Далласа. Юноша весил целых триста тридцать фунтов.
На следующий день чуть ли не в каждой газете на первой полосе красовалось фото юного Даррелла, который коленом прижимал к земле ирландского подданного Деклана Брэйди. Заголовок в «Лос-Анджелес таймс» гласил: «Старшеклассник перехватил террориста, взорвавшего „Королевский бургер“».
Как только был пойман последний киллер, Айк Роуз провел пресс-конференцию. Они с Брайаном прибыли из Миссури накануне; менеджеры высшего звена пока остались в Форт-Леонард-Вуде решать непростую задачу: как бы замять участие в терактах всеми любимого основателя компании.
Первым делом Айк попросил, чтобы мы не упоминали имени Ламаара.
– Просто скажите, что поймали банду террористов, а в подробности вдаваться не надо.
– Ну конечно, в Америке двадцать первого века такое запросто прокатит, – заметил Черч. – Особенно при нашей свободе слова.
Айк не решился настаивать.
– Я знал, что вы на это не пойдете, – сказал он. – Но надо же было бросить пробный камень.
Я понадеялся, что Эми Чивер с небес ухохатывается над прямотой своего бывшего босса.
Мы пришли к следующему консенсусу: сообщить миру, что Дин Ламаар имитировал собственную смерть и возложил на себя миссию уничтожить свое детище, однако особо подчеркнуть, что в последние годы Ламаар страдал серьезным заболеванием мозга и на сегодняшний день степень его участия в терактах не выяснена. Правдоподобная версия, не так ли?
– Пожалуй, нам удастся на время сдержать натиск прессы, – предположил Айк. – Уже четверо наших лучших сценаристов работают над сюжетом, в котором Дин Ламаар предстанет не столько злобным террористом, сколько сбитой с толку жертвой. Конечно, название «Только правда и ничего, кроме правды» нашему сценарию не подойдет, но нельзя же имидж портить. Если мы пойдем на полное разоблачение, компания попросту развалится, а значит, Дин и его приятели добьются-таки своего.
– Я одобряю ваше желание сохранить лицо, – сказал Черч, – но не забывайте: на мне пищевая цепочка не заканчивается – есть люди и повыше, и вам придется с ними беседовать.
– Я полностью отдаю себе в этом отчет, – ответствовал Айк. И, чтобы не быть голословным, позвонил главному человеку в упомянутой цепочке – президенту Соединенных Штатов. Тот, в свою очередь, – главе ФБР, и глава согласился: да, в интересах государства не стоит раскрывать деталей преступления, поскольку это может разрушить одну из крупнейших корпораций Америки, что пагубно повлияет на национальную экономику. Не прошло и часа, как об официальной позиции ФБР узнал Гэрет Черч.
– Очень интересно, – заметил Терри, – особенно по сравнению с тем, как я пять месяцев не мог выяснить, откуда у меня на кредитке переплата в двести долларов.
Пресс-конференцию назначили на два часа дня, чтобы поспеть к шестичасовым вечерним «Новостям» на востоке страны – в них была заявлена прямая трансляция. Мы с Терри по приказу шефа полиции Лос-Анджелеса тоже сидели у микрофонов, рядом с Гэретом Черчем и Айком Роузом.
Черч толкнул вступительное слово. Когда он сообщил, что Дин Ламаар до недавнего времени был живехонек, журналисты выпучили глаза. Когда Черч заявил, что Ламаар участвовал в планировании терактов, у журналистов чуть крышу не сорвало – даже несмотря на то что Черч не упомянул о ведущей роли Ламаара, бедолаги вопили, как стая сопливых фанаток при виде Брэда Питта. Черч не стал вдаваться в подробности ведения следствия, справедливо полагая, что это моя прерогатива.
Айк официально заверил американский народ, что «Ламаар энтерпрайзис» в самом ближайшем будущем станет лучше – и больше – прежнего. Айк выразил благодарности: властям – за оперативную поимку преступников; клиентам – за поддержку и понимание; президенту – за объявление раскрытия дела «Ламаар» первоочередной общегосударственной задачей. Цветистые фразы сыпались из Айка как из рога изобилия – кажется, не осталось ни одной организации, не удостоившейся уверений в бесконечной признательности от главного управляющего «Ламаар энтерпрайзис». В конце концов Терри не выдержал и шепнул:
– Будь это церемония вручения «Оскара», рекламу дали бы еще пять минут назад.
Айк заявил, что компания заработает в обычном режиме уже завтра утром и с радостью распахнет двери для всех сотрудников, уволившихся из-за известных обстоятельств, причем пропущенные рабочие дни не будут вычтены из их зарплаты. «Фэмилиленд» откроется в ближайшую субботу. Для первых ста тысяч посетителей вход будет бесплатный.
– И вот еще что, – продолжал Роуз. – Наши акции сильно упали в цене, потому что инвесторы не знали, насколько пагубно на компанию повлияют известные события. Теперь, когда все испытания позади, смею заверить всех наших акционеров: никогда еще перспективы «Ламаар энтерпрайзис» не были столь радужными.
Мы снова сделаем «Ламаар энтерпрайзис» великой компанией, а чтобы не быть голословным, я завтра же, как только откроется Фондовая биржа, куплю наших акций на сумму один миллион долларов. Все менеджеры высшего звена, прошедшие вместе со мной ужасы последних недель, также купят акций на сумму как минимум двести тысяч долларов каждый.
Не припомню, чтобы у журналистов было принято аплодировать во время пресс-конференций, и не могу сказать, то ли данная пресс-конференция явилась исключением, то ли данная группа журналистов решила нарушить традицию.
Глава 113
Лейтенант Килкуллен ждал нашего возвращения с пресс-конференции. Вместе с ним ждала незнакомая нам женщина пяти футов двух дюймов ростом, чуть больше тридцати лет от роду, с минимумом косметики и в брючном костюме без намека на изюминку.
– Отличная работа, парни, – похвалил Килкуллен. – Рад представить вам Шэннон Трош. Шеф поимеет меня раскаленной кочергой, если слава полиции Лос-Анджелеса в деле «Ламаар» будет хоть на йоту тусклее славы ФБР. Шэннон – ваш личный журналист. Она возьмет у вас интервью и вообще оформит все в лучшем виде.
Я пожал маленькую руку.
– Неужели нам действительно нужен журналист?
– Вам, может, и не нужен, – парировала Шэннон, – а вот департаменту полиции просто необходим. У нас и так пустых статей выше крыши. Я не один год ждала появления полицейских-героев. – Шэннон приблизилась к Терри и заглянула в лицо: – Я слышала, во время взрыва вас изрешетило мелкими осколками?
– Да, но я могу замаскировать шрамы тональным кремом, – отвечал Терри.
Шэннон рассмеялась:
– Нет уж, не надо. Больше шрамов, хороших и разных – они положительно влияют на тиражи.
– В таком случае завтра побреюсь армейским ножом, – пообещал Терри.
Следующий час прошел за интервью. Шэннон сказала, что надо потренироваться перед завтрашним днем.
Назавтра она заехала за нами в четыре утра. Мы прибыли на телестудию, где в прямом эфире оживленно побеседовали с Кэти Курик в шоу «Сегодня» – специально для уже проснувшихся жителей Восточного побережья. Без пятнадцати пять мы не менее оживленно побеседовали с Дайаной Сойер в шоу «Доброе утро, Америка». Терри проявлял нездешнее мужество.
Затем последовал шквал интервью для газет и радио. А в пятницу дело приняло совсем уж серьезный оборот – нас пригласили в шоу «Сегодня вечером».
Продюсеры сообщили, что Джей Лено будет брать у нас интервью с подобающим случаю достоинством.
– Впрочем, Джей ведь комик, так что не обижайтесь, если он станет искать повода посмешить публику.
Лено был великолепен.
– Итак, ребята, теперь, когда вы выиграли Суперкубок по раскрытию убийств, – произнес он, и мы напряглись, – вы, наверно, на радостях отправитесь в Диснейуорлд.
Съемочная группа выдала ожидаемый взрыв смеха.
И все же против нашего Терри и Джей Лено – слабак. На вопрос о том, как развивались события после взрыва, изранившего Терри лицо, последний ответил:
– Меня доставили в больницу. Лежу я на каталке, и вот входит доктор. «Не волнуйтесь, – говорит, – я один из лучших пластических хирургов в Лос-Анджелесе и работал со звездами первой величины». – «Это с кем же конкретно?» – спрашиваю. А он отвечает: «С Вупи Голдберг». И тогда я его застрелил.
Вот тут-то и раздался гомерический хохот съемочной группы.
Запись закончилась в шесть вечера, и мы с Дайаной поехали к Большому Джиму – ужинать и смотреть шоу.
После ужина Фрэнки спросил, нельзя ли нам поговорить наедине. Мы пошли в кабинет Большого Джима, расположенный в дальнем конце беспорядочного дома. Стены там были обшиты дешевыми сосновыми панелями, отсылавшими посетителя в добрые пятидесятые. Пол покрывали разномастные куски ковролина, не нашедшие применения в других комнатах. «Все равно у меня башмаки вечно грязные, так какой смысл тратиться на хороший ковер?» – объяснял Джим.
В углу помещался стол, который Джим смастерил из старой амбарной двери, а также пара стальных тумбочек о двух ящиках каждая – лет тридцать назад Джим нашел их на свалке в «Юниверсал».
Четыре книжных шкафа, выкрашенных в темно-зеленый цвет с целью создать впечатление, будто они из одного комплекта, подпирали каждый свою стену; при распределении шкафов по стенам Джим руководствовался одним-единственным соображением – влезет шкаф в отведенное ему пространство или не влезет. Шкафы он забил руководствами по ремонту легковых и грузовых автомобилей, каталогами запчастей, квитанциями и счетами, не уместившимися в тумбочках, и прочим хламом, глядя на который ностальгировал по своей должности бригадира дальнобойщиков.
В комнате пахло пылью, плесенью и старыми башмаками. Видно было, что ни пылесос, ни «Мистер Мускул» не переступали порог папиной берлоги. «Я здесь прекрасно ориентируюсь, – говорил Джим, – а уборщица мне весь мировой порядок нарушит».
Мама придерживалась иной точки зрения: «Даже если пустить в этот бедлам разъяренного быка, хуже не будет».
А мы с Фрэнки любим кабинет Джима. В детстве именно туда мы приходили за сказкой на ночь. В юности именно там раздавили с отцом каждый свою первую бутылку пива.
– Слушай, Фрэнки, сколько же у нас связано с этим логовом!
– И не говори, – отозвался братец. – А знаешь, мне понравилась твоя подруга.
– А я до сих пор под впечатлением от твоей подруги.
– Встреть ты ее пару месяцев назад, был бы о ней лучшего мнения, – заметил Фрэнки. – Пока я не приделал ноги ее пятидесяти штукам, она была сама нежность.
– Ты уж постарайся больше не вляпываться, – попросил я.
– Вот за этим-то я тебя и вызвал на два слова. Брат, ты слыхал о «Клэймор-хаус»?
– «Клэймор-хаус» находится в Монтане. Лечение рассчитано на двадцать восемь дней. Никакого алкоголя, никаких наркотиков. Только игра, – отвечал я. – И не надо делать круглые глаза. Я проверил все реабилитационные центры от Лос-Анджелеса до Токио.
– Можно было и догадаться, – протянул Фрэнки. – Я ведь имею дело с детективом.
– Нет, ты имеешь дело со старшим братом. Заботиться о младших братцах и сестрицах – наш крест. Так Что там про «Клэймор-хаус»?
– Я хочу туда поехать. Я готов. Правда, есть одна загвоздка…
– Дай угадаю. Тебе нужны деньги.
Фрэнки рассмеялся. Я тоже.
– Что и требовалось доказать, да, Майк?
– Пакуй чемоданы, я все оплачу.
– Я тебе все верну. Клянусь. – Тут Фрэнки осекся. – Вот черт, кажется, я и на клятвы подсел.
– Фрэнки, ты действительно можешь нас отблагодарить. И знаешь как? Держи в узде свои слабости, пока они не накинули узду на тебя.
– Снова, – уточнил Фрэнки. – Пока они снова не накинули на меня узду. Я просидел с папой и Энджел две недели, не смея носа высунуть на улицу. Знаешь, сколько раз я молил Господа дать мне еще один шанс? Я не упущу этот шанс, Майк. Кля…
Я хлопнул Фрэнки по плечу, прежде чем он в очередной раз поклялся. Хлопок вылился в крепкие братские объятия.
– Пойдем-ка лучше в гостиную и посмотрим меня по телевизору. Ставлю месячную зарплату, что на середине шоу папа скажет: «Ну и скучища! Давайте переключим на Леттермана».
Фрэнки проницательно посмотрел на меня и поднял руки.
– Отличная подначка, Майки, да только я больше ставок не делаю.
Глава 114
Назавтра была суббота. Мы стали гостями грандиозного открытия «Фэмилиленда». Терри пришел с Мэрилин и девочками, я – с Дайаной, Хьюго, его родителями и сестрами. Хьюго, правда, провел в «Фэмилиленде» всего два часа, но и за это время можно немало успеть, если разъезжаешь на каталке и на каждый аттракцион проходишь без очереди.
Вечером мы с Терри отклонили как минимум десять приглашений на ужин. Все, начиная с мэра Лос-Анджелеса и заканчивая администратором киностудии, о котором мы и не слыхивали, включили нас в список самых почетных гостей. Мы приняли только одно приглашение, от Брайана Карри – он грозился угостить нас курицей, жаренной на вертеле по его личному сверхсекретному рецепту.
Мы не прогадали – ужин получился не пафосный, приятно контрастировавший с событиями прошедшей недели. Жена Брайана, Жизель, юрист по профессии, специализировалась наделах, связанных с индустрией развлечений. Она же испекла превосходный пирог с кокосовым кремом. После ужина, когда мы сидели на террасе, Жизель спросила, не поступало ли к нам звонков с предложением превратить дело «Ламаар» в фильм.
Мэрилин Биггз фыркнула:
– Слава Богу, нет. С Терри и так невозможно стало с тех пор, как он засветился в шоу Кэти Курик. Я уже не говорю о Лено. А если о нем еще и кино снимут, мы точно разведемся.
– Нет, вы представьте, что такое предложение поступило, – заговорил Брайан. – Вот ты, Терри, скажи, кого бы ты выбрал на роль детектива Биггза?
– Просто разрываюсь между Томом Крузом и Брэдом Питтом. А если будет эротическая сцена с Мишель Пфайфер, придется играть самому.
Терри, как всегда, получил свою порцию смеха и в нагрузку щипок от Мэрилин.
– А ты, Майк, – продолжал Брайан, – кого бы выбрал на роль детектива Ломакса?
– Даже не знаю. Может, Дензела Вашингтона?[40]40
Дензел Вашингтон (р. 1954) – актер, продюсер, режиссер; снялся в фильмах «Гангстер», «Гнев», «Власть страха», «Багровый прилив» и мн. др.
[Закрыть]
– Черт тебя подери! Если Дензел согласится участвовать, он определенно будет играть меня!
Мы продолжали в том же духе до полуночи – ели, пили и смеялись, сидя под звездами теплой весенней ночью. Мы вместе прошли через испытания, какие нормальным людям и в страшном сне не снились, и вот теперь сидели себе на террасе, словно эти самые нормальные люди, закадычные друзья со своими половинами. Я и забыл, когда чувствовал себя до такой степени нормальным.
После мы с Дайаной поехали к ней домой и занялись сексом. Начали не спеша и без особого пыла, но постепенно завелись, миссионерская поза сменилась бешеной скачкой на отсыревших простынях, а нежность отгоревших свое двоих – чисто животной страстью. Я не просто кончил – я взорвался. Оргазм оказался таким сильным, что по всем правилам я, совершенно опустошенный, должен был как минимум потерять сознание, однако за первой волной последовала вторая, третья, четвертая – волны поднимали меня на такую вершину физического блаженства, какую мне еще не приходилось покорять. В какой-то момент я уткнулся Дайане в шею и только повторял: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя» – снова и снова, плохо соображая, что говорю.
Когда мы оба задышали ровнее, я поднял голову и посмотрел Дайане в глаза. Быть может, в первый раз «я люблю тебя» вопило мое либидо; быть может, в этих банальных словах я наспех выплеснул переполнявшую меня сексуальную энергию. Однако теперь, глядя в глаза Дайаны, я повторил, полностью отдавая себе отчет в происходящем:
– Дайана, я люблю тебя.
Дайана прослезилась.
– И я тебя люблю, Майк.
Воскресенье мы провели дома – смотрели по телевизору, как играют «Доджерс», сами играли в скрэббл, вместе готовили ужин и просто грелись в лучах взаимной любви.
В понедельник утром я поехал на работу. Мы с Терри не сомневались – нашего появления на телевидении коллеги так не оставят. И действительно, перед моим приходом все в участке надели солнечные очки, дабы не ослепнуть от звездного блеска. Целый день неунывающие полицейские тянули на голливудский манер: «Свяжииись с моим агентом»; «Мииилый, ты чудессссно выглядишь. Давай вместе пообеееедаем»; «Какой ужас! Через неделю Каннский фестиваль, а мне ну совершеееенно нечего надеть!»
Мы с Терри громко проклинали лейтенанта Килкуллена за то, что он заставил нас сделаться телешлюхами, – впрочем, наши жалобы лишь еще сильнее распаляли коллег. Мы наслаждались каждой секундой славы.
К вечеру только ленивый не хлопнул нас по спине.
Постепенно шумиха улеглась, и к середине недели вся документация по делу «Ламаар» легла в ящики, поскольку появились новые дела – стрельба в салоне красоты и ножевое ранение на автомойке. Впрочем, я радовался этим мелочам – жизнь снова входила в привычную колею.
В пятницу вечером мы с Дайаной отправились к Большому Джиму на ужин по случаю отъезда Фрэнки. Мой брат должен был появиться в «Клэймор-хаус» в понедельник утром, и Джим с Энджел взялись доставить его в Монтану.
– Ты следишь за котировками акций «Ламаар энтерпрайзис»? – спросил Фрэнки, не успели мы усесться за стол.
– Нет. Не хочу иметь с «Ламаар» ничего общего.
– В понедельник вечером акции шли по восемьдесят пять долларов, – сообщил Фрэнки. – Во вторник мы с папой первым делом купили по тысяче штук. А сейчас они подскочили на тридцать два пункта. Представь, мы за три дня срубили тридцать две тысячи баксов.
– Хорошо же ты начинаешь процесс реабилитации, – заметил я.
– Не кричи на него, – вмешался Большой Джим. – Это я предложил, и деньги были мои. Я только спросил Фрэнки, как, по его мнению, хорошее ли это вложение средств.
– И что же посоветовал наш преуспевающий брокер?
– Он сказал, что дело выгодное. Я даже попросил Фрэнки обзвонить моих приятелей и убедить их тоже взять ламааровских акций.
Я шарахнул кулаком по столу.
– Черт возьми, папа! О чем ты только думаешь?!
И тут Фрэнки и Большой Джим заржали, как пара пьяных юнцов на студенческой вечеринке.
– Повелся! – чуть не плакал от смеха Джим.
– Повелся, повелся! – повизгивал Фрэнки. – Добро пожаловать домой, Майки. Мы по тебе соскучились.
– Нет, вы посмотрите, – рыдал Джим, – всего неделю назад он сидел на диване в студии Джея Лено, а сейчас опять в скорлупу залез!
Теперь смеялись уже и Энджел с Дайаной, так что мне пришлось признать – я действительно повелся, и тоже расхохотаться.
Назавтра, во вторник, 17 мая, Лебрехт и компания предстали перед федеральным судьей. Виновными они себя не признали. Процесс назначили на март следующего года. К делу подошли со всей серьезностью. Никакой шумихи. Никаких журналистов. Только трое стариков, по очереди поднимающихся с места и цедящих по два слова, дабы заверить судью в том, что они ничего плохого не совершили.
Фредди отпустили. Он действительно был мелкой сошкой. Терри по этому поводу выразился следующим образом: «У Нас нет доказательств, что Фредди оказывал содействие, занимался подстрекательством или принимал иное участие в деле „Ламаар“. Он всего-навсего лакействовал. Правда, прескверно – но за такое в нашей стране не сажают».
Трех наемных убийц схватили; ФБР активно работало с МОССАДом, Интерполом и полицией целого ряда стран в надежде на экстрадицию остальных.
В тот вечер Дайана заменяла на дежурстве подругу, так что я, предоставленный самому себе, позвонил Кемпу: мол, настало время воссоединения с моим псом. Домой я приехал в шесть вечера, и Андре появился точнехонько к ужину. Некоторые собаки сильно обижаются, когда хозяева надолго их бросают – по возвращении такой хозяин видит в собачьих глазах немой укор, – однако Андре радостно вбежал в дом, бросился в мои объятия, принялся лизать мне лицо, прогавкал нечто вроде «счастлив-видеть-тебя-старина», покатался по полу и вообще всячески дал понять, что слово «обида» не из его лексикона.
Я извинился перед Андре, объяснив, что причиной моей отлучки были отчасти дела, а главным образом любовь. Я рассказал Андре о Дайане и ее кошке ровно столько, сколько, по моим представлениям, он хотел услышать. Затем почесал черное мохнатое брюхо и сообщил, что мы с Дайаной подумываем жить вместе и разве не здорово, если мы станем одной дружной семьей.
В семь вечера зазвонил мобильник. Определитель номера не сообщил ничего вразумительного. Я нажал «ОК».
– Здравствуйте, детектив Ломакс. Это Дэнни Иг из Вудстока.
– Здравствуйте. Вот не ожидал.
– Я не отниму у вас много времени, – заверил Иг. – Только хочу поблагодарить вас за то, что вы сказали Айку Роузу.
– По какому поводу?
– По поводу моего судебного иска против «Ламаар энтерпрайзис».
– Но я ничего такого не говорил.
– Видите ли, на отношение Айка ко мне повлияло некое событие. Мне поступило предложение. Правда, сумма значительно меньше той, на которую я претендовал, но я-то в курсе, что последняя была сильно завышена. Главное, они признали, что я имею право на эти деньги, поскольку мой отец внес существенный вклад в развитие «Ламаар энтерпрайзис».
– Дэнни, я был бы очень рад расписаться в собственной причастности к вашему делу, однако, честное слово, это не моя заслуга.
– Не прибедняйтесь, Майк, – возразил Иг. – Юрист из «Ламаар» уверял, что Айк Роуз очень вас ценит. Наверно, вы сказали Роузу нечто такое, что заставило его изменить мнение обо мне.
– Я сказал только, что вы пытались помочь следствию. Если уж на то пошло, я полагаю, что именно наш с вами разговор в Вудстоке и направил меня по верному следу. Возможно, я сообщил об этом Айку.
– Видимо, все было именно так, – усмехнулся в трубку Иг. – Спасибо.
Вечер выдался теплый, и мы с Андре отправились на небольшую пробежку. По возвращении я разобрал стопку счетов, скопившихся за время моего отсутствия, потом затеял постирушку, прибрал в холодильнике и в половине двенадцатого наконец лег. Я уже засыпал, когда вспомнил, что сегодня за день. Я включил телевизор и ровно до полуночи смотрел «События вечера».
В полночь я выключил телевизор, выбрался из-под одеяла, открыл деревянную шкатулку, стоявшую на туалетном столике Джоанн, и провел пальцем по гравировке «Майк и Джоанна… пока смерть не разлучит нас».
Официально восемнадцатое число уже наступило. Сегодня я должен был читать письмо № 7, которое вероломно вскрыл еще несколько недель назад. Я не мог ждать июня, чтобы прочесть следующее письмо, и тем более июля, чтобы прочесть последнее. Я достал письма № 8 и № 9.