Текст книги "Фабрика кроликов"

Автор книги: Маршалл Кэрп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Глава 60

Ф.К. Фэлко оказался именно таким, каким я его себе представлял: рослым, крепким и смуглявым борцом с беззакониями. Помимо представительной итальянской внешности и мужественного рукопожатия Фэлко отличался интуицией, заставившей его захватить для меня теплую куртку.

– Здесь вам не тропики, – усмехнулся Фэлко, протягивая мне темно-синий пуховик. – У нас всего тридцать пять градусов,[28]28
  Тридцать пять по Фаренгейту соответствует двум – четырем градусам тепла по Цельсию


[Закрыть] а ближе к горам, где живет Иг, и того холоднее.

На парковке стоял белый джип с красной надписью «Шериф» по борту. Едва расстояние между нами и двумя копами, дежурившими на парковке, перестало быть непреодолимым для луженой глотки Фэлко, как он заорал:

– Ребята, спасибо, что не вызвали для моей колымаги эвакуатор!

Один коп рассмеялся, второй скривился.

– Оба заядлые игроки в покер, – пояснил Фэлко, усаживаясь за руль. – Угадайте, Ломакс, у кого из них все никак не кончится черная полоса?

Мы ехали на север по Нью-Йоркскому хайвею. Листья на деревьях еще и не думали распускаться – более того, на ветках лежал свежевыпавший снег.

Фэлко было слегка за сорок, стаж его в полиции приближался к двадцати годам – к этому времени большинство полицейских начинают подумывать об увольнении и о более безопасных способах зарабатывать на жизнь. Однако меня не оставляло ощущение, что Фэлко – бессрочник. Ему явно нравилось быть копом, и всю дорогу он одолевал меня вопросами о том, каково это – работать в убойном отделе полиции Лос-Анджелеса.

– У нас не бывает громких дел с участием знаменитостей вроде Роберта Блейка или О-Джея,[29]29
  Роберт Блейк, голливудский актер, и Орентал Джеймс Симпсон (О. Джей), знаменитый футболист, в разное время обвинялись в убийстве своих жен


[Закрыть] – говорил Фэлко. – Все больше трупы с отрубленными руками, чтоб никакой идентификации по «пальчикам». Иногда мафия замешана, иногда наркодилеры. Впрочем, в наше время это одно и то же. Знаете, Майк, в чем между нами разница? Ваша работа заключается в установлении личности убийцы, а моя – в установлении личности трупа. Такая вот фигня.

– Ну, для меня установить личность убитого – как делать нечего, – рассмеялся я. – В Лос-Анджелесе что ни покойник, то звезда – их знают в лицо.

– Один вопрос насчет Ига, – развивал тему Фэлко. – Я понимаю, у него зуб на «Ламаар», но я с ним разговаривал. Он не похож на убийцу.

– О-Джей тоже с виду миляга. Не у каждого убийцы зверская рожа.

– О-Джей оказался невиновен, – заметил Фэлко.

– Черт, правильно. Постоянно забываю. В самолете я перечитал все, что у меня есть на Ига. Он не производит впечатления злодея. Жизнь поворачивалась к нему известным местом, причем не раз, однако за ним никакого криминала, а по вашим словам, Фэлко, и вовсе выходит, что Иг, с тех пор как переехал в Вудсток, стал примерным гражданином, отцом города и только что крылышки не отрастил.

– Насчет крылышек не скажу, но народ его любит. За него уже четыре раза голосовали.

– Он по-прежнему живет один?

– Да, но появляется на людях с двумя местными женщинами. Особенно часто с Лореттой Кларк. Ей сорок пять лет, она вдова, изготавливает ювелирные украшения, сама же и продает. Лоретта с Игом играют в теннис, ходят в кино – словом, не оригинальничают. Они встречаются уже года два. И до таких оргазмов Лоретту еще никто не доводил, хоть это, может, и не относится к делу.

– Отличная работа, шериф. Вы не поделитесь с простым парнем из убойного отдела секретом добычи столь щекотливой информации?

– Я вожу знакомство с местной парикмахершей, – осклабился Фэлко.

С хайвея мы свернули у славного города Кингстона, каковой, если верить указателю, был первой столицей штата Нью-Йорк, и поехали в западном направлении, по шоссе номер 28. Фэлко поинтересовался, нет ли среди моих голливудских знакомых членов съемочной группы шоу «Их разыскивает Америка». Он считал, что идеально подходит на роль копа в киношном следственном эксперименте.

Через пять минут мы свернули на шоссе номер 375, узкое, всего в две полосы – почти проселок, который, по моему мнению, заслуживал какого-нибудь незатейливого имени собственного, а не трехзначного номера. Большинство домов находились на приличном расстоянии от шоссе и едва угадывались за деревьями. Расстояния между домами внушали оптимизм – значит, не все жители округа Ольстер сидят друг у друга на головах.

– Скажите, Фэлко, это вообще как, престижный район считается?

– Раньше здесь селился средний класс. Но после одиннадцатого сентября ньюйоркцы как с катушек съехали – стали скупать все, что имеет четыре стены. Еще бы – отсюда до Нью-Йорка всего два часа езды. Цены подскочили до заоблачных высот. Нам с Лизой повезло – мы еще до ажиотажа купили домик.

Мы остановились у въезда в город. На указателе красовался прикрепленный Торговой палатой плакат следующего содержания: «Добро пожаловать в Вудсток, колонию художников!» На плакате также имелось напоминание о том, что празднование Хэллоуина состоится 31 октября, а церемония зажигания рождественской елки – 24 декабря, на главной площади. На дворе было 24 апреля.

– Говорили мне, что Вудсток законсервировался во времени, но я почему-то думал, будто здесь вечные шестидесятые, – заметил я. – Горожанам, похоже, календарь не указ.

– Ничего подобного, – отвечал Фэлко. – Просто они экономные. Какой смысл каждый месяц платить художнику за смену плаката, пока не наметилось новое событие? Вот скоро будет парад в честь Дня памяти, тогда и уберут Хэллоуин с елкой.

Мы повернули налево, выехали на главную улицу, миновали банк, универмаг, частную клинику, пиццерию, тату-салон и Целый ряд витрин, оформленных, по всей вероятности, в рамках сугубо местной программы излечения шопоголиков.

– Вообще-то я большего ожидал от городского пейзажа. Как-никак в непосредственной близости от Вудстока проповедовали мир, любовь и рок-н-ролл, – заметил я.

– Надеюсь, вы простите горожанам это маленькое разочарование. Обычно на двери скобяной лавки висит Ричи Хэйвенс, запечатленный за исполнением «Свободы», но сегодня у него, похоже, выходной. Кстати, вы же, наверно, проголодались. Винс готовит отличные сандвичи с мясным рулетом, – произнес Фэлко, указывая на вывеску «Вудстокские мясные деликатесы».

– Спасибо, меня в самолете накормили.

Мы свернули направо и поехали Дорогой Рок-н-ролла.

– Ну, что теперь скажете о пейзаже? – Прямо на наше лобовое стекло надвигалась огромная гора.

Мы миновали кладбище. Дорога Рок-н-ролла плавно перешла в Дорогу к Горным лугам. Через полмили мы снова повернули направо.

– Это Калифорнийская дорога к карьеру, – пояснил Фэлко. – Странно, что Иг живет именно здесь. В смысле, вы из Калифорнии, а он ваш источник сведений – иными словами, карьер, подлежащий разработке.

Дорога пошла в гору. Проехав не больше мили, мы увидели на обочине темно-синий «форд». За рулем сидел блондинчик столь юного вида, что само наличие у него водительских прав вызывало недоумение. При нашем появлении блондинчик опустил боковое стекло и доложил:

– С утра Иг поехал в город. Заправился, купил газеты, зашел на почту. Потом вернулся и с тех пор сидит дома.

– Спасибо, – бросил Фэлко и добавил, обращаясь ко мне: – Ну и что вам подсказывает интуиция?

О выкупе я поспешил поведать Фэлко еще накануне вечером. Биггзу моя затея не нравилась – он мне всю плешь проел: «Майк, ты уверен, что этому шерифу надо обо всем рассказывать? Вудсток – город маленький. Откуда ты знаешь, может, Фэлко с Игом – лучшие друзья?»

Теперь я убедился, что Фэлко – в высшей степени надежный человек, и про себя порадовался, что не попытался его обойти.

– Интуиция? Интуиция мне подсказывает, что Иг невиновен. Но я хочу использовать его как источник информации. Он же был в курсе и насчет второго убийства.

– Майк, вы хотите, чтобы я помалкивал во время вашей беседы с Игом, или я тоже могу вставить словечко-другое? Я не обижусь, не волнуйтесь.

– Можете вставить словечко-другое. А то Иг подумает, будто вы мой личный шофер.

– А разве это не так? – усмехнулся Фэлко, поворачивая к дому.

Глава 61

Дом Дэнни Ига находился футах в пятистах от дороги, за деревьями, – если не знать, где он, ни за что не заметишь. Дом был большой, двухэтажный, обшитый выбеленными досками – совсем не пафосный, но внушительный. На лужайке еще лежал снег, но местами его успели прошить желтые и лиловые крокусы.

Мы вышли из машины. Парадная дверь открылась, и на крыльцо выскочила лохматая четвероногая пигалица. Через секунду она уже громко выражала недовольство моими туфлями. В дверном проеме появился хозяин.

– Я смотрю, шериф, вы снова ко мне пожаловали. Мне, вероятно, понадобится адвокат?

– Только если ваш йоркширский терьер нас покусает, – отвечал Фэлко.

– По крайней мере у вас появится повод меня арестовать. Тинкер, фу. – Последняя фраза адресовалась визгливому лохматому комку. Тинкер еще пару раз устрашающе пискнула, желая показать хозяину, что ситуация под контролем, и только затем побежала в дом.

– Дэниел Иг, – произнес Фэлко, – познакомьтесь, это детектив Майк Ломакс из полиции Лос-Анджелеса.

– Прошу в дом, детектив. Я знал, что вы приедете. Сегодня утром засек за собой «хвост» в лице агента нашего уважаемого шерифа. Я написал достаточно сценариев сериалов про полицейских, чтобы догадаться: шериф следит, как бы я куда не смылся, пока вы не приедете и не насядете на меня. Вытирайте ноги.

Мы прошли за Игом в просторную гостиную с камином из песчаника, столь массивным, что, казалось, вся комната кренится в его сторону. В камине остывали поленья. Тинкер сразу забралась в свою корзинку и свернулась клубком.

Иг отличался худощавостью и искусственным загаром. Из досье я знал, что Игу далеко за пятьдесят, однако его морщинистое лицо, словно суровым ветром высеченное из твердой породы, и абсолютно белые шелковистые волосы длиной до середины спины добавляли ему добрых десять лет. Несмотря на свои скандинавские корни, Иг удивительно походил на индейского вождя. Я живо представил его сидящим у костра в окружении старейшин племени и размышляющим о судьбах сериалов про полицейских: «Почему нет фильмы про индеец-коп? Моя иметь сюжет: коп служит начальник охраны в индейский казино. А зовут его Змеиный Глаз».

Иг жестом указал на диван цвета ржавчины, а сам уселся в кресло.

– Мистер Иг, я слышал, у вас зуб против «Ламаар энтерпрайзис».

– У меня против «Ламаар энтерпрайзис» судебный иск. Он делает меня сутягой, но отнюдь не убийцей. У меня давняя обида за себя и за отца, однако к убийствам я не имею никакого отношения.

Я задумался, стоит ли поймать Ига на слове «убийствам» или просто напомнить ему о том, что и на прошлой неделе в разговоре с Фэлко он употребил множественное число. Фэлко решил сэкономить мне время.

– Кто вам сказал, мистер Иг, что убийств было более одного?

Иг усмехнулся:

– Понятно. Раз мне известно, что речь идет не об одном трупе, значит, я автоматически становлюсь убийцей.

– Или заказчиком, – произнес Фэлко.

– Вы меня подловили, шериф. Насколько я понимаю, вы не прочь взглянуть на оплаченные чеки? Те самые, где зафиксированы гонорары киллерам?

– Это сэкономило бы нам уйму времени, – сказал я. – Однако нас удовлетворит и простое человеческое объяснение.

– Я преследую судебным порядком огромную корпорацию. У меня свои осведомители, в том числе среди сотрудников «Ламаар». Об убийстве Элкинса я узнал буквально через несколько часов.

– Вы – один из немногих, – заметил я.

– Не смею обвинять Айка Роуза в попытках скрыть происходящее. Когда гибнут всеми любимые Кролики, бизнес страдает.

– Как по-вашему, страдает ли бизнес, когда гибнут ни в чем не повинные туристы? – спросил я.

В глазах Ига отразилось неподдельное удивление. Конечно, степень неподдельности можно было подвергнуть сомнению, однако до сих пор Иг не проявлял блестящих актерских способностей. Вид у него был абсолютно невинный.

– Совершено третье убийство, – пояснил я. – Убита женщина, посетительница «Фэмилиленда».

Иг покачал головой:

– Я мечтал уничтожить Дина Ламаара, однако расквитаться с ним, убивая его сотрудников и клиентов, мне и в страшном сне не снилось.

– На самом деле все еще хуже. Роуз получил письмо с требованием выкупа. В противном случае террористы грозят новыми жертвами. – Я, конечно, раскрыл сверхсекретную информацию, но знал, что делаю. По крайней мере надеялся, что знаю.

Иг молчал. На лице его отражался процесс переваривания сведений. Наконец он произнес:

– Редкая наглость. Сколько денег они требуют?

– Этого я сказать не могу. Вообще-то я и о выкупе не имел права сообщать.

– Ах да, понятно. Вы это сделали специально, чтобы посмотреть на мою реакцию. И как она вам? Адекватная?

Я поежился. Когда на счету детектива допросы не одной тысячи подозреваемых, ему ничего не стоит отличить правду от вранья; до недавнего времени я льстил себя надеждой (стабильно подтверждавшейся), что и являюсь таким детективом. Однако с Игом дела обстояли иначе – он изъяснялся не как нормальный подозреваемый, а как подозреваемый из бездарного сериала.

– Заплатите, или я перебью всех ваших сотрудников, – проговорил Иг. – Странно, почему я до этого не додумался?

– Когда писали сценарий или когда планировали получить с «Ламаар энтерпрайзис» за авторские права? – спросил Фэлко.

Иг рассмеялся.

– Как вы думаете, кому-то просто хочется денег или кто-то питает к «Ламаар» еще более глубокую ненависть, чем я?

– Давайте поговорим о вашей ненависти, – произнес я. – Расскажите о ней поподробнее.

– Можно подумать, Айк Роуз и его шестерки-адвокаты поскупились на подробности, – съязвил Иг.

– Их версию я уже слышал. А сюда прилетел специально, чтобы услышать вашу.

Мои слова, похоже, понравились Игу. Он щелкнул пальцами, подзывая собачонку, – та не замедлила сменить корзинку на тощие хозяйские колени. Свернувшись, Тинкер принялась лизать хозяину ладонь.

– Хорошо, – усмехнулся Иг. – Я, наверно, сто раз об этом рассказывал, но никто еще не пытался обернуть мою ненависть к «Ламаар» в мотив убийства.

Глава 62

– Мой отец хотел стать художником. Настоящим, серьезным художником, а не мультипликатором, – добавил Иг на случай, если мне неизвестна разница. – Отец учился на факультете изящных искусств, когда его забрали в действующую армию. Вы, наверно, думаете: Ларсу Игу повезло, что он попал в подразделение, которое выпускало учебные фильмы, под начало к Дину Ламаару, – ведь рисовать картинки куда безопаснее, чем уворачиваться от пуль на французском побережье. Как бы не так. Ламаар использовал моего отца. Он обманул его. Нагрел на миллиард. Разве славные ребята в «Ламаар энтерпрайзис» вам об этом не рассказывали?

Вопрос был риторический. Иг продолжал:

– Дин Ламаар был способный антрепренер, но скверный художник – коричневым карандашом кусок дерьма не мог изобразить. Это Ларе Иг вдохнул жизнь в паршивца Кролика и остальное доходное зверье. Ламаар платил ему гроши, а потом и вовсе высосал его да и выплюнул.

– Вы имеете в виду Ламаара-человека или «Ламаар энтерпрайзис»?

– Обоих. В свое время Дин Ламаар и был студией, а кто с ним спорил, с тем не церемонились. Он и выгнал моего отца. А теперь Айк Роуз и «Ламаар энтерпрайзис» продолжают давнее беззаконие. Они должны мне заплатить. Знаете, какова была бы доля моего отца сегодня? Миллиард долларов. Миллиард! А знаете, сколько денег лежало на его счете в тот день, когда он покончил с собой? Восемьдесят девять тысяч. Улавливаете разницу? Паркинсон доломал папу, но сломил-то его Ламаар.

Я мог побиться об заклад, что эту последнюю фразу Иг раньше не произносил.

– Вот и вся моя ненависть, детектив Ломакс. Вы по-прежнему считаете меня ответственным за убийства?

Ответственным? Я знал, что, когда в шею Джуди Кайзер вонзился нож для вскрытия писем, Иг находился на севере штата Нью-Йорк. Однако я решил пока не сбрасывать Ига со счетов.

– Нет, не считаю, – сказал я то, что Иг хотел услышать.

– И правильно делаете, – оживился Иг. – Мне очень жаль, что вам пришлось пересечь всю страну лишь затем, чтобы вычеркнуть из списка подозреваемых одну фамилию.

– Я прилетел не только для этого. Честно говоря, я с самого начала не верил, что вы замешаны. Но ведь вам многое известно, не так ли? Вы могли бы помочь.

– С какой стати мне помогать «Ламаар»?

– Не «Ламаар», мистер Иг, а мне. Невинные люди гибнут лишь потому, что тем или иным образом связаны с «Ламаар». Я пытаюсь предотвратить дальнейшие убийства.

– Понимаете, Дэнни, – Фэлко, до этого вольготничавший на диване, подался вперед, – вы ведь тоже связаны с «Ламаар энтерпрайзис». Не исключено, что вы собственную жизнь спасете, если поможете детективу Ломаксу.

Иг показал Фэлко палец.

– Послушайте, мистер Иг, – продолжал я, – вам ведь известна вся подноготная «Ламаар». Дайте мне хоть какую-нибудь зацепку.

Иг был умный человек с огромным эго – мечта копа, пытающегося вытрясти побольше сведений. Он потер подбородок и произнес:

– Как вы думаете, детектив Ломакс, вы смогли бы раскрыть убийство в Китае?

– Мне бы понадобился переводчик, а так, конечно, смог бы. Убийство – оно и есть убийство.

– Да что вы? А известно ли вам, что в Китае тысячи родителей убивают своих новорожденных дочерей, потому что закон позволяет семье иметь только одного ребенка, а большинство хотят сына? Если бы в Лос-Анджелесе внезапно погибло несколько тысяч новорожденных девочек, вы бы решили, что в роддомах орудует маньяк. Но если бы вы жили в Пекине, вы бы знали: это дело рук самих родителей, потому что вы бы с детства варились в этом конкретном культурном бульоне.

Иг перевел дух.

– Да, в конкретном культурном бульоне, – повторил он. – А «Ламаар» – как большой котел. Или, если хотите, как маленькая страна. «Ламаар» имеет влияние на зональные цены, на систему налогообложения, на финансирование муниципальных дорог – нужное подчеркнуть. Однако мнение обывателя о «Ламаар» складывается из того, что сама «Ламаар» желает продемонстрировать – в фильмах или пресс-релизах. Вы, детектив Ломакс, просили меня дать вам зацепку. А вы не пробовали копнуть поглубже в районе корпоративной психологии?

– А где конкретно?

– Рыба гниет с головы.

– Вы имеете в виду Айка Роуза?

– Нет, у него в шкафу вы скелетов не обнаружите. Все скелеты – в шкафу у Дина Ламаара.

– Но ведь Ламаар умер, – вставил Фэлко.

– Джон Кеннеди тоже умер, – возразил Иг, – однако смерть не помеха для тех, кто ищет пятна на репутации.

– Значит, вам известно о некоем пятне на репутации Дина Ламаара, которое могло бы пролить свет на наше дело?

– У меня нет доказательств. Положим, они бы у меня были – Все равно я не представляю, как известные мне факты помогут вам в расследовании. Но кое-что я вам расскажу. У дядюшки Дини, лучшего друга американских детей, была и обратная сторона, и мой отец эту сторону наблюдал достаточно часто и в подробностях.

– Я весь внимание, – сказал я, взяв ручку и блокнот.

– Во-первых, Дин Ламаар был расистом. Ненавидел негров, евреев, азиатов. Говорят, он даже тайно субсидировал ку-клукс-клан.

– В то время большинство киностудий этим страдали, – заметил я. – Но сейчас компанией управляет как раз еврей. Начальник охраны в «Фэмилиленде» – афроамериканец. Даже если Дин Ламаар и был расистом, компания давно отошла от расистской идеологии.

– Ламаар долгое время был вынужден подавлять свои сексуальные склонности, – продолжал Иг.

– Я полицейский, а не психотерапевт, – зевнул я. – Нельзя ли поближе к делу?

– Да пожалуйста. Дин Ламаар убил своего отца. Только вдумайтесь в эти слова. Кстати, джентльмены, у меня есть свежий кофе. Не желаете?

Мы с Фэлко отказались. Иг поднял собачонку под передние лапы, посадил ее на пол и скрылся на кухне.

– Что за фигня? – не выдержал Фэлко. – На кой черт нам… то есть вам, вся эта бодяга? Даже если Иг не врет, в чем я сильно сомневаюсь, каким образом его так называемые факты повлияют на ход расследования?

– Насчет хода расследования пока не скажу, а вот на увлекательность моего отчета они повлияют самым непосредственным образом.

И я записал в блокноте: «Дин Ламаар убил своего Отца», – и поставил три вопросительных знака.

Иг вернулся с кружкой черного кофе в руке и с двумя книгами под мышкой. Он уселся в кресло, книги положил на пол, а собачонку забрал на колени.

– Дин Ламаар родился в бедной семье, причем в семье священника, причем больного на голову – он только и знал, что пугать паству геенной огненной. Мать обожала Дини – еще бы, единственное чадо. Однако преподобный Ламаар, ко всем своим прелестям, в числе которых деревяшка вместо ноги – нога осталась на поле боя где-то на просторах Бельгии, – был еще и пьяницей, да вдобавок пьяницей-лицемером. С кафедры он вещал о кознях «зеленого змия», а дома напивался до чертиков.

Иг шумно хлебнул дымящегося кофе.

– Итак, ближе к делу. Дини был способный мальчик, любил рисовать, однако отец строго-настрого запретил всякие картинки. Знаете, как у фундаменталистов принято думать: после смерти тебе да воздастся за то, что при жизни ты ни шагу в сторону не сделал. Тогда Дини стал рисовать тайком. И вот однажды – Дини тогда было двенадцать – отец нашел его рисунки, вызвал сына на ковер и у него на глазах сжег все, в том числе карандаши. А главное – видно, в тот день он основательно набрался – папаша схватил сына за руки и сунул их в горящий камин.

«А сын через много лет создал семейный тематический парк», – подумал я.

– Дини спасла мать – вызвала, так сказать, огонь на себя. Но преподобный Ламаар зато запер сына в чулане, где хранился уголь, на всю ночь. В чулане мыши и сороконожки кишмя кишели. Любой другой ребенок на месте Дини свернулся бы калачиком и плакал, пока не уснул. Однако Дини решил, что старый негодяй на сей раз верх над ним не возьмет. Он подобрал кусок угля и нарисовал на стене… правильно, кролика. Кролика-пофигиста, кролика-победителя. Через много лет мой отец превратил грызуна в печатный станок, но в ту ночь маленький Дин Ламаар обошелся куском угля и щелястой стеной, чтобы добыть то, чего ему не хватало. А именно мужество.

Иг снова отхлебнул и смачно проглотил – видимо, выдерживал пресловутую паузу.

– Через несколько недель проповедник полез на крышу, чтобы укрепить расшатавшуюся черепицу. А был он, как обычно, пьян, и, если помните, с деревяшкой вместо ноги. Он потерял равновесие, упал с крыши и угодил прямо на железные грабли. Истек кровью буквально за пару минут.

– Ну и где же здесь про убийство? – спросил я.

– А кто, по-вашему, расшатал черепицу? А лестницу кто толкнул? А грабли поблизости положил зубцами кверху? Кто смотрел, как проповедник истекает кровью, и не позвал старших? – С каждым вопросом Иг все возвышал голос, так что ответ прозвучал на частоте пожарной сирены: – Мерзавец Дин Ламаар!

– Допустим. Ну а вы-то как узнали о так называемом убийстве, которое совершилось семьдесят лет назад?

– Клаус Лебрехт, оператор на «Ламаар студиоз» – причем оператор, что называется, от Бога, – был по совместительству лучшим другом Дини. Однажды вечером они с Дини, пребывая в скверном настроении, вздумали рассказывать о своем трудном детстве – у кого труднее. Лебрехт поклялся, что об отце Ламаара не узнает ни одна живая душа. Но что значит клятва в Голливуде? Лебрехт поделился с моим отцом. Мой отец хранил тайну даже после того, как Ламаар его вышвырнул. Он рассказал мне только накануне самоубийства.

– А вам не кажется, что ваша история уже больше смахивает на испорченный телефон? – спросил Фэлко.

– Конечно, это же настоящая голливудская сплетня. Они всегда такие.

– Даже если Дин Ламаар действительно убил своего отца, к нашему делу этот факт не относится, – сказал я. – Трех убийств с его помощью не раскрыть.

– Вы правы, – кивнул Иг. – Однако теперь вы, возможно, перестанете считать «Ламаар энтерпрайзис» невинной жертвой. Вывеска у них действительно невинная – кролики, мыши всякие и прочее зверье, – но на самом деле они со дня Сотворения были кучкой жестоких, бессердечных, безжалостных головорезов.

Иг поднял с пола книги.

– Вот, возьмите почитать. Перед вами две биографии покойного Дина Ламаара, великого сказочника, лучшего друга детей. Вот эта – авторизованная версия, ее можно купить в любом книжном магазине.

На обложке красовалось заглавие: «Дини – Принц Радости и Смеха» – и черно-белая фотография Дина Ламаара, сделанная, наверно, в пятидесятые годы. Ламаар был в лучшей своей форме – еще молодой и красивый, но уже обтесавшийся и набравшийся лоска. Просто на случай, если читатель не разглядел слово «Принц» в заглавии, художник пририсовал к голове Ламаара мультяшную корону.

– Эту бодягу состряпал один из Ламааровых лизоблюдов, – пояснил Иг. – А название Дини сам придумал, и фотографию тоже сам выбрал. Он хотел, чтобы его запомнили именно таким. Прекрасным Принцем. Добрым сказочником, благодаря которому мир стал намного лучше.

– А вторая книга? – спросил я.

– Она издана без согласия главного героя. Купить ее очень сложно. В ней Ламаар-человек и «Ламаар»-компания поданы под совершенно иным углом зрения. Возможно, она пригодится вам в расследовании.

Иг вручил мне книгу. Называлась она «Фабрика кроликов». На обложке художник-оформитель поместил ту же черно-белую фотографию Ламаара, только затонировал ее красным, а вместо короны пририсовал рожки. Преображение было впечатляющее. Ламаар буквально исходил злобой.

Я взглянул на фамилию автора. Некто Д. Тинкер.

– Мне бы хотелось побеседовать с мистером Тинкером, – сказал я. – Где его можно найти?

– Знаете, самое смешное, что книга была написана в 1991 году, однако ни до, ни после ни одна живая душа не видела этого самого Тинкера во плоти. Может, он и не человек вовсе.

– Все может быть. Кстати, по забавному совпадению, вашу собаку тоже зовут Тинкер.

Иг погладил свою любимицу.

– Вообще-то я назвал ее в честь главной улицы нашего города, улицы Лудильщиков. Тинкер у меня умница, но, уверяю вас, она никаких книг не писала.

– Кто бы «Фабрику кроликов» ни написал, он наверняка помог вам в деле против «Ламаар энтерпрайзис».

– Вашими бы устами да мед пить, – кокетливо вздохнул Иг.

– Что ж, мистер Иг, спасибо за содействие следствию, – произнес я, причем ничуть не лукавя. – Только один вопрос. Последний. У вас нет соображений насчет того, кто стоит за убийствами в «Ламаар»?

Иг откинулся на спинку кресла, так что его длинные белые волосы составили интересное сочетание с красновато-коричневой обивкой. Он производил впечатление умного, заботливого отца, надежного во всех отношениях. Я понял, почему за Ига так охотно голосуют. Он сложил ладони домиком и уперся подбородком в кончики пальцев.

– Третье убийство и требование выкупа в корне меняют дело. Помните, что я говорил? Похоже, кто-то ненавидит «Ламаар» еще сильнее, чем я. Ненавидит лютой ненавистью. Причем деньги для этого кого-то не на первом месте. Нет, такое впечатление, что он наказывает компанию.

«Наказывает компанию». Эта мысль мне и в голову не приходила. Я искал убийцу и шантажиста. А ведь Иг, несомненно, прав. Тому, кто стоит за убийствами, ненавистна сама концепция «Ламаар», сама система, сам, если хотите, «бульон».

– Надеюсь, вы уже вплотную занялись семейством Леоне из Лас-Вегаса? – спросил Иг.

«Вплотную? Нет. Я вообще ими не занимался. Айк Роуз особо подчеркнул: не теряйте времени и сил на поиски следов мафии».

– Вы имеете в виду совместный бизнес «Ламаар» и «Камелота»? Что вы о нем думаете?

– Смысл в таком симбиозе явно есть, – отвечал Иг. – «Ламаар» необходима серьезная доля на рынке развлечений для взрослых. Если дело выгорит, у компании не только прибыль возрастет, но и акции запахнут так, будто месяц на Уолл-стрит провели. Одни только личные активы Роуза потянут на полмиллиарда.

– И вы тем не менее полагаете, что семейством Леоне следует заняться вплотную?

– Именно. По официальным данным, «Камелот» белый и пушистый, однако это еще ничего не значит. В «Ламаар» гибнут люди. У «Ламаар» вымогают деньги. По-моему, участие коза ностры налицо. А Леоне – потомственные мафиози, бог знает в каком уже поколении. На мой взгляд, участие мафии исключать нельзя.

– Не беспокойтесь, мы и не исключаем, – заверил я.

Пожалуй, Айк Роуз хочет от меня далеко не этого. С другой стороны (мысль посещала меня уже не однажды), то, чего хочет от меня Айк Роуз, далеко не всегда хорошо для расследования.