355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мария Барышева » Коллекция (СИ) » Текст книги (страница 46)
Коллекция (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 03:30

Текст книги "Коллекция (СИ)"


Автор книги: Мария Барышева


Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 54 страниц)

III

Кира сидела на стуле, поджав под себя ноги, смотрела на развевающиеся в ярких солнечных лучах оконные шторы и слушала, как в ванной шумит вода. На ней была серая мужская рубашка, и влажные волосы, рассыпавшиеся по спине, оставляли на ткани темные пятна. В голове было пусто и звонко, и из всех ощущений осталась только саднящая боль в затылке. Позабытая сигарета дымилась в пальцах. В окно врывался шум машин и отдаленный собачий лай… собачий лай…

В ванной наступила тишина, и Кира подняла голову, но не отвела взгляд от окна. Скрипнула, открываясь дверь. Его шагов она не услышала, но знала, что он подходит к ней сзади, и пыталась понять – кто именно – и когда к ее затылку прикоснулась рука, вздрогнула, и рука Вадима сразу же отдернулась.

– Я просто…

– Нет, ничего, я просто задумалась… Посмотри, как там – не очень жутко?

Его рука вернулась и начала осторожно ощупывать затылок. Кира чуть поморщилась от боли.

– Приличная шишка, только и всего. Поболит, конечно, но скоро пройдет… Дать обезболивающего?

– Нет, не хочу. Ты-то как? – Кира дотронулась до затылка и снова сморщилась. Вадим прошел мимо нее и прислонился к подоконнику, глядя в угол комнаты. Его мокрые волосы были приглажены, на руке белела повязка, сквозь которую проступило красное пятнышко, порезы на щеке закрывали тонкие полоски пластыря. Он был в легких брюках и черной майке навыпуск.

– Хорошо. Правда.

– А рука?

– А-а, зарастет, как на собаке! – Вадим отмахнулся, криво усмехнувшись собственной шутке, но его лицо сразу же стало серьезным. – Говоришь, ты все это время была без сознания? Странно.

– А что он делал все это время?

– Ездил. Просто ездил. Сначала по городу… я потерял вас из вида совсем не надолго – думаю, в это время он и остановился, чтобы тебя привязать… а потом опять поехал. Затем выехал из города и начал ездить туда-сюда… словно просто катался, – он нахмурился, – будто… будто его водили… но так ездил, гад, что я никак не мог его догнать.

– Ну, тебе ведь было тяжело бежать… за городом.

Вадим метнул на нее злой взгляд и снова уставился в угол. Кира, глядя в окно, прошептала:

– Я что-то сделала с ним. Я не знаю, что и как, но сделала. Он сошел с ума…

– Ну, он меня увидел – зрелище не для слабонервных.

– Нет, это было позже… когда ты отстал ненадолго. Он… я сидела и просто смотрела на него, – Кира сглотнула. – Он начал бесноваться, крутить руль во все стороны, отмахиваться от чего-то – будто что-то видел. Что-то, чего не видела я. И я… я смеялась над ним. И мне это нравилось… господи!.. – она закрыла лицо ладонями. – То, как он себя вел… это было ужасно! Он… он поседел – буквально за несколько секунд…

– Кира, а ты… ничего не находила в своей квартире? – негромко спросил Вадим, и она убрала руки. Его лицо было взволнованным, и в глазах снова промелькнула странная опаска. – Что-нибудь, похожее на украшение? Камень… черный камень в оправе из листьев?..

– Да. Откуда ты знаешь?

– Он с тобой?

– Нет, – Кира покачала головой, – я его потеряла… очень давно. Мне кажется, это… Стас забрал его.

– Кроме твоего… Егора… это ведь он пригласил всех остальных?! – его голос стал напряженным. – Скажи, это ведь он?! Я… – Вадим вздохнул, – я знаю, что это не ты, я уверен… но, пожалуйста, скажи мне это сама.

Она удивленно взглянула на него и кратко рассказала все, что узнала. Под конец ее рассказа Вадим удовлетворенно кивнул, но на его лице было недоумение.

– Все-таки странно. Почему она доверилась именно ему – почему не тебе? И они слушались его… не понимаю. Там властны только женщины. Значит, она помогает ему… и все равно не понимаю, почему?

– Вадим, ты меня опять запутал! – воскликнула Кира, всплескивая руками. – Подожди, не части!.. Кто „она“?!Вера?! Все, кто умирает там, уходят… куда они уходят?!

– Можешь называть это „мир-ловушка“. В сущности, это эдакое частное загробное царство, – Вадим криво улыбнулся. – Там нет ничего, кроме теней, боли и безумия. Большая коллекция теней, а стены твоей квартиры – лишь витрина этой коллекции. – Одни собирают марки, другие – спортивные машины, третьи – бабочек. Есть и такие, которые коллекционируют людей – любовниц, знакомых, друзей, должников… А она собирала тени. И в этом не было бы ничего страшного, если бы ей не захотелось собирать и живых. Живые поддерживали ее мир-ловушку. Кормили… ее стражей. Давали ей жизнь и оберегали, потому что та, у которой нет имени, не может найти ее тень среди этих теней. Поэтому из них получались самые лучшие тени. На них можно не только смотреть – за ними можно прятаться… Прости, Кира, я мало знаю, я ведь был всего лишь… стражем, и большую часть своей, хм-м, жизни там, я был абсолютно сумасшедшим. Иногда я кое-что видел… а понимать начал… уже здесь.

– Но ведь она все равно умерла! В своей квартире! И даже не насильственной смертью!

– Почему ты так решила? – ровно спросил Вадим, по-прежнему не глядя на нее. – Конечно же, насильственной. Я убил ее. Мне надо было сделать это сразу же… но я никак не мог просчитать последствий… а остальные их просто боялись. Боялись до смерти, и это было видно.

– Что?! – Кира в ужасе прижала ладонь к губам. – Ты?! Но… но как?!

– Ты когда-нибудь слышала о действии направленного инфразвука? – поинтересовался он, и Кира машинально кивнула, хотя слышала очень мало – практически ничего. – Софья Семеновна была так мила, что одолжила мне на время свою квартиру, и я установил там такой симпатичный приборчик, посылающий сигнал именно в ту точку, где Вера проводила больше всего времени – уж я-то хорошо знал, что это за место.

– Кресло в гостиной, – тут же сказала Кира, и ее пальцы начали яростно крутить влажную прядь.

– Постоянное воздействие инфразвука на организм в течение какого-то времени вызывает… Тебе нужны глубокие технические подробности или как?

– К чему такие сложности?

– Мне-то как раз это было несложно. И риск минимальный.

– Кто-нибудь об этом знает?

– Да практически все во дворе, – Вадим подошел к тумбочке, взял сигару и задумчиво посмотрел на нее. – Это они меня попросили… в конце концов… И я ни на секунду не пожалел об этом. Тогда…

– Почему же жалеешь сейчас? – хрипло спросила она.

– Мы решили, что она умрет – и все закончится. Но мы ошиблись. Все стало еще хуже. Кроме того, ты оказалась здесь. В этом кошмарном месте. Я надеялся, что, по крайней мере, вы просто продадите квартиру… но Вера… наверное, она поняла… И всех нас перехитрила.

Он закурил и сел на пол, скрестив ноги и глядя на свои пальцы. В комнате повисло молчание. Кира смотрела на него и пыталась понять, чего в ней сейчас больше – ужаса или недоумения. Вадим поднял голову, проследил за направлением ее взгляда и покрутил сигару в пальцах.

– Это не фарс – я действительно люблю курить. От бывшего… обитателя мне осталось много привычек… и знаний тоже.

– Кто ты? – хрипло спросила она. – Почему когда-то ты сказал, что я знаю, кто ты? Раз начал рассказывать – расскажи мне все.

– Конечно, расскажу… только не подгоняй. Мне это… непросто… – Вадим затянулся сигарой и выдохнул дым в сторону окна.

– Но почему ты… почему именно я?.. из-за меня ты убил людей?..

– Они угрожали твоей жизни, – просто ответил он. – Тебя интересует именно этот факт? Как человек, я бы мог поразмыслить над морально-этической стороной этих поступков, прежде чем их совершить. Но псы этого не делают никогда. Они действуют сразу, если видят угрозу для своих хозяев. Они просто убивают. Жизнь хозяина для пса важнее морали.

– Что ты говоришь?! Я не твоя хозяйка…

– Это не так. Ты моя, – Вадим поднял голову, в упор глядя на нее. – Я выбрал тебя. Ты помнишь, как и когда это произошло. Но ты не поняла. Ты ушла, а я остался, потому что ты не захотела, чтоб я ушел вместе с тобой. Я был мал и глуп… а потом меня поймали и отдали другой хозяйке… и это было очень больно, Кира. Я вырос там – и вырос иначе, там можно вырасти только в чудовище… я был уже не пес… но я сохранил память… Некоторые из нас помнили своих хозяев даже спустя много лет… и в редкие моменты просвета я тоже помнил… Конечно, тогда и там я не мог рассуждать так, как сейчас. Сейчас… я совсем не такой, каким был раньше. Я многому научился… и я многое украл.

– Это невозможно… – прошептала Кира, глядя в стену. – Это не мог быть ты. Ты… ты же человек!..

– Я не знаю, кто я. Я пытался быть человеком… но, как видишь, не получилось. И все же это я. Что тебе напомнить? Какая была в тот день погода? У какого дерева в ореховой роще ты стояла? Какое у тебя было лицо? Злость в твоих глазах? Ты думаешь, что у собак нет памяти? Что они умеют только рыться на помойках и находить для сна местечко потеплее? Но ведь и они тоже интересуются миром. И они, как и вы, люди, бывают всякие. Соня ведь когда-то говорила тебе – некоторые псы выбирают себе хозяев сами – раз и навсегда.

Несколько минут Кира молчала, пытаясь хоть немного уложить все в голове. Потом прижала ладони к вискам и уперла согнутые локти в колени.

– Нет, я не понимаю! Как такое возможно?! Дело даже не в… Ты рассуждаешь и говоришь, как человек, ты ведешь себя, как человек. У тебя огромный словарный запас. У тебя столько знаний… Ты водишь машину, разбираешься в технике, ты знаешь, как и когда нужно себя вести, ты умеешь общаться с людьми и твое мнение имеет для них немалое значение… ты здесь абсолютно свой. Если, как ты говоришь, ты… как ты мог прожить здесь столько, ни разу себя не выдав, как ты мог научиться всему этому за три года?! Я… многие не могут научиться этому даже за всю жизнь! А ты – за три года! Ты… ведь ничего не знал! Ты… не просто попал в чужое тело… ты попал в чужой мир со своими правилами и законами! Ты не мог так быстро адаптироваться… да и чтобы никто ничего не понял!

– Хороший вопрос, – он задумчиво посмотрел на мягко светящийся огонек своей сигары. – Как-то я смотрел одну французскую комедию, где пес вдруг превратился в человека и продолжал вести себя, как пес. Учился быть человеком, но получалось у него с трудом… может видела?

– Видела.

– Мне, правда, было не смешно смотреть этот фильм… Так увидь ты меня в мой первый месяц жизни тут… я был еще бóльшим дебилом. А видела б ты меня, когда я первый раз выпил – у-у!.. – Вадим усмехнулся. – Здесь я живу два с половиной года, а первые шесть месяцев я жил через три дома отсюда. Из-за расстояния жить там постоянно было тяжеловато… но я был слишком счастлив, что, наконец, вырвался, и мне было наплевать… И первые шесть месяцев я учился, как проклятый… Я практически не спал. И, к тому же, я ведь был не один. У меня был очень хороший учитель.

– Можешь даже не говорить, кто он. Софья Семеновна.

– Она была первым человеком, которого я встретил. Была ночь. Я выскочил из квартиры, скатился по лестнице и выполз из подъезда на четвереньках. У меня была разорвана нога, я ничего не соображал, в голове была жуткая каша – какие-то обрывки, образы, слова, смысла которых я не понимал – понимал только, что мне удалось удрать, и теперь единственное, чего я хотел, это оказаться как можно дальше от этого места. Она подошла ко мне, она была с Лордом. Она узнала мое лицо и что-то спросила – я не понял смысла. Я попытался уползти, но не смог. И тогда в моей голове отчетливо появилось одно слово… я слышал, как иногда люди кричали его в квартире, и по интонации знал, что оно означает. Я произнес его – очень неразборчиво, ведь я никогда еще в жизни не говорил… но она поняла. И вдруг спросила меня: „Ты сбежал?“ – и показала на окна квартиры. И на этот раз я понял смысл.

– Как она могла узнать?

– Я первый страж, который сбежал, но я не первый, кто сбежал.

– Люди?! – Кира вскочила. – Ты говоришь о людях?! Но ведь… ты сказал, что нельзя дале… – Кира осеклась и медленно повернула голову в сторону распахнутого окна, за которым виднелся залитый солнцем двор. – Господи, они?!.. Сколько из них?!

– Очень мало. Охрана там хорошая, – он криво улыбнулся. – Но иногда кто-нибудь да сбегал. В тот момент, когда человека забирали… они просто менялись с ним местами, выбрасывали его в тот мир и пытались вырваться от стражей. И некоторым это удавалось. Но только для этого нужно, чтобы забирали очень сильных людей. Я видел это только однажды… но я понял… Князев-Пахомов-и-черт-знает-кто-еще был очень сильным. Не здесь, – Вадим сжал кулак, потом поднес его к груди и постучал по ней. – Здесь. Он чертовски не хотел умирать! Как и я в свое время. Он сопротивлялся до последнего. Мало кто сопротивлялся так, как он. И я воспользовался этим, – Вадим встал, бросил дымящуюся сигару в пепельницу, сунул сжатые кулаки в карманы и отошел к окну. – В сущности, можно сказать, что это из-за меня я теперь здесь, а он там.

– Как же тебя зовут? – негромко спросила Кира, напряженно глядя ему в спину. – Как твое настоящее имя?

– Ты его знаешь, – он отвернулся от окна. – Меня зовут Вадим Князев.

– Но ты ведь сам сказал… что это выдумка. Что такого человека никогда не существовало.

– Меня зовут Вадим Князев, – с нажимом повторил Вадим. – И я существую.

Несколько минут Кира молча смотрела на него, и все это время он ни разу не отвел взгляда. В его глазах были вызов и ожидание.

– Кто был тот человек? – наконец спросила она. Вадим похлопал себя по щеке.

– Этот? Занятный мужичок… Радиоэлектронщик. Имел опыт работы в охранных структурах, был хорошим специалистом по техническим системам охраны… и очень хорошим специалистом по несчастным случаям.

– Я правильно улавливаю?

– Ага.

– И он приехал сюда… по делу? А по какому?

– Не помню, – насмешливо сказал Князев и скрестил руки на груди. Уголки его губ опустились. – Та… женщина с девочкой… она была просто его знакомой. Они были ему здесь нужны для работы. Извини за спектакль. Мне жаль этих людей, но я и помню-то о них мало, практически ничего. Они мне чужие.

– А я-то поверила!.. – Кира зло скрипнула зубами. – Жалостная история про рассыпающийся брак… Сам придумал?

– Читал где-то.

– Ты… забирал их?

– Нет, – ровно ответил он. – Это правда. Но я забирал других. И их было немало.

– Но… подожди, как же ты мог в тот день общаться с милицией. Ты не мог…

– Это был… настоящий Князев…

– Называй его лучше Пахомов… а то я запутаюсь.

– Ладно. Он действительно вышел за сигаретами. Вернулся домой и первым делом включил свет, поэтому до него не добрались. Начал искать своих… вышел на улицу, стал осторожно расспрашивать… как бы между прочим… но беглецы сразу же поняли, в чем дело, и кто-то из них вызвал милицию. После беседы Пахомов кинулся собирать вещи… включил свет в гостиной, и перегорела одна из лампочек в люстре… Дальше ты знаешь.

– Софья Семеновна тоже беглец?

– Да. Пятнадцатилетней давности.

– Но ведь она же живет надо мной! Как же она…

– Они так же, как и я, не могут уходить далеко от квартиры… но ее близость на них совершенно не действует. Только на меня. Я ведь… совсем другой.

Кира закусила губу и отвела глаза.

– В сущности, ты так и остался на цепи. Просто она стала длиннее.

– После того… места… для меня это не имеет значения.

– Что же с тобой было потом?

– Поскольку у нее уже был… опыт, она не стала вызывать „Скорую“ – больница была слишком далеко, и она понимала, что там я бы умер. Она оттащила меня к себе, но там мне скоро стало совсем плохо… и тогда Соня помогла мне добраться до дома неподалеку, где жила ее подруга. Та уехала, и Соня присматривала за ее попугаем и цветами. Несколько недель я жил там, потом она помогла мне снять квартиру.

– А деньги?

– У Пахомова было кое-что припасено на черный день – деньги, документы, но все это находилось в Москве. Первое время для меня эта информация была совершенно бессмысленной… но она задала мне правильные вопросы, и когда я наконец, понял, чего она хочет, то сказал ей. Она съездила и забрала, вот и все. Так у меня появились документы и имя. Вадим Князев, 1940 года рождения. Пахомов использовал этот паспорт только однажды. Он был хорошим актером…

– Как же ты жил?

– Первое время – ужасно. Я весь состоял из обрывков, в голове была каша. У меня осталась часть человеческой памяти, навыки, привычки, но я совершенно не понимал, для чего они нужны. Я плохо говорил и не понимал значения большинства слов, которые были в моей голове. Я практически не умел читать, но знал некоторые буквы. Писать не умел совершенно… кстати я и сейчас пока еще плохо пишу. Я не знал многих элементарных правил поведения, но я помнил, как вели себя люди, за которыми я наблюдал из своего мира… Я умел играть в шахматы, я точно знал, какой ход в какой ситуации надо сделать, но не понимал смысла, думал, это такая работа… Я мог починить технику, но совершенно не понимал, что при этом делаю. Я не знал, что еду надо готовить. Я был ходячим собранием парадоксов – я знал сложности, не разбираясь в них, и не знал простых вещей. И на меня обрушилось столько запахов… – Вадим как-то болезненно прищурился. – Соня учила меня – почти все время проводила со мной. И другие люди тоже учили – она приводила их. Говорила им, что я ее родственник, попал в аварию, и у меня серьезные проблемы с памятью. Конечно, я не восстанавливал свою память – я практически делал ее заново, укладывая на место то, что сохранилось – обрывки, ошметки – то, что мне осталось после Пахомова. Как только нога зажила, Соня начала ходить со мной по городу – на такие расстояния, на которые только можно было уйти… безболезненно. Потом я стал ходить один. Много раз не обошлось без конфузов… но это ерунда. Новая жизнь так меня захватила, мне так хотелось узнать все больше и больше… мне так нравилось быть человеком… Я учился ежеминутно, ежесекундно, и злился, что в сутках так мало времени. Я научился читать – это было для меня одним из самых важных открытий. Вначале читал все подряд и совершенно запутался. Тогда Соня составила для меня последовательный список книг… Она сказала, что для того, чтобы узнать о происходящем в мире, нужно смотреть телевизор. Я смотрел его без перерыва целую неделю и чуть не сошел с ума.

– О, тут я тебя вполне понимаю, – Кира улыбнулась.

– Да… с тех пор я смотрю его… довольно редко… новости, хорошие фильмы…

– Софья Семеновна знала, кто ты на самом деле?

– Да, я все ей рассказал, как только научился более-менее связно выражать свои мысли. И даже… показал. Мне казалось… что с ней я должен быть честен…

– И она не испугалась?

– Нет, – Князев пожал плечами. – Почему-то продолжала со мной возиться. Может, потому, что у нее уже тогда возникли планы насчет меня, а может и потому, что, в сущности, она была очень одинока. Сын навещает ее крайне редко, а Лорд по природе слишком молчалив.

– А потом ты переехал сюда?

Он кивнул, отошел от окна и снова сел на пол, спиной к ней.

– У Пахомова было прилично отложено, и какое-то время спустя Соня помогла мне купить эту квартиру. Соседям сказала, что недавно я попал в серьезную аварию, и с тех пор у меня проблемы с памятью и со здоровьем, поэтому если в первое время жизни здесь я и допускал ошибки, на них почти не обращали внимания. Я жил, я смотрел, я слушал, часто даже подслушивал… – Вадим усмехнулся. – Я учусь до сих пор – каждую минуту, я наблюдаю за людьми, изучаю те или иные моменты человеческих жизней и запоминаю, что в такие моменты следует делать и говорить. Ведь у меня в памяти было много свободного места, и я стараюсь забить это место до отказа. Я ведь до сих пор… еще многих вещей не понимаю. Некоторых из них я не пойму никогда. Но я давно понял, что для того, чтобы быть одним из вас, мало выглядеть так, как вы… этого слишком мало, – он потер затылок. – И я буду учиться, пока у меня есть время.

– И ты оказался невероятно способным учеником! – глухо сказала Кира, глядя ему в спину. – Подумать только!..

– У меня было очень много свободного времени. И ведь я начинал не с пустого места. Я ведь сказал, что я многое… унаследовал.

– Все равно это очень короткий срок! Ты… черт тебя подери!.. ты намного умнее меня!

– Какое несчастье!.. – язвительно произнес он, не глядя на нее.

– Помимо всего прочего ты еще и отлично научился тому… как… следует обращаться с женщинами…

– А этому учиться особо и не надо, – заметил Вадим. – Это уже инстинкты. Надо было только научиться разнообразию и подходу.

– Уж на такую-то учебу ты, небось, выходил не в старческом облике! Кстати, этот имидж только из-за документов?

– И из-за Веры. А еще из-за того, что Пахомов сюда приехал по работе, и взял аванс, а дело не сделал… Что же касается женщин… – он фыркнул. – Кстати, ты, наверное, теперь беспокоишься о своем здоровье?.. Не переживай – мутировать ты не будешь.

– Вот спасибо, утешил! – Кира вскочила, зло глядя на него. – Слушай, а это свое развеселое чувство юмора ты тоже от него унаследовал?

– Нет, Кира, – отозвался Вадим неожиданно усталым, разбитым голосом. – Чувства унаследовать нельзя. Они могут быть только своими. Его чувства ушли вместе с ним, и я о них ничего не знаю.

– То есть, твое хамство и глубокий цинизм – это твои личные достоинства?!

– Целиком и полностью.

– Ну, знаешь ли!.. – Кира осторожно потрогала затылок и отвернулась, глядя на приоткрытую дверь в комнату. Потом неслышно подошла к Вадиму и села рядом с ним на пол, слегка прислонившись спиной к его спине. Он чуть вздрогнул, но не отодвинулся.

– Ты видел меня всего лишь пять минут, – тихо сказала Кира, склонив голову и глядя на свои обломанные ногти. – И это было так давно…

– А разве это имеет значение? – она услышала, как Вадим щелкнул зажигалкой. – Тогда… я пошел за тобой на остановку, но ты исчезла… А потом пришла женщина и позвала меня, протянула ко мне руку, и я пошел за ее рукой, потому что у нее был запах похожий на твой… она была твоей родственницей. Я думал, что она отведет меня к тебе. Но она отвела меня совсем в другое место. Я сбежал оттуда, потому что отчаянно хотел жить… и я хотел найти тебя. Говорят, псы проходят сотни километров, чтобы найти потерянных хозяев. Не знаю, через что именно прошел я, но это было очень далеко отсюда.

– Во всех отношениях. И теперь ты не…

– Это верно. Я не мог покинуть этот город, но я знал, что ты приедешь. Во мне мало осталось прежнего, но эти остатки… они все еще ждали хозяйку. А вместо хозяйки вдруг приехала женщина. Такая же, как те, которых я уже знал… и в то же время так на них не похожая… Меня это так запутало… Смотришь на нее, и видишь женщину, которую хочешь и телом, и душой, женщину, с которой хочешь говорить бесконечно, хочешь, чтобы она поняла все твои мысли и поняла тебя самого – до самого дна, и в то же время никогда не узнала, кто ты такой… То, что я представлял себе раньше, теперь никуда не годилось… Словно что-то вдруг рухнуло с пьедестала, на который я его вознес, но тут же оказалось еще выше. Просто быть рядом и защищать, если что… теперь этого было слишком мало. Я хотел большего… и дико боялся этого. Боялся выдать себя. Возможно, если б мы не столкнулись тогда… на море, ничего бы и не было, но там… Бывают минуты, когда удержаться невозможно, когда ни о чем не думаешь и все посылаешь к черту! – в его голосе зазвучала глухая ярость, он стал хриплым и рвущимся. – Раньше я такого не знал… Кажется, вы, люди, называете это безумием?

Кира, отодвинувшись от него и глядя на выцветшие обои, на которых подрагивали пятна от солнечных лучей, очень тихо сказала:

– Кажется, мы, люди, называем это любовью…

Вадим ничего не ответил. Кира, чуть качнувшись назад, опустила голову, и влажные волосы ссыпались ей на лицо. Отчего-то, несмотря на то, что жаркое утро было в самом разгаре, ей стало холодно. Молчание наполнило комнату, молчание плыло мимо них, словно густые тяжелые тучи, несущие в себе еще не рожденную грозу, и ей казалось, что они сидят на вершине горного пика, и весь мир остался где-то далеко внизу, а здесь только холод и предгрозовая тишь. Кира сидела и думала о том, кто молчал позади нее, кто много лет принадлежал другому миру, кто совершил невероятное, кто часами бродил рядом с морем, завидуя его беспредельной свободе, и кто, несмотря ни на что, оказался человечнее многих из тех людей, которых она знала. Есть вещи, понять которые нельзя, как ни старайся, но есть и вещи, понимать которые просто не хочется, и сейчас Кире совершенно не хотелось понимать, почему желает, чтобы он был всегда.

– Думаю, этого достаточно? – наконец, негромко произнес Вадим, и Кира почувствовала, что легкое прикосновение его спины исчезло. – Можешь спрашивать по делу. Кстати… если что – дверь не заперта. Честно говоря, мне странно, что ты все еще здесь.

– А я давно должна была с громкими криками пуститься наутек и спрятаться дома под диван?! – яростно спросила она.

– Примерно так.

Кира встала, сделала шаг к выходу из комнаты, пьяно пошатываясь, потом развернулась, обошла Князева и с размаху села перед ним на пол. На лице Вадима не дрогнул ни один мускул, оно было холодным и равнодушным, и глаза льдисто поблескивали из-под полузакрытых век.

– Что? – в его голос протекла жесткая насмешка. – Тебя интересуют какие-то физиологические подробности?

Она приподнялась на коленях и очень медленно протянула руку к его щеке, но едва ее пальцы коснулись его кожи, Вадим отдернул голову так резко, словно эти пальцы были из расплавленного металла. В его глазах вспыхнула оскорбленная злость, и теперь уже Кира дернулась назад, уронив руку, и костяшки ее пальцев легко стукнули по паласу.

– Я в этом не нуждаюсь!

– Ты, значит, такого мнения о тех, одним из которых так хотел стать?!

– Вы меня хорошо научили, в том числе и тому, что такое ваша жалость и ваша благодарность, – теперь его голос звучал почти спокойно. – Тому, как вы относитесь к тем, кто так или иначе на вас не похож. И вашей фальши вы меня тоже научили сполна! Я хотел стать одним из вас… но я им не стал… И если у тебя еще остались какие-то иллюзии на этот счет… – Вадим, чуть приподнявшись, широко раскрыл глаза, и в них снова начал расползаться густой вишневый огонь, пожирая все человеческие эмоции и заполняя глазницы чем-то далеким и чужеродным. – Ты не поняла всей правды про меня?! Или ты плохо меня рассмотрела?!

– Что ты делаешь?! – воскликнула Кира и зло ударила кулаком по его колену. – Чего ты этим добиваешься?! Ты…

– Я, – коротко ответил он, недобро ухмыльнувшись, и вишневый огонь в глазах придал этой ухмылке особую хищность. Его голова ушла в плечи, он сжался, словно готовясь к прыжку, и по его коже вдруг потянулся серый туман, становясь все гуще и гуще, черты лица расплылись, поглощенные клубящейся серостью, и в следующее мгновение Кира стремительно рванулась вперед и вцепилась в него – накрепко, как утопающий в своего спасителя, обхватила за шею, прижалась всем телом, почти крича срывающимся голосом:

– … остановись, останься… глупый… бедный мой, глупый любимый… ну почему ты такой глупый?!.. почему ты мне никогда не веришь?!.. ты действительно человек, потому что… ты такой же болван, как все мужики… я ему… а он мне тут устраивает!.. Вадик, ну… делай, что хочешь, а я… тебя все равно не отпущу!.. они, видите ли, оскорбились… ах ты, елки!.. Не отпущу – понял?!.. я чуть с ума не сошла, когда ты умирал!.. и ты теперь мне… ты сволочь, понял?!.. сволочь!..

Воздух кончился, и она замолчала, истерично и задыхающеся дергая губами, и чувствуя, что ее трясет – то ли от злости, то ли от чего-то еще. С минуту ничего не происходило, потом на ее спину осторожно легли твердые, теплые ладони, медленно скользнули навстречу друг другу, сминая тонкую ткань рубашки, замерли на мгновение, и Вадим вдруг прижал ее к себе с такой силой, что у Киры хрустнули кости, и она уткнулась лицом в его плечо, чувствуя его дыхание рядом со своим виском и боясь шелохнуться, словно малейшее движение сейчас могло разрушить весь мир. Время исчезло, морские волны отхлынули прочь, далекие реки унесли свои воды, и шаловливый, солнечный ветер затаился где-то среди штор, и шумное утро кануло в никуда, и будущее утратило извечную власть, а прошлое забылось, не нужное, и осталось только настоящее, без начал и границ, и посреди него двое людей, которые утонули друг в друге, которые были одним, неразрывным, и которым казалось, что они умрут, если останутся каждый в своем, отдельном теле…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю