Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц)

– Ладно, отложим урологию в сторону, – он начал было спускаться во двор, но тут же повернулся и протянул Кире свободную руку. Она недоуменно оперлась на нее, но, сделав несколько шагов, поняла, зачем он это сделал, – ее буквально шатало от волнения, чего она до сих пор не замечала. Рука у него была крепкая, сильная, и поддерживала ее с той уверенностью, которая приносит чувство безопасности. Кире сразу же стало намного спокойней. Ну, Вадим Иванович, не ожидали-с! Тренированный старик! Но кто же был этот хмырь? Чего он прицепился с каким-то братом?!

– Так вы не знаете, кто это был? – негромко спросил «майор», неторопливо шагая по дорожке, и Кира замотала головой. – Странно, а мне показалось, он вас знает.

– Он, похоже, знает мою бабку. Болтал какую-то чепуху… про брата какого-то… – Кира раздраженно передернула плечами. – Может, она ему должна осталась? Господи, у меня от бабки в наследство одни неприятности! А ну как он теперь начнет за мной следить?!

– В ближайшее время вряд ли, – оптимистично заметил «Мак-Наббс». – У него два ребра сломаны. Очень болезненные ушибы, особенно гортани. И сильно растянуто ахиллесово сухожилие. Ему пока будет не до вас.

Кира воззрилась на него с неподдельным изумлением.

– Откуда вы знаете?!

Она почувствовала его усмешку – тонкую, снисходительную.

– Знаю. Присаживайтесь.

Кира оглянулась на свой дом. Окно ее спальни было темным, зато кухонное весело светилось, и на фоне белых занавесок двигалась гибкая тень – судя по всему, Стас готовил ужин. По-хорошему, следовало бы пойти домой, пока брат не испортил немалое количество хороших продуктов. Стас был замечателен, но готовил он ужасно, и Кира совершенно не понимала, как он ухитряется есть то, что приготавливает, и при этом еще и получать от этой еды удовольствие. Правда, Стаса, в свою очередь, хватил бы удар, если б он узнал, что в обед на работе Кира питается практически одними йогуртами – к обеденному приему пищи он относился очень серьезно. Она тепло улыбнулась и опустилась на скамейку рядом с майором, который уже сидел, поставив трость между чуть вытянутых ног и опираясь ладонями на набалдашник. И только сейчас Кира заметила, что соседняя скамейка не пустует, а рядом с ней, на земле, лежит большая остроухая тень.

– Софья Семеновна, а вы почему это так поздно гуляете?

– А почему бы и нет? – весело отозвалась пожилая женщина из темноты. – Кого мне бояться? Насильников? А грабить у меня нечего. К тому же, со мной Лорд.

Овчарка протяжно зевнула из-под скамейки, словно напоминала о своем существовании, чуть потянулась и снова превратилась в неподвижный сгусток мрака – лишь едва заметно поблескивали внимательные глаза. Кира потянулась и погладила теплую лобастую голову, и Лорд воспринял это действие с безучастным спокойствием, лишь чуть дернул ухом и кончиком хвоста.

– А сами-то? – продолжила Софья Семеновна с легкой усмешкой. – А, Вадим Иваныч? Девочек соблазняете? Не стыдно?

– С чего стыдиться зова природы? – поинтересовался «майор», доставая сигару. – Ежели девочка хороша? В конце концов, я еще в старые развалины записываться не собираюсь!

– Да уж, Вадик, тебе еще рановато, – иронично произнесла женщина, и Кира невольно фыркнула. «Вадик» по отношению к «майору» звучало довольно нелепо и даже в чем-то кощунственно. Все равно, что обозвать Лорда «щенком».

– А как насчет спросить саму девочку? – осведомилась она.

– А зачем? – произнес Вадим Иванович тоном, каким разговаривают с надоедливыми детьми, после чего занялся раскуриванием своей сигары, явно потеряв всякий интерес к беседе.

– Пиво пьешь? – Софья Семеновна протянула руку. – Угости бабушку. Если не брезгуешь.

– Я-то не брезгую, – Кира быстро сделала еще несколько глотков и отдала ей бутылку. – А вам разве можно?

– Можно, можно, мне, деточка, все можно, когда сын не видит, – Софья Семеновна сделала несколько глотков и глубоко вздохнула. – Я, милая, не намерена лишать себя удовольствий и только и делать, что баюкать свои болячки. Помру – так помру. Но доживу в свое удовольствие. Сын этого не понимает, молодой еще. Не понимает, какое это удовольствие в старости хлебнуть того же пивка. И насчет сигарет ворчит постоянно… как будто он мне может что-то запретить!

– Вряд ли вам вообще кто-то может что-то запретить, – заметила Кира. – Допивайте, если хотите. Значит, ваш девиз – помирать, так с музыкой?

– По-моему, очень мудрый девиз, – Софья Семеновна отпила еще пива. – Жизнь надо заканчивать весело, а не зарывшись в груду лекарств. Уходить в мир иной посреди шумного хмельного застолья или из крепких объятий любовника… А, Вадим Иваныч?

– Хм, – отозвался «майор», после чего пробормотал, что любовник, в таком случае, очень расстроится, и вообще это будет нечестно, а посему хмельное застолье, конечно, гораздо лучше.

– Дельный совет, Вадик, я над ним подумаю. А сам ты?

– Я в мир иной пока переселяться не собираюсь – и вам не советую, – пробормотал Вадим Иванович. – Могу я, наконец, спокойно покурить?! Как теток соберется больше одной, так начинается сразу балаган, и никакого тебе единения с природой!

– Вадик у нас ворчун, – сказала Софья Семеновна с неожиданной, удивившей Киру теплотой. – Ворчит, язвит… Но без него во дворе скучно. Мне, например, скучно.

– Я тронут, – кисло отозвался Вадим Иванович, рассеянно глядя на огонек своей сигары, и Кира не увидела, но почувствовала, как старушка подмигнула ей в темноте – мол, я же говорила. Кира едва сдержала улыбку, хотя ее все равно бы никто не увидел.

Наступила тишина. Софья Семеновна задумчиво попивала пиво, «майор» курил, и огонек его сигары дружелюбно светился в темноте. Кира вздохнула и полезла в сумочку за сигаретами, переводя взгляд с одной темной фигуры на другую. Странно, но ей было удивительно комфортно с этими людьми, и по сравнению с ними все остальные, коротавшие время в старом дворике, казались пустыми, ненастоящими, похожими на тени – и Антонина Павловна, и кучерявая старушка Нина Федоровна, и громогласный Сан Саныч, постоянный партнер «майора» по шахматам, и молодые мамаши Таня и Мила, с которыми Кире довелось переброситься парой фраз – больше гастрономического характера, и кумушки-домохозяйки – ни с кем из них ей бы и в голову не пришло посидеть на скамеечке и просто поболтать – разве что если б она преследовала какую-то цель. Ее приводила в ужас мысль, что когда-нибудь она может превратиться в такую же противную бабку, как Нина или ее собственная, или годам к пятидесяти будет так же сидеть студнем на скамейке и пересказывать пустоголовым кумушкам содержание какого-нибудь сериала, как тетя Тоня или баба Лена.

Когда ты состаришься, Сарандо, то станешь самой ворчливой бабкой в мире!

Нет, нет и еще раз нет! Лучше смерть! Как там сказала баба Соня? Под хмельное застолье или крепкие объятия любовника? Неплохо. А лучше все сразу и много! Правда, тогда и умирать расхочется.

Неподалеку раздался заливистый, чуть истеричный, дребезжащий смех, прозвучавший зловеще в густой темноте, словно неподалеку хихикал призрак. Кто-то шаркнул ногой по земле, потом послышался молодой раздраженный голос:

– Мама, оставьте это! Мама, не позорьтесь. Идите домой, у меня еще много дел!

Кира обернулась и увидела неподалеку от ларька, в истонченном полумраке среди ореховых стволов две идущие темные фигуры – высокую и чуть поменьше. Софья Семеновна взглянула в том же направлении.

– Влада мать домой ведет, – произнесла она с непонятной интонацией. Лорд сел и принялся яростно чесать ухо задней лапой.

– Влада – это та девушка с ирокезским макияжем? – спросила Кира и получила в ответ утвердительный кивок.

– Да. Она так густо замазывает глаза, что я удивляюсь, как она что-то видит… Ничего, с возрастом это пройдет.

– А сколько ей сейчас?

– Кажется, восемнадцать, – Софья Семеновна поставила пустую бутылку под скамейку. – Студентка, в торговом учится. Хорошая девочка. Юношеский максимализм, конечно, в ней играет, но хорошая. Только зря курит, – последняя фраза была произнесена тоном, не оставляющим сомнений в том, что курит Влада отнюдь не обычные сигареты.

– Смешной табак?

Вадим Иванович хмыкнул, не повернув головы.

– Глупая девчонка думает, что на анашу нельзя подсесть и она совершенно безвредна. Но когда-нибудь все это может кончиться очень плохо. Вот к чему приводит, если в семье нет отца, который бы вовремя разъяснил чаду, что алкоголь гораздо лучше наркотиков.

– Ладно тебе, может, это ненадолго. Да девочке и без того тяжело приходится, – извиняющимся голосом возразила Софья Семеновна.

Кира покосилась на Вадима Ивановича, который, словно почувствовав ее взгляд, поправил очки и отвернулся.

– А ее мать всегда…

– Нет, – перебила ее старушка, уловив суть вопроса. – Галя-то? Она раньше вполне нормальная была, по характеру на Нину похожа… или на твою бабушку… царство ей небесное… Тоже всюду свой нос совала. А пару лет назад у нее был какой-то нервный срыв… Уж не знаю, из-за чего…

– Никто не знает, – жестко сказал Вадим Иванович, стряхивая пепел с сигары, и в его голосе Кире почудилось скрытое предупреждение, потому что Софья Семеновна как-то сразу осеклась, сникла. Это ее удивило – до сих пор Кире казалось, что именно старушка была авторитетом. Она осторожно спросила:

– Почему же Влада ее не…

– … отдала в лечебницу? – снова подхватила Софья Семеновна, явно с негодованием относившаяся к термину «психушка». – Ну, Галя ж не буйная, все смеется да смеется – вреда от этого нет. Да и там таких сейчас не держат. К тому же и Влада этого не хочет – она мать любит. За Галей-то особо ухаживать не надо, только следить и на прогулки выводить, а так она целыми днями телевизор тихонько смотрит. Но, правда, все равно такая жизнь характеру девочки не на пользу.

Она замолчала. Кира взглянула на Вадима Ивановича, но тот, казалось, был всецело поглощен своей сигарой. Она посмотрела на свои окна. Теперь они оба были темными – очевидно, Стас ушел в гостиную. Верно, сидит в кресле и строчит свой роман.

Где-то за домом раздался громкий тоскливый детский крик, и «майор» вздернул голову. Лорд сел и насторожил уши. Крик повторился.

– Дик! Ди-ик!

– Пацан так и не нашел своего пса, – мрачно заметил Вадим Иванович. – С обеда ищет. Сдается мне, что он его уже и не найдет.

– Может, еще прибежит, – сказала Софья Семеновна без особого оптимизма. – Жалко. Симпатичный такой боксерчик, совсем маленький. Наверное, украли. В нашем районе часто собаки пропадают. Постоянно. Особенно щенки. Наверное, собачники орудуют. Украдут песика и продадут…

– Не знаю, не знаю, – Вадим Иванович поднял голову, глядя на пасмурное небо, едва проглядывающее сквозь ветви деревьев. – Уж больно они неразборчивы – всех подряд тащат – и породистых, и дворняг… Вряд ли на продажу, во всяком случае, живыми.

Киру передернуло.

– Господи, неужели правда?!

– Так что, если возьмете себе пса, то приглядывайте за ним, пока не вырастет, – посоветовал он. – И даже когда вырастет, одного не отпускайте. Вы не заметили, что в нашем районе почти нет собак? Бродячих, я имею в виду. Только Пират и Джерка, но они уже совсем дряхлые, – «майор» усмехнулся, – дряхлее, чем я. Может, поэтому на них и не польстились.

Кира покачала головой, потом нахмурилась. И вправду, ей ни разу не попадались здесь бездомные псы, рыщущие в поисках еды или отдыхающие где-нибудь под кустом. Кошек было хоть отбавляй, а вот собаки не встречались – и даже на рынке неподалеку крутились только два пса – те самые Пират и Джерка, которых она несколько раз встречала и во дворах. Действительно странно. В других районах, где ей доводилось бывать, с дворняжьим поголовьем было все в порядке. Казалось, бродячие псы обходят этот район стороной, словно знают о грозящей им опасности.

– Под моим окном пару раз бродила какая-то собака, ночью, – сказала она, катая сигарету в пальцах. – Здоровый такой пес… Вы не знаете, у моей бабушки случайно не было собаки?

– Собаки? Нет, – отрезал Вадим Иванович таким тоном, словно это предположение его глубоко шокировало. Лорд встал и легонько мазнул лапой Софью Семеновну по ноге, потом положил голову ей на колени, умильно помахивая хвостом.

– Похоже, мальчик хочет домой, – пожилая женщина потрепала пса по голове, после чего хвост заработал еще энергичней, отчего с сигареты Киры полетел пепел. – Удивительные они все-таки создания, эти собаки. Я говорю о настоящих псах. Не о шавках, которые продают за клочок мяса, даже если ты их воспитываешь со щенячьих лет. О настоящих. Как мой Лорд. Такие не предадут никогда. У них есть душа, и есть память, и сердца их почище многих человечьих. Они любят раз и навсегда. Знаешь, собаки очень часто сами выбирают себе хозяев. Сами решают, кто достоин быть их хозяином. Другое дело, что их решения не всегда совпадают с нашими. Я вот… хотела маленькую собачку, а зашла как-то в гости к знакомой… а у той как раз овчарка разродилась недавно. Вот Лорд меня и выбрал. Мелкий еще тогда был, толстый… за босоножек зубами уцепился и голосит, не выпускает. Так и не дал уйти. Пришлось сыну звонить, чтоб с деньгами приехал. Так-то.

Кира взглянула в поблескивающие в полумраке глаза Лорда – глаза, скрывавшие в себе, казалось, все тайны мироздания, и вдруг отчего-то всплыл в памяти тот последний визит к покойной бабке, когда они вдрызг разругались. Тогда Кира уже уходила, как к ней вдруг подкатился угольно-черный щенок-подросток – поджарый, длинноногий, с только-только начавшими вставать острыми ушами – самую малость нечистокровный овчаренок. И явно ничей. Он не прыгал, не скулил, не выпрашивал еду, а просто сел перед ней и смотрел на нее, пока она нервно курила в ореховой рощице. Внимательно смотрел, будто ждал чего-то, о чем она сама должна была догадаться. Но Кира докурила сигарету и ушла, а он остался сидеть, и пару раз обернувшись, она видела его укоризненный провожающий взгляд, удивительно четко отпечатавшийся в памяти. Бедный щенок, неужели и его изловили и убили?! А может и нет, может он вырос и бродит себе где-то… Вот было бы забавно, если б это он шебаршился тогда под ее окном!

– Вы обожжетесь, – негромко произнес над ее ухом Вадим Иванович, и Кира недоуменно посмотрела на него, потом на свою руку и отбросила позабытую сигарету, уже дотлевшую до фильтра.

– А вы хорошо знали мою… бабушку?

– Практически нет, – голос «майора» сразу же ощутимо похолодел. Он поднял руку и потер висок. – Знал в лицо… знал, как зовут – и все.

– Мы мало с ней общались, – Софья Семеновна встала. – Видишь ли, твоя бабушка не жила здесь постоянно. Она часто сдавала квартиру, особенно летом.

Кира удивленно приподняла брови, потом вкрадчиво спросила:

– Если же вы мало с ней общались, то откуда же взялась неприязнь к ней таких размеров, что даже на нас со Стасом, ее внуков, смотрят, как на отпрысков Медузы-Горгоны?!

– Это уже давно не так, – мягко сказала Софья Семеновна. – А в первые дни это происходило больше по инерции, да и делали это только те из нас, кто насквозь суеверен. Остальным же было просто любопытно, не более того.

– Я правильно улавливаю? – Кира взглянула на Вадима Ивановича, который сидел, согнувшись и свесив руки между колен. Он пожал плечами и неопределенно покачал головой, потом отвернулся. Ей показалось, что «майор» теперь выглядит подавленным. Расспросы о Вере Леонидовне явно пришлись ему не по душе.

– Видишь ли, Кира, твоя бабушка вела… несколько странный образ жизни, – негромко произнесла пожилая женщина. – Ты можешь возразить, что странность – не порок, но дело не в этом. О мертвых не принято говорить плохо, но твоя бабушка не была хорошим человеком. И дело не в том, что она была излишне склочной или излишне любопытной. Она слишком презирала людей и в то же время слишком ими интересовалась. Это очень плохое сочетание. И неудивительно, что остальные ее невзлюбили.

– Это слишком обтекаемое объяснение, – Кира холодно посмотрела на нее, машинально стягивая на груди куртку. – Честно говоря, это вообще не объяснение. Я хочу знать, что такого она сделала!

– Возможно, она ничего не сделала, – Софья Семеновна коротко вздохнула. – И это-то и плохо.

– Вы говорите непонятно!

– Иногда позволять совершаться чему-то плохому гораздо хуже, чем делать это самому, – глухо сказал Вадим Иванович, после чего содрогнулся всем телом, и у него вырвался хриплый вздох. Он схватился рукой за край скамейки, и Софья Семеновна с удивительным для ее лет проворством метнулась к нему и схватила за плечо.

– Вадик! Что?!

– Ничего, ничего, – пробормотал «майор», выпрямляясь. – Уже прошло. Бывает, прихватывает… верно, дождь завтра будет. Все в порядке.

Кира смотрела на него виновато и испуганно, и Вадим Иванович неожиданно похлопал ее по руке.

– Говорю же, все в порядке, так что нечего так таращить глаза! До свидания, Софья Семеновна.

Та кивнула и послушно пошла к подъезду. За ней неотступной тенью следовал Лорд, озиравшийся по сторонам, словно заправский телохранитель, и Кира, проводив их взглядом, подумала, что Софья Семеновна права – ей действительно некого бояться. Вадим Иванович начал медленно подниматься со скамейки, опираясь на трость, и Кира поспешно вскочила и подхватила его под руку, но «майор» тут же сердито высвободился.

– Что за глупости?! Прекратите сейчас же!

– Вы помогли мне, почему же я не могу помочь вам?! – пальцы Киры снова сжались на его руке, и на этот раз Вадим Иванович не стал ее выдергивать. – Я вас провожу.

– Еще не хватало!

– Вам только что было плохо, я же видела. Я хочу убедиться, что вы нормально дошли. Не думайте, что я это делаю ради вас – я делаю это исключительно ради собственного спокойствия. Не ломайтесь, Вадим Иваныч – я же не предлагаю донести вас на руках!

– А вот бы было здорово, наверное, – задумчиво пробормотал он и двинулся к своему дому. – Особенно посмотреть на это со стороны.

– Не обольщайтесь, – буркнула Кира, идя рядом и продолжая держать его под руку. Потом осторожно спросила:

– Вадим Иваныч, вы простите, но мне показалось, что мои расспросы… были вам очень неприятны. Моя бабка… она что-то вам сделала?

– Мне? – «майор» странно усмехнулся, и в этот момент Кира бы дорого дала, чтобы увидеть выражение его лица и особенно глаз. – Трудно сказать. И трудно назвать это глаголом «сделала»… Кир, зачем вам это надо, а? Вас беспокоит соседская неприязнь, так на вас с братом она не перенеслась, а любопытство – все это постепенно пройдет. Все дурное уходит вместе с дурным человеком… как правило, просто некоторые в это не верят.

– А вы? – быстро спросила она. – Вы верите?

– Не придавайте значения тому, из чего половина – преувеличение, а другая половина – выдумка. Если что-то ушло, то оно ушло. А если что-то осталось, то оно спит, и до вас ему нет дела. Не будите его. Просто живите.

– Вы тоже говорите загадками, – сказала Кира с печалью, которой сама не ожидала. Вадим Иванович остановился.

– Все, пришли. Уж до квартиры я сам дойду… Вам следует следить за собой, Кира, а то в следующий раз и отпор не сможете дать. Ешьте в обед хоть что-нибудь нормальное, а то совсем захиреете на своих клубничных йогуртиках.

Кира изумленно распахнула глаза.

– Откуда вы…

Вадим Иванович небрежно отмахнулся.

– А теперь возвращайтесь. Я буду смотреть, пока вы не зайдете в подъезд.

– Ну и провожалки! – она невесело рассмеялась, потом протянула руку, и «майор» с кривой усмешкой пожал ее, продолжая стоять в тени и не двигаясь в бледный прямоугольник света перед открытой подъездной дверью. – Ну, тогда до утра. Хотя вы…

– До утра! – перебил ее Вадим Иванович и повелительно махнул рукой. – Идите!

Кира резко развернулась и пошла прочь, чувствуя, как в ней снова поднимается раздражение. В сумочке запищал-завибрировал телефон, она сердито выхватила его и, увидев на дисплее домашний номер, нажала на ответ, коротко бросила: «Уже иду!» – и отключила, даже не выслушав ответ Стаса. Сейчас ей было не до него.

Она думала о том, что может связывать Софью Семеновну и «майора». Вряд ли только посиделки во дворе. Старушка явно относится к Вадиму Ивановичу очень тепло, но при этом она, кажется, еще и что-то о нем знает – что-то особенное.

Она думала об их странном разговоре.

Она думала о человеке, который тряс ее возле трансформаторной будки.

И еще она думала об одном из вопросов, на который «майор» так толком и не ответил, хотя Кира была уверена, что ответ на него – положительный.

И из этой уверенности появилась еще одна мысль – неожиданная, четкая и окончательная.

Она ненавидела Веру Леонидовну Ларионову.

Она была рада, что та умерла.

* * *

Когда Кира открыла дверь, Стас был в прихожей. Он сидел на корточках, завязывая шнурок на ботинке, и когда Кира захлопнула за собой дверь, посмотрел на нее рысьими глазами.

– Ты куда это собрался?

– Тебя встречать, куда еще?! Тебе известно, сколько времени?! – Стас сбросил ботинок и выпрямился. Кира ответила ему холодным взглядом.

– Не повышай на меня голос! Я, между прочим, совершеннолетняя, и могу гулять, сколько мне вздумается!

– Ты чего? – недоуменно спросил Стас, делая шаг назад и засовывая руки в карманы брюк.

– Ничего! Почему я постоянно должна перед тобой отчитываться и бежать домой, едва сядет солнце! – Кира раздраженно швырнула куртку на вешалку, куртка упала, и она, ругнувшись, наклонилась, чтобы ее поднять.

– А разве ты передо мной отчитываешься? Кир, если у тебя плохое настроение, то не надо его на меня переносить!

Он дернул плечом, развернулся и ушел в свою комнату. Кира потерла ноющее подреберье и вздохнула. Вот вам и родственные связи! Обидеть Стаса было так же просто, как и ее саму, разозлить же – еще проще. Она надела тапочки и прошла в столовую. Стаса там не было. Он обнаружился в гостиной сидящим в кресле, которое медленно кружилось, и глядящим в потолок. По телевизору с выключенным звуком шел какой-то заурядный ужастик, и девица в аккуратно и умело разодранной одежде раскрывала рот в беззвучном вопле, вжимаясь в угол и глядя на надвигающегося убивца с окровавленным топором. Убивец, как и положено, имел зверское выражение лица, но глаза у него были усталыми и тоскливыми, словно у работяги под конец тяжелого рабочего дня. Казалось, ему все это до смерти надоело, и, зарубив девицу, он зашвырнет топор подальше и отправится пить пиво.

– Что за гадость ты смотришь! – укоризненно сказала Кира. Стас не отреагировал, точно его вообще не было в комнате. Она взяла пульт и переключила канал, увидела радостную толпу, размахивающую оранжевыми флажками, переключила дальше, но там оказалась Юлия Тимошенко с неизменной косой-бубликом вокруг головы, на следующих каналах была сплошная реклама. Кира поморщилась и вернула на экран убивца с топором. – М-да, беру свои слова обратно. Стас, ну не дуйся. Просто я очень устала. Извини.

Она наклонилась и растрепала ему волосы. Стас сердито посмотрел на нее снизу вверх.

– Я волновался. Если у тебя есть желание шататься по ночам – бога ради, это твое личное дело! Просто возьми на себя труд в следующий раз предупредить меня, если задержишься. Сама знаешь, что ночью творится, – он трагически вздернул руки, – когда силы зла властвуют безраздельно!

– Это точно, – едва слышно пробормотала Кира и отошла, расстегивая заколку. – Ладно, договорились. Больше не буду. Тебе что-нибудь нужно в санузле, потому что я намерена заняться длительным погружением своего роскошного тела в ванну.

– Нет… А ужинать ты не будешь? – Стас развернулся вместе с креслом. Кира покачала головой.

– Нет. Не хочется.

– Совсем. Ну, хоть чаю выпей. Я твой чайник уже заварил.

– Честное слово, Стас, ничего не хочу. Искупаюсь и немного почитаю.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, испытывающе ее оглядывая.

– Да нет. С чего ты взял?

– Какая-то ты бледная. Тебе это несвойственно. И взбудораженная.

– Это от переутомления, – Кира двинулась к выходу из гостиной, но тут же обернулась. – Кстати, Стас, сколько сигарет ты выкуриваешь по ночам?

– А что? – удивленно отозвался тот. Кира пожала плечами.

– Да мне-то ничего. Просто, проветривай получше или теми же освежителями поливай, благо их у нас на год запасено… По утрам сильно горелым пахнет в гостиной.

– Ладно.

Кира прошла на кухню, зажгла газ в колонке, после чего перешла в ванную и открыла воду, разогнав уже успевших пристроиться в ванной сенокосцев. Пауки были, пожалуй, единственным, что хорошо приживалось в этой квартире. Пальма, которую Кира перевезла сюда, хирела с каждым днем – некогда пышное зеленое растение превратилось в чахлый скелет, на котором осталось всего несколько листьев. Кира уже много раз переставляла вашингтонию из комнаты в комнату, думая, что ей не хватает света, но это не помогло. Вероятней всего для капризного тропического растения в этой квартире было слишком холодно, и она подумывала на днях перевезти пальму в квартиру Вики, где хоть тоже отключили отопление, но все же было не в пример теплее. И оставить там до наступления лета. Иногда ей приходила в голову мысль, что неплохо было бы перевезти к Вике и саму себя – по ночам было очень холодно, одного одеяла было явно недостаточно, а включать старенький обогреватель до утра Кира побаивалась. Стас на холод не жаловался, но когда она, проснувшись раньше, заходила к нему в комнату, то неизменно находила натянувшим одеяло на голову и сжавшимся в комок.

Убедившись, что вода нагрелась, Кира заткнула ванну пробкой, плеснула кремовой пены, мрачно посмотрела на исходящий ржавыми потеками полотенцесушитель и отправилась переодеваться, после чего вернулась в гостиную. Стаса в кресле уже не было, он сидел возле окна на корточках и к чему-то прислушивался. На его лице была тревога. На недоуменный вопрос Киры он покачал головой.

– Не знаю. В батарее что-то странное. Как будто свистит что ли… Вот послушай.

Кира присела рядом, прислушалась, после чего заявила, что ничего не слышит.

– А, по-моему, что-то свистит, – упрямо ответил Стас, прощупывая батарею и уходящую в стену трубу. – Нет… вроде не течет… Черт, после тогдашних посиделок у нотариуса мне теперь всюду мерещатся прорванные трубы!

– Сплюнь! – с искренним испугом сказала Кира. – Этого еще не хватало! Тут и так все рассыпается. Одной проводки мне по уши хватает! А утром, когда я принимала душ, мне на голову упал большой кусок кафеля. Мне это совершенно не понравилось!

– В принципе, можно протянуть новую проводку прямо поверх обоев, – пробормотал Стас, прислушиваясь к тому, что происходило внутри трубы. – Навесную. Сделать отдельную розетку, будешь туда все включать…

– А проверять придут – чего с ней делать, с этой проводкой? Это ведь считается ремонтом не первой необходимости. Что это за дурдом будет – приходит проверка – убрать проводку, уходит проверка – повесить проводку…

– А так лучше? Включил фен – выключил холодильник, включил холодильник – выключил обогреватель. А летом как – холодильник же сразу потечет, это ж древность неописуемая…

– А так! Не выключать. Просто ты будешь все время стоять под счетчиком с палкой. Посушила я волосы сорок секунд, пробки вышибло, ты включил, посушила еще сорок, вышибло, включил…

– И что хуже?

– Ой, не знаю.

– Кстати, проверка была на прошлой неделе. Может, их теперь месяца два не будет, – Стас с сосредоточенным видом постучал по батарее ногтем. Кира встала.

– Я вообще не понимаю, к чему мы каждый день ведем эти риторические разговоры. Все равно ничего не изменить!

Стас ответил красноречивым пожиманием плеч, и Кира, раздраженно развернувшись на одной ноге, направилась было в ванную, но тут же остановилась.

– Кстати, я собираюсь записаться на бальные танцы!

– Да? – рассеянно ответил Стас. – Это хорошо… Нет, все-таки свистит…

– Ты слышал, что я сказала?

– Разумеется, слышал. Ты уже нашла партнера?

– Партнера? – переспросила Кира и потерла кончик носа.

– Ну да, партнера, – терпеливо пояснил Стас. – Это ведь классические танцы. Тебе будет сложно танцевать вальс в одиночку.

– Да знаю, знаю… – Кира пододвинула стул и уселась на него верхом. – Ну, партнер – это не проблема. Может, ты?

Стас энергично замотал головой и снова принялся оглядывать батарею.

– Ну… поговорю с Егором – может, он согласится?

– Это тот твой коллега, который постоянно все ставит с ног на голову? – Стас скорчил рожу. – Не советую. Ты попадаешь в середину сезона или там отдельный набор?

– Отдельный, – Кира украдкой потерла назойливо ноющее подреберье – нет, точно будет синяк. «Майора» бы пригласить! – вдруг мелькнула в голове шальная мысль. Да нет, она опоздала не меньше, чем лет, этак, на двадцать. Но как же ловко он разделался с этим ненормальным ненормальным ли?

прямо, как в кино. – Сбор через три дня. Некая школа «Киммерия».

– Знаешь, что я тебе скажу, – Стас почесал затылок. – Иди одна. Говорят, обычно в таких школах нехватка партнеров, но я в тебя верю – разгонишь других претенденток и отхватишь самого лучшего! Вдруг встретишь свою судьбу. Знаешь, мне кажется, в таких местах завязываются самые романтические отношения. Танцы – это язык любви. Волшебная музыка, изящные движения, объятия, глаза в глаза… или там горячий мотивчик, жаркая страсть в изгибах тел…

– Да ну тебя! – сказала Кира, резко встала и ушла в ванную. Стас посмотрел ей вслед и сжал губы, потом поднялся, еще раз стукнул по батарее, недовольно покачал головой и сел в кресло. Его лицо дрогнуло, пальцы впились в подлокотники, и он закрыл глаза, потом оттолкнулся ногой от пола, и кресло тихо поплыло вокруг своей оси.

Закрыв дверь, Кира села на бортик ванны, глядя, как растет пухлая пена, от которой шел теплый душистый аромат. Поболтала рукой в воде, закрыла глаза и потянула поясок халатика, развязывая.

Его там не было! Не было! И я больше никогда…

Не было… Кого не было? Где?

Я больше никогда…

Я больше никогда его не видел?

Раз она твоя бабка, значит ты в курсах!

В курсах чего?

Вздрогнув, Кира открыла глаза. Ее взгляд упал на тяжелый бронзовый шандал, стоявший на полке, и губы Киры тронула легкая улыбка. Она сняла шандал с полки и поставила его на стиральную машину.

Ты любила принимать ванну при свечах? Мне кажется, что любила… О чем ты думала, пока твое тело покоилось в теплой душистой воде, а сквозь полузакрытые веки пробивался качающийся прыгающий свет, и вокруг был полумрак, пронизанный тенями и отсветами огней – живых огней, а не искусственных ламп? О взглядах соседей? Об их неприязни?

Кира щелкнула зажигалкой, и над стеариновым столбиком вырос дрожащий огненный лепесток. Из дверной щели тянуло, и огонек покачивался и приседал. Свеча едва слышно потрескивала. Кира снова улыбнулась, глядя на нее. По крайней мере, это будет красиво и произведет гораздо больший расслабляющий эффект. Можно, конечно, принести и канделябр… нет, в другой раз. Сегодня достаточно и одной свечи.