Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 54 страниц)

IV

Ворочаясь в постели, она потеряла счет времени. Сон упорно не шел к ней, голова была удивительно ясной, и такой же ясной была темнота перед глазами – держала ли она их открытыми или опускала веки.

В конце концов Кира раздраженно села и включила свет. Часы показывали начало второго. Она потерла виски, потом встала, отдернула штору и выглянула в окно. Где-то вдалеке играла музыка, словно доносясь из другого мира. Было полное безветрие, и неподвижные ветви акаций рассекали ночное небо, густо усыпанное звездами. В комнате было прохладно, но когда она просунула руки сквозь решетку, они окунулись в неподвижное тепло, и внезапно ей отчаянно захотелось уйти из этой квартиры – в это тепло, в густую ночь – ведь этот город создан для прогулок, и время суток тут не имеет никакого значения. Пройти через этот город, а потом подняться наверх, в другой, который уже давно исчез, оставив лишь разрушенные камни и остатки колонн… и еще что-то, отчего море там кажется совсем иным, и голос у него другой, и солнце там встает иначе… Кто-то говорил ей об этом, но она не помнила, кто именно. Впрочем, сейчас это было неважно. Она пойдет туда, искупается и вернется. Она так давно не заходила в море, а ночью… кажется ночью она вообще никогда еще в него не заходила.

„Но это же очень опасно – идти на море ночью, одной!“ – всполошено воскликнул в ее голове чей-то тонкий голосок. Но эти испуганные слова были сейчас весьма легковесны для той, которая, сбросив ночную рубашку, быстро, даже торопливо натягивала на себя майку и легкие спортивные штаны. Ей хотелось уйти – ведь ночи особенно созданы для прогулок, и ей совершенно нечего бояться – какой смысл бояться тьмы тому, кто сам из нее вышел?

Кира озадаченно тряхнула головой, на мгновение остановившись, и ее пальцы рассеянно потерли старый шрам между грудями. Действительно, куда она собралась одна? А если где-то там все еще бродит взбесившийся пес, которому ничего не стоит вцепиться и ей в горло?..

Ты и вправду полагаешь, что этот пес взбесился? А с другой стороны посмотреть, так он действовал весьма разумно. Ты должна быть ему благодарна, а благодарность нельзя смешивать со страхом…

Не раздумывая больше, она осторожно вышла из своей комнаты, сунула в карманы штанов ключи, сигареты и зажигалку и осторожно отперла дверь. Открыла ее, прислушиваясь к тишине в квартире, потом закрыла дверь за собой и дернула. Замок щелкнул – так громко, что Кире показалось, что этот звук разбудил всех без исключения в доме. С минуту она стояла на лестничной площадке, потом бесшумно сбежала по ступенькам и вышла во двор.

Ночь действительно была очень теплой, и в этой теплоте уже чувствовались жесткость и густота – предшественники той духоты, которая будет заставлять людей ворочаться, не в силах заснуть от жары, бесконечно пить холодную воду, включать вентиляторы и заворачиваться в мокрые простыни. Но все же эти жаркие ночи были еще на подступах – не больше полумесяца, и они надолго поселятся в городе, если только капризный крымский климат не сыграет свою очередную злую шутку. Крымский климат был большим шутником, и Кира отлично помнила тот июнь, когда мерзла даже в теплой кожаной куртке, а с неба лился ледяной позднеосенний дождь.

Она наискосок пересекла пустой темный двор и пошла через ореховую рощицу. Сухие прошлогодние листья громко хрустели под ее ногами. Бесшумной тенью мимо мелькнула кошка, спешащая куда-то по своим ночным делам, и Кире вспомнился котенок, бесновавшийся в их квартире. Все сходят с ума в этой квартире – даже животные, словно Вера Леонидовна отравила ее стены своим скверным характером и своими темными тайнами – отравила и населила их безмолвными привидениями.

Она вышла на дорогу. Сегодня было новолуние, но асфальт все равно был словно залит серебром – звезд было так много и они были такими крупными и ясными, что даже не требовалось фонарей. Впрочем, они здесь и так практически никогда не горели. Где-то звенели невидимые цикады, слышались более густые трели сверчков. В воздухе пахло акацией, водорослями и дорожной пылью.

Несмотря на поздний час, дорога к морю не была пустынной. То и дело навстречу попадались развеселые шумные компании, тихие парочки и просто одиночки, возвращавшиеся с моря или с дискотеки. Один из таких одиноких прохожих, перемещавшийся неуверенной, шатающейся походкой, попытался заключить Киру в объятия, воскликнув разбитым голосом: „Ух, какие тут ходят!“ Засмеявшись, она оттолкнула его, сопроводив это действие чувствительным тычком ноги ему в голень. Человек сказал: „Ой!“ – по инерции прошел еще несколько шагов задом наперед и чуть не завалился за бордюр, потом повернулся и снова побрел в прежнем направлении. Судя по всему он уже забыл и про Киру, и про то, что произошло. Но она, идя вперед быстрым упругим шагом, еще долго тихо смеялась и иногда оглядывалась. Он был таким жалким! Жалким до смешного!

Она шла все быстрее и быстрее и в конце концов побежала, хлопая по асфальту задниками шлепанцев. Не потому, что ей хотелось как можно скорей оказаться возле моря и окунуться в тихую прохладную воду – изначально даже и не это было ее главной целью. Ей просто хотелось бежать – вперед, изо всех сил, сквозь ночь. Было что-то неизъяснимо захватывающее в том, чтобы ощущать, как двигается в беге твое тело, как оно словно летит над выщербленным асфальтом, звездным светом превращенным в рассыпанные драгоценности, – летит, превратившись в тугие паруса, наполненные неведомым ветром, не замечая никого и ничего вокруг. Ее щеки и кончики пальцев чуть покалывало от странного первобытного восторга, волосы развевались за спиной, словно плащ ведьмы, широко раскрытые глаза неотрывно смотрели вперед, и стук собственных ног по асфальту доносился до нее издалека, и так же издалека она слышала, как в окрестных домах со знакомой торжественностью заходятся в вое чьи-то псы. Сейчас это было совсем не страшно…

Сейчас это было правильно… беги вперед, учись своим путям и дорогам, учись своей ночи, учись пить ночь, учись дружить с ночью, учись владеть ночью и слушай, как суки поют хвалу тебе на всех тропах и скрещениях их…

Слова появились ниоткуда – просто скользнули в мозг и остались там. Они показались ей удивительно к месту. Если и было изумление, то разбивающийся об ее лицо теплый воздух смахнул его, и оно исчезло бесследно.

Неподалеку от развилки Кира замедлила бег, со снисходительной насмешкой глядя на пляж, куда не так давно прибегала по утрам, чтобы насладиться тишиной и рассветом. Сейчас там сияли огни и гремела музыка, слышались пьяные вопли и взвизги. А ведь всего лишь полторы недели назад ночь там была тихой и безлюдной.

Не останавливаясь, она повернула наверх и побежала по извилистой каменистой тропе. Запах моря теперь чувствовался острее, а тонкий аромат акации уступил место пряной горечи полыни. То здесь, то там уже виднелись большие черные проплешины сгоревшей травы. Скоро они расползутся и сольются друг с другом, и часть степи превратится в пожарище. Летом степь умирала – до осени, когда сквозь пепел и сухие стебли вновь начнет упрямо пробиваться травяная зелень. Кира пожалела, что ей не удалось побывать здесь весной, когда морской ветер колышет яркие цветы – целый океан цветов, буйную феерию красок. Цветущая степь недолговечна и может именно поэтому она так ошеломляюще прекрасна.

Навстречу ей выплывали остатки разрушенных стен, облитые звездным светом, распахивались беззубыми провалами длинные неровные ямы раскопок. Она бежала уверенно, ни разу не споткнувшись, словно эти каменистые тропы, извивающиеся среди иссыхающей травы, ложились ей под ноги бесчисленное количество ночей. Далеко впереди из полумрака появился Владимирский собор. Ночь, хоть и светлая, скрадывала его очертания, и на какой-то момент ей показалось, что собор стал тем, прежним, каким был еще до бомбежек, каким она видела его на старых фотографиях, но Кира тут же поняла, что это всего лишь шутки мягко мерцающих звезд и теней. Она отвернулась от него и больше не смотрела. Тропа расползлась вширь, по бокам потянулась полуразрушенная каменная кладка. Когда-то это были дома, и Кира отчего-то невольно замедлила шаг, чтобы не так громко шлепать подошвами по камням, – неизвестно откуда взявшаяся деликатность к хозяевам города, которых уже много веков не было в живых. Она подумала, что возможно, когда-то в одном из этих домов жили ее предки. Кто из них покинул этот город, кто умер здесь от старости, кто выращивал хлеб на равнинах, кто погиб в стычках со скифами… никто и никогда не ответит ей на этот вопрос. Нет, лучше не задавать вопросов, лучше бежать по древнему городу, слушая шепчущее совсем рядом, внизу, море, и может показаться, что ты бежишь не только в пространстве, но и во времени, и слой за слоем исчезает земля, обнажая дома, а там, слева, наоборот появляется несуществующий берег, давно сползший в море, и море отступает назад, отдавая то, что когда-то проглотило, и зарастают все раны, и вновь целые стоят каменные дома, склады, рынки, и кое-где до сих пор горят лампионы, и в винных погребах в огромных пузатых амфорах снова плещется молодое вино, и слышна перекличка стражи, тяжелая металлическая катаракта опущена и заперты массивные ворота, преграждая вход в город, и в бухте покачиваются темные длинноносые корабли со спущенными полосатыми парусами… и кто знает, не подойдет ли сейчас к ней, одинокой, заплетающейся походкой какой-нибудь Ктесий или Агасикл, перебравший неразбавленного местного вина, в драном хитоне и перепачканном гиматионе и не пригласит распить с ним чашу-другую розового? Последняя мысль разбила всю серьезность очарования, и Кира невольно фыркнула.

Несколько раз она, теперь бежавшая по самому краю высокого обрыва, видела людей – внизу, на мокрых скалах, похожих на темных молчаливых призраков. Прошел патруль, обшаривая окрестности лучами фонариков, и она спряталась от них за колючим кустарником в неглубокой пещерке, с хищной улыбкой наблюдая за их медленными передвижениями. Они сейчас казались здесь совершенным анахронизмом, нелепым и смешным.

Выбравшись из своего убежища, она взбежала по лестнице со стертыми бесчисленным количеством ног ступенями, миновала старый колокол, темневший на фоне серебристого неба, и замедлила шаг, обшаривая взглядом край скалы, спускавшейся в темнеющую воду почти отвесно.

Наконец, Кира нашла подходящее место и начала спускаться. Скользкие шлепанцы мешали ей, и она сбросила их вниз, потом начала осторожно сползать, цепляясь за скалу пальцами и босыми ногами. Скала была острой, шершавой и еще чуть теплой от солнца, часть ее была присыпана густым слоем пыли, и тут следовало проявлять большую осторожность, чтобы не сорваться. Добравшись до того места, где в скале была ниша высотой в метр, она спрыгнула, подобрала свои шлепанцы и осторожно перебралась на большой бугристый камень – почти островок, наполовину выступавший из воды. Камень был сухим, но скользким, и там, где об него тихо плескалось море, колыхалась длинная темная борода водорослей. Кира положила шлепанцы, села и закурила, глядя на серебряную от звезд водную гладь, постепенно тихо соскальзывая в свои мысли, далекие от оставшейся за спиной современности. Здесь о ней думать не хотелось, здесь даже самые мысли о ней казались чем-то чужеродным и даже грубым, и здесь, в этот тихий ночной час и мерный плеск она казалась себе удивительно на своем месте.

Громкий всплеск у подножия камня вырвал ее из затягивающей глубины размышлений. Кира повернулась и увидела, как за выступ ухватилась чья-то рука, потом вторая, следом появилась мокрая голова, потом плечи. Несмотря на звездный свет лицо человека рассмотреть было невозможно – оно казалось бледно-серым и каким-то смазанным, и Кира видела только живой блеск внимательных глаз. Вздрогнув, она вскочила, чуть не свалившись в воду и уронив сигарету, которая тихо пшикнула где-то внизу. Только сейчас она заметила, что на камне, неподалеку от нее, лежит кучка сложенной одежды.

– Не пугайтесь, Кира, – негромко произнес знакомый голос, – это всего лишь я.

– Господи, Вадим Иванович! – она прижала руку к груди, облегченно вздохнула и опустилась обратно на скалу. – Что вы здесь делаете?

– То же, что и вы, очевидно, – Князев повернулся к ней затылком, не став подниматься выше, – вероятно, с той стороны на камне был широкий выступ, на котором тот и устроился, так что Кира по-прежнему видела лишь его голову и очертания плеч. Было так тихо, что она слышала, как вода стекает с его тела.

– Как вы меня узнали?

– Вас сложно не узнать, – он усмехнулся. – Решили последовать моему совету и послушать море в другом мире?

Кира неопределенно пожала плечами. В этом жесте было легкое смущение – слишком хорошо она помнила обстоятельства их последней встречи и уже приготовилась дать ему отпор, если Князев вздумает что-нибудь съязвить по этому поводу. Но он молчал, глядя куда-то в сторону скал, и постепенно она успокоилась. Очарование абсолютного одиночества исчезло, но сейчас Кира почему-то не испытывала сожаления. Она была почти рада, что этот человек оказался здесь, хоть он и молчит и не смотрит на нее.

– Из-за вас я сигарету загубила, – пробормотала она зачем-то, отворачиваясь, и Князев фыркнул за ее спиной.

– Было б из-за чего сокрушаться! Вы могли загубить и гораздо большее, идя сюда в такой час в одиночестве. Вы, как дитя, Кира! Неужели вы не понимаете, насколько это опасно? Вам мало было того раза?

– Мне и следующего было мало, очевидно, – она закинула голову, глядя на звездное небо. На солнце так не посмотришь, а звезды только рады взглядам и в их мерцании, кажется, появляется что-то дружелюбное и затягивающее до бесконечности. – Говорят, что люди, побывавшие рядом со смертью, становятся чрезвычайно осторожны, но я не могу постоянно быть осторожной, сидеть в квартире и вечерами ходить под охраной. Мне нравится быть беспечной. Мне нравится жить, не шарахаясь от каждой тени! И мне нравится быть свободной… как сегодня!

Даже не видя Вадима Ивановича, она затылком ощутила, как он напрягся.

– Рядом со смертью? О чем вы говорите?

– А вы никому не скажете? – совершенно по-детски спросила Кира. Он промолчал, и это молчание было более красноречивым, чем утвердительный ответ, произнесенный вслух. Кира глубоко вздохнула и, глядя на слабо колышущуюся морскую гладь, рассказала ему о своей второй встрече с человеком, которого Князев когда-то отогнал от нее, – рассказала все – вплоть до той секунды, когда увидела на своем подоконнике пузырек с духами. Она не понимала, что заставляет ее так доверяться этому человеку, которого она, в сущности, совершенно не знает, и если все дело в том давнем полупьяном порыве, то это было плохо.

– Значит, вы не заявили в милицию? – хмуро спросил Князев. – Это зря.

– Стас так… мы со Стасом так решили, – пробормотала Кира чуть виновато. – Мне кажется, нам бы просто не поверили – трупа нет, ничего нет… и кроме того, мне хотелось…

– Не привлекать к себе внимания?

– Да, наверное. Ко мне и без того привлечено слишком много внимания, вам не кажется? – в ее голосе появился вызов.

– Я же говорил вам выкинуть из головы эти глупости!.. Но после этого… вам следовало бы быть вдвойне осторожной!

– Из-за этого пса? Или из-за того, что может появиться кто-то еще? Кто-то, кто… да? Вы ведь что-то знаете, правда? Вернее, знаете не что, а почему? Да? Или, может, вы мне не верите?

– Разумеется, я вам верю, – мягко ответил он. – Я верю, что вы видели то, что видели. Но пес, это одно, Кира, а его хозяин – совсем другое.

– Вы думаете, что у него есть хозяин? Почему?

– Ведь кто-то же убрал тело. Собака не стала бы этого делать.

– Вы думаете, кто-то специально натравил на него свою собаку? Увидел, что происходит и…

– … решил вас спасти таким образом, а потом испугался и замел следы. Ведь это, все-таки, убийство, как ни крути.

– Нет! – глухо и упрямо сказала Кира. – Там никого не было! И мне кажется, что этот пес…

– Вот мне кажется, что вам почему-то хочется верить, что собака действовала по собственной инициативе, – перебил он ее с невеселым смешком. – Что ж, может это и так. Мир полон загадок, и собаки, пожалуй, самые загадочные из всех существ.

– Это не повод для шуток, Вадим Иванович, – холодно произнесла Кира.

– Простите. Ужасно, что вам довелось пережить такой кошмар. Но вы живы – и это главное… Вы будете купаться? – вдруг резко сменил он тему, и Кира вяло пожала плечами.

– Да, наверное… Вода холодная?

– Да нет, ничего, но вам лучше бы было прихватить с собой полотенце. Если хотите купаться – идите сейчас. Скоро будет гроза.

Она удивленно обернулась и уткнулась взглядом в его затылок.

– Почему вы так решили? Ни ветерка, небо ясное…

– Я чувствую, – отозвался Вадим Иванович и потер ладонью мокрые серебристые волосы. – Я всегда чувствую приближение грозы.

– Любой? – насмешливо спросила Кира.

– Если б я чувствовал приближение любой грозы, то сейчас жил бы иначе.

Она отвернулась, сжимая и разжимая пальцы. Тишина древнего города, летящего сквозь теплую полынную ночь над морем, как-то незаметно превратилась в молчание двух людей. Внезапно присутствие Князева отчего-то стало ее тяготить, и Кире почти захотелось, чтобы он оделся и ушел как можно скорее, оставив ее в одиночестве и спокойствии. И он словно почувствовал это – она услышала, как Вадим Иванович тихо поднялся на камень, и ощутила, что он стоит за ее спиной. Едва слышно зашуршала поднятая со скалы одежда.

– Продолжайте смотреть на море, я хочу переодеться, – произнес он со знакомой насмешливостью. – Я, знаете ли, очень стеснительный.

Кира невольно засмеялась и щелкнула зажигалкой. Воздух был таким неподвижным, что острый лепесток огня почти не колыхался, и она обернулась, держа зажигалку в вытянутой руке.

– Вы просто…

Слова примерзли к ее раскрывшимся губам. Ее глаза широко распахнулись, потом сузились, и лицо исказилось в отчаянно-злой гримасе. Она смотрела на Князева снизу вверх – смотрела до тех пор, пока разогревшаяся зажигалка не обожгла ей пальцы. Кира уронила ее на камень и отвернулась, глухо сказав:

– Мерзавец!

За ее спиной раздался короткий вздох, в котором было что-то болезненное, будто слово было камнем, больно ударившим его в лицо, и этот звук оказался безгранично приятен вспыхнувшей в ней оскорбленной ярости.

Пламя зажигалки было слабым, но его оказалось достаточно, чтобы, слившись со светом звезд, оно вполне отчетливо высветило стоявшего позади нее человека – крепко и ладно сложенного, полного сил, и особенно его лицо, которое сейчас не скрывали темные очки с большими стеклами и сеть глубоких морщин. Нет, морщины остались, но теперь их было гораздо меньше – они разрезали лишь широкий лоб под темно-серебристой линией волос, да две складки залегли у уголков поджатых губ, в изгибе которых чувствовались смятение и ярость – чем-то очень близкая ее собственной. И этому Князеву, выхваченному из вечно скрывавшей его такой искусной тени огненно-звездным светом, на вид было от силы лет тридцать пять.

Она услышала легкий звук упавшей на камень одежды, потом спокойный голос, прозвучавший над ее головой.

– Почему?

– Все это время… я… все это время ты потешался надо мной!

– И в мыслях не было.

Он опустился на камень рядом с ней, и Кира зло отодвинулась, не глядя на него.

– А вы отличный актер, Вадим Иванович! Никто бы не догадался! Немного грима, очки, одежда, жалостная походка… боже, какая игра!

– Это не игра, – Князев обернулся и подобрал зажигалку. – Просто таков мой образ жизни. Каждый живет так, как считает нужным… Думаю, теперь ни к чему путаться в местоимениях, да и без отчества можно обойтись.

– Какая честь для меня! – язвительно отозвалась она.

– А я ведь просил тебя не оборачиваться, – заметил Князев.

– Я так понимаю, во дворе никто об этом не знает?

– Нет. И, честно говоря, я не понимаю, как ты догадалась, – он положил ладонь ей на плечо, но Кира зло дернула плечом, сбрасывая его руку. – Ты не знала, но ты догадывалась, и для меня это загадка, – он щелкнул зажигалкой, и слабое пламя на миг осветило его лицо, недовольное и в то же время растерянное, словно у человека, который не может открыть дверь собственного дома. – Никто не сумел заглянуть так глубоко. Обычно люди удовлетворяются тем, что ты позволяешь им видеть – и с них этого достаточно. Кому интересен дряхлый хромоногий старик? Разве что таким же старикам.

– Хромота получалась лучше всего! – бросила Кира. – Станиславский рыдал бы у тебя на плече от умиления!

Он хмыкнул, продолжая щелкать зажигалкой и глядя на вспыхивающий и гаснущий огонек. Кира, почуяв некую неправильность в его молчании, скосила глаза на левую ногу сидящего рядом человека, и Вадим, ощутив ее взгляд, поспешно погасил вспыхнувший в очередной раз огонек, но она все равно успела рассмотреть длинный разветвленный шрам, словно след от сильного ожога, спускающийся по его бедру до самого колена, и покраснела в темноте.

– Извини. Я не…

– Пустяки, – небрежно сказал он, не глядя на нее. – Попал в аварию… ну, неважно, когда. Вот и осталась… хм-м… памятка.

– И тогда… вечером… когда тебе было плохо во дворе… ты тоже не притворялся? – негромко спросила Кира.

Вадим посмотрел на нее недовольно, и она почувствовала, что ему хочется солгать.

– Иногда бывает… но очень редко.

– От кого ты прячешься?

– Прячусь? – он усмехнулся. – Я ни от кого не прячусь, милая девушка. Фильмов насмотрелась? Я же объяснил – таков мой…

– Не надо считать меня такой уж скудоумной, Вадим! – она впервые назвала его просто по имени, и ей это понравилось, и в то же время показалось, что ей никогда и не доводилось называть этого человека по отчеству. – Молодой мужик может прикидываться рассыпающимся дедулей только по двум причинам – либо он кого-то боится, либо кого-то выслеживает! Но ты… не очень похоже, что ты кого-то боишься – твоя маскировка слишком экстравагантна.

– О, да, разумеется, я кого-то выслеживаю! – иронично сказал Вадим. – На самом деле я киллер и изучаю распорядок дня бабки Нины. Ее родственники наняли меня, чтоб грохнуть скверную старушонку и заполучить ее квартиру и коллекцию вязаных носков! А посему наш ночной разговор закончится тем, что я привяжу тебе на шею камень и булькну где-нибудь тут неподалеку. Ох, слышала бы моя бедная старая мама!

– Смешно, да, – буркнула Кира. Неизвестно откуда налетевший резкий порыв ветра швырнул волосы ей в лицо, и она отбросила их на спину. – Но ты…

– Кира, уверяю тебя, что я ни от кого не прячусь, – твердо заявил он, и Кира неожиданно почувствовала в его голосе искренность. – Разве что от своей прежней жизни. Мне просто хотелось какое-то время пожить спокойно. Я переехал сюда после аварии и… просто хочу отдохнуть. Я не был в состоянии уехать в другой город, а в этом у меня осталось слишком много знакомств. Но сейчас они мне не нужны. Сейчас я хочу быть один.

Из всего сказанного в ее мозг врезалось только слово „авария“, и Кире сразу же расхотелось расспрашивать дальше. Судя по его поведению и странным ноткам в голосе, в той аварии погиб кто-то очень близкий Вадиму, и своими расспросами она может разбередить старую рану. Но…

Но ты не отказался тогда танцевать со мной.

Ветер снова взметнул ее волосы, и Кира огляделась, только сейчас поняв, как изменилось море. Куда только подевались задумчивость и мягкое серебристое волшебство мерно колышущейся глади?! На скалы одна за одной неслись волны, становясь все выше и выше, перебрасывая с гребня на гребень водоросли и клочья пены, и тихий плеск превратился в угрюмое ворчание, в котором уже слышались отзвуки грозного рева надвигающейся бури. Очередная волна с размаху разбилась о камень, обдав Киру холодными брызгами, и она вскочила, ошеломленно глядя на звездное небо, которое стремительно пожирали наползающие тучи, погружая старый город во мрак. В тучах погромыхивало, и пока она смотрела на них, небо на миг озарила слабая вспышка первой молнии.

– А я предупреждал! – авторитетно заметил Князев, вставая и протягивая ей зажигалку. – Теперь уже не искупаешься. Ну что – будем считать тему закрытой? Конечно, жаль – я бы предпочел тебя сегодня не встретить, но кто ж знал?.. Лучше б было, если б ты видела меня таким же, как и все.

– Не беспокойся – я никому не скажу, – холодно ответила она. Вадим покачал головой.

– Не в этом дело.

Он поднял свою одежду, и Кира отвернулась. Небо уже сплошь заволокло чернотой. С шипением вспыхнула длинная ветвящаяся молния, окрасив волны в призрачно-голубой цвет, следом обрушился оглушительный грохот, словно в клубящихся тучах что-то взорвалось, и она невольно вздрогнула, чуть отступив от края скалы – и вовремя – высокая волна врезалась в каменный островок и окатила ее до пояса, чуть не сбив с ног. Вадим дернул ее за руку, и она обернулась.

– Идем! – сказал он, застегивая брючный ремень. Кира мотнула головой, скользнув взглядом по его голой груди.

– Ты иди, если хочешь, а я пока останусь. Никогда не видела ночной грозы на море.

– По крайней мере, поднимись наверх! Грозу можно смотреть и оттуда, а здесь тебя смоет к чертям!

– Ну и что? – она улыбнулась, и отсвет молнии блеснул на ее зубах. – Заодно и искупаюсь.

– Ополоумела?! – зло спросил Вадим, стараясь перекричать рев моря. – Да тебя тут же в кашу перемелет! Поднимайся, глупая – не пользуйся тем, что я не в силах забросить тебя наверх!

– Слушай, я в советах не нуждаюсь! – крикнула Кира, отступая. – Ты живешь, так как нравится тебе, вот и я соответственно! Я пришла сюда одна…

– Назад!

– … и уйду одна – и когда мне взду…

Огромная волна ударила ее в спину, мокрая скала выскользнула из-под ног, и Киру с силой швырнуло в сторону и вниз – туда, где среди острых камней бурлила вода. Она успела увидеть их лишь краем глаза, потом зажмурилась, вскидывая руки в тщетной попытке уцепиться хоть за что-нибудь, а тело уже обреченно сжалось в предвкушении удара и следующей волны, которая мгновенно набросится на него и потащит прочь, колотя о скалы. Но в этот момент ее крепко схватили за запястье одной руки и предплечье другой и дернули обратно – так, что она чуть не перекувыркнулась, взвизгнув от страха, что сию же секунду полетит обратно. Но этого не произошло, ее ступни больно ударились о камень, сильные руки обхватили ее – крепко и надежно, и она вцепилась в того, кому принадлежали эти руки, вжимаясь лицом в его мокрую грудь. Еще одна волна с размаху ударилась о скалу, прокатившись через них, но Вадим удержал Киру и сам устоял, даже не покачнувшись, словно его ноги срослись с камнем.

Кира подняла голову. Молния расколола небо от края до края, на мгновение осветив лицо Князева, и погасла, но Кире хватило и этой короткой вспышки. Ее ладони перепрыгнули на его плечи, и Вадим стремительно наклонился к ней, прижимая ее к себе так крепко, как это только возможно. Море бесновалось вокруг них, новые и новые волны прокатывались над островком, разбиваясь об их тела, силясь сбросить их вниз, но они стояли и стояли, уже не замечая их и словно бросая вызов взбунтовавшимся стихиям, сами взбунтовавшись против их извечной власти, всегда загонявшей человеческих существ в убежища. Боль и гибель притаились лишь в паре десятков сантиметров от них, за краем скалы в клокочущей воде, но здесь, на скале, под вспышками молний было нечто другое, здесь был поцелуй, сильнее сотен магических ритуалов, наполненный солью, яростью, страхом и беспредельным желанием, для которых нет граней, и в реве негодующего моря, силившегося разрушить это сумасшедшее колдовство, слышалось что-то бессильное.

Они оторвались друг от друга одновременно, словно где-то на берегу рухнул без сил чародей, сплетавший свое полубезумное заклятие. Очередная молния озарила на лице Вадима некое подобие отрезвления, он схватил Киру за руку и дернул за собой. Спотыкаясь, они добежали до ниши, Вадим подсадил девушку на выступающий край скалы и сам взобрался следом. Кое-как они выбрались на тропу, выпрямились, тяжело дыша и глядя на покинутый островок, и в этот момент на древний город обрушился теплый ливень.

– Черт возьми! – прокричал Вадим Кире на ухо. – Давно я не видел такой грозы! Где твои шлепанцы?!

– Смыло! А твоя рубашка и полотенце?!

– Тоже унесло! Черт с ними, а вот плавки жаль! Они мне очень шли!

Она засмеялась, запрокидывая лицо навстречу дождю, – дикий смех восторга и абсолютной свободы, и Вадим засмеялся тоже и подхватил ее на руки, вскидывая над собой и словно снова бросая вызов вспыхивающему в разрядах молний небу – хохочущей женщиной, которая сейчас чувствовала себя живой, как никогда. Потом он опустил ее на землю, притянул к себе, запустив пальцы в ее мокрые волосы, и прерванный поцелуй продолжился – до тех пор, пока оба не начали испытывать серьезную потребность в кислороде.

– Я нарушаю все мыслимые законы природы, – хрипло прошептал Вадим, прижимаясь губами к ее уху.

– Законы? О чем ты?

– Не важно! В сущности, теперь мне наплевать на законы!

– А мне было наплевать на них всегда! – нетерпеливо выкрикнула она и повернула голову, ловя губами его губы. Вадим поцеловал ее еще раз, потом потянул за собой.

– Думаю, прекрасная дама, нам лучше отсюда слинять, иначе ты простудишься! Или в нас ударит молния.

– А разве этого уже не произошло?

Он усмехнулся и сбросил шлепанцы.

– Надевай – здесь полно стекол. Я понимаю, что великоваты, но ты, все же, попробуй бежать – хоть как-то? Сможешь?

– Я-то смогу, но без тебя…

– И я смогу. Я хромой, но не одноногий, – Вадим дернул ее за мокрую прядь и оглянулся на свирепствующее море с неким сожалением. – Пошли! Мне кажется, что рушится мир – не хочу, чтоб нас пристукнуло каким-нибудь из его кусков!

Много позже, вспоминая его слова, Кира думала о том, как сильно он ошибся. Мир начал рушиться гораздо раньше, и та июньская гроза оказалась лишь слабым отзвуком эха. Но это было намного позже, и этой Кире, бегущей под проливным летним дождем, были безразличны любые катастрофы.

* * *

Он легко улыбнулся ей, прижимаясь щекой к подушке и держа ладонь на смуглом бедре Киры, потом приоткрыл рот, явно намереваясь что-то сказать, но она упреждающе коснулась пальцем его губ.

– Нет, ничего не говори.

– Почему? – спросил Вадим слегка озадаченно.

– Слишком хрупкий момент. Разобьешь словами. К тому же если ничего не скажешь сейчас, потом не за что будет оправдываться.

– Может, ты и права, – согласился он с самым серьезным видом. – Но я всего лишь хотел попросить тебя передать мне зажигалку.

– Ты – на редкость приземленный хам! – сердито сказала Кира и пихнула его в бок. – Я настроилась на сантименты и романтические изыски, а ты просишь зажигалку!