Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)

– Лорд! – послышался удивленный голос Софьи Семеновны. – Доброе утро, Кирочка… Лорд, иди ко мне, не приставай к человеку!

Лорд отбежал на несколько шагов, но тут же повернулся и жалобно заскулил, топчась на месте. Такое поведение было ему совершенно несвойственно. Казалось, что пес находится в страшной растерянности.

– Лорд!

Овчарка еще раз тявкнула, махнула хвостом, словно извиняясь, и умчалась к своей хозяйке, уже стоявшей в одиночестве. Кира пожала плечами, повернулась и пошла к дороге, говоря самой себе, что, похоже, все в этом мире сговорились по очереди заморочить ей голову.

Две пары глаз внимательно наблюдали за ней, пока девушка не перешла дорогу и не скрылась среди парковых туй и кипарисов. Одни глаза смотрели настороженно и внимательно, в других светились восторг и обожание и глаза эти принадлежали не человеку.

Х

– Хм-м-м… – сказала врач, шурша длинной лентой ЭЭГ и внимательно разглядывая ломаные зигзагообразные линии. Это была светловолосая женщина средних лет, с суровым лицом и такими могучими формами, что Кире, наблюдавшей за ней, подумалось, что окажись врач, даже безоружная, на арене древнеримского цирка, она бы без особого труда обратила в постыдное бегство добрый десяток мускулистых гладиаторов и львиный прайд в придачу.

Вика, заглянув врачу через плечо, пошевелила бровями и тоже глубокомысленно сказала:

– Да-а-а… Хм-м-м…

В конце концов, Кира, которой уже надоело мерзнуть на кушетке в скудноодетом виде, впрыгнула в сапожки, подошла к врачебной группе, взглянула на темные зигзаги, которые ей абсолютно ничего не говорили, и тоже протянула:

– Хм-м-м!..

– Брысь обе! – вдруг рявкнула врач, и подруги мгновенно оказались в разных концах кабинета, словно их отнесло сильнейшим порывом ветра. – Мало того, что я занимаюсь этим вместо обеда, мало того, что этим вообще занимаюсь я, а не Анька, которая опять где-то шляется!.. так они мне тут еще и будут цирк устраивать! Минина, я сделала тебе одолжение…

– За деньги, – напомнила Вика с невозмутимым видом. – Лорик, не злись! Когда ты злишься, то очень бурно дышишь, и на тебе может порваться халат.

– Я могу, наконец, одеться? – жалобно напомнила Кира о своем существовании и удостоилась недовольного врачебного взгляда.

– А ты еще не одета?

– Но вы же сказали…

– Вика, уйди со света! Перестань мельтешить, наконец!

– Я переживаю за подругу, – Вика села на стул и закинула ногу на ногу. – А когда я переживаю, мне нужно постоянно находиться…

– Заткнись!

– Ладно.

Кира застегнула последнюю пуговицу на пиджаке и трагически прогундосила:

– Каков приговор, доктор? Сколько мне осталось?

– Похоже, что ты такая же ненормальная, как и Минина, – заметила женщина, не поднимая головы. – Вы, случайно, не родственницы?

– Практически.

– Это сразу заметно. Ну, что ж, я не вижу никаких отклонений, все в полной норме, – Лариса положила ЭЭГ на стол. – Так посмотреть – отличный, здоровый ритм.

– Это могло быть что угодно, – пробормотала Вика, разглядывая свое колено.

– Судя по тому, что она описала… В любом случае, лучше пройти полное обследование. У тебя есть деньги, Кира?

– Придется достать.

– Иди лучше в платную, на первом этаже. У них и оборудование что надо, да и обследуют качественней. Так вроде здоровая девчонка, но лучше не рисковать. Если было, то неспроста. Значит, говоришь, никаких эмоциональных переживаний не было?

– Нет, я просто спала. Кажется, мне и не снилось ничего, – отозвалась Кира, садясь на кушетку и болтая ногами.

– И сексуальных отношений в эту ночь не было?

– К сожалению нет.

Вика фыркнула, но тут же сделала серьезное лицо, когда Лариса уничижающе посмотрела в ее сторону.

– Так или иначе, займись этим поскорее – не тяни.

– Ты говоришь о сексуальных отношениях? – уточнила Вика, поправляя волосы.

– Я говорю об обследовании! – отрезала Лариса, едва сдерживая смех. – Вика, когда-нибудь ты договоришься, и я выкину тебя в окно и, заметь, никто меня за это не упрекнет. Главврач, так вообще на руках носить будет.

– Интересно, как это будет выглядеть, если учесть, что Виктор Борисович ростом полтора метра и весит не больше пятидесяти килограмм вместе с одеждой и именным фонендоскопом…

Лариса махнула на нее рукой и внимательно посмотрела на Киру.

– В общем, ты поняла, девчонка, да? На данный момент никакой аритмии, ничего настораживающего я не вижу. Но ты не расслабляйся. Займись обследованием.

– Хорошо. Все равно вы хоть немного, но успокоили.

Лариса кивнула, быстро строча что-то на листе бумаги, потом сунула его в Кирину тощую медкарту, положила туда же ЭЭГ и протянула ей.

– Спасибо, – сказала Кира, принимая медкарту. Лариса снисходительно кивнула.

– На здоровье. А теперь выкатывайтесь отсюда – я хочу, наконец, пообедать!

Когда подруги уже покидали кабинет, Лариса вдруг резко встала.

– Вик, на минутку задержись!

Вика прикрыла дверь и оглянулась.

– Знаешь что, отведи-ка свою подругу на рентген прямо сейчас. Пусть ей снимут грудную клетку.

– Ты все-таки что-то заметила? – встревожено спросила Минина. Лариса покачала головой.

– В том-то и дело, что нет. Но лучше подстраховаться.

– Интуиция? – осведомилась Вика, потирая бровь. Лариса пожала могучими плечами.

– Черт его знает! Но что-то у нее там не то… Надеюсь, что я ошибаюсь.

Вика посмотрела на нее долгим, тяжелым взглядом и молча вышла. Кира нетерпеливо прохаживалась по коридору, посматривая на часы. Вика взяла ее под руку, и они пошли к лестнице.

– Что она тебе сказала?

– Это по работе и тебя не касается, – Вика придержала Киру на лестнице и развернула в сторону двери на следующем этаже. – Куда ты так рванула?! Пошли-ка, подруга, сразу тебя и сфотографируем изнутри, чтоб по двадцать раз не ходить…

Кира резко остановилась.

– Вы думаете, у меня туберкулез?

– Господи, Сарандо, чего ж тебе вечно всякие ужасы сразу в голову лезут?! – Вика всплеснула руками. – И почему именно туберкулез?

– Где-то я слышала, что сердцебиения проистекают из серьезных болезней типа туберкулеза…

– Или идиотизма! Больше слушай всякую ерунду! И не забывай, что из нас двоих врач я!

– Ты не врач, а жалкая медсестра!

– Не груби тете! Я знаю, почему ты злобствуешь – потому что я совратила твоего брата и при этом не имею собственного брата, которого могла бы совратить ты.

– Я игнорирую твои колкости! Глупо прислушиваться к словам столь скорбного умом создания, как ты… – Кира сбавила ход, глядя на очередь, волнующуюся перед дверью рентгенкабинета. Обступив стоящую в дверях медсестру в бледно-зеленой форме, люди наперебой громко выражали свое негодование, а та лишь разводила руками.

– Что там такое?.. – недовольно пробормотала Вика. – Постой тут, я узнаю.

Она подошла к сестре, перебросилась с ней несколькими словами и вернулась еще более недовольная, чем раньше.

– Не повезло тебе. Свет только что вырубили и неизвестно, когда дадут. Похоже, авария.

– Ну, конечно – как мне нужно сделать рентген, так у вас сразу кончается электричество! – проворчала Кира, поворачивая обратно.

– Можно подождать – вдруг…

– Некогда мне ждать – на работу надо! Иначе дядька мне голову открутит или уволит, что хуже, конечно, гораздо.

– Понимаю… Но ты ведь успеешь выкурить сигаретку с бедной, нерадивой медсестрой?

– Только из уважения к твоему преклонному возрасту.

Спустившись по лестнице, они прошли через гулкий холл и остановились на крыльце между двумя толстыми колоннами. Кира покрутила головой по сторонам, недовольно созерцая людей на остановке и притулившийся рядом маленький базарчик, потом потерла ноющий висок – в последнее время у нее частенько болела голова.

– Ну, и куда мы переместим свои роскошные тела, дабы насытить кровь порцией никотина?

– Пошли к ДКЦ, – Вика махнула рукой через дорогу, на пятиэтажное здание, перед которым в окружении розовых кустов стояли несколько скамеек. Кира кивнула, и они пошли вдоль базарчика к переходу. Вика притормозила около фруктового лотка и равнодушно спросила:

– Почем апельсины?

– По шесть, – отозвалась продавщица, на мгновение оторвавшись от потрепанного марининского детектива. – Выбирайте, хорошие, сладкие!

Вика перебрала несколько апельсинов, задумчиво подвигала бровями и хотела уже было отойти, но Кира, почти вплотную приблизив губы к ее уху, прошипела:

– А ну положь апельсин на место!

Вика сделала недовольную гримасу, и апельсин появился в ее руке, словно из воздуха. Она вернула его на лоток и пошла прочь, увлекаемая гневной дланью подруги.

– Не знала, что ты до сих пор этим промышляешь!

– Это просто тренировка! На тот случай, если я останусь без работы.

– И не стыдно тебе?! У нее бы была недостача из-за тебя!

– Кира, я эту бабу знаю – поверь мне, недостачи у нее никогда не будет!.. – Вика придирчиво отряхнула ладонью скамейку и поставила на нее сумку, потом села сама. Кира тоже села, рассеянно глядя на глянцевитые листья роз. Вокруг шумели машины, и сквозь этот шум доносился перезвон колоколов Покровского собора. Справа, за железной оградой ветер чуть колыхал ветви огромных акаций и елей, возносившихся над старым кладбищем, плавно переходившим в парк.

– Расскажи еще раз про то, что с тобой было ночью, – Вика наклонилась и сорвала желтоголовый одуванчик. – Хотя нет, это я уже наизусть знаю… лучше расскажи, что было перед этим.

– Что ты имеешь в виду? – Кира вытащила сигареты. Вика сжала пухлые губы и похлопала цветком себя по подбородку, оставив на нем пятно желтой пыльцы.

– Возникали ли у тебя раньше какие-нибудь странные ощущения? Я не говорю о боли… Просто странные ощущения. Может, ты чувствовала иногда, что с тобой что-то не так?

Кира нахмурилась и принялась крутить на указательном пальце свой любимый перстень чешского стекла в виде сияющего красного цветка.

– Я скажу, если ты не скажешь Стасу.

– Почему это я должна что-то ему говорить? – обиженно спросила Вика, раздирая стебель одуванчика на закручивающиеся кольцами полоски. – Я твоя подруга или где?!

Кира вздохнула и сбивчиво рассказала ей все – и о своей подозрительности, и о снах, и об ощущении чьего-то постоянного наблюдения, и о видениях, и даже о пропавшем украшении и неизвестно зачем вылепленной собачьей экспозиции. Выслушав, Вика надолго замолчала, потом повернула голову и уставилась Кире в глаза – и делала это до тех пор, пока та не воскликнула:

– Что?!

– Скажи мне, милое дитя… – Вика чуть склонила голову набок, продолжая смотреть подруге в глаза, – а ты… ничего не принимаешь?

– Принимаю? – растерянно переспросила Кира и тут же возмутилась. – Ты про наркотики?! Да упаси боже! Вот уж к чему никогда тяги не испытывала! Как сказал один мой знакомый, алкоголь гораздо лучше наркотиков!.. Почему ты спросила?

– Да так… не бери в голову, – Вика положила одуванчик себе на колено. – Меня настораживает другое… Ты говоришь, что сейчас рано ложишься спать, что у тебя сонливость по вечерам, а ведь ты всегда была полуночницей.

– Это из-за работы…

– Глупости, ты и раньше работала! Сонливость может быть связана с пониженным давлением. Между прочим, ты какая-то бледная в последнее время – тебе никто не говорил? Тонометр дома есть?

Кира покачала головой.

– Я тебе дам на время – составишь мне недельный график своего давления – утреннего и вечернего… И что же это за знакомый говорит такие мудрые вещи? Он симпатичный?

– В молодости может, и был, но сейчас ему лет сто! – Кира стряхнула забравшегося на ногу муравья. – Ну, не сто… но не меньше шестидесяти. Я с ним на утренней пробежке встречаюсь. Очень интересный тип… – она заметила поблескивание в глазах Вики и поспешила еще раз добавить: – Но он очень старый, так что нечего так на меня смотреть!

– А ты проверяла? – Вика выпустила изо рта облачко сигаретного дыма. – Вот один мой знакомый говорил, что старых мужчин не бывает – бывают безнадежно утомленные мужчины. Так что может твой знакомый еще о-го-го!

– Тебя, как обычно, сносит на пошлости! – сердито сказала Кира. – Твоя глупая бесформенная голова забита одними лишь плотскими желаниями, а…

– Ими забита как раз не голова, – Вика запустила окурок в урну. – Кстати, о плотских желаниях… Ты не могла бы поговорить со Стасом? Меня он не слушает. Видишь ли, в мои отношения с мужчинами входит, чтобы они хотя бы иногда проводили со мной ночь, но он каждый вечер подхватывается и несется домой, словно его там не сестра ждет, а грозная жена! Он утверждает, что никак не может оставлять тебя на ночь одну… но тебе ведь не пять лет, Кир! Конечно, если тебе там страшно по ночам, это другое дело, но если…

– Я уже говорила с ним на эту тему – и не один раз! – Кира виновато покосилась на нее. – Но он и меня не слушает! Стас почему-то вбил себе в голову, что стоит мне остаться ночью одной, как квартиру тут же вынесут, а меня изнасилуют и убьют или сначала убьют, а потом изнасилуют… неважно! Уж не знаю, как его переубедить… Может, твои чары недостаточно эффективны? – она шутливо толкнула подругу в бедро, но Вика, вопреки обычному, не отреагировала на юмор, только неопределенно покачала головой и тут же закурила новую сигарету. Ветер растрепал ее темно-рыжие волосы, и она внезапно стала выглядеть очень уставшей и очень несчастной.

– Слушай, – произнесла Кира с легкой тревогой, – надеюсь, ты не имела глупость в него влюбиться?!

– Вот чего нет! – возмутилась та.

– Тогда в чем дело?

– Не знаю. Он нравится мне, но… – Вика пожала плечами. – Нет, конечно, он очень хорошо ко мне относится, он мил и предупредителен, но я знаю его не лучше, чем в первый день знакомства. Иногда он смотрит… как-то насквозь, словно меня нет… и иногда мне кажется, что он живет в какой-то параллельной плоскости, которая никак не может пересечься с моей. Он кажется каким-то… не странным, нет… он кажется каким-то слишком отдельным. И, честно говоря, еще ни один мужчина, которому я предлагала остаться на ночь, не отказывался от этого… так долго.

– И тебя это задевает.

– Дело не в этом. Дело в том, что мне кажется, что на самом деле Стас хочет остаться, но что-то заставляет его уйти. И я не знаю, что.

– Клянусь всеми богами всех пантеонов, что это не я! – Кира взглянула на часы. – Если говорить откровенно, то нарисованный тобою портрет Стаса мне совершенно не знаком… Но, Вика, если все так сложно – просто брось его! Стас, конечно, мне брат, но он появился двадцать лет спустя, и все эти двадцать лет я дружила с тобой. Я вовсе не хочу, чтобы он заморочил тебе голову!

– Я не хочу его бросать, – Вика хмуро смотрела на сизую дымную спираль, выматывавшуюся из кончика тлеющей сигареты. – Пока не хочу… Ладно, это все лирика… Ты давай, быстрее окучивай того юношу с танцев, он сейчас тебе очень пригодится! Ни к чему влачить одинокое существование, особенно весной! Миндаль уже цветет… а скоро пойдет сирень, теплые вечера, романтика, все дела… Нужно успеть вволю нагуляться, пока город не наводнили приезжие. А гулять вчетвером будет очень неплохо – мы, красивые и стройные, и наши мужики – тоже так ничего себе… Так что поторопись!

– Постараюсь. Как только, так сразу пришлю тебе телеграмму. Что ж, до нескорой встречи, унылая груда дряблой протоплазмы, восседающая среди роз!

– До свидания, дряхлый слизистый монстр, ужасающий Вселенную ноздреватым ликом своим!

Кира смущенно-кокетливо отмахнулась ладошкой. Вика крутанулась на каблуке, отчего ее незастегнутый френч распахнулся, явив короткую кофту, низко вырезанные джинсы и голый сливочный живот. Кира сделала реверанс. Вика отдала пионерский салют. После чего они помахали друг другу и разошлись в разные стороны, очень довольные собой. Вика запрыгнула в подъехавший топик. Кира перебежала дорогу, вскочила в автобус, где, сев на свободное местечко возле окна, принялась размышлять над выражением лица брутальной медицинской Ларисы, над словами Вики и над своей возможной болезнью. Почему-то в голову упорно лез туберкулез, и в сопровождении этого уродливого и пугающего призрака она доехала до конечной, дошла до КПП, и только за ним призрак отцепился и канул куда-то в пропитанный дымом и морем воздух.

Первым, кого она встретила, был дядя. Иван Анатольевич стоял возле перил и курил, рассеянно глядя на рабочих, тащивших куда-то длинную доску. Увидев Киру, он выбросил окурок и быстро спросил:

– Ну, как прошло?

– Мимо, – Кира остановилась на нижней ступеньке. – Ничего определенного сказать не могут, нужно пройти обследование, но сердечный ритм нормальный, и на первый взгляд все нормально… В общем, там видно будет, – она вздохнула. – Неужели наследственность сказывается?

– Какая наследственность? – дядя Ваня открыл перед ней дверь. – У нас в роду сердечников вроде не было.

– Как же, а бабка?! – с негодованием воскликнула Кира. – Она же постоянно с сердцем маялась…

– С чего ты взяла? – насмешливо отозвался он. – Вот уж с чем у тети Веры проблем не было, так это с сердцем! Несмотря на возраст, она была здоровей меня с Аней вместе взятых!

– Как?.. – Кира остановилась, ошеломленно глядя на него. – Погоди, но ведь она умерла от разрыва…

– Да, и, честно говоря, меня это удивило… Естественным путем, думаю, это вряд ли бы случилось. Может, сильно напугал кто… – Иван Анатольевич неопределенно развел руками.

– Погоди, но ведь она лежала в больнице!

Дядя внезапно смутился.

– Да… конечно. Но это было лишь обычное обследование… Так или иначе, тут тебе волноваться нечего. Если б у тети Веры были проблемы с сердцем, я бы знал. А их не было.

Часть вторая
Темное эхо

I

В конце апреля погода менялась с такой же умопомрачительной скоростью, как меняются желания капризной женщины. В один день природа нежилась под теплым ярким солнцем, играла яркими цветами, всюду пахло зеленью и распаренной землей, стремительно тянулись вверх травы, выбрасывая зеленые щетинистые колоски, качали головками весенние цветы ярких желтых и лиловых красок, и уже пушились одуванчики, и порхали бабочки, и зажигались белые свечи каштанов, и фруктовые деревья набрасывали на себя душистые белые и розовые покрывала, и всюду вырастали рыхлые конусики муравейников, а в степи у своих норок блаженствовали на солнце сонные тарантулы, и жители города ходили в легких куртках нараспашку, а то и просто в свитерах и рубашках, и все девушки были яркими и нарядными и уже казались загорелыми, и золотистый солнечный свет и ярко-голубое южное небо отражались в их глазах и многие люди уже гуляли у моря, и море казалось добродушным и игриво шлепало легкими волночками по цветной гальке, словно говоря, что на самом деле оно не такое уж мрачное и коварное, каким казалось совсем недавно… А над морем, на скалах, древний город, пронизанный солнцем, чудился волшебным видением, сказочным призраком, который вот-вот воспарит и уплывет куда-то к горизонту, куда вскоре медленно и как-то томно уйдет солнце, обещая еще более чудесный день, и за ясным вечером следовала такая же ясная ночь.

Но на следующее утро солнце словно забывало о своем обещании и не показывалось, и начинал дуть сильный пронизывающий ветер, и серое небо опускалось, придавливая верхушки деревьев, и прятались бабочки, и тарантулы забивались в норки, все вокруг становилось блеклым и унылым, и с деревьев сыпались цветы, и люди плотнее застегивали куртки, а некоторые – и пальто, и море ревело и билось о скалы, и от него тянуло холодом, и древние развалины казались мрачными и неприглядными, и вчерашняя весна словно была сном. И так тянулось несколько дней, а потом весна возвращалась и все начиналось заново, пока инициативу у нее вновь не перехватывала неизвестно откуда взявшаяся осень.

Но эта последняя суббота апреля была весенним днем, и почти с самого утра Кира сидела во дворе, на одной из скамеечек возле стола. Стас был на работе, Вика тоже, у Сергея обнаружились какие-то дела, а просиживать такой чудесный день в квартире, куда никогда не заглядывает солнце, Кире не хотелось. Она долго бродила возле моря, а теперь, отвоевав у шахматистов и нардистов часть стола, разложила на нем материал и инструменты и дала волю своим пальцам, истосковавшимся по творчеству. Разумеется, опять никакие лампы или сюрреалистические цветочные горшки не получались, в голове не возникало никаких образов, и мысли следовали исключительно путями реальности. Она работала с удовольствием, но в то же время раздраженно думала, что глупо заниматься простым копированием того, что видишь вокруг. Оно и так есть.

Почти все скамейки были заняты неизменным контингентом. Софья Семеновна, как обычно, читала какого-то классика, покуривая сигаретку, Нина вязала, Таня и Мила курсировали с колясками в окрестностях двора, прочие женщины упоенно болтали. Князев, несмотря на теплую и даже жаркую погоду так и не снявший свой мешковатый теплый плащ, изредка выглядывал из-за газеты в облаках сигарного дыма и передвигал фигуры на шахматной доске, каждый раз погружая этим Сан Саныча в состояние мучительной задумчивости. Нардисты лениво бросали кости, тянули „Жигулевское“, жалуясь, что вкус у него совсем не тот, что был в восьмидесятые, и глазели на ноги проходящих вдалеке девушек. На качелях по очереди катались четырехлетние девочки-близняшки из соседнего дома. Дворничиха, вооружившись устрашающего вида косой, выкашивала траву вокруг ореховой рощицы, а вокруг нее вилась молодая бомжиха, путаясь в собственных ногах, и с пьяной хрипловатостью выговаривала свое ежеутреннее заклинание.

– Зин, дай косу! Зин, ну дай покосить! Ну, Зин!

Но та только безжалостно отмахивалась, и Кира, которой до сих пор не приелась эта сцена, фыркала, после чего снова возвращалась к работе. Сидевшая рядом с ней на скамейке пятилетняя внучка Нины, живая и смышленая девчушка, совершенно не похожая на свою бабушку, наблюдала за действиями ее пальцев с искренним восхищением. Кира уже несколько раз пыталась изгнать ее со скамейки, над которой плавали клубы дыма, но Настя только упорно мотала головой и цеплялась руками за скамейку. Нина же, увлеченная вязанием, не обращала на это внимания.

– Вот, – наконец сказала Кира, ставя фигурку на стол, и Настя приоткрыла рот, с восторгом глядя на маленькую копию самой себя, сделанную из яркого пластилина. Кира изобразила ее в длинном сказочном платье, хотя на Насте были джинсы и свитер, в остальном же она ни в чем не отступила от оригинала, и у фигурки были те же косички, улыбающийся рот и вздернутый нос.

– Здорово!

– Из глины бы вышло лучше, – заметила Кира. – Кроме того, глину можно было бы потом раскрасить, чтобы было видно твои веснушки. Но глина, извини, мне нужна для работы.

– Можно я бабушке покажу?!

– Ну конечно.

Настя подхватила фигурку и умчалась. Кира вытерла прихваченной из дома тряпкой испачканные руки и, пользуясь уходом Насти, закурила, тут же заслужив неодобрительный взгляд нескольких пожилых женщин. Потянулась и вздрогнула, когда ее нога толкнула в бок устроившегося рядом, под столом, Лорда. Но тот лишь моргнул в ответ и снова положил морду на лапы. Возле него лежала Буся, выставив толстый лысый живот, и задумчиво смотрела на Киру. Кира уже заметила, что и тетя Тоня, и Софья Семеновна несколько раз недовольно и в то же время удивленно поглядывали в их сторону и несколько раз окликали, но собаки так и не сдвинулись с места.

– Да у тебя настоящий талант! – сказали сзади, и Кира, лениво повернув голову, взглянула на подошедшую Софью Семеновну. – Удивительное мастерство.

– Не нужно таланта, чтобы что-то скопировать, – отозвалась Кира. – Это просто поделки. К тому же, грубые поделки. Я не скульптор и никогда им не буду. Я занимаюсь керамикой. А это – баловство.

– Я бы не сказала, – Софья Семеновна окинула взглядом пластилиновые фигурки Буси и Лорда, парочки динозавров и нескольких обитателей двора, сидевших сейчас на скамейках. Улыбнулась, глядя на саму себя, сидящую на пеньке с длинной трубкой вместо сигареты и ноутбуком на коленях вместо книжки. Потом взяла другую фигурку – человека в плаще и очках, замахивающегося на невидимого противника огромным шахматным конем. – Гляди-ка, Вадим, это же ты! Удивительно похоже!

– Да, что-то есть… – темные очки выглянули из-за газетного листа. – Правда, в жизни я не такой зеленый.

– Это художественная вольность. К тому же, у меня не такой уж богатый выбор, – Кира кивнула на пластилин. – Черный уже кончился, правда, есть еще желтый… но он не слишком выразителен. А зеленый приятен для глаз.

– Это наполняет меня радостью! – буркнул Вадим Иванович и снова спрятался за газетой. Софья Семеновна поставила фигурку.

– Жаль пластилиновые недолго простоят. А почему из глины не делаешь?

– У меня ее мало… Да и здесь, на улице… Глину надо размочить, размять, положить на гипс, чтобы он забрал воду, и только потом… К тому же, я вся перемажусь.

– Ты могла бы их продавать.

– Господи, Софья Семеновна, да кому это надо?! Это слишком обычно… нет, аромалампы, бочонки для специй, оригинальные цветочные горшки – вот что пользуется спросом!

Настя вернулась бегом и аккуратно поставила фигурку на столешницу.

– Ну, и что сказала бабушка? – поинтересовалась Кира.

– Сказала, что я испачкаюсь, – сердито ответила Настя, явно недовольная реакцией Нины. – И сказала, что глупо тратить столько денег на пластилин!

– Твоя бабушка ничего не понимает, – Софья Семеновна заглянула под стол. – Лорд, что ты тут разлегся, людям мешаешь?! Пошли! Лорд!

Пес задумчиво посмотрел на нее и снова умостил голову на лапах. Его хозяйка хмыкнула.

– Что с ним такое? Прямо как прилип к тебе в последнее время.

– Я тут не при чем. И колбасу в карманах не ношу.

– Да он бы и не взял у тебя… Лорд, ко мне – кому сказала!

Овчарка неохотно встала и с недовольным видом поплелась вслед за Софьей Семеновной к скамейке. Настя уселась на свое место, выжидающе уставившись на Кирины руки, и та невольно улыбнулась.

– Ну, кого бы нам еще слепить?

– Их, – решительно сказала Настя и вытянула руку в том направлении, где возле своего люка сидело бомжовское сообщество, едящее плавленые сырки и пускавшее по кругу пакет кефира. Молодая бомжиха уже присоединилась к ним и теперь возбужденно в чем-то их убеждала.

– Почему их? – удивилась Кира. Девчушка секунду думала, после чего привела убедительный аргумент.

– Они смешные.

– Да? – Кира покосилась на колыхавшуюся от легкого ветерка газету в руках Князева. – Ну… на всех у меня пластилина не хватит.

– Тетенек, – сказала Настя и скорчила рожу. – Только сделай их еще страшнее!

– Милая девочка, – заметил Вадим Иванович из-за газеты. – И зачем же тебе страшные тетеньки?

– Я покажу их Светке! – горячо ответила Настя, полная заботы о ближних. – У нее во дворе таких нет.

– В каждом дворе есть что-то свое, особенное, – рассеянно пробормотал Сан Саныч, в раздумье терзавший пальцами свои уши. – Который год уж гляжу на эту компанию. Прижились возле люка, тепло… В принципе, нам с ними повезло, тихие, Артемовне мусор убирать помогают… и других на свою территорию не пускают. Запах только от них, конечно… Кстати, что-то я уже несколько дней Колю толстого не видал.

Кира машинально кивнула, только сейчас осознав, что действительно уже какое-то время не видит усатого толстяка – неотъемлемую часть бомжовского сообщества.

– Да, пропал куда-то, – отозвался Вадим Иванович, чуть опуская газету. – Жаль, если с ним что-то случилось. Неплохой мужик, чертежник бывший. А они понятия не имеют, куда он девался – сами переживают. Вроде как член семьи.

– А вы еще с ними и разговариваете?! – Нина фыркнула, не поднимая головы от вязания. – Делать вам нечего!

– Почему нет? – Князев пожал плечами. – Тоже люди. Как и вы.

– Слава богу, я не такая! У меня хватило ума свою квартиру не профукать! А уж вам бы…

– Нина, ради бога, не начинай! – раздраженно перебил ее Сан Саныч. – Сейчас опять поднимется гвалт на весь двор! Я тебя умоляю – все! Сказала – все! А то сейчас наслушаемся!

Нина сердито тряхнула кудряшками, и спицы в ее пальцах замелькали еще быстрее. Сан Саныч передвинул слона и торжествующе сказал:

– Ну-ка, ну-ка?

Вадим Иванович сложил газету, задумчиво посмотрел на доску и улыбнулся.

– Саныч, иногда меня твои ловушки просто умиляют!

Проигнорировав слона, он передвинул на свободную клетку пешку, казавшуюся несведущей Кире совершенно безобидной, и сообщил:

– Шах.

– Ой, напугал! – насмешливо воскликнул Сан Саныч, в то же время глядя на пропущенную пешку с некоторой досадой. – Да я сейчас…

Князев указал двумя пальцами на своего ферзя и слона, перекрывавших отступление королю противника, и Сан Саныч посмотрел на эти пальцы сердито.

– Но я могу и…

– Не можешь, там доска кончается, – Князев усмехнулся и снова развернул газету. – Будет тебе, Саныч, видишь же – безнадежная партия.

Тот раздраженно сплюнул и смешал фигуры на доске, проворчав:

– Еще?

– Ну, давай.

– А что с ним могло случиться? – спросила Кира, разминая в пальцах желтый пластилин.

– С кем – с Колей? – Князев хмыкнул. – Да что угодно. Машиной сбили, в драке пристукнули, а может, сам помер. С такими людьми никто долго не возится – сама знаешь. Умер – ну и фиг с ним, никто и не вспомнит через пять минут.

– Но здесь…

– Здесь другое дело. Он тут жил. Вроде как часть нашего двора. А каждый двор – все равно, что свое маленькое государство.

Кира кивнула и покосилась на Настю – та болтала ногами и, положив согнутые локти на стол, с интересом слушала.

– И я часть двора? – спросила она, наматывая косичку на палец.

– А как же – обязательно, – ответил Вадим Иванович с самым серьезным видом.

– Даже если я тут только по субботавоскресеньям?

– Ну и что? – он шутливо дернул ее за косичку, и Настя хихикнула, уворачиваясь. – Ты здесь полноправная жительница.

– Это хорошо, – сказала она, глядя на двигающиеся пальцы Киры. – Дядя Вадим, а почему баба Нина говорит, что ты вредный? И чтоб я перестала приставать к тебе с вопросами, потому что ты можешь поколотить меня своей палкой?

Все, кто был во дворе, расхохотались. Нина возмущенно воскликнула:

– Настька! Я тебя сейчас…

– Молодец, Настена! – сказал один из нардистов. – Сдала бабушку!

Вадим Иванович обернулся, и Нина поспешно произнесла:

– Да я же в шутку! В самом деле, Вадим Иванович, она же постоянно вам болтовней своей житья не дает!

– Она ли?! – Сан Саныч, расставлявший фигуры на доске, хрюкнул от сдерживаемого смеха.

– Настя, иди домой – сейчас же!

– Не хочу! – отрезала девчушка, изготовившись, чуть что, выскочить из-за стола.

– Ты думаешь, я тебе домой не загоню?!

– А я тогда на шелковицу залезу! – пригрозила Настя. – И ты меня не снимешь!

– Все матери расскажу! – процедила Нина. – Ну вот, петли спустила из-за тебя! Ты меня до больницы доведешь! Кстати, к Лене вчера „скорая“ приезжала ночью – сердце у нее прихватило. Мне Оля, ее соседка сказала… напугалась еще так – ей-то, дуре, со сна показалось, что это покойницкая машина… Тоже мне… сглазит еще – слава богу, с тех пор, как за Верой Ларионовой приезжала, так больше и не…