Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)

Кира холодно усмехнулась, помешала ложкой в чашке с капуччино, вытащила ложку, посмотрела на прилипший к ней плотный комок нерастворившегося кофе и усмехнулась снова, бросив косой взгляд на дремлющую возле радиоприемника официантку, в пальцах которой исходила дымом сигарета с длинным столбиком пепла.

– Последний раз я видела бабу Веру, когда мне было семнадцать, и, ты знаешь, она никак не производила впечатления человека, который способен растрогаться. Знаю, что о мертвых плохо нельзя, но, если говорить откровенно, бабуля была отъявленной стервой!

– Интересно, кому она отписала свою хату? – рассеянно пробормотал Стас, но сквозь эту рассеянность проглянула деловитость. – Насколько я помню, раньше у нее была довольно большая квартира… но это было очень давно. И давно ли это у нас начали составлять завещания?

– С января этого года гражданский кодекс сильно изменился, – Кира села очень прямо и внимательно взглянула на брата. – Ты не знал?

Стас небрежно махнул рукой.

– Меня, если честно, мало занимают современные украинские законы. Я Украину вообще за государство не считаю… и то, что я в ней живу – чистой воды недоразумение, которое я рано или поздно исправлю.

– Кому бы она не завещала свою квартиру, по закону нас, обязательных наследников, не имеют права лишать законной доли!

– У-у-у! – Стас чуть прикрыл веки, и под ними блеснул живой интерес. – Вот кошечка и выпустила-таки коготки! Кира, уверяю, что я не собираюсь с тобой воевать из-за бабкиной хаты. Разумеется, мне очень нужны деньги… но не так. Ты думаешь, я исключительно из-за завещания приехал? Я к тебе приехал. Тебя увидеть.

– Стас, – голос Киры чуть смягчился, – я не имела в виду, что нам нужно воевать друг с другом. Но, возможно, придется с кем-то другим. Мы же не знаем пока содержания завещания.

– Значит, едем на войну? – Стас усмехнулся, приглаживая ладонью влажные волосы. – А для чего тебе деньги, Кира? У тебя есть определенная цель… или так?..

– Моя мастерская… – Кира мечтательно улыбнулась, глядя сквозь Стаса и сейчас не видя его. – Я бы снова наладила мастерскую керамики… оборудование я все сберегла, нужны только деньги…

– А что же случилось с прежней?

– Я прогорела… – взгляд Киры мгновенно сфокусировался на Стасе, и улыбка исчезла с ее губ. – Я… впрочем, не важно! Жаль, что отца сейчас нет в городе, он вернется не раньше конца месяца. Он бы хотел с тобой повидаться… то есть… – Кира прикусила язык, вспомнив холодок в голосе отца, когда она сообщила ему по телефону о приезде его сына. На самом деле отец отнюдь не горел желанием видеть Стаса, и ее это удивило и обидело.

– То есть, тебе бы этого хотелось, – с легкой усмешкой докончил за нее Стас, и руки Киры сделали виноватый жест.

– Прости.

– Брось, не извиняйся. Честно говоря, я этого ждал. Странная у нас была семья – с самого начала. Как-то сразу нас родители поделили… и так вели себя, будто другого ребенка для них не существует! – зло сказал Стас, допивая свой кофе. – Вот это была дурость, самая настоящая человеческая дурость! Нет, не понять мне этого. Сами расплевались – ну и на здоровье, но мы-то тут при чем?! Столько лет я думал, что остался совсем один!..

– Но это больше не так, – пальцы Киры произвели некий расцветающий жест фокусника, приглашающего полюбоваться маленьким чудом. Серебряные кольца и перстень сверкнули под тусклым электрическим светом, и серебристый отблеск отразился в потеплевших глазах сидящего перед ней человека.

– Да… Кир, послушай, даже если нам не обломится эта квартира…

– Не обломится – возьмем!.. Стас, Стас, как хорошо, что ты приехал… как хорошо, что ты существуешь!

– Несмотря на то, что я потенциальный претендент на имущество?

Кира склонила голову набок, словно в таком ракурсе Стас был ей более понятен, и прищурилась.

– Ты очень глупый потенциальный претендент!

– Ну, – Стас развел руками и поклонился, чуть не сунувшись лицом в чашку с недопитым кофе, – уж какой есть. Но я хороший. Правда.

– Верю, – просто сказала она. – По-моему, ты замечательный!

Смешливость вдруг исчезла из глаз Стаса, и он взглянул на нее со странной серьезностью, сразу же став старше и отстраненней, и Кире отчего-то показалось, что стол между ними стал шире, отодвинув их очень далеко друг от друга. Что-то задрожало в глубине его зрачков – то ли растерянность, то ли недоверие.

– Действительно? Но ведь ты совсем не знаешь меня. Двадцать лет – это двадцать лет… и ты ведь не знаешь, каким я был все эти двадцать лет. Не знаешь, что я за человек.

– Иногда знать не обязательно, – возразила Кира, взяла его за руку и постучала его ладонью по столу, подчеркивая этим стуком каждый слог выговариваемого слова. – Ты мой брат.

– Этого мало.

– Мне достаточно. Я слишком долго хотела тебя увидеть.

Стас сжал ее пальцы и глухо спросил:

– Почему же ты не стала… не пыталась даже звонить… искать?..

Кира, покраснев, отвела глаза. Ответить на это было нечего, но инстинктивно она почувствовала, что Стас и не ждет ответа, слова вырвались против его воли, а ему достаточно и того, что он держит ее пальцы, и она не пытается их отнять, и в ее взгляде, жестах, голосе нет отчуждения и неприязни.

Она действительно ему верила.

И надеялась, что так теперь будет всегда.

* * *

Сколько Кира помнила свою тетку, та всегда питала нежную страсть к солнечному улыбчивому янтарю, украшая им себя в совершенно невообразимых количествах. Вот и сейчас она, облаченная в строгое синее платье и сидящая на стуле очень прямо, сложив ладони на коленях, была похожа на состарившуюся и лишенную вкуса фрейлину морской королевы Юраты из прибалтийской легенды, жившей в янтарном дворце. С мочек ушей свисали роскошные серьги-подвески из темно-желтого камня, почти касавшиеся плеч. На шее – толстое янтарное ожерелье, кажущееся очень колючим. Пальцы сверкали серебром, обнимавшим янтарные кабошоны разных оттенков. На одном запястье – тонкие янтарные нити, на другом полированные светлые камешки поблескивали в браслете часов. И в довершение – две заколки с янтарными пластинками, скреплявшие с двух сторон аккуратно уложенные седеющие волосы.

Но сейчас Кире было не до янтарной тети Ани. Сдвинув тонкие брови и ухватившись двумя пальцами за подбородок, она во всеобщем выжидающем молчании усиленно пыталась осмыслить только что услышанное, изредка почти жалобно косясь на Стаса, сидевшего с комичным видом воришки, которому вдруг подарили кошелек с деньгами в тот момент, когда он собрался его стащить. В кабинете слышалось только легкое постукивание о столешницу ручки нотариуса, да простуженное сопение мужа „янтарной фрейлины“ дяди Вани, которое тот издавал своим, испещренным тоненькими прожилками сосудов носом. Нос был замечательно велик, а сам дядя Ваня – тонок и хрупок, и казалось странным, что этот выдающийся по своим размерам орган обоняния до сих пор не перевесил и, согласно закону гравитации, не притянул голову своего обладателя к красивому узорчатому полу.

Нотариус, молодой, но уже изрядно плешивый человек в изящных очках с золотистой оправой, отложил ручку и переплел пальцы, давая понять, что наследники уже могут реагировать. И они отреагировали – недоуменным голосом Стаса.

– Что это за бред?!

– Станислав! – резко одернула его тетя Аня, шелестнув серьгами. – Веди себя прилично.

Сидевшая на одном из стульев женщина средних лет с кислым выражением лица и глубокими складками возле густо накрашенных губ пресно усмехнулась и презрительно возвела глаза к потолку. Нотариус тоже усмехнулся, но его усмешка была тонкой.

– Вы хотите, чтобы я зачитал еще…

– Не стоит! – отрезал Стас, раздраженно изучая свои ногти. – Я понял все – и ничего! Простите за возглас – я адресовал его не вам.

– Я понимаю, но спросить у составителя завещания – увы, – нотариус развел руками, – никак нельзя. Я знаю, что оно выглядит довольно странно, но ваша бабушка пояснила, что это – попытка таким образом воссоединить расколотую когда-то семью… Впрочем, это ваши личные дела, а я – лишь проводник последней воли покойной.

Он снова развел руками, и на этот раз жест получился плавным и торжественным. Стас пожал плечами, потом покосился на Киру и вопросительно дернул головой – мол, чего дальше-то делать? Вопрос был хорошим, но ответа на него она пока не знала.

Да, конечно, она ожидала от бабы Веры всяческих пакостей, ожидала издевки в виде завещанного старого кресла, или лампового телевизора, или старенького чайного сервиза, но того, что бабушка сделала на самом деле, она не ожидала никак.

Согласно завещанию, небольшой дачный участок в балке, на котором имелся крошечный полуразрушенный домик и уже давно ничего, кроме старых слив и яблони, не росло, переходил в собственность тети Ани и дяди Вани. Квартира же вместе со всей обстановкой, оцененная в тридцать четыре тысячи долларов, отходила внукам Веры Леонидовны, Станиславу и Кире Сарандо. Но квартира становилась их собственностью не только после оформления всех документов и уплате пятипроцентного налога, но и лишь по прошествии полугода – срок был оговорен в завещании. Также, согласно этой оговорке, в течение этого времени квартиру нельзя было сдавать, в ней нельзя было производить ремонт, если только его отсутствие не влекло за собой порчу имущества. Запрещалось выбрасывать старую мебель и снимать обои и ковры. Не возбранялось избавляться от мелких вещей, но все остальное в течение шести месяцев должно было находиться на своих местах. И самое главное – все эти шесть месяцев наследники были обязаны проживать в данной квартире. Если в течение полугода не происходило отступление от условий завещания, квартира переходила в их собственность в равных долях, и Кира и Стас могли ее ремонтировать и продавать, если им того захочется. При нарушении условий завещания, квартира передавалась в собственность государства.

„Бред какой-то!“ – подумала и Кира, но, в отличие от Стаса, вслух этого не произнесла, хотя жест ее рук проиллюстрировал эту мысль достаточно красноречиво. Ничего себе способ воссоединения семьи! Они со Стасом решили бы этот вопрос и без бабушкиных выкрутасов! За квартиру, конечно, сердечное спасибо… но таким образом?! Полгода! А как же ее работа?! Как же симферопольская жизнь, друзья, привычный уклад? Она не против пожить здесь месяц, ну от силы два… но вот так сразу, с бухты-барахты полгода?! Как это так?!

Судя по выражению лица Стаса, он думал о том же, но начал совсем с другого вопроса:

– И каков же пример необходимости ремонта?

– Хотя бы прорванная труба.

Стас испуганно замахал руками, словно разгонял демонов, не замечая вопросительного взгляда Киры.

– Упаси боже! Только не это!

– Полгода… – пробормотала Кира, постукивая друг о друга костяшками пальцев. – Да это же нереально!

Она взглянула на яркогубую женщину, в глазах которой при ее словах мелькнул некий собачий азарт, словно та учуяла след знатной добычи, и внезапно Кире пришло в голову, что незнакомка – ни кто иной, как представитель государства, которому может достаться их вожделенная квартира. Тридцать четыре тысячи! За вычетом налога – тридцать две триста. Пополам – шестнадцать сто пятьдесят. А может, и больше, если они хоть чуть-чуть ее подправят. Стоят ли полгода шестнадцать тысяч долларов?

Особенно при ее нынешней скромной зарплате?

– Я уже давно понял, что наша семейка с приветом, – пробурчал Стас, – но чтоб до такой степени!..

– Вы можете опротестовать завещание, – нотариус переплел пальцы и придал лицу выражение бесконечного терпения. – Потребовать признать его недействительным. По закону вас, обязательных наследников, наследников первой очереди не имеют права лишать обязательной доли… Да, с одной стороны, после принятия нового гражданского кодекса государство практически не участвует в наследственном процессе, но с другой, со многими завещаниями происходит путаница. Английская система для нас в новинку…

– А все из-за выпендрежа с равнением на евростандарт! Мы, мол, Европа, Европа, а сами даже выборы не могут толком провести! И вообще, сначала б лучше жизнь наладили да дороги починили, а то нищие и по уши в грязи, зато Европа! Хрень! – вдруг прогудел дядя Ваня, до сих пор не проронивший ни слова. Все обернулись и посмотрели на него, а он раздраженно уставился в окно.

– Именно благодаря этому, как вы изволили выразиться, выпендрежу, государство теперь не выступает обязательным наследником третьей очереди, и будь эти молодые люди не родными, а двоюродными, хоть и единственными внуками, им при старом законе не досталось бы ничего, – кротко заметил нотариус и устремил деловой взгляд на „янтарную фрейлину“, очевидно, сочтя ее самой рассудительной из наследников. – Итак, как я уже сказал, вы можете опротестовать завещание… но это отнимет у вас достаточно много времени и, к тому же…

– К тому же, государство, являющееся потенциальным наследником, будет от души вставлять нам палки в колеса! – закончила за него Кира, и серебряные кольца на ее взлетевшей руке, насмешливо блеснули. Изящные очки обратились в ее сторону, и за ними вдруг блеснуло нечто предупреждающе-заговорщическое. Казалось, сейчас нотариус совершенно детским жестом прижмет указательный палец к губам, но он лишь легонько прихлопнул ладонями бумаги на столешнице и хмыкнул.

– Ну… в общих чертах…

– Хочу вам напомнить… – тут же начала „государственная“ женщина с лимонным выражением лица, но в этот момент дядя Ваня, не обнаруживший за окном ничего интересного, снова принял участие в разговоре.

– Давайте уже закруглять эту бодягу! У меня еще очень много важных дел! Разъясните детям все толком и кратко! Что это будет за надзор за состоянием квартиры? Как он будет осуществляться и кем? Кира, Стас – а вы соображайте быстрее! С одной стороны, полгода жизни в родном городе ни с того, ни с сего, с другой, квартиры на дороге не валяются!

– Иван Анатольевич! – холодно произнесла тетя Аня, резко дернув головой, так что серьги с размаху хлопнули ее по напудренным щекам. Дядя Ваня, никак не отреагировав на это, снова принялся изучать заоконный пейзаж.

– Что касается надзора, то Лилия Андреевна вам все объяснит, – нотариус сделал картинно изящный жест в сторону женщины, чье выражение лица тут же выразило крайнюю степень недовольства. – Моя роль, в принципе, на этом заканчивается, разве что осталось получить ваши автографы.

Стас пожал плечами с видом человека, исчерпавшего все свои аргументы, и пробормотал:

– В принципе, это единственное, что с нас сейчас можно взять.

* * *

Кира проводила рассеянным взглядом отъезжавший троллейбус, дребезжавший так, словно мог развалиться в любую секунду, потом, краем уха слушая разговоры дяди, тети и Стаса, снова принялась разглядывать длинную, неширокую улицу, бесчисленные витрины, золотистые купола собора, казавшегося очень надменным, свежую молоденькую листву каштанов, с которой играл прохладный ветер. Весна здесь чувствовалась как-то острее, чем в Симферополе, пыли было гораздо меньше, и даже солнце, уже низко висящее над шатровыми крышами и высоковольтными проводами, взирало на уличную суету как-то более благосклонно. Она чувствовала, что постепенно тает раздражение и ошеломление, вызванное тем фактом, что ей, скорее всего, предстоит прожить здесь целых полгода, да и само это время уже не громоздилось перед ней безысходно-мрачными гранитными глыбами, теперь больше походя на длинную полосу мокрой, смешанной с влажными водорослями прибрежной гальки, по которой и не так уж плохо прогуляться. Может из-за того, что ее не оставляло ни с чем не сравнимое теплое, этакое родное домашнее чувство, как у странника, который не был в родных местах много лет и вдруг оказался дома игривою волею случая. Кира прожила в Симферополе почти всю свою жизнь, но так и не смогла ни привыкнуть к нему, ни принять, ни полюбить. Он всегда казался чужим и отвечал ей взаимным равнодушием, но здесь все было иначе, здесь все было своим – пусть забытым, но знакомым, и люди почему-то казались другими, и даже в чужих окнах, отражавших яркий закатный огонь, чувствовалось что-то приветливое.

Тряхнув головой и неопределенно улыбнувшись, Кира привстала на цыпочки, высматривая нужный им номер „топика“. „Топики“, большие и маленькие, большей частью окрашенные в белый цвет, наводняли город, давно став первоочередным общественным транспортом, отодвинув на задний план более дешевые, но менее удобные и редкие по своему появлению троллейбусы, и нередко загромождали остановки, не давая ни пройти, ни проехать. Желтые павловские автобусики тоже были удобны, но гораздо малочисленнее, и на „топиках“, все же, перемещалась большая часть населения.

Почувствовав чей-то досадливо-выжидающий взгляд, Кира обернулась и взглянула на Стаса, который уже тянул руку, чтобы дернуть ее за плечо. Она поняла, что брат только что ее о чем-то спросил, и сделала виноватый жест.

– А?

– Я спрашиваю, ты уже что-то решила?

Кира неопределенно пожала плечами.

– Решить что-то сразу невозможно. Полгода – это долго, придется перевозить часть вещей, с симферопольской работы уходить, искать работу здесь…

– Ну, уж с работой мы племянникам подмогнем, – ободряюще заметил дядя Ваня и похлопал указательным пальцем свой замечательный нос. – У нас в КБ как раз местечко освободилось – девочка институт закончила и ушла на повышение. Местечко не особо денежное, но неплохое. Хватит и на первостепенные нужды, и на оплату коммунальных, и на всякие, там, женские глупости. С компьютером умеешь обращаться?

– Как все. Включить, напечатать, распечатать, выключить… на это меня хватит.

– Большего и не требуется. Будешь набирать документы, развозить и собирать по городу всякие справки и квитанции, ну и, иногда, заваривать чаек своему старому дядюшке, – он подмигнул ей, надул губы и скривил их, сделав страшную гримасу, знакомую еще с детства, и Кира, не выдержав, фыркнула, и ее руки мгновенно изобразили, что дядя Ваня, вне всяких сомнений, ее очень, очень напугал. Тетя Аня, неодобрительно разглядывая непозволительно короткую юбку племянницы, раздраженно сказала:

– Иван, веди себя прилично, люди кругом! Ты, Кира, только учти – работа далеко не сидячая, придется ножками побегать!

– Надо будет – побегаю, – Кира решительным жестом перекинула пряди волос с плеча на спину. – В моем положении выбирать не приходится.

– Тогда на выходных съездишь домой, заберешь документы и в понедельник ко мне, – подытожил дядя Ваня. – А вот ты, Стас… Образование у тебя какое?

– Историческое, – отозвался Стас, дымя сигаретой, удивительно не подходившей к его облику. Дядя Ваня удрученно кивнул.

– Сейчас это значит никакое. Ладно, что-нибудь да придумаем… Права у тебя есть?

– Да.

– Ну, уже легче. Ничего, пристроим и тебя…

– Иван, двенадцатый! – перебила его тетя Аня, уже повелительно махавшая подъезжающему „топику“, вдоль борта которого тянулась оптимистичная надпись „Не торопись – наверху работают круглосуточно!“ Стас прочитал надпись, одобрительно хохотнул и, подхватив свою сумку, устремился вместе со всеми к откатившейся двери.

Устроившись на сидении рядом с братом, Кира скользнула взглядом по стандартному указанию над дверью „Место для удара головой“, потом внимательно изучила остальные, находящиеся на панели над креслом водителя.

„Водитель где-нибудь здесь не останавливает“.

„Как заплатишь, так и поедешь“.

В довершение к ним тут же находилась картинка, изображавшая круглые темные очки, заключенные в красный треугольник – стандартный дорожный знак, указывающий на наличие слепого. В данном случае, судя по местоположению знака, слепой находился за рулем. И когда микроавтобус рванул вперед, Кира знаку практически поверила, ибо „топик“, гудя и ругаясь водительским голосом, полетел на огромной скорости, вихляясь и подпрыгивая, и пассажиров швыряло из стороны в сторону, словно машина, лишившись тормозов, скатывалась по горной круче. Но пассажиры, явно привыкшие к местному способу вождения, не возражали и лишь крепко держались за все, что можно.

– Сегодня переночуете у нас, – категоричным тоном заявила тетя Аня, чьи серьги всполошено мотались туда-сюда, большая грудь подпрыгивала под синей тканью платья и ожерелье на ней похрустывало. – А с утра я вас отвезу к Ве… домой.

– А она не меняла квартиру? – поинтересовалась Кира, прилагая все усилия, чтобы от бешеной тряски не прикусить себе язык, и тетя отрицательно покачала головой. – Тогда тебе не стоит беспокоиться – я помню, где это.

– Как знаешь, – отозвалась та немного обиженно. В ее голосе Кире послышалось странное разочарование, но в следующую секунду она уже забыла об этом, так как тетя Аня, с негодованием отмахнувшись от густого клуба сигаретного дыма, надвигавшегося на нее, громко закричала:

– Водитель! Прекратите курить! Здесь же люди!

– Ну и что?! Я же не в салоне курю, а на своем месте! – отозвался тот. Тут же раздался новый крик – на этот раз, одной из пассажирок:

– Я же сказала остановку!

– Я не слышал! Громче говорить надо! – водитель резко ударил по тормозам, отчего все повалились вперед. Пассажирка негодующе сунула ему 1 рубль и выскочила из „топика“, хлопнув дверцей, и водитель тотчас истошно завопил, перегнувшись через пассажирские сидения и почти высунув голову в окно:

– У себя дома холодильником так хлопай!

Стас фыркнул, выждал, пока „топик“ тронется с места, после чего спросил:

– Тетя Аня, а что хата – сильно разваленная?

– Ну… так… – она неопределенно покрутила в воздухе пальцами, и янтарь на них перемигнулся с заходящим солнцем. И Кире, и Стасу и жест и слова крайне не понравились. Прожить полгода в чужой квартире – это еще ничего. Но прожить полгода в квартире, о состоянии которой осторожно говорят „ну так“ – было гораздо хуже.

– Электричество там хоть есть?

– Станислав, ну конечно есть! – тетя Аня снова начала раздражаться. – И газ, и телефон… Бабушка ж, все-таки, не в пещере жила! Да, конечно, там надо будет многое подправить… потом… и полы неважные. Но это же целая квартира – хорошая квартира. Своя! Район чудный! Больших дорог нет! Тихо! Море в двух шагах! Сказка! В наше время заиметь собственное жилье – даже однокомнатное – крайне сложно, не забывай. Ты должен быть счастлив!

– Я счастлив, – подтвердил Стас скрипучим голосом и пихнул Киру локтем в бок. – А ты чего поскучнела? А ну-ка живо осчастливься лицом в соответствии с обстоятельствами!

Кира фыркнула, вернув ему тычок, и тетя Аня осуждающе покачала головой.

– Когда я видела тебя в последний раз, тебе было пять, но, похоже, ты с тех пор так и не повзрослел!

– Годы обошлись со мной благосклонно, – отозвался Стас, внимательно разглядывая подпрыгивающий за окном пейзаж.

– Аня, оставь парня в покое! – сказал сзади дядя Ваня. – Ему сейчас не до твоих нравоучений! Сам все оценит и поймет. Думай лучше – не надо ли чего на рынке докупить – дети-то с дороги, голодные.

Вскоре „топик“ вновь остановился, высадив часть пассажиров. На смену им зашли двое черноволосых смуглых мужчин, приглушенно переговариваясь между собой на щебечущем итальянском. Водитель не спешил трогаться, дожидаясь женщину, которая бежала к „топику“. Итальянцы, тем временем, разместились в креслах, продолжая переговариваться и заглядывая в какие-то свои записи. Один из них с любопытством оглядел салон и вдруг окаменел лицом, устремив неподвижный взгляд на треугольник с черными очками. Потом подтолкнул локтем соседа, кивнув в нужную сторону, тот поднял глаза и тоже окаменел. После чего жалобно огляделся, поймал рассеянный взгляд Стаса и спросил, старательно указывая пальцем на нарисованные очки.

– Сеньоре… пер фаворе… ке кози квесто?..

– Нон парло л́итальяно!1 – отмахнулся Стас, но все же проследил, куда указывает недоуменно-испуганный итальянский перст, добродушно усмехнулся и сказал, помахивая перед лицом ладонью. – А-а, это шутка. Джок! – он изобразил слепого, нашаривающего перед собой дорогу трясущейся тросточкой, покрутил воображаемый руль и повторил, улыбаясь как можно более убедительно: – Джок!

– Шу-утка, – повторил собеседник, слегка успокоившись, после чего быстро разъяснил соотечественнику, в чем тут фокус, и на лице того появилась натянутая улыбка. Но тут женщина добежала-таки до „топика“, юркнула внутрь и хлопнула дверцей. Машина дернулась и рванула по трассе со скоростью и изяществом разъяренного архара, несущегося по каменистому склону. Улыбки мгновенно осыпались с иностранных лиц, и наружу выглянула паника. Не знакомые с местным водительским искусством, они мгновенно поверили в правдивость знака и в один голос закричали:

– !

Бросив водителю деньги, они вылетели из „топика“, как ошпаренные, забыв закрыть дверцу, и водитель, снова высунувшись в окно, громко напутствовал их:

– В троллейбусе родились?! У себя дома холодильник небось закрываете!

Стас захохотал, откинувшись на спинку кресла, потом взглянул на Киру с нескрываемым восторгом.

– Нет, я все меньше жалею, что мне предстоит прожить здесь полгода! Ей богу, здесь очень нескучно!

– Детский сад! – раздраженно сказала тетя Аня за его креслом и крикнула: – На следующей остановите!

– Чего орете – не глухой я! – отозвался водитель, от души выжимая педаль газа.