Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 54 страниц)

Приоткрыв дверь, она выключила свет, закрыла дверь и заперла ее. Сбросила халат и аккуратно повесила его, потом посмотрела на свою гигантскую тень, простершуюся от пола до самого потолка. Помотала головой, так что длинные пряди волос заметались туда-сюда, и колыхающиеся тени от них по потолку протянулись почти до противоположной стены. Кира пошевелила пальцами перед огоньком, и на стене появилось нечто, похожее на пятилапого паука-инвалида. Усмехнувшись, она заколола волосы, потом сняла белье и, привстав на цыпочки, взглянула на себя в зеркало, и ее смуглое, с огоньками в глазах лицо медленно выплыло ей навстречу из полумрака, будто зеркальный двойник поднимался со дна глубокого темного пруда. Лицо казалось чужим и далеким и в нем было что-то неживое, словно это было лицо хорошо сделанной куклы. Кира недовольно отвернулась от зеркала и ощупала побаливающее подреберье, после чего перекинула через бортик одну ногу, затем другую, постояла немного, затем медленно, с блаженным вздохом опустилась на дно ванны, и пена тихо зашелестела от ее движений. Кира сгребла ее в охапку, потом вытянулась, устраиваясь поудобней и подложив под голову сложенное полотенце. В крошечных пузырьках играли отсветы, пена шуршала, медленно оседая. Свечной огонек продолжал дрожать и раскачиваться, будто на вершине белого, с потеками, столбика стеарина изгибалась в танце крошечная огненная фея. Кира закрыла глаза. Было тепло и хорошо, по телу растеклась приятная расслабленность, проблемы и страхи уходили куда-то в небытие. Она выгнулась, отчего ее залепленные пеной груди выступили из воды, и закинула руки за голову.

Не придавайте значения тому, из чего половина – преувеличение, а другая половина – выдумка. Если что-то ушло, то оно ушло. А если что-то осталось, то оно спит, и до вас ему нет дела.

«Майор» говорит мудро. Не нужно всему придавать значения. У бабки была своя жизнь – и эта жизнь закончилась.

Но что же ты такого сделала? Что ты сделала этому человеку в темных очках? Что ты сделала такого, что я, не зная об этом, так тебя ненавижу? Откуда вдруг взялось это чувство? И для чего, все-таки, понадобились эти шесть месяцев?.. Ты сдавала квартиру… Надо будет спросить об этом у янтарной фрейлины… Интересно, где ты жила?.. Хотелось бы знать, откуда Мак-Наббс узнал, что я ем на обед? Следит что ли?.. Да нет, нелепость, зачем ему это…

Мысли Киры начали путаться, и она погрузилась в приятную полудремоту. Потрескивание свечи доносилось до нее словно из другого мира. Некоторое время она лежала так, потеряв счет убегающим в темноту минутам, пока не раздался громкий стук в дверь. Глубоко вздохнув, Кира дернулась, распахнув глаза, и соскользнула затылком с бортика, чуть не окунувшись в ванну с головой.

– Эй! Ты там не утонула?!

– Стас, катись к черту! Ты мешаешь мне медитировать!

– Подумаешь!.. Смотри, не усни! Утонешь, а я возись потом с трупом!

– Станислав, вон поди!

Брат насмешливо фыркнул, и Кира услышала его удаляющиеся шаги. Снова закрыла глаза, но тут же раздраженно скривила губы. Все, релакс разбился вдребезги. Да и вода уже начала остывать. Как же, все-таки, холодно в этой квартире! Все же она опять умостила затылок на полотенце и повела руками, нагребая на себя остатки пены, лениво наблюдая, как по стенам и потолку порхает, то уменьшаясь, то увеличиваясь, грациозная крылатая тень мотылька или моли… какая, собственно, между ними разница… Летает и летает себе…

Кира сдвинула брови и резко села в ванне, потом начала озираться. Хлопья пены сползали с ее плеч и груди, шлепаясь в воду.

Конечно, нет ничего особенного, если по ванной летает какая-то ночная бабочка.

Если она летает.

Но в ванной никого не было.

Помещение было достаточно освещено для того, чтобы Кира могла увидеть движение в воздухе. Даже если это маленькая бабочка, не больше ногтя, она бы ее быстро заметила. Ведь, судя по размерам тени, эта бабочка никак не микроскопическая.

Но никакой бабочки здесь не было.

А тень продолжала весело порхать по стенам, как ни в чем не бывало, хотя отбрасывать ее было совершенно некому. До боли в глазах Кира всматривалась в пространство, но так и не увидела никакого насекомого.

Может, на самом деле бабочка летает по кухне, и тень проникла сюда сквозь окошко, соединяющее кухню и ванную? Нет, вот она переместилась на противоположную стену. Бабочка должна летать внутри ванной. Именно здесь, судя по тому, как перемещается тень. Вот она должна была оказаться прямо напротив свечи, зависнуть на мгновение, весело трепеща крылышками, потом метнуться вверх и вправо…

Но не было бабочки. Не было – и все тут!

Но ведь так не бывает.

У нее что-то с глазами. Да, у нее определенно что-то с глазами. Она переутомилась. И здесь слишком темно.

Кира зажмурилась, потом открыла глаза – крылатая тень все так же порхала по стенам и потолку. Хрипло вздохнув, она чуть приподнялась, крепко вцепившись пальцами в бортик ванны, и тут по стене, рядом с унитазом, мелькнула еще одна тень, побольше – гибкая хищная кошачья тень, небрежно махнувшая длинным хвостом. Мелькнула и исчезла, словно втянувшись туда, где сходились стены.

Кира вздрогнула, глядя на стену во все глаза. Она не двигалась, только голова медленно поворачивалась из стороны в сторону. Один из ее пальцев дернулся, соскочив на скользком бортике, с невесомым хрустом сломался ноготь, но она этого не заметила.

Кошачья тень появилась снова – на этот раз, на двери, скользнула по ней и исчезла, причем тень от стоящего трубой кошачьего хвоста прошла под свисающим с крючка длинным халатом Киры, что было совершенно невозможно.

Кира беззвучно шевельнула губами. Она еще могла бы с натяжкой поверить, что не может разглядеть порхающую по ванне бабочку. Но не разглядеть кошку было невозможно никак. Дверь заперта. Дыр в стенах нет. Откуда она могла… да и какая разница, впрочем, если все равно в ванной не было никакой кошки – ни тогда, ни сейчас?!

Кира оглянулась – не скользит ли теперь кошачья тень по другой стене – и застыла, широко раскрыв глаза и думать забыв про невидимую кошку.

По противоположной стене неторопливо двигалась тень – туда-сюда, словно пританцовывая, и так же неторопливо двигалась ее рука с зажатой в ней расческой, которой она водила по длинным вьющимся волосам, колыхавшимся от одного плеча к другому. Вот тень обращена к ней профилем, вот спиной… или нет, грудью… не разберешь, вот снова профилем. Тень женщины, более четкая и темная, чем тень Киры, все так же лежавшая на стене рядом с ванной, и гораздо меньше. Если тень Киры была гигантской, то двигавшаяся перед ее глазами тень была почти нормального человеческого роста. Эта тень не могла быть тенью Киры, смотревшей на нее из ванны. Это была чужая тень. Чужой профиль. Чужая фигура. Чужие движения.

И в ванной по-прежнему не было никого, кроме Киры.

Она судорожно сглотнула, потом приоткрыла рот.

Расческа-тень исчезла из черных пальцев на стене, словно растворившись в воздухе. Женщина-тень приподняла на запястьях свои волосы, встряхнула головой, потом начала неторопливо снимать с себя длинный халат.

Это было уже слишком!

Киру словно что-то подбросило, и, отчаянно завизжав на очень высокой ноте, она вскочила, облепленная хлопьями пены, вжалась в холодный кафель. За дверью застучали бегущие ноги, дверь с силой дернули, потом голос Стаса испуганно прокричал:

– Открой! Кира, что с тобой?! Открой мне!

Кира продолжала визжать – уже слабее, теперь визг больше походил на сиплый писк. Дверь суматошно дергали взад и вперед. Что-то слабо звякнуло за ее спиной – это отвалился отклеившийся кусок кафельной плитки, уже давно еле-еле державшийся, но она этого не услышала, неотрывно глядя на женщину-тень, спокойно снимавшую белье. Ее грудь в профиль была маленькой и чуть обвисшей.

В дверном косяке что-то кракнуло, полетели щепки и пыль, шпингалет соскочил и повис, качаясь, на одном болте. В ванную ввалился Стас с диким лицом, и в Кире всплеснулось было облегчение, но она тут же сообразила, что брат лицезреет ее в чем мать родила, взвизгнула с новой интенсивностью и рванула на себя расписанную дельфинами занавеску, прикрываясь. Часть клипсов сорвалась, и две из них щелкнули по полу.

– Что случилось? – в ужасе спросил Стас. Дрожащая рука высунулась из-за косо повисшей занавески, и указательный палец ткнул в направлении стены.

– Ты видишь?!

Стас резко развернулся, его тело подобралось, готовое встретить опасность, и тут же слегка расслабилось.

– Что?

Тень соскользнула со стены и начала медленно перемещаться по полу – женщина шла к ванне. Кира снова вскрикнула.

– Она идет сюда! Вот же, смотри! Что это?!

– Где? – бестолково спросил Стас, глядя туда, куда указывал дергающийся указательный палец.

– Да вот же, прямо рядом с тобой! Ты что – ослеп?!

– Да что? – недоуменно произнес он и сделал шаг в сторону. Тень скользила под его ногами – прямо под его ногами. Стас внимательно посмотрел на пол, потом поднял взгляд на искаженное страхом лицо, смотрящее на него из-за занавески.

– Кира, здесь ничего нет.

– Да как же?!.. – она метнула на него испуганно-яростный взгляд. – Как же ни…

Кира осеклась, глядя на пол. Единственной тенью здесь была чуть угловатая, гротескно вытянутая тень Стаса, ее собственная подрагивала на стене за спиной. Женщина-тень, только что неторопливо скользившая к ванной, исчезла бесследно.

– Господи, да что ж это такое?.. – прошептала она и плюхнулась обратно в ванну, подняв тучу пенных брызг и потянув за собой занавеску. – Она только что была здесь. Ты ведь смотрел прямо на нее, ты стоял на ней…

– Кто? – Стас ошеломленно озирался. Свеча за его спиной потрескивала, и пламя металось от сквозняка.

– Женщина!

– Я стоял на женщине?! Кира, это уж я бы…

– На ее тени! Здесь была тень женщины! А самой женщины тут не было! Но тень двигалась, была… как будто здесь ходила женщина! Причесывалась, понимаешь?! Женщина! И кошка! Две кошки! И моль летала – и я никого из них не видела… но тени – были тени! – затараторила Кира. Стас потер лоб, потом осторожно сказал:

– Я сейчас включу свет. Ладно?

Кира ничего не ответила, и он быстро вышел из ванной. Почти сразу же ярко вспыхнула лампа над дверью, и Кира, полуослепленная, прищурилась. Вернулся Стас и прислонился к косяку, избегая смотреть на нее.

– Успокоилась?

– Я и не волновалась! – зло рявкнула Кира и шлепнула по воде ладонью, отчего Стас, на которого попали брызги, чуть поморщился. – Как ты мог не видеть?! Ты же смотрел прямо…

– Кира, кроме нас в доме никого нет. Дверь ванной была заперта, и здесь не было никого кроме тебя – ни единого человека… ни единого живого существа… кроме пауков, конечно…

– Да, вот именно – не было! А тени были! Они двигались, и я не понимаю, как…

– Кир, тебе просто приснился кошмар, – мягко произнес Стас. – Тебя разморило, ты задремала…

– Ты же сам меня разбудил, когда постучал! – возмутилась она. – Не за секунду же такое…

– Иногда за секунду могут присниться годы… Всякое может присниться.

– Но я же не спала, когда ты вошел! Я же видела их уже когда ты был здесь!

– Просто ты еще толком не проснулась. Я здесь, старушка, и я не вижу никаких теней, кроме наших, конечно.

– Сейчас и я их не вижу, – пробормотала Кира, сжимаясь в комок за занавеской. – Но я их видела!

– Я не спорю, – Стас снял с крючка полотенце и аккуратно положил его на табуретку рядом с бортиком ванны. – Видела – в своем сне. Бывают такие яркие кошмары – как реальность. Обычно, от переутомления или нервного срыва… Да еще и соответствующий фон, – он повернулся и задул свечу. – В полудреме и полумраке всякое может привидеться… Вот что, сестрица, споласкивайся, вылезай, одевайся – и спать. Давай. Я буду за дверью, ага? – Стас выразительно поднял указательный палец. – Я все время буду за дверью и никакие тени сюда не впущу.

Он повернулся, вскользь оглядел сломанную задвижку и развороченный косяк, прищелкнул языком и вышел, закрыв за собой дверь. Несколько секунд Кира яростно смотрела на нее, потом выдернула пробку из ванны и включила душ.

– Я не спала, – с глухой злостью бормотала она. – Не спала, не спала!..

Ну конечно же она спала. Больше это нечем объяснить. Потому что тени не бродят сами по себе. Потому что… потому что так не бывает – и все тут! Если есть тень, значит, есть и тот, кто ее отбрасывает. Иначе невозможно. Она не верит в такое. Как не верит в развевающихся призраков, шумных барабашек, самооткрывающиеся шкафы с самовыпрыгивающей из них посудой… разве что если рядом будет железная дорога. Так что это был сон.

И все же, смывая с себя хлопья пены, Кира все время озиралась, ожидая, что вот-вот мелькнут на стене машущие черные крылья или женская рука поведет тень расчески вдоль теней длинных прядей волос. Ее била легкая дрожь, руки плохо слушались. Выбравшись из ванной, она вытерлась, яростно растирая кожу полотенцем, потом оделась, продолжая оглядываться – не появятся ли тени, тени… Но единственной тенью, которая двигалась по стенам ванной, была ее собственная, и в ней не было ничего зловещего. Впрочем, в тех тоже не было ничего зловещего… они просто были, вот и все.

Нет, их не было. Только видение, родившееся под закрытыми веками. Больше ничего.

Кира открыла дверь и, ежась, вышла в пустой коридор. Огляделась и уже хотела было позвать Стаса, даже открыла рот, злясь на себя за страх, но в этот момент брат с озабоченным видом вынырнул из-за угла и, увидев ее, просветлел лицом.

– Ну как, все в порядке?

– Да! – буркнула она, испытывая невообразимую смесь испуга, раздражения и вины. – Извини, очень глупо получилось.

– Нашла за что извиняться! – немного сердито заметил Стас, приобнял ее за плечи и повел в комнату. – С каждым может случиться. В конце концов, для того и существуют родственники, чтобы всполошено прибегать, в случае чего, и ломиться в дверь. Главное, что ничего ужасного не произошло.

– А мои нервы? – жалобно вопросила Кира, садясь на краешек уже расстеленной кровати, и ее руки произвели в воздухе унылый всплеск. – А дверь?

– Дверь я починю, занавеску повешу – тоже мне несчастье! – Стас взял с тумбочки чашку, над которой поднимался ароматный парок. – Выпей-ка лучше чайку, ребенок. «Прекрасная страна» – кажется, твой любимый. А потом ложись спать. Утром и не вспомнишь ни о чем.

– Хорошо. Спасибо, – Кира приняла чашку в ладони и сделала маленький глоток. Стас улыбнулся и направился к двери, ероша волосы. Она глотнула еще горячего чая, потом сказала удаляющейся спине.

– Стас, ты извини, что я на тебя иногда наезжаю и все такое. Просто у меня такой характер. На самом деле, я считаю, что мне с тобой очень повезло.

Он обернулся и посмотрел на нее, прищурившись, отчего Кира не могла увидеть выражения его глаз.

– Ну, может, иногда я и в самом деле перебарщиваю с опекой… Месяц живем в одной квартире, а я никак не могу привыкнуть, что ты более чем совершеннолетняя. Я смутно помнил милую тихую девочку, а тут строптивая великовозрастная особа…

– Просто я хотела извиниться – вот и все, – Кира блеснула глазами и уткнулась в свою чашку. Стас усмехнулся.

– Я понял и проникся, вот уже и скупая слеза катится по щеке…

Кира едва сдержалась, чтобы не запустить в него чашкой.

– Умеешь ты испортить умилительность момента! А теперь катись отсюда и занимайся своими делами!

Стас расхохотался и вышел из комнаты. Потянул дверь за круглую ручку и сказал в сужающуюся щель:

– И тебе спокойной ночи.

Кира отвернулась от закрывающейся двери и мелкими глотками допила чай. Взяла пачку сигарет, которую забрала из ванной, вытащила одну и, закурив, повалилась на кровать, тускло глядя в затянутый паутиной потолок. Паутину давно следовало снять, но за этот месяц у нее так ни разу и не дошли руки до генеральной уборки.

Кира резко встала и подошла к окну. Отдернула занавеску и приоткрыла форточку пошире. Поежилась от холодного воздуха. Клубы дыма медленно кружились, выматываясь в ночь. Двор был темен и пуст и казался заброшенным, словно люди не бывали здесь много лет. Вытянув шею, она посмотрела на соседний дом, на два далеких окна на первом этаже, где жил Вадим Иванович. Окна были темны – верно, «майор» уже давно спал. Странный человек. Интересно, встретит ли она его утром, как обычно?

Не докурив сигарету, она раздраженно выбросила ее в форточку, и та, рассыпая искры, порхнула в розовый куст. Кира задернула штору, быстро переоделась и юркнула под одеяло, вздрогнув от прикосновения к телу ледяной простыни. Выключила свет и, повернувшись на бок, сжалась в комок, натянув одеяло до самого носа.

Кире думалось, что после всего заснет она нескоро, но провалилась в сон почти сразу же. Сон был глухим и серым, без каких-либо видений, и только под утро ей приснились собаки – множество собак, сидевших вокруг нее плотным кольцом, породистые и дворняги, взрослые и куцехвостые лопоухие щенки. Все они молча смотрели на нее, не двигаясь с места, ждали чего-то, и она не понимала, чего именно они ждут, но ей было не по себе от множества устремленных на нее немигающих собачьих глаз. Она стояла и смотрела на них, а собаки смотрели на нее. Кира увидела среди них знакомого черного полуовчаренка с едва начавшими вставать ушами и позвала его, присев на корточки. Щенок нерешительно вильнул хвостом, но не двинулся с места, хотя было видно, что ему очень хочется рвануть к ней со всех ног. Она снова позвала его и протянула руку, но вместо собственной руки увидела тянущуюся вперед черную зыбкую тень, шевелящую длинными тонкими невесомыми пальцами, и, вскрикнув, распахнула глаза, глядя в высокий потолок, на котором, едва видимые, шевелились от ветерка нити паутины.

VI

– Честно говоря, я не понимаю, почему это тебя интересует, – Анна Петровна аккуратно поставила чашку на блюдце, потом аккуратно промокнула салфеткой краешек блюдца, куда попала кофейная капля. – Возьми еще пирожок. Судя по твоему виду, ты ешь, когда придется. Не представляю, как вы со Стасом там живете. Готовите, небось, через раз, и овощей не едите совершенно! Тебе нужно есть больше сырой морковки.

– Говорят, если выпить подряд шесть литров морковного сока, то можно умереть от передозировки витамина А, – задумчиво сообщила Кира, глядя на блюдо с пирожками, начиненными рисом и зеленью. Она бы предпочла в виде начинки мясо или капусту с грибами, но в гостях требования не выставляют – ешь, что дадут, и восторгайся съеденным.

– Глупость какая! Передозировки витамина быть не может! – решительно возразила тетя Аня, пододвигая к ней тарелку с творожными печеньями, похожими на гребешки. – Ешь печенье. Там творог – тебе нужно больше кальция.

– Я ем йогурт на обед…

– Небось, нульпроцентный?! Даже не сомневаюсь! Это не йогурт – это химическая баланда, в которой отравы больше, чем витаминов! Тебе нужно пить кефир. Это полезно для микрофлоры кишечника. И есть побольше хорошей базарной сметаны.

– Да, но она доро…

– И обязательно свежие салаты. Вы покупаете огурцы?

– Не часто, они еще очень доро…

– И побольше сырой редьки. Натирай на терке, заливай уксусом и маслом. Или сметаной. Очень полезно. Надеюсь, вы там не злоупотребляете алкоголем?

– Нет, доброупотребляем.

– Пейте лучше настойки, бальзамы. Рюмочка перед сном – и хватит.

Кира кротко, согласно кивала, сдвинув брови. У нее все еще побаливала голова после того, как вчера они с Викой и Стасом, закатившись на одну из приморских дискотек, довольно сильно злоупотребили алкоголем, отчего брат поутру, так толком не проснувшись, чуть не ушел на работу в домашних тапочках, а она сама половину рабочего дня провела с унылым видом, игнорируя насмешки вражеской стороны в лице Михеева, который то и дело подходил со злорадным видом и гундосил: «Что, болезная, похмелье? Может, пивка?» – после чего спасался бегством, уворачиваясь от разнообразных канцелярских принадлежностей. Слава богу, дядя ничего не заметил.

– Пирожки, – напомнила тетя Аня, постучав ногтем по блюду. Кира послушно взяла пирожок, откусила кусочек, который не насытил бы и Дюймовочку, и принялась жевать, разглядывая комнату, где в изобилии были расставлены довольно уродливые африканские статуэтки местного производства, к которым Анна Петровна отчего-то питала нежную любовь. Большая часть статуэток располагалась на массивных шкафах, полки которых были заполнены книгами и пластинками, принадлежавшими дяде Ване. Тут же стоял большой старый проигрыватель «Вега».

– Очень вкусно, – в который раз повторила Кира, и тетя Аня милостиво кивнула, точно императрица гостье, робко похвалившей ее коллекцию драгоценностей. – Так значит, баба Вера в своей квартире толком-то и не жила?

– Почему, жила, она ведь большей частью квартиру летом сдавала, – Анна Петровна взяла чашку, жеманно оттопырив мизинец. Потом скривила полные губы. – Соседи наболтали?

– Да так… А ты их знаешь?

– Откуда? – тетя Аня пожала плечами. – Я ведь там и не бывала. Так, пару раз… Во всяком случае, ни с кем из них не встречалась. Тебя что-то беспокоит?

– Да нет, – Кира откусила еще кусочек пирожка, незаметно пихнув под столом толстого ангорского кота, вознамерившегося было поточить когти об ее ногу. – Хотя, честно говоря, это, все-таки, неприятно. Мало ли, кто там жил… Человек уходит, а всякие дурные флюиды остаются.

«Слышал бы Стас! – подумала она. – Лопнул бы со смеху!»

Тетя Аня покивала – не без сочувствия.

– Да, ты конечно, права. Вера говорила, всякие там бывали… То семейные, что на отдых приехали просто, то какие-то непонятные типы… Я одного видала – чистый бандюган, рожа страшная… Но, с другой стороны, Вере это была очень хорошая прибавка к пенсии. Пенсия-то сама знаешь, какая у стариков, а летом за квартиру хорошо платили. Квартира-то почти рядом с морем… вот почему я и говорила, что вам бы радоваться.

– Да уж, особенно проводке, – не выдержав, проворчала Кира. – Постоянно пробки выбивает!

Тетя Аня поставила чашку, слегка звякнув донышком о блюдце.

– Да, Вера что-то говорила… но она, вроде, не придавала этому особого значения. Тем более, это с давних пор… Еще чайку?

– Ох, нет, спасибо, – Кира отставила чашку. – Я уже так напилась и наелась, что совершенно не представляю, как дойду до остановки. К тебе опасно ходить в гости… А где же она жила?

– Так у нас, – тетя Аня кивнула в сторону коридорчика, разделявшего две небольшие комнаты. – Петькина-то комната давно свободна, Петька-то еще с семнадцати лет в Питер перебрался. Вот она в ней и жила. Почему нет? Тетя, все-таки.

– Отстегивала проценты?

– Ну, это не имеет значения, – голос Анны Петровны слегка похолодел. – Это уж были наши с ней дела.

– Ну конечно же, – примирительно и извиняющеся отозвалась Кира, потом вытащила из стоявшего на соседнем стуле пакета объемистый сверток и протянула его тете Ане. – Кстати, посмотри, я нашла в шкафу целую кучу фотографий. Ты не знаешь, кто на них? Может, какие-нибудь наши дальние родственники? Интересно было бы узнать.

Анна Петровна приняла сверток, вытащила фотографии и начала внимательно их разглядывать, морща лоб. Спустя минуту она покачала головой.

– Нет. Никого не знаю. Может, какие-то ее знакомые, – она продолжала перебирать фотографии.

– На каждой фотографии странные надписи, – Кира приподнялась на стуле. – Вот переверни любую.

Тетя Аня послушно последовала совету и снова покачала головой.

– Не знаю, что бы это значило. Какие-то сокращения.

– Да, только вот что сокращено?

– Ну, это только Вере было известно… – тетя Аня начала складывать фотографии. Ее рука зацепила чашку, и ложка в ней тонко звякнула. – В принципе, тебе не все ли равно? Какой-то ее личный архив, для нас никакого интереса не представляющий. По-моему лучше всего будет их просто выкинуть. Для нас эти люди – никто, а художественной ценности эти фотографии не имеют. Если б тут были сняты какие-нибудь достопримечательности… а так… просто лица, притом не самого хорошего качества.

– Может, ты и права, – Кира протянула руку, и Анна Петровна, чуть помедлив, вложила в нее снимки. Взяла чашку, но тут же снова поставила ее на стол. Поправила волосы над ухом – короткий, нервный жест. Ее глаза внимательно наблюдали, как Кира прячет фотографии обратно в пакет. – Жаль. Я думала, ты кого-нибудь узнаешь… Вдруг там какие-нибудь заядлые бабкины должники?! Я б с них денежки взыскала.

Тетя Аня усмехнулась, всем видом давая понять, что нисколько не верит в возможность осуществления такого мероприятия, потом сказала:

– Вряд ли. Вера никогда не давала взаймы. Это было одно из ее золотых правил.

– В сущности, я ведь ее совершенно не знала, – Кира задумчиво посмотрела на нее. – Какая она была? Ну, помимо того, что обладала редкой способностью за рекордный срок вызвать к себе глубочайшую неприязнь.

– Это тебе тоже соседи сказали? – Анна Петровна нахмурилась.

– Нет, это мои личные наблюдения. Правда, последний раз я видела ее восемь лет назад, и наша встреча носила бурный и непродолжительный характер… Может, с тех пор она сильно изменилась? Стала кроткой, аки голубица?

Тетя Аня вскинула брови, очевидно пытаясь сопоставить сравнение с тем, что на самом деле представляла из себя Вера Ларионова. Потом негодующе произнесла:

– Я не понимаю, к чему эти колкости? К тому же, плохо о поко…

– Я просто спросила, – поспешно перебила ее Кира. – Если я ошибаюсь, ты ведь можешь меня поправить. Я судила с довольно сопливой позиции, а ты хорошо знаешь жизнь и разбираешься в людях.

Лицо Анны Петровны слегка смягчилось.

– Ну… я даже не знаю. Она была довольно обычной. Немного сварливой, не без этого, но я с ней редко ругалась, да и то по пустякам. Любопытной была… любила не расспрашивать, а просто тихонько слушать, наблюдать… Но то, что ты говоришь… не знаю. Вера была очень дружелюбным человеком. Умела расположить к себе людей.

Кира вздернула бровь. Соседи и, особенно, Софья Семеновна и «майор» явно не были расположены к Вере Леонидовне. Либо бабка склочничала только в своем дворе, либо тетя Аня врет, хотя совершенно непонятно, зачем ей это надо.

Она слишком презирала людей и в то же время слишком ими интересовалась. Это очень плохое сочетание.

Ей вспомнился льдистый голос Веры Леонидовны, ее презрение и умелые обидные слова, ее брезгливый взгляд. В памяти всплыло далекое эхо семейных скандалов, которые остались позади больше двадцати лет назад, но их призраки до сих пор сохранились – у нее была хорошая память, и Кира до сих пор отлично помнила цвет и вид коляски, в которой ее возили.

А потом она подумала о записке и деньгах, спрятанных в фортепиано. С чего Вере Леонидовне помогать им? Той Вере Леонидовне было бы наплевать, даже скончайся Кира на пороге ее квартиры. Все это как-то не вязалось между собой. Ну не верила она в то, чтобы человек мог так сильно измениться, перейти из одной полярности в другую. Особенно бабка. Все это было нелепо и неправильно, начиная с завещания.

– Сколько же она прожила в этой квартире? – спросила она. Тетя Аня пожала плечами.

– Около пятидесяти лет. И в квартире, и вообще в городе. Вроде хорошо все у нее с Васей было… и вдруг – ищи ветра в поле! Все удивились, что он ушел. Хоть и скандалили они часто, да… но Вася очень ее любил. Хотя… кто их, мужиков, знает?.. Может, встретил кого.

– Ты тогда по телефону сказала, что она умерла в кардиологии, – пробормотала Кира, поглядывая на часы. – А диагноз?

– Разрыв аорты, – Анна Петровна приличиствующе вздохнула, позволив своим глазам подернуться легкой дымкой печали. – У Веры всегда было плохо с сердцем. Утром умерла… всего за полчаса до моего прихода. Ужасно… А ты говоришь, во сколько тебе на работу?

– Да, вообще-то, уже пора, – Кира встала, и тетя Аня тоже поднялась и начала собирать посуду.

– Ты не думай, что я тебя выпроваживаю, – сказала она извиняющимся тоном. – Просто у меня с утра страшно болит голова. Давление в последнее время скачет туда-сюда…

– Так чего ж ты сразу не сказала? – укоризненно спросила Кира, сопровождая укор возмущенными жестами. – С порога бы – к чему эти геройства?! Что я – не поняла бы?

– Да нет… ну как-то… – тетя Аня уронила ложку на стол и вздрогнула, словно стол от этого мог расколоться на мелкие кусочки, – во-первых, я всегда рада тебя видеть… да и неудобно… К тому же, это скоро пройдет. Вы бы зашли как-нибудь со Стасом, а то он и глаз сюда не кажет.

Кира серьезно пообещала, что обязательно переговорит на эту тему с непутевым братом. Сама она знала, что Стас окажется в гостях у тети Ани либо оставшись без крыши над головой, либо находясь без сознания. Если против дяди Вани он ничего не имел, то тетя Аня ему решительно не нравилась, и в разговорах с Кирой он этого не скрывал.

– Обязательно заходите, – повторила Анна Петровна, открывая перед ней дверь. – Я-то почти всегда дома.

– Конечно. Большое спасибо за угощение.

Та махнула рукой – чего уж там. Кира шагнула через порог, но тут же обернулась.

– Кстати, все хотела тебя спросить… а кем, собственно, наша бабуля была по профессии. Я не помню, а отец никогда не рассказывал…

– Ну, – Анна Петровна прислонилась к стене, теребя поясок своего халата, – я и сама тебе толком не скажу. Она долго на стройке работала… то ли маляром, то ли штукатуром… или монтером… а может, все сразу… Несколько лет водителем троллейбуса работала… А потом, вроде, нигде. Квартиру, вот, сдавала…

– Ясно… Ну, до свидания, теть Ань.

– Ага, счастливо.

Тяжелая дверь захлопнулась, и Кира, развернувшись, начала спускаться по высоким ступенькам. Лицо ее было задумчивым, пальцы постукивали по растрескавшимся перилам. Ее не оставляло неприятное, тягостное чувство, что конец беседы вышел каким-то смятым, неправильным. Что-то было не так в поведении Анны Петровны, какая-то легкая фальшь. Конечно, она не настолько хорошо ее знает, чтобы быть в этом уверенной, к тому же, тетя Аня сказала, что неважно себя чувствует. Но так ли это? А почему, собственно, нет?

Ты мнительная, Кира. Ты слишком мнительная, мнительная…

Но действительно ли головная боль стала причиной того, что поучающий, даже властный тон родственницы вдруг стал осторожным и немного нервным? Бегающий взгляд, осунувшееся лицо, короткие быстрые жесты, которых Кира прежде у нее не видела. Некая облегченная торопливость, когда она открывала дверь. В какой момент наступил этот перелом? Когда она начала расспрашивать о Вере Леонидовне? Когда показала фотографии? В любом случае, Кире показалось, что тете Ане вдруг почему-то стало очень не по себе…

Вот именно, показалось! Надоело! Надоели эти загадки! Пусть вон Стас с ними разбирается, он это любит – он же сам говорил, что любит загадки. А ей загадки ни к чему. Ей нужно заниматься своей жизнью.

Просто живите…