Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 54 страниц)

Вадим засмеялся и поцеловал ее в подбородок, потом потянулся через нее и подхватил с тумбочки зажигалку. Сел на постели и принялся задумчиво раскуривать сигару. Наблюдая за ним, Кира застенчиво потянула на себя простыню, прикрываясь, но он тут же сдернул ее.

– Э, нет! Нечего прятаться!

– Я замерзну!

– Не успеешь! – сигара ожила в пальцах Вадима и он, запрокинув голову, выпустил из губ густой клуб дыма. Кира осуждающе посмотрела на него, потом осторожно потрогала припухшую нижнюю губу и провела ладонью по шее.

– Ты мне губу прокусил! А на шее будет синяк – я уже это чувствую! Ты животное!

– Это я-то?! – Вадим ухмыльнулся, завел ладонь себе за спину, после чего показал Кире свои пальцы, испещренные влажными красными пятнышками. – А это что?

Кира всполошено всплеснула руками, заставила его повернуться, оглядела глубокие царапины от своих ногтей и виновато пробормотала:

– Ой-ей!..

– Так что насчет того, кто из нас животное, еще можно поспорить! – Вадим фыркнул, и Кира искоса посмотрела на него.

– Э-э… то есть… тебе не очень?..

– Мне еще как очень, глупая, хотя иногда мне казалось, что я попал в объятия к разъяренной пантере… Кстати, а как последняя поза называлась?

– Не надо тебе знать! – буркнула она и плюхнулась обратно на подушку, но почти сразу же передвинулась и умостила затылок на его животе, глядя в потолок, под которым клубился сигарный дым и неторопливо вытягивался в открытое окно. В комнате было тепло – не то, что у нее дома, но выглядела она немногим лучше – блеклые отстающие обои, облупившая штукатурка, старая мебель, состоявшая из большого шкафа с книгами, стула и кровати. Казалось, ее владельца мало заботит домашний уют. Всюду стояли телевизоры и видеомагнитофоны, и комната походила на магазин подержанной техники, в который кто-то по ошибке втиснул кровать, и все это было освещено слабым светом бра, треснутый плафон которого был расписан пляшущими журавлями.

– А что в другой комнате? – спросила Кира, оглядываясь. Вадим стряхнул пепел в квадратную пепельницу со сколотым уголком и потянулся.

– Практически то же самое, только кровати нет. И запчастей там больше, чем здесь.

– Хоть один из этих теликов работает? А какой из них твой?

– Часть уже работает, а моего здесь нет. Я не люблю телевизор.

– Любишь книги?

– Очень, – ответил он, водя кончиками пальцев по ее щеке, с которой еще не сошли царапины. – Считаешь меня архаизмом?

– Вовсе нет! – удивилась Кира и снова села на кровати, глядя на развевающуюся штору. Собрала влажные волосы и начала закручивать их на затылке. – Знаешь, я ужасно хочу есть. У тебя найдется, чем накормить голодную девушку?

– Конечно, – отозвался Вадим почему-то обрадовано, встал с кровати и начал одеваться. – Сейчас принесу.

– Нет, я пойду с тобой!

– Ну, конечно! – он фыркнул. – Чтобы ты и не полюбопытствовала, что у меня на кухне?! Только, пожалуйста, оденься, ладно?

– Боишься, что кто-нибудь увидит меня в окно? – насмешливо спросила она. – Да, узрев меня тут в голом виде, соседи очень удивятся. Хотя я и в одетом виде их сильно удивлю.

– Просто…

– Ладно, но во что? – перебила его Кира, не желая пока развивать эту тему. – Моя одежда вся мокрая.

– Сейчас, – сказал Вадим и вышел. Через полминуты он вернулся с тонким махровым клетчатым халатом, жестом приказал Кире слезть с кровати, надел на нее халат, осторожно обернул полы вокруг ее тела и завязал пояс, потом вытащил из-за воротника забившиеся туда влажные пряди и тщательно разгладил воротник.

– Ты со мной, как с куклой, – засмеялась она слегка смущенно. Вадим покачал головой, поглаживая ее плечи, наклонился и поцеловал Киру в нос, потом в губы – долго-долго. Она закрыла глаза и потянула его обратно к кровати, но Вадим тут же спохватился:

– Ах, да, еда!.. Идем. Может, зажечь тебе духовку – высушишь волосы? У меня нет фена.

– Сами высохнут, – отмахнулась Кира, заходя на кухню и удивленно останавливаясь. Если комната выглядела довольно запущенной, то с кухней было все иначе, словно здесь сосредотачивалась вся жизнь Князева. Все было чисто, аккуратно, посуда сияла, на столе стояла микроволновка, а новенький сверкающий белизной холодильник поражал своими размерами. Кира открыла дверцу, и у нее вырвался удивленный возглас.

– Ничего себе, Вадик! Да у тебя тут запасов на месяц! Так вот на что идет большая часть твоего заработка?!

– Я люблю поесть! – буркнул он не без вызова. – И что такого?!

– Да ничего, – она заглянула в морозильную камеру, забитую мясом, птицей и рыбой. – Все, что угодно – ты смотри! – Кира закрыла морозилку и присела на корточки, внимательно разглядывая выстроившиеся на дверце длинногорлые бутылки с вином. – Хм-м, да ты еще и ценитель!

– Какое? – поинтересовался Вадим, правильно истолковав ее интонацию, и Кира показала на „Токай Фурминт“, который тут же был извлечен из холодильника. – Ограничишься бутербродами и нарезкой, или тебе приготовить что-нибудь посерьезней?

– Готовить ночью?!

– Почему нет? – он пожал плечами. – Я люблю готовить.

– Нет, не сейчас! – Кира наклонилась, чуть ли не забравшись в холодильник целиком. – Так, что я хочу… маринованные огурчики, вот эта колбаса… и вот эта тоже… так, вот этот сыр… и сулугуни, ага… и мясной хлебец с грибами… а икра настоящая?

– Настоящая, доставай, – сказал Вадим, с любопытством и добродушной усмешкой наблюдая, как Кира выставляет на стол все новую и новую снедь. – Ты уверена, что все это съешь?

– Друг мой! – произнесла Кира, выглядывая из холодильника в обнимку с большим куском ветчины. – У меня дома нет и десятой части такого изобилия! Так что можешь не сомневаться – съем все – съем и больше, если не жалко! В крайнем случае, если я стану слишком неподъемной, одолжишь у соседей ролики и откатишь меня домой.

Вадим засмеялся, выхватил из подставки хищно сияющий нож и принялся проворно нарезать все, что следовало нарезать. Уже через несколько минут Кира, забравшись на стул с ногами, торопливо жевала, сетуя, что не умеет есть по-македонски, запуская ложки сразу в две банки одновременно, и Вадим, поглощавший большой бутерброд с ветчиной, довольно улыбался, словно добрый дядюшка, приютивший в рождественскую ночь голодную сиротку.

Постепенно голодный ажиотаж сошел на нет, и на столе осталось только вино. Кира, держа в руке бокал, подошла к окну и осторожно отодвинула край плотной занавески. Задумчиво посмотрела на темные окна своей квартиры и только сейчас вспомнила о Стасе. После такого количества водки брат еще долго проспит… но все равно это ничего не значит. Ее время заканчивается.

– Скоро рассвет, – негромко сказала она и отвернулась от окна. – И мне нужно будет уходить?

Вадим кивнул, не глядя на нее, и внезапно Кире подумалось, что уйди она прямо сейчас – он будет рад этому.

– Ты не следишь за волосами – у тебя уже видны темные корни.

Он машинально провел ладонью по голове и кивнул.

– Да, надо исправить… Кира, ты должна понять, что я не собираюсь отказываться от своего образа жизни.

– Везде или только, пока тебя видят, – она повела рукой на окно, – их глаза?

– Я… – начал было Вадим, но Кира перебила его с внезапной яростью:

– Если сейчас ты скажешь: „Все это было очень мило, но… и вообще все это большая ошибка…“ – и тому подобное тра-та-та, я разобью об твою голову всю технику, которую найду в этой квартире!

– Учитывая то, что ее здесь навалом, я этого не скажу, – Вадим ухмыльнулся, но его лицо тут же стало серьезным. – Ты действительно хочешь, чтобы все продолжалось?

– Да.

– Даже при всех неудобствах, которые будут носить наши встречи?

– Да.

– Ты долго не выдержишь.

– Посмотрим! – она вздернула подбородок, и Вадим протянул к ней руку.

– Иди сюда.

Кира подошла, забралась ему на колени, уютно устроившись в его руках, и взглянула ему в глаза. Когда они были закрыты стеклами очков, ей почему-то всегда думалось, что глаза у него серые, но они оказались карими, и в левом было крошечное золотистое пятнышко.

– А сам ты этого хочешь?

– Я хочу этого с тех пор, как ты впервые прошла через этот двор, – сказал он, прижимая ее лицо к своей груди и глядя поверх ее головы сузившимися глазами. – Я никогда не думал, что…

– Что?

– Нет, ничего, не важно… Надеюсь, соседи будут считать, что ты бегаешь ко мне на чашечку чая.

– Но зачем это тебе теперь?! – Кира подняла голову и непонимающе посмотрела на него. – Только из-за соседей? Только из-за того, что они узнают, сколько тебе лет на самом деле?!

– Мне здесь жить, Кира. Вы разберетесь с квартирой, продадите ее и уедете, а мне здесь жить – и жить долго. Каким меня здесь приняли, таким я уже и останусь.

– Но это нелепо, Вадик, это глупо! – она чуть не сорвалась на крик. – Если тебя так волнует общественное мнение – переедь в другой район, там ты сможешь быть самим собой!.. – Кира нахмурилась. – Конечно, ты скажешь, что… у тебя пока нет причин для таких глобальных перемен…

– Причины есть, – негромко ответил он, – но нет возможности.

– Я не понимаю.

– А я не могу объяснить. Прими это, как есть, Кира или… – Вадим замолчал, и она понимающе кивнула.

– Или уходи.

– Да.

– Господи, нет, ты все-таки точно от кого-то прячешься! – воскликнула Кира почти с отчаяньем. – Ты, наверное, в розыске!

– В розыске? Можно и так сказать, – выражение его лица стало странным. – Не пугайся, это не криминал, это иное, но сказать тебе я не могу. И не спрашивай меня больше, я прошу, – в глазах Вадима расползлась злая растерянность, и Кира отвела взгляд, чтобы не видеть ее. На мгновение ей показалось, что все это иллюзия, что сейчас на нее смотрит старик – тот, который прихрамывая и опираясь на трость, в одиночестве шел по утренней дороге. Это видение так напугало ее, что она коротко вздохнула и прижалась щекой к его руке, такой успокаивающе крепкой и сильной. Несколько минут они сидели молча, потом Кира выпрямилась, сжав пальцы в кулаки.

– Теперь ты мне можешь объяснить, что происходит? Я спрашиваю не о тебе, я…

– Я понял, о чем речь, – он потянулся за своей сигарой. – Но почему ты спрашиваешь в настоящем времени? Случилось что-то еще?

Она подумала о тенях, бродящих по стенам ее квартиры, и покачала головой.

– Нет. Но ты ведь что-то знаешь, правда? О том, что было?

– А что было?

– Ты понимаешь! И знаешь! Вы все это знаете – все в этом дворе! И сговорились держать это в тайне от нас со Стасом!

– Что именно? – ровно спросил Вадим и потер подбородок.

– Что в нашей квартире исчезали люди.

– Кира, это все дворовые сказки. Это…

– Я нашла фотографии… – пробормотала она, потом решительно вздохнула и выложила ему все, что узнала от Егора и тети Ани. Вадим сжал губы и бросил сигару в пепельницу.

– Что еще ты нашла?

Кира быстро взглянула на него и покачала головой.

– Больше ничего. Так это правда?

– Я слишком мало живу здесь, чтобы сказать тебе что-то определенное.

– Вот сейчас я тебе точно не верю! – отрезала Кира и вскочила. – Мне кажется… нет, я просто уверена, что ты знаешь гораздо больше тех, кто живет здесь не один десяток лет! Почему ты не хочешь мне рассказывать?! Что она там делала?! Что случилось с этими людьми, Вадим?! Почему она боялась тебя?

– Боялась меня?! – он холодно усмехнулся. – Она никого не боялась, в особенности когда закрывала за собой дверь этой чертовой квартиры! Кира, я тебе уже говорил – незачем в этом рыться. Что бы не происходило – это закончилось.

– Что такого, если я об этом узнаю?

– Бывают такие вещи, о которых хочется узнавать все больше и больше, и ты не заметишь, как они заберут тебя без остатка, поэтому лучше вообще ничего не знать.

– Вы так и делали все эти годы? – глухо спросила Кира, схватила со стола бокал и сделала большой глоток. – Делали вид, что ничего не знаете… не замечаете… И ты тоже… Ты ведь не был таким, когда приехал сюда. Что заставило тебя измениться?

Вадим выпустил из губ клуб дыма, проводил его взглядом и раздраженно заметил:

– Влада слишком много языком трепет!

– При чем тут Влада? – Кира ошеломленно моргнула.

– При том, что остальные бы тебе этого не сказали. Даже Нина. Даже эти две молодые гусыни! А Влада могла бы – она всегда была слишком сама по себе. В последнее время она начала с тобой здороваться, и на это нужны очень серьезные причины. И она заходила к тебе в дом – я видел в окно. Не сомневаюсь, что оказавшись там, она языка не удержала.

– Из-за чего сошла с ума ее мать?

– Кир, я же не психиатр! – Вадим наклонился вперед и посмотрел на нее – резко, остро, незнакомо. – Почему ты так отчаянно роешься во всем этом, почему выспрашиваешь меня? У тебя есть для этого повод? Может, ты что-нибудь видела?

Кира, не ожидавшая этого вопроса, быстро облизнула губы, и в ее мозгу знакомо загорелась яркая надпись.

Психушка.

– Нет.

– Я наблюдаю за тобой с самого первого дня. Я помню, какая ты была – яркая солнечная девочка, а сейчас словно превратилась в тень… И это произошло гораздо раньше того несчастья. Кира, я не буду тебе ничего рассказывать, но если ты мне что-то расскажешь, я смогу тебе помочь.

– Вот мне-то как раз рассказывать нечего, – с холодком ответила она.

– Это точно? – в его голосе появилось отчетливое волнение.

– Да точно, точно.

– Знаешь, лучшее, что ты могла бы сделать – это отказаться от этой квартиры. Бросить ее к черту!

– Вадим, квартира – это деньги! Они мне очень нужны! И я не могу отказаться от них без видимых причин.

– Раз вы ее все равно продадите, то почему бы до середины августа тебе не пожить где-нибудь в другом месте?

– Где – у тебя?

– Черт, да хотя бы и у меня! – неожиданно рассвирепел он. – Ты не должна жить там!

– Потому что это опасно для меня? – Кира склонила голову набок. – Или для окружающих?

– Это не опасно. Но это может стать опасным, если ты и дальше будешь в этом рыться, – Вадим устало вздохнул и провел ладонью по своим серебристым волосам. – Кира, если вдруг что-то… хоть что-то… обязательно скажи мне. Обязательно – слышишь? В любом случае я на твоей стороне. Я хочу, чтоб ты это знала.

– А есть и другая сторона?

– Не придирайся к словам!

– И почему же ты именно на моей стороне? – она выставила вперед ногу и провела ладонями по бедрам. – Потому что я вся такая из себя?

– Потому что я знаю, на какой стороне должен быть, – ответил Вадим без улыбки, и внезапно Кира почувствовала себя очень глупой и очень маленькой. Ее губы дрогнули.

– Если бы это было так, ты бы мне все рассказал, а не отделывался туманными фразами и недоговорками. Предупрежден – значит, защищен!

– Ты защищена. И для этого тебе вовсе не обязательно быть предупрежденной.

Она мотнула головой, снова отодвинула штору и взглянула на истончавшуюся ночь. Произнесла деревянно:

– Уже светает… Думаю, мне…

– Иди сюда, – негромко сказал Вадим и встал. Кира обернулась и увидела, что он улыбается, и в улыбке была тайна, и был призыв, и было желание, и она была намного красноречивей протянутых навстречу рук.

– Но…

– Иди же! – повторил он – уже нетерпеливо. – Далеко еще до рассвета!

V

Лето разгоралось – прозрачное крымское лето, когда ярко-голубое небо поднимается все выше и выше, море становится все теплее, и на пляжах днем не протолкнуться от приезжих – местные приходят позже, когда солнце уже незаметно склоняется к горизонту, или ранним утром, когда даже край его не виден над темной сине-зеленой водой, и возле пляжа ворота в древний город распахнуты для любого – с восходом солнца появляются контролеры, и ворота уже открываются только за плату, и вспотевшие патрули с мегафонами перекрывают все лазейки и отгоняют всех, кто пытается пройти просто так. В старых районах дома порой почти не видно из-за листвы, коты и бездомные псы, обалдевшие от жары, безвольно валяются в тени, где попрохладней. Над рынками кружатся стаи ос – пока их еще не так много, счастливое время для ос наступит в конце июля, когда пойдут арбузы, и они будут самозабвенно пировать в их бархатистой мякоти. А пока кругом клубника, и черешня, и уже подешевели огурцы и помидоры, уже выстраиваются горками на прилавках крепкие нежно-зеленые кочанчики молодой капусты, и в салатах можно себе не отказывать.

Кира почти перестала бывать дома. Утром уходила на работу, после работы иногда шла на танцы, где проводила не больше часа, а потом возвращалась в свой район, забегала на рынок или в магазин, наскоро ужинала и, едва во двор прокрадывались сумерки, уходила на море, где ее всегда ждал один и тот же человек. Иногда они проводили там много часов, почти до утра, иногда возвращались с наступлением ночи и поднимались в квартиру Вадима, откуда Кира частенько уходила почти с рассветом и потом половину дня отчаянно зевала на рабочем месте, делая вид, что не замечает насмешливо-понимающего взгляда Егора.

Кира упивалась этой летней жизнью и упивалась человеком, с которым проводила вечера и ночи, упивалась жаркой бурностью их свиданий, которым потаенность придавала особую остроту. Каждая ночь была совершенно непохожа на предыдущую, каждая ночь словно была первой и каждую ночь они проживали так, словно утром должен был наступить конец цвета. Но при свете солнца потаенность превращалась для нее во что-то мучительное и даже болезненное. Так трудно было, случайно встретив Вадима по дороге на работу или в выходной день удержаться и не схватить его за руку, не прижаться к его губам, не обнять при всех. И ужасно трудно было сдержать ухмылку, когда он шел ей навстречу в облике сгорбленного прихрамывающего старика, вспоминая, как всего несколько часов назад они вместе проделывали такое, что не назовешь даже словом „вытворяли“. Князев старался избегать ее в такое время, но они все равно встречались, словно их против воли притягивало друг к другу, и когда он здоровался с ней, Кира чувствовала и в его голосе, и в его движениях нечто агонизирующее, и видела, как он с трудом усмиряет свои руки, упорно тянущиеся ей навстречу.

Одно раздражало ее во время их свиданий – то, что Вадим, так ничего и не объясняя, упорно уговаривал ее куда-нибудь переехать, а иногда, лежа рядом с ней, смотрит как-то странно, словно прислушивается к чему-то внутри нее.

Кира не пыталась скрывать от брата, что проводит ночи с мужчиной и этот мужчина – не Сергей. Еще в первое утро, когда она вернулась домой, брат уже проснувшийся к тому времени, прекрасно сообразил, что Кира вернулась отнюдь не с утренней пробежки, и попытался было прочитать ей негодующую лекцию, но его попытка была пресечена на корню.

– Моя личная жизнь тебя не касается! – заявила она решительно. – А если ты беспокоишься насчет моей безопасности, то можешь мне поверить, я никогда еще не была в большей безопасности!

– А как же Серега?..

– Иди к черту!

Стас первое время пытался воспротивиться ее ночным отлучкам, но вскоре оставил эти попытки, почуяв, что рискует утратить доброе расположение сестры. И все равно она постоянно чувствовала его молчаливое неодобрение. Кроме того, Стаса неимоверно раздражало то, что Кира не желает его знакомить со своим новым любовником, и он частенько высказывал на этот счет различные подозрения.

Сергей же искал встреч с ней с упорством, которое ее иногда даже пугало. Он поджидал ее после работы, он приходил на танцы, а после танцев все время уговаривал куда-нибудь сходить, поехать к нему, поехать к ней вместе. Кира ограничивалась отговорками, иногда даже редкими по своей нелепости, но Сергей сносил все и появлялся снова и снова. Она перестала целовать его при встрече, уворачивалась от его рук, но и это его не останавливало. Однажды, когда он был особенно настойчив, она даже влепила ему пощечину, – не столько из-за злости, сколько в надежде, что это, наконец, откроет ему глаза, но на следующий день он вновь ждал ее у КПП в своей „вектре“. Отчего-то Кира никак не решалась сказать ему, что все кончено, а это было именно так – в первую же ночь с Вадимом Сергей отошел в прошлое, и ей даже показалось, что она услышала это – как громкий хлопок закрывшейся за ним двери в ее мир.

Влада, угрюмый и злобный зверек Влада, начала здороваться и заговаривать с ней все чаще и чаще, и Кира сама не заметила, как стала останавливаться при встрече с ней, и порой они болтали минут по десять, словно старые знакомые, хотя у них не было абсолютно ничего общего. Именно она и дала Кире понять, что ничто в старых дворах не проходит незамеченным, однажды негромко спросив:

– Слушай, а у тебя чего – с этим дедом, с Князевым, роман что ли?

Кира посмотрела на нее с самым предельным изумлением, на которое была способна, потом фыркнула.

– Тебе кто-то подсказал такую чушь или сама придумала?! Посмотри на меня и посмотри на него! Да…

– В том-то и прикол, что посмотрела, – Влада скосила густонакрашенный взор на скамеечки, где восседали обитатели двора, и Князев, склонившись над шахматной доской, как раз переставлял очередную фигуру. – Я же тебе говорила, что многое вижу. Вы, когда мимо друг друга проходите, аж млеете! А позавчера в четыре утра я видела, как ты выходила из его подъезда.

– Тебе померещилось. Винти поменьше, милое дитя! Он, конечно, славный дедуля, но…

– Да чего ты, я же никому не скажу! – Влада легко тронула ее запястье – истинно женский, заговорщический жест. – Остальные-то ничего не замечают и так рано по улицам не болтаются… Слушай, это так прикольно! Значит, он еще не такой старый, как кажется! И как он? Как у него там?

– Поди да спроси его!

– Да ладно тебе! – Влада ухмыльнулась. Ухмылка получилась слишком взрослой, не шедшей к ее молодому лицу даже при всей степени его накрашенности. – Просто, это так прикольно!.. Кстати, ты нового участкового нашего знаешь? Молодой такой, с усами?

– Ну, видала.

– Расспрашивал тут некоторых недавно. О тебе и Стасе, мол, что за люди, кто у них бывает…

– Это еще зачем? – озадаченно спросила Кира и нахмурилась. Уж не связаны ли эти расспросы с тем давним, пропавшим слесарем? Получается, его так и не нашли? Только при чем тут она и Стас?

– Ну, он говорил, что ему просто следует обо всех все знать, а вы тут недавно. Меня тоже спрашивал.

– И что ты обо мне сказала?

– Да ничего, – Влада пожала узкими плечами. – Сказала – баба как баба. Да ты не это… я долги помню. Когда-нибудь и я тебе помогу.

– А, иди ты! – раздраженно бросила Кира и прошла мимо нее к остановке. Позже она рассказала обо все Вадиму, но тот лишь посмеялся и заметил, что уж что-что, а со стороны Влады им точно нечего опасаться. И они снова провели вместе целую ночь, расставшись только утром – измотанные и потрепанные, но чрезвычайно довольные собой. Но собираясь на работу, она все думала о словах Влады, тайно, почти неосознанно лелея желание, чтобы все раскрылось, и им не пришлось бы больше прятаться, чтобы она ходила по улице с ним, настоящим, держа его за руку у всех на виду.

Громкий телефонный звонок перебил ее мысли, и Кира недовольно сняла трубку. Почему-то она была уверена, что это Вика. Со дня их ссоры от Мининой не было никаких известий, и Кира несколько раз звонила ей, сама не зная зачем, может быть, даже с мыслями о неких обходных путях к примирению, потому что, несмотря ни на что, скучала по бывшей подруге. Но Вика не снимала трубку, а ее сотовый все время был отключен.

Но это конечно же оказалась не Вика. Незнакомый мужской голос, пожелав ей доброго утра, рассеянным тоном, каким говорят о погоде, затребовал подтверждения ее паспортных данных, после чего предложил найти время и зайти сегодня в отделение милиции, располагавшееся неподалеку от рынка, для уточнения кое-какого вопроса.

– А что случилось? – спросила она не без испуга, сразу же вспомнив о пропавшем слесаре. Потом в голову тут же прыгнула другая мысль – не касается ли это Вадима? И почти одновременно подоспела третья – не натворил ли Стас чего-нибудь?

– Я думаю, это лучше выяснить на месте, – все так же рассеянно ответили ей. – Часиков в одиннадцать или в шесть вечера – когда вам удобней?

– В двенадцать.

– Подойдет. Запишите – шестой кабинет, Касенко Александр Васильевич.

Кира записала и положила трубку, глядя на написанное. В голову опять полезли всякие ужасы, но она раздраженно разогнала их и отправилась на работу.

* * *

Касенко оказался светловолосым, круглолицым, пухлым молодым человеком с необычайно меланхоличным взглядом, и садясь на указанный им стул напротив его стола, Кира машинально про себя тут же окрестила его „печальной рыбой-солнце“, вспомнив старый мультик. Кроме Касенко в кабинете был еще один человек, он сидел в углу, откинувшись на спинку стула, и читал газету, развернув ее, так что его лица не было видно. Из-за газеты поднимался сигаретный дым.

– Да, да сейчас… – пробормотал Александр Васильевич, роясь в каких-то бумагах, хотя Кира ни о чем его не спросила – она сидела молча, разглядывая стоящую на столешнице большую чашку, разрисованную толстыми щенками и незабудками и стараясь унять легкую нервную дрожь. Кто-то говорил ей, что большинство людей, оказавшись в отделении милиции по каким-то пустякам, сразу же чувствуют себя виноватыми, хотя ровным счетом ничего не сделали. – Ах, да… Так вот, Кира Константиновна… – он пронзительно взглянул на нее, и Кира поспешно кивнула, подтверждая, что она – именно Кира Константиновна, – по нашим сведениям, вы являетесь близкой подругой Виктории Николаевны Мининой, проживающей…

– Что случилось?! – тут же вырвалось у нее, и в глазах Касенко появилось неодобрение.

– А почему вы решили, что что-то случилось?

– Но ведь сюда просто так не вызывают. Что с Викой?!

– Это мы и хотим выяснить. Вы…

– Что?!

– Не перебивайте меня, пожалуйста, – кротко заметил Александр Васильевич, ощупывая взглядом ее напряженное лицо и сжавшиеся в кулаки пальцы. – К нам поступило заявление о ее пропаже, поданное ее двоюродной сестрой.

Кира была так ошарашена, что даже не сразу поняла, о ком идет речь. Потом вспомнила, что у Вики действительно была сестра, Света, жившая в этом же городе. Она видела ее пару раз – невзрачное, вечно всем недовольное создание лет тридцати. Света была единственной более-менее близкой родственницей Вики – ее мать умерла шесть лет назад, а отец, пытаясь по пьяни починить антенну, сорвался с крыши и разбился насмерть, когда Вике было четыре года. Дяди и тети тоже давно не было в живых, и Вика иногда мрачно шутила, что в их роду не принято надолго задерживаться в этом мире, за что получала от Киры подзатыльники.

– … вы последний раз встречались с Мининой или говорили с ней? – ворвался в ее сознание голос Касенко, и Кира глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, потом отчаянно наморщила лоб.

– Это было… в начале июня, в самом начале… когда еще однозначные числа… знаете?

– Мне известно, что такое начало месяца, – заметил Александр Васильевич. – А точно число?

– По-моему, второе… Да, это совершенно точно было в пятницу!

Он взглянул на календарь и кивнул.

– Продолжайте.

– Это было утром, она ждала меня в сквере возле моей работы.

– Вы договаривались о встрече?

– Нет, и я удивилась, увидев ее там, да еще в такое время, но Вика сказала, что она сейчас на больничном…

– Минина не появлялась на работе с тридцатого мая, но больничного ей никто не давал, и на работе она ничего не объяснила, – Касенко пододвинул к себе чашку и печально заглянул в нее, потом отодвинул на прежнее место. – И как же получилось, что вы, ее близкая подруга, за все это время ни разу не поинтересовались, где она и что с ней?

– Я звонила ей недавно, но она не брала трубку, – Кира почувствовала, что в ее голосе невольно зазвучали оправдывающиеся нотки. – Но я… дело в том, что в то утро мы очень сильно поссорились и перестали общаться.

– Причина ссоры.

– Ну… – Кира посмотрела на свои пальцы. Было совершенно очевидно, что, узнай они причину, бедняге Стасу придется несладко, пусть Вика и возвела на него напраслину. И дернул ее черт сказать, что они поссорились! Мало ли, по какой причине люди не видятся?! Некогда, в конце концов! – … в сущности, это и причиной-то не назовешь. Обе нервные… слово за слово… ну и понеслось. Наорали друг на друга да и разошлись! Да мы с ней за двадцать лет еще не так ссорились! – она попыталась улыбнуться, но улыбка больше походила на гримасу боли.

Вика, Вика, что с тобой случилось… где ты?.. ты мерзавка, но что с тобой случилось?.. ты ведь жива, правда, жива?.. ох, Вика…

– И с тех пор она вам не звонила?

– Нет, ни разу.

– Понятно, – пробормотал Касенко, и Кира моментально вцепилась взглядом в его лицо, пытаясь выяснить, что ему понятно. Но прочесть что-то по беспредельно грустным чертам Александра Васильевича было решительно невозможно. – С кем встречалась ваша подруга? Ведь у нее были… хм-м… приятели?

„Чтобы у Вики да не было приятелей?!“ – подумала Кира почти с негодованием и начала осторожно вытирать кончиком пальца поплывшую тушь, лихорадочно размышляя. Он пока ничего напрямую не спросил про Стаса, так может и не знает о нем? Не следует ли вовсе удалить брата из всего этого, он все равно здесь не при чем?

Но тут сидевший в углу человек сложил газету, коротко приветственно кивнул Кире, и она поняла, что скрывать Стаса бессмысленно. Это был Дашкевич.

– Она встречалась с моим братом, – сказала она. – Но недавно они расстались.

– Вам известна причина?

– Нет. Но, по-моему, Стас к ней просто охладел. Вика… она… – Кира запнулась, в ужасе осознав, что только что чуть не заговорила о подруге в прошедшем времени, словно Вики уже не было в живых. Но она, конечно же, жива, жива! – Она очень темпераментная девушка, а Стас больше флегматик.

Александр Васильевич с минуту разглядывал ее с печальной задумчивостью, постукивая по столешнице кончиками пальцев, а затем неожиданно начал забрасывать Киру короткими вопросами: собиралась ли Вика куда-нибудь уезжать, с кем встречалась еще, круг ее общения, интересы, упоминала ли о каких-то неприятностях на работе, о неприятностях вообще, когда обычно возвращалась домой, часто ли употребляла спиртное, что она вообще была за человек? – отвечайте честно, откровенность только на пользу делу и вашей подруге… и тому подобное – и Кира старательно отвечала – по возможности честно, и когда она уже начала барахтаться в этих бесконечных вопросах, Касенко неожиданно сказал:

– Ну, думаю, достаточно. Если что-то еще вспомните или узнаете, обязательно сообщите.

– Вы ее найдете?! – с отчаяньем спросила Кира, вставая.

– Мы работаем, – обтекаемо ответил Касенко и снова пододвинул к себе кружку. – Работы-то знаете сколько… летаем из угла в угол… Всего доброго.

– А слесаря вы нашли? – неожиданно поинтересовалась она, и сквозь печаль на лице Александра Васильевича проглянула озадаченность.

– Какого слесаря?

– Насчет которого Максим Михайлович к нам как-то приходил… еще в апреле, – она махнула рукой в сторону Дашкевича. Касенко переглянулся с ним и пожал плечами.