Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 54 страниц)

Стас распахнул дверь, и Кира, стоявшая возле расстеленной кровати, недоуменно посмотрела на него, сунув руки в карманы халата. Он взглянул на окно – шторы были плотно задернуты.

– Этот хромоногий козел стоит и пялится на твое окно! – зло бросил Стас, подбежал к окну и резким рывком раздвинул шторы. Прямоугольник света перед окном был пуст, пустым казался и двор. Князев исчез.

– Никого нет, – заметила Кира из-за его плеча с удивившим его спокойствием.

– Он только что был тут! Стоял и глазел, как ты раздеваешься!

– Во-первых, я еще не раздевалась. Во-вторых, шторы закрыты, и с улицы увидеть ничего нельзя – даже тени, они слишком плотные, – нетерпеливо произнесла она, оглядываясь на дверь.

– Но он смотрел в твое окно!.. – возмутился Стас. Кира пожала плечами.

– И что? Никому не возбраняется смотреть в закрытые окна. Меня он все равно не мог видеть… Может быть, он задумался или еще чего…

– Он выглядел очень странно…

– Стас, мы все здесь выглядим очень странно – тебе не кажется? – она улыбнулась некоей потаенной улыбкой. – Извини, но я очень хочу спать.

– Неужели тебе все равно?! – изумленно спросил Стас. – Он…

– Стас, он милый старик и очень хорошо ко мне относится, – Кира хмыкнула, – за исключением тех случаев, когда он относится ко мне плохо. Может, просто хотел узнать, дома я или нет… В конце концов, пусть смотрит на мое окно, раз ему это нравится.

– Не так давно ты бесилась от того, что соседи заглядывают в твои окна!

Кира промолчала, вытащив одну руку из кармана и нервно теребя пояс халата, и Стас почувствовал, что ей не терпится увидеть, как за ним закроется дверь.

– Этот дед – ненормальный! – глухо сказал он и качнул ладонью перед ее лицом. – Держись от него подальше!

Стас вышел из спальни, оставив дверь чуть приоткрытой, и Кира, метнувшись следом, плотно закрыла ее. Подошла к окну, оглядела пустой двор и задернула шторы, потом прошлась по комнате ломанным зигзагообразным маршрутом и остановилась возле зеркала. Развязала пояс, сбросила халат, и на ее груди ярко засиял черный кристалл, чуть покачиваясь на тонкой цепочке. Она долго смотрела на него, ласково оглаживая пальцами, потом завела их за цепочку, чтобы снять, но пальцы застыли, приподняв цепочку с шеи лишь на несколько сантиметров. Затем бережно опустили обратно. Кира повернулась, подхватила с кровати ночную рубашку, надела ее и скользнула под холодное одеяло. Съежилась, сжалась в комок, постукивая зубами, протянула руку к выключателю бра и посмотрела на тумбочку, где лежали две семейные фотографии и сидел, насторожив длинные уши, маленький пластилиновый овчаренок. Улыбнулась и выключила свет.

* * *

Крика не было – только жалобное сипение вырывалось из судорожно разинутого рта, голос пропал, и легкие словно склеились, не впуская в себя воздух. Вокруг был тяжелый запах гари и темнота, и она билась в этой темноте, выгибая спину и суча запутавшимися в одеяле ногами, и ее руки прыгали по кровати, впиваясь в простыню скрюченными пальцами. В голове пульсировала одна-единственная нелепая мысль, что все это всего лишь сон и сейчас она проснется, вот сейчас, сейчас… Но ничего не менялось, и вокруг была все та же темная гарь, а еще была боль – дикая, сминающая боль, словно кто-то прокручивал в ее груди раскаленный стержень, медленно вонзая его все глубже и глубже. По телу пробегали судороги – такие сильные, что у нее хрустели суставы, и казалось, еще немного, и раздастся сухой треск ломающихся костей…

Я умираю… умираю… помогите… я не хочу умирать…

И вдруг все кончилось, и боль исчезла, оставив ее во мраке, измученную, все еще вздрагивающую, дышащую хрипло, с присвистом и постаныванием. И сквозь собственное дыхание ей послышался другой звук – легкий стук закрывшейся двери и слабый шелест бамбуковой занавески.

Кира расслабленно осела на подушку, потом ее левая рука поднялась и слепо зашарила в воздухе. Наткнулась на что-то, послышался слабый стук, но она упорно продолжала водить рукой, сжав зубы от напряжения, и, наконец, ее пальцы нащупали выключатель бра и нажали, и в комнате вспыхнул слабый свет. Еще никогда она не была так рада видеть обычный свет электрической лампы.

Кое-как Кира села на кровати, дрожа и глядя перед собой еще мутными от недавней боли глазами. Ее правая ладонь намертво прижалась к груди, словно пыталась что-то в ней удержать, мокрая от пота рубашка прилипла к телу, влажные волосы свесились на грудь неряшливыми прядями. С подбородка тянулась розоватая нить слюны, губу щипало, и, вытерев ее ладонью, Кира увидела на ней кровавые разводы. Вид собственной крови отчего-то перепугал ее до полусмерти, хотя в ней-то как раз сейчас не было ничего страшного – она всего лишь прикусила себе губу.

Она осторожно убрала ладонь с груди, потом оттянула вырез рубашки и заглянула внутрь, почти уверенная, что сейчас увидит страшную жженую рану. Но ее взгляду открылась лишь гладкая смуглая кожа, да старый шрамик на ней. Больше ничего. Лишь несколько едва заметных пятнышек крови на рубашке.

Кира бессильно рухнула на подушку, вытирая мокрое от слез лицо и жадно ловя холодный, пахнущий дымом воздух окровавленными губами.

Сердечный приступ?! Сердечный приступ в ее-то годы?! Не может быть такого!

Может, опять сон?

Нет, такая боль присниться не может.

Она потерла грудь и застонала, глядя в потрескавшийся потолок.

…умерла от разрыва аорты…

Бабкина наследственность? Вот уж действительно была бы ирония!..

Кира села и застыла, прислушиваясь к своему телу – не вернется ли боль. Но не осталось даже эха ее, и сердце под ладонью билось в привычном ритме. Единственным болезненным ощущением было пощипывание в прикушенной губе. Она осторожно наклонилась и подняла с пола сброшенный мобильник. Часы на дисплее показывали половину третьего ночи. Жалко всхлипнув, она положила сотовый на тумбочку, и вдруг застыла. На лице появилось встревоженно-озадаченное выражение. Кира снова оттянула вырез рубашки, потом приподнялась и встряхнула ее.

Кулон, ее чудесный черный камень исчез! Очевидно, извиваясь в судорогах, она порвала цепочку, и он куда-то упал.

Кира завертелась на постели, потом соскочила с нее, сбросила подушки, перетряхнула одеяло и матрац, заглянула под кровать. Внезапно пропавшее украшение стало занимать ее гораздо больше, нежели недавняя жуткая боль. Она огляделась, после чего, шлепая по холодному паласу босыми ногами, принялась методично обыскивать комнату, заглядывая во все щели. Вскоре она нашла под кроватью разорванную золотую цепочку. Но самого украшения нигде не было.

Куда он пропал?! Не мог же он исчезнуть сам по себе!

Остановившись посередине комнаты, Кира ошеломленно посмотрела на зашторенное окно. Какого черта?! У нее только что был сердечный приступ, а она беспокоится из-за какой-то стекляшки!

Но, может быть, это Стас заходил в ее комнату? Она же слышала, как стукнула дверь. Может, это он взял кулон?

Да нет, на кой черт ему это надо?! К тому же, он не станет бродить в ее комнате ночью. Стас давно спит.

Но почему так пахнет дымом в ее комнате? Она же не курит во сне! И не жжет свечей…

Свечей…

Стас, это ты?..

Если это ты, что ты здесь делал?

Если это ты, почему ты мне не помог?

Кира набросила халат, облизнула губы и осторожно открыла дверь. Темно и тихо было в квартире, лишь едва слышно жужжал электросчетчик, и слышалось отдаленное щелканье маятника настенных часов. Она раздвинула занавеску, та едва слышно зашелестела, но этот слабый звук грохотом отозвался в ее голове. Кира испуганно застыла, потом переступила через порог, придерживая занавеску, и медленно повела руку назад – до тех пор, пока разведенная занавесь не сомкнулась – практически беззвучно. В коридоре тоже ощутимо пахло горелым.

Стараясь бесшумно ступать по проседающему полу, она подошла к тумбочке, открыла ее и вытащила маленький фонарик, который купила давным-давно. Вскользь удивилась тому, что вспомнила про него сейчас, хотя обычно напрочь забывала, что этот фонарик вообще существует. При других обстоятельствах это показалось бы ей забавным.

Включив его и прикрывая свет ладонью, Кира медленно двинулась вперед, по запаху дыма, словно собака, идущая по следу. Прошла через пустую столовую. Неяркое световое пятно скользило перед ней, и мебель медленно выплывала из мрака, окруженная длинными угловатыми тенями и так же медленно и беззвучно уходила обратно в темноту, словно уродливые корабли-призраки. В горке на мгновение ожил хрустальный блеск бокалов и тут же снова погас. В столовой стояла тишина – тяжелая, гулкая, пустая, словно люди не заходили в нее уже много лет. Кира поежилась от холода, и отчего-то ей подумалось, что эти стены должны быть намного холоднее воздуха вокруг, практически ледяными. Даже захотелось подойти и проверить это, но она отвернулась, перешагнула порог гостиной и остановилась, обводя комнату взглядом и прикрытым лучом фонарика. Дымом здесь пахло сильнее, кроме того, здесь было намного холоднее, чем в других комнатах. Форточка была распахнута настежь, и занавесь вздувалась над ней, едва слышно хлопая бахромой по батарее. На диване под одеялом виднелись очертания человеческой фигуры, и слышался звук тихого ровного дыхания. Отвернувшись, Кира повела лучом света вдоль стен и остановила его на шкафу, в темноте казавшимся чем-то огромным и бесформенным. Подошла к нему и осторожно потрогала верхушку свечи, сидевшей в гнезде одного из канделябров. Свеча была теплой. Ее погасили буквально только что.

– Что ты делаешь?!

Вздрогнув, она развернулась, чуть не уронив фонарик, и прыгающий свет скользнул по дивану. Стас уже не лежал, а сидел, опираясь одной рукой на подушку.

– Что ты делаешь? – повторил он, потянулся и включил свет. Кира зажмурилась, потом открыла глаза и внимательно посмотрела на его встревоженно-сонное лицо.

– Ищу кое-что.

– Что именно? – Стас резко приподнялся на диване. – У тебя кровь на подбородке! Что слу…

– Ты сейчас заходил в мою комнату?

– Нет, с чего ты взяла?

– Я слышала, как закрылась дверь.

– Это мог быть сквозняк. У меня форточка открыта, – он пригладил взъерошенные волосы. – Кира, в чем дело?

– Ты действительно не заходил ко мне?

– Разумеется, нет! – Стас начал раздражаться. – И вообще я сплю! А ходить во сне привычки не имею!

– Свечи еще теплые. Ты лег в постель только что.

– Ну и что? Мне секунда нужна, чтобы заснуть, – Стас свесил ноги с дивана, скрестил руки на груди и поежился от холода. – Ты что – меня в чем-то подозреваешь?

– У меня пропала одна вещь.

– Ну а я-то тут при чем? Думаешь, я по ночам тырю вещи, да еще и у собственной сестры? Что у тебя пропало?

Несколько секунд она молча смотрела в его глаза, возмущенные и в то же время заботливые. Потом вздохнула.

– Мои сигареты. Я не могу их найти, и я подумала, что ты…

– Я не брал твои сигареты! – перебил ее Стас, и в его голосе послышалось некое облегченное удивление. – У меня полным-полно своих! Можешь взять, если тебе так приспичило! Выключи фонарь – батарейку посадишь!

Кира щелкнула переключателем и внезапно почувствовала себя ужасно глупо.

– Значит, ты действительно не заходил?..

– Ну конечно нет! – Стас встал и, замотавшись в одеяло, подошел к ней. – Что с тобой, старушка? Что случилось? И почему ты не спишь?

– Мне приснился кошмар, – Кира уткнулась лицом в его плечо. – Ужасный кошмар. Я даже губу прикусила…

– Бедный ребенок. Умойся и ложись спать. Уверен, что больше ничего плохого тебе сегодня не приснится.

– Да, да… – она отодвинулась, не глядя на него. – Очевидно, я что-то напутала… может, они куда-то упали…

– Кир, это из-за того старого болвана? – вдруг спросил Стас. – Из-за того, что я сказал?

Вопрос изумил ее, и она вскинула на брата ошеломленный взгляд.

– Что? Нет, с чего ты взял?

– Мне показалось, что это обидело тебя, – Стас пожал плечами и подхватил сползающее одеяло. – Конечно, возможно я ошибся. Братьям часто… что-то чудится… Иди к себе, Кира. Холодно, а ты босиком…

– В моей комнате сильно пахло дымом, вот еще почему я решила…

– Ах это?!.. – он смутился. – Я слишком засиделся сегодня, слишком много зажег свечей… они здорово помогают работе. Да и курю я много. Вот дыма и натянуло… Постараюсь больше так не делать.

На мгновение ей показалось, что Стас оправдывается слишком старательно и с какой-то готовностью, но она тут же выкинула из головы эту мысль. Кивнув, отвернулась и вышла из комнаты, и свет за ее спиной сразу же погас.

Закрыв дверь, Кира остановилась, прижимая ладонь к груди и тускло глядя перед собой. В голове у нее был совершеннейший сумбур, но среди этого сумбура вырисовывалось вполне отчетливое, хоть и нелепое сомнение.

Мне показалось, или Стас действительно врал мне? В чем-то, в какой-то мелочи… Он был удивлен, он был ошеломлен, он говорил искренне, но в чем-то он мне солгал… В чем?

Нет, все это глупости, все это бред! Я просто дура!

Она оглядела комнату, потом еще раз обыскала ее, но уже вяло, без особой надежды. Кулона не было.

А может, его вообще никогда не было?

Вздохнув, она прижалась спиной к стене. Та и вправду оказалась очень холодной. Странно, что стены ее родного дома такие холодные… Кира закрыла глаза, чувствуя, что начинает засыпать. Холод полз по ее телу, и казалось, что кто-то ледяной крепко обнимает ее и прижимает к себе – ближе, ближе, еще ближе…

За окном громко хрустнули кусты, потом раздался уже знакомый мощный, басовитый лай, и вздрогнув, Кира отшатнулась от стены. Потом подошла к окну и отодвинула занавеску. Разумеется, за окном уже никого не было – пес растворился в ночи, как дух.

– Как же вы мне все надоели… – пробормотала она и отвернулась. – Оставьте меня в покое.

Сбросив с себя халат, Кира скользнула под одеяло и выключила свет. Потом замоталась в одеяло с головой и крепко зажмурилась, словно за закрытыми веками с ней сегодня уже ничего не могло случиться.

Хотя, вроде бы, практически ничего и не случилось?

* * *

Стоя в темноте коридора, Стас осторожно убрал ладонь с двери в спальню Киры. Его пальцы сжались в кулак так, что хрустнули суставы. Он отступил назад, повернулся и беззвучно исчез в комнате.

IХ

– Почему вы каждый день приходите на море?

Он рассеянно пожал плечами.

– Могу то же самое спросить у вас.

– Ну, я понятно – я бегаю…

– А я хожу. И что?

– Нет, – Кира смутилась, – я не это… я просто хотела сказать…

– Думаю, вы сами не поняли, что хотели сказать, – Князев усмехнулся. – Просто мне нравится смотреть на море. В любую погоду. Правда, это не лучшее место, чтобы смотреть на него. Если есть возможность, то я хожу вон туда, – он вытянул руку, указывая на далекий мыс, где виднелись руины древнего города, и ветер гулял в прошлогодней сухой траве. – Там оно кажется совершенно другим, и голос у него совсем другой, и солнце там встает иначе.

Они стояли на утреннем пляже, и в паре метров от их ног волны зло вгрызались в гальку, со стуком перекатывая и перебрасывая округлые цветные камни. Море ворчало, стонало и ворочалось, словно некое огромное растревоженное существо, вода была пенистой и мутной, и вдалеке высокие гребни разбивались о пирс. Было холодно и пасмурно, и по низкому небу ползли толстобрюхие тучи. Порывы ветра взметывали волосы Киры и швыряли их ей в лицо. „Майор“ стоял чуть поодаль, спиной к ней, опираясь на трость обеими руками. Его плащ колыхался от ветра.

– Вы сегодня очень рано. Обычно мы встречаемся, когда я иду домой… Сменили график?

– Нет, – она наклонилась, подобрала плоский камешек и запустила его в море, и он исчез, проглоченный волной. – Просто не спалось сегодня. Решила выйти пораньше – чего зря сидеть?

– Разумно, – Вадим Иванович помолчал, потер ладонью короткую седую щетку волос на макушке, и взгляд Киры невольно приковался к его руке. Странные были руки у Князева – слишком крепкие, сильные, не стариковские. Казалось, что они, в отличие от своего хозяина, забыли состариться. – Что у вас новенького?

– В сущности ничего, – медленно произнесла она, и ее пальцы машинально потянулись к тому месту на груди, куда ночью ввинчивался невидимый раскаленный штырь. – Я записалась на бальные танцы…

– Правда? – он чуть повернулся, и его темные очки тускло блеснули. – Это очень интересно… И кто ваш партнер?

– Да так… там познакомились. Я его еще совершенно не знаю.

– Симпатичный парень?

– Ну… в принципе, да.

– Он вам понравился, верно?

– Возможно.

– Что ж… это хорошо. Рад за вас.

– А чего это вы за меня рады?! – внезапно ощетинилась Кира, в очередной раз отбрасывая за спину хлещущие по лицу пряди, и Вадим Иванович, усмехнувшись, отвернулся.

– Вы странная особа, Кирочка. Вы злитесь, когда я говорю с вами… м-м… не очень хорошо, но когда я говорю с вами по-доброму, вы злитесь тоже. Я вас раздражаю? Если так, то мы можем прекратить наше общение и при встрече ограничиваться простым „здрассьте“.

– Нет, я этого не хочу, – глухо ответила она. – Но если что-то не устраивает вас, майор, то…

– Меня трудно вывести из себя, – Князев поворошил мокрую гальку концом трости. – Почему вы все время называете меня „майором“?

– Ну… просто… – Кира подобрала еще один камешек и подбросила его на ладони, – когда я вас первый раз увидела – в день нашего приезда, то подумала – верно, так и выглядит постаревший майор Мак-Наббс… Простите, это, конечно же, глупо… но почему-то так прилипло…

Вадим Иванович расхохотался – с явным удовольствием, потом потер ладонью мокрую от морских брызг щеку.

– Не извиняйтесь. И подумать не мог, что кто-то сравнит меня с суровым шотландцем! Но это занятно, ей богу!.. И что же ваши танцы? Расскажете?

Она неохотно заговорила, но постепенно скованность исчезла из ее рассказа, он ожил и заиграл яркими красками. Ей хотелось, чтобы он понял, каково смотреть на это, каково двигаться самой, и она описывала все – и движения, и музыку, и особенно танцы Паши и Тони – каждую фигуру, каждый поворот головы, изящную томность медленного вальса, задорность квикстепа, и страсть, вскипающую в каждом движении танго, то медленном и крадущемся, то стремительном и резком, и ее руки порхали среди ветра, иллюстрируя рассказ… и только уже договаривая, Кира осознала, что рассказывает все это человеку, который уже никогда не сможет танцевать.

– Простите, – сказала она, чувствуя, как по щекам расползается жар. Князев повернулся, и сейчас даже в блеске его очков было удивление. Его щеки и подбородок были, как обычно, выбриты до синевы, и сейчас изрезавшие их складки казались глубже, чем раньше.

– За что вы извиняетесь? Я очень рад, что вы мне рассказали – вы здорово рассказываете… Знаете, как-то так получилось, что я ни разу в жизни не видел классических танцев вживую – только по телевизору. Наверное, вы заметили, что если танцоры хороши – и мужчина, и женщина, то это не просто танец, это нечто живое, особенное, и в движениях их тел есть какая-то магия… Надеюсь, что когда-нибудь и ваш танец станет живым.

– Когда я хоть немного научусь, то обязательно приглашу вас посмотреть, – внезапно с чувством сказала Кира. – Конечно, если хотите…

– Я был бы рад этому, – с неожиданной серьезностью ответил Вадим Иванович, и отчего-то ей очень захотелось, чтобы он снял свои проклятые темные очки. – Можете представить меня своим двоюродным дедулей.

– Дедулей!.. – Кира почувствовала, как к ней возвращается знакомое раздражение. – Знаете, господин майор, почему-то мне все время кажется, что вы морочите мне голову!

– Да? Это чем же?

Она не ответила. Чем? Хороший вопрос. Она и сама не знала. Но почему-то рядом с ним часто чувствовала себя истеричной школьницей, ищущей подвох в каждом слове и с трудом сдерживающейся, чтобы не начать осыпать собеседника гневными пощечинами.

– Кстати, вчера вечером вы проходили мимо моего дома?

– Да, – удивленно отозвался Вадим Иванович. – Поздно вечером. Я часто гуляю, когда сон не идет. В последнее время, слишком часто… Наверное, все дело в возрасте…

– Вы останавливались перед окном моей спальни?

Она понимала, что этим вопросом предает Стаса, но ничего не могла с собой поделать – фраза уже выскочила. Князев хмыкнул, вытащил из кармана сигару и посмотрел на небо.

– Да, на несколько минут. Смотрел на шторы, все никак не мог понять, чего у меня взгляд за них зацепился… А потом понял. У вас одна из штор висит наизнанку – вы не замечали?

Кира покраснела. Это было действительно так, но ей все было лень повесить штору нормально. Она разозлилась – и на свой глупый язык, и на Стаса, который своей подозрительностью поставил ее в дурацкое положение.

– А вы что подумали? – с усмешкой спросил Вадим Иванович, раскуривая сигару. Что я выискиваю в них щелку, дабы узреть в нее очаровательную гологрудую нимфу? Фи, Кирочка! Конечно, нужно быть идиотом, чтобы отказаться от такого зрелища, но это если в открытую. Я не подглядываю ни в окна, ни в замочные скважины и никак не гожусь на роль старого сластолюбца. Так что можете успокоить Станислава, что, общаясь с вами, я вовсе не изыскиваю возможности ухватить вас за какую-нибудь из ваших очаровательных округлостей.

– Неужели?!

– Ну, разве что чуть-чуть, – он ухмыльнулся, выпуская изо рта густой клуб дыма, тут же подхваченный порывом ветра. Подобравшаяся волна коварно хлестнула гальку у самых его ног, и Князев отступил на шаг. – Здоровье, увы, не позволяет… Это ведь он вам сказал, не так ли?

– Нет.

– Не врите. Что ж, его можно понять. Он ваш брат и он любит вас, – Вадим Иванович отвернулся и снова принялся смотреть на море. Кира вздернула брови. Спокойный тон „майора“ вовсе не обманул ее, и она осознала, что Стас не нравится Князеву. Возможно, даже больше, чем сам Князев не нравится Стасу. Это обидело ее и одновременно сбило с толку.

– Он очень хороший человек! – резко сказала она. Вадим Иванович пожал плечами.

– Вам виднее…

Кира сжала зубы, вспоминая прошедшую ночь, и вздрогнула, когда в память снова ворвалась та дикая боль, которую ей довелось пережить. Что же это было с ней и куда делось ее украшение?

Ты что – меня в чем-то подозреваешь?

– Так почему же вы не смогли заснуть этой ночью? – вдруг спросил Князев, повернувшись к ней, и Кира невольно вздрогнула. – У вас сегодня очень странный голос и, извините, конечно, выглядите вы не очень… Заболели?

– Нет. Да. Не знаю, – она попыталась найти какие-то слова, чтобы обратить все шутку, но слова почему-то не находились. – Наверное… Знаете, по-моему, ночью у меня был сердечный приступ… Во всяком случае, мне так показалось… была такая боль в груди…

Его рот приоткрылся, и по лицу мгновенно растеклось потрясение. Внезапно он превратился в незнакомца, далекого и непонятного.

– Что?! Что?!

– Конечно, я могу ошибаться, но это было очень похоже…

– Нет! – почти зло процедил Князев сквозь зубы. – Нет! Это невозможно!

– Почему? – искренне удивилась она, не понимая, почему он так разволновался. После секундной паузы Вадим Иванович глухо ответил:

– В вашем возрасте… это невозможно.

– Почему? Один мой знакомый, например, умер от инсульта, а ему было всего двадцать два. Так что вполне…

– Не говорите глупости! – он схватил ее за руку, прислушиваясь пальцами к ее пульсу. – А сейчас? Как вы себя чувствуете сейчас?

– Абсолютно нормально, – она скривилась. – Пустите, мне так больно!..

– Простите, – пальцы Князева исчезли с ее запястья. – Но это… Обязательно сходите к врачу – слышите?! Лучше всего сегодня. Знаю я вас, молодежь, забегаетесь и забудете, думаете, один раз пронесло, так и… С сердцем нельзя шутить! Не стоило вам бегать сегодня!

– А вам не стоило так волноваться из-за чужих проблем! – с издевкой ответила Кира. – Вас так сильно огорчит, если я внезапно отбуду в мир иной?

Выражение его лица внезапно стало таким страшным, что Кире показалось, что сейчас Вадим Иванович отвесит ей оплеуху. Но он только поправил очки. Она не видела его глаз, но чувствовала, что сейчас он смотрит точно ей в зрачки.

– Ты дурочка, – сказал он. – Какая разница, кого это огорчит, а кого нет?! Мне не нравится, когда с этим шутят!.. Тебе дали жизнь, так держи ее! Ты не представляешь, как это… просто ходить по земле, дышать, чувствовать ветер, видеть рассвет и море… или что-то другое… ты не поймешь этого, пока не… – Князев осекся, и почему-то Кира не посмела просить о продолжении.

– Мне пора домой, – тихо сказала она, и ее слова почти потерялись в шуме волн, но Вадим Иванович услышал их и кивнул, потом улыбнулся, снова став самим собой.

– Ладно. Побежите? – он снова перешел на „вы“.

– Побегу. На работу пора.

– Только до поворота бегите помедленней, чтобы я дольше вас видел.

– Это еще зачем? – удивилась она, и улыбка „майора“ превратилась в ухмылку.

– Когда вы бежите, на вас очень приятно смотреть сзади.

– Вадим Иванович, что вы себе позволяете?! – воскликнула Кира с притворной шокированностью, и он вздохнул.

– К сожалению, уже ничего, а хотелось бы… Ладно, пока.

Она дернулась было с места, но тут же остановилась и обернулась.

– Кстати, простите за любопытство, но чем вы занимаетесь? На пенсию не купишь столько дорогих сигар.

– Вы бестактны и дурно воспитаны, – Князев фыркнул, – но я вам отвечу. Ремонтирую видео и аудиоаппаратуру. Нечасто, но на жизнь хватает… Вы удовлетворены?

– Вполне. До свидания.

Добежав до поворота, Кира не выдержала и обернулась. Вопреки своим словам, Вадим Иванович не смотрел ей вслед. Он смотрел на море, и его темная фигура казалась на пустынном пляже удивительно к месту, словно это был его личный мир, в котором она, Кира, побывала лишь малозначительной гостьей, о которой забыли сразу же, как захлопнули дверь.

Почти возле самого дома она столкнулась с Владой, явно возвращавшейся с какого-то ночного веселья. Она шла неровно, ее волосы были растрепаны, а глаза от размазанной краски казались чернее, чем обычно. Губы расползлись в бессмысленной, никому не адресованной улыбке, куртка сползла с плеч и болталась за спиной. Сумка кружилась, хлопая девушку по ноге.

– Привет! – бросила Кира, пробегая мимо. Лицо Влады сразу же превратилось в холодную, угрюмую маску, и она что-то пробурчала ей вслед – явно что-то нелестное, но Кира только усмехнулась. Ее и удивляло, и забавляло то, что девчонка ее так открыто недолюбливает. Влада, пожалуй, осталась единственным человеком во дворе, от которого Кира до сих пор не получала ничего, кроме злобных взглядов. Хотя она и на прочих обитателей окрестных домов смотрела без особой приязни, и Кира не раз рассеянно думала о том, что для выражения своей глубокой индивидуальности Влада нашла далеко не лучший способ. Она пробежала мимо привычного бомжовского сообщества, которое завтракало, чинно усевшись кружком вокруг люка. Молодая бомжиха, что-то жуя, держала в руке треснувший „волшебный“ шар и трясла его, пристально и с каким-то детским восторгом глядя на кружащуюся внутри золотистую метель. Старуха тускло смотрела на нее и качала головой в грязном платке, что-то бормоча себе под нос.

– Тебе тут кое-что принесли, – сказал Стас, когда Кира захлопнула за собой входную дверь и столкнулась с ним в прихожей. – В столовой лежит. Похоже, этот тип не шутит… А я пошел. Пока.

Он чмокнул ее в щеку и выскочил за дверь прежде, чем Кира успела хоть что-то ответить. Сбросив кроссовки, она быстро прошла в гостиную и остановилась, изумленно глядя на роскошный букет темно-красных, почти черных роз, лежавший на столе. На атласных лепестках и округлых зеленых листьях сияли капли воды, в воздухе витал едва уловимый тонкий благородный запах.

Кира подошла ближе и взяла пристроенную на букете маленькую открытку, на которой был изображен пушистый котенок, который сидел, понуро уставившись на свои лапы с самым разнесчастным видом. Недоуменно улыбнулась и открыла ее.

„Умоляю, простите за ноги! Жду среды“

Вместо подписи был нарисован смайлик, и Кира фыркнула, глядя на фиолетовую рожицу, которая улыбалась ей как-то искательно. Покачала головой, потом схватила розы в охапку и с наслаждением уткнулась носом в нежные бархатистые лепестки. После чего выражение ее лица стало деловитым, и она внимательно пересчитала цветы. Роз было двадцать пять – немалые деньги, и она с удовольствием и интересом подумала о том, что, возможно, этот шикарный букет может предвещать весьма приятные изменения в ее жизни. Жаль только, что цветы не простоят долго. Ни одни цветы не выдерживали в этой квартире больше суток.

Наполнив водой самую большую вазу, Кира поставила розы в спальне, но темно-красные красавицы произвели неожиданный эффект – вместо того, чтобы украсить комнату, они настолько ярко подчеркнули всю ее обшарпанность, что смотреть на спальню стало противно, и она показалась Кире совершенно убогой. Она недовольно взглянула на цветы, но оставила их на прежнем месте. Потом перетряхнула свою постель, надеясь, что каким-то чудом кулон появился, но, разумеется, этого не случилось.

Позавтракав и собравшись, Кира вышла из дома – теперь уже в отличном настроении. Ветер немного утих, и на улице потеплело, но небо по-прежнему оставалось пасмурным. Она шла, весело стуча каблучками, и на ее губах то и дело против воли появлялась улыбка. Кира чувствовала в себе необычайную приподнятость и восторг, и даже с попавшейся навстречу Ниной поздоровалась так приветливо, что та остановилась на секунду, с обиженным удивлением глядя ей вслед.

Проходя мимо ореховой рощицы, Кира увидела Лорда, с деловитым видом сновавшего между деревьями. Лорд тоже увидел ее и застыл, внимательно разглядывая и насторожив острые уши, но Кира уже не смотрела на него. У угла дома стояли Князев и Софья Семеновна и о чем-то разговаривали. Кира не слышала слов, но, судя по их жестам, беседа носила бурный характер, причем Вадим Иванович явно напирал на старушку, и в его голосе, доносившемся до Киры, звучала отчетливая ярость. Софья же Семеновна всплескивала руками и отчаянно мотала головой, явно пытаясь в чем-то его разубедить. Внезапно лицо Князева задергалось, и он сделал резкий шаг вперед. Софья Семеновна отпрянула, и до Киры долетел обрывок ее возгласа:

– Я тебя уверяю… ничего… но ты не имеешь права!..

Князев мотнул головой и отвернулся, явно собираясь уйти. Софья Семеновна схватила его за локоть, и в этом жесте было что-то отчаянное.

– Старички поссорились… – недоуменно пробормотала Кира, и в этот момент что-то мягкое дотронулось до ее ноги, и она опустила глаза. Рядом с ней стоял Лорд, и в выражении его загадочных, умудренных глаз было что-то удивительно восторженное. Его хвост приветливо качался из стороны в сторону. Это изумило Киру. Обычно надменный пес едва удостаивал ее вниманием. Она наклонилась и погладила овчарку по голове, и хвост заходил из стороны в сторону так быстро, что за его движениями почти невозможно было уследить. Лорд сощурился и неожиданно тонко, по-щенячьи, тявкнул.