Текст книги "Коллекция (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)

– Все это так странно… но, знаете… а я и рада за вас… Должно же было появиться что-то хорошее… не все время же только боль и кошмары…

Софья Семеновна тихо прикрыла дверь, и спустя несколько секунд из прихожей долетел громкий хлопок. Кира тотчас же повернулась к Вадиму.

– Тебя… действительно… если…

– Тихо, – размеренно сказал он, прижимая указательный палец к ее губам. – Все, хватит разговоров. Не бери в голову. Мы ведь уже все решили.

– Ладно, хорошо, – потерянно сказала Кира. Она взглянула на часы и вдруг улыбнулась. – Завтра… До завтра еще так далеко! Знаешь, когда-то я с нетерпением ждала этого дня, а теперь мне не хочется, чтобы он наступал.

– Почему ты его ждала? – рассеянно спросил Вадим и потянулся за сигаретами.

– Так ведь завтра истекает срок, указанный в завещании. Завтра мы со Стасом станем окончательными владельцами… если только комиссию не смутит, что я оборвала в квартире часть обоев. Да, чудный подарок бабка сделала мне, ничего не скажешь! Надеюсь, там, в том мире, она теперь на таких же правах, как и остальные тени… если, конечно, попала туда…

– Подарок? – он повернулся, и его рука застыла в воздухе. – Почему именно тебе? Стас тоже…

– Так у меня день рождения завтра, – Кира хмыкнула. – Мы еще тогда посмеялись со Стасом – мол, приурочила… Да, такой…

– Во сколько завтра?! – Вадим схватил ее за плечи, и Кира невольно ойкнула от боли.

– Ты что?!.. Ну, если считать завтра тем, что начнется сегодня после двенадцати, то в тринадцать минут первого ночи, а что?

– Одевайся! – Вадим спрыгнул с кровати. – У тебя дома остались какие-то важные для тебя вещи?!

– Еще бы, а что? – недоуменно спросила Кира.

– Тебе лучше забрать их прямо сейчас. И уехать тебе лучше прямо сейчас! Елки, и почему я раньше тебя не спросил?!.. Я не верю в подобные совпадения, и даже если я ошибаюсь, тебе все равно следует еще сегодня оказаться как можно дальше отсюда!

– Подожди… но почему?!

– Потому что сегодня новолуние.

V

Уже на выходе из подъезда их остановил один из престарелых соседей Вадима по подъезду и принялся гневно что-то рассказывать про коммунальные системы, предстоящую зиму, в которую обещают дикие холода, и полнейшее равнодушие рэповских работников. Вадим нетерпеливо кивал, что-то бормотал в ответ, поглядывая в сторону дома Киры, и порывался уйти, но сосед вцепился, как клещ, то и дело вскрикивая: „Нет, ты подожди!“ – и хватая Вадима то за рукава, то за пуговицу рубашки, и каждая новая попытка Князева улизнуть вызывала еще более жаркий всплеск эмоций. Кира скромно стояла в сторонке, глазами делая Вадиму знаки не дергаться и вести себя как обычно. Он снова выглядел так, как все свое время жизни в этом дворе, его ладонь опиралась на трость, сгорбленные плечи прикрывала старая мешковатая рубашка с длинным рукавом, глаза закрывали темные очки, а на голове была летняя шляпа с дырочками. Кира настояла, что раз он хочет ее сопровождать, пусть возвращается к прежней внешности – нельзя было разрушать все в один миг. Вполне возможно, что если кто и наблюдал утром их возвращение, то решил, что ему померещилось. Сосед Вадима вел себя как обычно, и Вадиму тоже следовало вести себя, как обычно, то есть, как примерному жильцу, интересоваться коммунальными системами собственного дома.

– Слушай, Андреич, может во дворе поговорим, а – я как раз туда иду…

Услышав это, Кира незаметно подмигнула Вадиму и мотнула головой, давая понять, что пойдет вперед. На его лице отразилось явное неудовольствие, и он уже хотел было что-то сказать, но она повернулась и направилась к ореховой рощице. Летний вечер был светлым, все кругом хорошо просматривалось, двор был полон людей, вдоль дороги нескончаемым потоком сновали пляжники, так что сейчас ей точно ничего не грозит. Это вам не Владина квартирка, дверь в которую можно было захлопнуть и вытворять все, что вздумается.

Она оглянулась – Вадим и его сосед медленно шли следом, разговаривая. Кира подняла голову и посмотрела на небо, где уже просыпались первые звезды. Луны не было, и без нее небо казалось каким-то осиротевшим. На Киру накатил безотчетный страх, но приступ тотчас же прошел, и, поправив бретельку еще слегка влажной после стирки майки, она пошла дальше.

Когда Кира вошла в крошечную ореховую рощицу, из зарослей сирени возле дома Вадима с треском выломился мальчишка, следом за ним выскочил весело тявкающий спаниель, и оба унеслись в сторону моря. Внезапно она загрустила, глядя на окрестные дома, на освещенную витрину ларька, на скамейки, где посиживали обитатели двора. Уезжать не хотелось отчаянно – и не только из-за Вадима. Она успела привязаться к этому месту – даже к этим людям, которых видела изо дня в день и которых, как оказалось, так и не успела узнать. Шумные, сварливые, веселые, а на деле – тихие, осторожные и напуганные. Иные переступают через свой страх, а иные так и идут по жизни, опустив голову и покорно слушая его шаги рядом с собой, – идут тихо, как тени, и живут тенями, и тенями беззвучно и незаметно уходят в небытие.

Кира остановилась и вытащила из сумочки сигареты, с легкой улыбкой глядя, как по дорожке через парк в сторону двора вприпрыжку бежит Настя, пиликая игрушечным мобильником, а следом, далеко отстав, идет Нина и что-то раздраженно кричит внучке. Все было как обычно. Она уедет, а здесь так ничего и не изменится… но квартира будет закрыта до тех пор, пока не решат, что с ней делать, и никто больше никого в нее не пригласит. Стас в больнице… если его еще можно назвать Стасом…

Сунув сигарету в рот, Кира пошарила в сумочке, но зажигалки не было, и она вспомнила, что та так и осталась валяться в машине Стадниченко. Кира подняла руку, чтобы вытащить сигарету, и тут рядом с ней что-то щелкнуло, и вспыхнул крошечный огонек. Ахнув, она отшатнулась, уронив сигарету.

– Ты чего? – удивленно-обиженно спросил Сергей, вышедший из-за орехового ствола. – Я думал, ты ко мне идешь – разве ты меня не видела?

– Нет, – ответила Кира, осторожно отступая назад. – Что ты тут делаешь?

– Тебя жду… Зайдем к тебе, поговорим?.. Ты что… ты из-за машины что ли? Думаешь, я накат пришел делать?! – его голос стал еще более обиженным, и Кира остановилась, недоуменно моргая.

– Сереж, ты?

– Ну а кто еще? – озадаченно спросил Мельников, оглядываясь по сторонам. – Как там Стас?

– Стас… Где ты был?! Тебя все ищут!

– Я был болен, – с легкой хрипотцой ответил Сергей, поднося ладонь ко лбу. – Очень болен.

Кира подумала, что тут Сергей, похоже не врет – даже в этих легких сумерках его лицо казалось нездорово бледным, и он то и дело вздрагивал, словно его бил озноб. Она действительно очень давно его не видела… или раньше просто не замечала, какой он высокий и какие у него широкие плечи. Ей показалось, что Сергей прилично пополнел, и даже щеки его стали пухлыми, но из-за бледной кожи лицо выглядело не откормленным, а одутловатым. В левой ноздре засохла узкая полоска крови, и пока Кира смотрела на него, из правой ноздри Сергея вдруг заструился кровавый ручеек, и кровь закапала с подбородка. Он качнулся назад, вскидывая к лицу руку с платком, и Кира заметила, что платок сплошь покрыт расплывшимися красными пятнами.

– Мне плохо, Кира, – прошептал Сергей и протянул к ней свободную руку. – Что со мной?

В памяти вдруг на мгновение всплыл тот далекий, уже забытый парень, выглядывающий из окошка „вектры“ и весело болтающий всякую чепуху, и неосознанно она сделала шаг вперед, подтолкнутая некоей глубинной жалостью, – слишком испуганными и несчастными были обращенные на нее бутылочно-зеленые глаза… и тут же сзади чей-то незнакомый, резкий и злой голос крикнул:

– Кира!.. Назад!

Окрик хлестнул ее наотмашь, словно крепкая пощечина, мгновенно отрезвляя и подчиняя себе, она отшатнулась, но Сергей с неожиданной проворностью метнулся следом и успел поймать за правое запястье, мгновенно повернул Киру спиной к себе, словно когда-то на занятиях, и поддернул вывернутую руку вверх, одновременно сжимая пальцы спереди по обе стороны горла, и вместо вопля боли у нее получилось лишь слабое шипение. Голова мгновенно начала кружиться, и в висках мелко застучало.

Вадим каким-то образом оказался уже совсем рядом, всего в шаге, промахнувшись, может быть, лишь на несколько сантиметров. Он легко чуть качнулся в сторону, но руку Киры поддернули еще выше, и от боли она, чуть присев, выгнулась дугой, глядя слезящимися глазами в бархатистое звездное небо. Она попыталась ткнуть Сергея острым каблуком босоножка, но не смогла пошевелить ногой – боль от заломленной руки распустила щупальца по всему телу и не давала двигаться. Он потянул ее назад и остановился между двумя деревьями. Их стволы были недостаточно толстыми, чтобы спрятаться за ними, и все же они более-менее теперь скрывали их и со стороны дороги к морю, и со стороны двора, где в сгущающихся сумерках по-прежнему сонно жужжали чьи-то голоса и рассыпался звонкий женский смех.

– Тихо… – негромко сказали сзади, – тихо, т-с-с… спокойно, Вадик, или я раздавлю ей гортань… Я ведь еще помню, как это делается. К тому же, кругом полно людей… и они тоже могут пострадать… Так что… ведите себя естественно… просто встреча старых друзей, и двое из них… как раз решили обняться… Вот так, хорошо… Кирочка, ты ведь будешь умницей – кричать не станешь?.. и я тебе дам подышать, ага?

Она слабо дернула головой, и ее руку чуть отпустили, а хватка на шее стала не такой крепкой, и в легкие просочилось немного воздуха. Головокружение чуть унялось, и в мозгу мелькнула нелепая досада: и почему все норовят ухватить ее за горло?.. Вадим стоял, казалось, расслабленно, лишь едва-едва, почти незаметно, покачиваясь из стороны в сторону. Лицо его было непроницаемым, жесткий, внимательный взгляд обшаривал людей перед ним сверху донизу, и сейчас, несмотря на человеческий облик, человеком он уже не казался – теперь это был хищник, сильный и смертельно опасный, упорно ищущий малейшую слабинку в позиции противника.

– Смотрю, с бабами все так же тяжело… а, Вадик? – насмешливо произнес человек. – Всем нам с ними тяжело… говоришь им, говоришь… а они все равно делают по-своему. А мы потом расхлебывай!.. Уж за три года ты-то успел это понять?.. Три года, елки!.. Только когда оказался здесь, узнал… Я думал, лет сто прошло… Там-то нет времени… там вообще ни черта нет!..

– Ты кто?.. – едва слышно прошептала Кира. После такого обращения уже было ясно, что это никак не Сергей, и она проклинала себя за то, что оставила Вадима с соседом и ушла вперед. Сзади усмехнулись, и на спину ей закапало что-то теплое – по-видимому, у держащего ее человека по-прежнему шла кровь.

– Скажи даме, Вадик, кто я? Ты ведь… учуял, я же вижу, сосед.

– Это Пахомов, – спокойно произнес Вадим, и то, что раньше было Сергеем, снова хохотнуло.

– Вот именно, ворюга, я Пахомов!.. хоть и мало от меня… осталось… Черт, так странно видеть, как собственное тело разгуливает без тебя… А ты его сильно запустил, я гляжу. Хотя девочке, похоже, оно по вкусу… Ты знаешь, кто он, Кирочка?!.. Я-то хорошо знаю… – Пахомов насмешливо защелкал языком, потом зло прошипел: – Ты украл мою жизнь, мудак, страж хренов! Украл мое тело! А меня бросил в этом проклятом месте!.. Ты имеешь представление, где я был все это время?! – человек чуть наклонился, и Кира затылком почувствовала его горячее, влажное дыхание. – Странное место… Там все иначе… Там даже можно стать философом… в те моменты, когда что-то соображаешь… когда нет боли… да, девочка, боли… раньше я не знал, что для того, чтобы чувствовать боль, вовсе не обязательно иметь нервные окончания… и прочую анатомию… И там можно очень хорошо научиться ждать… быть терпеливым, быть сдержанным… настолько, что, вернувшись… не кинуться прочь… пообщаться со Стасом… приметить, кто подглядывал за твоим возвращением… А я ведь помнил эту девчушку… еще когда жил тут… Забавный цыпленок, жаль, что так вышло… ну, так это и не я, ребята – это уже не я… Я только привел…

– Что тебе надо? – негромко спросил Вадим, и хватка на горле Киры еще чуть-чуть ослабла.

– Если б надо было только мне… – произнес Пахомов с внезапной печалью. – Но в том то и беда… Я бы все сделал совсем не так и не здесь… Я и говорить-то с вами не хочу… но я тут уже ничего не решаю… Эти твари… им лишь бы жрать да жрать!..

– Мести хочешь? – просипела Кира. – Радовался бы, что на свободу вырвался, дурак!..

– А я и радовался, пока мог… – ласково шепнул он. – Но теперь… ничего не могу… пока не выполню уговор! Вы думаете, мне поверили на слово?! Вы думаете, они отпустили меня одного?! Там теперь все иначе… сосед…

В лице Вадима, смотревшего поверх головы Киры, на мгновение что-то изменилось, дрогнуло… и внезапно она поняла, как беглецу удавалось свободно разгуливать по ее квартире, почему Вадим не смог найти сбежавшего стража, и почему в квартире Влады произошло не просто убийство, а настоящая бойня. Тот мир и вправду был непредсказуемым местом. Впервые человек и стражи сбежали вместе… самый сильный человек и самые сумасшедшие стражи… и уже нет времени предаваться пространным размышлениям о том, как такое возможно.

– Так что, не хочу я никакой мести, девочка, – почти весело сообщил Пахомов. – Вообще-то я бы хотел обратно свое тело… Это было неплохим… но оно разваливается. Здесь слишком тесно… слишком… И мне бы для начала хоть в одиночестве остаться, что ли…

– Вадим! – долетел со двора звонкий голос Софьи Семеновны. – Что там у вас такое?!

– Все нормально! – крикнул Вадим, не глянув на нее, чуть повел головой из стороны в сторону, и Кира заметила, что теперь он стоит ближе к ним с Пахомовым, чем стоял раньше. В его широко раскрытых глазах вдруг затанцевали, разгораясь, вишневые искры, и она тотчас же прошептала:

– Нет, Вадик, пожалуйста… Только не это…

– Да, послушай ее, сосед, – авторитетно произнес Пахомов, на мгновение скосив глаза в сторону дороги, где несколько человек, остановившись, украдкой с недоумением поглядывали на них, делая, впрочем, вид, что остановились просто так, и Вадим незаметно придвинулся еще чуть ближе. – И послушай меня… Ей спрятаться все равно негде… квартира не защитит… от них… Там мятеж уже давно назревал. Видишь ли, слуги верны своим хозяевам, когда те их хорошо кормят. Но когда еды становится мало, понятие верности для слуг превращается в нечто весьма легковесное. Когда ты сбежал, мало кто этим заинтересовался – еды было достаточно, но теперь все иначе. Люди сбегали – иногда – некоторых из стражей наказывали за это, но еда все равно была. А теперь времена изменились. Они знали дорогу – ты, Вадим, показал им ее… но теперь и она для них отрезана. Один из хозяев оказался слишком мягкосердечен и скуп, другой теперь и вовсе при смерти. Они ведь… все там слышат, – он улыбнулся окровавленными губами, но на этот раз в его улыбке не было ничего человеческого. Кровь уже не просто капала, а бежала с его подбородка тонким ручейком. – Ждать нового хозяина… Черт знает сколько времени это может занять. И этот дом… он слишком стар, он может просто рухнуть в один прекрасный день, и окно закроется. Когда его откроют и где… Поэтому они больше не хотят ждать… хотят в большой мир… хотят добывать еду самостоятельно. Но вся проблема в том, что люди не появляются больше перед стенами. Ни люди, ни псы – никто. И в ближайшее время не появятся, я так понимаю. Этот парень был последним, кому… ну, вы знаете… Поэтому… отдайте мне ключ. Они… говорят, что… сегодня его… можно отдать… Ключ, который поможет открыть тот мир и выпустить стражей. Тени так и останутся тенями, но стражи – это совсем иное, и миры для них равноценны. Ты ведь уже убедился в этом, Вадик? Они ждали тебя… но ты их кинул. Отдайте мне ключ… сейчас… или… они возьмут его сами… но вам это не понравится… – пальцы Пахомова снова чуть сильнее сжали горло Киры. – Ну живее… имейте же совесть… я не хочу тут кровью истечь!..

– В сумке ключ… в сумке… – прошептала она, и сзади хрипло засмеялись.

– Да не тот… хотя и он понадобится… Мне нужен кристалл, солнышко… Черный камешек… в оправе из листьев… ну ты знаешь…

– У меня его нет. Стас забрал его…

– Нет, он у тебя – и прямо сейчас! О, Вадик уже догадался – вижу по его физиономии… черт, чуть не сказал, по своей!.. – существо заговорщически подмигнуло Князеву. – Он у тебя в груди, Кира. Внутри тебя. Странно, что ты этого так и не поняла.

– Что?!

– Он так сросся с тобой, что уже не разобрать, где он, а где ты… И если не отдашь его добровольно, им придется просто счистить тебя с него. Грустно, но что поделать?

Несмотря на то, что вечер уже стал совсем густым, глаза Вадима были видны совершенно четко, и впервые в жизни Кира увидела в этих глазах неподдельный ужас, который, верно, был отражением ужаса в ее собственных глазах. Хватка на горле, боль в вывернутой руке – все это мгновенно перестало иметь всякое значение, и, не сводя с него взгляда, Кира вдруг поджала ноги, и Пахомов невольно чуть качнулся вперед, увлекаемый неожиданной тяжестью, потом сразу же дернул ее обратно, в плече что-то легко хрустнуло, и под кожей будто растекся расплавленный металл, но уже было поздно, момент был потерян, и в следующее мгновение железные пальцы неожиданно отпустили ее горло, царапнув напоследок по коже ногтями. Вадим, держа Пахомова за нелепо вывернутое запястье, нанес удар куда-то поверх плеча Киры, и там что-то чавкнуло. Ее рука освободилась, и Князев сразу же оттолкнул ее в сторону. Не устояв на ногах, Кира шлепнулась на сухую траву, чуть не сунувшись носом в раздавленную пивную баклажку, и взвыла от боли в плече. Во дворе кто-то что-то выкрикнул, сзади раздался звук удара, чей-то злой возглас, снова удар, и она повернулась, перекатившись на бок и примяв сумочку, ремешок которой все еще обвивал ее предплечье. Вадим стоял неподалеку, загораживая ее, а Пахомов медленно пятился назад. Его лицо было разбито, рубашка спереди совершенно промокла от крови, но он смеялся – низко, трескуче.

– Беги! – рявкнул Вадим, не повернув головы, и ринулся к Пахомову, который уже валился на колени, но раньше, чем подошвы туфель Князева оторвались от земли, тело Пахомова стремительно окуталось серым туманом, который сразу же словно взорвался, выбрасывая на свободу три огромных, мощных, черных собачьих тела, распластавшихся в прыжке, но еще в воздухе их встретил почти мгновенно выметнувшийся из такого же серого облака остроухий пес. Пролетев наискосок, он сшиб двоих стражей на землю, третий приземлился чуть правее и рванулся было к Кире, прожигая ее страшными горящими глазами и распахнув пасть, но пес тотчас же вывернулся из гигантского клубка мельтешащих и рычащих тел, в прыжке ударил стража грудью в заднюю часть тела, и того развернуло. Пес коротко рванул его за бок, ловко увернулся от дернувшейся навстречу оскаленной морды, и тотчас же вцепился в приоткрывшееся местечко на шее, одновременно заваливая стража на бок и подминая его под себя, в этот момент на него налетели двое других, и все совершенно смешалось в мелькании тел, лязге челюстей, рычании и коротких болезненных взвизгах. Во все стороны полетели клочья шерсти и вывернутые комья земли. Во дворе кто-то громко закричал, со стороны дороги послышался топот бегущих ног.

Кира, перевернувшись, по-крабьи пробежала несколько метров вперед, ее занесло, она снова повалилась на бок и вдруг почувствовала, что рука уже не болит совершенно. Она вскочила, тут же нагнулась, подхватывая отброшенную трость Вадима и вдруг увидела Настю, которая стояла совсем рядом и смотрела на происходящее, широко раскрыв рот и без всякого страха на лице.

– Лезь на дерево! – отчаянно завопила Кира и тотчас дернулась в сторону, уворачиваясь от наскочившего стража – жуткое подобие будьдога-переростка со сверкающими вишневым глазами. Краем глаза она увидела, как девчонка, подпрыгнув, ухватилась за сук, сама тут же завизжала и прыгнула за дерево, развернулась и на коротком размахе саданула стража тростью по уху. Что-то хрустнуло, но трость выдержала. Страж, слабо взвизгнув, на секунду остановился, глядя на нее почти с человеческим изумлением, потом снова рванулся вперед и налетел на трость, которую Кира успела выставить перед собой, как копье. Мощные лапы с силой ударили ее в плечи, опрокидывая на землю, и челюсти лязгнули где-то совсем рядом с лицом. Происходи все дело в кино, трость, несомненно, проткнула бы стража, как спица тающий кусок масла, и дальше все было бы просто замечательно… но трость всего лишь на мгновение удержала его на расстоянии, и гладкая ручка почти сразу же вывернулась из пальцев Киры под тяжестью мощного тела. Она ухитрилась вскинуть ноги и лягнуть стража каблуками в мускулистую грудь, но распахнутая пасть, сверкая огромными клыками, уже летела навстречу, и Кира, дико заорав и мало что соображая, со всей силы ударила кулаком, целясь во влажную черную мочку носа стража – и попала, располосовав нос серебряным перстнем. У собак нос являлся одной из наиболее чувствительных частей тела, и страж в этом отношении полностью им соответствовал – кубарем скатился с Киры почти с щенячьим визгом и ошалело замотал головой, растирая пострадавший нос лапами. Хрипло дыша, она вскочила, но сейчас же что-то ударило ее в спину и швырнуло на землю. Тут же раздался громкий рык, сухо хрустнула чья-то сломавшаяся кость, Кира попыталась ползти, но по ней тотчас же кто-то пробежал, невежливо вдавив лицом в землю. Неподалеку завизжали – громко, отчаянно, и она перевернулась, хватая губами горячий воздух. Где-то совсем рядом неожиданно грохнул ружейный выстрел, и из ствола ближайшего дерева полетели мелкие щепки, и с самого дерева кто-то истошно заорал:

– Офонарел?! В собак стреляй, дебил – не в меня!..

– Перестань… ты же в него попадешь!.. – послышался крик Софьи Семеновны, и следом тут же раздался еще один вопль – на этот раз детский и восторженный:

– Дядя Вадик, как ты так делаешь?!

Кира попыталась встать, цепляясь непослушными пальцами за ореховый ствол. В нескольких шагах от нее бился в агонии бульдог-переросток с разорванным горлом, из которого хлестала темная кровь, мгновенно впитываясь в иссушенную землю. Стражи и пес стояли чуть дальше, пригнувшись и примеряясь друг к другу – все трое страшно изорванные и окровавленные. Один из стражей походил на обычную, хоть и беспредельно жуткую дворнягу, другой же привел бы в священный ужас всех любителей пуделиной породы. У стража-пуделя не хватало уха, а плечо было разодрано до кости, страж-дворняга ослеп на один глаз, у пса подгибалась перекушенная передняя лапа. Кира в ужасе задохнулась – и дело было даже не в том, что Вадиму этих двоих никак не сдержать. Стражи подергивались из стороны в сторону, жадно поглядывая на нее, но пес не уступал дороги, глухо рыча, и Кира знала, что он не уступит ее никогда и хорошо понимала, что это „никогда“ закончится очень скоро – вместе с его жизнью. Она развернулась – взгляд выхватил из сумеречного двора рваные, как вспышки, картины – бегущая к роще Софья Семеновна, столпившиеся у подъездов люди, готовые в любую секунду заскочить внутрь, их искаженные лица, и смешанное с ужасом узнавание на некоторых из них, Сан Саныч с переломленной двустволкой на руке, пытающийся дрожащими пальцами запихнуть патроны и что-то неразборчиво кричащий. Страх быть разорванной заживо толкнул ее к дому, и Кира даже пробежала несколько шагов, но тут позади снова началась драка, и повернувшись на бегу, Кира увидела, как стражи и пес атакуют друг друга веером яростных наскоков, и стражи расходятся все дальше друг от друга, и один из них вот-вот окажется у пса за спиной – и либо кинется на нее, либо вцепится псу в незащищенный загривок. И тогда, не выдержав, она закричала – и к этому дикому крику, выхлестнувшемуся из самого сердца примешалось что-то еще – что-то, что воскресило в груди знакомую боль и зажгло ярким золотом тонущие в черноте расширенные зрачки глаз, – и крик стал темным, и в нем был призыв. И призыв был услышан – и в окрестных домах, и далеко за пределами двора.

Но откликнулись на него не люди.

* * *

Толстенький тыловик – капитан второго ранга – вышел на свою ежевечернюю прогулку к пивному ларьку неподалеку от парка, и рядом с ним, на поводке, как обычно тяжело трусил пожилой лоснящийся лабрадор, к старости ставший непомерно толстым и ленивым. Он переваливался из стороны в сторону с величавой неохотой, словно кубинская матрона, раздраженный, что его сдернули с мягкого кресла, где ему спалось необычайно хорошо, даже невзирая на жару. Казалось, что вот-вот, на следующем же шаге лабрадор повалится на дорогу и уснет, и поэтому капитан был удивлен до чрезвычайности, когда пес вдруг бодро вскинул голову, словно к чему-то прислушиваясь, а потом резко рванулся вперед, дернув поводок. От неожиданности хозяин разжал пальцы, и лабрадор помчался куда-то в полумрак с такой прытью, которую не проявлял даже в щенячьем возрасте.

– Рэй! – завопил тыловик, кидаясь следом. – Рэй! Ко мне! Рэй!

Какой там – только когти по асфальту зацокали. И тотчас же мимо тыловика бок о бок молча пронеслись две немецкие овчарки, за которыми поспешал, отстав самую малость, квадратный мускулистый стаффордшир. Едва не сбив его с ног в том же направлении промчалась стайка пыльных малорослых дворняг, целеустремленно вытянув морды, словно шли по запаху чего-то необычайно вкусного. Из подъезда, который он вот-вот должен был миновать, выскочила такса и кинулась за дворнягами, волоча за собой поводок. Следом выбежала встрепанная женщина, истошно вопя:

– Джина! Джина!

– Тай! – закричал кто-то позади. – Тай, твою мать! Куда тебя понесло?! Тай!

Тыловик, повинуясь внезапно проснувшемуся инстинкту, резво отпрыгнул к бордюру – и вовремя – по дороге с сумасшедшей скоростью, словно сорванный ураганом башенный кран, шумно дыша пролетел огромный мастино, под которым, казалось, содрогался асфальт.

– Что ж это такое? – озадаченно пробормотал капдва и тут же дернулся в сторону, когда в одном из окон второго этажа, под которым он стоял, послышался грохот, крики и звон бьющейся посуды. Он вскинул голову, и в этот момент окно с дребезгом расплескалось, и в палисадник вместе с тучей осколков вывалился здоровенный ротвейлер. Тотчас вскочив и не удостоив вниманием застывшего неподалеку человека, ротвейлер развернулся и помчался куда-то в глубь дворов, где исчезли и прочие псы, сильно хромая и печатая на асфальте кровавые следы. Откуда-то со стороны автостоянки пробежала кавказская овчарка, звеня длинным обрывком волочащейся цепи, и тыловик встрепенулся, услышав и вблизи, и вдалеке перепуганные и злые крики. Белым призраком мимо него промелькнул азиат, вскинув обрубок хвоста, а следом за ним хлынул настоящий собачий поток – дворняги, овчарки, питбули, бульдоги, таксы, боксеры, афганы, спаниели – с обрывками поводков и без них, бегущие молча и пыхтящие от жары и натуги. Облезлая дворняга бежала плечо к плечу с ухоженной многосотнедолларовой бразилейро, и в их движениях и поблескивающих глазах была одинаковая целеустремленность. Пушистый ярко-рыжий чау летел вперед, словно разъяренный медведь, походя расшвыривая путающихся под ногами коротколапых откормленных ши-тцу и французских бульдожек. Собаки вылетали из подворотен, выскакивали из подъездов, кто-то проламывался и сквозь оконные стекла, и больше всего перепуганного тыловика поразило даже не их количество, а то, что псы бежали молча и решительно, и ни один даже не сделал попытки повернуть назад или отвлечься на что-то. Это была стая – слаженная, сбитая, бесстрашная, и казалось, что ее позвал кто-то, чьего зова ослушаться было невозможно.

* * *

Самым первым в гущу свалки врезался Лорд, вцепившись в спину одного из стражей, следом подоспела, отчаянно пыхтя, толстая Буся, неожиданно лихо подпрыгнула и повисла у стража на хвосте, накрепко сомкнув челюсти, а за ней один за другим налетели подбежавшие псы, и люди, остолбеневшие у подъездов, смотрели, как погружающийся в полумрак двор со всех сторон захлестнуло собачье наводнение, неумолимо стекавшееся в ореховую рощицу, и среди них мелькала женщина с летящими по вечернему ветру черными волосами, в зрачках которой кипело расплавленное золото. Настя, обхватив толстый ореховый сук руками и ногами, жадно смотрела вниз, незадачливый пляжник, сидевший на соседнем дереве, деревянно бормотал:

– Ну ни фига себе пошел на море… ни фига себе…

– Вадим, перейди! – отчаянно завопила Кира, расталкивая псов и протискиваясь к стражам, в которых уже вцепились десятки челюстей. – Перейди, или они могут и тебя убить!.. Выпустите его!..

В волнующемся море собачьих спин в одном месте появилась промоина, и оттуда выскочил человек. Спины тотчас же снова сомкнулись, и откуда-то из самой середины свалки к небу взметнулся агонизирующий вой стража, заживо раздираемого на клочки. Человек сделал несколько быстрых шагов в сторону двора, пошатнулся и начал было валиться набок, но Кира подскочила к нему и обхватила за талию, подставив перепачканное в пыли плечо. Левая рука Вадима, изорванная в нескольких местах, безжизненно висела, и из раны торчала сломанная кость, с шеи был сорван клок кожи, обнажив мышцы, а из глубоко разодранной спины хлестала кровь, в полумраке казавшаяся черной. Его пальцы больно впились Кире в плечо, и он хрипло прошептал, глядя прямо в страшные, сверкающие золотом зрачки.

– Остановись… Отпусти их сейчас же… Ты же срастешься с ним еще больше, Кира!..

– А может, оно и к лучшему?.. – мрачно спросила она, и в ее голосе послышалось странное злорадство. – Пусть заканчивают… Держись крепче… давай отойдем… Я приняла тебя тем, кто ты есть, прими и ты меня…

Кое-как она отвела его подальше от ореховой рощицы – туда, где стояли скамейки, и с каждым шагом Киру все больше начинало трясти. За спиной стихали последние звуки драки, слышались крики хозяев, зовущих своих псов. Где-то вдалеке заливалась сирена.

До скамеек им дойти не дали – чей-то резкий голос зло крикнул:

– А ну стоять!

Кира обернулась, и Вадим тотчас же отпустил ее плечо и выпрямился, глядя на Сан Саныча, который стоял метрах в восьми от них, уставив Вадиму в грудь ствол старого ружья, с которым хаживал на фазанов почти каждую осень – короткие вылазки и, как правило неудачные, потому что вдали от города удавалось нормально протянуть лишь несколько часов. Его лицо было искажено бешенством, и сзади к нему постепенно – один за одним подходили прочие жильцы Кириного и окрестных домов, образовывая полукруг.

– Я видел! – глухо сказал он. – Я тебя узнал, сволочь! Ты – один из тех… Что – выследили?! Пришли за мной даже сюда?!..