Текст книги "Дарители (СИ)"
Автор книги: Мария Барышева
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 49 страниц)
– Ну, где же ты?! – прошипела она нетерпеливо и взглянула на часы. – Быстрей, быстрей!
У дальнего конца ее длинного дома появились два ярких пятна, которые начали медленно продвигаться вперед, и Наташа напряглась. Ее зубы нервно прокатывались по нижней губе, сминая ее и сдирая кожу. Пальцы крепче сжали пистолет, потом она недовольно взглянула на него и сунула в карман плаща. В этот момент дверь подъезда наконец-то отворилась, и из нее выскочила темная человеческая фигура, а следом за ней – еще одна, и они помчались к противоположному концу дома беззвучно, как призраки, – стекло не пропускало звуков с улицы. Второй человек бежал грузно, тяжело, начав довольно быстро отставать, а потом и вовсе остановился, когда между ним и преследуемым вдруг вклинился неизвестно откуда взявшийся дряхлый «жигуленок». Открылась дверца, «жигуленок» проглотил бежавшего и исчез так же неожиданно, как и появился, а вахтер, судя по его жестам, грязно ругаясь, повернул обратно к подъезду, возле которого как раз притормаживал темный «блейзер». Дальше Наташа смотреть не стала и ушла с лоджии. На ходу она провела рукой по щеке, удивленно посмотрела на свои мокрые пальцы, потом вытерла их о плащ, который сполз уже до локтей и волочился следом за ней, точно неопрятный шлейф. Пистолет в кармане стучал ее по бедру – ощущение было странным и не лишенным забавности.
По дороге в ванную Наташа с запоздалой досадой вспомнила о сигаретах, которые забрал Слава – в пачку она засунула тщательно сложенный план баскаковского дома, который только сегодня передал ей Шестаков. Конечно, это не так уж страшно – Илья живенько нарисует новый, главное, чтобы план не попал не в те руки. Остается надеяться, что Слава вовсе не заметит бумажки, а если заметит – не придаст ей особого значения.
В дверь требовательно позвонили – раз, другой, третий. Наташа, сидя на креслице возле ванны, лениво повернула голову в сторону двери, промокая вымытое лицо полотенцем. Она не пошла открывать, а вместо этого вытянула ноги и ее взгляд ушел на потолок, бездумно скользя по мягко светящимся квадратам, за которыми прятались лампочки. Только когда щелкнул замок входной двери – у Баскакова был свой ключ – Наташа встала и сбросила плащ на пол. Пистолет уже давно лежал в ее сумочке, в гостиной. Она внимательно и придирчиво оглядела себя в зеркало, потом прижала к прохладной поверхности ладонь и шепнула своему отражению:
– Ты красивая… Ты такая красивая!
Отражение вернуло ей восхищенный взгляд. Наташа повернулась и толкнула дверь и из ванной вышла уже Анна. Внизу раздались торопливые шаги, потом встревоженный голос:
– Аня! Аня, ты где?! Аня!
– Иду! – крикнула она, быстро прошла через спальню и начала спускаться. Баскаков стоял у подножия лестницы. Увидев ее, он взбежал по ступенькам и схватил Анну за плечи.
– Анечка, что случилось?!
Она вырвалась и прошла мимо, в гостиную. Остановилась, глядя на уже подсыхающее пятно крови на паркете – ее собственной крови.
– Аня, не молчи! Кто это сделал?!
И тут она, стоявшая спокойно, вдруг превратилась в вихрь – разгневанный и в то же время испуганный. Она заметалась по комнате, расшвыривая вещи. Под руку ей подвернулась ваза и вдребезги разлетелась о стену в нескольких сантиметрах от огромного телевизора. Голос, заполнивший гостиную был высоким и сильным, но не истеричным – в нем была злость напуганного и оскорбленного человека. Она обрушилась и на Баскакова, и на дом, и на систему охраны, которая позволяет всяким уродам вламываться к ней в квартиру и приставлять к горлу нож. Анна бушевала, а Баскаков не мог отвести от нее глаз, плохо разбирая, что она говорит – бурные эмоции делали ее особенно притягательной.
– Подожди, – произнес он с трудом, проводя по лицу ладонью, словно стирая невидимую паутину, – говоришь, он убежал, когда я позвонил? А ты его точно раньше не видела?
– Разве я говорю недостаточно разборчиво?! – она остановилась и повернулась к нему лицом. Ее пиджак распахнулся, грудь под синим кружевом лифчика бурно вздымалась. Баскаков шагнул к ней, потом резко повернулся, доставая телефон.
– Не волнуйся, Аня, успокойся. Сейчас я все устрою.
Он вышел из гостиной и едва его широкая спина скрылась за округлой стеной холла, как лицо Наташи стало спокойно-расслабленным. Она взглянула на диван, где лежал огромный букет роз и стоял пакет, подошла, коснулась ногтем белого глянцевого лепестка, потом вытащила из пакета бутылку вина, прочла название на этикетке и улыбнулась.
Когда Баскаков вернулся в гостиную, там никого не было. Он прошел в столовую, огляделся, потом крикнул:
– Аня!
Не получив ответа он взбежал по лестнице на второй этаж. Анну он нашел в спальне. Она стояла возле открытого шкафа, вытаскивая из него одежду и, не глядя, через плечо, швыряя назад. Часть падала на огромную кровать, часть соскальзывала на пол, и спальня уже имела такой вид, будто в ней проводили тщательный обыск.
– Аня, что ты делаешь?!
– Я здесь не останусь, – холодно сказала она, не повернувшись. – Сегодня мне повезло, а что будет в следующий раз?! Этот человек не пытался меня ограбить – он хотел меня убить! У меня в этом городе врагов нет! Может, его наняла твоя супруга?
– Инна?! Что ты, она…
– Она лояльно относится к твоим любовным похождениям, хочешь сказать, да?! – очередное платье чуть не попало ему в лицо, но он успел его схватить, скомкав в кулаке легкий шелк.
– Прекрати! Ты же прекрасно знаешь, что…
– Тогда, может кто-то из твоих конкурентов решил насолить тебе таким способом?! Может быть такое?
Баскаков пожал плечами.
– Я же сказал, с этим разберутся. Его из-под земли достанут, и уж тогда я…
– Нет, спасибо! – она повернулась. – Никаких «тогда»! Того, что произошло, мне вполне достаточно! Я ухожу.
– Аня, не пори горячку. Давай поговорим спокойно! Я же сказал – больше такого не повторится! Я гарантирую!
– Гарантируешь? Я не понимаю такого слова! Гарантий не существует – это глупое, искусственное понятие, которым прикрывают нечто зыбкое и опасное.
– Ты никуда не пойдешь! – рявкнул Баскаков, схватил ее за узкие плечи и стукнул спиной о дверцу шкафа. Но вместо того, чтобы вскрикнуть от страха или боли, женщина улыбнулась, и ее глаза тоже улыбнулись – зло, насмешливо, призывающе. Ему захотелось упасть на колени и умолять ее остаться и одновременно с этим он почувствовал дикое желание убить ее, чтобы эти сводящие с ума глаза потускнели, остекленели, потеряв жизнь и силу, чтобы она уже никуда и никогда не смогла уйти. Если бы Андрей-Схимник сейчас увидел его, он бы не узнал своего вальяжного, надменного босса. – Ты останешься! Ты же знаешь, что ты для меня значишь! Ведьма! Я выполняю все, что ты скажешь! Я даже перенес свой день рождения в тот ресторан, который ты выбрала! Ты знаешь, сколько мне это стоило?! Ты имеешь представление о скандале, который мне из-за этого Инна закатила?! Нет, черт бы тебя подрал, никуда ты не пойдешь! Сейчас ты на нервах, завтра все пройдет… съездим, посмотрим твой магазин – он почти готов. Его сделали в классическом стиле – это просто сказка. Парфенон!
– Хорошо, – сказала она с неожиданной, обезоруживающей покорностью. – Но здесь я пока все равно жить не буду. Ты хотя бы понимаешь, как я испугалась?
– Ну конечно, я понимаю, – Баскаков обнял ее. – Ну, прости, Анечка, прости. Не хочешь здесь оставаться – бога ради. Поживешь пока в моем загородном доме. Ты там ведь еще не была – тебе понравится, он очень красивый и хорошо охраняется, настоящая крепость. Там тебя никто не тронет.
– А что по этому поводу скажет твоя жена?
– Да забудь ты про нее! Ну, как – мир?
– Ладно, – она высвободилась резким движением и отошла к кровати. Сдернула испорченный пиджак и швырнула его на пол, следом полетела юбка. – Но я хочу уехать сейчас же!
– Конечно, конечно, – торопливо сказал Баскаков. – Давай, я помогу тебе собраться.
– Не нужно. Я не буду ничего брать, – извиваясь, она натянула на себя узкое вишневое платье. – Пусть утром кто-нибудь приедет и соберет мои вещи – мне прятать нечего. Идем!
Баскаков взял ее за руку, и они спустились на первый этаж. Пока Анна обувалась и причесывалась, он снял с вешалки ее легкое пальто и спросил:
– Надеюсь, ты не настолько напугана, чтобы не прийти на мой день рождения?
– Конечно нет, – она повернулась, и он надел на нее пальто, запахнул, разгладив воротник. – Такое я не пропущу. Это будет особенный день, – в глубине ее глаз что-то сверкнуло и тут же погасло. – Я приготовила тебе подарок.
– Какой? – с любопытством спросил Баскаков, берясь за ручку двери. Анна дразняще высунула кончик языка.
– Э-э, нет, сударь, этой тайны вы сегодня не получите, иначе какой же это будет сюрприз?!
– Ну приблизительно, – он в который раз удивился тому, с какой легкостью и быстротой меняется ее настроение. Анна была совершенно непредсказуема – иногда это раздражало, даже пугало слегка, но с другой стороны она никак не могла надоесть, приесться, как все хорошо изученное. – Какой-нибудь антиквариат?
– В какой-то степени можно и так сказать – некоторым его составляющим уже несколько веков, – Анна выскользнула на площадку, где молчаливо и терпеливо ждала охрана и обернулась с улыбкой. – Скажу только одно – такого тебе еще никто никогда не дарил.
– Я заинтригован. Поскорей бы десятое.
Ее улыбка стала шире. Обладай Баскаков даром Сканера, он бы смог увидеть под этой улыбкой мертвенный хищный оскал, притаившуюся и истекающую ненавистью и безумным голодом тьму, для которой нет определения в языке людей… но он видел только туго и надежно натянутую на эту тьму улыбку, не вызывавшую никакого беспокойства.
Когда они вышли на улицу, Анна огляделась с едва заметной нервозностью, потом проворно скользнула в услужливо открытую для нее дверцу. Через несколько секунд «блейзер» резко сорвался с места и на угрожающей скорости помчался к трассе. Два человека, сидевшие в «жигуленке», который притулился у торца противоположного дома, проводили его внимательными взглядами.
– Ну, что – доволен?! – с мрачным сочувствием произнес один из них, закуривая. – Эх, Славка, Славка, что ж ты натворил! Зачем ты сам сунулся?! Ведь знал, что я в городе.
Слава повернул к нему бледное лицо с подергивающимися губами. Огонек сигареты вспыхивал и гас в его безжизненных глазах, словно пламя надгробной свечи.
– У тебя еще язык поворачивается со мной разговаривать? – глухо и тяжело спросил он. Слова упали в зыбкую тишину салона как камни, и руки его спутника слегка дрогнули на руле. – Ты ее отравил! Ты разрушил все, что в ней оставалось!
– Может, да, – Андрей завел двигатель и тронул машину с места, – а может и нет. Слушай, парень, я понимаю, что тебе сейчас хреново, но давай отложим взвешивание моих грехов. Сейчас не до этого.
– Почему ты не едешь за ними? Ты не туда свернул!
– Нет нужды. Я знаю, куда ее повезли – за город, в баскаковский замок. Туда не пробраться, – сигарета прыгала в губах Андрея, разбрасывая искры. – А ты, значит, тоже сообразил, что к чему?
– Д-да. Я хотел… хотел сам, – Слава сжал голову ладонями. – Но я не смог. Не смог. Я почти… а она посмотрела на меня. Она так посмотрела… она – настоящая. Она еще там!
– Нет. Она обманула тебя. Она очень хорошо теперь умеет это делать. Я целый месяц встречался с ней почти каждый день и проводил довольно много времени. Это не Чистова.
– А к-кто же? – Слава, продолжая одной ладонью держаться за голову, достал взятую у Наташи пачку и выщелкнул из нее сигарету. – Кто она?
– Не знаю, – Андрей быстро взглянул на него. – Да и не хочу знать. Примерно каждые двадцать минут мне хочется плюнуть на все, забрать Витку и уехать отсюда навсегда. Мне нет дела ни до кого из этих людей, а до собственной жизни есть. Хочется, знаешь ли, еще пожить. Я жил почти три месяца. И мне понравилось.
– Пожил за чужой счет! – в неровном полумраке раздался сухой щелчок. Андрей, не повернув головы, недовольно сказал:
– А я никогда и не претендовал на роль благородного рыцаря, как ты мог заметить. И на роль мученика тоже. В первую очередь меня интересует моя жизнь и жизнь моей женщины, а потом уж все остальное. Естественно, что я выбрал свои интересы, а не твою женщину. Убери лучше свою зубочистку, приятель. Не хотелось бы ломать тебе руку.
Из полумрака долетел холодный смешок.
– Я всего лишь собирался его вытереть. Тряпки нет? Кстати, меня предупредили, что если мы вздумаем ей помешать, то нам прямая дорога на кладбище. Что скажешь?
– Скажу, что я ей верю, – бодро ответил Андрей. – А ты?
V
Утро выдалось не по ноябрьски солнечным, улыбчивым, теплым, и вырвавшийся из открывшейся дверцы рефрижератора пар долго клубился в спокойном прозрачном воздухе искрящимся, волшебным облаком. На вековых тополях скандально галдели вороны, с голодным любопытством поглядывая вниз, где разгрузка шла полным ходом, – не удастся ли чего-нибудь урвать? Взмокшие грузчики, кряхтя и переговариваясь на общенародном языке мата, предлогов и междометий, таскали то ящики, то паки, то холодное влажное мясо. На перевернутом пустом ящике сидела малолетняя дочка одного из грузчиков и охраняла папину бутылку пива, которую зажала между коленями. Неподалеку стоял повар и два официанта, уже собравшихся уходить домой, – они курили и приглушенными голосами обсуждали телесные достоинства новой администраторши. Возле машин терлась бездомная афганская борзая, чья шерсть, некогда красивого кремового цвета, свалялась длинными грязными сосульками. Она то тянулась длинной остроносой мордой к проплывающему над ней соблазнительному грузу, то вынюхивала что-то на асфальте, то принималась требовательно и пронзительно лаять. То и дело кто-нибудь из грузчиков спотыкался о собаку и выдыхал в утренний воздух:
– … мать!..
Зайдя в помещение, грузчики складывали продукты вдоль стены, терпеливо ждали, пока несколько людей в одинаковых костюмах, с одинаково сосредоточенными лицами и одинаково быстрыми движениями не проверят их, потом подхватывали свой груз и несли по обычному маршруту. Компания курильщиков, обговорив администраторшу снизу доверху, переключилась на новую тему, с улицы наблюдая за этим процессом.
– Только вчера два раза звонили, что бомба, – заметил один, откашлялся и длинно сплюнул. – Вот не люблю я, когда крутизна такого масштаба здесь зависает в таком количестве! Такое начинается!.. чуть ли не лазерами просвечивают! Представляю, что здесь вечером будет твориться! Уроды!
– И не говори! – поддержал его один из официантов. – Один мой бывший одноклассник здесь часто обедает. В школе был – пень пнем, а сейчас – генеральный директор транспортно-экспедиторской компании. Когда-то на скамейке «Московскую» из горла хлестал, да рукавом занюхивал, а вот теперь, на днях, я ему водочную рюмку от винной чуть дальше, чем обычно, поставил, так он такой скандал закатил – меня чуть не выперли! Суки они все, вот что!
– Зависть в тебе говорит, Серега, зависть, – повар хмыкнул, – потому что ты здесь лакейничаешь, а не шашлычок под «хецуриани» покушиваешь или под «мукузани», а то и под «Шато Марго»… О, наконец-то, молочники приехали!
Фургон завернул во двор, остановился и почти сразу был включен в процесс разгрузки. Из кабины вылез серьезный человек, окинувший собравшихся внимательным взглядом. Он прошел к кузову, залез в него и через секунду выскочил на улицу, держа в руках большую коробку, мало напоминавшую те, в которые запаковывалась молочная продукция. Человек нес ее с заметным усилием – коробка явно была тяжелой. Курившие проводили его заинтересованными взглядами, но когда он вошел в дверь, тут же о нем забыли и вернулись к прежней теме.
– Нет, нет, нет, – говорил тем временем человек проверяющим, которые уже обступили коробку, – Леонид Антонович должен лично проверить. Ему звонили от… – он вытащил из кармана записную книжку, – от Корсун с ведома Баскакова. Сообщите, я подожду.
Явившийся вскоре Леонид Антонович, полный человек с редеющими волосами и большим мясистым носом, в связи с намечавшимся на вечер торжеством уже выглядевший довольно измотанным, заверил, что о звонке ему известно и грузом распорядятся как договорено.
– Все равно проверить надо, – заметил один. Человек, принесший коробку, равнодушно пожал плечами.
– Да проверяйте, что я – не понимаю? Только не здесь и не все – двоих, вместе с вами, Леонид Антонович, будет вполне достаточно. Там ценный антиквариат, я за него головой отвечаю.
– Ценный антиквариат в молочном фургоне? – с недоверчивой усмешкой спросил один из проверяющих.
– Так потребовала Корсун, – сопроводитель антиквариата криво улыбнулся. – Чтобы никто не догадался. Ладно, мое дело десятое… сказали привезти, я привез, насчет остального разбирайтесь с самой Корсун. Распишитесь, да я поеду – у меня еще сегодня заездов до хрена!
– Несите за мной, – распорядился Леонид Антонович и кивнул одному из проверяющих. – Идемте.
Они свернули в боковой коридор, а оставшиеся снова принялись за работу.
Через пятнадцать минут сопроводитель антиквариата вернулся. Возле проверяющих он замедлил шаг. Его лицо сияло, глаза лихорадочно блестели.
– Спихнул, слава богу, – бодро сообщил он. – Ну пока, мужики!
Он прошел мимо и скрылся за дверью. Проверяющие удивленно переглянулись, синхронно пожали плечами и вернулись к работе, но их тут же прервал вернувшийся коллега. Он был странно задумчив, а пальцы его рук, свободно висевших вдоль тела, слегка подрагивали. Остановившись возле коллег, он закурил, жадно затягиваясь сигаретой, так что она искрилась и потрескивала.
– Ну, что там – действительно антиквариат?
Он рассеянно кивнул, глядя на улицу.
– Да. Ваза какая-то, картины… Я посмотрел две – ничего особенного. Не сказал бы, что они очень уж круто стоят – пастушки, козочки – пастораль какая-то… ну, разве этих ценителей поймешь?! Остальные уж не стали смотреть – так, проверили…
– А ты чего такой?
– Какой? – вернувшийся резко вскинул голову, потом пожал плечами. – Да так, просто… накатило что-то. Знаете, мужики, я бы с удовольствием кого-нибудь так оттрахал… прямо сейчас!..
– На меня даже не смотри! – засмеялся один.
– Ладно, ладно… Ну, говорю же, накатило! Будто не знаете, как это бывает!
– Уж потерпи до вечера. Ну, хватит уже, а то до обеда не управимся!
Они принялись за работу и через пару часов совершенно забыли об антиквариате из молочного фургона.
* * *
Мы со Славкой сидим на диване. Мы сидим молча и бессмысленно, как куклы, которым вывернули пластмассовые суставы для придания нужной позы. Мы отвратительны друг другу и самим себе. Мы бесполезны. За окном заходит солнце, и мы ничего не можем с этим поделать. Я наблюдаю, как краешек неба становится из розового густо оранжевым, и мне кажется, что это последний закат в моей жизни. Сердце дергается судорожными, болезненными толчками, а ведь у меня никогда не болело сердце. Женька иногда, в сильном подпитии, утверждал, что у меня вообще нет сердца, а, оказывается, есть – и это так странно…
Андрей, уже полностью одетый и готовый к выходу, стоит в дверном проеме и смотрит на нас. Его лицо в тени, и от этого кажется очень далеким, как будто он находится где-то в другом измерении, куда мне хода нет.
– Я бы с удовольствием вас наручниками пристегнул…
– …к батарее – у тебя это очень хорошо получается!
– Вит, помолчи, пожалуйста!
Я опускаю голову, и Славка легонько, ободряюще толкает меня плечом, впервые проявляя какие-то признаки жизни. С той ночи, когда Андрей привез его, он был похож на какой-то предмет – не на живое существо, даже не на призрак, потому что призрак, пусть он и бесплотен, все же что-то делает – хотя бы перемещается в пространстве… Слава же не делал вообще ничего. Его словно не было.
– В общем, не могу, и вы прекрасно понимаете, почему – будем реалистами.
Мы реалисты больше, чем хотелось бы. Скорее всего, отстегнуть нас будет некому, потому что у Андрея очень мало шансов вернуться. А он говорит об этом так спокойно, словно собирается прогуляться в парке, и его лицо, как всегда, совершенно бесстрастно, и в глазах, как всегда, есть чуть-чуть насмешки.
– Брать с вас честное слово тоже бессмысленно, но тем не менее, постарайтесь все-таки не валять дурака. Дождитесь утра. А потом, если у меня ничего не выйдет, ты, Славка, займешься… Витку отправишь куда-нибудь подальше. Будет брыкаться – запрешь, посадишь на цепь – делай что угодно – я разрешаю.
– Ты т-только сделай так, чтобы… сразу, – Слава говорит с трудом, точно слова – это лезвия, которые, выскальзывая, глубоко полосуют ему горло. – Чтобы ей… н-не было б-больно.
– Я же сказал…
– Ты и раньше много чего говорил! – вдруг хрипло кричит он, вскакивая. Крик получается бесцветным, неживым, словно записан на плохую пленку. – Ты говорил, что до этого не дойдет… и как?! Получилось у тебя?! К-какого черта я не б-бросил т-тебя тогда, на до-дороге?! Сдох бы ты там, в машине, и т-тогда…
– Тогда я бы сейчас на пустыре догнивала! – мой голос похож на шипение. – Впрочем, тебе на это ведь наплевать, верно?!
– Верно! Мне на тебя наплевать! Ты т-тоже руку п-приложила!..
– Может, тогда, начнешь с себя?! Кто ее в поселок отпустил?! Кто ей во всем помог?! Кто позволил ей начать все с начала, кто?!..
Андрей смотрит на нас, как на малых детей, и качает головой.
– Вижу, вам будет, чем заняться, – говорит он и уходит в коридор. Слава опускается на диван, закрыв лицо дрожащими руками, а я вскакиваю и выбегаю в коридор. Андрей как раз поворачивается, и я с разбегу налетаю на него, утыкаясь лицом ему в грудь. Я хочу сказать очень многое, но не могу произнести ни слова, я задыхаюсь, и от нехватки воздуха кружится голова. Больно, так больно…
– Ну, прекращай, – он обнимает меня и гладит по волосам. – Будь ты сейчас взрослой, а?
– Мне осточертело быть взрослой! – бормочу я в его куртку. – Мне осточертело быть вообще!
– Ну-у, что это за упаднические настроения?! – Андрей тихо смеется над моей головой. – Хорошенькое напутствие возлюбленному. Чего ты меня раньше времени хоронишь?! Высокого же ты мнения о моих возможностях, ничего не скажешь! Или, может, уже кого приглядела?
– Ты пень! – зло говорю я, вырываясь. – Был пнем – пнем и останешься!
Андрей снисходительно улыбается и подцепляет мой подбородок указательным пальцем.
– Эх, бабы, бабы! – произносит он с легкой досадой. – И понять вас нельзя, и жить с вами невозможно, а удавить жалко. Вит, сделай так, как я просил, хорошо? – его лицо вдруг становится отчаянно серьезным. – Не лезь ты больше в это… Я хочу, чтобы ты жила, ясно?! Я очень этого хочу!
Андрей отступает назад, а в следующую долю секунды хлопает входная дверь. Только что он был здесь – и нет его, ушел, и слов нет, и слез – ничего нет, пусто.
Я долго стою в коридоре – не знаю, зачем. Просто стою и смотрю на закрытую дверь. Наверное, я бы могла простоять так до утра, если бы не раздавшийся из комнаты голос Славы – тихий, шелестящий.
– Вита, иди сюда. Надо п-поговорить.
Возвращаюсь в комнату и сажусь в кресло, поджав ноги. Слава подходит и опускается рядом, на подлокотник, и кресло едва слышно тоскливо вздыхает.
– П-прости меня. Я сказал гадость. Я уже ничего не соображаю.
Я вяло машу рукой и так же вяло произношу, подтягивая к себе сигареты:
– Да…да… не хочу говорить.
Сигаретный дым клубится в темпе ларго, Новиков молчит похоронно, а если закрыть глаза, то темнота под веками совсем не успокаивает. Ждать до утра? Как я доживу до утра? Впрочем, разве это теперь важно? Скоро и я уйду – у меня тоже есть дело, безумное дело, в котором благополучный исход тоже имеет очень мало шансов. На самом деле я не хочу идти, но меня заставляют – они, те, кто получили в подарок выписанных аристократическим, кружевным почерком демонов. Все стремится к логическому завершению, и мы в том числе. Интересно, как давно я сошла с ума?
– Нет, придется поговорить, – вдруг бормочет Слава сбоку, и я вздрагиваю, потому что успела о нем забыть. – И ты, и я п-прекрасно знаем, что ждать утра в этой квартире мы не будем. У тебя нож в правом кармане джинсов, у меня тоже есть нож… но мы ведь не станем устраивать поединок за право выйти отсюда? – он криво, болезненно усмехается. – Кроме того, я не совсем уверен в своей победе. Откроем дверь и разойдемся мирно, давай? Все-таки м-мы еще в какой-то степени… друзья. Я не прав?
– Я не позволю тебе пойти в ресторан, – мои пальцы машинально нащупывают нож сквозь ткань кармана. Конечно, мы не можем друг другу навредить… и все же попытаемся это сделать. Мы были друзья, но не сейчас. Сейчас я и не знаю, как нас назвать. – Я не позволю тебе…
– Я не собираюсь ему мешать! Я всего лишь хочу его подстраховать, потому что все должно произойти сразу! Сегодня! Не т-так ли, Вита? Ты ведь тоже хочешь завершить свое дело сегодня? Я помогу тебе. Вот, маленький подарок, – он бросает мне на колени какую-то бумажку. Я неохотно разворачиваю ее, но через секунду выпрямляюсь в кресле и впиваюсь в нее глазами – не оторвешь.
– Он настоящий?! Где ты его взял?! Это ведь городской дом, верно? А то у него еще есть алькасар за городом…
– Он настоящий, Вита. А вот как ты его используешь – это уже твоя забота. Теперь подождем еще чуть-чуть и б-будем расходиться. Наши цели одинаково хороши – зачем же нам мешать друг другу?
– Да, – медленно говорю я, разглядывая чертеж, – теперь уже незачем. Жаль, что я не смогу узнать, когда там все действительно начнется.
– Думаешь, нам не удастся все п-предотвратить?
– Я думаю, что тебе не очень-то и хочется все предотвращать.
Слава не отвечает, а отходит к окну и долго смотрит куда-то сквозь пыльное стекло, прижав к нему согнутую руку. Я раздраженно слушаю, как дребезжит на кухне старый холодильник. Хочется пойти и выключить его к черту! Как можно сейчас раздражаться из-за какого-то там холодильника?.. Быт есть быт… Последний вечер, последний… Нужно быть оптимистом. А я – пессимистичный оптимист. Глупый и усталый. Один из нас сегодня точно умрет – не меньше, чем один, и я хочу, чтобы это была… и не хочу этого.
Солнце садится, и мы ждем наступления послезакатного часа, как вампиры, предвкушающие ночную охоту. Мы все собираемся убить в эту ночь.