Текст книги "Дарители (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 49 страниц)

Больно… как больно…а вдруг я умру?.. было бы так глупо умереть теперь, когда все это кончилось…

«Кончилось?!» – тупо удивилась Вита последней мысли. – «Как же кончилось, когда…»

Кончилось. Больше не будет никакой травли. Больше не надо убегать, прятаться, постоянно оглядываться. Больше никто и никогда не сделает тебе больно.

Были ли это ее мысленные слова или их произнес кто-то извне, Вита так и не поняла. Откуда-то издалека она услышала, как Схимник снова спрашивает у нее адрес, назвала его, а потом провалилась в темноту, полную боли.

VI

Пронзительный телефонный звонок разбудил ее не сразу, и сев на кровати, Наташа еще некоторое время раскачивалась взад-вперед, пребывая на грани сна и реальности и пытаясь сообразить, звонит ли телефон на самом деле.

– Звонят, – сонно подтвердил Слава рядом, зашарил рукой по тумбочке, что-то опрокинул и подтянул к себе маленькие часы со светящимся циферблатом. – Пол-четвертого утра… Какого черта?!

– Это Витка! – Наташа спрыгнула с кровати и метнулась в коридор. – Наверное, что-то случилось!

Несколько раз споткнувшись в темноте и не сообразив включить свет, она добралась до телефона и схватила трубку, но когда в ней ожил голос, в ужасе застыла, решив, что все-таки еще спит и ей снится кошмар.

– Позови Славку, – повторил Схимник сквозь треск и шипение. – У меня нет времени на патриотическую болтовню!

– Что с…

– Она спит у себя дома. Давай своего приятеля!

Наташа растерянно повернулась к Славе, уже стоящему рядом.

– Он хочет говорить с тобой.

Слава спокойно взял у нее трубку, ничего не спросив и никак не выказав своего удивления.

– Да? – он повернулся и положил ладонь Наташе на плечо. – Иди в комнату, лапа. Иди, иди, я все тебе потом расскажу.

Она изумленно посмотрела на него, потом сбросила его руку и ушла в комнату, где повалилась на кровать, сжимая дрожащие пальцы в кулаки. С Витой что-то случилось, наверняка что-то случилось. Что он с ней сделал?! Откуда вообще здесь взялось это чудовище?! Они со Славой так и не поговорили, и Наташа ничего не знала. Почему Слава так спокойно и внимательно разговаривает сейчас с человеком, который когда-то чуть его не убил? Почему он не удивился этому звонку?

Ты полгода меня не видела, я мог измениться, я мог полюбить чужую кровь на своих руках – или еще что похуже…

Да нет, конечно же, нет!

Потом ей в голову полезли другие мысли, похуже – голос в телефонной трубке оживил, омыл в памяти то, что Наташа когда-то видела за глазами того, кому принадлежал этот голос

…то, чего ей так не хватает, то, что могло бы считаться достойной добычей – не какая-нибудь там мелочь, порочишко, а нечто настоящее и очень, очень опасное, то, что может разрушить эти глупые барьеры, которые так ей мешают, то, что может помочь обрести законченность…

…темные волки…

Наташа зажмурилась, чувствуя, как в правой руке разгорается знакомый леденящий огонь, а изнутри шепчут, шепчут… Нет, она не позволит – теперь рядом есть Слава, и он не даст ей без остатка раствориться в этой темноте.

Она услышала, как Слава в коридоре положил трубку и от души выругался. Через минуту его темный силуэт скользнул в комнату и, чуть прихрамывая, направился к балкону. Дверь открылась, и комната наполнилась пыльным ветром, зашелестели сваленные на полу рисунки.

– Что случилось? – громким шепотом спросила Наташа. Слава, не ответив, вышел на балкон. Тогда она снова встала, замоталась в простыню и путаясь в ней от волнения, словно подгулявший римский патриций, высунулась следом за ним и оглядела пустынный двор. Тьма уже истончалась, рассыпалась, облачное небо на востоке стало тусклым, каким-то неопрятным – еще не утро, но уже и не ночь – нечто неопределенное, и смотреть не это сегодня было странно тоскливо, будто эта расплывающаяся серость означала, что только что закончилось что-то очень хорошее.

– Что случилось? – повторила она, перегибаясь через перила. – Я никого не вижу…

– Это-то и хорошо, – Слава обхватил ее и затолкнул обратно в комнату, захлопнув балконную дверь, оборвав восторженный трепет оживших штор. – Значит так. Сейчас мы очень тихо слегка собираемся и через час уезжаем.

– Почему? – Наташа развернулась и метнулась в коридор, но Слава успел поймать ее.

– Ты хочешь звонить Витке? Бессмысленно. Она действительно спит, она под хорошей дозой снотворного.

– Господи, да что случилось-то?! Он…

– Тихо! Люди Баскакова в город приехали… вероятней всего, мы их привели… точнее, я, скорее всего, потому что пока… неважно!.. Так вот, Витка на них вчера нарвалась, и они ее помяли – не то, чтобы очень сильно, но ощутимо. Схимник сумел ее забрать, но… он мне, конечно, открытым текстом не сказал… ты ведь понимаешь, как он сумел это сделать?

Наташа молча повернула вниз кулак с торчащим большим пальцем.

– Во-во. И еще одного кадра он недавно от нашего дома увез… тоже. Нас, оказывается, со вчерашнего вечера выпасали. Так что придется нам, лапа, на какое-то время отсюда слинять. Мы через час отсюда выйдем – без всяких там узлов, баулов, это пока придется оставить. Схимник нас заберет и отвезет на вокзал…

– Схимник?! – Наташа широко раскрыла глаза и дернулась так, что вывернулась из простыни, и та осталась у Славы в руках. – Слав, ты что, с ума сошел?! Он…

– Послушай меня!..

– Как ты можешь слушать этого человека?! Ведь он даже…

– Наташ, ты мне веришь?

– Ты просто…

– Ты мне веришь?!

– Да! – зло крикнула она, чуть не плача.

– Тогда послушай меня. Сейчас мы соберемся, оденемся, да? а потом у нас до отъезда будет немного времени, и я тебе кое-что расскажу, а ты уже сама будешь делать выводы… и решать, ехать нам с ним или нет.

Наташа мотнула головой.

– Но куда?!

– Пока в Симфер, а потом… – Слава неопределенно пожал плечами. – Понимаешь, это ведь просто страховка.

– А Витка как же?

– Он ее потом привезет. Он сказал, что ей надо отлежаться, кроме того… в общем, она сейчас неважно выглядит… но это пройдет.

– А если он ее уби…

– Ты не хуже меня знаешь, что этого быть не может! – сказал Слава с неожиданной жесткостью. Наташа сжала губы и отвернулась.

Через сорок минут она, уже одетая и причесанная, сидела на корточках и молча собирала свои рисунки в одну стопку. Слава, тоже одетый, сидел в кресле и курил, внимательно наблюдая за ней.

– Ты даже на несколько дней не можешь с ними расстаться? Наташ! Ты меня слышишь?!

Наташа, чьи руки быстро мелькали, аккуратно складывая рисунок на рисунок, медленно повернула голову, и карие глаза посмотрели на Славу с опаской и странной злостью.

– Это мое! – хрипловато сказала она, снова опустила голову, и ее руки задвигались еще быстрее, словно она делала магические пассы. Слава воткнул сигарету в пустую банку из-под кофе, встал и подошел к Наташе.

– Только скажи что-нибудь!.. – с вызовом произнесла она, не поднимая головы, и Слава на мгновение замер – голос Наташи нисколько не изменился, но в нем проскользнули знакомые особенные агрессивные нотки – так разговаривала Света Матейко – неизмененная Света, устроившая последний в своей жизни скандал в домике курортного поселка перед «сеансом», который Слава надолго запомнил. Эта полудетская бессмысленная свирепость в ее голосе была настолько похожа, что ему на секунду стало жутко. Потом он опустился рядом с Наташей и поднял ее голову за подбородок, встретившись с ее глазами. Ее лицо разгладилось, она наклонилась и прижалась лбом к его подбородку.

– Не могу я так делать каждый раз! – пробормотала она. – Мне кажется, что я вампир.

– Не говори ерунды.

– Я поеду, Слава, я тебе верю, но… ты ведь слишком терпим к людям.

– Я Волжанске убил еще одного человека, – негромко сказал Слава, глядя на нее в упор. – Он повернулся ко мне спиной и я всадил нож ему в затылок. И не было секунды, чтобы я об этом пожалел. А другого, безоружного, лежащего на полу я ударил ногой в лицо. И об этом я тоже не пожалел. Как ты думаешь, Наташа, я очень терпим к людям?

– Но это оправданная жестокость, – пробормотала Наташа, немного помолчав. Слава хмыкнул.

– Возможно. И, как это ни странно может звучать, жестокость часто бывает и мудра. Но за все это приходится очень дорого платить. Такой путь ведет только под гору, и мало кому удается вернуться обратно. Это почти невозможно.

– Особенно, когда ты совсем один, – шепнула она и обняла его.

– Но ты-то не одна. У тебя есть я, есть Вита, есть мама, Костя. У тебя очень большие шансы забраться обратно на гору.

– Да, – Наташа слегка улыбнулась. – Надя когда-то говорила: «Вершины горы достигает тот, кто идет к ней, а не стоит внизу и говорит: какая, блин, высокая гора»!

– Наташ, Надя умерла, умерла давно. Ее нет и больше никогда не будет.

Наташа вздрогнула и отодвинулась, испуганно глядя на него.

– Зачем ты так?! Ты – так?!

– Затем! Ее больше не будет. И все те люди – и с Дороги, и с твоих картин – их тоже больше никогда не будет! Они все мертвые, и эти остатки у тебя в голове – это останки мертвецов! – он хлопнул ладонью по стопке рисунков. – И постоянно о них думая, ты пытаешься их оживить, а не убить окончательно?! Зачем?! У тебя есть живые люди, которые тебя любят, а мертвые пусть лежат себе в своих могилах. Потому что иначе все может стать намного, намного хуже.

– Значит, ты предлагаешь так все и оставить?! – глухо спросила она. – Чтобы всем тем все вот так вот просто сошло с рук?!

– Я так и думал… – Слава потер лоб, потом внимательно посмотрел на нее. – Скажи мне, ты хочешь вытащить это из себя?! Или ты хочешь сделать что-то прямо противоположное? Чтобы получить какое-то особенное знание и с ним отправиться на войну?

Наташа закрыла лицо ладонями, потом сказала:

– И то, и то.

Слава сжал губы, кивнул, и Наташа, убрав руки, только и успела подумать, насколько же старыми за эти полгода стали его глаза, когда он вдруг со всей силы, не вставая, ударил кулаком в деревянную плоскую спинку кровати. Старое дерево хрястнуло, спинка треснула и повисла на одном болте.

– Потом починю, – он обнял Наташу за плечи с нежностью, показавшейся ей удивительной после этой неожиданной вспышки ярости. – Пойдем, лапа, пора ехать.

Когда они вышли, было уже совсем светло. Двор оказался пустынным, только в дальнем его конце сонно бродил парнишка с таким же сонным колли, да по дороге шел, пошатываясь, человек, что-то раздраженно и неразборчиво говоря сам себе и грозя пальцем асфальту, ложащемуся ему под ноги, и, пока Наташа, крепко прижимавшая к груди пакет с рисунками, не зашла за угол дома, она все время оглядывалась и смотрела на человека. Но когда тот исчез из вида, она сразу же о нем забыла и начала шарить глазами вокруг – по асфальту, по сухой земле. Вначале Наташа не сразу поняла, зачем это делает, но потом

…а еще одного увез от нашего дома…

сообразила, что ищет где-нибудь лужу крови, и одернула себя – абсурд!

– Не будь такой сосредоточенной, – посоветовал Слава с легкой усмешкой, прихрамывая рядом. – Улыбайся, зевай… не коченей только, тебя ведь не на расстрел ведут, в конце концов! И не ищи глазами трупы. Их здесь нет.

Наташа раздраженно кивнула, ощутив мимолетное, жившее одно лишь крохотное мгновение желание ударить его, потом опустила голову. Она действительно сосредоточилась, снова, как раньше, представляя себя, свою истинную суть гигантским, тяжелым, водяным валом, обрушивающимся с чудовищной высоты и погребающим под собой чужой шепот, чужую волю, чужие чувства, сминающим их, превращающим в пыль, оставляя только ее саму, чистую, со своими недостатками и страхами. Это сейчас было важно, очень важно – встретить его самой собой, оценить все только своим сердцем. Получалось – но получалось плохо, трудно, и, к тому времени, как она обрела контроль и над собой, и над формой, и над цветом, и над всем прочим, Наташа, несмотря на прозрачный утренний холодок, успела вспотеть.

Машина стояла через три двора – новенькая, слегка запачканная иномарка, приткнувшаяся возле пышных зарослей сирени. В машине, казалось, никого не было, окна и дверцы оставались плотно закрытыми, но Слава направился к ней уверенно, и Наташа, чуть помедлив, пошла следом. Но когда Слава дотронулся до ручки передней дверцы, мотор машины вдруг мягко заурчал, словно та была живой. Наташа крепче прижала к себе пакет, и он хрустнул.

– Сюда сяду я, а ты садись лучше сзади, – негромко сказала она. Слава недоуменно кивнул и полез на заднее сиденье.

Как только Наташа захлопнула за собой дверцу, машина тронулась с места, развернулась и неторопливо покатила через дворы. Все трое молчали, и взгляд Славы настороженно ощупывал затылки впереди сидящих.

Наташа не сразу решилась повернуть голову, а некоторое время смотрела в окно, чувствуя странный, какой-то восторженный холодящий страх человека, склонившегося над краем глубочайшей пропасти. Рядом раздался щелчок, потом пахнуло крепким табачным дымом, и она, не выдержав, повернулась. Вопреки ее воспоминаниям и рассказу Славы, Схимник сейчас выглядел вполне обычным человеком – усталым, немного сонным, но здоровым и вполне довольным жизнью. От него не тянуло ни опасностью, ни злостью, ни ненавистью, которая так изумила и напугала Наташу в Зеленодольске, и сейчас он казался моложе, чем тогда.

– Дай сигарету, – сказала она сквозь зубы. Схимник скосил на нее глаза и снова перевел их на дорогу.

– У меня без фильтра. Не подобающие для дамы. Кстати, воспитанные люди здороваются, особенно после, – он хмыкнул, – долгой разлуки.

– А я не воспитанная, – с вызовом ответила Наташа. – И не…

– И не – кто? Не людь?

– Прекращайте! – произнес сзади Слава каким-то замогильным голосом. – И так тошно!

– Тошно – выпей, – деловито предложил Схимник. – Там где-то возле тебя коньяк валяется. Я бы вмазал с тобой, да извини – за рулем, а мне в этом городе нарушать никак нельзя.

Слава пошарил по диванчику и поднял, разглядывая на свет, пол-литровую нераспечатанную бутылку «Коктебеля».

– Все употребляешь?.. – заметил он, свинтил крышку, сделал большой глоток и тряхнул головой.

– Это не мне.

– Что с ней сделали? – глухо спросила Наташа.

– Да не особенно… отлежится, отоспится – нормально все будет. Если уж подумать, в ее жизни бывали моменты и похуже… Крепкая натура. И злости в ней много. А злость в таких случаях здорово помогает.

– Если бы не ты – ничего бы этого не было!

– Правда? – осведомился Схимник с крайней язвительностью. Наташа вспыхнула и отвернулась к окну, а потом неожиданно для него вдруг тихо сказала:

– Нет. Неправда.

Он посмотрел на нее, нахмурился и больше до самого автовокзала не проронил ни слова.

Когда машина притормозила на стоянке, Слава открыл дверцу, но Наташа осталась сидеть неподвижно, напряженно глядя перед собой.

– Слав, ты… ты купи пока билеты, ладно? – пробормотала она. – Я подойду… подойду позже.

– К-как знаешь, – Слава посмотрел на нее, что-то прикидывая, потом на Схимника, который с отвлеченным видом курил и смотрел в окно. – Только уж постарайтесь как-нибудь без жертв. Хватит уже!

– Пожалуйста, – пробормотал Схимник и отщелкнул окурок в окно.

– Возьму билеты и вернусь за тобой, – Слава вылез из машины и направился к кассам, закуривая на ходу. Едва дверца захлопнулась, как пальцы Наташи сжались в кулаки и она зажмурилась, стиснув зубы. На ее висках резко обозначились вены.

Я одна, я здесь одна – чужие мысли, шепот, цвет, страх – все под водой, подо мной, осталась только я, я одна…

Она погрузилась в странное состояние – близкое к умиротворению и к какой-то непонятной пустоте, словно Наташа осталась одна в большой гулкой комнате. Это напугало – неужели ее настолько мало осталось? Она открыла глаза и тихо спросила:

– Можно?

Наташа знала, что он поймет, и ожидала злого отказа – в прошлый раз Схимник просто взбесился, когда она «заглянула» в него всего лишь на мгновение. Но сейчас он повернул к ней лицо и просто ответил:

– Валяй.

Наташа глубоко вздохнула, облизнула губы и скользнула в его потемневшие, приглашающе раскрывшиеся глаза – скользнула с мягкой, осторожной опаской, и, прежде чем исчезнуть из этого мира, успела заметить, как лицо Схимника дернулось – то ли от отвращения, то ли еще от чего-то. Дальше в этом мире продолжали жить только ее руки – они потянулись к голове Схимника, ладони легли на его виски и остались там. Его ладони в ответ бессознательно поплыли навстречу и прижались к Наташиным скулам, ощущая, как до предела напряжены ее мышцы. Глаза двоих людей словно соединили невидимые коридоры, через которые один сейчас заходил в другого – медленно, на цыпочках, предвкушая, тлея холодным огнем. На мгновение он застыл, с голодным восхищением глядя на то, что открывалось перед ним, а потом метнулся и нырнул в чужую темную глубь, и второй человек слегка вздрогнул, и его лицо снова дернулось. На несколько минут в машине воцарилась тишина, нарушаемая только учащенным взволнованным дыханием. А потом тишина резко разбилась, и Наташа вернулась в странном жалобном крике. Схимник, вздрогнув, качнулся назад, опустив руки и тотчас почувствовав, как словно оборвалась связавшая его и Наташу некая нить – оборвалась с какой-то мучительной и тягучей медлительностью, словно липкая паутина. Ее ладони соскользнули с его висков, и, ахнув, Наташа потянулась вперед, к нему, уставившись на Схимника до предела раскрытыми глазами, похожими на две распахнутые голодные пасти.

– Вот это да… какой сильный… хочу этого… – забормотала она снова и снова, включая в произносимое именно этот смысл, но Схимник поначалу услышал лишь чудовищный набор прилагательных-цветов и ничего не понял. Он встряхнул ее, и слова из Наташи полились теперь непрерывным потоком, который постепенно становился все более и более разборчивым – требования, просьбы, угрозы – бесконечные и бесполезные. Выбрав момент, Схимник громко и жестко сказал, словно прихлопнув тяжелой ладонью.

– Нет.

Наташа замолчала, захлебнувшись словами, потом снова потянулась к нему – и ладонями, и огромными изголодавшимися глазами.

– Пожалуйста, давай договоримся… Славу легко обмануть… Мне нужно совсем немного времени, зато… зато это будет одна из лучших моих картин, одна из самых…

– Нет.

– Ты дурак! – сквозь ее собственное страдание прорвалась чужая ярость. – Ты делаешь хуже только себе! Зачем, какой смысл?! Сколько ты прошел, сколько крови ты за собой оставил – ведь все для того, чтобы получить это… а теперь, когда и я этого хочу, ты отказываешься! Я не понимаю!

– Зато я теперь слишком хорошо все понимаю, – негромко сказал Схимник и потер рассеченную бровь. – Если бы я понимал все это раньше, я бы никогда не приехал сюда… и никто бы не приехал. Бедная девочка, ты очень дорого заплатила за свой дар, и мне тебя искренне жаль.

Слова мгновенно отрезвили Наташу, вернув ее в прежнее чистое состояние, и она застонала, согнувшись и закрыв лицо ладонями.

– Я не хочу… на самом деле я не хочу!..

– Я знаю.

– Мне страшно, – пробормотала она в сжатые пальцы, раскачиваясь из стороны в сторону и не отдавая отчета своей внезапной откровенности перед человеком, которого она уже несколько месяцев так страстно хотела увидеть мертвым. – Мне так страшно.

– Всем страшно, – заметил Схимник с легким холодком, – и ты не хуже, и не лучше многих. Не рассыпайся раньше времени. Возможностей у тебя теперь гораздо больше, да и Славка рядом – поможет. Где он там застрял?!.. – он посмотрел в сторону касс – слегка нервно, как показалось Наташе.

– Торопишься?

– Не хочу лишний раз светиться.

– Понимаю. Сейчас Славка вернется и мы уедем. Нет, – Наташа подняла голову, – я не буду его ждать здесь. Я пойду к нему. Только сначала я бы хотела кое-что сказать.

– Зачем? – Схимник недоуменно и недовольно пожал плечами. – В этом нет необходимости. Ты увидела все, что тебе хотелось, а твое мнение по этому поводу мне не интересно – во всяком случае, сегодня.

– Я знаю, насколько я виновата…

– Все потрудились, – Схимник зевнул. – Кроме того, ты ведь не отвечаешь за свои действия – настоящая ты?..

– Мне очень трудно быть настоящей. Как сейчас, – она с отвращением посмотрела на пакет с рисунками, стоявший у ее голых ног. – Ведь все могло сложиться совсем по-другому.

– Я думаю, вряд ли.

Наташа неожиданно улыбнулась, поправляя рыжую прядь надо лбом, но улыбка была минорной.

– В конце концов, твоя цель была не так уж плоха – плохи были методы.

– Ну, что ж теперь поделать, – я выбрал неправильно, – Схимник не смотрел на нее, разглядывая урчащий неподалеку «Икарус».

– Ты выбрал правильно. Потому что ты выбрал не меня… в конце концов.

Схимник резко повернул голову и пронзительно на нее посмотрел.

– Я хотела посмотреть на тебя своими глазами, – устало произнесла Наташа. – И оценить, и понять, и поговорить с тобой хотела сама… какой была раньше. Не очень-то это у меня получилось. Но, – она кисло усмехнулась, – я хоть могу сама с тобой попрощаться. Скоро мы с тобой снова встретимся и еще поговорим… только, вполне возможно, что говорить ты будешь уже не со мной.

– Мы не встретимся, – сказал Схимник и отвернулся, постукивая пальцами по рулю.

– Встретимся. И ты знаешь об этом. Поэтому и предупреждаю заранее. Я ведь, – она пожала плечами, – я ведь не такой уж плохой человек. На самом-то деле. Только мало меня осталось.

– Для человека, всадившего в меня пулю, ты что-то чересчур со мной откровенна.

– Повторись ситуация, я бы сделала то же самое! – отозвалась Наташа, слегка воинственно. – И я…

– Ладно, катись! – сказал Схимник с неожиданным добродушием. Наташа тряхнула головой, отчего полурасплетшаяся медная коса перепрыгнула с плеча на спину, открыла дверцу и вылезла из машины, крепко прижимая к себе пакет.

– До свидания, – сказала она в открытое окно, захлопнув дверцу. – И запомни, что я сказала. Это важно.

– Прощай, – ответили из машины.

– До свидания, – упрямо повторила Наташа, повернулась и пошла к зданию автовокзала. За ее спиной «импреза» взяла с места так резко, что взвизгнули шины. Она не стала оборачиваться.

Слава, все еще стоявший в очереди, встретил Наташу недоуменным взглядом.

– Почему ты н-не осталась в машине?

– Я подумала, что сейчас лучше его отпустить, – пробормотала она и прислонилась к его плечу.

– О чем говорили?

– Да мы, в принципе, и не говорили. Так, посидели… – Наташа повернулась и вжалась в его плечо лицом, но Слава отодвинул ее и встревоженно сказал:

– Что-то, лапа, мне твой вид не нравится. Ты, часом, не заболела?

– Да нет. Просто устала. Представляешь, какое через несколько часов у Кости будет лицо?! – поспешила она сменить тему. – Он-то давно тебя похоронил. Главное, чтоб его удар не хватил.

Слава фыркнул и заговорил о том, что они будут делать, когда приедут. Наташа слушала его вполуха и, казалось, дремала, прислонившись к его плечу, но на самом деле она вспоминала то, что увидела, поворачивала картину так и этак в голове, силилась придать ей объем и злость, представляла, как это ляжет на холст, скрученное, пойманное, покоренное. И как часть уйдет в нее…

недостающая часть

станет деталью ее особой картины. Внутренней.

Личной Дороги.

Она сравнивала увиденное с тем, каким оно впервые показалось ей полгода назад. Возможно, тогда она была слишком испугана и никак не могла полностью сосредоточиться, но, тем не менее, сомнений быть не могло. Келы стал намного сильнее, он вырос, напитался кровью и яростью, и его хозяину теперь стоило больших трудов удерживать его. И очень хорошо было то, что хозяин это прекрасно понимал. И скоро он придет, несмотря на все, что говорил. Потому что Схимник все еще человек. А человек всегда слаб.

А если не придет? Наташа нахмурилась. Тогда он либо сильнее, чем она думала, либо она смотрела неправильно. Да нет, вряд ли. Особенно, если припомнить и проанализировать все его просчеты, на деле оказавшиеся не ошибками, а вполне логичными поступками, но поступками человека уязвимого. Она едва сдержала смешок. Теперь-то, увидев, легко рассуждать. «На самом-то деле, логика, анализ – это далеко не ко мне! – весело подумала Наташа. – С логикой – это, пожалуйста, к Витке, которая при всей ее логичности не сумела разглядеть того, что творится у нее под носом. А в ее мире нет мыслей и рассуждений, в нем только чувства, желания, которые сильнее любого разума».

Другое дело – что, если он придет, а она не справится? Да нет, невозможно, она ведь стала уже почти совершенной. А может, она уже само совершенство? Лицо Наташи, прижатое к плечу возлюбленного, исказилось, из-под разъехавшихся губ хищно блеснула полоска зубов.

Ничего, ничего. Я справлюсь. А потом они все поплатятся – и за Славку, и за всех моих клиентов… впрочем, не это главное, а главное – этот уродливый ублюдок, слабак, осмелившийся распоряжаться жизнями ее творений, осмелившийся бросить ей вызов, расселяющий эти письма, отравленные своей больной ненавистью, как чумную заразу, – вот, что главное…

А потом ее словно окатило холодной водой, и она задрожала, ужаснувшись пронесшимся через ее мозг кошмарным мыслям, не понимая, откуда они взялись. Наташе стало страшно – безнадежно и отчаянно, но Слава почувствовал только дрожь и обнял ее.

– Уже скоро, – сказал он ободряюще. Наташа кивнула, не подняв лица. Слава рассеянно провел ладонью по ее склоненной голове, и вдруг замер. Потом начал осторожно перебирать ее волосы, стараясь делать это как бы между прочим, чтобы Наташа ничего не заподозрила. Он удивился тому, что не заметил этого раньше.

Вьющиеся волосы Наташи по всей длине сверкали яркой медью, но у корней уже начали прорастать темным, знакомым цветом, и с левой стороны пробора здесь уже почти год, с того самого сентября шла широкая полоса серебристых прядей – как Наташа ее ни закрашивала, седина все равно пробивалась – словно шрам, оставшийся после тяжелой раны.

Но сейчас там не было ни единого седого волоса.