Текст книги "Дарители (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

– Вы с ума сошли?! Не валяйте дурака! – глухо и зло сказал Схимник. – Вы что – не понимаете, что это за люди?! Тогда посмотрите на меня! Если они дознаются, то убьют вас!

– Знаю, – просто ответил Петр Михайлович и нажал на клаксон, пугнув развалившуюся на дороге дворняжку. – И боюсь. Благодетеля нашего боюсь. И вас тоже. Конечно, я догадываюсь, кто он и кто вы… я слышал выстрелы и, думаю, на третьем этаже теперь… м-м…очень грязно… и, ей богу, в вас никак не заподозришь правую сторону, и я не знаю, чем вы руководствовались, но… отчего-то я чувствую, что сейчас нахожусь там, где надо. И когда его привезли… а особенно после той вашей странной просьбы, я понял, что мальчику не жить. Конечно, мне следовало бы… но вы поймите… у меня двое внуков, я старый человек, у меня сердце больное, я…

– П-петр Михайлович, прекратите, чего т-тут понимать, – сказал Слава, напряженно глядя в окно. – Вы и т-так рисковали. Но м-мы не можем взять вашу машину.

– Еще как можете! – Свиридов начал сердиться, и его круглое лицо пошло пятнами. – Если угоните – вас тут же изловят, а так… с чего им взять, что вы поехали на моей? А я сейчас пойду домой тихонько, позвоню в больницу, скажу, что мне стало плохо, потому что вы, молодой человек, меня перепугали до смерти, угрожали мне… ну, а машина моя, соответственно, в гараже. Не возражайте мне – это все, что я могу для вас сделать. И хочу. Я и так чувствую себя… мерзко, понимаете?

Он остановил «Астру» в каком-то дворике, снял очки, тут же снова их надел и начал выбираться из машины, путаясь в полах халата и плаща. Схимник проворно перебрался на его место и, слегка улыбнувшись, приподнял зацепившийся за сидение плащ. Свиридов с облегченным вздохом вылез наконец из машины и, повернувшись, благодарно кивнул куда-то в пространство, потом снял плащ и протянул его Славе.

– Возьмите, вы простудитесь. Потом оставите в машине. Не забудьте позвонить, – добавил он как-то по детски жалобно, – другой-то у меня уже не будет. Не забывайте про упражнения, Вячеслав, делайте все, что я вам говорил…

– Халат, Петр Михайлович, – сказал Схимник, и маленький врач всплеснул руками и начал снимать халат, надетый поверх серого костюма.

– Господи, конечно, как же я по улице-то…

– Если будут интересоваться, почему у вас коматозники носятся по больнице со спринтерской резвостью, говорите все, как было – мол, запугивал, семье угрожал – ну, придумайте что угодно. И побольше терминов, – Схимник усмехнулся, и Свиридов укоризненно покачал головой.

– Спасибо в-вам, – Слава перегнулся через переднее сидение, опершись на него ладонями. – Спасибо.

– Прощайте, молодые люди, – отозвался Свиридов, скомкал халат и торопливо зашагал куда-то в глубь дворов. «Астра» развернулась и скользнула в противоположную сторону, к выезду, еще немного попетляла по дворовым дорогам, а потом свернула к трассе и ловко влилась в поток машин. Схимник, не оборачиваясь, бросил на заднее сиденье два бумажника.

– Погляди, что там есть?

– Почему ты взял у него м-машину? – Слава вывалил содержимое бумажников на диванчик и начал перебирать купюры дрожащими пальцами.

– Потому что он прав. Ну, что там?

– Н-не густо. Двести зеленью и рублями штуки три.

– М-да. Ладно, до Камышина хватит, а там поглядим.

– Мы поедем в Камышин? – Слава взглянул в зеркало заднего вида и встретился там с мрачным взглядом горящих темных глаз, в которых постепенно сходило на нет какое-то особое диковатое веселье, и вдруг ему подумалось, что такие же глаза были у Наташи, когда она заканчивала свою очередную картину – выражение полубезумного, удовлетворенного голода. – Почему туда?

– У меня там кое-что припрятано. И знакомый один живет. А то – без денег, на чужой машине… у тебя из документов вообще одна пижама… – он слегка усмехнулся, на мгновение повернув голову, и только сейчас Слава заметил его разбитые губы и распухшую скулу. Вспотевшее лицо Схимника было болезненно-бледным, кроме того, он показался Славе намного старше, словно с момента их последней встречи прошло не три месяца, а не меньше десяти лет.

– Тебя что – машина сбила?

– Примерно. Слушай, пошарь в плаще – не завалялось ли там носового платка.

– Сейчас, – Слава торопливо вывернул карманы и в одном из них нашел чистый платок в серую клеточку. – Н-на. Ты что, ранен?

– Чуть-чуть. Ты лучше ложись, не отсвечивай.

Слава послушно вытянулся на диванчике, умостив поудобней ноги, потом с отвращением посмотрел на свою правую руку, на которой все еще оставались следы чужой крови. Он только что убил уже второй раз в жизни и все еще слышал хруст, с каким нож вошел в чужой затылок, но почему-то его это совершенно не волновало – напротив, он был даже доволен, и, осознав это Слава встревожился.

– За мужика – спасибо, – негромко произнес Схимник, не оборачиваясь. – Не бери в голову. Они пришли не спокойной ночи тебе пожелать. Это война, Слава, думать и чувствовать будешь потом, начнешь делать это сейчас – завязнешь, свихнешься.

– Возможно. Но таким, как ты, я б-быть не хочу, – Слава немного помолчал, ожидая реакции, но Схимник продолжал спокойно вести машину, внимательно глядя на дорогу, и ничего не говоря. Тогда он осторожно спросил:

– Значит, ты нашел ее? Ты в-видел Наташу?

– Видел, – ответил Схимник. Славе почудилось в его голосе легкое презрение, и он удивленно и встревожено приподнял голову.

– Что с ней?

– Она жива.

– Этого недостаточно! – мрачно, даже зло сказал Слава. – И не смей говорить о ней таким тоном! Ты ничего о ней не знаешь!

– Я знаю достаточно, чтобы испытывать уважение к твоей драгоценной Наташе, – Схимник крутанул руль, и «Астра» с разлету ловко вписалась в крутой поворот. – Но не могу сказать, что я испытываю к ней симпатию.

– Я помню, как ты говорил с ней, когда поймал нас… т-тогда, – Слава закрыл глаза. – Ты говорил совсем не так… Значит, ты в-видел уже не ее. Как ты нашел?.. Твой план все-таки сработал, та девушка привела тебя к ней? Она еще…

– Она погибла, – холодно сказал Схимник. – Вчера, в аварии, под Екатеринбургом.

– Боже мой, как же так?!.. – Слава вздрогнул, и его лицо исказилось судорогой. – Как ее звали?

– Вита.

– Она…

– Она умерла – и хватит об этом, ясно?! – произнес Схимник – негромко, но с откровенной враждебностью. Его хрипловатый голос хлестнул Славу наотмашь, и он невольно отодвинулся к правой дверце. Сейчас от сидевшего за рулем человека исходила мощная, почти осязаемая ярость, и, казалось, воздух в салоне искрится и потрескивает в ожидании взрыва.

– Сейчас будем выезжать, – голос Схимника снова звучал спокойно. – Надеюсь, подвеска выдержит – дорога будет дай боже!.. Так что не отвлекай меня – поговорим потом, о чем угодно – могу тебе даже сказку на ночь рассказать, но все потом, когда будем достаточно далеко. Я устал, парень, устал до черта, так что пока не лезь ко мне – понял?!

– Ладно, – сказал Слава и перевернулся на живот, набросив на себя плащ, – ему казалось, что он видит затылок Схимника даже сквозь закрытые веки, и ему этого не хотелось – отчего-то возникало странное нехорошее ощущение подглядывания за человеком, который пытается остаться один. Он подумал о девушке, которую никогда не видел и уже не увидит – еще один ни в чем не виноватый, втянутый в эту кошмарную мясорубку. Вита… казалось нелепым, что таким живым именем теперь зовут мертвого [12]12
  Vita – жизнь (лат.)


[Закрыть]. Зачем только Наташа наняла ее?! И что теперь стало с ней самой? Что от нее осталось?

Ты поймал чудовище, и убей бог, если я знаю, зачем оно тебе. Славка, ты же нормальный взрослый мужик – на кой черт тебе все это нужно?!..

Я очень люблю тебя, Слава…

Но все это было давно, и с тех пор мимо пролетело много месяцев и событий… а сколько смертей?.. Кем она стала, что там происходило вокруг нее, если даже Схимник, бесстрастно-насмешливый убийца, вернулся оттуда постаревшим, странным, с больными глазами. Слава неожиданно спросил себя – хочет ли он встретиться с этой Наташей?

Но найти ответа так и не смог.

VI

Занятый отчетами, Баскаков совершенно забыл о Яне, которому велел дожидаться в приемной, и, когда зазвонил телефон и он услышал в трубке сонный голос Слещицкого, то очень удивился.

– Виктор Валентинович, как долго вы еще будете Схимника у себя держать? Я успею выпить пару-тройку чашек кофе? А то меня вырубает… Толк хоть есть от вашего разговора? У вас все нормально?

– Да, да… – озадаченно произнес Баскаков и положил ручку, – можешь подниматься.

Он отключил телефон, недоумевая, как мог забыть отпустить Яна, скользнул теплым взглядом по египетской статуэтке, все еще украшавшей его стол, и снова погрузился в отчеты. Вскоре в дверь твердо постучали, и в кабинет вошел Ян и, едва закрыв за собой дверь, остановился.

– Где?!..

– Проходи, садись.

Ян опустился на стул и снова спросил:

– Где он?

– Его больше нет, – ответил Баскаков, перебирая бумаги. – Ты можешь идти домой, Ян. До завтра ты мне не нужен.

– Не понял, – на лице Яна отразилось жесточайшее разочарование и только потом уже удивление. – Кому вы приказали? Кто повез его на дачу? И почему без меня?

Баскаков откинулся на спинку кресла и раздраженным голосом рассказал Яну, что произошло, и под конец его рассказа лицо Яна стало злым и бумажно-белым.

– Вы его… что?.. отпустили?! Вы что наделали?!!

– Следи за тоном! Да, отпустил. Но отпустил я мертвеца, ясно?! Он умер через двадцать минут после того, как вышел отсюда – человек Сергеева уже отзвонился. То, что я ему дал, действует стопроцентно и вызывает обширный инфаркт. Абсолютно неподозрительный труп! Тихая спокойная смерть, в привычной обстановке… в конце концов, я ему кое-чем обязан…

– Только не пытайтесь меня уверить, что вами двигали исключительно сентиментальные побуждения! – перебил Ян Баскакова вне себя от ярости. – Вы просто хотели сами… своей рукой!.. И пустили насмарку всю мою работу!

– Не забывайся! – зло сказал Баскаков. – Схимник мертв! Уж постарайся смириться с этим и с тем, что убил его не ты!

– Значит, его уже повезли в морг? – Ян встал, нервно поправляя очки. – Я сейчас проверю…

– Не занимайся ерундой!

– Вы плохо знаете Схимника. А я его знаю хорошо, – медленно произнес Ян. – Я поверю, что он мертв, только, когда увижу его труп. Трупа я пока не видел. Убить его отнюдь не просто, и, вы уж простите, Виктор Валентинович, но вам это не по силам. Даже мне это сложно. Поэтому я…

В этот момент дверь кабинета распахнулась, и влетел встрепанный коренастый, по простому одетый человек средних лет, волоча за собой двух охранников, которые, вывернув ему руки назад, пытались удержать, но он упорно тащил их за собой, и они скользили подошвами по гладкому полу.

– Ты что, Сергеев, совсем обалдел?! – крикнул Баскаков вставая, и Ян резко развернулся, загораживая его. – Что стряслось?! Отпустите его!

– В больнице… – Сергеев замолчал, чтобы набрать воздуха, – в больнице охрану перебили. Четверых положили! Двоих ранили! Пацан этот… Новиков… пропал! И Бон тоже!

– Давно? – деловито спросил Ян.

– Да вот только что! Виктор Валентинович, это Схимник был по описанию. Виктор Валентинович, что это за хрень вообще происходит?!

– На чем он уехал? – Ян повернулся к Баскакову, даже не пытаясь спрятать торжествующей улыбки.

– Не знаю… не видели.

– Хорошо, выйди пока.

Сергеев нерешительно посмотрел на Баскакова, тот мрачно кивнул на дверь, и через несколько секунд они с Яном остались в «кабинете» одни.

– Резво нынче покойники работают! – скептически-укоризненно заметил Ян и сунул в рот сигарету, но не зажег ее, памятуя, что в «кабинете» не курят. – Угадайте-ка, кому он Новикова повез?!

– Найди его Ян, – тихо сказал Баскаков, положив на стол сжатые кулаки. – Найди эту тварь. И как можно быстрее.

– Я-то найду, – самодовольно ответил Ян и сунул руки в карманы. – Но… Помните ту сумму, которую вы называли мне в прошлый раз. Так вот, я хочу на этот раз получить ее целиком. И сейчас же.

Баскаков прищурился, и весь его добродушный благообразный облик вдруг смазался, истончился, и наружу выглянул истинный – беспощадный расчетливый хищник, которому уже так долго удавалось удерживать в своих когтях большой богатый город.

– А не много ли ты на себя берешь, мальчик?!

– В самый раз, – спокойно сказал Ян, поправляя очки. Сейчас он казался как никогда интеллигентно-беззащитным. – Заплатите мне, и тогда я займусь делом. Только так.

– Хорошо, – сквозь зубы произнес Баскаков и взял телефонную трубку. – Ты получишь деньги немедленно.

Он быстро отдал в телефон несколько распоряжений, бросил его на стол, и Ян удовлетворенно кивнул.

– Вот и славно. Надеюсь, в этот раз его не надо привозить живым?

– Нет.

Ян молча кивнул и вышел из «кабинета», на ходу доставая телефон. Едва дверь за ним закрылась, как Баскаков вскочил и заметался по кабинету, с шипением выдыхая воздух сквозь сжатые зубы.

– Как ты мог выжить?! – глухо произнес он. – Кто тебя купил?! Она?! У нее нет таких денег?! Чем она могла тебя взять?! Чем она могла взять такое быдло, как ты?! Неужели Илья был прав?! Неужели он не бредил?!

Баскаков остановился возле малахитового столика, и его взгляд упал на бутылку с коньяком, которая все еще поблескивала на столешнице, и в ядовитой жидкости за стеклом меланхолично тонули последние отблески солнца. На мгновение он застыл, шумно дыша и глядя на бутылку, потом вдруг схватил ее за горлышко и с размаху хватил бутылкой о мозаичный пол. Тотчас тяжелые двери распахнулась, и в «кабинет» с грохотом влетели охранники с оружием наготове. Но Баскаков уже взял себя в руки и небрежным жестом приказал им удалиться.

– Что происходит?! – бормотал он, бродя по «кабинету» и разглядывая свои сокровища. – Что со всеми нами творится?!

Но вещи не могли дать ответа, и лица мраморных статуй были безмятежны, и глаза из высохших века назад цветных мазков смотрели сквозь него, и металл и камни поблескивали с издевательским равнодушием, и деревянная египтянка на столешнице, застыв в вечном движении, улыбалась. «Кабинет» молчал, и только громко щелкал маятник больших часов, и восседающий на нем смеющийся Амур весело порхал туда-сюда. Баскаков остановился возле часов, глядя на маленького бога, беспечно оседлавшего маятник, и чем дольше он смотрел на него, тем громче, неотвратимей и зловещей становился звук уплывающих в никуда секунд. Его пальцы задрожали.

– Ты не бог! – прошептал он хрипло. – Ты дьявол!

Он протянул руку, отворил изящную дверцу и остановил часы.

Часть 3
ТОЧКА ВОЗВРАТА

 
Рассвет проходит стороной, боясь коснуться твоих глаз,
Пока ты спишь – ты человек, проснешься зверем.
Под кожей век цветные сны, играет тихий, тихий джаз —
Так хорошо, но ты встаешь – ты крови верен.
Седое сердце, мертвый взгляд и привкус соли на губах —
Ты страх отведал и сполна напился боли.
В тебе так пусто и темно, как в этих серых городах,
Но ты умело день за днем играешь роли.
Ты точно знаешь, где искать, ты помнишь запах их следов,
Его так трудно позабыть – тот запах серы.
И ты идешь из года в год дорогой тысячи ветров,
Дорогой тысячи следов и волчьей веры.
И той дороге нет конца, хоть ничего не изменить,
И так спокойно бьется в такт седое сердце.
Ты доверяешь лишь луне, и спать ложишься словно жить,
Лишь часто смотришь на часы – ведь ты не вечен.
Как я хочу тебя спасти, тебя к своей душе прижать,
Другую жизнь тебе пою, но все без тoлку.
И с каждым днем все крепче лед и все спокойней убивать,
И так бездумно холодны объятья волка.
 

I

Ктo не умеет пользоваться счастьем, когда оно приходит, не должен жаловаться, когда оно проходит.

М. Сервантес

Город появился неожиданно – только что тянулись длинные, поросшие лесом горы, словно прорисованные на фоне яркого июньского неба, и вдруг блеснула золотом бухта, загроможденная длинными баржами, пароходами, бесчисленным количеством мелких суденышек, косо торчали стрелы кранов, лениво ползли куда-то катерки и лодчонки, темнели большие ржавые буи, и на коротком пирсе даже на таком расстоянии можно было разглядеть фигуры упрямых рыболов с длиннющими телескопическими удочками… а к бухте сползал город, стелился по холмам, выглядывал из гущи еще не пожухшей зелени акаций, платанов и каштанов – белый, запылившийся город, разомлевший от жары, но и в этой раскаленной томности прекрасный, словно плавающая в прозрачном меду жемчужина. Город появился неожиданно и так же неожиданно исчез за новым поворотом дороги, но потом появился вновь, чтобы больше уже не исчезать, а дорога все спускалась, и холмы вокруг прорастали частными домиками, сглаживались, потянулись пяти и девятиэтажные дома, светофоры, витрины, провода. Серебристая «Субару-Импреза» неторопливо заскользила в потоке машин, благородно сияя гладкими, чистенькими боками. Минут десять она колесила по улицам, казалось бы, без какой-то определенной цели, потом свернула с трассы и мягко притормозила у обочины гостиницы, в которой давным-давно никто не жил, а в номерах располагались офисы многочисленных фирм. Люди в «импрезе» несколько минут сидели молча и смотрели на крохотный сквер, где в летнем открытом баре под зеленым тентом разносили прохладное разбавленное пиво и играла музыка.

– Ничего не изменилось, – рассеянно произнес, наконец, один из сидевших в машине. Худощавый, в сером деловом костюме, чисто выбритый, с аккуратно постриженными и уложенными волосами, он походил на преуспевающего бизнесмена, только недавно начавшего оправляться от тяжелой болезни. Его пальцы, лежавшие на коленях, слегка подрагивали, а глаза за тонкими прямоугольными стеклами очков казались печальными, но в то же время в их взгляде было что-то воинственное и слегка надрывное.

– А с чего бы тут что-то изменилось? Тебя здесь не было лишь полгода. А это не срок для перемен, – с легкой усмешкой заметил водитель. Тоже чисто выбритый и в очках с изящной оправой, он походил одновременно и на бизнесмена, и на сотрудника спецслужб. Он выглядел по отпускному элегантно в светлом костюме, но его серые глаза были мрачными и усталыми, словно он не отдыхал уже много лет, а его левую бровь рассекал свежий шрам. – Города – не люди.

– П-почему ты приехал именно сюда? – спросил худощавый. – Почему именно этот город?

Водитель пожал плечами.

– Не знаю. Здесь все началось… Не понимаю, чего ты за мной потащился. Я ведь предлагал тебе остаться в Симферополе. Там у тебя было больше вариантов ее найти. В конце концов, там живет ее мать, да и этот хирург мог бы тебе помочь.

– Ее там нет, – негромко отозвался его спутник. – Нет, я чувствую это… ты ведь понимаешь, ты ведь тоже… мог чу-чувствовать такие вещи?…

– Мог, – отозвался водитель и сунул в рот сигарету. – Но тебе следовало бы поехать одному, если уж так приспичило! Я-то уж наверняка в международном розыске, а со мной и тебя заметут. Глупо.

– Зато правильно, – заметил худощавый. – Я ведь найду ее… я знаю это… Слушай, Схимник, не валяй дурака, не возвращайся. Поехали со мной. Останешься с нами. Я объясню ей – она поймет.

– Зачем?

– Просто. Тебе будет лучше с нами. Человек не должен быть один.

– Слава, если я тебе свою душу вывернул, это еще не значит, что ты стал моим лепшим корефаном, это просто…

– А что просто?.. – осведомился Слава с кривой, но вполне добродушной усмешкой.

…В Камышине Схимник загнал «Астру» в какой-то безлюдный дворик и исчез почти на сутки, после чего вернулся на новой машине, чистенькой серебристой «Субаре-универсале», которую Слава, выбравшись из «Астры» оглядел с невольным нескрываемым удовольствием.

– Хорош глазеть, не на выставке! – сказал Схимник нетерпеливо. – Полезай! Я уже позвонил Свиридову – завтра он приедет за своей машиной. Через минут десять ее загонят на стоянку. Полезай же!

За время отсутствия он успел побриться и переодеться, но выглядел неважно. Слава встревожился, что Схимник может отключиться за рулем, и тогда они въедут в дерево или в какую-нибудь встречную машину. А потом он подумал о пистолете, который Схимник, уходя, забирал с собой, и сейчас, несомненно, спрятал либо за поясам брюк, либо в кармане. Хорошо бы было суметь его забрать.

Но пока что Схимник вел машину вполне прилично. Он отвез Славу к своему знакомому, о котором упоминал еще в Волжанске. Знакомый обитал в приличном двухэтажном особняке и обладал великолепной раздвоенной бородой, что делало его удивительно похожим на Александра II. При виде Схимника он искренне обрадовался, что Славу совершенно изумило – до сих пор он не предполагал, что Схимник может у кого-то вызвать такое неподдельное теплое дружеское чувство. Причем владетеля замечательной бороды, назвавшегося Славе Анатолием Ивановичем, нисколько не обескуражило, что Схимник на все его расспросы отвечал мрачно и односложно, – похоже, он либо привык видеть его в таком настроении, либо просто не придавал этому особенного значения.

– Все сделаем, Леша, – весело сказал он, когда Схимник изложил ему свою просьбу. – Не беспокойся, ты же знаешь, что я лучший паспортный стол в этой области.

Слава побрился и переоделся в привезенную Схимником одежду, после чего тот протянул ему изящный футлярчик с очками. По диоптриям они оказались в самый раз, и Слава хотел было удивиться, но тут же вспомнил о Свиридове, который в свое время проверял его зрение и наверняка снабдил Схимника этой информацией. Затем Анатолий Иванович отвел их в свою подвальную фотостудию, стены которой были сплошь увешаны великолепными фотографическими портретами скудно одетых юных красавиц в соблазнительных позах.

– Работаю с местным модельным агентством и центром эстетического развития молодежи, – пояснил он, заметив, как Слава с интересом разглядывает фотографии. – И вообще… люблю посмотреть на хорошеньких девчонок.

Он сфотографировал Славу и Схимника, после чего сообщил, что для работы ему понадобятся примерно сутки, а пока они могут разместиться на втором этаже.

– Прежнюю герлфренд я вытурил, новой пока не завел, так что вы мне тут не помешаете, – сообщил он.

На втором этаже были три комнаты, сплошь уставленные большими и маленькими гвинейскими деревянными статуэтками. В первой же комнате Схимник, даже не сняв обуви, повалился на диван, откуда начал внимательно наблюдать за всеми перемещениями Славы, с любопытством разглядывавшего обстановку. В конце концов, тому это надоело, и он ушел в дальнюю комнату, где, осмотрев окна и убедившись, что удрать незаметно никак не получится, включил огромный телевизор и плюхнулся в не менее огромное кожаное кресло.

В комнату, где остался Схимник, Слава вернулся часа через два. Схимник по-прежнему полулежал на диване, но теперь из одежды на нем остались только брюки, а на боку белела свежая повязка с проступившим сквозь белое ярким пятнышком крови. На журнальном столике рядом с диваном стояли пепельница, забитая окурками, и наполовину пустая квадратная хрустальная бутыль с коньяком. В неподвижном воздухе покачивались паруса сигаретного дыма, и свет люстры тускло просеивался сквозь них, создавая жутковатую иллюзию начинающегося пожара. При виде Славы Схимник выплеснул в рот очередную рюмку и брякнул ею о столик, потом сунул в рот дымящуюся сигарету и закинул руки за голову.

– Выйди! – глухо сказал он Славе, не глядя на него.

– Ты рехнулся?! Куда тебе пить в таком состоянии.

– Я сказал, выйди! – повторил Схимник, и в его голосе проскользнуло рычание. – Возвращайся туда, где сидел! Если ты насчет еды, то через час я тебе что-нибудь принесу, а сейчас вали обратно – понял?!

– Через час ты вырубишься, – негромко произнес Слава, застыв в дверях комнаты. – Какого хрена ты делаешь?! Утром же ни-никакой будешь! Или нас уже не ищут?! Или ты решил завязать с торговлей и весь этот бардак затеял для собственного увеселения?!

Схимник резко сел, и пепел с сигареты ссыпался на его голую грудь. Белки его глаз были испещрены пурпурными прожилками, а сама радужка потемнела, и в черных маслянисто-блестящих зрачках таилось нечто очень нехорошее и в то же время удивительно осознанно-трезвое.

– Катись в свою комнату, Слава, – сказал он, заглаживая назад волосы обеими ладонями. – Я не шучу. Я сейчас не в том состоянии, чтобы с тобой тут дискуссии разводить!

– Вот именно, что ты в паршивом с-состоянии и, по-хорошему, тебе бы врачу показаться надо! – спокойно заметил Слава. – Ты лег бы спать… хотя бы. Не боись, не сбегу. Я с-сам не в лучшем состоянии.

– Ты будешь в еще худшем состоянии, если сейчас же не уберешься! – сказал Схимник со знакомой равнодушно-насмешливой интонацией, бросил сигарету в пепельницу и вдруг легко вскочил на ноги и быстро подошел к Славе почти вплотную. На него пахнуло резким запахом коньяка, сигаретного дыма и каких-то лекарств. Глаза Схимника стали страшными и потемнели еще больше, но теперь в них окончательно не осталось и следа хмеля. Прежде, чем Слава успел что-то сделать или сказать, Схимник схватил его за плечи, протащил через комнату и толкнул в кресло, с которого тот недавно поднялся.

– Сиди здесь! – зло сказал он и, словно для придания значительности приказу, ткнул в его сторону указательным пальцем, на котором весело взблеснула изумрудная крыша пирамидки. – И не дай бог тебе!..

Схимник повернулся и грохнул за собой дверью, а через несколько секунд Слава услышал, как с той стороны к двери придвигают какую-то мебель.

Схимник сдержал свое слово и ровно через час выпустил его из заточения и отвел на первый этаж, где в обеденной комнате Анатолий Иванович уже сидел за обильным столом и с удовольствием поглощал копченую рыбу под водочку. Сам Схимник, снова полностью одетый, выглядел как обычный усталый человек, хвативший немало коньяку, разговаривал соответственно, и глаза его были обыденно-хмельными и спокойными. Спать он лег позже всех, но утром выглядел вполне бодро, и когда они ближе к обеду, забрав новенькие документы, распрощались с Анатолием Ивановичем, «импреза» полетела по дороге без каких-либо огрехов.

– Тебя, значит, Леша зовут? – осторожно осведомился Слава вскоре после отъезда.

– Нет, – отозвался Схимник с легкой усмешкой.

– И не В-виталий Павлович, как в документике, верно?

– Верно.

– Тогда как?

– А тебе не один хрен?! – сказал Схимник все так же насмешливо, и больше они на эту тему не разговаривали.

Перелом наступил на второй день, ближе к вечеру, когда они без особых приключений проехали какой-то маленький городок. Погода была хорошей, теплой, и Слава, опустив стекло и подставив лицо ветру, слушал какую-то незатейливую музыку и курил – оказавшись на «свободе», он курил очень много, изголодавшись по сигаретам за время заточения в клинике. Прямая дорога просматривалась далеко вперед, сегодня было на редкость пустынно, и за полчаса не появилось ни одной машины, но Схимник смотрел в лобовое стекло так напряженно, словно «импреза» мчалась по городской улице. Почти с самого утра он не проронил ни слова, а на все попытки Славы, с некоторых пор не выносившего тишину, завязать беседу, только отрицательно или утвердительно мотал головой и болезненно щурился. Решив, что он устал, Слава предложил на какое-то время сесть за руль, но Схимник посмотрел на него с такой снисходительной усмешкой, что Слава немного обиженно пожал плечами и больше никаких предложений не выдвигал.

«Импрезу», шедшую ровно и мягко, вдруг пьяно мотнуло в сторону, и Слава, развалившийся в безмятежной позе на откинутой спинке сидения, крепко стукнулся виском о дверцу и невольно взвыл от боли – и от удара, и от одновременно проснувшейся старой раны, в которую словно всадили раскаленный стержень. Машина дернулась в другую сторону, наполовину выскочив на обочину, и резко остановилась взрыв колесами землю. Славу швырнуло в лобовое стекло, но он успел удержаться, вцепившись в сидение и чуть не вывихнув себе суставы. Повернувшись, он увидел, что Схимник безвольно навалился грудью на руль, уронив руки. Мотор продолжал урчать, и радио играло какую-то развеселую глуповатую песенку.

– Эй… – испуганно сказал Слава, потом быстро оглядел пустынную в оба конца дорогу. Это был момент, упускать который было нельзя, и он потянулся к ручке дверцы, но тут же вспомнил про пистолет, и тотчас же тело Схимника начало сползать в сторону. Слава подхватил его и попытался толкнуть обратно, одновременно стараясь нащупать оружие, но руки Схимника вдруг пришли в движение и отбросили Славу к дверце, потом раздался металлический щелчок, и в лицо ему глянул черный зрачок дула.

– Не надо… вот этого, – хрипло сказал Схимник. Его рука с пистолетом не дрожала, но лицо горело, и в широко раскрытых глазах расползалась сизая муть. Он тяжело дышал, придерживаясь одной рукой за руль и кривя ссохшиеся губы.

– Ты мне стволом в ли-лицо не тычь, – произнес Слава со спокойной злостью, глядя на него в упор. – Пуганый уже.

– Ох ты, глядите-ка… – Схимник неожиданно засмеялся – смех был болезненным, скрежещущим. Потом он качнул пистолетом, и его рука снова застыла. – Ну, давай, пуганый, проваливай!

– Что?! – ошеломленно спросил Слава, не поняв.

– Вали, говорю! – Схимник чуть передвинулся, и его веки поползли вниз, но он тут же снова открыл глаза и облизнул губы. – Чего ты таращишься?! Не доходит?! Когда… блядь! – он дернулся и на мгновение побледнел. – Наташа твоя… ненаглядная… скорее всего снова в Симфере обретается, так что лови… попутку и вали!

Он приподнялся и бросил Славе на колени свой бумажник.

– Забирай! Считай, отпускные… Ну, чего ты ловишь?!.. – рявкнул он зло. – Пошел вон! Или я тебя, мать твою, пристрелю сейчас! Не промахнусь! Бар-ран!.. Ну?!!..

Слава отвернулся, молча смахнул с колен бумажник, вылез из машины, захлопнул за собой дверцу и быстро пошел прочь. Схимник скосил глаза на бумажник и криво усмехнулся, потом поставил пистолет на предохранитель.

– Пацан!.. – прошептал он и снова навалился на руль, уронив руку с пистолетом на колено.

Отойдя от машины метров на двадцать, Слава замедлил шаг, растерянно оглядывая пустынную в оба конца дорогу. Слева от дороги тянулась длинная цепь холмов, справа местность косо убегала вниз к небольшой речушке, весело поблескивающей под заходящим солнцем. Единственными звуками были легкое посвистывание ветра, стрекотанье кузнечиков в придорожной траве и едва слышное бормотание мотора оставшейся позади «импрезы». Слава посмотрел на нее, на темный согнувшийся силуэт за рулем, отвернулся прошел еще метров десять и резко остановился. С минуту он стоял, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на холмы, а ветер ворошил его волосы и холодил все еще непривычно голые щеки и подбородок, и его зеленовато-карие глаза становились все более и более пасмурными. Потом он откашлялся, сплюнул и, прихрамывая, пошел обратно к машине.

– Чего тебе еще? – спросил Схимник с обыденным раздражением человека, которому испортили послеобеденный отдых. Когда Слава открыл дверцу с его стороны, он не пошевелился.