Текст книги "Мой ангел злой, моя любовь…(СИ)"

Автор книги: Марина Струк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 68 страниц)

– О, à temps [179]179
  Вовремя (фр.)


[Закрыть]я, однако! – улыбнулся он удивленному его приездом отцу, когда ступил в салон, хромая на правую ногу, опираясь на трость, где тот ждал девушек и мадам Элизу, чтобы ехать в Святогорское. Пришлось задержаться с выездом, пока Петр смоет дорожную грязь да наденет свежий мундир, приехать в числе последних припозднившихся гостей.

– Чего кусаешь губы? – шутливо склонился к уху сестры Петр в карете по дороге в Святогорское. – Пухлее не станут. Il est arrivé, vrai? [180]180
  Он приехал, правда? (фр.)


[Закрыть]Сам Бог благоволит тебе, ma chere.

– Бог не может быть благосклонным в азарте, – отрезала тихо Анна. Петр улыбнулся хищной улыбкой, заметив ее волнение, коснулся пальцами одного из бледно-розовых маленьких цветов, которым она украсила ныне прическу, и Анна покраснела невольно, словно он мог угадать ее намек для того, кто способен понять, отчего она выбрала именно эти живые украшения на этот вечер. Знай о том Петр, тот бы не упустил случая пошутить над сестрой, пусть и не со зла, без иронии. О, отчего он тут, невольно подумала Анна. Совсем не вовремя и не к месту. Будто намеренно прибыл именно ныне в Милорадово по воле судьбы!

Шепелевы опоздали совсем – тихо, но отчетливо были слышны звуки «польского», когда они наконец-то переступили порог дома графини. А когда зашли в залу, Анна и вовсе вдруг пала духом, захотела вернуться к себе, забиться в постель, когда поймала на себе насмешливый взгляд Петра.

– Une rivale, ma chere? [181]181
  Соперница, моя милая? (фр.)


[Закрыть]– шепнул он ей на ухо, заметив поверх мужских голов и хорошеньких головок в тюрбанах, чепцах и плерезах, как ведет в полонезе Андрей госпожу Арндт. – Кто это, à propos? [182]182
  Кстати говоря (фр.)


[Закрыть]

– C’est Marie, protégée de la comtesse [183]183
  Это Мария, протеже графини (фр.)


[Закрыть], – и кивнула, поймав на себе удивленный взгляд Петра. Она и сама удивлялась ныне, как хороша та в атласном платье глубокого алого оттенка, с плерезом того же цвета, спускающемся на обнаженное плечо в глубоком вырезе платья. – Она вышла замуж за Ореста Карловича Арндта, главного управителя графини, этой весной.

– О, теперь мне ясно, – Петр снова взглянул таким взором на степенно ступающую под музыку полонеза Марию, что Анна едва удержалась, чтобы не стукнуть того веером от злости, бушующей в душе пожаром.

– Что тебе ясно? – переспросила только она, раскрывая веер и резко обмахиваясь им, словно ей было нечем дышать в этот момент. Петр только снова усмехнулся в ответ.

– После узнаешь, ma chere, после непременно узнаешь о том. Когда сама женою станешь…

Весь этот вечер Анна тихо страдала, пытаясь скрыть от всех, что творится в ее душе. Она с трудом подавила желание уйти в отведенную дамам комнату и там просидеть весь бал и ужин после. Никого не видеть, никого не слышать, не заставлять себя улыбаться через силу и смеяться тихо глупым и несмешным шуткам Павла Родионовича, снисходительно смотреть на поручика Бранова, что так явно расстроился, когда она вынуждена была отказать ему записаться трижды в ее карточку. Принимать благосклонно комплименты, кивать знакомым и приседать перед незнакомыми, говорить банальные любезности в разговорах. И наблюдать искоса или через кружево веера, как вьется вокруг Андрея эта мерзавка в алом платье, так беззастенчиво выставляя себя напоказ, проводя веером по его плечу, флиртуя, сжимая его пальцы во время кадрили.

– О, ma chere cousine, je suis triste! [184]184
  О, милая кузина, мне так грустно! (фр.


[Закрыть]) – проговорила явно огорченная Катиш. Кавалергард почти не танцевал в этот вечер, а только стоял подле одной из колонн залы и наблюдал со своего места за происходящим в зале.

Анна пожала плечами, пытаясь сохранить хладнокровный вид при виде того, как улыбнулся, что-то говоря Марии Андрей, а та рассмеялась, чуть откинув голову назад, показывая свои белоснежные зубы. О мой Бог, подобное Анна видела в последний раз в московских залах! Такой откровенный, ничем неприкрытый флирт, который позволяли себе некоторые замужние дамы, такой явный интерес…

Перед ужином гостей позвали выйти через распахнутые французские окна в сад, чтобы полюбоваться иллюминацией, которую устроили для этого праздника. Анна же, в очередной раз ускользнувшая от своих поклонников в дамскую комнату, чуть замешкалась, помедлила и вышла в залу уже, когда все с восторгом наблюдали за действом. Но на террасу не пошла – встала в проеме одного из окон чуть поодаль от остальных, поглощенных зрелищем, нашла глазами яркое пятно платья Марии. Она стояла и слушала мужчину, что-то шепчущего ей на ухо, склонив к нему голову. И этим мужчиной на удивление Анны был ее брат Петр.

А затем вдруг стало тепло, несмотря на прохладу этого летнего вечера, стало вмиг так спокойно. Ей не надо было поворачивать голову, чтобы убедиться, кто именно занял место за ее плечом, кто встал за ее спиной. Тот взгляд, которым обожгла ее Мария, обернувшись рассеянно назад, на дом, сказал Анне о том лучше любых слов.

– Ces fleurs exhalent une délicieuse odeur [185]185
  От этих цветов идет восхитительный аромат (фр.)


[Закрыть], – произнес Андрей, словно намекая на розы в ее волосах, и Анна поспешила раскрыть веер, чтобы скрыть за ним свою счастливую улыбку, скользнувшую по ее губам помимо воли. Он встал возле нее в проеме, но она не повернула к нему головы, стала смотреть в сад, с шипением загорались шутихи, закружилось огненное колесо, рассыпая ворох искр.

– Je vous remercie, mademoiselle Annette [186]186
  Я вас благодарю, мадемуазель Аннет (фр.)


[Закрыть], – тихо проговорил он, но она все же услышала его, замерла в ожидании продолжения. – Вы заставили меня понять одну простую истину. Мужчине никогда не стоит пытаться понять женщину умом, коли ее уже приняло его сердце.

Анна резко обернулась к нему, заглянула в его глаза, что так внимательно смотрели сейчас в ее лицо, будто пытаясь отыскать в нем что-то. С тихим шипением погасла в саду последняя шутиха, остановились, медленно гаснув, вертящиеся колеса. Гости, шумно переговариваясь, направились через французские окна с террасы в дом, чтобы после пройти за лакеями в столовую, где уже сервировали ужин, и Анне пришлось отвести взгляд от глаз Андрея, отступить в сторону от окна, к мадам Элизе, стоявшей неподалеку.

Подошел Павел Родионович и предложил ей руку, чтобы отвести на ужин в столовую. Анна оглянулась на Андрея, но того уже на прежнем месте не было. Только другие гости проходили перед ее взглядом, мундиры другого цвета, сюртуки и фраки…

Уже перед самыми дверями в столовую произошло то, что неминуемо когда-нибудь должно было случиться. Каким-то странным образом Анна столкнулась с Марией, что следовала в столовую в нарушение приличий одна, без спутника. Столкнулась в прямом смысле – задели плечами друг друга, когда Анну обгоняла быстрым шагом фигура в алом атласном платье. Анна не сумела сдержаться, издала из-за сомкнутых губ сдавленный протестующий звук, и Мария обернулась к ней, бросила на нее взгляд, полный едкого презрения, изогнула губы насмешливо.

– Вы зря стараетесь, mademoiselle Annette! Он, как и мадам графиня ведает, насколько вы недостойны его, – тихо, так чтобы ее услышала только Анна, прошептала Мария, кривя губы. Анна едва сдержалась, чтобы не ударить ее прямо по этим губам сложенным веером, но не ответить на этот выпад было совсем не в ее правилах.

– Но и вы, мадам, тоже, как оказалось, – отчеканила она в голос, ни от кого не таясь, заставляя обернуться впереди идущую пару. – Иначе бы носили совсем другую фамилию!

Сама того не ведая, Анна ударила в самое сердце ту, и Мария злобно прищурила глаза, пытаясь найти достойный ответ на эту реплику, от которой слезы подступили к глазам.

– Vous êtes… vous êtes detestable! Vilaine! [187]187
  Вы… вы отвратительны! Дрянь! (фр.)


[Закрыть]– выкрикнула Мария в лицо Анны. Позади сдавленно ахнула шокированная мадам Элиза, как-то сжался комично от этого скандала Павел Родионович, явно смущенный этой женской ссорой.

– Да как вы смеете! – бросила Анна в ответ, сжимая ручку веера. О, отчего она не мужчина?! – Да будь мы обе мужеского пола, я бы заставила проглотить эти слова у барьера! Кровью бы вашей смыла, слышите?

– А я бы с большим удовольствием сделал это с вашим мужем или братом за это оскорбление, будь у вас таковые тут! – прогромыхал из-за спины Анны неслышно подошедший поручик Бранов, слышавший почти каждое слово из этого обмена любезностями. – У вас дурное воспитание, мадам! И отвечать за эту промашку ваших учителей пришлось бы защитнику вашему, будь он тут!

– А отчего вы решили, что в этом доме для Марии Алексеевны не найдется защитника? – раздался позади очередной голос. Андрей только приблизился к кружку, что образовался у дверей столовой и, услышав последние слова гусара, не мог не вмешаться. – Мария Алексеевна на попечении моей тетушки Марьи Афанасьевны, а стало быть, коли супруг ее не имеет возможности ответить вам, то вполне могу встать для ответа я.

– Ah, de grace, messieurs! [188]188
  Ах, ради Бога, господа! (фр.)


[Закрыть]– Анна заметила, как мелькнула острая ненависть к кавалергарду во взгляде поручика, как упрямо сжал тот губы под усами, и как окаменели черты Андрея в ответ на это. Перепугалась до дрожи в руках той напряженности, что повисла в этот миг в проходной комнате. – Это просто недоразумение! Только и всего. К чему эти речи?

А Мария улыбнулась и приблизилась к Андрею неспешно, провела веером по его локтю.

– Merci bien, Андрей Павлович, je vous suis très reconnaissant [189]189
  Большое спасибо…. Я вам очень признательна (фр.)


[Закрыть]. Полагаю, поручик даже не предполагал, говоря то, что есть персона в силе достойно ответить ему на его слова.

Анна едва удержалась, чтобы не ударить ее от возмущения ее словам. Неужто она не видит, что только распаляет своими словами гусара, который даже ус прикусил, чтобы сдержаться и не нагрубить ей? Или ее тщеславие так жаждет той дуэли, тень которой ныне так и витала в воздухе над ними?

Поручик открыл рот, чтобы что-то сказать Андрею, по-прежнему не отводящему взгляда от его глаз, но Анна не дала ему такой возможности – схватилась за его локоть свободной рукой, потянула в сторону столовой, защебетала без умолку:

– Ах, пойдемте, милый Григорий Александрович, – впервые обращалась к нему по имени, и он отвлекся от кавалергарда, подчинился ее воле. – Пойдемте же в столовую, на нас уже оборачиваются, дивясь нашей задержке! Вы сядете подле меня? Ах, я совсем позабыла, что обещала это место милому Павлу Родионовичу! Вы позволите, Павел Родионович? Я боюсь оставлять Григория Александровича – как бы снова не пришла ему в голову та шальная идея, что он всенепременно должен прогнать из своей головы!

Она и все время ужина отвлекала гусара глупой болтовней, которую ненавидела, злясь и на Бранова, что свирепо смотрел на Андрея наискось через стол, и на его оппонента по этим взорам, который явно забавлялся яростью поручика, подкидывая дров в ее огонь. Ах, эти мужчины, злилась Анна, замечая очередной обмен взглядами, неужто им так не терпится поиграть с судьбой? Руки тряслись от волнения, она толком ничего и не ела за ужином, только лениво ковыряла в каждой перемене вилкой. Та радость, возникшая при тихих словах Андрея, то предвкушение чего-то особенного испарились ныне, оставив только рассеянность и тревогу, сжимающую грудь. Она попыталась и после ужина не отпустить от себя поручика, но тот вдруг вспылил, заметил ей резко:

– Я вам не юнец неразумный, Анна Михайловна! Не пекитесь так о моей судьбе! Я сам ее творец! – откланялся, передавая ее руку Петру, что сидел от нее за ужином по правую руку.

Конечно, Бранов просил прощения после, когда перешли в парадную гостиную для завершения званого ужина за маленькими чашечками кофе и холодным мороженым, щедро сдобренным фруктами из оранжереи имения. Но Анна только устало кивнула ему в ответ, хотя и протянула руку для пожатия ответного. Только ныне она поняла, что надобно было действовать через его противника, более хладнокровного и не столь вспыльчивого. Что она и попыталась сделать, когда гости стояли на крыльце дома в темноте летней ночи, ожидая, пока подадут экипажи, наслаждаясь прохладой после душных комнат.

– Андрей Павлович, могу ли я надеяться на ваше благоразумие…? – но он не дал ей договорить, поднял вверх ладонь, и она смолкла.

– Soyez tranquille! [190]190
  Будьте покойны! (фр.)


[Закрыть]Даже шнуры на ментике вашего гусара будут целы, это я вам обещаю, Анна Михайловна, – ответил он ей резко, и она вздрогнула от холода его голоса.

– Bonne nuit! [191]191
  Покойной ночи (фр.)


[Закрыть]– присела вдруг стоявшая подле них Катиш, заметив знак Михаила Львовича, что их карету уже подали к подъезду. Андрей кивнул ей в ответ, после повернулся к Анне, чтобы и той кивнуть на прощание, но она вдруг протянула руку вперед, задержала его от того, положив сложенный веер на его локоть.

– Не сердитесь на меня, Андрей Павлович, je vous prie [192]192
  Прошу вас (фр.)


[Закрыть], – тихо проговорила Анна и смело встретила его взгляд. – Что бы вы ни думали, моя вина в той ссоре не столь велика, как могла бы быть. Я желала ее, не скрою, но не последствий… Это сущее безумие!

Он ничего не ответил на ее слова, только подал руку, чтобы проводить к карете, в обход лакея помог занять место в экипаже. Только, когда она уже сидела, легко пожал руку на прощание. Так же молча, без единого слова.

– Петухи вздыбили перья и готовы к драке, – заметил Петр шепотом только для Анны, растирая свою больную ногу, что тихо ныла от усталости и напряжения. Она резко повернула к нему голову.

– Ты думаешь?

– Наверняка. Хотя кто знает? По каменному лицу твоего кавалергарда ничего и не понять было, когда они вышли с балкона, где уединились после ужина. Это поручик будто лопался от злости, а вот Оленин – истинно statue de marbre [193]193
  Мраморная статуя (фр.)


[Закрыть]. Я даже порой сомневаюсь, бьется ли сердце под мундиром. Что ты натворила, ma chere? Отчего весь шум и гам?

– Я послужила причиной той ссоры, не скрою, но распалила этот огонь не я. Ты думаешь, будет… duel?

– Поживем-увидим, – пожал плечами ее брат, откидываясь на спинку сидения, закрывая глаза, в подражание отцу и мадам Элизе, что казалось, дремали, утомившись за время праздника. Катиш же смотрела в окно и обрывала лепестки цветов boutonnière, что на ленте были у нее на запястье.

– Ты думаешь, он влюблен в нее? – вдруг шепотом спросила она, перегнувшись через Петра к Анне. Та вздрогнула от неожиданной прямоты и смелости подобного вопроса, которых вовсе не ждала от petite cousine, но не стала отвечать, только пожала плечами.

Сон той ночью совсем не шел к Анне. Она ложилась в постель, вставала, ходила по спальне и снова ложилась. Наконец сдалась и разбудила Глашу, спавшую на узком диванчике в будуаре, приказала привести к ней Дениску, внука Ивана Фомича, что служил в имении одним из казачков.

– Он же почивает, – не могла понять Глаша спросонья приказа барышни. – Ночь ведь!

– Почивает – разбуди! – резко ответила та, борясь с желанием взять за плечи девушку и хорошенько встряхнуть. Та кивнула в ответ, быстро отыскала под диваном туфли и выскользнула из покоев барышни. Вскоре вернулась с заспанным Дениской, веснушчатым мальчуганом лет десяти, который получил приказ от Анны бежать к границам Святогорского, последить за дорогой, что ведет к имению, а после вернуться и рассказать ей, что видел.

За окном уже светало, когда Дениска вернулся и, задыхаясь от быстрого бега, стал рассказывать:

– Все, как барышня сказала! И доктор поехал на луг графини, что у леса граничного, и гусар с коробкой у седла. Вот такая коробка была, – и он показал побелевшей лицом барышне размеры той коробки, что вез с собой Бранов. Анна тут же заметалась по комнате, не стала будить Глашу, снова тихо посапывающую в будуаре, бросилась сама в гардеробную. Платье схватила самое простое – из тонкого ситца английского, с пуговками впереди, которое могла бы надеть сама, без помощи. Но все же замешкалась, запуталась, одеваясь, в проемах рукавов, чуть не порвала ткань, ткнувшись резко в «фонарик».

Оттого и задержалась, несмотря на спешность, на бег, которым пустилась по залесной аллее [194]194
  Широкая основная аллея парка, которая переходила в лес. Оттого и звалась так


[Закрыть], путаясь в подоле. Первый выстрел услышала уже в лесу, когда пробиралась по узкой тропинке в сторону Святогорского, цепляясь шалью за ветви деревьев и диких кустарников, которые тянулись к ней, словно пытаясь остановить. Анна тут же встала, как вкопанная, приложив ладонь к бешено колотящемуся сердцу. Мелькнуло перед глазами вдруг лицо Андрея, когда тот разворачивался от окна к ней, вошедшей в гостиную, пару дней назад. Задрожали колени, захотелось сесть прямо на эту тропу, не ходить далее, подчиняясь страху, разливавшемуся в груди, захватывающему ее с головой до пят.

Но она все же качнулась вперед, побежала по тропинке далее, свернула с нее у самого выхода на луг, что виднелся в просвете между деревьями. Она знала по описанию казачка, что Бранов остановился у трех сосен, стоявших на краю луга, чуть поодаль от лесной кромки. Значит, там все происходит.

И верно, они были у тех сосен. Мирно жевали траву привязанные к стволам лошади, приученные к звукам выстрелов, замер у одной из сосен уездный доктор, низенький и плотный немец Михель, резкими шагами ходил возле него незнакомый Анне офицер в армейском мундире. Стоял, высоко подняв голову, Бранов с одной рубашке и наброшенном на плечи ментике. Напротив него в двух десятках шагов – Андрей, тоже без мундира, в рубашке и камзоле, целясь в гусара из пистолета в вытянутой руке.

Анна прикрыла глаза на миг, облегченно выдыхая, прислоняясь к стволу деревца, что было подле. Значит, первый выстрел был поручика. И судя по тому, что на белоснежных камзоле и рубахе Андрея она не заметила ни единого кровавого пятна, этот выстрел не достиг своей цели. Можно было уйти тотчас, как поняла это, но она задержалась, обхватив тонкий ствол руками, прижавшись к нему щекой.

Нет, она и не думала выходить на луг из своего лесного укрытия – рисковать своим именем ради гусара даже мысли не было в голове в этот миг. Но осталась, чтобы мысленной мольбой обратиться к Андрею на промах, как дал «пуделя» [195]195
  Т. е. промахнулся


[Закрыть]гусар до того, не ранить и, упаси Бог, не убить поручика. Осталась, чтобы убедиться, что он таков, как она думала о нем. Господи, помоги, взмолилась Анна.

Резким движением рука Андрея ушла вверх, направляя пулю в небо. Вздрогнул заметно всем телом гусар, за миг до выстрела закрывший глаза. Зааплодировал поступку Андрея доктор, явно довольный, что дело обошлось без крови. Анна же тихо заплакала, выпуская то напряжение, что сковало ее тело до того момента.

– Благодарю тебя, Господи, – прошептала она, прижимаясь щекой еще плотнее к шершавой коре дерева. – Благодарю тебя, что он такой… mon étonnant [196]196
  Мой дивный (фр.)


[Закрыть]…

Глава 9

После последнего выстрела в воздух недавние противники сошлись на середине разделявшего их некогда расстояния, обнялись и трижды расцеловались, примиряясь. Прошка, денщик Андрея, подал господам по рюмке водки, которую те должны были выпить за мир меж ними.

– Жаль, что я промахнулся, – упрямо мотнул головой Бранов, поправляя едва не соскользнувший с плеч ментик. – Я ведь вас не люблю, Андрей Павлович, очень не люблю. До глубины души! И отчего к вам так благоволит Фортуна? Но она, – он сделал некий упор при этом слове. – Она выбрала вас нынче, мне же остается только склонить голову пред ее выбором. И все же я понимаю, отчего был сделан этот выбор – по чести вашей и достоинству, по благородству вашей души. Я питаю к вам глубокое уважение, Андрей Петрович, за ваш поступок вдвойне. Но любить вас… Нет, любить вас никогда не буду!

– Ну, полноте! – Андрей кивнул на поднесенные Прошкой рюмки, взял одну из них. – Мне и уважение от вас по сердцу, Григорий Александрович. Paix! [197]197
  Мир (фр.)


[Закрыть]

– Paix! – поднял ответно рюмку гусар. Опрокинули одним махом обжегшую горло и нутро водку, снова расцеловались троекратно. Бранов вдруг размахнулся и бросил рюмку в широкий ствол сосны, разбивая ту на осколки. – На примету! [198]198
  В то время существовала примета – разобьется рюмка в доме, быть невесте


[Закрыть]Пусть будет так!

А потом насторожился, оглянулся к лесу, когда расслышал в тишине летнего утра тихий вскрик. Стал вглядываться в лесную кромку на северной стороне луга, пытаясь разглядеть за стволами и зеленью кустов, откуда звук этот был, кому принадлежит. Видно, девки деревенские в лесу собирают что. Хотя, нахмурился Бранов, рано по ягоды-то ходить, не пора еще. Отчего тогда по лесу ходят?

Андрей недолго смотрел в ту же сторону, покусывая лениво травинку, потом повернулся к Бранову, протянул ему руку для пожатия на английский манер.

– Ну, прощайте, Григорий Александрович. До завтрака надо бы мне вернуться в усадьбу, а то вопросы пойдут ненужные. Ни к чему они нам, верно?

– Прощайте, ротмистр, – краткое пожатие, и былые соперники и их секунданты разъехались, каждый в свою сторону.

Когда Анна почувствовала чужое присутствие в наполненном утренними лучами солнца лесу? Когда так ясно ощутила на своей спине чей-то взгляд? Она шла по тропинке, возвращаясь в Милорадово, кляня весь белый свет и частным образом – жгучее растение, в молодые заросли которого она имела неосторожность оступиться, наблюдая с удивлением, как расцеловываются недавние противники. Дивно, право, у этих мужчин, думала тогда она. Только желали друг другу смерти, только держали друг друга под дулами пистолетов, а уже обнимаются, как старые друзья. Да еще и пьют, расцеловываясь, скривилась она. А потом замерла на месте, уловив каким-то шестым чувством движение в густой зелени за своей спиной, оглянулась резко, пытаясь поймать его уже зрительно среди переплетения ветвей и неровных рядов стволов. Постояла недолго на тропе, вглядываясь – вдруг стало боязно, показалось, что даже лесные птахи смолкли в глубине леса, что померк солнечный свет.

Затем Анна пустилась быстрым шагом по едва различимой в траве лесной тропинке, ощущая за своей спиной чужое присутствие. Спустя миг уже сорвалась на бег, когда позади тихонько хрустнула сухая веточка, явно под чьим-то тяжелым шагом. Да, убеждала она сама себя, нет нужды бояться ей. Она ведь в землях отца, ничего худого случиться не должно. Быть может, это кто-то вышел пострелять птиц или зайца с утра. Но тогда почему не слышно собаки? Разве ходят на охоту без борзых?

А потом в голову пришла мысль о том, как она выглядит ныне: толком непричесанная, в простом платье, которое уже успела испачкать в траве, намочить подол в утренней росе, оттого тот стал совсем темным от пыли с тропы, налипли сухие веточки к мокрой ткани. Эта-то мысль о собственной неопрятности гнала Анну вперед гораздо быстрее страха от чужого присутствия в лесу.

Она поняла, что это не охотник и не праздный гуляющий, когда расслышала, как тот, кто был позади, тоже ускорил шаги. Теперь ему таиться не было необходимости, теперь он уже открыто догонял ее и так быстро, что Анна едва сдерживала крик. Добежать бы скорее до залесной аллеи, в парке непременно будет кто-то из дворовых в этот час!

Уже впереди показался просвет, за которым должен был начаться ровный ряд лип и тополей, когда Анна была поймана, словно загнанный зверек. Мужская рука схватила ее за запястье, отчего Анна вскрикнула испуганно, и резко развернула к себе. Анна не устояла на ногах от такого рывка, упала на грудь своего преследователя, уже готовая кричать в голос, призывая к себе людей из парка. Должен же кто-то услышать ее крик! И пусть потом она будет наказана папенькой, пусть в этот раз он не будет снисходителен к ее безрассудству, пусть разносят по округе толки, что она бегает по лесу нечесаная и неприбранная!

Но даже легкого звука не сорвалось с губ Анны, когда она подняла голову, чтобы взглянуть в лицо своего преследователя. Рука, что упиралась ладонью в грудь, обтянутую шелком камзола, вдруг ясно различила быстрый стук сердца его обладателя, и словно по тонкой нити, эта бешеная гонка крови в жилах передалась и ей, заставляя замереть на месте, сдержать крик, рвущийся из вздымающейся груди.

– Андрей…, – тихо прошептала Анна, когда, отпустив на волю ее запястье, он обхватил ладонями ее лицо, склонился над ним. Совсем не осознанно назвала его по имени, пульсирующему в ее голове сейчас, подражая стуку сердца. Он улыбнулся уголками губ в ответ на этот тихий шепот, а потом поцеловал ее.

Сначала легко, едва коснувшись губ, будто прося позволения на свою вольность. Отстранился на миг, заглянул в ее широко распахнутые глаза, в которых плескалось изумление и которые тут же стало заволакивать легкой дымкой, вмиг вскружившей ему голову, заставившей сделать свой последующий поцелуй более глубоким, более волнующим. Анна спустя миг положила свои пальчики на его ладони, и Андрей прервался, решив, что она хочет отстраниться от него. Но она всего лишь встала повыше на цыпочки, чтобы быть ближе к нему, к его губам, и он снова склонился к Анне, видя, как она тянется к нему.

Неужели Анна ранее думала, что никогда в своей жизни не позволит кому-либо так терзать ее рот, как когда-то это было на московском балу? Неужели желала запретить своему супругу даже мимолетно касаться ее губ некогда? О, какой глупенькой она была! Но разве могла она тогда подумать, что поцелуи могут быть такими схожими, но в то же время такими разными? Тот был злым, грубым, настойчивым, а этот… От этих поцелуев шла кругом голова, а мир вокруг, казалось, замирал, чтобы после засиять ярче, более глубокими насыщенными красками раскраситься вмиг. Хотелось, чтобы эти губы никогда не отстранялись, чтобы эти руки медленно и ласково гладили ее скулы и не останавливались ни на минуту.

– Почему не дышишь? – прошептал ей прямо в губы Андрей, и Анна едва сообразила, о чем он говорит, где они находятся, и кто вообще она такая. – Не надо… дыши, милая… дыши…

И она попробовала сделать вдох и выдох во время поцелуя, как он сказал, с удивлением обнаруживая, что это возможно, что нет нужды таить дыхание, как она делала ранее. И тогда Андрей поцеловал ее по-иному, еще глубже. От этого поцелуя ноги вдруг стали ватными, захотелось прижаться к нему теснее, и она вдруг позволила это себе: обхватила руками его шею, запустила пальцы в его мягкие волосы.

– Моя милая, – прошептал Андрей ей прямо в губы, и она улыбнулась, чувствуя, как распирает грудь от счастья, вспыхнувшего в ней в тот миг, едва она увидела его голубые глаза. – Моя милая!

От этих простых слов, от его нежного шепота у Анны снова кругом пошла голова. Отчего, удивлялась она, отчего ей так хорошо, когда его руки легко гладят ее спину через ситец платья? Отчего ей так покойно ныне, когда он смотрит вот так ей в глаза?

– Простите мне мою вольность, – тихо проговорил Андрей позднее, выпуская ее из своих объятий, но не из рук – он не в силах был сейчас отпустить ее ладони, не в силах не целовать ее тонкие пальчики. – Я не должен был… не должен… Но я увидел вас там, понял, что вы пришли. Отчего вы пришли? Я позволил себе надеяться, что вы были там из-за моей скромной персоны, не из-за страха за поручика Бранова.

– Бранова? – воскликнула Анна с таким протестом, что Андрей не мог не улыбнуться, и она потупила глаза в смущении. – Вы правы, я пришла туда из-за… не из-за поручика. Отчего? Ну, отчего вы все же стрелялись? Ах, какое безрассудство! Что если бы…?

– Не может быть «что если бы», милая Анна Михайловна, – покачал головой Андрей, по-прежнему улыбаясь. Ему нравилось ее девичье смущение, ее растерянность, ее наивность. Перед ним ныне снова была та Анечка, которую он порой вспоминал в отъезде из этих мест. – Я всегда вижу все возможные риски, всегда пытаюсь увидеть финал дела.

– Все может знать только Господь Бог, – возразила Анна, а потом вдруг вздрогнула, когда до них донесся крик из парка – дворовые уже выходили на садовые работы, перекрикивались. Она оглянулась в сторону усадьбы, а потом с явным сожалением в глазах на Андрея. – Мне пора идти. Скоро меня хватятся в доме.

Она произнесла это, а сама молила отчего-то неслышно: «Задержи меня! Хоть на миг задержи подле себя!». И он услышал ее немой призыв – снова обнял, на этот раз приподняв с земли и поставив на поваленный ствол небольшой осины, упавшей еще зимой, не выдержавшей тяжелого снежного груза на своих ветвях. Теперь их лица были на одном уровне, и Анне не приходилось приподниматься на цыпочки, чтобы быть ближе к нему, подставляя губы. И снова мир заиграл другими красками, а птицы защебетали чуть приглушенно, но явно прекраснее, чем ранее.

– Всю жизнь! – Андрей целовал ее ладони, а она с улыбкой смотрела на него сверху вниз со своего места на возвышении. – Всю жизнь я бы провел с тобой вот так – в этой лесной тиши, под щебет птиц! Хотя нет… всей жизни будет мало, чтобы насладиться тобой, моя милая…

И сердце Анны пело в груди от счастья. О Боже, как же она жила ранее, не зная о том, как сладко может замирать сердце, как могут подгибаться ноги от легкого касания мужской руки, как может кругом идти голова! И он уже целует ее руки, вдруг мелькнуло в голове, заставляя вдруг вспомнить собственное тщеславие. Как она и пожелала когда-то…

– Я бы желал нынче же переговорить с вашим отцом, моя милая Анни, – проговорил Андрей, и Анна пошатнулась, едва не упала с бревна, на котором стояла от неожиданности его слов. Они оба знали, о чем он говорит, и оба вдруг замерли от того, что сулит им будущее этим днем, какие перемены может принести.

А потом мелькнуло вдруг в голове Анны, что завтра аккурат выходит срок пари, и она не смогла сдержать торжествующей улыбки, скользнувшей на ее губы. Она всегда побеждала. Всегда получала желаемое. Всегда, n'est-ce pas? [199]199
  не так ли? (фр.)


[Закрыть]Так и ныне вон вышло.

Андрей не мог не заметить этой насмешки, что всегда вызывала в нем глухую злость и раздражение. Снова вернулась Аннет на место той юной и наивной Анечки, что подставляла губы его губам, что так забавно не дышала по время их первых поцелуев. Что ж, он уже догадывался, что под этой красивой оболочкой скрываются сразу несколько образов Анны. Надо только найти подход, как научиться жить с тем, который явно не по сердцу ему, найти способ, как изгнать это высокомерие и тщеславие.

Но выносить вида этой усмешки он пока не мог – спрятал свое лицо в ее ладонях, словно пытаясь скрыться и от этой улыбки, и от осознания того, что он снова зависит от милости женщины, как бы ни отрицал подобное.

– Вы назвали меня Анни, – произнесла Анна, и ему пришлось поднять взгляд на ее лицо, чтобы понять, отчего она заговорила вдруг о том. Анна улыбалась, но уже по-иному: мягко и ласково, осветилось лицо светом, засверкали серые глаза. Нет, они у нее были не чистого серого оттенка, только ныне заметил он – смесь синего и серого, удивительное сочетание.

– Назвал. Вам не по нраву это имя?

– Непривычно, – смутилась Анна, но он видел по ее лицу, что она довольна этим ласковым обращением. – Меня еще никто не называл так, – и повторила, словно наслаждаясь его звучанием. – Анни… Анни…

Он не видел ее такой раньше, еще до момента, когда они прощались в оранжерее, потому надеялся, что только с ним Анна была такой – нежной, мягкой, юной и наивной девочкой, несмотря на свои годы. Потому она была для него Анни. Для всех она может быть и Аннет, и Анной Михайловной. Но для него и только для него она становилась Анни.