Текст книги "Мой ангел злой, моя любовь…(СИ)"

Автор книги: Марина Струк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 68 страниц)

После Андрей с улыбкой наблюдал, как Анна удаляется от него, ступив на гравий залесной аллеи, в начало которой он проводил ее из леса, поглаживая нежно ее пальчики на сгибе своего локтя.

– Анни, – окликнул он ее тихонько. Она обернулась через плечо, взглянула лукаво. – Вы мне не дали ответа, моя милая. Так я приеду нынче днем к вашему папеньке с визитом?

– А разве вы не знаете мой ответ? – удивилась она несколько деланно. А потом вдруг закружилась по аллее, смеясь, оглянулась снова на него, обожгла счастливым взглядом из-под своих длинных ресниц. – Я буду считать каждую минуту до того, как papa позовет меня. И буду молиться о том, чтобы он понял, как нужно мне его согласие вам. Мой ответ – да! Да! Да! Разве может он быть иным?

И он не смог сдержаться – настиг Анну в три широких шага, подхватил на руки и закружил по аллее, чтобы она продолжала смеяться этим счастливым смехом, который ныне так грел его душу, оттаивавшую от наледи, заточившей ее на столь долгий срок. Впервые за эти годы он чувствовал себя так легко и свободно, впервые так часто улыбался. Эмоции, что плескались в душе, были и схожи, и в то же время так отличались от тех, которыми было переполнено его сердце тогда, несколько лет назад, когда он был готов идти за женщиной на край света, слепо закрыв глаза.

Да и Анна совсем не была похожа на юную Надин, думал Андрей, прислонясь к стволу одной из лип аллеи, наблюдая, как удаляется от него тонкая фигурка в простеньком ситцевом платье и непокрытой головой, подставляя личико солнечным лучам, льющимся с неба. Загар удивительно был к лицу Анне, оттенял ее русые локоны, подчеркивал ее большие серо-голубые глаза. А потом вдруг понял, что вспоминая Надин, отчего-то видит перед собой лицо Анны. Дивно…

Андрей вернулся в Святогорское, когда уже засервировали для завтрака большой круглый стол на террасе – тетушка любила в летнюю солнечную пору трапезничать на свежем воздухе, утверждая, что вид залитого солнцем партера прогоняет прочь ее хандру. Носились за бабочками, заливисто лая, среди цветников маленькие болонки под тихий смех Марьи Афанасьевны. За ними спешили лакеи, зная, что если собачки убегут прочь с глаз графини, дворовых непременно накажут за это.

– Bonjour, ma tantine! [200]200
  Доброе утро, тетушка (фр.)


[Закрыть]– Андрей склонился над сидящей тетушкой и троекратно расцеловал ту в обе щеки. Та же ответила ему поцелуем в лоб, пригладила растрепанные волосы, смахнула с мундира редкие травинки.

– Доброе-то оно, может, и доброе, – проворчала Марья Афанасьевна, проследила взглядом за Андреем, что обошел стол и склонился над рукой Марии, а потом занял свое привычное место. Взялась было за ложку, но отложила ее в сторону. – Куда катался так рано?

– На прогулку, ma tantine, – ответил Андрей и улыбнулся, заметив, как одна из болонок тетки ловко увернулась от рук ловящего ее лакея. – Утро отменное, скажу я вам. Прелесть что за утро!

Марья Афанасьевна чуть прищурила близорукие глаза, заметив эту улыбку.

– Слыхали, говорят, выстрелы поутру ранехонько со стороны луга, что у леса граничного, – не унималась она, а после сделала знак умолкнуть Марии, которая испуганно взглянула на ее племянника и открыла было рот, чтобы что-то сказать. – Не слышал часом?

– Стреляли, ma chere tantine, верно. Видно, на охоту кто вышел, – пожал плечами безмятежно Андрей. Марья Афанасьевна только губы поджала недовольно.

– Ну, лжешь-то кому, Andre? Мне ведь лжешь! Я ж вижу ясно то! Знаю, отчего стрелялись, знаю! Ну, ладно бы гусар-то, шальная кровь! А ты-то что полез, Andre? – а потом снова шикнула на Машу, что снова попыталась что-то проговорить. – Душа моя, что с тобой? Не видишь, с Андреем говорю? Пожелаю тебя спросить – спрошу, а ныне будь любезна помолчать! Не думала, что скажу то, Andre, – снова повернулась графиня к племяннику, безмятежно поглощающему завтрак. – Не думала, что скажу, но мать твоя права – тебе бы жениться надобно. Надобно! И не будет тогда duel никаких из-за flirteuse blond cendré [201]201
  Дословно – флиртующая пепельная блондинка(фр.)


[Закрыть]. Ведь из-за того duel была, верно? Из-за этой особы!

– En voilà assez, Ìарья Афанасьевна! – вдруг отрывисто произнес Андрей, обращаясь к ней по имени, и графиня смолкла растерянно. Взглянула на него удивленно Мария, комкая лежащую на столе салфетку. – En voilà assez, je vous en prie [202]202
  Довольно о том… Довольно о том, прошу вас (фр.)


[Закрыть]. В той стороне кто-то охотился и только. А коли слухи пойдут, то прошу вас: отвечайте всем любопытствующим именно так, пресекайте толки на самом корню.

– С чего это я должна делать это? – раздраженно ответила ему тетка, и он поднял взгляд на нее, долго смотрели друг другу в глаза через стол.

– Оттого, что я прошу вас о том, ma tantine, – тихо ответил он. – Оттого, что мне это важно, – а потом поманил к себе одного из лакеев, что чуть поодаль стояли. – Милейший, скажи, чтобы коляску заложили.

– O, il est impossible! [203]203
  О, это невозможно! (фр.)


[Закрыть]– прошептала едва слышно Мария, сминая салфетку, дергая на себя при том и скатерть. Задрожали бокалы с водой, стоявшие на столе, дернулась ваза с оранжерейными цветами, тихо брякнуло серебро о тарелки. Такие тихие, еле слышные уху звуки, в то время, как ее собственное сердце нынче раскололось на части так громко, что даже заложило в ушах. Нет, это невозможно, хотелось крикнуть ей, но Андрей все же говорил это, заставляя ее душу медленно каменеть.

– Я решил остепениться, ma tantine, как и твердила мне маменька устами Софи, как и повторяли мне вы. Но уж коли жениться pour le profit de tout le monde [204]204
  К всеобщей выгоде (фр.)


[Закрыть], так почему бы в это число персон не включить и себя? Моему глазу приятна внешность mademoiselle Шепелевой, а мое положение можно поправить за счет того приданого, что за ней даст monsieur Шепелев, по крайней мере, смею надеяться на это.

Снова задрожали бокалы и ваза, снова дернулась скатерть в руках Марии, но никто из сидящих за столом даже головы в ее сторону не повернул. Так и буравили взглядом друг друга тетка с племянником. А ее сердце рыдало в груди, билось, словно, пойманная птичка в силок. Как это могло случиться? Когда? Или он, верно, делает предложение только из-за приданого? Из нужды, не по сердцу…

– Ты совершаешь ошибку, Andre, – глухо проговорила Марья Афанасьевна. – Faute d'école [205]205
  Непозволительная ошибка (фр.)


[Закрыть]. Опомнись! Одумайся! Вон Алевтина Афанасьевна писала ко мне, что есть на примете у нее…

– Я уже все решил, ma tantine, – коротко, но именно эта реплика, тон его голоса ясно сказала женщинам, что Андрея уже не переубедит ничто, никакие доводы рассудка.

– Что ж, – скривила губы графиня. – Езжай, пробуй убедить Михаила Львовича в достойности своей персоны в зятья его. Я же даже словечка не замолвлю за тебя в том, так и знай! Не думаю, что он распахнет для тебя отцовские объятия, скорее погонит вон, как сделала бы то я, будь я на его месте!

– Не думаю, что он сделает то, так сильно любя свою дочь. Ее выбор станет и его выбором, уверен в том. А что касается ее решения, то она его уже сделала.

– Думаешь, вскружил ей голову уже? Ну что ж! Что ж! – графиня недовольно отодвинула от себя и тарелку с кашей, и пару с кофе, который так любила пить по утрам, расплескав при том напиток на скатерть. – Отменное утро, отменное! Эй, там! Заложите скорее Андрею Павловичу коляску! Он же так спешит положить свою голову в удавку, что тянет себе сам на шею!

– Excusez-moi! [206]206
  Прошу прощения (фр.)


[Закрыть]– Андрей поднялся на ноги, вышел вон из-за стола, зная, что вспыльчивая натура тетушки уже берет над благоразумностью верх, что скоро будет сказано то, что он с трудом сможет впоследствии ей простить и за что ей самой будет впоследствии стыдно и горько. Да и требовалось почистить мундир и запылившиеся сапоги для визита в соседнее Милорадово, привести себя в порядок. Но то настроение, с которым он возвращался в усадьбу нынче поутру, уже ушло. Снова ступила в душу прежняя тоска, словно словесная пощечина тетки привела его в чувство, вернуло столь привычное ему хладнокровие и некую отстраненность. То только к лучшему было – не стоило ехать к Шепелевым с эмоциями свойственными лишь глупой влюбленности.

А Марья Афанасьевна уже выплескивала свой гнев на окружающих, как обычно: разбранила лакеев, что по ее мнению, не слишком спешно прибирали безобразие на столе, помедлили заменить ей кофе, упустили одну из болонок в глубину парка, засмотревшись на господскую ссору на террасе.

– Нет, тот ему откажет, – бубнила она себе под нос, зачем-то мешая ложечкой горячий кофе, совсем забыв про стакан холодной воды, что стоял рядом [207]207
  в то время была привычка пить горячий кофе, запивая холодной водой


[Закрыть]. – Он ему откажет, ведь он понимает, что этот марьяж [208]208
  От фр. mariage – брак, свадьба


[Закрыть]… этот марьяж из ряда вон!

А потом вдруг затихла, задумалась. Неужто и правда откажет Андрею Шепелев? Неужто и вправду отвернет от дома ни с чем? Это ее-то Андрея? Пусть он не так красив, как могут быть красивы мужчины, вон как тот же братец Аннет, но зато вполне пригож и лицом, и статью, и вид его не так холоден и заносчив, как бывает у красавцев. Ведь недаром столько девиц вздыхало и вздыхает (да и к чему таить-то – будет вздыхать еще долго) по нему. Недаром вскружил голову этой красавице уезда, держащих своих воздыхателей на долгом поводке.

И пусть Андрей не богат, как этот князь Чаговский-Вольный, что мрачной тенью кружил над mademoiselle Шепелевой нынешней зимой. Но зато уж выкупил из двойного заклада одно имение и, Бог даст, выцарапает из опекунского совета второе. А там уж и ее к себе Господь приберет, тогда вовсе Андрей станет побогаче самого Шепелева. Пусть подумает Михаил Львович о том, пусть подумает!

Ох, и отчего только этот князь предложение не сделал зимой?! Да только вряд ли приняла бы его Анна Михайловна – Марья Афанасьевна давно заметила, как у той глаза горят, как сразу она находит взглядом Андрея… Ох, и дурно то, дурно! Рано еще, ой, как рано…!

– Я прошу вас! – вдруг тихо прошелестел шелк подле графини, и той пришлось очнуться от своих раздумий, взглянуть на Марию, которая бросилась на колени перед Марьей Афанасьевной, сжала ее руки с силой, аж поморщилась графиня. – Я прошу вас!

Слезы стояли в горле комком, душили ее ныне. Как ей пережить, если Андрей женится на этой холодной и высокомерной соседке графини? Пусть та забирает себе кого угодно в свои ручки, только не его! Она не стоит даже мизинца Андрея, только вывернет его душу, никогда не станет той женой, которую Маша желала бы ему. Эта мерзавка никогда не станет ею, Машей! Никогда не полюбит его, как любит она! Она пережила бы, если бы Андрей Павлович женился на невесте из Москвы или губернии, но только не она, не Аннет! Кто угодно!

– Я прошу вас, прошу вас, Марья Афанасьевна, – Маша горячо шептала, сбивалась в словах, пытаясь донести до графини причины, отчего ей стоит встать против этого брака. – Прошу вас – остановите его! Он не понимает… не понимает!

– Vous auriez avantage à vous taire [209]209
  Вам лучше бы помолчать (фр.)


[Закрыть], – холодно произнесла графиня, взирая с высоты на слезы своей подопечной, на ее вмиг опухшие глаза. Не стоит женщине использовать слезы, как оружие, коли становится так дурна!

– Вы не понимаете! – плакала Мария, сжимая ее ладони. Графиня высвободила из ее хватки руку, достала из рукава тонкий платок и подала ей со вздохом.

– Это вы не понимаете, мое дитя, – устало проговорила она. – Что толку лить слезы нынче, когда еще ничего не решено. Кто ведает, быть может, Михаил Львович и откажет Андрею Павловичу в его намерениях?

– Вы же знаете… знаете, что Андрей прав. Что monsieur Шепелев поступит согласно воле своей дочери, а она уже пожелала… она желает видеть его подле себя… у ног своих и только! – Мария не смогла договорить, захлебнулась слезами, пряча лицо в подоле платья графини, ища ту поддержку, что получила бы от матери. Будь ей графиня матерью, разве погладила бы она только просто и ласково по аккуратно уложенным локонам, разве только проговорила бы мягко то, что сказала графиня?

– Моя душенька, мой тебе совет – забудь о том, что шепчет неразумное сердце, что оно требует. Я ныне ясно вижу, что совершила ошибку, позволив тебе остаться в деревне, поддавшись твоим уговорам не ехать с мужем. Не со мной ты желала остаться подле, его ты желала увидеть, Андрея Павловича, n'est-ce pas? Бедное мое дитя! Я думала, что ты только влюблена в него, а ты… Он не ответит на твои чувства, душа моя. Никогда! Оленины, коли любят, то сразу, будто в омут с головой. Уж поверь мне! Раз в душу не попала Андрею Павловичу тут же, то и ждать не стоит. Оттого и развести я пыталась вас, как могла. От греха подальше. Потому, если что и будет, то никак не любовь с его стороны, – графиня покачала головой, прикусывая нижнюю губу, снова погладила плачущую Машу по каштановым кудрям. – Да, падают-то Оленины в любовь быстро, а вот выпутываются из нее долго и мучительно…

– Но ведь все-таки забывают…? – подняла Мария взгляд, полный надежды, на графиню. Та только головой покачала – это ж надо, а ведь действительно любит…! А потом до них донеслись через распахнутые настежь окна едва слышные голоса из передней дома, и Маша вдруг одним рывком вскочила на ноги, бросилась прочь с террасы, сама не понимая, зачем бежит туда. Только одна мысль билась в ее голове: «Остановить! Остановить, пока не поздно!».

Она опоздала, запутавшись в длинном подоле платья, едва не порвав шелк. Едва она выбежала в переднюю, увидела, как затворяет двери швейцар графини, расслышала шум колес по гравию, которым была посыпана подъездная дорога. Опоздала! Мария медленно развернулась от удивленного швейцара и пошла через анфиладу комнат, не видя и не слыша ничего кругом. А потом тихо опустилась на пол в одной из них, разрыдалась, прижимая ладонь ко рту, закричала в голос, выпуская в этом крике ту боль, что рвала ей сердце ныне. Он все-таки уехал! Он все-таки сделает то, о чем говорил! Ну, отчего именно она?!

А Андрей даже не догадывался о той драме, что разыгралась по его вине в Святогорском. Нельзя было сказать, что он не замечал чувств Марии, но, как и его тетка, полагал, что это просто наивная девичья влюбленность, которая свойственна всем девицам в ее возрасте. Ее легкий флирт, ее игривость он пытался свести на более безопасную почву, чувствуя некоторую неловкость, что это происходит на глазах тетки. Нет, конечно, Мария была привлекательной юной особой, а замужество только разбудило в ней чувственность, позволило ей открыть те грани своей красоты, что были скрыты за девичьими нарядами и поведением. И будь они не в Святогорском, кто знает… кто знает…

Андрей ехал вдоль широкого луга с выглядывающими из зелени травы разноцветными головками полевых цветов и вспоминал, как несколько лет назад шел через схожий по краскам лета луг в соседнее имение с той же самой целью, с которой ехал ныне в Милорадово. До безумия, до дрожи в коленях влюбленный восемнадцатилетний юноша, едва-едва начавший брить лицо. Он шел к соседям просить руки их дочери Наденьки, в которую был влюблен вот уже год на тот день, шел и чувствовал, как сладко замирает сердце в предвкушении, как потеют от волнения ладони, как дрожат пальцы мелкой дрожью. Этого волнения, что тревожило его почти десять лет назад, ныне совсем не было. Словно с обычным визитом едет, отметил с удивлением Андрей, когда замелькали по обе стороны подъездной аллеи усадьбы темные стволы деревьев на фоне летней зелени.

Через распахнутые настежь окна усадебного дома доносился звук клавикордов и девичий голос, старательно выводящий строки романса. Где-то в парке по правую руку от подъезда кто-то тихо смеялся, верно, дворовые за работой. Только эти звуки и разрывали тишину в этот летний солнечный полдень. Легкий ветерок пробежался по кронам деревьев, коснулся играючи занавесей в распахнутых окнах, ласково взлохматил волосы на непокрытой голове Андрея. Тот пригладил их рукой, спрыгнув на гравий подъездной площадки, взбежал по ступеням крыльца, без особых раздумий шагнул в распахнувшиеся перед ним двери дома.

– Я бы желал видеть Михаила Львовича, – проговорил он поклонившемуся лакею, и тот тут же шагнул за двери в правое крыло дома, торопясь найти хозяина. Швейцар же принял головной убор Андрея и угодливо склонился перед ним в очередной раз.

Где-то на втором этаже раздался тихий шорох, прямо над их головами, на лестнице, и Андрей обернулся, успел заметить светлое платье и аккуратно причесанную голову Анны прежде, чем она присела за балюстраду, скрылась из вида за одним из высоких вазонов. Дитя, сущее дитя, не мог не улыбнуться Андрей, чувствуя, как снова вспыхивает в душе то самое тепло, что грело его нынче утром.

– Михаил Львович готов принять вас, – привлек его внимание на себя вернувшийся лакей. – Прошу за мной-с.

Андрей снова улыбнулся, уже вверх, балюстраде, за которой, как он знал, пряталась от лишних взглядов Анна, а потом повернулся к лакею и по его знаку смело ступил в анфиладу комнат, что вели к кабинету хозяина дома.

Глава 10

Солнечный летний полдень. Ясное небо без единого даже самого маленького облачка над изумрудным простором парка. Хрупкие девичьи фигурки в летних светлых платьях и аккуратных шляпках из соломки, отличающиеся лишь цветами широких лент, высокие и темные силуэты мужчин через тонкую ткань эшарпа, что повязали ему на глаза.

– Ici! Venez ici! Ici! [210]210
  Сюда! Идите сюда! Сюда! (фр.)


[Закрыть]– манили голоса, высокие и тонкие, грубые и низкие. – Ici!

Андрей замер на миг, а потом пошел в нужную ему сторону, расставив руки в стороны, чтобы сразу поймать шалунью, что вовлекла его в эту детскую забаву, пообещав ускользнуть от зорких глаз мадам Элизы в глубину парка позднее. Он ясно различал ее голос, ее тихий лукавый смех и даже, он готов был поклясться в том, шелест ее платья. Он видел, как она медленно отступает от него, направлял ее в сторону лип и широких кустов сирени, чтобы ей некуда было бежать от него, загонял ее в ловушку.

Хлопнул громко над ухом кто-то из мужчин, скорее всего, господин Павлишин, надеясь отвлечь Андрея от его цели, спасти свою Музу, но он даже не повернулся в его сторону. Мелькнул перед руками самыми женский силуэт, словно пытался сам скользнуть в его руки. Андрей распознал по темному платью Марию, легко обогнул ее, делая вид, что резко поменял направление, а потом снова продолжил путь к своей цели.

– Я вас поймал, – сказал Андрей громко, чтобы слышали остальные, когда в его руках оказался тонкий стан, и тихо добавил для нее одной. – Анни.

– Pas possible?! [211]211
  Неужто?! Правда?! (фр.)


[Закрыть]– раздался резкий ответ с коротким грубым хохотком. Андрей сдернул с глаз эшарп, чтобы взглянуть на нее, удивленный ее возгласом. Под его руками отчего-то была парковая обманка [212]212
  Фигура для украшения парков в виде прогуливающихся людей. Делалась из картона или тонких досок, искусно раскрашивалась для дополнительного сходства


[Закрыть]– искусно разрисованная женщина в летнем платье и шляпке, украшенной цветами, с широким бантом под подбородком. Он хотел уж сказать Анне многое, что думает об этом глупом розыгрыше, но ее не было рядом. И в пределах его взгляда тоже не было. Как и остальных. Он был в парке совершенно один…

– Pas possible?! – снова прозвучало едко, чуть ли не в самом ухе, и Андрей проснулся резко, будто кто-то вырвал его из этого ночного морока этим громким возгласом. Но в комнате было тихо, только где-то вдалеке слышался лай собак, спущенных на ночь по периметру усадьбы, и раздавался храп Прошки, спавшего на топчане в соседней гардеробной.

Как Андрей ни вертелся на сбитых от беспокойного сна простынях, как ни пытался снова закрыть глаза и заснуть, ночной покой к нему так и не вернулся. Быть может, это было из-за духоты, стоявшей в последние ночи, или из-за неясного беспокойства, что вдруг вспыхнуло в душе отголоском этого странного сна. Спустя время ему пришлось оставить бесплодные попытки, подняться с постели, отдаваясь на милость своей нежданной гостьи – бессонницы. Андрей не стал будить Прошку, а сам плотно набил табаком трубку и медленно раскурил, наслаждаясь ароматом отменного товара английской лавки на Кузнецком мосту, встал у распахнутого в сад окна, с удовольствием подставляя обнаженные плечи ночной прохладе.

Андрей и сам бы не сумел объяснить себе причины того странного беспокойства, что ныне сдавило слегка сердце, тревожило голову. Причин для того ведь не было никаких. Визит к Михаилу Львовичу окончился именно так, как и предполагал Андрей: тот встретил его любезно, молча выслушал его краткую тираду, только кивнул в ответ коротко, прося подождать, пока переговорит с дочерью.

– Простите меня, Андрей Павлович, – сказал Шепелев. – Станете отцом – поймете меня. Прежде чем дать вам ответ, мне надобно переговорить с Анной Михайловной.

Андрея провели в соседнюю библиотеку, плотно затворив двери в кабинет, куда, как он подозревал, тут же кликнули Анну. Он не стал прислушиваться к тому, что творилось ныне в кабинете, хотя и мог, подойдя к открытому окну. Подошел к полкам, взял одну из книг в синем бархатном переплете и только тут вдруг заметил, как дрожат пальцы, перелистывая страницы. Значит, не так хладнокровен, как пытаюсь казаться, усмехнулся Андрей.

Потом распахнул двери в кабинет лакей, склоняя вежливо голову, и Андрей повернулся, взглянул через проем внутрь комнаты, где, не скрывая своей радости, стояла Анна, ухватившись за спинку одного из кресел. Только ее сияющие глаза и видел он, когда шел в кабинет, с трудом заставил себя отвести взгляд от ее лица и посмотреть на улыбающегося Михаила Львовича.

– Я с большим удовольствием имею честь дать вам свое отеческое благословение на союз с моей дочерью, Андрей Павлович, – Шепелев взял руку Анны и вложил ее пальчики в широкую ладонь Оленина, снова широко улыбнулся, когда Андрей тут же поднес их к своим губам. Анна же смущалась, отводила глаза и от радостного отца, и от теперь уже жениха, что смотрел на нее так пристально. Покраснела, когда отец громко крикнул принести в кабинет бутылку шампанского и бокалы, сетуя, что Петр Михайлович уехал в Гжатск по делам, стал поздравлять их чересчур шумно по ее мнению.

А затем вдруг Анна нахмурилась, когда Андрей, отвечая на вопрос Шепелева о предполагаемой дате венчания, заявил категорично:

– На Рождество, полагаю, не позже.

– O, non! – запальчиво возразила она. Две тонкие полоски недовольства пролегли на ее лобике между изгибами тонких бровей. – Нет, папенька, только не Рождество! Не зима!

Михаил Львович взглянул растерянно на Андрея, умоляя своим взором уступить невесте, тому пришлось перенести дату.

– Тогда на Красную Горку, согласно обычаям.

– О нет, – покачала снова головой Анна, а потом резко поднялась с кресла по соседству с Андреем, подошла к отцу и положила ладони тому на плечи. – Я желала бы летнее венчание, когда сама природа в праздничном уборе, когда нет слякоти и бездорожья. На день моего рождения, pas vrai, papa [213]213
  верно, папа (фр


[Закрыть])?

– О том просить надо не меня, душа моя, – уклончиво ответил Михаил Львович, взглядом прося снова Андрея согласиться с его дочерью. – Андрея Павловича проси о том.

– Andre? – Анна резко распрямила спину, встала за спинкой кресла отца, словно проглотив кочергу. Он видел, как отчаянно она желает, чтобы он и в этот раз уступил ей. И он уступил: желает летнее венчание – пусть будет лето. Михаил Львович, словно почувствовав его недовольство, быстро заговорил о приготовлениях к свадьбе, о подготовке бумаг, о назначении встречи с поверенными. И о вечере, что надо бы дать в честь помолвки.

– Быть может, не soirée en l'honneur de accordailles [214]214
  вечер в честь помолвки (фр.)


[Закрыть], а скромный ужин нынче вечером? – предложил Андрей. – Тогда и огласить могли бы после завтрашней службы.

– Нет! – снова запальчиво возразила Анна. – Так не надо! Не надо! Мы не можем огласить о помолвке завтра, никак не можем. Еще не получено разрешение из полка Андрея Павловича. Покамест следует переждать. Как получим разрешение, так отец Иоанн и огласит о венчании с амвона.

Андрей прикрыл на миг глаза, чтобы скрыть от отца и дочери Шепелевых свою злость. Ему это слишком напоминало те дни, когда его помолвка Надин состоялась только на словах.

И Надин, и ее родители приняли тогда его предложение с радостью, ведь на их глазах открыто разворачивалась история любви Андрея и их дочери – взгляды украдкой, неловкие касания друг друга словно невзначай, прогулки и катания в лодке на местном озере. Ни для кого не было секретом, что когда влюбленным минет подходящий для брака возраст, об их предстоящем союзе объявят с амвона местного храма.

Но неожиданно захворала мать Надин, и оглашение отложили до дня ее выздоровления. А после пришло письмо от Марьи Афанасьевны, в котором та сообщала, что добилась зачисления Андрея в Кавалергардский полк. Пусть солдатом, как положено, но дворяне быстро получали звания в гвардии. «И думать медлить нельзя», убеждала она Андрея, и его родителей. Да и никто особо не был против этого зачисления – для Андрея, младшего сына московского дворянина, за счастье было такое начало службы. Даже Борис не сумел попасть в гвардию, служил в армейском полку в Петербурге.

Для вступления в брак отныне требовалось разрешение командира эскадрона, тот же отписал в ответ, что рекомендует Андрею прибыть к месту службы и только со временем решить этот вопрос. Да и запрещено было солдатам вступать в брак, коим был зачислен молодой Оленин в полк. «Получите офицерское звание», рекомендовал ротмистр.

Андрей уехал тогда в Петербург едва ли не плача от разочарования и собственного бессилия. Ему казалось, что неспроста совсем была отложена помолвка, как ни убеждали его в обратном родители Надин и его собственные, как ни успокаивала его сама Надин.

– Езжай, мое сердце, с покойной душой, – целовала она его в щеки и в лоб, приговаривая. – Подумать только – Петербург! Петербург, mon coeur! От такого разве можно отказ дать?

Он отслужил солдатом шесть дней, а после был переведен в унтер-офицеры и начал свой скорый путь вверх по служебной лестнице: из унтеров в юнкера через пару месяцев, в кампанию 1805 года ушел уже корнетом, стремясь, как можно скорее выслужить себе привилегию вступить в брак. И в то же время видел, как тают день от дня его надежды на скорое венчание с Надин.

Кавалергарды были самым привилегированным полком Петербурга, наиболее приближенным ко двору. Говорили офицеры даже меж собой только по-французски, частенько пренебрегая русским, от них требовалось неукоснительное знание придворных обычаев и этикета, отчего Андрею, воспитанному в деревне, пришлось помимо изучения строевой службы повторять когда-то заученные основы в перерывах между караулами, разъездами и, как ему казалось, бесконечными смотрами и парадами.

Обмундирование у офицеров полка было особое – с золотом эполет и пуговиц, с дорогим английским сукном мундиров. Перчатки из тончайшей лайки. Лошадей требовалось иметь минимум двух и только дорогих и породистых. Да и гуляли кавалергарды, в коих ходили в основном представители знатных фамилий империи, только с шиком, на широкую ногу. Если и трактир, а не модная только открывшая свои двери для посетителей ресторация, то не немецкий, как у армейских офицеров, а самый лучший – Демотов [215]215
  Один из самых известных в Петербурге трактиров, основанный в 1779 году купцом из Страсбурга Филиппом Демутом. Там не только предоставляли комнаты и столы в зале, но и устраивались концерты. Считался самым лучшим, но был и самым дорогим


[Закрыть]. Если девицы, то только худенькие модистки-француженки, а не полные немки, служанки трактиров и бюргеров слободы. Если и выходы в свет, то только в лучшие дома Петербурга. Если волокитство, то только за первыми красавицами столицы.

Все это требовало средств и немалых. Андрей уже отчетливо понимал, отчего в полках гвардии ходили негласные приказы, запрещающие младшим офицерам вступать в брак. Прожить на жалование и одному было невозможно, не говоря уже об аренде квартиры и остальном.

А привести Надин, его хрупкую Надин, в одну из душных комнат казарм подобно другим женатым офицерам он не мог позволить себе. И жить после только на милости тетки, оплачивающей его нужды в Петербурге, поспособствовавшей ему экипироваться для похода в Австрию, тоже не мог. Оставалось только писать письма Надин каждые три дня и просить подождать. «Самое большее год, ma chere Nadine», обещал он.

А потом наступил 1805 год и та провальная, по мнению многих офицеров гвардии и армии, кампания в Австрии. И Аустерлицкое сражение, в котором Андрей едва не лишился глаза, а то и жизни, и после которого не досчитался почти всех товарищей по полку – часть попала в плен к французам, многие навсегда остались на австрийском поле. Он возвращался в Россию уже поручиком с золотым наградным оружием и орденом в петлице. Возвращался Андрей, окрыленный обещанием своего командира о разрешении на брак, еще не зная, что оно ему уже вовсе ненадобно. Нет, отсрочки определенно не несли с собой ничего доброго!

– Когда же вы желаете огласить? – спросил Андрей Анну, с трудом скрывая свою злость на нее за подобные проволочки, которые та намеренно создавала отчего-то.

– Ах, к чему торопиться! – рассмеялась искусственно та, склонилась к отцу и ласково провела того по плечу. – Торопиться не стоит вовсе. Получите разрешение на брак, а еще благословение вашей матушки, тогда и будем думать об оглашении. Верно, я говорю, папенька?

– Полагаю, верно, моя разумница, – Михаил Львович ласково потрепал ее руку на своем плече. – Анна Михайловна права, Андрей Павлович. Вот получим разрешение и благословение вашей матушки, так и в храм пойдем.

Анна отвергла и предложение отца позвать домашних, чтобы рассказать им о предстоящем событии. Мол, Петра нет дома, а ей хотелось бы, чтобы он в числе первых узнал. Вот воротится из Гжатска, так сразу и объявим всем, улыбалась она, но Андрей видел ясно, как она сжимает в волнении руки, как чересчур старается убедить в своей правоте остальных. Да, по ее словам выходило все гладко и разумно, но отчего ему казалось, что что-то нечисто тут, неискренне? Отчего он вдруг стал подозревать за этой дивной улыбкой какой-то неведомый ему пока замысел? Оттого, что всегда знал, что под этим дивным лицом ангела может скрываться далеко не ангельская натура?

Андрей хотел расспросить ее о причинах подобной отсрочки, и они должны быть весьма серьезными, по его мнению, чтобы он мог понять и принять происходящее безропотно, не настаивал позднее на перемене этого решения. Но потом им позволили уйти на прогулку в парк в сопровождении старенькой нянечки, как потребовала капризно Анна, зная, что Пантелеевна не сможет так зорко наблюдать за ними, как делала бы это мадам. И они пошли по аллеям парка под руку – медленно и степенно, чтобы не отставала от них нянька, не теряла их из вида. Вроде бы и нареченные, а вроде бы и нет…

Скрывшись в тишине одной из отдаленных от дома аллей, Анна вдруг остановилась, с улыбкой взглянула на Андрея и, отпустив его локоть, вдруг вернулась назад, к няне.

– Посиди-ка на скамье, милая няня, – она подвела Пантелеевну за руку к мраморной скамье, тепло нагретой солнечными лучами, что без особого труда пробивались через крону стоявшего возле дерева. – Ты, верно, устала идти, отдохни. А мы с Андреем Павловичем тут неподалеку постоим, вон там, на лужайке у женской фигуры.