Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 43 страниц)

И впервые в жизни ее красота больно полоснула Кэрол по сердцу, вызвав безмерную тоску. Отвернувшись, чтобы не видеть ее, Кэрол устремила взгляд на фотографию Эмми. Вот сейчас, у могилы Эмми, их горячо любимой подруги, они встретятся и посмотрят друг другу в глаза. Чтобы сейчас сказала им обеим Эмми? Кэрол знала, что Эмми поддержала бы ее. Эмми всегда была на ее стороне, она любила ее больше, чем Даяну. Как странно, что именно здесь, у ее могилы, будут вести они свой тяжелый разговор…

Остановившись рядом, Даяна присела и положила цветы на могилку.

– Привет, Эмми, – с горечью в голосе сказала она. – Вот мы снова обе здесь, и я, и Кэрол. Только теперь мы с ней далеки друг от друга даже больше, чем ты от нас… Как так получилось, мы не знаем. Мы обе страдаем, и одной из нас нет места рядом с тем, который дорог нам обеим. Рассуди нас, Эмми. Кто виноват, и кто должен отступить? Кому любовь, а кому страдание? Кэрол, – Даяна подняла взгляд на неподвижную подругу, продолжающую смотреть на фотографию Эмми, – я знала, что ты здесь. Знала, что ты придешь именно сюда. И я приехала, чтобы поговорить с тобой. Нам нужно поговорить, Кэрол, не молчи и не делай вид, что ты меня не видишь и не слышишь. Я знаю, что тебе больно, но моя боль не меньше.

Кэрол посмотрела на нее и только сейчас заметила, что у нее разбито лицо.

– Что это? – выдавила она изумленно.

Даяна горько усмехнулась.

– Джек очень разозлился. Я же просила тебя сказать ему, что я ни при чем, но ты не захотела. Разве ты не знаешь, каким он может быть в ярости? Если бы не пришел Тим, он бы меня, наверное, убил. А ты ведь этого и хотела, да?

Губы Кэрол тронула улыбка.

– Я не думала, что он набросится на тебя с кулаками, у вас же такая трогательная любовь!

– Смеешься. Понимаю. Только мне помнится, он и на тебя с кулаками бросался. Любовь здесь ни при чем.

Кэрол промолчала.

– Ты представить себе не можешь, что было, когда ты убежала! Настоящий кошмар! Не хорошо было вот так сбегать. Пришла, натворила дел – и в кусты! Бросила меня ему на растерзание! Попробуй, докажи, что это не я его подставила!

– Но ведь это ты его подставила. Я застала тебя в постели со своим мужем, и еще должна тебя защищать и покрывать перед ним?

– Но ведь мы договорились. Я открываю тебе правду, а ты меня не выдаешь. Ведь я шкурой своей рискую, разве ты не знаешь Джека? Он такое не прощает.

– Разбирайся сама со своим любовником, а меня оставьте в покое. Спасибо, конечно, что за пять лет ты все же решила сказать мне правду, ты настоящая подруга.

– Я хотела сказать, но он мне не позволял, он мне угрожал, понимаешь? Думаешь, мне легко было все эти годы? Думаешь, мне приятно было тебе лгать?

– Думаю, что да, – грустно ответила Кэрол, не смотря на нее. С безучастным видом разглядывала она надгробья вокруг. – Расскажи мне теперь, все расскажи, раз пришла. Когда и как это началось, как продолжалось все эти годы?

Даяна привстала и села на лавочку. Вздохнув, она поправила роскошные пепельные локоны.

– Помнишь, я хотела с ним познакомиться? Так вот, мне удалось. Мы стали встречаться и даже вместе ездили отдыхать на Ямайку.

– А почему ты мне не сказала?

– Да ведь мы с тобой тогда не созванивались, вспомни. А я хотела сделать тебе сюрприз и сообщить, что выхожу за него замуж, когда он сделает мне предложение. А получилось, что это ты сделала мне такой сюрприз. Мы встречались почти полгода, правда не так часто, как мне хотелось бы, но и я, и он очень занятые люди. Я так мечтала, так ждала, что он сделает мне предложение, а он сделал, но только не мне. Вот сволочь!

– Когда ты узнала, что я выхожу за него замуж, почему ты мне не сказала, что у вас роман? – холодно спрашивала Кэрол.

– Так я была уверена, что ты знаешь! Ведь я же тебе говорила, что ты отбираешь у меня мужчину, что он мой, разве ты не помнишь?

– Я не восприняла твои слова буквально. Я не знала, что между вами что-то было. Если бы знала, никогда бы не вышла за него.

– Правда? – в голосе Даяны появилась надежда и нежность. – Ах, какие мы обе дуры, если бы тогда поняли друг друга, ничего бы этого не было!

– А после свадьбы… вы продолжали встречаться?

– Кэрол, ведь я первая начала с ним встречаться, и это ты отобрала его у меня. Ты, а не я у тебя. И я просто не захотела его отдавать. Он тоже не хотел обрывать нашу связь, его это вполне устраивало. И я уверена, что помимо нас у него еще было много других женщин. Он же похотлив, как племенной жеребец, и привык менять женщин, как свои галстуки.

– Почему же ты была с ним, в таком случае? После того, как он женился на мне, спал с нами обеими, зная, что мы близкие подруги? Как ты могла это терпеть? Разве… разве у тебя нет гордости? Ладно, я не знала, но ты… ты все знала, и все равно позволяла ему так поступать!

– Ах, Кэрол, ты говоришь так, потому что просто не любишь его, а я люблю, как безумная. Жить без него не могу. Да, он сволочь, он скотина, но он все равно мне нужен, даже таким… а может, именно таким…

Кэрол обескуражено покачала головой, не понимая. Нет, она никогда не сможет понять.

– И что ты теперь намерена делать? – осторожно поинтересовалась Даяна, испытывающее смотря на нее.

– Я пока не знаю. Я еще не пришла в себя… после всего. Меня как будто оглушили.

Даяна схватила ее за руки и крепко сжала, причиняя боль.

– Откажись от него! Отпусти! Ведь все равно ты не любишь его так, как я! А я никогда не смогу от него отказаться, слышишь? Я скорее умру… или убью тебя, или себя, или всех нас троих, потому что я не могу больше выносить эту пытку, не могу! Брось его, оставь, сама, потому что он никогда этого не сделает, из-за Патрика. Только ты можешь разрешить эту ситуацию и поставить все точки над i. И должна это сделать! Отпусти, ведь ты понимаешь, что он не любит тебя, что он женился только ради того, чтобы у его ребенка была семья!

Кэрол молчала, тоскливо разглядывая в сумерках личико Эмми.

Патрик. Как же Патрик? Как лишить его семьи, так важной для ребенка, семьи, которой не было ни у нее, ни у Джека? Отчаяние охватило Кэрол, когда она поняла, что больше всех в этой ситуации пострадает ее маленький, ни в чем не повинный сын. Даже если его родители по-прежнему будут жить вместе, все уже будет по-другому, и ребенок обязательно почувствует перемену и то, что между родителями больше нет согласия и мира, как бы они не пытались это скрыть. Если не увидит, то почувствует своей тонкой любящей детской душой неприязнь и напряжение между родителями, и будет страдать от этого. Их мирок рухнул, и видимость того, что он все еще существует, не спасет от страданий их маленького мальчика. Не было больше семьи, теперь был мираж, одно название, как говорят. Не будет тепла, любви, доверия. Между ней и ее мужем разверзлась пропасть, и пропасть эта была бесконечной для Кэрол. А была ли семья вообще когда-нибудь, была ли любовь, были ли они мужем и женой, такими, какими должны быть? Или то, что она воспринимала, как счастье, как любовь, как жизнь – опять всего лишь хорошо замаскированное шатким настилом дно пропасти с острыми камнями, куда ей суждено срываться вновь и вновь, выползать и снова падать, разбиваясь о беспощадные камни, уже красными от ее крови? И Кэрол вдруг поняла – как только она перестанет надеяться на что-то другое и верить в то, что ее жизнь может быть благополучной и счастливой, она перестанет и так страдать. Если не подниматься наверх, то и падать не придется. Не будет такой боли и разочарований оттого, что надежды не оправдались, что она снова обманывалась, принимая желаемое за действительное, веря в иллюзии, которые вдруг развеивались в тот момент, когда она приобретала уверенность и радовалась тому, что судьба дала ей шанс, осветив ее жизнь и благословив своей улыбкой.

Всего того, чем она жила эти пять лет, того, во что верила и что делало ее счастливой, на самом деле изначально просто не существовало. Джек не предавал ее, он просто лгал и притворялся с самого начала, еще до того, как их соединили брачными узами перед Богом и людьми. Он построил их семью на том, на чем она не могла удержаться – на своей связи с Даяной, которую не пожелал прервать даже после свадьбы и поддерживал все это время. Это был тщательно замаскированный вулкан, на котором стояла все эти годы их семья, и которой, наконец-то, извергся, уничтожив все… Но самое страшное было то, что Кэрол об этом не догадывалась, она ничего не видела и не замечала, и если бы не Даяна, так могло продолжаться еще Бог знает сколько времени. Если бы, конечно, сам Джек не захотел что-либо изменить, оставив одну из них.

Кэрол с горькой усмешкой мысленно отдала должное и поаплодировала потрясающему таланту Джека лгать и скрывать все, что считал нужным, что бы это ни было, и так мастерски притворяться. Браво! Как же тут не восхититься? Видимо, он все же ошибся в выборе профессии – ему надо было быть разведчиком и шпионом, цены бы ему не было! Или, может, это она такая дура?

– Ты не любишь его, ты найдешь себе другого мужчину, а Джека отдай мне, потому что я без него жить не могу! Он изначально был моим, и ты не должна была отбирать его у меня, не должна, тогда бы мы не были обе так несчастны! – упав на колени, Даяна уронила голову ей на руки и разрыдалась. – Я потому и решилась пойти против него и открыть тебе глаза, чтобы ты бросила его, чтобы он стал только моим.

Кэрол смотрела на нее, на то, как она плачет, и с отвращением отстранила ее от себя.

– Скажи, за все это время ты хоть раз подумала обо мне? – тихо спросила она.

– Конечно, я думала. Ведь ты мне так дорога, я так тебя люблю!

– Правда? А сегодня ты говорила, что ненавидишь меня.

– А разве ты меня не ненавидишь теперь? Это ревность, Кэрол. А ревность штука страшная, это я на себе испытала. Да и ты теперь, наверное, тоже. И все равно, в глубине души, я тебя продолжаю любить. Когда ревность уйдет, уйдет и неприязнь. Наверное, так, как прежде, уже никогда не будет… Отдай мне Джека, и я все забуду. И ты забудешь, когда полюбишь другого мужчину и будешь с ним счастлива, и мы со смехом будем вспоминать, когда грызлись из-за мужчины, как две полные дуры.

– Отойди от меня, Даяна. Нам не о чем больше говорить. Даже если у тебя и было что-то с Джеком, будь ты мне настоящей подругой, ты бы отвергла его после свадьбы и не стала бы спать с ним у меня за спиной и все скрывать. Это так подло… так мерзко.

– А почему я должна была его отвергать, почему? – голос Даяны сорвался на крик, она подскочила, сжав кулаки, готовая наброситься на Кэрол. – Я его люблю! И он мой! Ведь ты не захотела отказаться от него, когда я тебя об этом умоляла перед свадьбой, ты наплевала на меня и на мои чувства и вышла за него, зная, как я страдаю! Только правильно говорят, что на чужом несчастье счастья не постоишь! Вот и ты не построила, Кэрол, размыло твое счастье моими слезами, как песочный домик волной! Думаешь, мне тебя жалко? Ни капельки! Ты жила в счастье и радости, с ним, наслаждаясь его любовью, зовясь его женой, а я в это время изводилась от боли и тоски по нему. Кого из нас стоит пожалеть? Тебе сейчас больно? А мне так больно было все эти пять лет, и никто меня не пожалел! И я готова бороться за свою любовь, за своего мужчину, и я буду сражаться с тобой до смерти, слышишь?

– Ради Бога, Даяна, успокойся, – насмешливо отозвалась Кэрол. – Я не собираюсь с тобой сражаться за… за него, – в ее голосе отразилось презрение. – Он мне больше не нужен. Мне даже вспоминать о нем противно. И, в отличие от тебя, у меня все еще осталась капля самоуважения. Оставьте меня в покое, оба. Это все, чего я теперь хочу.

На лице Даяны отразилась такая радость, что Кэрол стало так горько и обидно, как никогда. Мгновенно успокоившись, Даяна уселась обратно на лавку и с нежной улыбкой взглянула на подругу.

– Ты обещаешь? Обещаешь уйти от него, подать на развод? Обещаешь не мешать нам?

– Да пошла ты… – устало отозвалась Кэрол и, выпрямившись, понуро побрела мимо надгробных плит, сложив руки на груди и съежившись от пронзительного ветра, которой пробирал ее всю неприятным холодом, достающим до самого сердца, наполняя его льдом и тяжестью.

В темнеющем небе уже был виден бледный и тонкий зарождающийся месяц. Скоро появятся и звезды, а среди них и ее звездочка, которая взглянет на нее сверху и скажет – так тебе и надо. За то, что отдалась тому, кто меня погубил ради обладания тобою, за то, что простила и доверилась ему, зная, что доверять нельзя, что любила и мирилась с тем, что он осквернил мою могилу, сжег мой дом, за то, что три года не была на моей могиле только потому, что он того не хочет. За то, что отдалась ему после того, как я поплатился жизнью ради того, чтобы этого не произошло, и тем самым осквернила нашу любовь. За то, что стала его женой, когда перед Богом навеки отдана мне, что произносила ему клятвы, которые давала мне перед Богом и людьми, когда нас соединял священник…

Подняв голову, Кэрол виновато посмотрела на небо.

Странно, но теперь она не ощущала Джека своим мужем после пяти лет брака, и не хотела ощущать.

Она думала, что он ее муж, ей так казалось, ей того хотелось. Но сегодня она поняла, что ее мужем был и всегда будет только один человек – Мэтт, даже если она еще сотню раз выйдет замуж, не смотря на то, что их брак был длиною всего в несколько дней. Нет, это был брак на вечность. И пусть он был душевнобольным, пусть на руках его была человеческая кровь, он был и будет для нее самым светлым, самым чистым, самым лучшим… Он был таким на самом деле, пока болезнь не поглотила его душу… И только думая о нем, Кэрол могла хоть немного отвлечься от болезненных мыслей о Джеке, пытаясь найти забвение в своей первой любви.

Даяна догнала ее и молча пошла рядом с низко опущенной головой.

«Наверное, чтобы скрыть от меня свою радость», – печально подумала Кэрол. И внезапно ее захлестнули такие гнев и неприязнь, что только неимоверным усилием воли она удержала себя от того, чтобы не наброситься на подругу с кулаками, не выдрать прекрасные волосы, не разодрать и не разбить красивое лицемерное лицо. Но разве этого хватило бы, чтобы наказать за то, что Даяна сделала с нею, с ее жизнью? Нет. Но Кэрол не испытывала желания мстить и наказывать. Пусть Бог их рассудит и сам накажет ту, что была виновата.

– Я останусь у Берджесов. А тебе лучше уехать. Вдвоем нам там делать нечего, – сказала она.

– Да, я уеду. Я приехала только за тем, чтобы поговорить с тобой. И попросить о двух вещах. Оставить Джека и… раз этот вопрос уже решен, тогда я попрошу тебя еще об одном.

– Даяна, есть предел твоей наглости?

– Только ты можешь помочь в этой ситуации. Ты должна уговорить Джека не трогать Тима. Понимаешь, я же не все тебе еще рассказала. Говорю, это был какой-то кошмар! Джек набросился на меня, и как раз пришел Тим… Боже, я думала он убьет его! – Даяна в ужасе схватилась за голову.

– Кто кого? – равнодушно поинтересовалась Кэрол.

– Тим – Джека! Он набросился на него, как зверь, когда увидел мое разбитое лицо. Боже, как он его бил, если бы ты видела… я чуть с ума не сошла, – Даяна вытерла ладонью побежавшие по щекам слезы. – Ей, Богу, когда Тим оставил его, я думала, что Джек умер!

Резко остановившись, Кэрол посмотрела на нее.

– Тимми так сильно его побил?

– Не то слово. Живого места на нем нет. В больницу увезли. Теперь ты понимаешь, что он сделает с Тимом, когда очухается? Он же его просто убьет, – Даяна в отчаянии застонала. – Но ведь Тим только заступился за меня, и я не хочу, чтобы он пострадал теперь из-за этого. Его, конечно, никто не просил вмешиваться, и я сердита на него за это. Надо же, так избить Джека! Он просто зверь какой-то, самый настоящий!

Кэрол молчала, неподвижно стоя на месте и сложив руки на груди.

Ветер трепал ее волосы и заставлял глаза слезиться, хотя не только ветер был тому причиной. Даяна заглядывала ей в лицо, нетерпеливо переступая с ноги на ногу и проваливаясь высокими тонкими каблуками в мягкую землю.

– Ну, что ты молчишь? Ты поговоришь с Джеком? – спросила она.

– А почему ты сама с ним не поговоришь?

Даяна понурила голову.

– Он меня не послушает. А тебе уступит, если ты его хорошо попросишь, особенно теперь, когда чувствует перед тобой вину. А на меня он злится.

– Сомневаюсь, что у меня получится.

– Получится, вот увидишь!

Кэрол устремила на нее пристальный взгляд.

– Почему ты так уверена, что он откажет тебе и уступит мне?

Даяна злобно поджала пухлые розовые губки.

– Просто попроси и все, – процедила она сквозь зубы. – Я не за себя прошу, а за Тима. Или тебе все равно, что твой Джек с ним сделает?

– О, он сразу стал «моим» Джеком, – усмехнулась Кэрол. – Хорошо, я поговорю с ним. Я не хочу, чтобы еще и ни в чем не повинный Тимми пострадал в этой ситуации.

– И еще… последнее, и я сразу от тебя отстану, – Даяна помолчала, опустив глаза под возмущенным взглядом подруги. – Ты же все равно решила порвать с Джеком… пожалуйста, скажи ему, что я его не выдавала. Скажи, что ты случайно пришла, без предупреждения, и сама не ожидала его там застать. Пожалуйста, Кэрол, ну сделай это для меня! Убеди его!

– Может, мне еще уговорить его жениться на тебе? – ледяным голосом проговорила Кэрол. – Извини, Даяна, но у меня просто нет слов. Не выводи меня, я и так с трудом держусь.

– Хочешь меня ударить? – Даяна вызывающе выпрямилась. – Ну, давай, посмотрим, кто кого. Я тоже с удовольствием бы выместила на тебе всю ту боль, которую испытала по твоей милости.

Кэрол бросила на нее переполненный презрением взгляд.

– Дерись из-за своего обожаемого Джека с другими, а я не собираюсь. Много чести такому подлецу, – она быстро пошла вперед, желая оторваться от назойливой подружки.

– Ой-ой-ой, какие мы гордые! Струсила!

Кэрол не обернулась. Даяна не пыталась больше ее догнать, но снова прокричала вслед:

– Вот видишь, я была права, когда говорила, что ты не любишь его!

– Да, права, – отозвалась Кэрол, не оборачиваясь. – Я его ненавижу.

Глава 5

Узнав, что Джек в больнице, Кэрол изменила свои планы и не пошла к Берджесам, у которых собиралась переночевать, а вернулась домой, где ее ждал взволнованный Патрик. Когда мальчик бросился в ее объятия со слезами, она почувствовала себя виноватой перед ним, что где-то ходит, думая только о себе, вместо того, чтобы быть с ним. Мальчик знал, что отец в больнице, и взахлеб расспрашивал у нее, что случилось. Он был уверен, что все это время она была в больнице. Кэрол не стала его переубеждать. Как она могла объяснить пятилетнему ребенку, почему не поехала в больницу к его отцу? Успокоив мальчика, она заверила его, что с папой не случилось ничего страшного, сказав, что он просто подрался. Патрик был шокирован.

– Но ведь папа никогда ни с кем не дрался! Он считает, что это… – он наморщил лобик, вспоминая нужно слово. – Примитивно, вот!

– Ну, почему же, случалось и ему подраться, – улыбнулась Кэрол, вспомнив, как однажды сцепились Джек и Рэй, разгромив ее палату и подняв на уши всю больницу. – Иногда бывают такие ситуации, когда хочешь – не хочешь, а приходится, хотя бы для того, чтобы обороняться.

Да, когда-то Джек дрался за нее, отстаивая их любовь, забыв о своих принципах, и делал он это с такой яростью, как будто в него вселились все бесы ада, которые помогли ему дать Рэю достойный отпор, когда тот попытался вышвырнуть его из палаты у нее на глазах с угрозами и требованиями не приближаться к ней больше. Их схватка была жуткой, и Кэрол тогда очень перепугалась. Это потом она вспоминала об этом с улыбкой, про себя с любовью и нежностью называя обоих драчунов дурачками, которые повели себя, как вздорные мальчишки, после чего оба ходили с разбитыми лицами и кулаками на забаву другим. Но с тех пор ей частенько стало казаться, что Джек и Рэй не против снова померяться силами и начистить друг другу морды. Похоже, их воинственный пыл не уменьшился после той драки, а только усилился. И до сегодняшнего дня она была уверена в том, что Джек ее любит. Он дрался с Рэем, он спорил с Куртни, вцепившись в нее, Кэрол, мертвой хваткой так, что никто не смог бы его оторвать от нее – но зачем? Ведь уже тогда у него была Даяна. Понятно, зачем он соблазнил ее, Кэрол, чтобы отомстить, унизив и отвергнув, как она его, сделать больно. Тем не менее, он пришел, когда она попала в беду, и вытащил ее из тюрьмы. Допустим, он сделал это не ради нее, а ради Куртни, которая бросилась ему в ноги, моля спасти ее девочку, хотя Кэрол чувствовала, что Куртни здесь ни при чем. Допустим и то, что он женился на ней ради ребенка, хотя он никогда не отличался благородством и правильностью… При этой мысли на глаза ее вновь навернулись слезы. Если так, зачем нужно было разыгрывать такую любовь, что даже Куртни в нее поверила? Что для него значит Даяна? Зачем все это, почему? Кэрол не могла понять. Эти мысли причиняли нестерпимую муку, поэтому она гнала их прочь, пытаясь убедить себя в том, что все эти «зачем» и «почему» не имеют значения. Она не хотела знать ответы, уверенная, что они причинят ей еще большую боль. По крайней мере, она не хотела об этом думать сейчас.

Обнимая Патрика, она терлась лицом о его плечо, украдкой вытирая слезы. Ее маленький мальчик, сынок, которого она любила всем сердцем. Его маленькие ручки обнимают ее, это не иллюзия, не обман, и это – самое главное. А все остальное не имеет значения. К черту Джека, к черту Даяну, к черту эти ставшие для нее пустыми и горькими пять лет… гори оно все синим пламенем. У нее оставалось самое главное, то, что теперь являлось смыслом и центром ее жизни – ее сын. И она будет думать о нем, а не о Джеке и Даяне, и даже не о себе. Она не будет больше карабкаться наверх, падать больше нельзя, потому что она может потянуть за собой сына. Она будет жить для него, его жизнью, раз своя собственная у нее не выходит. Он ее огонек, который согреет ее оледеневшее сердце, который развеет любой мрак в ее душе и выведет из самой глубокой пропасти, залечивая своей искренней детской любовью любые раны, как целебный бальзамом.

Кэрол глубоко вздохнула, чувствуя, как тяжесть, давившая на грудь, немного отступила, и отчаяние тоже ослабило свою хватку. Только боль не уменьшилась. Но это поправимо. Пройдет время и заберет с собой ее муку. Она не одинока. И она не потеряла свою семью. Ее семья – это Патрик. Пусть он будет рядом, пусть любит ее и называет мамой, а больше ей ничего не нужно.

– Мам, ты возьмешь меня завтра в больницу к папе? – спросил мальчик, заглядывая ей в глаза.

– Конечно, мой хороший. Завтра мы поедем к папе, – Кэрол погладила его по голове. Патрик пристально смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, умными и серьезными.

– Не плачь, мам. Папа поправится. Я думал, с ним что-то случилось, а он всего лишь подрался. Это не страшно, не переживай. Его синяки заживут, и он придет домой.

Кэрол лишь улыбнулась и поцеловала его в нежную мягкую щечку, радуясь тому, что Патрик не знал, как не хочет она, чтобы папа приходил домой. Как не хочет идти завтра к нему в больницу… Но пойдет, потому что мальчик не поймет ее и осудит, если она этого не сделает. И только сейчас она вдруг осознала, что даже не знает, где находится Джек и куда завтра вести Патрика.

Когда она уложила мальчика спать, позвонила Куртни.

– Ну, наконец-то! – облегченно выдохнула она, услышав голос Кэрол. – Куда ты опять пропала? Что за дурацкая у тебя появилась привычка проваливаться сквозь землю без предупреждения? Ты знаешь, что произошло с Джеком?

– Знаю, – тихо ответила Кэрол.

Куртни помолчала.

– Можно, я сейчас приеду?

– Куртни, пожалуйста, не обижайся, но я сейчас хочу побыть одна. Я не могу сегодня об этом говорить, может быть, завтра, – Кэрол снова сорвалась и заплакала.

– Я понимаю. Не надо ничего говорить, если тебе тяжело, я сама все поняла. Мне позвонили из больницы и, когда я туда приехала, я наткнулась на Даяну. Да, такого я даже от Джека не ожидала. Скажи мне только… как давно это продолжается?

– Давно, Куртни. Он был с ней еще до того, как мы… переспали в первый раз.

– Ах, – только и смогла вымолвить Куртни, которая не нашлась, что на это сказать. Помолчав, она снова встревожено спросила:

– Может, мне все-таки приехать?

– Не надо, я в порядке, – голос Кэрол окреп, она выпрямилась, пытаясь свое униженное и разбитое состояние подавить уязвленной пострадавшей гордостью, которая от этого отчаянно старалась себя показать так, как никогда. – Я не буду больше плакать. Я обещаю. Я сильная. Я уже пережила слишком многое, чтобы убиваться из-за измены мужчины. В моей жизни было столько страшного, столько смертей, что то, что произошло теперь – мелочь по сравнению со всем. Я потеряла Эмми и Мэтта, я пережила их смерть. Что мне эта оплеуха от Джека и Даяны – больно, но не смертельно.

Она засмеялась.

– Поговорим завтра, Куртни. А вообще, думаю, это не стоит того, чтобы об этом говорить. Есть более интересные и важные темы, например, о том, что каникулы скоро закончатся, а мы так и не свозили Патрика в Диснейленд. Давай съездим на выходные? Возьмем Джорджа, если он не будет занят, Рэя, и поедем, повеселимся.

– Прекрасная идея, – Куртни улыбнулась.

– А Джек пусть валяется на больничной койке и залечивает свои синяки и попранное мужское самолюбие, пострадавшее из-за того, что его так отходил мальчишка! – Кэрол снова засмеялась.

Она не видела, как печально понурила голову Куртни, расслышав в ее голосе откровенную ненависть и неприязнь к тому, кто все еще был ее мужем и отцом ее ребенка. Но Куртни решила на этот раз не вмешиваться. Она знала, что ее девочка жестоко ранена и унижена, Куртни понимала ее чувства, но в данной ситуации решать должна только она, так, как подсказывает ей сердце и разум. И Куртни чувствовала, что на этот раз она не нуждается в советах и поддержке. Что-то произошло в ее душе. Она больше не пасовала, не прогибалась и не ломалась под ударами судьбы, как бывало раньше, она, наконец-то, поняла, что она не такая слабая, как всегда считала, что ее ничто не сломало, и она через все прошла. И может идти дальше по своей трудной, колючей и коварной дорожке, усыпанной камнями и ямами. «Оплеуха» от Джека и Даяны, как она выразилась, пошатнула ее, но в результате привела к тому, что Кэрол лишь крепче стала на ноги, приняв борцовскую стойку. От этого у Куртни немного полегчало на сердце, потому что она очень испугалась, что это сломает ее девочку, и без того хлебнувшую достаточно горя. Куртни было очень больно и обидно за нее, и она никогда не простит Джеку того, как он поступил с этой преданной доброй девочкой, даже если сама Кэрол его простит, и они помирятся. Но наказывать его Куртни не собиралась, твердо решив не вмешиваться. Она знала, что Кэрол не простит, даже если не уйдет от него ради Патрика. Он сам себя наказал, потеряв любовь такой прекрасной женщины, как Кэрол. И он был достаточно умен, чтобы это понимать. Сама Куртни предпочитала бы, чтобы они расстались. Она знала, что, если они будут и дальше жить вместе, их жизнь превратится в ад, и от этого Патрик может пострадать еще сильнее, чем от развода. Потому что не будет больше нежной, любящей и терпеливой Кэрол, с улыбкой выносившей отвратительный нрав Джека и прощавшей ему грубость и несдержанность, так как не осталось в ней теплоты и нежности к нему. А ее обида и злоба и характер Джека – это было несовместимо.

Они больше не говорили об этом. Куртни рассказала, что Джек не захотел оставаться в Лос-Анджелесской больнице и попросил какого-то приятеля перевезти его в госпиталь Сан-Франциско на своем самолете. А Даяну Куртни в приступе ярости вышвырнула из больницы еще в Лос-Анджелесе, пригрозив не показываться, пока Кэрол все еще оставалась женой Джека.

Попрощавшись с Куртни, Кэрол отправилась в ванную. Там, лежа в горячей мыльной воде, она стала петь, громко, так, как ей всегда хотелось, но она не могла, забитая еще в детстве своей жестокой матерью, которая всегда грубо затыкала ей рот. Может, у нее и нет голоса, может, она не умеет петь, и фальшивит – не важно. Она будет петь, потому что ей всегда этого хотелось.

И, прорвавшись сквозь этот тяжелый комплекс, сковывавший ее всю жизнь, она почувствовала, будто ослабевают цепи, которые ограничивали ее движения и не давали вдохнуть полной грудью.

«Я буду петь, – подумала она. – Даже если это никому не нравится. Да, да, теперь я буду петь, всегда. Громко, на весь мир, всем назло. У меня хороший голос, и пошли к черту все, кто так не считает».

Утром Кэрол всячески старалась поднять свое настроение.

Включив ритмичную музыку, она весело подпевала, пританцовывая по комнате и упрямо не обращая внимания на тупую боль в груди. Занялась зарядкой, после чего почувствовала прилив бодрости и сил. С удовольствием накрасилась, уложила волосы, красиво оделась. Смотря на себя в зеркало, она подарила себе улыбку.

– Ты красавица, – сказала она своему отражению впервые в жизни. – Только перестань смотреть такими грустными глазами.

И вдруг Кэрол с восторгом обнаружила, что у нее все-таки есть то, что красивее, чем у Даяны. Глаза. У нее прекрасные глаза, и в этом Даяна ей проигрывает, потому что у ее глаз нет этой трогательной и проникновенной печальной красоты, они не так прозрачны и чисты, они не обладают взглядом, проникающим в сердце. Как-то она спросила Джека, почему он передумал и решил взяться за дело Мэтта, а он ответил: «Из-за ваших глаз». Он все время выделял ее глаза и как будто восхищался ими. Может, он и женился на ней из-за глаз? Подумав об этом, Кэрол горестно хмыкнула. Пустоплет.

Но он прав. У нее поразительные, просто изумительные глаза, и, скорее всего, этим они обязаны именно той толике печали, которая всегда так не нравилась Кэрол. Весьма довольная собой, Кэрол покинула комнату, уверенная в своей неотразимости. Может, она не такая красивая и идеальная, как Даяна, но она вполне могла гордиться своей внешностью. И поблагодарить за нее Элен. Нет, она не позволит Джеку втоптать ее в грязь и лишить самоуверенности, из-за того, что бегал к другим женщинам, потому что она какая-то не такая. Это не она «не такая», это он такой.

– Мам, какая ты сегодня красивая! – с восторгом заметил Патрик.

– Спасибо, мой хороший, – просияла Кэрол. – А кто, по-твоему, красивее, я или тетя Даяна?

– Конечно, ты, – уверено ответил мальчик. – Тетя Даяна похожа на куклу на витрине.

Кэрол расхохоталась, сильнее, чем следовало бы.

У госпиталя она заметила девушку-калеку, просящую милостыню. У несчастной не было ног. Кэрол и Патрик подошли к ней и подали щедрую милостыню.

– Смотри, какая она красивая, и какие печальные у нее глаза, – шепнул мальчик матери на ухо. – Наверное, она никогда не будет счастливой, потому что ее никто не возьмет замуж.