Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

– Садитесь, я вас отвезу. А машиной пусть сервисная служба займется, – перегнувшись через сиденье, Дебора открыла дверь.

– А, черт с ней! Все равно уже надоела! – махнул рукой на машину Рэй и неловко уселся в кресло. Женщина лукаво поглядела на него.

– И куда же это вы ехали? – она едва удержалась, чтобы не добавить «в таком состоянии».

– Да я здесь в баре был… зашел освежиться, пропустить стаканчик. Только там скучно до жути. Решил заехать домой за доской и отправиться на пляж. Сегодня ветер, волна должна быть хорошая. Только тронулся и напоролся на что-то! Будь они неладны, эти дороги, валяется черт знает что под колесами!

– Вы занимаетесь серфингом? – изумилась Свон.

– Не-е, не занимаюсь уже. Просто катаюсь иногда. А вы считаете, что я для этого уже стар?

– Стар? Побойтесь Бога, мистер Мэтчисон! Вы себя в зеркало видели?

– Видел сегодня утром. Ужасное зрелище! – он пьяно засмеялся.

Свон не согласилась с этим, но промолчала. Нет, не ужасное, скорее, жалкое. Ее охватил ужас, когда она подумала о том, что могло бы случиться, если бы он не пробил колесо и в таком состоянии поехал домой, а еще того хуже – к океану, и полез бы в воду, на волны, когда на земле-то, на ровном месте, не держится. Безумец. Как порой полезно, что на дорогах попадаются гвозди. Словно само проведение бросило его под колеса его машины.

– Я, конечно, не хочу вмешиваться, но, думаю, благоразумнее будет серфинг на сегодня отменить, – осторожно сказала она.

Он вздохнул, печально смотря на проносящиеся за окном улицы.

– Да, наверное, вы правы. Что-то… кажется, я немного лишнего выпил, – пробормотал он и провел ладонью по лицу, пытаясь привести себя в чувства. – Тогда… высадите меня возле какого-нибудь бара.

Добора бросила на него удивленный взгляд.

– Мистер Мэтчисон, давайте я лучше отвезу вас домой.

– Домой? Нет, я не хочу домой… я не могу там, не могу, – голос его вдруг задрожал и, откинувшись на сиденье, он закрыл глаза. – Этот дом такой большой, такой пустой, тихий, безжизненный. Я остался в нем совсем один. Мне тяжело там. Я не могу там находиться… без Куртни, без Кэрол. Знаете, я всегда мечтал о свободе, жить так, как захочу, чтобы никто мне не мешал, никто не навязывал свои правила. И вот это случилось. Я свободен, я богат, сам себе хозяин, могу делать, что хочу, я независим… и так одинок. Совсем один. У меня никого нет. Мне сорок один год, а у меня нет ни семьи, ни жены, ни детей. Только огромный пустой дом, в котором остались одни воспоминания и который доводит меня до отчаяния. Я вошел вчера в него, оглянулся и понял, что это и есть моя жизнь – та же пустота.

Свон заметила, как по щеке его медленно покатилась слеза.

– Куртни… моя Куртни… Почему я только теперь понял, как много она значила в моей жизни… для меня… Если бы я мог вернуться назад, в прошлое, я бы все изменил, все. А вам… вам когда-нибудь хотелось вернуться назад, чтобы что-то исправить? – он повернулся и посмотрел на нее покрасневшими затуманенными пьяными глазами.

– Конечно, хотелось, – тепло ответила Свон. – Не отчаивайтесь, вы молодой мужчина, у вас все еще будет, все впереди. Вашу жизнь наполнят другие люди, которых вы полюбите, будет и семья, и дети… если вы сами того захотите.

– Да. Может быть, – безразлично, с глубокой безнадежностью сказал он. – Только счастья так и не будет. И любви тоже.

– Ну почему же?

– Потому. Убежало от меня мое счастье и моя любовь, – он горько усмехнулся и замолчал.

Свон продолжала коситься на него с удивлением. На его лице остался мокрый след от одной единственной слезы, но такой красноречивой, такой горькой. Дебора впервые видела мужские слезы и такую тихую, но глубокую и отчаянную печаль, застывшую в каждой черточке его лица. Он, конечно, пьян, и не слабо пьян, потому и раскис, как обычно бывает со многими, кто пытается утопить свое горе в бутылке. Но то, что ему по-настоящему плохо было очевидно. И Дебора не могла не понимать, что было тому причиной. Вернее, кто. Еще совсем недавно он светился от счастья и совсем не считал себя одиноким, и смерть жены на это не влияла. Теперь же, когда эта девчонка уехала, он превратился в безутешного страдальца, оплакивающего свою разбитую жизнь. И чтобы он не говорил, не смерть жены повергла его в такое отчаяние, ведь он так радовался жизни, похоронив ее. А теперь убивается только из-за того, что от него улизнула любовница. Свон никогда не понимала мужчин. Как можно одновременно страдать и за женой и за любовницей? Желать вернуться в прошлое, к жене, чтобы все исправить и изменить, и вместе с тем убиваться за другой женщиной?

Этот мужчина настораживал ее, он жил не разумом, а сердцем, чувствами, настроением, а потому не мог быть постоянен и надежен в любви. Она понимала это, но уже ничего не могла с собой поделать. Поглядывая на его красивое неподвижное лицо, она чувствовала, как щемит от болезненной любви сердце, как душит безудержная, какая-то дикая страсть. Никогда еще она так не желала мужчину. Она боялась сама себя. Боялась одолевавшее ее желание наброситься на него, порвать на нем одежду, чтобы увидеть его великолепное тело, трогать его, целовать, прижиматься… Подобные порывы шокировали ее саму, заставляя то бледнеть, то краснеть, дрожать от волнения и обуревавших ее чувств. Вцепившись в руль, она уставилась на дорогу, борясь с одолевавшим ее безумием.

– Напомните мне ваш адрес, – сказала она, сама не понимая зачем, ведь прекрасно знала, где он живет.

– Нет… только не туда, – простонал он, с трудом выговаривая слова.

– Так, а куда же тогда?

Но он не ответил. Присмотревшись, она увидела, что он вырубился.

Остановив машину, Свон минуту неотрывно смотрела на него, затем, резко развернулась и помчалась в другую сторону, поддавшись безумию.

До дверей своей квартиры ей пришлось тащить его практически на себе. Ей удалось его разбудить, но он еле передвигал ноги, спотыкался и терял равновесие и, похоже, больше уже не понимал, где он и что происходит, покорно идя туда, куда вели. Открыв дверь, Свон завела его в квартиру, дотащила до спальни и уронила, не удержав, на кровать. Распластавшись на спине, он замер и тихо захрапел. Переведя дух, Дебора вернулась в прихожую и закрыла дверь.

– Боже, какой ужас! – прошептала она, на мгновение прижавшись спиной к стене и схватившись за гулко колотящееся сердце. – Что он обо мне подумает!

И тут же со счастливой улыбкой бросилась в спальню.

Осторожно разув его, она присела рядом и с нежностью погладила его густые волнистые волосы. Долго она так сидела, почти не двигаясь, разглядывая его, любуясь. Он спал беспробудным пьяным сном. Медленно она расстегнула на нем рубашку и стала гладить упругие мышцы. Никогда не доводилось ей прикасаться к такому прекрасному телу, и она делала это с благоговением, словно касалась бесценного шедевра. Она обожала искусство, преклонялась перед живописью, но особую слабость питала перед скульптурами. Каким прекрасным образцом, моделью для скульптора или художника мог бы послужить этот мужчина.

Наклонившись, она поцеловала его в чуть приоткрытые губы, но он не отреагировал, даже дыхание его не сбилось, словно он и не почувствовал, продолжая спать глубоким безмятежным сном. Горькое разочарование и болезненная досада охватили Свон, да с такой силой, что она едва не набросилась на него, чтобы растормошить и привести в чувства. Но испугалась, что если он придет в себя и поймет, где он, то может уйти, а это сейчас показалось ей невыносимым.

Забыв обо всем на свете, она стала целовать его тело, ощупывать его, ласкать. А он спал, как ни в чем не бывало, даже когда она расстегнула на нем джинсы и скользнула под них рукой, но вскоре опомнилась, испугалась и поспешно застегнула ему штаны, смутившись при мысли, что он может проснуться и застать ее за этим занятием.

Она лежала и не смыкала глаз, наслаждаясь его близостью, тем, что он спит в ее постели, рядом с ней. Давненько уже не бывало мужчины в ее спальне. А сейчас она все бы отдала, чтобы он остался здесь. Навсегда. Во сне он обнял ее, и Дебора млела от счастья в его объятиях. А желание ее достигло предела и, не в силах больше терпеть, она зажала меж ног его мускулистую ногу и терлась о нее до тех пор, пока из груди ее не вырвался сладостный стон… А потом устыдилась. Никогда с ней не происходило такого. Впервые она не могла совладать с собой. Это было так бесстыдно, так некрасиво, то, что она делала. Но угрызения совести были быстро вытеснены мечтами о близости с ним, сладостными от предвкушения того, какое наслаждение подарит ей эта дикая необузданная страсть. Этот мужчина пробудил в ней огонь, даже не прикасаясь, огонь, который не могли зажечь самыми страстными ласками ее бывшие любовники. Она была холодной, мертвой. Что же произошло, почему так получилось, что она вдруг из равнодушной женщины превратилась в похотливую самку, льнущей к совершенно чужому, почти незнакомому мужчине, одержимая вожделением, влюбленная до фанатизма? Свон не находила ответы на свои вопросы, но одно знала точно – без этого мужчины ей уже не жить. И это была не наивная горячая девчонка, а она, умная, рассудительная, расчетливая и холодная взрослая женщина. Объяснению это не поддавалось. По крайней мере, для самой Свон.

И вдруг его руки заскользили по ее телу, он прижал ее к себе, заставив затрепетать. В темноте она не видела его лица, но слышала, что дыхание его стало тяжелым, и поняла, что он проснулся. Свон задрожала от радости и волнения.

– Кэрол, – хрипло позвал он, плохо выговаривая слова, – просыпайся, моя сладкая. Я хочу тебя… не могу терпеть…

Свон напряглась и попыталась его оттолкнуть, но он хрипло засмеялся, задирая ей юбку. Вжав ее в постель своим телом, он погладил ее обнаженное бедро и нашел в темноте ее губы. Свон не нашла в себе воли для сопротивлений и ответила на страстный горячий поцелуй, застонав от животного желания, подавившего в ней все остальное, даже боль от сознания того, что он в пьяном наваждении возжелал совсем не ее.

Он овладел ею с таким жаром и нетерпением, не раздеваясь и с нее стащив одни только трусики, с такой неистовостью и страстью ее любил, что Свон забыла обо всем, даже о Кэрол, и его нежные нашептывания о любви позволила себе принять на свой счет. Она стонала и кричала от удовольствия, а потом на нее обрушилось такое наслаждение, какого никогда она не испытывала раньше, и на мгновение она словно провалилась куда-то, а когда очнулась, он уже умиротворенно и как ни в чем не бывало похрапывал рядом со спущенными штанами, которые не потрудился ни снова надеть, ни снять.

Свон была слишком счастлива от пережитого наслаждения, которое подарил ей этот мужчина, и постаралась не вспоминать о том, что он заблуждался, как только может заблуждаться напившийся до беспамятства человек, не разобравшийся в темноте, кто с ним. Но мысли о девушке пробивались даже через эту пелену опьянения, а страсть его к ней была настолько велика, что пробудилась в нем даже в таком состоянии. Это обескуражило Свон, но не настолько, чтобы она отчаялась.

Силен, ничего не скажешь, подумала с одобрением она, гоня от себя болезненные мысли о Кэрол. Башка не работает, а то, что пониже, готово к добросовестному выполнению своих обязанностей в любом случае. Горячий мужчина, страстный. Да это с первого взгляда видно. Ничего, она женщина умная, не станет терзаться из-за того, что он думает о другой – это пройдет. В конце концов, Кэрол только-только выскочила из его постели, вот он и ищет рядом с собой именно ее, да еще, к тому же, судя по его пылкости, не успел насытиться и поостыть к ней. Видно, их любовная связь началась совсем недавно.

Только он не походил на тех мужчин, которые надолго зацикливаются на одной женщине. Внимание такого мужчины легко переключается с одной женщины на другую. А что до любви… Страшно подумать, скольким женщинам, наверное, он в порыве страсти нашептывал о любви. Так думала Свон, преисполненная решимости вытеснить из его сердца девушку и занять ее место. Кэрол никогда не вернется, а она здесь, с ним. И всегда добивалась того, к чему стремилась.

Открыв утром глаза, Рэй застонал от мучительной боли в голове и отвратительной сухости во рту. Увидев, что находится в незнакомой комнате, он медленно сел, недоуменно и озадачено поглаживая раскалывающуюся от боли голову. Он обнаружил, что сидит на не разобранной постели, одетый, но без обуви.

Сморщившись, он старательно напрягал память, пытаясь вспомнить, как здесь оказался, а главное – с кем. И округлил от удивления глаза, когда в комнату с улыбкой вошла Дебора Свон.

– Доброе утро. Как самочувствие? – приветливо поинтересовалась она, протягивая ему стакан с холодной минеральной водой.

– У-у-у, – протянул Рэй, обескуражено и виновато пряча голову под ладонями. – Боже ты мой!

Потом сообразил, что раз он одет и спал на не расстеленной постели, то, возможно, между ним и этой женщиной ничего и не было. Ужасно, но он ничего не помнил с того момента, как куда-то ехал в ее машине. Такое с ним случалось, если он сильно переусердствовал со спиртным. Опустив руки, он поднял голову и настороженно взглянул на женщину. Она все еще держала перед ним стакан. Взяв его, Рэй тремя большими жадными глотками освежил горло и снова посмотрел на нее.

– Ничего не помню, – виновато признался он и, заметив на полу свои туфли, стал торопливо обуваться. – Я что, у вас дома?

– Да, у меня, – невозмутимо ответила Свон. – Я хотела вас вчера отвезти домой, но вы так воспротивились, говорили, что вам там очень плохо и одиноко и что вы ни за что туда не поедете. Я не знала, что мне с вами делать, вы на ногах не держались, а потом и вовсе уснули. К тому же вы не назвали мне свой адрес. Мне ничего не оставалось, как привезти вас к себе.

– О-о, простите меня, ради Бога! Мне так неловко… В следующий раз проезжайте мимо меня и не останавливайтесь.

Дебора приятно и легко рассмеялась.

– Ничего страшного, мистер Мэтчисон. Страшно подумать, какие вы приключения себе могли найти, если бы я не подобрала вас. Кстати, уже сменили колесо на вашей машине, она стоит под окном, в целости и сохранности.

– Спасибо. Огромное спасибо, – смущенно пробормотал Рэй и, поднявшись, стал поправлять взъерошенное покрывало. Свон коснулась его плеча.

– Оставьте, я сама. Да ну что вы так виновато на меня смотрите! – она нежно ему улыбнулась, и усмехнулась про себя, подумав о том, что бы он сказал, если бы вспомнил, как набросился на нее ночью и как любил. – Меня совсем не затруднило уступить вам свою постель. Не смущайтесь. С каждым случается.

Он благодарно улыбнулся ей в ответ, не размыкая губ.

– Надо же… ничего не помню, – повторил он растерянно. – Я… я не доставлял вам больше никаких хлопот?

Свон спокойно смотрела в его яркие синие глаза.

– О чем вы?

– Ну, понимаете… – он спрятал глаза. – Когда я много выпью, во мне кровь играет, и я иногда могу делать глупости…

– Ах, вы об этом! Да, было такое. Вы собирались покататься на доске в океане. Это было бы просто самоубийством в таком состоянии, в каком были вы.

– Да, припоминаю. Действительно, собирался. Выходит, вы мне жизнь спасли. Теперь я у вас в долгу.

– Да ладно вам, мистер Мэтчисон! Все хорошо, и не волнуйтесь, об этом никто не узнает. Можете на меня положиться, – заметив, как он успокоился и украдкой с облегчением вздохнул, убедившись, что между ними ничего такого не было, она почувствовала досаду, но поняла, что поступила правильно, не сказав ему об этом. Это было трудным, но мудрым решением. Всему свое время, а время для таких близких отношений еще не пришло. Этот случайный мимолетный, к тому же им не желанный секс, только бы все испортил. Это даже забавно. Он уже стал ее любовником, а сам даже об этом не знает. Что ж, Свон не собиралась затягивать паузу в их интимных отношениях. Он мужчина одинокий, к тому же страстный, вряд ли привык к воздержанию. А уж она не зазевается.

– Не стесняйтесь, чувствуйте себя, как дома. У меня давно никого не было в гостях, так что мне даже приятно. Я женщина одинокая. Вы, наверное, сейчас не очень хорошо себя чувствуете. Можете принять душ, не стесняйтесь, а я пока сварю вам кофе.

– Нет, большое спасибо, но я лучше пойду. Извините еще раз, пожалуйста. До встречи, Дебора, – улыбнувшись ей, он решительно вышел из комнаты. Свон пошла за ним, чтобы проводить, нацепив на лицо маску невозмутимости, под которой пыталась скрыть болезненное огорчение. Но его уже и след простыл.

Бросившись к окну, она увидела, как он подошел к своей машине и дружелюбно помахал ребятам в черном «Седане», который стоял неподалеку и до сих пор таскался за ним по пятам. Потом сел за руль и, резко рванув с места, умчался прочь. «Седан» поспешил за ним. А Свон продолжала стоять у окна, смотря на улицу сквозь пелену слез. Он не мог не понимать, что нравится ей. И сбежал от нее. Потому ли, что все еще был одержим Кэрол, или она, Свон, просто не привлекала его, как женщина? Конечно, нелегко обратить на себя внимание, когда вокруг столько молодых и красивых, как эта Кэрол, будь она неладна. Кэрол уехала, но есть еще целый мир других женщин, которые могут ему приглянуться. Это мужчина, за которого нужно будет вести борьбу всегда, даже если удастся его заполучить, бороться, чтобы удержать. Но Свон готова была на эту вечную борьбу ради того, чтобы он принадлежал ей, как принадлежал столько лет своей жене. Куртни не красавица и намного старше его, но она смогла его на себе женить и удерживать до конца. Почему тогда не сможет она? Сможет. Потому что теперь от этого зависела вся ее жизнь.

А Рэй, приехав домой, с удовольствием расслабился в наполненной до отказа ванне, наглотавшись таблеток от похмелья и головной боли. Положив на лицо маленькое полотенце, смоченное в холодной воде, он старался ни о чем не думать, но горькие мысли сами лезли в раскалывающуюся от боли голову. Все его замыслы и планы полетели к черту, как и вся жизнь. Ничего ему больше не хотелось. Он чувствовал себя опустошенным и больным, не так телом, как душой. Хотелось опуститься на дно ванны и утопиться. Только храбрости не хватало. И он знал, что будет жить дальше и, как и раньше, страдать от своей безнадежной любви к той, которой не был нужен. Он всегда это понимал, но отказывался в это поверить, считая просто невозможным то, что его может отвергнуть женщина. Что Кэрол сопротивлялась ему только из-за Куртни.

Но Куртни больше нет, а она все равно от него сбежала, так подло, подарив ему надежду и любовь, не сказав ни слова, даже не попрощавшись, зная, какую боль ему этим причинит. Никогда с ним так не поступали, никогда так не ранила женщина. Она просто выкинула его из своей жизни, даже не задумываясь, как лишнюю и не нужную помеху. Да, какое точное определение – помеха. Это то, чем он был для нее с тех пор, как стал проявлять к ней нежные и более глубокие чувства. Всего лишь помеха. Он и его любовь всегда ей мешали, и в ее отношениях с Куртни, и в личной жизни, и она даже не пыталась этого скрыть. Его любовь, такая чистая и светлая, была ей отвратительна, она воспринимала ее как что-то постыдное, заслуживающее только одного осуждения. Рыдала и кричала, что ненавидит его в один из самых счастливых для него моментов в его жизни, когда он ею овладел. Смотрела на кольцо, которое он ей преподнес с таким благоговением и с такой любовью, предлагая не только себя и свою любовь, но и всю свою жизнь, так, будто он протянул ей стакан с ядом, отшатнулась, побелела вся. Никогда, ни на один миг, она не откликнулась на его любовь, знала, что и не сделает этого, даже когда отдавалась ему, обнадеживая, с такой пылкостью, с такой страстью и нежностью. Обнимала его, целовала, дарила жаркие взгляды и ласки, а сама планировала свой подлый побег. Рэй не понимал, почему она так жестоко с ним поступила. Не из-за Джека, нет. Слишком поздно он понял, что даже если бы Джека не стало, она все равно бы никогда не приняла его предложения и из постели бы своей его вышвырнула. И Рэй даже был рад, что Ноэль-Тимми, вдруг отказался выполнить заказ и вернул аванс, сославшись на письмо Кэрол, в котором она просила его не причинять вреда Джеку. Этот парень еще и набросился на него с возмущением и упреками в том, что он, Рэй, разболтал обо всем Кэрол и открыл ей то, что он наемный убийца и собрался пристрелить ее мужа. Рэй пытался его убедить в том, что ничего не говорил Кэрол, что ему самому было недопустимо признаваться в том, что он задумал убить Джека. Объяснил, что Кэрол на самом деле ничего не знает, что все это просто удивительное совпадение, потому что она увидела сон, в котором ей приснилось, что Тим убивает Джека, а она всегда была очень впечатлительна к своим снам и, скорее всего, просто подстраховалась для собственного успокоения, так, на всякий случай. Тим вроде немного успокоился, но все равно остался недоволен и распрощался с ним довольно сердито, попросив больше его не беспокоить.

Теперь Рэю было на все наплевать, даже на Рэндэла. Он понимал, что Кэрол кто-то помог уехать, и даже знал, кто. Касевес. Больше не кому. Первым его порывом было броситься к нему и добиться признания, куда он спрятал Кэрол, но, уже войдя в палату, он так и не сказал о Кэрол ни слова. Касевес не признается и не скажет. А если даже скажет, то что толку? Ну, приедет он к ней, чтобы лишний раз убедиться, что не нужен, чтобы дать ей еще одну возможность осквернить своим презрением его любовь и опять его отвергнуть, унизить и причинить нечеловеческую боль. Да еще он может вывести на нее Рэндэла, который того и ждет.

Он спросил у Уильяма о самочувствии, а потом больше не сказал ни слова, только сидел, разбитый, раздавленный, во власти черной тоски и бесконечного отчаяния, тщетно пытаясь с ними бороться. И устремлял на Касевеса взгляд, полный немого горького укора и раздирающей сердце боли. «Что же ты со мной сделал? – говорил он, не произнося ни слова. – Отнял единственное, что я любил». И он ушел, даже не сказав ему «до свидания» и не пожелав выздоровления, зная и давая понять, что никогда ему этого не простит.

Они поняли друг друга без слов. Вернее, понял его Касевес, а он даже не пытался понять, почему он так поступил, не хотел понимать, потому что это не имело для него значения. Касевес знал, что для него значила Кэрол, что в ней и только в ней он видел свое счастье, свое будущее, о котором мечтал. И обвел его вокруг пальца и ударил в спину вместе с ней. Они, единственные, кому он доверял и кого любил.

Никогда больше не заговорит он с Касевесом о ней и о том, что они сделали, никогда не спросит, где она. И никогда не откроет больше перед ним свое сердце. Ни перед ним, ни пред кем-либо другим. Разве что…

С изумлением он уставился на появившегося пред ним Патрика, который без стука зашел в ванную и стащил с его лица полотенце. Увидев радостное детское личико и настоящую невинную любовь, с которой на него смотрел этот малыш, Рэй почувствовал сквозь боль в сердце какое-то смутное удовольствие. Вот кому он действительно нужен, вот кто его обожает. Его маленький друг, всего лишь ребенок, но что может быть прекрасней любви ребенка, искренней и чище? Но и этот малыш не принадлежит ему, и в любую минуту у него могут отобрать и его любовь, лишив его последнего утешения. И уже в который раз, смотря на мальчика, он испытал почти болезненное желание иметь собственного ребенка, слышать вокруг себя топот маленьких резвых ножек и звонкий детский голосок, зовущий его папой.

Значит, Кэрол уехала без сына. В таком случае, она еще вернется за ним, или Касевес отправит мальчика ей. И тогда Рэй никогда его больше не увидит.

– Рэй! Привет! – радостно воскликнул мальчик. – Я приехал!

Рэй улыбнулся, садясь в ванной.

– Привет, приятель. Как путешествие?

– О-о, ты себе даже не представляешь! Мне столько нужно тебе рассказать! Вылезай, я принес тебе подарки, пошли смотреть.

– Подарки? Мне?

– Ну да. А потом пойдем на пляж, ладно? Я купил себе доску и хочу, чтобы ты посмотрел, хорошая она или нет. Помнишь, ты обещал научить меня кататься? Давай начнем прямо сегодня, давай?

– Рик, мне кажется, еще рановато…

– Ничего не рановато, я уже не такой маленький, как раньше. Ну, пожалуйста, Рэй!

– Ну, ладно. А отец знает, что ты у меня? И он отпустил? – с сильным сомнением спросил Рэй.

– А! – мальчик махнул рукой. – Ему сейчас не до меня, он меня даже не замечает. Даже подарки мои смотреть не стал, – в голосе его прозвучала горькая обида. – Его нет дома, а Нору я предупредил.

Погрустнев, он добавил:

– И мама уехала в командировку. Дед поссорился с папой и ушел вчера. Папа запретил мне к нему ходить. Лучше бы я и не приезжал сюда. Приехал, и никому до меня дела нет.

– Папа поссорился с дедом? – поразился Рэй. – Почему?

– Не знаю. Я слышал, как папа на него вчера кричал, дед глаз ему подбил, и папа его выгнал. А теперь такой злой стал, что я даже боюсь к нему подходить.

– Ну и ну! – Рэй с трудом удержался от ехидной ухмылки. Вот это новость! Неужели Рэндэлы друг с другом сцепились? Неужто эта могущественная парочка, отец и сын, наводящие ужас на всех и вся, всегда горой стоявшие друг за друга, разбилась? Что же могло такого произойти, что они набросились друг на друга? Чем закончится эта довольно серьезная ссора? Если Джордж поднял руку на Джека, а тот выгнал его, вряд ли они вот так запросто простят это друг другу, оба обладая одинаковыми характерами с такой гордыней и надменностью. Рэй не мог себе представить, кто из них первый предпримет попытку помириться, зная, что ни тот, ни другой этого не сделают и скорее сожрут друг друга, чем переступят через свое легендарное упрямство и высокомерие.

– Подожди меня в комнате, – повелел он мальчику. – Я сейчас выйду.

Патрик вышел за дверь, а он ополоснулся под душем, смывая мыльную пену и, став на мягкий коврик, обтерся полотенцем. Ничего ему сейчас так не хотелось, как упасть на кровать и не шевелиться, он чувствовал себя ужасно после двух дней беспробудного пьянства, хоть головная боль и проходила постепенно. Но зато чувство бесконечного одиночества уже не так давило на него, и Патрик светлым лучиком ворвался в его затянутый черными тяжелыми тучами мир.

И вдруг заметил, что Патрик наблюдает за ним в приоткрытую дверь, жадно разглядывая. Увидев, что его обнаружили, мальчишка даже не смутился. Улыбнувшись, Рэй натянул трусы и вышел к нему с самым что ни есть невозмутимым видом.

– А правда, что девчонки любят сильные мускулы? – наивно поинтересовался мальчик, продолжая его разглядывать с неприкрытым восхищением.

Рэй рассмеялся.

– Ну, лично я никогда не встречал таких, кому бы это не нравилось.

– А меня дразнили хлюпиком, ну, тот, которому я гантелей по морде надавал, помнишь? – с досадой вспомнил Патрик. – И что теперь, меня не будут любить девчонки?

– Ну, во-первых, ты совсем не хлюпик. А во-вторых, никто не рождается атлетом. Ты делаешь по утрам зарядку, как я тебя учил?

– Э-э… нет, – мальчик покраснел и виновато опустил голову. – Мне скучно делать это одному. Вот если бы с тобой…

Наклонившись к нему, Рэй уперся ладонями в колени, заглядывая в маленькое личико.

– Слушай, а ты не хочешь заняться спортом? Для мужчины это необходимо. Запишись в какую-нибудь секцию, и тебе не будет скучно с другими мальчиками. Тебе нравится что-нибудь конкретное? Вот я, например, любил футбол. Ну, и серфинг, конечно.

– И теннис, – напомнил Патрик. – Я тоже хочу играть в теннис и уметь кататься на доске. Но больше всего… больше всего мне нравится бокс.

– Это довольно жесткий вид спорта.

– Знаю, – с трепетом проговорил мальчик. – Но мне так нравится. Я всегда смотрю по телевизору. Это… так классно. Особенно когда с кровью…

Рэй удивленно хмыкнул.

– Какой ты кровожадный мальчик.

– Кровожадный? Это как?

– Это когда кровь любишь.

– А, да, люблю. Хочу заниматься боксом! Папа запрещает мне драться, а мне все время хочется. А там я смогу это делать.

– А почему тебе все время хочется драться? Тебя что, обижают?

– Да нет. Меня все боятся, – с гордостью похвалился он. – Как боятся моего папу. Только незнакомые мальчишки задираются. Просто мне нравится кого-нибудь бить.

– Нравится? А ты не задумывался над тем, что причиняешь человеку боль? Разве это хорошо?

– Хорошо-о, – дрожащим от странного возбуждения голосом протянул мальчик. – Мне хорошо.

Рэй выпрямился, озадачено его разглядывая. О чрезмерной агрессивности, драчливости и жестокости мальчика он был осведомлен, но никогда не задумывался об этом раньше, не придавая значения. Все дети по-своему жестоки. К тому же он был уверен, что малыш просто не понимает еще, что причиняет в драках кому-то боль, какой вред может нанести, ударив, например, своего противника тяжелой гантелей по лицу. А оказывается, он очень даже все понимал. Какая-то смутная тревога зародилась в сердце Рэя. По телу прошел холодок, когда он увидел и услышал, как этот маленький мальчик почти со сладострастием произнес эти странно и жутко звучащие детским голоском слова: «Хорошо-о. Мне хорошо».

– Нет, Патрик, это плохо. Одно дело защищаться или отстаивать свою честь и достоинство, или заступаться за слабого – это нужно. А бессмысленное кровожадное насилие – это удел психически нездоровых людей.

Мальчик крупно вздрогнул.

– Я не сумасшедший. Ты расскажешь папе, да, Рэй? Пожалуйста, не надо, а то он опять заставит меня ходить к психиатрам, а они сами все чокнутые. Ведь я больше никого не бью. Я исправился.

– Разве я когда-нибудь ябедничал на тебя родителям? Обижаешь.

– Я знаю, Рэй, ты настоящий друг. Самый лучший. Так что, ты запишешь меня на бокс?

– Если ты пообещаешь мне не бросаться на людей без веских на то причин. А уметь постоять за себя мужчина должен уметь. Но, к сожалению, с боксом придется немного подождать – ты еще слишком мал. Если хочешь, можем пока записаться в секцию восточных единоборств, это тоже штука неплохая.

– Ну, ладно, давай пока туда, – вздохнул мальчик. – Все лучше, чем зарядка по утрам в одиночестве.

Пока Рэй одевался, Патрик не отрывал от него пристального взгляда.

– Рэй, а почему тебя не любит мой папа? – неожиданно спросил он.

– Не любит? Правда? – невинно удивился Рэй.

– Да. Я давно уже заметил, только так до сих пор и не понял, почему, ведь ты такой хороший, такой классный. Я, например, очень тебя люблю. А папа и дедушка – нет. Почему?

Рэй пожал плечами.

– Может быть, потому что я другой, не такой, как они. А может, они просто ревнуют тебя ко мне. Думаю, что твой папа запретит тебе со мной общаться и сделает все, чтобы ты меня разлюбил, – грустно заметил он.