Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

Кэрол пожала плечами и грустно покачала головой.

– Ах, Куртни, сердце разрывается, когда смотрю на него. Как подумаю, что мы с ним расстанемся, так ноги подкашиваются… А как представлю его с Даяной… как будто кипяток в душу заливают, и больно, и печет, сил нет терпеть… ненавижу его так, что убить готова.

– Я понимаю тебя. Это очень больно, но это можно вытерпеть. Здесь ты уж ничего не поделаешь, остается только перетерпеть. А что ты решила? Уйдешь или будешь жить с ним дальше?

– С ним? Нет, не хочу, не могу.

– Правильно, малышка, наконец-то, открылись твои глазки! – раздался за ее спиной радостный голос Рэя. – Сваливай, пока он тебя не доконал. Возвращайся к нам, уж мы с Куртни тебя здесь в обиду не дадим! Я же тебе сразу сказал – гнилой он мужик, нельзя с ним связываться.

Кэрол обернулась.

– Привет, Рэй.

– Привет, малыш, – он приобнял ее за талию и запечатлел звонкий поцелуй на щеке. – А ты к нам в гости или уже насовсем?

– Пока в гости, – улыбнулась Кэрол.

– В больнице у него была? Не пойму, зачем ты к нему ездишь? На твоем месте, я бы даже думать о нем забыл. Хоть бы он сдох уже, что ли, надоел совсем. Чего этот малый его так слабо побил? Надо было уж до конца, чтоб не очухался.

– Ладно, Рэй, хватит языком плести, что попало, – осадила его Куртни. – Пойдемте ужинать, Дороти, наверное, уже накрыла.

Она вышла из кабинета, Кэрол пошла следом, украдкой отбиваясь от Рэя, который игриво хватал ее за руки сзади и дергал за волосы, идя за ней по пятам и ребячась, как проказливый мальчишка.

Когда они рассаживались по местам, он достал из своей коллекции бутылку вина и, откупорив, поставил на стол.

– Есть повод выпить, – заявил он, разливая вино в бокалы. – За то, что Кэрол, наконец, избавилась от этого урода в галстуке!

– Рэй, прекрати! Радоваться тут нечему, – строго взглянула на него Куртни. – Когда ты научишься думать, прежде чем говорить?

– Ладно, тогда давайте выпьем за Джека, – невозмутимо продолжил Рэй веселым тоном. – За то, что он такой идиот! Вот дурак, правда, Куртни? Потерять нашу Кэрол, да еще так глупо! Пусть теперь локти кусает. А он будет их кусать, Кэрол, будь уверена. Ты теперь, главное, не ведись у него на поводу, а то опять мозги тебе задурит…

– Ладно, Рэй, давай поговорим о чем-нибудь другом, – тихо проговорила Кэрол, понурив голову.

Он тяжело вздохнул.

– Ну, прости меня, малыш. Давай выпьем за тебя и за Патрика, – он поднял бокал. – Чтобы все у вас было хорошо, и никогда вы не грустили.

На этот раз женщины поддержали его тост и подняли свои бокалы.

После ужина они расположились в кабинете. Куртни сидела за столом, шурша бумагами, а Кэрол и Рэй поставили между собой журнальный cтолик и принялись играть в карты. Куртни украдкой наблюдала за ними. Игра их становилась все более шумной и азартной. Кэрол ожила, расшевелилась, глаза ее заблестели. Она то смеялась, когда Рэй проигрывал, то ругалась с ним, обвиняя в жульничестве. Так было всегда. Рэй всегда мог заставить ее открыться, расслабиться, еще с тех пор, как она была девочкой. Если они начинали в чем-то соревноваться, будь то теннис, карты или что-нибудь еще, это происходило всегда очень бурно, с эмоциями, и лично Куртни всегда было интересно понаблюдать за ними в такие моменты. Они казались ей такими забавными и смешными, как два упрямых капризных ребенка, желающих победить во что бы то не стало. Она знала, что их девочка пришла к ним, потому что ей очень плохо, пришла за поддержкой, утешением. Знала, что Кэрол хорошо здесь, с ними. Потому что они были ее семьей. Той настоящей семьей, которой, как Кэрол привыкла считать, у нее никогда не было. Но она находила здесь успокоение и любовь, она смеялась и веселилась здесь, с ними, в этом доме, словно, приходя сюда, оставляла за дверью все свои горести и погружалась в другой мир, мир теплый и ясный, где ей было хорошо и уютно, где она была счастлива и только теперь могла это понять, потому что не могла найти счастье за его пределами. И стремилась сюда, как мотылек к огоньку, который его согреет и развеет мрак вокруг.

Куртни чувствовала затаенную радость, представляя, что Кэрол и Патрик теперь будут жить здесь, когда уйдут от Джека. Эта радость заставляла ее чувствовать себя виноватой, но Куртни всегда этого ожидала. Она знала, что рано или поздно это произойдет, что Кэрол и Джек не смогут быть вместе и разбегутся. Может, оно и к лучшему. С Джеком слишком тяжело. Для Кэрол, простой и бесхитростной, жизнь с таким, как он, не принесет ей ничего хорошего. Это было ясно изначально. Только Куртни наивно понадеялась на любовь, хоть и знала, что одной любви мало для того, чтобы удерживать друг подле друга мужчину и женщину. Ведь любовь разная, и каждый любит по-своему. И когда эта любовь оказывается слишком разной, и понятия о том, какая любовь должна быть, не совпадают, все рушится. Кэрол найдет себе другого мужчину, она молода и красива. А может быть, другого мужчины больше не будет. Разочаровавшись в Джеке, она не признает больше мужчины в своей жизни, и будет поклоняться тому, кто по-прежнему жил в ее сердце, и который, по видимому, никогда его не покинет – своему Мэтту, и их любви, которая в ее глазах была настоящей, такой, как должна быть, и которой у нее никогда уже не будет, без него. Этого Куртни боялась больше всего. Кэрол обратилась к ней с просьбой, прося помочь добиться разрешения на кремирование останков Мэтта, дабы его прах, помещенный в урну, всегда был рядом с ней. И чтобы Джек не смог больше отнять у нее ее Мэтта и не издевался над его могилой. Зацикленность Кэрол на Мэтте пугала порой Куртни, как сейчас, когда девушка обратилась к ней с подобной просьбой. Куртни знала, что Кэрол продолжает думать о нем и страдать, но Джек отвлек ее от этого, не избавив, но отвлекая ее от прошлого. А что будет теперь? Она может замкнуться в себе и уйти в свое прошлое, к Мэтту, и не пожелать возвращаться, холя и лелея свою трагичную любовь, когда любовь Джека для нее потеряна. А так и до помешательства не долго, учитывая, к тому же, ее нестабильную психику. Куртни решила помочь ей. Пусть прах Мэтта будет в безопасности и при ней, может, тогда она успокоится, если перестанет жить в постоянном страхе, что Джек может снова разворошить могилу и похитить у нее ее мужа, навсегда. И когда Куртни пообещала помочь, Кэрол сразу как-то успокоилась. Куртни и самой не нравилось, что Джек таким образом шантажирует Кэрол. Да и то, что он делает с телом Мэтта тоже слишком. Пусть он, конечно, при жизни был чудовищем и причинил много зла, но право покоя после смерти у всех одинаково, и не дело это, перетаскивать его с места на место, не по-божески. Нельзя делать такие вещи. Джек не боится ни людей, ни черта, ни Бога, и не проявляет никакого уважения. А зря. Ему этого не простят. И настанет момент, когда ему придется за это ответить, перед всеми. Только, наверное, и тогда он пошлет всех к черту, и людей, и Бога, и самого черта. Таков был Джек. И изменить его было невозможно. Поэтому Куртни и хотела, чтобы Кэрол с ним рассталась. Для Кэрол так будет лучше. И для Патрика тоже.

– Тише, чего расшумелись? – ласково проворчала Куртни, бросив веселый взгляд на споривших игроков. – Вы мешаете мне сосредоточиться. Мне нужно работать.

– Куртни, он жульничает! Скажи ему!

– Я не жульничал!

– Жульничал! Ты всегда меня дуришь, я знаю! И я не отдам тебе выигрыш! – Кэрол накрыла ладонями кучку банкнот, лежащих на столике. Разгневанный Рэй попытался оттолкнуть ее руки и забрать деньги.

– Это мой выигрыш! Убери от него свои лапки!

Схватив деньги, Кэрол пронзила его предупреждающим взглядом.

– Ты играл нечестно, значит, это не твой выигрыш.

– Хорошо, тогда давай начнем заново.

– Нет уж, хватит, я никогда больше не буду с тобой играть! Ты прохвост и обманщик! Я забираю себе все деньги, как компенсацию за моральный ущерб.

– Ба, умная какая стала! Понабралась от своего муженька-адвоката всякой дряни, только здесь это не пройдет! Давай сюда деньги!

Он вскочил с кресла и стал отнимать у нее свой выигрыш. Кэрол отчаянно уворачивалась, прижав ладони с зажатыми в них купюрами к груди.

– Прекратите, что вы в самом-то деле… как маленькие. Драться за сто долларов! Я дам каждому из вас по пятьсот, только дайте мне сосредоточится на документах! – строго сказала Куртни, но в ее голосе слышался сдерживаемый смех.

– Дело не в деньгах, как ты не понимаешь! – отозвался Рэй, пытаясь разжать руки девушки. – Ты смотри, сильная какая, кто бы мог подумать! Куртни, скажи ей!

– Куртни! Скажи ему! – в отчаянии вскрикнула Кэрол, когда он все-таки вырвал у нее деньги. – Рэй, так не честно! Мало того, что жульничал, так еще и силу свою применяешь!

– Я жульничал? А ты не жульничала? Я же сам тебя этому научил! Тоже мне, правильная какая! Потому и злишься, что это я тебя обжулил, а не ты меня!

Куртни с улыбкой покачала головой. Да, она помнила, как еще очень давно Рэй учил ее хитростям и уловкам шулерства. И когда они брали в руки карты, начиналась борьба, кто кого ловчее обведет вокруг пальца. Когда Кэрол проигрывала, она всегда злилась и начинала обвинять его в обмане, и клялась-божилась, что никогда больше не станет с ним играть. И за обладание выигрышем они устраивали драки. Но когда выигрывала, более самодовольную и хитрющую физиономию, чем у нее, во всем свете сыскать нельзя было.

Сердце Куртни защемило. Как же сильно любит она этих двоих, их дурачества, которые порой безумно ее раздражали, но без которых ее жизнь была бы такой скучной и пресной. А потом появилась ревность. И наблюдая за ними сейчас, она чувствовала сладость и горечь одновременно. Ей было и хорошо, когда она смотрела на них, и плохо. Хорошо от сознания того, какими они стали друг другу родными и близкими, она, Рэй и Кэрол, оттого, что они счастливы, когда все вместе, как прежде. И плохо от того, как изменился Рэй. Он бродил по дому угрюмый и неприкаянный, как зверь в клетке, и совершенно менялся в присутствии Кэрол. И видеть это Куртни становилось все тяжелее. Тяжело было видеть его красоту, свежесть, молодость, которые словно и не собирались его покидать, его задорную мальчишескую улыбку, которая еще больше молодила его не тронутое морщинами лицо с такой же упругой, не увядающей кожей, не блекнувшей и не теряющей цвета молодости, такие как легкий румянец, как матовый смугловатый оттенок, такой же насыщенный и свежий, как двадцать лет назад. Его телу и фигуре завидовали юноши, мечтая выглядеть так же. Он был здоров, крепок и полон сил. И рядом с ним Куртни чувствовала себя старухой. Она была старше него, и к ней время было не так снисходительно. Ей и в молодости не нравилось свое отражение в зеркале, она понимала, что и тогда не была красавицей, но сейчас ее внешность заставляла ее страдать. Время безжалостно разделило ее и ее любимого, оно унесло ее далеко вперед, а его оставило позади, ее превратило в старуху, а ему позволило остановиться в расцвете своих сил и красоты. Разница в возрасте теперь казалась намного больше, чем была на самом деле.

Как будто судьба давала ей понять, какие они разные, он и она, что он создан не для нее, что он не ее мужчина, а она завладела им силой против самой природы и судьбы. Он принадлежал другой женщине, Куртни всегда это знала. И звали эту женщину Элен. Куртни помнила ее в молодости. Элен была ослепительно красива. Но не это привязало к ней Рэя. Он и она росли вместе и дружили с детства, одинокие и никому не нужные. Вот тогда, будучи еще девочкой, Элен и взяла его сердце. Только она, Куртни, отобрала у нее Рэя, что сломало и Элен и ее жизнь. А теперь, как по насмешке судьбы, спустя много лет, Куртни, уже немолодая, увядающая женщина, видит свою соперницу, все такую же молодую и прекрасную. Видит такого же молодого и красивого Рэя, такой же огонь тайной любви в его глазах. Любви к ней. Белокурой, стройной, с большими прозрачными глазами, к которым невозможно было остаться равнодушным. Она здесь, в ее, Куртни, доме, и Куртни ее любит. Любит, не смотря ни на что, потому что полюбила еще до того, как она превратилась в Элен и стала соперницей. Словно Элен вернулась, чтобы все-таки взять то, что ей принадлежало – Рэя, теперь, когда Куртни стала стара и еще менее привлекательна, чтобы забить ее своей молодостью и красотой и отобрать мужа.

Грустно разглядывала Куртни Кэрол поверх очков, не уставая поражаться ее сходству с матерью. Она даже смеялась так же, и голос был таким же, как у Элен в молодости. Что это – наказание? Упрек? Демонстрация того, что она, Куртни, вмешалась в планы самой жизни, разлучив этих двоих, которых судьба все равно воссоединила прямо у нее под носом, причинив ей такую боль? Не для того ли жизнь сохраняет Рэю молодость и привлекательность, чтобы он смог вернуться в прошлое, к своей возродившейся возлюбленной, такой юной и прекрасной, и составить ей подходящую пару, ту, что должна была состояться еще много лет назад? Ну, как после такого не поверить в судьбу?

Ни Кэрол, ни Рэй не догадывались о ее мыслях, поглощенные своим спором. Все закончилось тем, что Кэрол обиделась и ушла, буркнув ему, чтобы он подавился своим выигрышем.

– Шарлатан! – фыркнула она напоследок перед тем, как закрыть дверь.

Опустив лист бумаги, поверх которого украдкой наблюдала за ними, Куртни с упреком покачала головой, смотря, как Рэй с довольной физиономией засовывает отобранные у девушки деньги в карман.

– Рэй, ну как тебе не стыдно? Взрослый мужчина, а так себя ведешь!

– Ну, я же выиграл. Она была не права.

– Рэй!

– Ну, ладно, ладно. Пошел мириться, – он поднялся и с улыбкой вышел из кабинета.

Лицо у Куртни помрачнело, уголки губ печально опустились, но она снова уткнулась в договор, который никак не могла изучить. Она сосредоточилась, не обращая внимания на занывшее от ревности сердце и не думая о том, что Рэй намеренно рассердил Кэрол, вынудив ее уйти, чтобы пойти следом за ней «мириться» и остаться с ней наедине. В такие моменты Куртни казалось, что она его ненавидит так, что готова убить. Единственное, что ее утешало, так это то, что он всего лишь в очередной раз обломает свои зубы о твердость ее девочки.

Кэрол отправилась на кухню поболтать с Дороти, зная, что старушка всегда скучает по ней. Да и сама Кэрол ее искренне любила, и всякий раз, когда была здесь, находила время посидеть с ней за кружкой чая и поговорить.

Но едва они только уселись поудобнее, как в кухню вплыл своей гибкой плавной походкой Рэй. Увидев Дороти, он вздохнул, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, и, недолго думая, подсел к ним.

– Я тоже хочу чая, – сказал он Дороти.

Та хотела встать, но Кэрол придержала ее за руку.

– Рэй, иди отсюда. Мы хотим поболтать, по-женски, понимаешь?

– Ну, так я тоже умею болтать «по-женски», так что я впишусь в вашу компанию, не беспокойся. Дороти, чай, пожалуйста.

– Сиди, Дороти, я сама сделаю, – Кэрол встала и вышла из-за стола.

Рэй наблюдал за ней, разглядывая ее фигуру, не стесняясь Дороти, которая опустила не одобряющий взгляд в чашку с дымящимся чаем.

– Почему ты меня прогоняешь? – обижено спросил он. – Я, как-никак, соскучился!

– У тебя найдется занятие поинтереснее, чем сидеть здесь с нами, например, пойти потратить нечестно выигранные деньги, которые ты у меня отобрал!

– Ну, не сердить, малышка. Знаешь, как я их потрачу? Я добавлю к этим деньгам еще и куплю для тебя подарок.

Кэрол промолчала, поставив перед ним чашку с чаем.

– Что ж, наслаждайся чаем и болтай «по-женски» с Дороти, раз так хотел, а я пошла к Куртни. Извини, Дороти, мы посидим с тобой завтра.

Она вышла из кухни, а он поспешил следом, даже не прикоснувшись к чаю. Дороти красноречиво сплюнула ему вслед и, поднявшись, стала убирать со стола.

– Ну, погоди! Кэрол! Не обижайся, я молю тебя о прощении! – Рэй догнал ее и остановил, схватив за руку. – Ты же знаешь, что я просто дурачусь.

– Хорошо, Рэй, только отстань от меня, – раздраженно отозвалась Кэрол, вырывая у него свою руку. На лице его отразилась обида, и Кэрол раскаялась в своей грубости. Да, ей очень плохо, она зла и раздражительна, но он-то тут не при чем.

– Рэй, извини, я не хотела, просто я… я… – она отвернулась, чувствуя, как к глазам подкатили слезы.

Он тяжело вздохнул.

– Я понимаю, можешь не объяснять.

– Скажи мне… ведь ты же мужчина, – с отчаянием прошептала она, не поворачиваясь к нему лицом. – Рэй, ближе тебя у меня больше нет никого из мужчин… теперь. Я… я просто не могу понять…

Он подошел к ней сзади и обнял за плечи, стараясь, чтобы это походило на дружеское объятие.

– Дело не в тебе, солнышко, поверь мне, это он такой. Он просто не оценил то, что имел. Тебя.

– Даяна… она очень красивая.

– Да, и что с того? Не надо искать ему оправдание, Кэрол. Он этого не стоит. Он тебя не стоит. Брось его. Он будет так поступать с тобой и дальше. Не позволяй. Заставь его пожалеть. Пусть жалеет всю жизнь. Ты достойна лучшего. Он не единственный мужчина на свете. Ты не останешься одна. Найдется тот, кто будет тебя любить и ценить… тебя и твоего сына, – тихо говорил Рэй, с трепетом вдыхая запах ее волос. – Ты молода, ты так красива… И ты… ты самая лучшая из женщин…

Отстранившись, Кэрол обернулась и посмотрела на него больными глазами. Медленно отступила от него. Губы ее задрожали.

– А ты… ты когда-нибудь говорил эти слова своей жене?

Рэй растерялся, с изумлением приподняв брови.

– Не говорил. А почему? Или такие слова существуют только для того, чтобы обольщать других женщин за спиной у жены? Ты всю жизнь изменял Куртни, зная, что заставляешь ее от этого страдать. Думаешь, я забыла, как ты сам смотрел на Даяну? Не удивлюсь, если окажется, что и ты побывал в ее постели. И Джек, и ты, вы одинаковые, вы оба… – голос ее сорвался от подкативших к голу слез. – Я презираю вас… обоих. И всех, подобных вам! Лучше всю жизнь быть одной.

Развернувшись, она бросилась прочь от опешившего Рэя.

Сокрушенный, он задумчиво постоял на месте, затем пошел за ней в кабинет Куртни. Кэрол сидела в кресле, держа в руках статуэтку Мэтта, и, опустив голову, разглядывала ее. Покосившись на нее, Рэй пристроился в другом кресле.

Пока его не было, Куртни успела сообщить Кэрол, что договорилась о кремации, которую можно будет провести уже послезавтра. Кэрол пожелала присутствовать. Куртни пообещала ее сопровождать. На этом их разговор был прерван, и они замолчали, когда появился Рэй.

Заметив, что хорошего настроения у Рэя заметно поубавилось, Куртни не удержалась от ехидной улыбки.

– Ну, так что, вы помирились? – поинтересовалась она, разглядывая мужа.

– Да, конечно, – отозвался тот, вызывающе перехватив ее насмешливый взгляд.

Потом он некоторое время сидел молча, о чем-то задумавшись и, время от времени, поглядывая на Куртни. Та поняла, о чем он думает и, встречаясь с его глазами, сурово поджимала губы и едва заметно качала головой.

Но Рэй вдруг резко поднялся, решительно смотря ей в глаза.

– Мы должны ей показать, Куртни!

– Сядь, немедленно, и закрой рот! – угрожающе зашипела она.

– Она все равно узнает! И она должна знать! Давай, хоть мы будем с нею честны и не будем ничего скрывать!

Кэрол, выйдя из задумчивости, оторвала взгляд от статуэтки и недоуменно посмотрела на Рэя, потом на Куртни.

– О чем вы говорите?

Куртни пронзила Рэя яростным взглядом.

– Когда-нибудь я тебя убью!

– Хорошо, только пусть Кэрол не думает, что мы ее обманываем, – Рэй подошел к столу и протянул руку. – Давай.

Куртни устремила на Кэрол странный взгляд, от которого сердце девушки сжалось от предчувствия чего-то очень нехорошего. Никогда Куртни на нее так не смотрела… с такой болезненной жалостью и сочувствием, даже когда Кэрол не в состоянии была поднести ложку ко рту самостоятельно. Никогда эта «железная леди» не позволяла себе такого взгляда, а сейчас не удержалась. Почему же?

Кэрол медленно поднялась, чувствуя, как холодеют руки, наблюдая, как Куртни открыла ящик стола и что-то достала. С удивлением, Кэрол увидела, что это всего лишь газета.

– Я хотела оградить тебя от этого, но… Рэй прав, ты бы все равно узнала, – глухо проговорила Куртни и отдала газету Рэю, который, обернувшись, протянул ее девушке.

Кэрол медленно развернула ее, и кровь бросилась ей в лицо, стоило ей увидеть только заголовок на первой странице.

«Жена Джека Рэндэла – шлюха и психопатка!»

Кэрол опустилась в кресло, быстро пробегая глазами по строчкам, не замечая, с какой тревогой и страданием на нее смотрят Куртни и Рэй.

«Кэролайн Рэндэл, бывшая Ландж, и в девичестве Мэтчисон, родилась и выросла в придорожном борделе, будучи дочерью одной из ее обитательниц, а именно, самой владелицы непристойного и весьма знаменитого в Фарго местечка, пользующегося в свое время популярностью у дальнобойщиков и не только… Кэролайн Мэтчисон, судя по всему, была просто досадным недоразумением, браком в работе ее матери, Элен Гран, которая так ненавидела ее, что даже не пожелала дать ей свою фамилию. Ремесло матери девочка переняла, когда ей не было еще и четырнадцати, и в силу своей юности пользовалась у клиентов большей популярностью, чем взрослые женщины. Местные жители хорошо помнят и Элен Гран, и ее дочь. Девочка никогда не отличалась хорошим поведением, была агрессивна и изводила сверстников в школе, не раз избивала девочек. Впрочем, этому никто не удивлялся. Мать девочки не считала нужным заниматься ее воспитанием, с раннего детства уготовив ей жизнь проститутки. Элен Гран скончалась пять лет назад в психиатрической лечебнице, где провела семь лет после того, как ее признали виновной в совершении нескольких жестоких убийств, а также она была признана невменяемой и помещена в больницу. Из-за произошедшего недоразумения, в результате которого Рэй Мэтчисон был введен в заблуждение Элен и ее дочерью, которые убедили его в отцовстве, он согласился забрать девочку к себе. Обстановка и декорации сменились, но девочка осталась прежней. Когда выяснилось, что Рэй Мэтчисон не является ее отцом, она его соблазнила, отплатив черной неблагодарностью его жене, принявшей юную проститутку в свою семью, из-за чего Кэролайн была выгнана из дома. Далее она выходит замуж за оправданного и освобожденного стараниями Джека Рэндэла Мэттью Ланджа, прославившегося обвинением в зверских убийствах трех малолетних девочек и отсидевшего за решеткой восемь лет. Но муж ее погибает после свадьбы спустя всего несколько дней в автокатастрофе. Спустя некоторое время Кэролайн обвиняется в убийстве Кэтрин Френсис, первой жены Мэттью Ланджа, но так же, как и мать, Элен Гран, признана психически нездоровой и отправлена на принудительное лечение в психиатрический госпиталь. А, выйдя оттуда, становится женой одного из самых преуспевающих и популярных адвокатов – Джека Рэндэла. Что побудило знаменитого юриста жениться на женщине с такой биографией и с такой болезнью, как наследственная маниакальная шизофрения, можно только гадать. Известно, что она родила ему сына, но и мальчик за свои пять лет уже успел попасть под наблюдение психиатров из-за своей наследственной склонности к насилию и жестокости. Как выяснилось, до женитьбы у Джека Рэндэла был роман с известной топ-моделью Даяной Спенсер, но в силу чрезвычайной занятости обоих, они вынуждены были встречаться не так часто, как хотели. Воспользовавшись этим, Кэролайн Мэтчисон, как профессиональная «жрица любви» с многолетним опытом, склоняет адвоката к близости, а потом, шантажируя беременностью и пользуясь его убеждениями в том, что каждый ребенок должен иметь полноценную семью, вынуждает жениться. Но от своей любви, потрясающей и прекрасной Даяны, он не смог отказаться и поддерживал с ней тайную связь, которую вынужден был тщательно скрывать от своей жены, убийцы и психопатки, дабы не подвергать опасности любимую.

Что это – насмешка судьбы? Джек Рэндэл, знаменитый громкими и потрясающими мир делами о маньяках, в защиту которых выступал, получает в жены потомственную маньячку-психопатку, и кровожадного звереныша в сыновья, скорее всего, тоже будущего страшного убийцу. Или адвокат настолько неравнодушен к маньякам, что решил окружить ими себя не только в профессиональной деятельности, но и в личной жизни? Или жена и сын – маньяки – это кара Господня за то, что давал свободу убийцам?…»

Кэрол опустила газету на колени и молча уставилась куда-то перед собой неподвижным взглядом.

Куртни и Рэй взволнованно смотрели на нее.

Присев рядом с девушкой на корточки, Рэй осторожно вытащил у нее из-под рук газету и, смяв, бросив в корзину для мусора. Подняв на Кэрол заискивающий взгляд, он погладил ее по коленке.

– Солнышко, ты в порядке? – мягко шепнул он.

Кэрол не ответила, продолжая смотреть в одну точку. Куртни поднялась и вышла из-за стола.

– Кэрол! – окликнула она твердым голосом.

Девушка перевела глаза на нее.

– Что?

Заметив их встревоженные взгляды, она слабо улыбнулась, но улыбка получилась жалкой и горькой.

– Я в порядке, не волнуйтесь. Я привыкла… привыкла к такому… Там, где я жила, меня до сих пор презирают и смотрят с отвращением. Когда я была совсем маленькой, я не могла понять, почему меня все ненавидят и отвергают, почему другим детям не разрешают со мной играть, почему они меня прогоняют и обижают. И с каждым годом все только усиливалось, и я… я стала воспринимать это, как должное, как неизменную часть своей жизни… вернее, как саму жизнь, не такую, как у нормальных, достойных уважения людей. Жизнь отверженной, заклейменной позором и грязью. Ничего уж тут не поделаешь. Моя мать была права, когда говорила мне, что я никогда не отмоюсь. Но Патрик… зачем они трогают Патрика? – в голосе ее появилась ярость. – Неужели и на нем будет это клеймо? Тогда я не хочу быть его матерью, чтобы он страдал из-за меня и моей матери, как я всю жизнь обречена страдать из-за нее! Не хочу, чтобы меня стал стыдиться и презирать собственный ребенок, когда кто-нибудь ему расскажет что-то наподобие того, что написали в этой газетенке!

– Кэрол, никогда не смей так говорить! У людей злые языки, но нельзя им позволить себя забить, – решительно и твердо сказала Куртни. – Когда Патрик подрастет, ты сама ему все объяснишь.

– Объясню? Но что я ему объясню? Что меня всю жизнь все презирали и ненавидели? Что мать продала меня в тринадцать лет? – сорвалась Кэрол, забыв о том, что Рэю, вытаращившему от потрясения глаза, последний факт был не известен. – Что я убила женщину и лечилась в психушке? Рассказать, кем была его бабушка? Думаешь, Куртни, если я сама ему это все расскажу, он станет относиться ко мне иначе, не будет презирать и ненавидеть?

– Совсем не обязательно все ему рассказывать. Некоторые вещи ему знать совершенно не нужно, – все также твердо ответила Куртни. – И совсем не обязательно, что кто-нибудь ему расскажет. К тому времени, как он подрастет достаточно, чтобы что-то понять, все уже забудется.

– Забудется? Нет, Куртни, сегодня я поняла, что никогда и ничего не забывается. Мой родной город все помнит, а теперь мое клеймо прокаженной увидела вся страна…

– Да кто верит всем этим газетам, Кэрол? Думаешь, ты первая, кого облили грязью? Бери пример с Джека, он никогда не обращал внимания на это, а уж ему, как никому другому, столько раз кости в грязи перемывали!..

– Солнышко, – осторожно подал голос Рэй, решившись вклиниться в разговор. – Если бы ты не была женой знаменитого человека, никто бы не стал интересоваться тем, кто ты и что там у тебя было в прошлом. И как только ты исчезнешь из жизни Джека, все сразу же обо всем забудут, и о тебе, и о том, что о тебе писали. А через месяц об этом уже никто и не вспомнит. Ты и Патрик сможете жить спокойно и нормально, и никто не станет копаться в твоей прошлой жизни и посвящать в нее мальчика, просто потому, что никому до этого нет никакого дела.

– Сомневаюсь, чтобы теперь Джек сам хотел, чтобы я оставалась его женой, – заметила Кэрол с горькой усмешкой.

– Я еще раз повторю, что Джек никогда не придавал значения тому, что говорит о нем пресса, – жестко повторила Куртни.

– А я так не могу. И Даяна об этом знала. Знала, куда больнее ударить, – лицо Кэрол вдруг исказилось от боли. – Как она могла?

– Значит, ты догадалась? – кивнула Куртни.

– Конечно, это Даяна. С ее слов составлена эта статья. Только она и Берджесы думают, что Мэтт погиб в аварии, потому что ты сама им так сказала. Если бы журналисты сами копались в моем прошлом, они бы знали, как Мэтт погиб на самом деле, – Кэрол снова скривилась, на этот раз от отвращения. – И еще эта трогательная пострадавшая любовь между ней и Джеком… Кому еще надо об этом писать, если не ей? Даяна… она же знала, как ни кто другой, как тяжело мне было в детстве, как я страдала от того, как ко мне относились люди. Как… как же она могла?

– Она задалась целью убрать тебя с дороги, вот и убирает, – мрачно ответил Рэй. – Причем, самыми беспроигрышными и эффективными способами.

– Я это поняла, – тихо отозвалась Кэрол. – Добивается того, чтобы я не смогла остаться с Джеком, если захочу.

– Но ведь ты и так не захочешь? – насторожился Рэй.

– Я устала. Пойду отдыхать, – улыбнувшись обоим, Кэрол тяжело поднялась с кресла и отправилась в свою комнату.

Рэй, подавленный и расстроенный, остался сидеть с Куртни, надеясь услышать от нее, как помочь их девочке во всей этой ситуации с Джеком, Даяной и ее кознями.

– Ты заметила, что она больше не плачет? На нее это не похоже, – тихо обратился он к Куртни.

– Заметила. И это мне не нравится. Лучше бы она плакала.

Куртни резко замолчала, а Рэй изумленно выпрямился в кресле, подняв лицо к потолку. Сверху доносился приятный сильный голос, громко и неожиданно запевший какую-то невеселую, но красивую песню.

– Что это? – выдавил он.

– Это Кэрол, – ответила не менее удивленная Куртни. – Она поет.

– Но я никогда в жизни не слышал, чтобы она пела!

– Я тоже.

Посмотрев на Рэя, Куртни неожиданно улыбнулась.

– Надо же, оказывается, у нее есть голос! Песни вместо слез… даже не знаю теперь, нравиться мне это или нет.

– Мне не нравится, – заявил Рэй. – Это странно. Может, она опять… ну, немного не в себе?

– Нет, с ней все в порядке. Просто она сильная девочка. Разве ты этого еще не понял, Рэй? Очень сильная. Знаешь, у древних индейских племен был такой обычай… Сильные воины, попавшие в плен, пели во время пыток, демонстрируя свое мужество и силу, и тогда мучители проникались к нему уважением, и прекращали пытки.

– И что, отпускали на свободу?

– Нет, убивали, избавляя от мук.

– Ну, и к чему ты это рассказала?

– Только к тому, что наша Кэрол – настоящий воин…

– Хм, тогда я надеюсь, что это не последняя ее песня, избавляющая от мук смертью!