Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

Доктор поднялся, смотря на него усталыми и даже безразличными глазами.

– Хорошо. Одевайте халат и бахилы, я вас провожу. Девушка, вы подождите в холле.

Кэрол поднялась и встретилась с взглядом Рэя, который, казалось, только что вспомнил о том, что она рядом.

– А можно нам вдвоем пойти, док? – спросил он с мольбой в голосе.

– Нет.

Рэй снова посмотрел на Кэрол.

– Иди ты.

Губы девушки дрогнули и что-то, похожее на благодарную улыбку, промелькнуло на них, но в глазах ее застыло страдание.

– Нет, Рэй, она бы хотела, чтобы пришел ты, я знаю это. И ты знаешь. Я еще увижу ее, и поговорю с ней. Иди, не задерживай доктора, пока он не передумал.

Сорвав с вешалки в углу длинный медицинский халат, Рэй торопливо натянул его на себя, потом взял из рук доктора бахилы и надел поверх туфлей.

– Подожди меня, ладно? – попросил он Кэрол, когда они вышли из кабинета. Девушка кивнула и проводила его взглядом.

Он вернулся минут через десять и, не говоря ни слова, обнял ее за плечи и повел к выходу. Кэрол заметила, как покраснели его глаза, как они блестели от сдерживаемых слез. Она остановилась.

– Подожди, Рэй. Я не хочу уходить. Я буду здесь.

– Нет, Кэрол. Тебе не разрешат. К ней пока все равно не пустят. Нет смысла здесь торчать, этим мы ей не поможем. Завтра с утра приедем. А сейчас пошли, я отвезу тебя домой.

– Нет, я не пойду. Я хочу быть здесь, с ней. Я не оставлю ее одну, – из глаз ее побежали слезы, но Рэй мягко, но настойчиво снова обнял ее и решительно повел к выходу. И Кэрол не смогла ему сопротивляться, силы вдруг покинули ее, она ощущала себя безвольной, беспомощной, никчемной. Она ничем не могла помочь Куртни. Все, что она может, это только ждать. И это казалось нестерпимым.

Но у самого выхода на них налетел заскочивший в двери Джек, столкнувшись с Рэем, который, скривив с отвращением рот, грубо оттолкнул его от себя. Джек вспыхнул, и Кэрол, смотревшая на него, подумала, что он сейчас наброситься на Рэя с кулаками, но, к ее удивлению, Джек сдержался.

– Она жива? – безапелляционно спросил он, обращаясь сразу к обоим.

– Ты какого черта сюда приперся? Разве тебя уже выписали? – рявкнул Рэй. – Тебе какое дело? Позлорадствовать пришел?

– Рэй, перестань, – резко оборвал его Джек. – Сейчас не время и не место… Что говорят врачи?

– Пойди и спроси, если так любопытно.

– Пойду и спрошу, не сомневайся. Только сначала убери руки от моей жены, – Джек ударил Рэя по руке, столкнув ее с плеча Кэрол.

– Если ты еще не понял, то я доведу до твоего сведения, что у тебя больше нет жены, идиот, – хмыкнул не без злорадства Рэй.

– Прекратите, вы… – прошипела в ярости Кэрол.

Джек властно взял ее за руку и притянул к себе.

– Пошли, ты расскажешь мне все по дороге, – он решительно вышел на улицу, ведя ее за собой. Рэй вышел следом и вдруг схватил Кэрол за другую руку.

– Она не хочет идти с тобой.

– Рэй, не зарывайся! – бросил Джек, злясь все сильнее.

Кэрол повернулась к Рэю и тихо сказала:

– Отпусти, Рэй. Я же просила тебя не вмешиваться…

– Черта с два! Этот ублюдок будет тебя бить, а я должен молча на это смотреть? А ну-ка, иди сюда, сукин сын, я тебе покажу, как ее обижать! – оттолкнув Кэрол, Рэй вцепился в пиджак Джека и притянул к себе.

Кэрол вскрикнула и отскочила в сторону, когда в следующее мгновенье они с силой ударились о дверь, вцепившись друг в друга, как два разъяренных зверя. Дверь распахнулась, и они ввалились в холл больницы и упали на пол. Послышались испуганно-удивленные возгласы и крики. Кэрол вбежала следом и увидела, как Рэй, вжав Джека в пол, бьет его по лицу. Но уже через секунду их разняли. Двое мужчин подхватили Рэя под руки и оттащили от Джека. Кто-то помог Джеку подняться и скрутил его, когда он предпринял попытку наброситься на Рэя.

Их обоих выставили на улицу, пригрозив вызвать полицию. Сгорая от стыда, Кэрол прыгнула в такси и уехала, оставив их вдвоем выяснять отношения. Пусть делают, что хотят, хоть поубивают друг друга. Надоели уже оба хуже горькой редьки. Куртни при смерти, а они все дерутся! Все чего-то делят, никак не поделят. Идиоты. Оба. Но Кэрол была рада, что избавилась от обоих. Пусть дерутся, раз не понимают, что в этом нет никакого смысла, потому что ей не нужен ни один, ни другой.

Сейчас только Куртни имела для нее значение. На ней сосредоточилась вся вселенная, для нее, Кэрол. К горлу подкатывала тошнота, желудок скручивало, все тело дрожало от слабости. Она вдруг вспомнила, что еще ничего сегодня не ела. Зайти в кафе она не решилась, стесняясь разбитого лица и испорченного слезами макияжа.

Придя домой, она первым делом достала из сумки урну и поставила ее в изголовье кровати, потом заказала по телефону пиццу, и отправилась в ванную. Забравшись в горячую воду с обильной пеной, Кэрол расслабилась и, откинув голову, закрыла глаза. Грудь ее сотрясали рыдания, и она не пыталась их больше сдержать. Она может позволить себе быть слабой сейчас. Плакать из-за Куртни было не стыдно. Если бы только это могло ей помочь, она бы выплакала все слезы. Она не хотела больше копаться в своих снах и выискивать правду. Не хотела знать, что будет. Потому что панически боялась. Боялась того, что они ей говорили. Она не хотела это принять, не хотела смириться с тем, на что они ее обрекают. Нет, все будет хорошо, все обойдется. Никто не умрет. Несчастье уже произошло. Куртни выжила. Значит, она будет жить дальше. А они с Рэем сделают все, чтобы снова поставить ее на ноги, они обратятся к лучшим хирургам мира, чтобы они смогли поправить ее здоровье. Даяне тоже говорили, что она никогда не сможет ходить. Врачи ошибаются. Куртни очень сильная женщина. Она не будет лежать. Она встанет и будет жить дальше, как и жила. Иначе быть не может. Такую женщину сломать не возможно. Она никогда не смирится с тем, чтобы быть калекой. Куртни и Рэй поставили на ноги ее, Кэрол, а теперь она и Рэй поставят так же на ноги и ее, Куртни. Главное, чтобы она жила.

Выйдя из ванной, Кэрол закуталась в махровый халат, чувствуя озноб, хоть в квартире и было тепло.

Принесли пиццу, и она, заварив себе горячего чаю, съела все до крошки, запивая кипятком. Наевшись, она почувствовала себя немного лучше. Усевшись на постели, она поставила рядом с собой урну и телефон. Позвонила в отель в Париже, где остановились Джордж и Патрик, и рассказала тестю о случившемся несчастье. Тот молча выслушал ее, потом тяжело вздохнул в трубку.

– Боже, какая беда. Куртни… Поверить не могу. Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет. Пока нет. Никто не может. Джордж, вам лучше вернуться.

– Зачем? – в голосе его неожиданно появился холодок. – Патрик еще слишком маленький, и ему ни к чему все это видеть. Он любит Куртни и будет страдать. Думаю, нам нужно пока все же побыть здесь, пока, по крайней мере, в ее состоянии не появится какая-то определенность. И, вообще… насколько мне известно, Патрику некуда возвращаться – у него ведь больше нет семьи. А я не хочу, чтобы ребенок об этом узнал. Я не позволю травмировать моего внука. Мы вернемся тогда, когда ему будет куда возвращаться. В дом, к которому он привык, где его встретят мама и папа.

– Джордж, вы уже знаете…

– Знаю. Джек сказал мне, что ты собрала вещи и ушла, – в голосе Джорджа Рэндэла больше не было той приветливости и теплоты, с которыми он говорил с ней раньше, и это огорчило Кэрол. Он был с ней резок и зол сейчас, и она поняла, что он больше не на ее стороне.

– Постарайтесь меня понять… – умоляюще начала она, но он грубо ее перебил:

– И не подумаю! Ты перегибаешь палку, девочка. Да, я согласен с тем, что Джек виноват перед тобой, что обидел тебя, но нельзя делать так, как ты делаешь – сразу обрубать все концы. Это гордыня! Ты хочешь разрушить семью, сделать несчастным своего сына только из-за своей гордыни!

– Вы многого не знаете…

– Я знаю самое главное – мой сын тебя любит! Да, он не ангел, с ним тяжело, он бывает невыносим, но он тебя любит, и ты ему нужна! Я по себе знаю, какого это, когда тебя бросает любимая женщина, и я не позволю тебе так поступить с моим сыном. Его бросила мать, не хватало еще, чтобы и жена тоже! Тогда я ничего не мог поделать, но сейчас я не допущу…

– Я не вернусь к нему. Я уже решила.

– Решила? – вдруг взревел он, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. – Решила ты, когда выходила за него замуж! Вышла, значит живи! Нужно нести ответственность за свои решения, девочка, а не так – то хочу с ним быть, то не хочу! Мой сын, знаешь ли, не игрушка, которую, надоела – выбросила! Хочешь, не хочешь, а ты к нему вернешься. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше для всех.

– Привезите Патрика…

– Нет. Мы с Джеком поговорили и решили, что пока ему лучше побыть со мной здесь.

– Джордж, умоляю вас! Я понимаю, что вы поддерживаете своего сына, но не делайте это со мной… не помогайте ему меня заставлять…

– Ну, заставлять – это грубо сказано, – он ехидно усмехнулся. – Мы, конечно, не собираемся связывать тебя и силой тащить домой, и держать там в плену. Если ты так уж решительно настроена, ничего не поделаешь. Скатертью дорога. Катись на все четыре стороны. Одна. Потому что Патрик останется с нами.

– Вы не имеете права! Я его мать! Я…

– Не распаляйся, девочка, и не рассказывай мне о правах. Уж об этом я получше тебя знаю. И скажу тебе, что чтобы ты не делала, ты не получишь сына. Можешь подавать в суд… только это даже смешно. Сама понимаешь, что ты не одолеешь нас, а тем более в нашей же стихии. Мы тогда вообще лишим тебя материнских прав и возможности видеться с ребенком.

– Господи, ну почему вы так жестоки со мной? – зарыдала Кэрол в отчаянии. – За что? В чем я-то виновата? Почему вы хотите наказать меня?

– Никто тебя не наказывает, девочка, – немного сбавил агрессивный тон Рэндэл. – Мы с Джеком просто не даем тебе совершить сгоряча ошибку. Куда ты собралась уходить, Кэрол? Куртни тебе больше не опора. А с моим сыном ты жила, горя не знала, в роскоши, в любви. Что еще тебе надо? Ты думаешь, ты сможешь сама обеспечить Патрика, дать ему все то, к чему он привык? Или надеешься найти другого мужчину, который будет любить твоего сына так, как его любит Джек? Не будь наивной, девочка. Не ломай жизнь ни себе, не своему сыну. Ты только себе и ему хуже сделаешь, а не Джеку. Себя и его накажешь, а не мужа своего. Мой Джек один не останется – на него всю жизнь бабы толпами вешались. Погорюет и утешится, а вот ты локти потом кусать будешь, да поздно будет – назад тебя Джек не возьмет. Он не забывает обид.

Кэрол не знала, что сказать, глотая слезы и чувствуя безнадежное отчаяние. Они приперли ее к стенке, эти Рэндэлы. Они объединились, а когда они объединялись, они сметали смерчем все и всех на своем пути. И куда уж ей против них…

– Так ты мне не ответила, Кэрол, какие у тебя планы? – с насмешкой и презрением спросил он. – С чего это ты вдруг так круто решила изменить свою жизнь? У тебя есть другой мужчина? Поэтому ты так смело бросаешь Джека?

– У меня нет мужчины! – зло бросила Кэрол.

– Но это ненадолго, так ведь? Все так удачно складывается, да? С Джеком поссорились, а тут и Куртни в овощ превращается, и не помеха больше вам… тебе и Рэю. Поэтому ты и не хочешь возвращаться к Джеку? Планируете с этим плейбоем купаться в ее деньгах и радоваться жизни?

– Да как вы можете… – голос у Кэрол пропал.

– А что? Тут и дураку ясно. Уже легла с ним в постель, или ждешь, когда Куртни умрет?

– Заткнитесь, вы! – завопила Кэрол, потеряв над собой контроль, но он как будто и не услышал ее, невозмутимо продолжив:

– Что ж, ваше право. Делайте, что хотите, только Патрика с вами не будет.

– Да вы хоть знаете, что это ваш сын виноват в том, что случилось с Куртни? Что она разбилась на машине Рэя совершенно случайно, а должен был быть на ее месте Рэй! Это Джек все подстроил! И после этого я должна к нему возвращаться! Да я ненавижу его! Я готова его убить, понимаете? Убить за то, что он сделал с Куртни!

– Даже если так, то ты должна винить в этом только себя, а не Джека. Не нужно было провоцировать своего мужа и заставлять его ревновать! Ни один нормальный мужчина не станет терпеть, когда к его жене лезут в трусы, и ждать, когда ее уложат в постель! Твой ненаглядный Рэй сам нарвался! Правильно Джек сделал, если так, что решил его убрать, я бы давно уже это сделал, а он терпел, ради тебя терпел! Вместо того, чтобы его обвинять, лучше подумай о том, как ему сейчас хреново, что Куртни приняла на себя удар. Ведь он любил ее, он преклонялся перед ней, как не перед одной женщиной, я даже думаю, что он пытался найти в ней мать, которой у него не было. Пойди, и утешь своего мужчину, вместо того, чтобы обвинять! Если искать виноватых – так это ты и твой ненаглядный сексапильный красавчик!

И Джордж в сердцах бросил трубку.

А Кэрол упала на пол, громко рыдая.

Она не слышала, как в комнату вошел Джек. Присев, он взял ее за плечи и приподнял, пытаясь оторвать от пола.

– Кэрол, ну не надо, – прошептал он. – Не плачь так. Не надо убиваться.

Он привлек ее к себе, чтобы обнять, но Кэрол яростно оттолкнула его и вскочила. Лицо ее исказилось от боли и ненависти. Джек побледнел, увидев в ее глазах безумие. Она вдруг выбежала из комнаты, он бросился следом. Но Кэрол вдруг выскочила ему навстречу из кухни и замахнулась на него большим разделочным ножом.

Вскрикнув от удивления и неожиданности, Джек отскочил назад, и лезвие пролетело мимо, не задев его. Не дожидаясь, когда Кэрол снова поднимет руку, он схватил ее за запястье и резко вывернул его, заставив ее закричать от боли и выронить нож. Тогда он размахнулся и влепил ей звонкую пощечину.

– Ты что, спятила? Я отправлю тебя в психушку, ты, маньячка чертова, и ты там сдохнешь, как и твоя мамаша!

– Ненавижу тебя, гад, ненавижу! Это ты, ты ее убил!

– Успокойся! – Джек схватил ее за плечи и с силой встряхнул. – Никто не умер! И не умрет, слышишь меня?

Кэрол застонала от боли, пронзившей плечо, которое болело еще со вчерашнего дня, и обмякла в его руках. Джек прижал ее к себе, не позволяя упасть.

– Я тебя не прощу! Никогда не прощу! Ты ответишь… ты ответишь мне за Куртни! Я тебе убью, сволочь… убью, – она снова зашлась в рыданиях. Джек поднял ее на руки и отнес в спальню. Она не сопротивлялась, похожая на неживую безвольную куклу. Положив ее на постель, Джек достал из кармана баночку с таблетками и засунул одну Кэрол в рот.

– Глотай, – приказал он.

– Ты хочешь меня отравить? – равнодушно простонала Кэрол.

– Глотай, я тебе сказал! Дура…

В Кэрол не осталось никаких сил на сопротивления, и она проглотила таблетку. Ей было абсолютно все равно. Было бы хорошо, если бы это был яд. Веки ее отяжелели и медленно сомкнулись. В голове появилась приятная легкость, и Кэрол показалось, что она воспарила над кроватью и куда-то полетела. Последней мыслью ее было что-то, похожее на молитву или мольбу.

«Боже, не дай мне больше проснуться!».

Но Бог редко отзывался на ее мольбы…

Утром ее разбудил Джек. Открыв глаза, она увидела, как он присел на кровать с подносом в руках. В окно уже вовсю светило солнце. Джек улыбнулся ей.

– Пора просыпаться, соня. Бешеная соня, – добавил он и с ухмылкой покачал головой, словно чему-то поражаясь. – Я приготовил тебе завтрак…

Он резко прервался, когда Кэрол приподнялась и ударила рукой по подносу, опрокинув на него. Джек подскочил, скривившись от боли, обожженный горячим кофе, которое большим пятном расплылось по нежно-голубой рубашке.

– Да что ж ты делаешь? – вскричал он, разозлившись. – Я понимаю, что ты расстроена, но не надо на мне это вымещать! Я пытаюсь тебе помочь, поддержать!

– Поддержать? – Кэрол злобно поджала губы, резко поднимаясь с постели и даже не взглянув на него больше. – Сначала ты превращаешь Куртни в калеку, а теперь пришел меня утешить?

– О чем ты говоришь? С Куртни случилось несчастье, но я при чем? Или тебе просто нужно на ком-нибудь оторваться?

– Ну, конечно, я и не ожидала, что ты признаешься. И уверена, что к тебе и не подкопаешься, не докажешь, что это ты сделал.

– Что я сделал, Кэрол?

Она порывисто повернулась к нему, скривившись от ярости.

– Хватит! Хватит притворяться и лгать! Я не могу это больше слышать и видеть! Убирайся! И не подходи ко мне больше, или я за себя не ручаюсь!

Он снял рубашку и с досадой швырнул на пол, в сердцах выругавшись.

– Объясни мне, черт тебя подери, за что ты на меня бросаешься? Ты вообще хоть понимаешь, что происходит, или у тебя окончательно крыша поехала? Куртни разбилась на машине. Это несчастный случай. Никто не виноват!

– Несчастный случай, Джек? Сдается мне, этот несчастный случай должен был произойти с Рэем, а не Куртни. Как же это ты так промахнулся, а? Теперь придется готовить еще один несчастный случай, ведь ты, как мне думается, не намерен оставить Рэя в покое. Тебя не остановит то, что по твоей вине пострадала Куртни.

Джек застыл на месте, смотря на нее расширившимися от удивления глазами.

– Ты несешь какой-то бред, Кэрол. Поехали, я отвезу тебя к доктору Гейтсу, пусть он тебя посмотрит. Может, у тебя от стресса опять… небольшое психическое расстройство? Поехали, пока ты опять кого-нибудь не убила.

Кэрол побледнела, а глаза ее налились слезами, но она только снова сжала губы, высокомерно вздернув подбородок в не свойственном ей жесте.

– Нет, на этот раз со мной пока все в порядке, – холодно сказала она. – И ты сам прекрасно знаешь, что мои слова совсем не бред. Можешь ничего мне не говорить, я и так все знаю. Знаю, что «Астон Мартин» был подготовлен для Рэя, и Куртни действительно случайно разбилась, сев за руль вместо него. Только твоей вины это не уменьшает.

– Но с чего ты это взяла?

– А еще я знаю, что из-за тебя умерла моя мама, потому что ты ей сказал, что я выхожу замуж за Рэя и жду ребенка от него. И это произошло, когда мы были там, я и ты, когда ты вернулся якобы за ключами. Зачем ты ей это сказал?

Взглянув на него, она увидела, как вытянулось его лицо и отвисла челюсть. Он стоял, как громом пораженный, уставившись на нее неподвижными широко раскрытыми глазами и с таким видом, будто не мог поверить в происходящее, в то, что слышит. И, так как он продолжал молчать, Кэрол решила сама ответить на свой вопрос:

– Ты знал, что она безумно любит Рэя, что страдает из-за него всю жизнь, знал, что это самое больное место у нее, самое слабое, потому и ударил именно по нему, так? Я и Рэй! О да, это вполне могло убить мою мать! Ну, что ты молчишь? Язык проглотил?

Но он действительно молчал, продолжая таращить на нее удивленно-перепуганные глаза.

– Ты шокирован? Еще бы! Хочешь знать, откуда мне это известно? Я скажу, – Кэрол снисходительно улыбнулась. – Ты можешь называть это интуицией, как и раньше. А еще моя интуиция мне говорит, что если ты от меня не отвяжешься, то умрешь раньше времени. И тебе лучше вернуть мне сына. Я не отбираю его у тебя. Общайтесь с ним, сколько вам угодно. Но ко мне не приближайся. И дай мне развод.

Он лишь слабо качнул головой в ответ, давая понять, что не согласен.

– Ну и не надо, все равно я замуж больше не собираюсь, – Кэрол пожала плечами и направилась в ванную.

Джек проводил ее взглядом, все никак не в силах прийти в себя от потрясения, которое только что испытал. Она могла каким-то образом узнать про машину Рэя, правду про смерть своей матери, но она никак не могла знать, что он прошептал на ухо Элен за несколько минут до ее смерти. О том, что он ей сказал, знал только он и Элен, и больше ни одна живая душа!

По телу его пробежала нервная дрожь, и он испытал что-то близкое к ужасу. Подхватив с пола рубашку, он поспешно надел ее, сверху накинул пиджак и бросился прочь из квартиры, шокированный, как никогда в жизни.

Впервые он столкнулся с тем, чего не мог понять, и просто сбежал, чтобы успокоиться где-нибудь подальше от всей этой чертовщины и все обдумать. Всему и всегда должно быть разумное объяснение. Он найдет его, просто надо подумать…

На третий день доктора позволили, чтобы кто-то один находился с Куртни рядом. Кэрол и Рэй дежурили у ее постели по очереди. Кроме них, к ней никого больше не подпускали, потому что желающих было много. Сотрудники, коллеги, партнеры по бизнесу, многочисленные друзья. В больницу целые дни шли толпы людей, желающих навестить Куртни и предлагающих свою помощь, и многих даже Кэрол, уже не один год работающая с ней, не знала. Ни она, ни Рэй не сообщали никому о том, что, если Куртни выживет, то останется калекой. Доктора тоже молчали. Только старому другу Куртни, который был особо дорог ее сердцу, Уильяму Касевесу, Кэрол и Рэй поведали всю горькую правду. Они тоже любили его, как и Куртни. Его нельзя было не любить. Более обаятельного и теплого человека, чем он, Кэрол не встречала. Он относился к той категории людей, которые располагали к себе и вызывали слепое доверие с первого взгляда. Он был уже стар. Ему было уже за семьдесят, но он превосходно держался и казался все таким же энергичным и полным жизни и сил, каким был, когда Кэрол впервые его увидела. Куртни всегда жила с тревогой за него, сокрушаясь о его больном сердце и не надеясь, что оно отпустит старику много времени на жизнь. Но он и не думал умирать. Он жил в свое удовольствие, но старательно следовал указаниям врачей и заботился о своем здоровье. Ложился на лечение, когда требовалось, отдыхал в санаториях, соблюдал диету, не пил, не курил, не нарушал допустимые нормы физических нагрузок. В общем, как он однажды сказал Куртни, он намерен как можно дольше оставаться на земле, а не под ней. Он давно уже не работал, но всегда помогал Куртни советами или своими связями и влиянием, которые обрел за долгие годы своей успешной практики. К сожалению, он был одинок. За всю жизнь он так ни разу и не женился, но как будто и не жалел об этом. И детей у него не было. Но на удивление всем, у него до сих пор не переводились женщины, и в этом смысле его уже нельзя было назвать одиноким. Куртни рассказывала, что он всегда был жутким бабником, и безумно любил женщин, почти всех, без исключения. А женщины обожали его, все, уже без исключений. Он всегда был одинаково галантен и внимателен и к красавицам, и к самым неприметным дурнушкам. И его расположения удостаивались и те, и другие. Он говорил, что плохих и некрасивых женщин не бывает. Что каждая женщина по-своему прекрасна, просто не всем мужчинам дано это видеть, как ему. И любая особа женского пола, хоть раз в жизни удостоившаяся чести с ним пообщаться, готова была броситься ради него и в огонь, и в воду. Кэрол на себе испытала силу его чар. Его изумительные глаза, красивые, хитрые, насмешливые, веселые и добрые, с первого же взгляда хватали за сердце и уже никогда не отпускали, не важно, будь то сердце женщины или мужчины. Мужчины тоже, в большинстве, любили его своей мужской братской любовью, и также готовы были за него и в огонь и в воду. Люди уважали его, доверяли ему, любили и были на удивление ему преданы. Такой вот это был необыкновенный человек, к которому тянулись все. Кэрол пыталась понять, в чем его секрет с той самой минуты, как увидела его. Она всегда в глубине души мечтала нравиться людям, но никогда не ощущала, чтобы это было так. Почему одних отвергают, а к другим тянутся? Как стать всеобщим любимчиком, чтобы люди слетались к тебе и ели из твоих рук, как птицы? Кэрол не могла сказать конкретно, какие такие качества в Уильяме этому способствуют, но знала, что она, как и все, такая же прирученная им птичка, которая с удовольствием садится ему на руку всякий раз, как видит, и дуреет от его присутствия, ощущая прилив невообразимого счастья каждый раз, когда встречалась с его удивительными глазами. И не могла понять, почему так. Ко всему она еще испытывала к нему чувство благодарности, помня как однажды он защитил ее от Элен, которая хотела вернуть ее себе, чтобы сломать ей жизнь, что она всегда жаждала сделать. И только благодаря ему, она осталась в доме Куртни, получив ее официальную опеку.

Но только теперь, смотря на высокого и все еще крепкого старичка с такими же, совсем не изменившимися, молодыми озорными глазами, которые по-прежнему плавили ее сердце, она думала о том, что было бы лучше, если бы он всего этого не делал. Чтобы он и Куртни позволили матери ее забрать. И тогда не принесла бы она ни Куртни, ни Рэю столько горя, не сломала бы их жизни. И она рыдала в объятиях Уильяма, когда они остались наедине в палате Куртни, куда его пропустили, сделав исключение. Ему всегда с удовольствием шли навстречу, всегда готовы были сделать исключение, наверное, потому что он сам был исключительным человеком, и люди это чувствовали. Кэрол все ему рассказала, излила ему свою разрывающуюся душу, а он слушал и гладил ее по голове, положив на свое плечо. А Кэрол казалось, что он гладит ее по самому сердцу. Она, одна из его птичек, которую он тоже любил, пыталась спрятаться в его теплых крепких ладонях, израненная и истерзанная, ища спасения и облегчения от боли… И он принял ее, закрыв своими руками на мгновение от всего мира, и она затихла, пригретая и немного успокоенная. Как было бы хорошо, если бы это мгновение превратилось в вечность, и она бы так и осталась навсегда птичкой в его надежных ласковых ладонях и смотрела бы сквозь его пальцы на мир, смотрела бы и не высовывалась.

Да, она всегда была такой вот перепуганной пташкой, которая всегда пыталась спрятаться в чьих-то сильных руках. Сначала это были руки Эмми, потом Куртни, теперь она залетела опрометчиво в руки Джека Рэндэла, в злые руки, и они сжали ее и стали душить, и она не может вырваться. Он не выпустит ее, скорее он ее просто задушит, пытаясь удержать. И вот теперь, похоже, она ищет себе нового покровителя. Снова. Только эти ласковые руки слишком уже стары и бессильны, чтобы разжать мертвую хватку Джека Рэндэла, разомкнуть его молодые, цепкие и невероятно сильные пальцы с хищными острыми когтями, которыми он впивался в ее тело, подобно коршуну, и выпустить ее на свободу. Нет, ей не вырваться, никогда, если он сам не отпустит. И никто не сможет ей помочь. Она не смеет никого просить об этом, потому что была уверена, что он растерзает каждого, кто попытается отобрать у него то, что он давно привык считать своим… А слова Уильяма убили в ней последний огонек надежды.

– Тебе лучше вернуться к нему, девочка. Я хорошо знаю Рэндэлов. Это не те люди, с которыми можно воевать. Все, кто осмеливался это сделать, проигрывали прежде, чем успевали начать. Это два зверя, моя девочка, и раз уж ты связала с ними свою жизнь, не стоит гладить их против шерсти. По-своему, они не плохие, когда не скалятся. Будь ласкова с Джеком, раз он так к тебе привязан, и он перестанет буйствовать. Не иди против него, и более надежной опоры, чем он, ты не найдешь.

– Но он же погубил Куртни, – простонала Кэрол, лежа на его старческих коленях. Он снова погладил ее по затылку.

– Этого уже не исправить. Своей ненавистью к нему ты ничего не изменишь. Подумай лучше о том, сколько еще он может совершить бед, пока ты будешь ему противиться. В твоих силах успокоить его и прекратить все это. Будь мудрее. Женщины очень мудры, намного мудрее нас, мужчин, поэтому они всегда с нами справляются, какими бы мы сильными и упрямыми не были. А если в руках женщины еще и сердце мужчины… Он твой раб, Кэрол, раз так в тебе нуждается, а не ты его рабыня. Так и только так ты теперь должна смотреть на это. Не надо думать, что ты жертва. Он не хочет тебя отпускать, потому что чувствует, что это ты его крепко держишь, может быть, даже сама того не желая. Сейчас он просто защищается, Кэрол. Защищается, потому что ты хочешь нанести ему удар в самое сердце, бросив его. Примирись со своим мужем. Это будет самое разумное и правильное решение. Прости ему его ошибки. Все. Даже Куртни. Он просто борется за свою любовь, борется так, как умеет – жестоко и беспощадно. Бороться по-другому Рэндэлы попросту не умеют. Они не признают компромиссов и ломятся напролом, обрубая под самый корень все, что мешает, а не пытаясь сдвинуть в сторону или обойти. Тем более, ты сама его любишь. Не пытайся отрицать, я же вижу. Любишь, не смотря ни на что. Может, умом ненавидишь, а сердцем любишь. Так что если тебе нужен мой совет – возвращайся. Знаешь, есть одна мудрая пословица, которая говорит о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, – он улыбнулся своей лукавой доброй улыбкой и добавил уже от себя. – Даже если это кто-то зубастый и кусачий. Как твой Джек. Но разве ты этого не знала, когда связывала с ним свою судьбу?

Кэрол нечего было на это ответить. Не такие слова она ожидала услышать от Уильяма Касевеса. Она была уверена, что он поддержит ее в ее решении, и скажет что-нибудь вроде того, что она не должна позволять себя ломать, должна быть сильной. Возможно, она ждала от него совета, как от одного из сильнейших юристов в свое время, о том, как отвоевать сына. О разводе она уже не думала. Это не имело для нее больше значения. Если Джек не хочет давать развод и будет всячески ему противиться, что ж, она не будет тратить силы на то, чтобы стать официально свободной. Штамп в паспорте может стать для нее помехой только в том случае, если она захочет выйти замуж. А этого не будет.

Но следующие слова Уильяма отвлекли ее от мыслей о Джеке.

– Готова ли ты стать во главе компании, Кэрол?

Она резко оторвалась от его колен, выпрямившись. Глаза ее полыхнули негодованием.

– Зачем вы так говорите? Не списывайте со счетов Куртни раньше времени, она сильная, она…

– Она никогда не поднимется с постели, Кэрол, – мягко и печально перебил Уильям, смотря на неподвижную женщину, безжизненно лежащую на больничной койке. Разбитое лицо ее было серым, без единой кровинки, а вокруг запавших глаз и тонкого рта пролегла неестественная синева. Под одеялом не было заметно, как приподнимается и опускается ее грудь при дыхании, которого не было слышно. Она дышала так тихо и незаметно, что Кэрол приходилось бороться с подступающей паникой, когда она смотрела на нее и не замечала в ней никаких признаков жизни. Она походила на мертвую.

И только равномерное попискивание прибора, который отзывался на каждый удар ее сердца, говорило о том, что в ней все еще теплится жизнь. Эти звуки постоянно раздавались у Кэрол в голове. Пип, пип, пип, пип… Где бы она не находилась, в больнице или дома, спала или бодрствовала, не на секунду не замолкали в ее ушах эти звуки. Звуки ее сердца, звуки ее жизни. Но это только радовало Кэрол, и больше всего она боялась, чтобы эти попикивания вдруг прекратились.

Ей казалось, что никогда и ничего еще в своей жизни она не боялась так, как боялась, что перестанет слышать эти звуки. Вместе с ними билось ее сердце, и она была уверена, что если они остановятся, то остановится и ее сердце.