Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 43 страниц)

Рэй засмеялся.

– Ну, почему же, очень даже хочу. Давай это устроим. Устрой нам с Кэрол свидание наедине, и мучайся потом сколько тебе влезет.

Побелев от ярости, Джек ударил его по лицу, но Рэй устоял на ногах, даже не покачнулся и смерил его презрительным взглядом, облизывая разбитую нижнюю губу.

– Врешь, гад! Ведь врешь же! Ну, будь мужиком, признайся! Что ты ссышь, как щенок перепуганный, отпираешься, а? В убийстве сознаться смелости хватило, а в том, что бабу трахал – не хватает?

– А тебе что, мало того, что я взял на себя убийство, хочешь еще, чтобы я сознался в том, чего не делал? Отцепись, Рэндэл, достал. Не веришь мне, поинтересуйся у Кэрол. Ты же у нас такой проницательный, загляни в ее глазки и увидишь правду.

Джек отпустил его и отвернулся.

– Заглядывал, – тихо и печально проговорил он, удивив Рэя. – Изменились ее глазки, как у куклы стали, ничего не выражают. Смотрю и ничего в них не вижу.

– Видишь ты все! Видишь, что ты с ней сделал, подонок! Ты ломаешь ее, ты губишь ее, ты уничтожил ее мир и всех, кто в нем был и кого она любила, чтобы она жила в твоем мире, где были бы только ты и Патрик. Разве не этого ты добиваешься, разве я не прав? Если ты любишь ее, как ты можешь быть с ней так жесток? Хочешь превратить ее в обезвоженную оболочку, умертвив все внутри? Остановись, Джек, остановись, пока не поздно, пока не погубил ее. А ведь погубишь! Погубишь, мерзавец! – глаза Рэя вдруг заблестели от слез, а в голосе прозвучало отчаяние.

Джек обернулся и посмотрел на него. Улыбнулся.

– Не ной, благодетель. Отправляйся за решетку со спокойным сердцем, я сделаю Кэрол снова счастливой. И буду счастлив сам. Даже не сомневайся. Что ж, если передумаешь в тюрьму, обращайся, я свое слово сдержу. А если хочешь, чтобы Кэрол страдала из-за тебя – вперед, отправляйся прямиком за решетку, а оттуда и в мир иной. Поплачет и забудет. Я даже позволю ей иногда приносить цветочки на твою могилу. А может, и не позволю. Много чести для такого урода, как ты.

Пред тем, как уйти, Джек бросил на него внимательный взгляд, и с досадой и недоумением понял, что этот упрямец не сломается, как бы он его не запугивал. С удивлением Джек почувствовал, как что-то, похожее на уважение, появилось в его душе, хоть ему это и категорично не нравилось. Уважать это ничтожество было бы просто унизительно. Только он вдруг понял, что ничтожество это он не может раздавить, даже загнав в угол. Давит, давит изо всех сил, и не раздавит. Кто бы мог подумать, что этот подкаблучник и размазня, любящая пускать слезу, что этот ничтожный бесхарактерный человечек, за всю свою жизнь не сделавший ничего стоящего, окажется таким крепким? Вспомнив их беседу в заброшенном доме, Джек только теперь понял, каким был идиотом и слепцом тогда. Теперь-то он понял, что Рэй, без сомнений, знал, где Кэрол, но не сказал бы ему, чтобы он с ним не делал. Как же он, Джек, за столько времени не разглядел его, он, который так хорошо разбирался в людях?! Не разглядел этой твердости под мягкой оболочкой? Нет, он, конечно, знал, как упрям и нагл Рэй, осмелившийся столько лет трепать ему нервы, но не думал, что настолько… Нет, этот парень просто ненормальный. Иначе это объяснить нельзя. Может, отправить его на экспертизу к психиатру? Наверняка, его признают невменяемым.

Когда он сказал Кэрол о том, что Рэй подписал признание, она как будто даже и не удивилась, отреагировав спокойно и хладнокровно. Но Джек все же успел заметить ее ошеломленный взгляд до того, как она спрятала от него свои глаза, что делала теперь постоянно.

– Кэрол, поговори с ним, убеди его отказаться от своих показаний. Я говорил с прокурором, он намерен добиваться для него смертной казни, или минимум пожизненного заключения. Если Рэй не откажется от признания, я ничем не смогу ему помочь.

Кэрол неподвижно сидела в кресле, смотря в сторону с каменным лицом и не поворачиваясь к Джеку.

– Он не откажется, – безжизненным голосом проговорила она.

– Ну и дурак! – не сдержался Джек.

Кэрол не пошевелилась, лишь часто заморгала, сбрасывая с ресниц слезы. И это застывшее бледное лицо, эта маска, под которой она теперь пряталась от него, тронули Джека за живое так, как не тронули бы вопли, рыдания и гримасы нечеловеческих страданий. Он подошел к ней, стал за спиной и наклонился, обвивая ее плечи руками. Зарылся лицом в волнистые мягкие волосы, вдыхая их запах, такой родной, такой любимый.

– Не плачь, любимая, не надо. Я хочу ему помочь, я готов, но я не могу, если он сам этого не хочет и сопротивляется мне. Не расстраивайся. Может, он еще одумается, время пока есть. Поломается, да опять заявит о своей невиновности. Ведь он же не дурак, он все понимает, он не станет сам себя хоронить. Что ж ему, жить надоело? Ему-то? Да ни за что не поверю. Он облагоразумится, и я ему помогу.

– Поможешь? Так, как ты помог Мэтту? Освободить и погубить? – она скинула с себя его руки и резко встала. – Та же игра, да, Джек? И думаешь, я и на этот раз куплюсь? Что Рэй купится? Нет, он не дурак, да и я поумнела. Ты доволен, Джек? Всех уничтожил. Поздравляю. Это надо отметить. Пойду, принесу вина.

Она спокойно вышла из комнаты и действительно скоро вернулась с подносом, на котором стояли два бокала и открытая бутылка вина. Поставив поднос на столик, она разлила рубиновое вино и, подняв бокалы, протянула один ему.

Джек взял его, мрачно и пристально смотря ей в лицо, демонстрируя, что ему не нравится ее неуместный глупый юмор.

– За Мэтта, мою маму, твою маму, за Куртни, за Даяну, и заочно за Тимми и Рэя, да, Джек?

Она отхлебнула вина, наблюдая за ним.

– Что же ты не пьешь? Ты же всегда любил отмечать свои победы. А эти победы, самые важные, мы так и не отметили. Пей, Джек, пей, за каждую свою жертву. Смотри-ка, какое красное вино, тебе оно ничего не напоминает? Похоже на кровь.

И она вдруг резко выплеснула на него свой бокал. Джек вспыхнул и вытер лицо ладонями. Кэрол с улыбкой схватила его за руки и повернула красные от вина ладони вверх.

– Ну, вот, так как и должно быть! Их кровь и твои руки. Иди, отмывай, только все равно не отмоешь, никогда! Знаешь, чьей крови тут недостает? Моей. Этим все и должно завершиться, для полной коллекции, да, Джек?

– Ты что, спятила? Хватит чушь нести!

– Так я ж сумасшедшая, мне положено. Так что изволь терпеть.

Она обошла его и снова вышла. Челюсти ее дрожали, тело судорожно билось в нервной дрожи, и самообладание ее покинуло. Она видела перед собой Куртни, Даяну, Мэтта, мертвыми, такими, как видела в последний раз. И никак не могла представить их живыми. Видела Рэя и его потухший безнадежный взгляд. Неужели и его ей придется видеть в гробу, молодого, красивого, безжизненного? Или жить и представлять, что с ним делают в тюрьме и как он страдает? Она даже не знала, что для нее страшнее, первое или второе. Голова у нее закружилась, ноги подкосились, и ей пришлось за что-то схватиться, чтобы сохранить равновесие. Что-то оборвалось у нее внутри, словно ниточка, удерживающая в ней демона, который перешел к ней от матери, и который все чаще рвал свои путы и вырывался на свободу, овладевая ею и толкая на безрассудства. Она бросилась в спальню, распахнула гардероб и, подставив скамеечку, достала с верхней полки коробку с пистолетом Джека. Там же отыскала коробку с патронами. Трясущимися руками она, роняя патроны, зарядила пистолет, прикрутила глушитель и, сняв с предохранителя, решительно вернулась в кабинет.

Джек застыл, увидев направленное на него дуло собственного пистолета. Но глаза Кэрол были сейчас гораздо страшнее, безумные, решительные и беспощадные. Пистолет трясся в ее судорожно сжатых руках.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – завопила она с перекошенным, залитым слезами лицом. – Ты убил всех, кого я любила!

– Я никого не убивал, успокойся, ненормальная. Дай сюда пистолет, это не игрушка для психопаток!

– Я не психопатка, это ты больной! Только ненормальный может так спокойно убивать людей!

– Решила вершить надо мной правосудие? – пренебрежительно усмехнулся Джек и равнодушно повернулся спиной. – Ну, давай.

– Повернись ко мне, смотри мне в глаза, убийца! Я хочу видеть твои глаза! Ты… ты… – она скривилась, плача, и нажала на курок.

Ахнув от изумления, Джек рухнул на пол. Прижав руку к плечу, он мгновенье смотрел, как между пальцев сочится кровь. Когда он поднял голову и посмотрел на Кэрол, на лице его застыл страх, а от пренебрежения и равнодушия не осталось и следа.

– Кэрол… что ты делаешь? – уже совсем другим голосом сказал он, смотря на нее так, словно не мог поверить в то, что происходит.

– Даяну-то за что? – вскрикнула Кэрол с абсолютно невменяемым видом. – Сам ей голову задурил…

– Кэрол, успокойся! Я не трогал Даяну!

– Трогал! Хватит врать, хватит! Ты убил Куртни! О-о-о, ты ее убил, – застонала она. – Думаешь, я не знаю, что она не сама умерла, что это ты ее убил? Знаю! Я видела… видела…

– Что ты видела? – мягко спросил Джек, зажимая рану ладонью и кривясь от боли, но сохраняя самообладание.

– Ты ей что-то вколол в вену… воздух. И она сразу умерла.

Джек снова устремил на нее расширившиеся глаза.

– Откуда ты знаешь? Ты что, подглядывала в дверь?

– Знаю, и все! Хоть это не будешь отрицать? Ты убил ее, ты!

– Кэрол… она меня попросила… – тяжело дыша, прохрипел он. – Кэрол, мне плохо. Помоги мне. Вызови скорую. Не бойся, я скажу, что сам… по неосторожности… Пожалуйста…

– Нет! Ты же знал, как я ее любила… как ты мог…

– Она сама этого хотела! Она попросила меня, черт возьми, и я не мог ей в этом отказать!

– Я знаю, что она просила, но ты не должен был, не должен! Нет тебе прощения, Джек… Господи, ты хоть сам понимаешь, что ты наделал, Джек, сколько жизней ты погубил? Зачем… ради чего?

– Кэрол… – простонал он. – Что с тобой случилось, девочка моя? Ты сама понимаешь, что ты сейчас делаешь?

– Я мщу, за всех! Следую твоему примеру! – она подняла выше пистолет, целясь ему в голову. – Я же тебе говорила, держись от меня подальше, говорила!

– А-а, так это ты, стало быть, пустишь пулю мне в лоб? – горько усмехнулся он, с болью и обидой смотря на нее своими умными серыми глазами, как на предательницу. – А я, идиот, был уверен, что ты любишь меня.

На лице девушки отразилось растерянность и испуг, словно она вдруг осознала, что делает. Джек заметил, как задрожали ее губы, а в глазах появился ужас. Кэрол вдруг увидела его мертвое лицо и простреленный лоб, это ужасное видение, преследовавшее ее во снах. Она? Это сделает она?

Она мотнула головой, отгоняя страшное видение, всматриваясь в его лицо, бледное, застывшее и такое родное, такое любимое… в его глаза, проникающие в самую душу и смотрящие на нее с такой искренней любовью…

Боже, это уже было. Уже доводилось ей целиться в любимого мужчину. Она целилась в Мэтта, выбирая, кто из них будет жить. И не смогла в него выстрелить, зная, что если этого не сделает, он ее убьет. Теперь перед ней был Джек, сидя на полу, прислонившись спиной к столу и вцепившись побелевшими пальцами в простреленное плечо. Джек, которого она боялась намного больше, чем Мэтта, лишившегося рассудка. Джек, толкнувший на гибель Мэтта, хладнокровно своими руками оборвавший жизнь Куртни, жестоко расправившийся с Даяной и Рэем… Он молчал и больше ничего не говорил, только смотрел и даже не пытался ей помешать, застыв на полу, оглушенный, раненный ею не только физически, но и душевно, и не пытаясь это скрыть, утратив вдруг всю свою надменность и непробиваемость. Кэрол видела, что он не ожидал от нее такого, не ожидал, что она захочет, а главное сможет сделать то, что она сейчас сделала. Кэрол, его жена, любимая, единственная женщина, которая еще совсем недавно смотрела на него такими преданными любящими глазами и так боялась его потерять, выстрелила в него с явным намерением убить, и попала в руку только потому, что не умела стрелять. А теперь целилась более точно, чтобы не промазать больше. Она действительно его ненавидит, по-настоящему ненавидит, настолько, что желает ему смерти.

С удивлением Кэрол увидела, как он вдруг сжался и поник, отпустил кровоточащую руку, как будто она его больше не беспокоила. И отвернулся с таким несчастным видом, словно смотреть на направленный в него пистолет в ее руках ему было невыносимо больно. Он хитрит. Всего лишь хитрит. Он считает ее сумасшедшей, хочет навсегда заживо похоронить в психушке. И сделает это. Она должна остановить его, помешать ему, отомстить. За всех. Если она не сделает этого сейчас, никто его не накажет, все опять сойдет ему с рук. И он опять будет ломать человеческие жизни, уничтожать всех, кто ему не угодил. Что ж, значит это она… своей рукою… мужчину, которого так любила какой-то странной любовью, похожей на неизлечимую болезнь…

Любила и ненавидела одновременно. Жаждала пустить в него пулю и прижаться к его губам в страстном поцелуе, и не могла понять, чего хочет больше. Ну почему, почему он такой? Почему он не может быть просто мужчиной, просто мужем, которого бы она могла просто любить, а не бояться и ненавидеть? Почему она все еще продолжает им болеть после всего, что он сделал? Почему не может избавиться от его власти над нею? Как, как она может любить и жалеть этого морального урода, растерзавшего всю ее жизнь? Всего один точный выстрел, и все закончится. Она избавится от него раз и навсегда. Будет держать на руках его неподвижное тело, смотреть в мертвые застывшие глаза… и знать, что это она оборвала его жизнь. Разве она это переживет? Нет. Легче пустить следующую пулю себе в висок, чем жить с этим. Только хватит ли у нее храбрости? Нет.

И она вспомнила о своем другом видении. Ее собственная казнь. Вот оно. Сейчас она застрелит Джека, а его могущественный отец отправит ее за это в газовую камеру, где она умрет. А ее сын будет расти с мыслью, что она убила его обожаемого папу, будет проклинать ее, потому что никто и никогда не объяснит ему всего, а если даже и объяснит, он все равно не простит.

«Остановись! – вдруг прозвучал в ее голове голос Габриэлы, заставив Кэрол вздрогнуть. – Нельзя допустить, чтобы Джек умер. Его смерть повлечет за собой страшные последствия. В нем зло, но это зло ничто по сравнению с тем злом, что дремлет в твоем сыне. Джек – меньшее зло. Пусть это зло остается в этом мире, дабы не выпустить другое… Оставь его. Забирай сына и беги. Только Патрик теперь имеет значение, только он тебя теперь должен заботить. Обо всем остальном забудь. Обо всех забудь. Только Патрик, запомни. В нем страшная сила и страшное зло… И ты должна посвятить свою жизнь тому, чтобы они не поглотили твоего сына. Люби его, окружи заботой, огради от всего, что может спровоцировать в нем ярость. Никакой боли, гнева, злости, обиды… Только любовь и доброта. Может быть, это напрасные надежды, пустые усилия… но ты должна попытаться. Смерть отца, которого он боготворит – это такая боль и ярость, которую уже ничто не сможет усмирить. Если погибнет Джек, потом придется убить и твоего сына. Иного выхода не будет. Как по мне, я считаю, что убить его надо уже сейчас, и не ждать, когда он превратится в монстра. Но ведь ты этого не сможешь сделать. Так что пока делай, что можешь. Сохрани жизнь Джеку. Не позволь ему умереть».

Кэрол опустила пистолет и бросила его Джеку.

– Мама, – прозвучал за дверью напуганный голос Патрика. – Вы опять ругаетесь? Мамочка… не надо. Пожалуйста! Не ссорьтесь!

Кэрол испуганно обернулась, но дверь была закрыта, и мальчик, вроде бы, не видел, что здесь произошло.

– Иди к себе, Патрик! – строго велела она. – Мы больше не будем ссориться с папой, я обещаю. Иди, сынок, и не переживай.

– Пап! – жалобно проскулил мальчик за дверью.

– Делай, что мама говорит, Рик! – отозвался как можно спокойнее Джек. – Иди в свою комнату. У нас все хорошо, мы больше не ругаемся.

– Ну, ладно. Смотрите, вы обещали. Если будите ругаться, я от вас убегу, и вы никогда меня не найдете! – пригрозил мальчик и ушел.

Кэрол подошла к столу и, взяв трубку, вызвала скорую помощь.

Потом присела перед Джеком, пытаясь разглядеть под пропитавшейся кровью рубашкой рану. Он наблюдал за ней полными страдания глазами.

– Тебе… больно? – прохрипела Кэрол, роняя слезы ему на рубашку.

– Больно… вот здесь, – он коснулся ладонью сердца.

– Я любила тебя, Джек, я так тебя любила! Ну почему ты такой? Зачем заставил тебя ненавидеть? Ты хоть представляешь, какого это, ненавидеть того, кого так любишь?

– Да… я знаю. Что-то такое я испытывал к своей матери. И понимаю тебя. Я не сержусь. Наверное, на твоем месте я поступил бы также. Только ты ошибаешься, Кэрол. Мэтт застрелился, потому что он был больной. Твоя мама умерла случайно, у нее был инфаркт, а я здесь ни при чем. Да, Даяна меня очень разозлила, но как ты можешь думать, что я мог ее так жестоко и хладнокровно убить? Ну, я же не маньяк, черт возьми, чтобы в подворотнях нападать на женщин и ломать им шеи! А Рэй сам виноват в том, что попал под подозрение, нечего трахать всех подряд, я всегда знал, что до добра это не доведет. И Куртни попала в аварию не потому, что я что-то подстроил… Стоило тебе во мне усомниться, и теперь ты обвиняешь меня во всем, чтобы не случилось! Я любил Куртни, и ты это знаешь! И именно потому, что я ее любил, я сделал то, что она просила! Я знал, знал, что ты никогда этого не поймешь! Если ты видела, почему же ты не вмешалась, почему позволила мне это сделать? Ты понимаешь, какого это, лишать жизни того, кого любишь? Понимаешь, что я чувствовал, и чего мне это стоило? Почему ты не избавила меня от этого, если видела?

– Я увидела слишком поздно… не так, как ты подумал. Я видела это во сне.

– Что? Во сне? Боже, да что же это такое… – откинув голову назад, Джек тихо засмеялся над собой и над тем, как легко попался на ее удочку, сознавшись. Ух, и хитра же, оказывается, эта девочка! Кто бы мог подумать. И умна. Ой, как умна.

– А когда ты разговаривала со мной якобы от имени Куртни, приказывая оставить в покое тебя и Рэя – это тоже хитрость, попытка меня запугать? Признаюсь, тебе удалось. Я даже почти поверил в то, что со мной твоими устами на самом деле говорит покойница.

– О чем ты? – удивилась Кэрол.

– У-у, и притворятся ты, оказывается, умеешь. Черт, похоже, я совершенно не разбираюсь в людях, как думал. Этот Рэй… теперь еще и ты…

Кэрол, так ничего и не поняв, махнула на него рукой и поднялась.

– Куда ты? – встревожился он, и тоже попытался встать.

– Никуда. Пойду за бинтами, чтобы остановить кровь. Сиди, не дергайся.

Но оказать ему первую помощь она так и не успела. Приехала неотложка и забрала его с собой, заверив, что рана не опасна, пуля вышла навылет, они все обработают, наложат повязку и отпустят его домой. На вопросы о том, что произошло, Джек раздраженно ответил, что сам случайно выстрелил в себя.

– Неужели? – усмехнулся врач. – А перед этим прикрутили глушитель, чтобы никто не услышал, как вы случайно пускаете в себя пулю?

– Да пошел ты! Кто ты такой, чтобы надо мной потешаться? Сказал, сам, значит сам! Прикручивал глушитель и случайно нажал на курок. Не твое дело!

– С полицией вам все-таки объясниться придется.

– Объяснюсь.

Когда его увезли, Кэрол вызвала по телефону такси, поднялась в комнату Патрика и быстро собрала в сумку самые необходимые вещи.

– Мы уезжаем, сынок. Переоденься.

– Уезжаем? Куда?

– В путешествие.

– А папа?

– А папа с нами пока не может. Теперь ты понимаешь, почему мы не разрешали тебе брать пистолет? Папа взрослый и то… видишь, что получилось?

– Как же мы можем уехать, если папа в больнице?

– С ним ничего серьезного. Он сам сказал нам уезжать. Сынок, не спорь со мной. Мы должны уехать. Я потом тебе все объясню, хорошо?

– А дедушка? Я должен сказать ему до свидания!

– Потом, Патрик. Позвонишь и скажешь по телефону. Пойдем.

Подняв сумку, она взяла мальчика за руку и вывела из комнаты. Захватив по дороге свой чемодан, который даже не успела распаковать, и сумочку с деньгами и документами, она спустилась по лестнице. Внизу дорогу ей вдруг преградила Нора.

– Куда вы?

– С дороги, Нора!

– Нет! Я не пущу! Оставь ребенка, чокнутая! Сама убирайся хоть к дьяволу, но ребенка я тебе не отдам! Патрик, иди ко мне!

Она схватила мальчика за руку, но он вырвался.

– Нет! Я пойду с мамой! А ты всего лишь прислуга, ты не можешь мне указывать! Я пожалуюсь на тебя папе!

Кэрол решительно оттолкнула женщину в сторону, поразив своей силой, и вышла с Патриком на улицу.

Нора бросилась следом, но беспомощно застыла на месте, наблюдая, как они садятся в такси. Потом со стоном бросилась к телефону.

Джек едва вышел из больницы, как ему навстречу выскочил из подъехавшей машины Зак.

– Джек! Она забрала Патрика и уехала! Я послал уже людей в аэропорт и на вокзал, но…

Не говоря ни слова, Джек запрыгнул в его машину.

– Поехали. Никуда она не денется. Я теперь знаю ее фальшивые документы и уведомил и аэропорты, и вокзалы, и прокаты машин. Сейчас позвоню своему приятелю в полицию, и ее задержит первый же попавшийся на пути патруль. Вот сучка неугомонная! Достала уже…

Вернувшись домой, он столкнулся с выскочившей ему навстречу обезумевшей Норой.

– Я пыталась… но она же ненормальная, с ней не справишься!

– Успокойся, Нора. Займись своими делами, – спокойно бросил Джек на ходу, направляясь в кабинет.

– Джек! Вот номер такси, на котором они уехали, я записала. Может, пригодится, – она догнала его и протянула дрожащими руками листок бумаги. Джек взял его, поблагодарив ее улыбкой.

– Молодец, Нора. Спасибо.

Отвернувшись, он скрылся в кабинете.

Зак пошел за ним. Там, расположившись в кресле, Джек дозвонился своему приятелю из полиции, продиктовал ему номер такси. Тот вдруг напрягся.

– Подожди, Джек… Ты уверен, что они уехали именно в этой машине?

– Да. А что?

Полицейский на том конце провода нервно прочистил горло.

– Что? – нахмурился Джек.

– Джек, боюсь… Даже не знаю, как тебе сказать…

– Да не мямли ты! В чем дело?

– Дело в том, что примерно минут сорок назад на это самое такси перевернулся бензовоз и… Свидетели утверждают, что в машине находились, помимо водителя, женщина и ребенок.

– Нет… этого не может быть…

– Джек, был взрыв… пока там работали пожарные, но скоро приступят и наши ребята. Боюсь, там мало что осталось после такого… но мы постараемся установить… Только, боюсь… ведь свидетели видели. Они были в машине, Джек. Мне очень жаль. Прими мои соболезнования.

– Они что… сгорели заживо? – рассудок Джека все еще оставался холодным, хотя тело его уже отказывалось ему подчиняться.

– Нет, не думаю. Они умерли мгновенно. Бочка упала прямо на них. Их раздавило еще до взрыва.

– Раздавило? – удивился Джек и вдруг, закачавшись, рухнул на пол. Зак даже не успел его подхватить, не ожидая ничего подобного. Похлопав Джека по щекам, он привел его в чувства, уверенный, что тот просто слишком ослаб после потери крови, да еще это ужасное потрясение…

Он отказывался поверить в то, что Кэрол и Патрик погибли, даже когда эксперты определили по останкам, что они принадлежат молодой женщине и ребенку, даже когда ему показали почерневший металлический брелок с сумки Патрика, который он сам подарил сыну. Спокойный, хладнокровный, он стискивал челюсти и упрямо качал головой, утверждая, что эта женщина и этот ребенок – не его жена и сын, а кто-то другой. Опознание было невозможным. Когда он посмотрел на то, что удалось собрать после взрыва и пожара, он лишь фыркнул и отвернулся, и все, что его заботило в тот момент – это сдержать охвативший его приступ тошноты. Он загонял своих людей, заставляя искать Кэрол и Патрика среди живых. Но поиски были безрезультатны. Джек был в ярости. Готов был растерзать весь мир. Пока он метался, как сумасшедший, разыскивая живых жену и ребенка, Джордж забрал останки и организовал похороны, не согласовывая свои действия с сыном. Джордж даже не позвонил ему, ни слова не сказал, оставаясь безжалостным, не выражая желания ни подержать, ни утешить, ни помочь в его горе. Или успокоить и вразумить, заставить посмотреть правде в глаза и перестать вести себя, как безумный. Джек узнал о похоронах в последний момент, это привело его в бешенство, и он попытался помешать.

– Не смей хоронить этих людей под именами моих жены и сына! – набросился он на отца. – Я не позволю!

Вместо ответа Джордж влепил ему увесистую пощечину, пытаясь привести, наконец, в чувства.

– Хватит, Джек. Над тобой уже посмеивается весь мир. Газеты пишут, что у тебя помутился рассудок. Ты, и правда, стал похож на ненормального. Возьми себя в руки, и поехали, похороним их, как подобает.

Джек упрямо закачал головой.

– Что ж, дело твое. Не хочешь, не хорони. Я сам это сделаю, провожу в последний путь эту бедную девочку и своего маленького внука.

Джек посмотрел на него и только сейчас заметил, как сильно вдруг поседел его отец. Но оставался таким же сильным и волевым, не позволяя горю сломать себя.

– Я знаю, Джек, что тебе тяжелее, чем мне. Ведь на мне нет чувства вины. Тебе с этим жить. Ничто не остается безнаказанным в этом мире, сынок. Вот и тебе бог воздал. Если не можешь это выдержать, у тебя есть пистолет. Или держись достойно, или умри, не позорь мою седую голову и нашу фамилию. Среди Рэндэлов никогда не было слабаков и не будет! Умей отвечать за свои поступки перед самим собой и принимать достойно свое поражение. А если не можешь… тогда отправляйся вслед за своей семьей, которую ты загубил. Только вряд ли твоя жена будет рада встречи с тобой… да и все остальные, кого ты туда отправил.

Не сказав больше ни слова, Джордж ушел.

На похоронах не было никого. Джордж даже не позвал Берджесов. Одному только Уильяму Касевесу он позволил присутствовать. Пришел все-таки и Джек. Бледный, спокойный стоял он у двух гробов, большого и маленького, и ничего не отражалось на его застывшем и словно неживом лице.

Джордж не смотрел в его сторону. Зато Касевес почти не отводил взгляда от Джека, но тот этого не замечал. Казалось, он вообще ничего не замечал вокруг, даже стоявших перед ним двух гробов… того, во что превратилась его семья.

Никто не вспомнил о Рэе. Он сидел в своей камере и недоумевал, почему не приходит Кэрол, почему о нем вдруг все забыли. Он оставался в счастливом неведении, пока к нему не пришла с печальным известием Свон. Не находя слов, она просто вручила ему газету, предоставив узнать обо всем самому. А потом беспомощно смотрела, как он заходится в рыданиях, спрятавшись от нее за своими руками, как будто пытался спрятать от нее свое безумное горе…

За его защиту взялся Касевес, Рэй отказался от признания в убийстве, и вскоре с него были сняты все обвинения. Джек ни во что не вмешивался, не препятствуя его освобождению. С безразличием он ждал, как Рэй бросится ему мстить за Кэрол и Патрика, но тот, не обращая на него никакого внимания, спокойно занялся своим бизнесом, восстанавливая попранную репутацию, как будто ничего больше его не волновало.

У могил Кэрол и Патрика Рэй побывал всего один раз, оставил скромные цветочки и, не задерживаясь, ушел и больше туда не приходил. Джек наблюдал за ним с недоумением, удивляясь тому, что не очень-то он убивается. Вот, оказывается, какова цена его страстной любви – пока было, кого любить и желать, любил и желал, а как ее не стало – забыл. Ну и черт с ним. Теперь их ничего не связывало, и Джек даже вспоминать о нем больше не хотел. А Тимми он освободил и отпустил на все четыре стороны. И на этого парня ему было теперь глубоко наплевать. Он решил вытащить его из тюрьмы в память о Кэрол, ведь он был ее другом. Насколько он знал, незадачливый киллер свалил отсюда куда-то подальше, не пожелав расправляться с Рэем, видимо, все-таки не поверив в его виновность в смерти Даяны.

И все-таки Рэй не давал ему покоя. Слишком подозрительным было его безразличие. Сомнение снова закралось в сердце Джека, и он стал наблюдать за Рэем более внимательно. Интуиция подсказывала ему, что он похоронил не тех, кого любил. А интуиция его никогда не обманывала. Или это было всего лишь безрассудная мечта, которая не позволяла ему поверить и смириться с тем, что его Кэрол и Патрика больше нет в живых, что никогда он больше их не увидит, потеряв навсегда?

Продолжение следует…