Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

Он молчал, потупив голову. Куртни тоже замолчала, устав от долгого разговора.

– Мы отвлеклись, Куртни. Ты сказала, что я могу искупить свою вину. Я слушаю тебя.

– Помоги мне, Джек… помоги умереть.

– Что?!

– Только тебя я могу об этом просить, потому что ты один можешь сделать это для меня. Там, в тумбочке, шприц. Всего лишь немного воздуха в мою вену – и все.

– Нет! – он резко подскочил. – Ты спятила? Ты хочешь, чтобы я тебя убил? Это мое искупление, по-твоему – добить тебя?

– Да, Джек. Это милосердие. И ты должен проявить ко мне милосердие после того, что со мной сделал. Ты всегда и все доводишь до конца, сделай это и теперь. Не бросай меня вот так… Ты должен меня понять. Это не жизнь, мой мальчик. Это мука. Оставаться живой в мертвом теле. Я не хочу так жить. И не буду. Я хочу уйти достойно, хочу, чтобы меня помнили, как сильную и энергичную женщину, подвижную, живую, а не как никчемное полуживое существо, которое даже в туалет не в состоянии сходить самостоятельно. Боже, это не для меня. Я не хочу превращаться в это существо. Я хочу до конца оставаться такой, какой я была всю жизнь. Освободи меня, Джек. Сжалься. Если бы я могла сама… я бы не взваливала это на тебя. Но я не могу даже пальцем пошевелить. Ты меня понимаешь, я уверена. Слабый может понять только слабого. А сильный поймет сильного. Ведь ты бы тоже не стал так жить, Джек.

– Кэрол… она никогда мне этого не простит, – в отчаянии прошептал он. – Она не поймет.

– А ей и не нужно знать. Никому не нужно. Это будет только наша с тобой тайна, Джек. Ты всегда мне помогал. Помоги и теперь. В последний раз. Если не ты… больше ведь некому. Никто на это не осмелится. Пожалуйста, Джек. Ты сможешь.

Он подошел к тумбочке и выдвинул ящичек. Пальцы его дрожали, когда он прикоснулся к запечатанным одноразовым шприцам и достал один. Медленно он распечатал его и сунул обертку в карман пиджака. Присев на стул у постели, он поднял на Куртни умные серые глаза. А она подумала о том, что никогда еще не видела столько боли в этих холодный безжалостных глазах.

– Джек… я тебя любила, не смотря ни на что… люблю и сейчас. Как сына, как брата, как друга – не знаю, как. Но люблю. Ты необыкновенный. Единственное… не будь так беспощаден с людьми. Научись идти на компромисс, хоть иногда. Это, прежде всего, тебе и принесет пользу. А теперь давай, Джек… не тяни.

– Ты хорошо подумала? – хрипло спросил он, разглядывая шприц в руках.

– Ты же знаешь, я всегда все тщательно обдумываю и взвешиваю все «за» и «простив», а когда принимаю решение, то уже не меняю его. Никто не узнает, Джек. Во мне едва теплится жизнь, все подумают, что я сама умерла. Мое сердце с трудом работает, и то благодаря этим аппаратам. Никто не удивится, если оно не выдержит. Я сказала Рэю, что не хочу в случае смерти подвергаться вскрытию. Касевес и ты… мои адвокаты, вы этого не допустите. Вы сможете, я знаю. Так что тебе нечего опасаться, Джек. Смелее. Сними заглушку, набери в шприц немного воздуха… чуть-чуть… достаточно лишь пузырька…

Джек сделал все, что она велела. Вставив шприц в катетер, он замер.

– Куртни… ты прощаешь меня? Правда прощаешь?

– Я прощаю тебя Джек.

Она услышала, как он судорожно сглотнул.

– Подожди! – сказала она. – Обещай мне, что оставишь мою девочку! Что вернешь ей Патрика! Что не будешь ее преследовать и принуждать! Обещай мне, Джек!

– Нет.

– Обещай.

– Нет!

– Обещай! Позволь мне умереть спокойно, ни о чем не тревожась. Джек, пожалуйста! Не мучай меня.

Он стиснул зубы, заиграв желваками, и не без усилия выдавил:

– Хорошо. Я обещаю.

Куртни облегченно вздохнула и, прикрыв на мгновенье глаза, улыбнулась.

– Вот и хорошо. Я знаю, что ты не обманешь меня, Джек. Теперь я могу уйти. Прощай, Джек, – она взглянула на него спокойными грустными глазами.

– Прощай, Куртни.

На лице его появилось решительное и твердое выражение, руки вдруг перестали дрожать, и он хладнокровно и без колебаний надавил большим пальцем на шприц, выпуская воздух в катетер. Потом убрал шприц в карман, и вернул на место заглушку.

На несколько мгновений он замер, выпрямившись на стуле и неотрывно смотря на Куртни. Протянув руку, он прикрыл ее веки над застывшими черными глазами, потом наклонился и, приподняв ее еще теплую руку, красивую, ухоженную, прикоснулся к ней губами.

Затем решительно встал и вышел из палаты.

– Позовите врача, – сказал он глухим голосом, хладнокровно встретившись с взглядом Рэя. – Все. Ее больше нет.

Он отвернулся и пошел прочь, вздрогнув от отчаянного вопля Кэрол, но не остановился и даже не посмотрел на нее. Видеть ее горе для него сейчас было невыносимым. Это было слишком. Даже для него.

Вечером Джек заехал к ней, но она ему не открыла. Она даже не отозвалась на его настойчивые звонки.

Джек мог бы подумать, что ее нет дома, если бы не слабый свет в окне ее спальни. Когда он попытался открыть дверь своим ключом, замок не поддался. Он тихо выругался и пнул дверь, досадуя на то, что прозевал, когда она сменила замок.

Вернувшись домой, он начал ей названивать, но она не брала трубку.

Джек начал волноваться. Человек, которого он приставил сегодня для наблюдения за ней, сообщил ему, что, вернувшись из больницы в свою квартиру, девушка больше не выходила. Два раза к ней приходил высокий светловолосый мужчина, но она ему не открыла. Рэй. Как же Джек его ненавидел. Он так и знал, что теперь, когда Куртни не стало, этот плейбой станет набиваться Кэрол в утешители. Но пока в своей жене он не разочаровался. Она не пустила Рэя на порог, вот молодец! Впрочем, его, Джека, тоже… Это ему уже меньше нравилось. Как бы чего не натворила, дуреха. Ведь наверняка сейчас сидит там и размышляет над тем, кто больше виноват. И, как всегда, большую часть вины взвалит на себя. Уж очень она любит обвинять себя во всех несчастьях. Убивается, наверное, так, что даже представить страшно. Куртни свою ведь боготворила… Если решит, что виновата в ее смерти, еще, чего доброго, что-нибудь с собой сделает. Однажды же уже едва с собой не покончила.

Сидя над телефоном, Джек задумчиво курил. Сам он уже пришел в себя после потрясения от последней встречи с Куртни, лишь на душе все еще было гадко и тоскливо. Впервые в жизни он испытывал настоящую скорбь. В сердце его была боль. Он грустил о Куртни, искренне грустил. Она была единственной женщиной, с которой он ощущал себя на равных, чей авторитет и ум признавал. А сегодня он убедился в том, что она действительно достойна настоящего, самого глубокого уважения. Так, как ее он, пожалуй, собственного отца не уважал. И даже самого себя… Потому что он не знал, достаточно ли в нем сил и мужества не только для того, чтобы жить, но и для того, чтобы достойно умереть, когда придет время. Он боялся смерти, и он не хотел умирать. Никогда. И ему казалось, что он не смог бы предпочесть смерть жизни, какой бы она не была, как это сделала Куртни. Хотя… если бы он оказался на ее месте, возможно, он думал бы иначе. Лучше действительно умереть достойно, сильным и отважным, чем превратиться в ничто и жить ничтожеством.

Куртни была очень мудрой женщиной. Ее будут помнить такой, какой она была до аварии, здоровой, сильной, волевой, энергичной. А если бы она осталась жить, образ той «железной» леди постепенно был бы вытеснен другим – беспомощная, жалкая, зависимая и несчастная женщина, вызывающая к себе только жалость и сочувствие. Нет. Куртни была бы не Куртни, если бы она это допустила. Джек испытывал трепет перед ней, восхищение. Он один до конца узнал силу этой женщины, когда смотрел в ее спокойные решительные глаза, обрывая ее жизнь. Конечно, ей было страшно. Одному Богу известно, как, наверное, ей не хотелось умирать и что творилось у нее в душе в эти мгновения… о чем думала она в последние секунды своей жизни… Со всей своей проницательностью Джек не смог этого понять. Она превосходно умела скрывать свои чувства и мысли, а самообладание не изменило ей даже теперь. Действительно, железная женщина. И он знал, что никогда не забудет ее последний взгляд, где было столько воли и силы. И не забудет, что чувствовал сам, убивая ее. Наверное, это были самые тяжелые мгновения в его жизни. Лишить жизни того, кого любишь, кого уважаешь… что ж, на это требуется не меньше воли. Она попросила об этом его, потому что знала, что он сможет сделать это, и он не смог ей отказать. И лишь в первые минуты после ее смерти он почувствовал слабость, которая не позволила ему подойти к Кэрол и заставила сбежать. Но такое с ним не длилось долго, когда все-таки случалось, что бывало очень редко. Он быстро успокоился и снова воспрянул духом, упрямо игнорируя чувство вины перед Куртни. Если кто и виноват, так это Рэй. Смерть Куртни была роковой случайностью. Он, Джек, не виноват в том, что Куртни вдруг взбрело в голову впервые в жизни прокатиться на машине мужа. Разве виноват охотник, если в его ловушку угодил не тот зверь, на которую он ее ставил? Джек чувствовал досаду и злость. И злился он именно на Рэя. Прекрасная женщина холодным мертвым телом лежит в морге, а этот похотливый урод продолжает разгуливать по свету и волочиться за его женой, радуясь, что избавился от собственной, да еще и заграбастал себе все ее состояние. За всю жизнь палец о палец не ударил, тогда как Куртни все силы отдавала работе – и что? Она мертва, а он взобрался на ее золотой трон и нахлобучил на голову ее корону, став единственным полноправным владельцем ее компании, всего имущества и денежных средств, короче, всего, чего она добивалась тяжким трудом всю свою жизнь, пока он жил в свое удовольствие. Разве это справедливо? Его место на помойке. Джек сам составлял ее завещание. Он был возмущен и не понимал, почему она оставляет все человеку, который всю жизнь ни во что ее не ставил, не ценил и только и делал, что таскался по бабам. Как она могла передать компанию отца и свою собственную в его руки? Немыслимо. Такая умная женщина и сотворила такую глупость, собственноручно поставив крест на компании, доверив ее этому прохиндею. Джек пытался ее вразумить, когда они составляли завещание, но Куртни осталась непреклонна. Что ж, ее дело.

Джек подумал и, взяв трубку, набрал домашний номер Куртни… нет, теперь уже Рэя. Но с ним он не собирался разговаривать. Ответила домработница.

– Добрый вечер, Дороти. Это Джек Рэндэл, – приветливо сказал он в трубку.

– Здравствуйте, мистер Рэндэл. Рэя нет дома…

– Я хочу поговорить с вами, – мягко перебил ее Джек. – Точнее, попросить вас об услуге.

– Слушаю вас, мистер Рэндэл, – вежливо отозвалась старушка. – Что я могу для вас сделать?

– Я прошу вас съездить к Кэрол. Она не открывает двери, не отвечает на звонки. Она сердится на меня. Но вам она должна открыть, – он нервно прочистил горло. – Я переживаю… как бы с ней чего не случилось.

– Конечно, я немедленно еду к ней. Такое горе… нельзя девочке оставаться сейчас одной, – заволновалась Дороти и всхлипнула в трубку.

– Я сейчас заеду за вами и отвезу…

– Нет, я на такси, так быстрее.

– Позвоните мне, пожалуйста, скажите, как она.

– Конечно. Не волнуйтесь.

Дороти перезвонила ему через час, и в голосе ее он сразу уловил беспокойство и тревогу. Она говорила, что Кэрол впустила ее, угостила чаем. Девушка спокойна и даже не заметно по ней, чтобы она плакала. Но глаза «страшные», как выразилась старушка.

– Мистер Рэндэл, мне кажется, она не в себе, – дрожащим плаксивым голосом жаловалась Дороти. – Говорит какие-то непонятные вещи… про какое-то проклятие, про смерть… У меня мороз по коже до сих пор от ее слов. Говорит, что уедет после похорон, пока все из-за нее здесь не вымерли, что ей надо жить в стороне от людей, потому что она проклятая. У меня в голове все перемешалось, ничего я не поняла из того, что она пыталась мне объяснить. Ах, мистер Рэндэл, вы бы забрали ее домой. Плохая она, совсем плохая. Нельзя ей там одной…

И Дороти поспешно положила трубку, когда в комнату вошла Кэрол.

Девушка устремила на нее подозрительный взгляд.

– Кому ты звонила, Дороти?

– Деточка, твой муж волнуется…

– Не хочу о нем слышать! Никогда, слышишь? – резко оборвала ее Кэрол. – И не смей ему обо мне докладывать, иначе я и тебя больше на порог не пущу!

Дороти обижено помолчала, потом робко попыталась сказать:

– Рэй тоже…

– Хватит! И о нем мне не напоминай!

– Но он… он-то при чем?

– При всем! Ненавижу их обоих! Они убили Куртни, – Кэрол в бессилии опустилась на диван рядом с Дороти и уткнулась ей в плечо лицом. Она не плакала, а только стонала, как от нестерпимой боли. Дороти погладила ее по плечу, обливаясь слезами.

– Крепись, моя девочка. Нет больше нашей Куртни… ничего уж не поделаешь. Жизнь такая. Жестокая она. Никто не виноват. Несчастье это, большое несчастье. Уж сколько людей на дорогах гибнут, время такое… А ты не упрямься, к мужу возвращайся. Любит он тебя. Без Куртни тяжело тебе будет, а муж у тебя человек не простой, с ним ты, как за каменной стеной.

– Ага, с колючей проволокой и решетками, – горько отозвалась девушка.

– Девочка, он твой муж. Нехорошо от мужа бегать. Не приведет это к добру. Он же у тебя такого крутого нрава. Все равно ведь не отпустит.

– Мужа я похоронила шесть лет назад. Вот мой муж, – Кэрол поднялась и взяла с полки урну с прахом Мэтта. Дороти задохнулась от ужаса и перекрестилась.

– Ох, как ты не боишься держать в спальне это? Страшный же он был человек, а такие не знают покоя после смерти. Боже, спаси и сохрани, – старуха опять перекрестилась в суеверном ужасе, вращая расширившимися глазами, словно искала в комнате не успокоившийся дух кровавого грешника.

Кэрол побледнела от ярости.

– Заткнись, старая дура! Убирайся из моего дома!

Подхватив опешившую женщину под мышки, она оторвала ее от дивана, заставив встать, и, прежде чем та успела что-либо сообразить, вытолкала за дверь. Залившись слезами, Дороти ушла, неприятно удивленная поведением Кэрол. Никогда девушка слова ей неприветливого не сказала – и на тебе! Никак опять рассудок ее мутится. Наверное, пришло время снова подлечиться в госпитале…

Кэрол не плакала. Она была в оцепенении. Она лежала, прижимая урну к груди, и смотрела в окно. Ее сознание никак не могло принять тот факт, что Куртни больше нет. Поэтому она была спокойна и даже не чувствовала боли и утраты. Она засыпала и снова просыпалась, но не поднималась.

Снова приехал Джек. Он так настойчиво звонил, что она, не выдержав этого звона, который, казалось, пронзал насквозь ее отупевший мозг, встала и открыла ему дверь, не забыв предварительно спрятать под кровать урну с прахом Мэтта.

– Кэрол… я так волновался, – растерянно проговорил Джек, встревожено всматриваясь в ее лицо. – Как ты, милая моя?

– Не знаю… вроде ничего, – вяло ответила Кэрол. – Я спала.

– Я тебя разбудил? Извини, – он привлек ее к себе и обнял. – Но почему ты не открывала мне? Почему не берешь трубку?

– Я хочу побыть одна, – Кэрол покорно прижималась к нему, не пытаясь отстраниться. – Джек, ты же обещал, что не будешь на меня давить. Пожалуйста, уходи.

– Я пришел не давить, – ласково сказал он и погладил ее по голове. – Просто я знаю, как тебе сейчас тяжело. Поехали домой, солнышко. Я позвоню отцу и велю ему возвращаться. Утром они с Патриком будут здесь. Ведь ты соскучилась по нашему мальчику?

Он поднял к себе ее лицо и заглянул в измученные глаза.

– Да… конечно соскучилась. Очень соскучилась. Они прилетят завтра… утром? Правда? – лицо ее оживилось и осветилось радостью. – Ты меня не обманываешь?

– Нет, не обманываю, – он улыбнулся и, наклонившись, поцеловал ее в губы. – Одевайся.

– Нет, я не поеду. Привези его ко мне, сюда. Пожалуйста, Джек, привези мне моего малыша.

– Нет, Кэрол, сюда я его не привезу. Поэтому поехали домой.

Радость исчезла с ее лица, и она медленно отстранилась от него.

– Какой же ты все-таки жестокий, Джек, – тихо сказала она.

– Это ты жестока, и ко мне, и к Патрику. Как же ты не понимаешь, что своим упрямством делаешь все только хуже, для всех нас. Я не буду тебя больше просить, Кэрол, сейчас я делаю это в последний раз. Возвращайся.

– Вернуться? После того, как ты убил Куртни? – глаза Кэрол сузились. – Джек, ты что, ненормальный?

– Я ее не убивал, – холодно возразил он.

– Ты теперь и меня убьешь, да? Ведь я знаю, что это ты подстроил аварию.

Он снисходительно улыбнулся.

– Ты ошибаешься.

– Я не люблю тебя больше, Джек. Я тебя ненавижу. И хватит за мной бегать, чего привязался, как назойливая муха, а? Где твоя хваленая гордость и надменность? Может, еще в ногах у меня поползаешь, умоляя тебя не бросать?

Он побагровел, глаза его почернели. Кэрол попятилась от него назад, но он молниеносно схватил ее за руку и вышел за дверь, таща за собой.

– Все, хватит! Я дал тебе возможность вволю повыделываться и надо мной поиздеваться – достаточно!

– Отпусти! Я не пойду! Я не хочу!

– Домой, я сказал! – он грубо затолкнул ее в лифт. – И придержи свой язык. Если я еще раз услышу или узнаю, что ты обвиняла меня в смерти Куртни… Придержи свои бредни при себе, ясно?

Крепко взяв ее за плечи, он вперил в нее свой невыносимый яростный взгляд.

– И только попробуй еще раз от меня уйти… и я тебя убью.

По дороге он успокоился и смягчился, поглядывая на молчаливо и неподвижно сидящую рядом жену. С отстраненным лицом она тоскливо смотрела в окно, на освещенные огнями улицы. Она больше не спорила и не пыталась ему сопротивляться. Казалось, она даже не замечает его, думая о чем-то своем. Джек не пытался с ней заговорить. Да и говорить сейчас не о чем. Он не собирался насильно тащить ее домой, но теперь, когда она винит его в смерти Куртни, он больше не мог рассчитывать на то, что она вернется сама. Нет, считая так, она бы никогда не вернулась. К тому же он боялся и не хотел оставлять ее сейчас одну. Теперь, когда она будет дома, с ним, ему будет легче убедить ее в своей непричастности к аварии, добиться снова ее доверия и смягчить ее сердце. Поупрямится, да успокоится. Ведь она любит его, чтобы не говорила. И это его главный козырь.

Остановившись у дома, он вышел из машины и, открыв дверцу, подал ей руку. Все с тем же отстраненным видом Кэрол вложила кисть в его ладонь и позволила отвести себя в дом. Не говоря ни слова и не ответив на приветствие Норы, она прошла мимо нее в спальню. Джек велел Норе разогреть ужин и подать в спальню, и пошел следом за женой.

Когда он вошел, она уже лежала на постели, и снова тоскливо смотрела в окно. Опустившись в кресло, он взял трубку и позвонил Джорджу, чтобы она могла слышать их разговор. Он велел отцу возвращаться, сказав, что Кэрол вернулась домой, но тот возразил.

– Я сказал, что привезу мальчика в нормальную семью, а то, что ты ее притащил домой, еще ничего не значит. Я не позволю, чтобы малыш слышал, как она обвиняет тебя в смерти Куртни, и как вы грызетесь! Вот как помиритесь, так мы и вернемся.

Джек разозлился.

– Я не спрашиваю тебя отец, когда ты планируешь вернуться, я сказал, чтобы ты завтра же привез моего сына домой!

Он заметил, что Кэрол смотрит на него с затаенной мукой и надеждой в глазах.

– Ты меня слышишь, отец? Утром же вылетайте.

– Я слышу тебя, сынок, я стар, но пока еще не глухой. Надеюсь, ты тоже не стал туг на ухо? Или мне повторить еще раз то, что я сказал? Я знаю, что пока ничего хорошего мальчика дома не ждет, и ему лучше здесь, подальше от вас и ваших проблем. Я не позволю вам причинить ребенку страдания вашей междоусобной войной. К тому же похороны, рыдающая Кэрол… все это ни к чему видеть ребенку.

– Вот именно, отец… Кэрол сейчас тяжело, а сын ее утешит, отвлечет. И она скучает по нему. Видел бы ты, с каким страданием она на меня сейчас смотрит, – Джек бросил теплый взгляд на нее. – К тому же, я уверен, что когда Патрик будет здесь, у нас все наладится гораздо быстрее.

– А я не уверен. Я понимаю, что ей тяжело, что она любила Куртни, но не надо делать из ребенка отдушину. Сам ее утешай, на то ты и муж, черт бы тебя побрал! И сам исправляй все то, что натворил и налаживай ваши отношения, а не используй для этого ребенка! Вам-то что, вы перебеситесь и успокоитесь, а ребенку травму можете нанести, ведь детская душа такая хрупкая! Пока вы там воюете и деретесь, мы с ним здесь живем легко и беззаботно. Ему хорошо, весело, не переживай.

– Отец… – Джек поднялся и раздраженно стал мерить комнату шагами. – Это мой сын, и я лучше знаю, где ему сейчас надо быть! И это мне решать, а не тебе, я его отец!

– Отец он! – презрительно хмыкнул Джордж. – Да ты даже с бабой своей справиться не можешь, куда тебе сына воспитывать? Чему ты его научишь? Быть таким же идиотом и размазней, как ты?

Джек резко остановился, яростно заиграв желваками.

– Ах ты, старый осел… – выдохнул он возмущенно. – Что б завтра Патрик был здесь, ясно тебе? Или ты никогда его больше не увидишь!

– Да пошел ты, щенок! Еще указывать он мне будет! Это вы его никогда не увидите, если за ум не возьметесь, можешь так и передать своей обожаемой жене!

– Отец, не выводи меня…

– Ой, напугал! С твоим сыном все в порядке, иди лучше, трахни как следует свою жену, что б вся дурь из нее вышла и шелковая опять стала. Тогда и мы с Патриком приедем. И не пытайся сам его забрать, Джек, ты меня знаешь, ребенка я не отдам. Слушай меня, обалдуй, если своя голова не работает, я ж для вас стараюсь… для тебя.

– Я заберу его. И пошел ты к черту, без тебя разберусь!

– Нет, ты его не заберешь. Мы сегодня отправляемся с ним в путешествие. Автостопом. Мальчишка в восторге. Нас с ним ждут приключения, и не пытайся нам помешать, только ребенку настроение испортишь. Мы позвоним через неделю, узнаем, как у вас с Кэрол дела.

И, прежде чем Джек успел что-либо сказать, Джордж прервал связь.

Джек с досадой бросил трубку в кресло и повернулся к Кэрол.

– С ним бесполезно спорить.

Она ничего не ответила, отвернулась и снова уставилась в окно.

– Кэрол… ведь он прав. Рику действительно лучше сейчас с ним, чем с нами. Мы с тобой думаем только о себе. Наш сын будет страдать, если вернется сейчас к нам. Я сам очень по нему скучаю, но так действительно пока будет лучше. Для него. Разве ты не согласна? Или тебе наплевать на Рика?

Она промолчала.

Что ж, придется Джорджу вечно скитаться по свету с Патриком, дожидаясь, пока у нее с Джеком все станет по-прежнему. Они просто шантажируют ее, оба, отобрав у нее ее мальчика.

Спрятав лицо в подушку, Кэрол беззвучно заплакала, чувствуя безумную тоску по ребенку. Как мечтала она прижать его к груди, чтобы его маленькие ручки обняли ее, чтобы он поцеловал ее… Как хотела услышать его голос, увидеть его маленькое хорошенькое личико, красивые ясные глазки… Она бы обняла его и забыла обо всем на свете.

Нора принесла на большом подносе ужин, но Кэрол даже не повернулась, как не просил и не настаивал Джек. Тогда он перевернул ее на спину силой и, наклонившись, поцеловал в губы. Кэрол отвернулась.

Схватив ее за подбородок, он снова повернул к себе ее лицо.

– Не отворачивайся от меня, – тихо сказал он, и в его голосе послышалась ярость, которую он пытался скрыть за спокойствием и мягкостью. Снова наклонившись, он коснулся губами ее шеи, обвивая ее талию руками.

Кэрол с силой оттолкнула его и попыталась вскочить, но он уложил ее на место и уселся сверху. Сорвав с нее блузку и избавившись от своей рубашки, он вздрогнул и побелел от бешенства, когда она вдруг ударила его по лицу. Кэрол попыталась столкнуть его с себя, но он, разозлившись, не позволил ей это сделать.

Несколько минут они яростно боролись, оба задыхаясь от бешенства. Джек с трудом с ней справлялся, потому что в нее опять словно бес вселился. Она отбивалась с той исступленностью и агрессией, какие ему уже доводилось в ней наблюдать. И он все еще поражался этому, как тогда, когда она бросалась на него с ножом, когда дралась с ним, так не похожая на его Кэрол. В самом деле, что с ней произошло, что за дьявол в нее вселился? Откуда столько злобы, столько жестокости и агрессии? Где его мягкая и покорная жена? Так не похожа она была на себя в эти моменты, как будто перед ним был абсолютно другой человек…

Кровь в нем закипела, зашумела в ушах, сердце гневно и злобно колотилось в груди, уязвленное ее нежеланием близости с ним. Ни одна женщина не может его отталкивать, а она – тем более. Как она смеет? Его злость смешалась с сумасшедшей страстью, которая вдруг его захлестнула в их схватке. Никогда ему еще не приходилось драться с женщиной, чтобы ею овладеть, и это подействовало на него опьяняюще, пробудив в нем какой-то совсем первобытный и животный инстинкт, подавив в нем все человеческое. Он хотел одного – взять эту строптивую сучку, чтобы она скулила под ним от удовольствия и знала, кто ее хозяин, и что его нельзя отвергать.

И чем больше она сопротивлялась, тем сильнее он зверел. С его злостью росло его возбуждение, и он вдруг стал получать от происходящего какое-то дикое удовольствие. Заметив, что он улыбается, Кэрол еще больше рассвирепела. Он еще и радуется, гад! Ненависть и гнев переполнили ее, и она схватила со столика настольную лампу и обрушила на него. Он разразился громкими ругательствами, а она смогла, наконец, спихнуть его с себя и вскочить. Она вздрогнула, когда он швырнул лампу о стену, и обернулась.

Он рванулся к ней, и она толкнула ногой столик, перевернув его вместе с подносом с посудой. Он отскочил назад под звон и грохот, затем перепрыгнул через эту преграду и схватил Кэрол.

Нора, ужинавшая в одиночестве на кухне, изумленно застыла на стуле, подняв глаза наверх, откуда доносились крики, ругательства и грохот, словно там рушилась комната. Выскочив из-за стола, Нора бросилась к спальне хозяев и нерешительно застыла под дверью, пытаясь понять, что там происходит. Прикрыв рот ладонью, она в ужасе прислушивалась к драке за дверью.

«Боже, он ее убивает! Что делать-то?» – испуганно думала она, не находя в себе мужества вмешаться. Но любопытство перебороло страх, и она осторожно приоткрыла дверь.

На полу, в хаосе разгромленной комнаты, Джек срывал с отчаянно сопротивляющейся жены остатки одежды. Нора перестала дышать, увидев, как он стащил с себя брюки и, отшвырнув их ногой, набросился на Кэрол. Она яростно закричала, пытаясь вырваться.

«Пресвятая богородица! Вот ненормальные! Перепугали до смерти… – Нора улыбнулась. – Думала, они убивают друг друга, а они так мирятся, видите ли! Чокнутые…»

Она понимала, что нужно закрыть дверь и уйти, но не могла заставить себя это сделать, заворожено наблюдая за безумством на полу, дрожа всем телом от охватившего ее волнения. Никогда она не видела такой страсти, даже в фильмах о любви, которые любила смотреть. И это после пяти лет совместной жизни! Что же было, когда они только познакомились?

Кэрол все еще делала попытки освободиться, но уже не такие рьяные. Она вскрикивала и извивалась под ним, но уже не понятно было, от злости или от страсти. А он походил на дикого зверя, истязающего ее своей похотью, рычащего и стонущего в своем неистовстве, с искаженным от страсти и удовольствия лицом…

Да, именно таким и представляла себе Нора его в постели, необузданным, горячим, властным. Задыхаясь, она наблюдала за сладострастными движениями его молодого гибкого разгоряченного тела, за переливающимися под влажной кожей мускулами, дрожала, слыша его хриплые стоны, которые становились все громче и нетерпеливее. Заметила, как содрогнулась под ним девушка с выражением мучительного наслаждения на лице, и обессилено обмякла, прикрыв глаза. А через мгновенье замер и он, уронив голову ей на плечо. Нора заметила промелькнувшую на его лице самодовольную блаженную улыбку, услышала, как он зашептал о любви, и тут же поспешно прикрыла дверь, испугавшись, что он ее заметит.

Она ушла, зная, что никогда не забудет того, что увидела. Она была уже не молода, и стыдилась своего влечения к хозяину, у которого работала уже столько лет. Она тщательно скрывала это и от него, и от всех остальных, понимая, что он никогда не посмотрит на нее, как на женщину. Все, что она себе позволяла, это мечтать о его объятиях в своей комнате, где никто не мог ее видеть… пока другие, помоложе и посимпатичнее, вкушают любовь этого потрясающего мужчины. Да еще и находят в себе силы ему сопротивляться, как эта молоденькая дурочка, которую он почему-то так любил. Ах, молодая она, ничего еще не смыслит, ни в мужчинах, ни в любви. А она, Нора, жизнь бы отдала за то, чтобы оказаться на ее месте в те минуты на полу, которые она лишь наблюдала со стороны, спрятавшись за дверь. Что ж, каждому свое.

Кому-то любовь, а кому-то предстоящая уборка в разгромленной спальне…

Прошло три дня. За это время Кэрол не сказала Джеку ни слова.

Тихая, молчаливая, безучастная ко всему, она бродила по дому или сидела в спальне.

Она не плакала, но ее глаза казались влажными, как будто в них постоянно стояли слезы. Она ничего не ела, или совсем отказываясь от еды или делая вид, что ест. Когда Нора попыталась с ней поговорить, она в ярости вышвырнула ее за дверь и велела больше не попадаться ей на глаза. Кэрол рассердилась на нее еще до этого, услышав случайно, как та рассказывает Джеку, что «опять звонил мужчина с надорванным хриплым голосом и просил к телефону Кэрол». Кэрол поняла, что это был Тим. Наверное, и Джек это понял.

Позже, когда Нора была одна, Кэрол зашла к ней на кухню, с трудом сдерживая в себе холодную ярость.

– Объясни-ка мне, милочка, почему это ты не зовешь меня к телефону, когда меня спрашивают? И почему говоришь об этом не мне, а Джеку, а?

Нора растерялась.

– Я… я подумала, что вы сейчас не в настроении с кем-то разговаривать, – она совладала с собой и устремила на Кэрол дерзкий вызывающий взгляд. – Я посчитала, что вам сейчас не до мужчин. Извините, если я ошиблась.

В печальных меланхоличных глазах девушки вдруг вспыхнула такая злоба, что Нора невольно отвела взгляд и отошла, делая вид, что у нее полно работы. Но не могла удержаться от желания уязвить ненавистную хозяйку.

– У вас появился новый воздыхатель? А что, Рэй уже прискучил? И как только Джек тебя терпит? Совсем обнаглела… Один пороги оббивает, не прогонишь, другой названивает! Ни стыда не совести. Хорошо, хоть ребенок не видит, как нас осаждают ваши любовники! Зачем же вы так? Не хорошо. Дождетесь, вышвырнет вас Джек за порог.

На губах Кэрол застыла холодная презрительная улыбка.

– Ты так думаешь, Нора? Скорее он вышвырнет тебя, когда заметит, что ты стала забывать свое место, поломойка! Занимайся своим делом, и не забывай, что ты всего лишь прислуга. И если мне кто-нибудь будет звонить, будь добра пригласить меня к телефону. Тебе понятно?