Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 43 страниц)

– И… что ты можешь о нем сказать? Даяна говорит, он очень изменился.

– Ну, если она ожидала увидеть десятилетнего мальчика, то естественно, что она разочаровалась, – засмеялся Джек. – Как я могу ответить на твой вопрос, если вчера я видел его впервые в жизни? Скажу только, что он мне не понравился.

– Почему?

– Не знаю, но почему-то не понравился. Может, потому что на вид он один, а внутри совсем другой. Люди с обманчивой внешностью всегда настораживают, особенно волки в овечьих шкурах.

– Думаешь, Тимми такой? – с сомнением возразила Кэрол. – Но он был добрым и открытым мальчиком.

– Я не знаю, каким он был. Может, его невинная ангельская внешность уже тогда вводила в заблуждение. Но взгляд у него совсем не ангельский. Кстати, ты знаешь, что он был на войне снайпером?

– Нет. А ты откуда знаешь? Он тебе что-то рассказывал?

– Да, конечно, из него слова не вытянешь. Я сам навел кое-какие справки, из любопытства, – он лукаво улыбнулся жене. – Ты же знаешь, иногда я бываю очень любопытным.

– Не иногда, а всегда. Ты всегда и везде суешь свой симпатичный нос, удивительно, что его до сих пор не отхватили! – ласково проворчала она. – И что ты накопал про Тимми?

– Твой ангелочек первоклассный убийца, и его очень ценили в армии. Только после второго ранения, которое пришлось в голову, у него появились проблемы с координацией, поэтому военачальники помахали ему ручкой и вышвырнули из армии.

– Бедный Тимми!

– Вот и представь себе – смотрит так, будто целится в тебя и примеряется, куда пулю пустить, хотя нет ни капли злости или неприязни, а просто равнодушная привычка. Невыносимый взгляд, у меня аж мурашки по спине бегали… Мне даже показалось, что у него под курткой пистолет, представляешь? Не удивительно, что он мне не понравился. Мне казалось, что стоит мне отвернуться, и он пустит мне пулю в голову… просто так, по привычке.

– Да, ладно тебе, Джек, не надо мне этакого монстра рисовать, навыдумывал, чтобы я с Тимми не хотела увидеться!

– Да увидься, если так хочется. Я ревновать не буду, после того, как рожу его увидел. В постель к нему только с закрытыми глазами и ложиться, – Джек ухмыльнулся. – На ощупь он, может, и приятен, а на вид… Хотя, я ему сочувствую, не сладко, наверное, жить, когда женщины от тебя отворачиваются. А был бы красивым парнем, если бы поганая метла по нему не прошлась…

– Не говори так, Джек, не надо, – тихо сказала Кэрол.

– О, только не надо его жалеть! Может, еще и приласкаешь его, несчастного, дашь ему то, чего не хотят давать другие женщины? Не переживай, для того и существуют профессиональные шлюхи, были бы деньги. А деньги у этого парня есть, пока. Может, найдется девчонка, которая выйдет за него, и не за таких выходят. А жалость ему не нужна, он к ней не привык, гордый, сразу заметно. Зак поможет ему с документами, и пусть живет себе спокойно, где-нибудь от нас подальше. Второго влюбленного в тебя поклонника мне не нужно, мне и одного хватает…

Бросив взгляд в зеркало, Джек поправил волосы и, приблизившись к Кэрол, запечатлел на ее губах нежный поцелуй.

– Ну, все, я пошел. Увидимся вечером. Я завезу Патрика в школу.

Захватив ручку, он вышел из комнаты.

Полежав некоторое время, Кэрол с неохотой встала, услышав, как запищал на столике телефон. Это была Куртни.

– Доброе утро, Кэрол. Как ты себя чувствуешь? Полегчало?

– Да… вроде бы…

– Ты придешь сегодня на работу?

– Да. Я уже собираюсь. Извини, я опоздаю, Джек меня только что разбудил.

– А как он себя чувствует?

– Сегодня выглядел веселым, бодрым.

– Когда будут результаты анализов?

– Завтра.

– Боже, хоть бы все было в порядке! – вздохнула Куртни. – Ладно, встретимся в офисе, там и поговорим.

Положив трубку, Кэрол накинула пеньюар и вышла из комнаты.

Ежась от озноба, хотя в доме было тепло, она спустилась на первый этаж и направилась в кабинет Джека. Вокруг было пусто и тихо. Джек и Патрик уехали. Нора, скорее всего, отправилась за продуктами, что обычно делала в это время. И Кэрол вдруг почувствовала себя ужасно одинокой и всеми покинутой, оставшись один на один с правдой, горькой или нет, которая либо освободит ее от тяжести подозрений, вернув мир и спокойствие в ее сердце, либо станет очередным ударом.

Войдя в кабинет, она решительно подошла к рабочему столу Джека и взяла в руки серебряную ручку, которая стояла на подставке отдельно от всех остальных ручек и карандашей. Замерев, она долго смотрела на поблескивающую гладкую поверхность ручки. И лицо ее стало приобретать такой же цвет…

Та самая ручка. Та самая царапина, оставленная скрепкой в квартире Даяны. «Должно быть, любовник обронил. Надо будет вернуть». Любовник. Любовник.

Никогда раньше Кэрол не воспринимала это слово с таким отвращением и горечью, какими теперь отозвалось оно в ее душе. Любовник. Какое мерзкое, грязное, противное, отвратительное слово. И имя Джек показалось ей не менее отвратительным. И он сам.

С яростным воплем она бросила ручку через всю комнату. Ударившись о стену, та упала на пол и закатилась под стеллаж. А Кэрол упала на колени и, вцепившись в волосы, истошно закричала.

Распластавшись на полу и громко рыдая, она не видела, как открылась дверь и на пороге показалась перепуганная ее криком Нора. Побледнев, она молча смотрела на безутешно плачущую девушку. Поддавшись порыву, Нора шагнула к ней, но затем отступила назад и, печально понурив голову, бесшумно вышла, закрыв за собой дверь.

Через некоторое время Кэрол на ватных ногах вышла из кабинета и вернулась в спальню. Тщательно умывшись, она причесалась и медленно оделась.

Нора, спрятавшись за колонной в холле, с тревогой наблюдала, как девушка спустилась по лестнице и вышла на улицу, бледная, с застывшим, скованным страданием лицом и блестящими от слез глазами. Впервые в жизни Нора видела, чтобы Кэрол вышла из дома не подкрашенной, с небрежно лежащими волосами.

До той самой минуты, когда оказалась под дверями квартиры Даяны, Кэрол не могла совладать с собой и остановить слезы, безудержно бегущие по лицу. Люди смотрели на нее, а она отворачивалась и прикрывала лицо рукой, но взять себя в руки не могла.

Долго стояла она под дверью, нажимая кнопку звонка, хоть никто и не открывал. Она чувствовала, что Даяна там, но не хочет с ней встречаться.

Прижавшись лбом к двери, Кэрол застонала.

– Ну, почему? Даяна, почему?

Ей показалась, что за дверью кто-то всхлипнул.

Отвернувшись, Кэрол ушла. Странно. Даяна сама открыла ей правду, а теперь отказывается поговорить.

Может, боится? Или стыдно? А может, ей нечего сказать?

Весь день Кэрол бесцельно бродила по Лос-Анджелесу. Подолгу сидела то в одном кафе, то в другом, попивая крепкий коньяк, чтобы унять нервную дрожь и успокоится.

К вечеру она вернулась домой, еле стоя на ногах, но веселая, улыбающаяся. Безудержно хохоча, она на подкашивающихся ногах прошла мимо хмуро смотрящего на нее мужа, пропуская его вопросы мимо ушей и, упав на кушетку, мгновенно отключилась.

Утром она проснулась с ужасной головной болью в спальне.

Поднявшись, она, покачиваясь, отправилась в душ. Джека уже не было. Искупавшись и почистив зубы, она вернулась в постель и закрыла глаза.

Ее покой нарушила появившаяся в дверях Куртни.

– Ну? – требовательно спросила она, опускаясь на край постели.

Девушка заползла под подушку, не ответив.

– Где ты вчера была весь день? Джек места себе не находил, когда узнал, что ты собиралась на работу и не появилась там. Как сквозь землю провалилась! Отвечай, чего спряталась?

Стащив с девушки подушку, Куртни наклонилась и заглянула в бледное осунувшееся лицо.

– Ты что, вчера пила? – сморщив нос, удивилась Куртни. – А ну, рассказывай, что произошло? Вы что, опять с Джеком поссорились?

– Нет.

– Тогда что?

– Ничего. Все в порядке.

– Девочка, кому ты врешь, да еще так нагло? Что он сделал на этот раз? Опять перезахоронил Мэтта?

Кэрол вдруг села и устремила на Куртни внимательный грустный взгляд.

– Скажи, Куртни, ведь ты так любишь Рэя, как же ты можешь вынести то, что он бывает с другими женщинами?

Куртни побледнела, сразу все поняв. Опустив голову, она обескуражено покачала ею.

– Почему ты с этим миришься? Почему терпишь? Это же… это же невыносимо! И так унизительно, – шептала Кэрол, и голос ее дрожал от боли и отчаяния. – Я все время задавалась этим вопросом, никак не могла понять, как ни старалась. Я думала, что никогда не смогу тебя об этом спросить. Ты такая сильная мужественная женщина… почему ты позволяла ему так с собой поступать все то время, что вы были вместе?

Куртни помолчала. Лицо ее потемнело.

– Когда я выходила за Рэя замуж, я знала, что он меня не любит и никогда не полюбит, знала, что он идет на это только для того, чтобы обеспечить себе ту жизнь, о которой мечтал – без нужды и забот. Я знала, что он приносит себя в жертву ради роскошной жизни, знала, что он добровольно залетает в золотую клетку, где будет иметь все, но все равно будет несчастлив, обрекая себя на жизнь с той, которая ему даже не интересна… Но я думала только о себе и о своих желаниях, потому что на самом деле я страшная эгоистка, моя девочка. Потому и расплачиваюсь за свой эгоизм. Ведь я даже теперь не хочу его отпускать, видя, как несчастен он со мной, что несчастна я сама от этого. Когда я его встретила, я влюбилась в него с первого взгляда, влюбилась, как ненормальная. В него нельзя было не влюбиться. Я просто проходила мимо спортивной площадки и увидела, как он играет в футбол с друзьями. И я стояла и смотрела, потому что не могла отвести от него взгляд. И в тот момент я поклялась себе, что он станет моим. Навсегда. Он был совсем еще мальчиком, обездоленным детдомовцем, который вышел в этот мир и не знал, как в нем жить. И ухватился за меня, как за спасительную соломинку, которая не даст ему утонуть. А я этим воспользовалась. Я знала, что он влюблен в другую девушку, с которой рос в детдоме, в твою мать, но это не только не поколебало меня, но наоборот, я с еще большим рвением отняла его у нее. Я поломала его жизнь, свою, и жизнь Элен, которая махнула рукой на жизнь и на себя, потеряв его. Как видишь, мы с ним оба расплачиваемся за свое малодушие, я за эгоизм, он за корысть. Я не виню его в том, что он ищет за пределами дома то, что не может найти в доме – любовь и страсть. Я не могу его заставить себя любить и желать. Но и отдать другой женщине не могу. Мой эгоизм силен и по сей день. Он спит с женщинами, но он не любил ни одну, для него это развлечение, азарт, вкус жизни. Но я знаю, что он хочет любви, а я не могу ему это позволить, не могу отдать его той, которую бы он любил, как никогда не любил меня. Потому что привыкла считать его своим, и в своей обиде на то, что он не дал мне любви, жестока. Что-то вроде того, знаешь – не захотел любить меня, не сможешь любить никого, – Куртни горько улыбнулась. – А что до того, что измены унижают… Я сама себя унизила так, как никто и никогда, в тот день, когда выходила замуж за человека, зная, что он не хочет меня, покупая его, пользуясь его безысходностью и неумением приспособиться в жизни. Я сама себя обрекла на все это. И я никогда не жаловалась. Я хотела, чтобы он был со мной, я этого добилась. И как тогда, так и теперь я живу с ним, зная, что он любит другую женщину и страдает от этого.

– Но ведь мама умерла, – тихо заметила Кэрол.

– Я говорю не о ней.

Встретившись с глазами Куртни, Кэрол почувствовала, как загорелось лицо. Но Куртни взяла ее за руку и погладила, спрятав наполненные болью глаза.

– Ты не виновата. Он просто перенес свою любовь к Элен на тебя, ведь вы с ней так похожи. И его я не виню. Может быть, где-то в глубине души, если быть честной самой с собой, я его даже жалею. Одному Богу известно, что тяжелее – быть с любимым человеком и страдать оттого, что он тебя не любит, или жить с нелюбимой и страдать от безнадежной любви к той, с которой навсегда разделен.

Они долго молчали. Потом Кэрол прижалась щекой к ее коленям и заплакала, омывая их слезами.

Куртни с нежностью гладила ее по затылку.

– Наверное, ты ненавидишь меня, – шепнула Кэрол.

– Нет. Я не могу тебя ненавидеть. Ты забрала его сердце, но оно никогда не было моим. Мне принадлежит его тело, а его ты никогда брала. И не возьмешь, я знаю. И он знает. И он меня за это ненавидит. Потому что из-за меня ты никогда не примешь его любовь. И я его ненавижу. Ненавижу за то, что он заставил меня ревновать к тебе… За то, что вторгся между нами, возжелав ту, что стала мне дочерью.

– Я принесла тебе столько боли… я никогда себе этого не прощу. Лучше бы я никогда не приезжала в твой дом, не вторгалась в твою семью… – Кэрол сжалась в комочек, как побитый щенок.

– Это бы ничего не изменило… разве что, я так и осталась бы одинокой, никому не нужной женщиной, зацикленной на неверном муже. Ты принесла радость в мой дом, ты оживила его. А теперь ты подарила мне Патрика. И теперь я знаю, что мне не угрожает тоскливая одинокая старость, потому что у меня есть вы – ты и Патрик. И поверь мне, это самая большая радость в моей жизни, самая большая удача.

Оторвав Кэрол от колен, Куртни обняла ее.

– Послушай, что я скажу тебе, девочка. Изначально я была против того, чтобы ты была с Джеком, но я поняла, что он любит тебя и ценит вашу семью. Я знаю, что тебе с ним нелегко, но до сих пор ты справлялась. Даже если у него и были связи с другими женщинами, это не значит, что он тебя разлюбил. Многие мужчины изменяют женам, которых искренне любят, разделяясь на любовь и просто секс. Но не все жены готовы с этим мириться и прощать неверность. Это уже кто как. Но не обвиняй Джека, пока у тебя остается хоть капля сомнения в его неверности. Я знаю, что у него не растут за спиной ангельские крылышки, но я так же знаю, как он умен и хитер. Я уверена, если бы он действительно тебе изменял, ты бы никогда об этом не узнала. Он бы никогда не допустил, и уж он-то в состоянии справиться с таким банальным и простым делом, как сокрытие измены, и не быть разоблаченным и пойманным такой простушкой, как ты!

Засмеявшись, Куртни потрепала ее волосы. Кэрол улыбнулась, почувствовав, как полегчало на сердце от ее слов.

Она привела себя в порядок, и они с Куртни, выпив чая на кухне, поехали в офис. Вскоре туда позвонил Джек.

– Ну, хоть сегодня ты мне объяснишь, что с тобой происходит? – сердито проворчал он в трубку. – Где и с кем ты вчера целый день шлялась, а? И кто тебя так напоил?

Услышав в его голосе ревнивые нотки, Кэрол почувствовала ни с чем несравнимое удовольствие. Но она не знала, что ему ответить. Она не успела придумать объяснение. Пусть помучается, поревнует…

– Мне сейчас некогда разговаривать, Джек. Поговорим вечером дома.

– Ну, хорошо. Надеюсь, сегодня ты никуда не сбежишь?

– Нет, не беспокойся.

– Намерена целый день провести в офисе? – наседал он.

– Да, я буду здесь.

– Я еще позвоню… проверю. И скажу Куртни, чтобы никуда тебя больше не отпускала. Мне вчерашних сюрпризов больше не надо! А вечером тебе придется объясниться, так что подготовься, – довольно угрожающим тоном сказал он, но Кэрол лишь горько усмехнулась в ответ и положила трубку. Хотела бы она выслушать его объяснения. Только это все равно ничего не даст. Если он изменяет, он все равно выкрутится и не признается. И тогда она уж точно никогда не узнает правду. Она ломала голову над тем, как вести себя дальше и что делать, когда раздался телефонный звонок, и она услышала в трубке голос Даяны, сдавленный и дрожащий.

– Приезжай ко мне, прямо сейчас. Только ради Бога, не выдавай меня ему… он меня убьет… Но я… я так больше не могу.

И связь оборвалась.

Дрожащими пальцами Кэрол набрала номер офиса Джека. Секретарь сказала, что он недавно ушел.

– А куда, он не сказал?

– Нет. Но сказал, что сегодня уже не вернется.

– Спасибо.

Бросив трубку, она схватила сумочку и, выскочив на улицу, прыгнула в первое попавшееся такси, которое помчало ее в аэропорт. Ее всю трясло, и она ничего не соображала. И только в Лос-Анджелесе она стала приходить в себя и сразу же усомнилась в том, что поступает правильно. Может быть, это какая-нибудь хитрая ловушка, подстроенная Даяной, дабы разрушить ее семью, а она покорно в нее бежит, как слепая, обезумевшая от ревности дура? Даже если Джек там, это еще не значит, что он любовник Даяны. Она могла заманить его туда обманом, как и ее. Позвонить и сказать ему что-то вроде того, что и ей. Мол, хочешь убедиться в неверности своей жены, приезжай, она встречается со своим любовником у меня дома, а я, как подруга не могу ей отказать, но «так больше не могу». Кэрол вдруг испугалась. А вдруг в квартире Даяны сейчас находится какой-нибудь мужчина, она туда придет, и в этот момент заявится Джек, и тогда уже ей, а не ему, придется выкручиваться из этой ситуации.

Кэрол два раза разворачивалась и шла в обратную сторону, но все же, в конце концов, оказалась у дверей Даяны. Не будет ей покоя, если она уедет и так и не узнает правду. Она протянула было руку к звонку, но заметила, что дверь приоткрыта, и оттуда доносятся голоса. Ее обдало жаром. Она узнала голос Джека.

Открыв двери, она бесшумно вошла и замерла на месте с гулко колотящимся сердцем. Даяна и Джек, как вроде не будучи знакомы, ругались в соседней комнате друг с другом совсем не как незнакомые и чужие…

– Джек, милый, я клянусь тебе, я ничего ей не говорила! С чего ты взял, что она что-то знает? Откуда ей знать?

– Откуда? – огрызнулся он грубо. – Только от тебя, больше никак!

– Я ничего не говорила. Тебе просто показалось, что она…

– Мне не показалось! Я хорошо ее знаю! И я хочу знать, какое отношение ко всему этому имеет моя ручка.

– Господи, какая еще ручка?

– Которую она мне подарила на годовщину! Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Ни с того ни с сего вдруг спросила, не потерял ли я ручку, а когда узнала, что потерял, отреагировала так, будто горе какое-то на нее обрушилось, сжалась вся, оцепенела, лицо спрятала, чтобы я не заметил. Три дня просидела в спальне, не выходила. Смотрит на меня все время украдкой, так пристально, как зверек раненный. Кажется, говоришь? Почему то, что я потерял какую-то ручку, так сильно ее расстроило? А когда я ей эту ручку принес, она испугалась и совсем не обрадовалась. И пропала на целый день, и заявилась вечером пьяная в стельку! А ручка моя опять пропала. Так что, давай, будь добра, объясни мне все это.

– При чем здесь я? У нее и спроси!

– Послушай, ты дурака из меня не делай. Думаешь, я не понял? Не ты ли стащила у меня эту ручку и сделала так, чтобы Кэрол обнаружила ее ненароком здесь? Когда она была у тебя? Да вот же, совсем не давно, так ведь? И она увидела здесь мою ручку, не так ли? А ты потом подложила ее в папку, дабы, я, дурачок, ни о чем не догадался!

– Джек, это бред! Как бы я положила ее тебе в папку? Ты сам ее туда положил и просто забыл или не заметил.

– Да, конечно, вот такой я идиот! Положил и забыл! А зачем ты вчера приезжала ко мне в офис, а?

– Потому что я соскучилась.

– Нет, для того, чтобы засунуть ручку в папку!

– Да нет же, Джек!

– Я тебе говорил, чтобы ты не смела звонить мне и приходить ко мне в офис, какого хрена ты приперлась? Нервы потрепать мне решила?

– Джек, но никто ничего не понял, к тебе же приходит много людей по работе…

– Заткнись! Я предупреждал тебя, чтобы ты не лезла в мою жизнь, в мою семью!

– Но я и не лезу. Если Кэрол о чем-то и догадывается, то не по моей вине. В конце концов, Джек, не такая уж она и дура…

– Да ей бы в голову такое даже не пришло, если бы не ты!

– Джек, ну почему ты так боишься, что она узнает? Сколько можно ее обманывать?

– Ты права. Больше мы с тобой не увидимся, никогда.

– Нет, я не это имела в виду. Оставь ее, Джек, ну чего ты так в нее вцепился? Пусть узнает о нас, и уйдет. И мы сможем быть вместе.

– Фу, ну что ты несешь? У нас семья, она моя жена и я не хочу, чтобы она уходила! Не начинай опять свое нытье, ты меня уже достала!

– Но разве она единственная женщина, которая может быть тебе женой? Мы создадим свою семью, я рожу тебе детей.

– У меня уже есть и жена, и семья, и ребенок. Я тебе уже говорил, чтобы ты даже не думала лезть в мою жизнь. Если ты мне навредишь, я тебя убью, ясно тебе?

– Но почему ты так жесток со мной? Почему ее жалеешь, а меня нет? Чем я хуже? Ведь я намного красивее ее. Она тебе не ровня. Она ничего собой не представляет, всю жизнь только и делала, что с одной шеи на другую перескакивала. А я… я столько добилась, сама, я сделала карьеру, я популярна, знаменита, как и ты. Тебе не кажется, что я больше подхожу тебе? Почему ты женился на ней, а не на мне?

– Хватит, Даяна, не зли меня своими дурацкими вопросами!

– Ах, Джек, какой же ты упрямый! Только она тебя все равно бросит, вот увидишь, потому что она никогда тебя не любила! Она всегда любила и будет любить только Мэтта, уж я-то, ее лучшая подруга, как никто другой об этом знаю! А я тебя люблю, больше жизни люблю! – рыдала Даяна.

– Мэтт мертв. Она любит меня.

– Но все равно бросит, когда узнает о том, что мы вместе! Она не простит тебя, я знаю! Это она только с виду такая мягкая и покладистая. Размозжит тебе голову, как несчастной Кэт, и поделом тебе, скотине!

– Хватит чушь нести! Голова уже от тебя разболелась. Так, помолчи и послушай теперь меня. Ты исчезаешь из нашей жизни, понятно? Обрываешь вашу нелепую дружбу, и забываешь меня, ясно тебе?

– Ты что, с ума сошел?

– Нет, не сошел. Собирай вещи и улетай куда-нибудь подальше. Я не хочу, чтобы из-за тебя разрушилась моя семья.

– Как же так, Джек? Ведь мы столько лет были вместе, а теперь ты гонишь меня? Почему меня, а не ее?

– Господи, Даяна, мы никогда не были «вместе», не выдумывай! За этот год мы всего-то пару раз виделись…

– Ну и что? Виделись же. Значит, мы нужны друг другу, как бы ты не противился! Ведь ты помнишь обо мне, ты приходишь ко мне и наставляешь рога своей обожаемой и драгоценной жене! Или я не единственная, с кем ты ей изменяешь? Думаешь, я не знаю, что ты напропалую трахаешь почти всех красоток, которые тебе попадаются? Уж я-то не такая дура, как она, мне голову ты не заморочишь!

– Да, только от тебя сцен ревности я терпеть не намерен. Я все сказал. И учти, я тебя предупредил. Сделаешь так, как я велю, или я сам позабочусь о том, чтобы ты исчезла из моей жизни…

– Джек, ну подожди, не уходи! Не обижайся, пожалуйста, ты же знаешь, это я сгоряча все говорю. Прости меня. Хорошо, я сделаю так, как ты хочешь. Ты же знаешь, я всегда делаю то, что хочешь ты, и никогда – того, чего хотелось бы мне. Потому что я тебя люблю. Безумно люблю. Не оставляй меня, пожалуйста, я этого не переживу.

– Даяна, я тебе никогда ничего не обещал, и мы ничем друг другу не обязаны, разве ты забыла? – его голос смягчился. – Ну, не плачь. Мне больно видеть твои слезы. Найди себе мужчину и выходи замуж. Это все, что я могу тебе сказать.

– Но мне никто не нужен, кроме тебя, любимый. Как, как мне это пережить, как с этим справится? Ах, Джек, ну почему все так несправедливо в жизни? Почему я должна отказаться от тебя, почему должна так страдать? Ради любви к тебе я предала Кэрол, а ведь ближе ее у меня никого не было и нет… И что же, получается, я зря принесла такую жертву? Для чего – чтобы потерять тебя? Ты разбиваешь мне сердце, ломаешь мою жизнь ради нее. Почему, почему? Почему ты не хочешь быть со мной?

– Ну, перестань, не начинай опять. Я уже все тебе объяснял тысячу раз.

– Я ненавижу ее.

– Не говори так.

– Она отобрала тебя у меня! Ну зачем мне теперь жить? Джек, умоляю, будь со мной. Я буду любить твоего сына, как родного, мы вместе будем его растить, и у нас будут еще дети! Я буду хорошей матерью и женой, лучше, чем она, потому что в отличие от нее, я тебя люблю! Ты мучаешь нас обеих. Отпусти ее, пусть идет к Рэю. Он сто лет уже по ней сохнет.

– Заткнись! – разозлился Джек.

– Не делай вид, что ты ее ревнуешь. Ведь ты не любишь ее, она тебя просто устраивает, потому ты ее и выбрал в жены. Но тебе с ней скучно и не интересно, как в жизни, так и в постели…

Прижимаясь спиной к двери, Кэрол зажмурилась, чувствуя, как горячие слезы заливают лицо. Это оказалось невыносимым. Хотелось убежать и больше не слышать ни слова. Но она не могла пошевелиться, тело онемело, отказываясь подчиняться. Стало трудно дышать, а к горлу подкатывала противная тошнота.

– Да что ты понимаешь! – услышала она усталый голос Джека.

– А что тут понимать? От нее ты бежишь ко мне, ты сейчас стоишь здесь, со мной, а не с ней у себя дома! И у тебя еще может повернуться язык сказать, что ты ее любишь? Не надо, молчи, я не хочу это слышать.

– Я пришел, чтобы разобраться в том, что ты успела натворить за моей спиной, чтобы просветить Кэрол. И предупредить в последний раз, что если она о чем-нибудь узнает, ты об этом очень пожалеешь.

– Я знаю, Джек, не пугай меня, ты и так меня запугал достаточно за все эти годы. Я молчала раньше, почему ты думаешь, что я теперь поступаю иначе?

– Потому что я это знаю.

– Ты ошибаешься.

– Я не ошибаюсь, и я не собираюсь с тобой спорить. Мне пора.

– Нет, ну куда же ты? Неужели ты меня даже не поцелуешь? Разве ты не соскучился?

– Даяна, все, хватит. Все кончено.

– Но раз уж ты пришел… раз это наша последняя встреча… побудь со мной, в последний раз. Ты же сам хочешь, я вижу. Пусть нам запомнится этот день не только одной болью и горечью…

Наступила тишина. Открыв глаза, Кэрол оторвалась от двери. Лицо ее вдруг полыхнуло жаром, а сердце яростно забилось в груди. Кровь в ней вскипела и забурлила, а челюсти задрожали так, что застучали зубы.

На негнущихся ногах она решительно пошла вперед. В гостиной уже никого не было, но на стуле лежал небрежно брошенный пиджак Джека. Подойдя к спальне, она медленно отворила дверь. Ей казалось, что все происходит во сне, а не в реальности. Оцепенев, она с удивлением смотрела на Джека, который сидел на постели, целуя примостившуюся у него на коленях полуголую Даяну. Ошарашено Кэрол смотрела на его руки, ласкающие ее обнаженную грудь, на ее руки, которыми Даяна стаскивала с него рубашку. И вдруг помимо воли, у Кэрол вырвался из груди хриплый стон, и она схватилась за дверь, чтобы не упасть, когда словно все силы разом покинули ее тело.

Джек вздрогнул и посмотрел на нее поверх голого плеча Даяны.

Кэрол выпрямилась и встретилась с его глазами. Он резко побледнел, потом вспыхнул и залился густой краской. А в глазах его промелькнуло выражение, напоминающее ужас. И он вдруг резко столкнул с себя Даяну, да с такой силой, что она упала на пол. Обернувшись, та посмотрела на Кэрол и закричала:

– Скажи ему, что это не я! Скажи, что я не виновата, что ты сама пришла! Скажи, что я тебе ничего не говорила!

– Сама и скажи, – Кэрол удивилась своему ровному спокойному голосу. Боль вдруг ушла, а силы вернулись, и Кэрол обнаружила, что стоит прямо и смотрит Джеку в глаза. А он не выдержал и отвел взгляд. Тогда она развернулась и вышла, уверено и спокойно. Вид распластанной на полу голой Даяны рассмешил ее, и она не смогла сдержать смех. Боже, как глупо они выглядят! Зачем он оттолкнул Даяну, когда она все равно уже увидела их вместе. «Это не я! Я не виноват! Она сама!» – только этих слов ему еще и не хватало. Красный, как свекла. И никогда еще Кэрол не видела его таким перепуганным. Когда она подходила к входной двери, ее уже разбирал безудержный хохот, и она не могла остановиться. Никогда в жизни ей еще не было так смешно. И никогда ее смех не был таким горьким и невеселым. Она смеялась, а из глаз ее хлынули слезы.

– Кэрол!

Услышав его голос, она рванулась к лифту и нажала кнопку вызова.

– Кэрол, подожди!

Она вскочила в лифт как раз в тот момент, когда Джек вылетел из дверей.

– Стой!

Он подскочил к лифту, но двери сомкнулись прямо у его носа. Кэрол услышала, как он с силой ударил по двери лифта и разразился ругательствами. Подняв руку, она с кривой болезненной улыбкой помахала ему, не задумываясь над тем, что он не видит ее.

И вдруг грудь ее сдавило страшной силой, горло перехватило, и она не могла ни вздохнуть, ни закричать. Горечь и отчаяние так переполнили ее, что Кэрол показалось, что они ее задушат. Она умрет прямо здесь, в лифте, на радость этим двум подлецам. Двери лифта разошлись, и Кэрол бросилась на улицу, на свежий, спасительный воздух, потому что здесь нечем дышать, и воздух какой-то горький и тошнотворный…

Выскочив через парадные двери, она столкнулась с высоким мужчиной с такой силой, что ее отбросило назад, и только молниеносная реакция незнакомца уберегла ее от падения, когда он успел схватить ее и удержать на ногах.

– Простите, – чуть слышно пролепетал он смущенно странным голосом, очень низким и хриплым, как будто надорванным.

Даже не взглянув на него, Кэрол вырвалась и побежала дальше, не отдавая себе отчета в том, куда и зачем. Потом на глаза ей попалась какая-то лавочка и, сев на нее, она спрятала лицо в ладонях. Она сидела так, пока к ней не подошел полицейский и вежливо поинтересовался, не нужна ли ей помощь. Тогда она встала и, поймав такси, поехала в аэропорт. Она знала теперь, куда идти и кому излить свою безумную боль.

А некоторое время спустя она уже сидела на тихом маленьком кладбище и горько плакала, прижимаясь щекой к холодной надгробной плите.

– Эмми, Эмми, утешь меня. Объясни мне, почему? Объясни, я не могу понять – почему?

Но Эмми молчала и лишь с нежностью и любовью смотрела на нее с фотографии на надгробье своими красивыми черными глазами. А Кэрол жалась к ней, ища спасения. Вокруг нее снова были одни руины, весь мир снова обрушился, и только это надгробье всегда стояло не рушимым. Это было единственное в ее жизни, что не поддавалось страшным ударам и выстаивало, когда все вокруг крушилось. И Кэрол казалось, что если она будет держаться за этот холодный камень с фотографией ее дорогой Эмми, то и она тоже выстоит и не упадет…

Уже темнело, и Кэрол с неохотой подумывала о том, что пора уходить, когда вдруг увидела Даяну. Высокая и стройная, с длинными развевающимися на ветру волосами, она красивой походкой приближалась к ней, держа в руках большой букет цветов. Ее фигура была не менее прекрасна, чем ее лицо. Она была выше Кэрол на целую голову, но, не смотря на высокий рост, казалась хрупкой и очень нежной. Ее можно было назвать худощавой и тонкой, но не худой. Все в ней было красивым, казалось, не было ни одного изъяна, только одно совершенство. Прямая осанка, высокая налитая грудь, осиная талия, плавный изгиб бедер, крепкие ягодицы и длинные стройные ноги. Зная все достоинства своего тела, Даяна в основном всегда носила тесную, плотно облегающую ее соблазнительные формы одежду, и наслаждалась жадными взглядами мужчин, которые поедали ее голодными глазами с широко открытыми от изумления и восторга ртами. Вот и сейчас на ней была шелковая блузка с глубоким декольте, а узкие вельветовые брюки подчеркивали тонкость ее талии и совершенство ног. И только походка ее была не такой уверенной и безупречной, как обычно, из-за того, что тонкие высокие каблуки ее дорогих туфлей проваливались в мягкую землю, заставляя ее идти на носочках, чтобы не потерять равновесия.