Текст книги "Где я, там смерть (СИ)"

Автор книги: Марина Сербинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

Кэрол удивленно посмотрела на пса и растерянно проговорила:

– Прямо сокровище, а не собака.

– Это точно!

Он перестал улыбаться и устремил на нее робкий взгляд.

– Я… я приехал, чтобы принести тебе свои соболезнования. Я звонил, но эта женщина… домработница, сказала, что ты не желаешь подходить к телефону.

– Нет, Тим, она просто ничего мне не сказала. Я бы подошла, – она низко опустила голову, пряча заплаканное лицо. – Спасибо, что приехал. И извини, что я вот так… что убежала.

– Ничего, от нас со Спайком не убежишь, – пошутил он.

– Я просто хотела побыть одна.

– Плохое место ты выбрала для уединения. Тебя может обидеть здесь какая-нибудь шпана. Опасно такой красивой девушке одной забредать в такие закоулки.

Кэрол промолчала, продолжая смотреть себе под ноги. Тим протянул ей руку.

– Пойдем, поищем другое место… менее грязное и зловещее.

Но она качнула головой и снова присела, обхватив плечи руками и прислонившись к стене. Смущенно постояв на месте, Тим тоже присел и нерешительно прикоснулся к ее руке. Он не знал, что сказать. Он не умел утешать. Кэрол медленно опустила голову ему на руку, снова сев на землю, и замерла. Тогда он тоже уселся прямо в пыль и хотел погладить девушку по голове, но не решился, побоявшись повредить красивую прическу. Поколебавшись, он погладил ее по плечу.

Посмотрев на них, Спайк улегся рядом и, тяжко вздохнув, будто понимал, что происходит, положил голову на передние лапы. И так они долго сидели, почти не двигаясь, пока Тим не прервал молчание.

– Кэрол… а поехали домой?

Она подняла голову и взглянула на него.

– Куда?

– Домой. В Фарго. Погуляем, сходим на озеро, к нашей хижинке… вернее, туда, где она раньше была. Вспомним наше детство. Я всегда скучал по той поре… потому что только тогда я был счастлив. Когда был совсем маленьким. Там похоронены мои родители. С тех пор, как меня увезли в Израиль, я навещал их всего один раз, когда искал Даяну. Знаешь, я их совсем не помню. Но бабушку помню хорошо. Я так мечтал вернуться, а когда вернулся… оказалось, что и возвращаться было не к кому. Разве что к мертвым. Город родной, но такой чужой, такой пустой… И как будто не я был тем мальчиком, что когда-то там жил… Знаешь, Кэрол, ведь я теперь совсем другой. Ты даже не представляешь себе, насколько другой. Ведь у меня даже имя другое. Я давно уже не Тимми Спенсер. И мне так непривычно, когда ты и Даяна называете меня этим именем – Тим. Оно мне такое чужое, как и не мое. Ведь женщина, которая меня украла, в подделанных на меня документах дала мне другое имя и фамилию. И национальность. Я гражданин Израиля. И зовут меня Ноэль. Ноэль Мидони.

Глаза Кэрол расширились от удивления.

– Ноэль?

– Да. Или Нол, так меня называют. И я еврей.

Мгновенье она оторопело смотрела на него, позабыв обо всех своих печалях, и вдруг прыснула от смеха.

– Еврей? – повторила она и расхохоталась.

Тим обрадовался, что смог ее рассмешить, и тоже засмеялся.

– Да, смешно, – согласился он не без доли горечи. – Но так оно и есть. Вот так можно стереть с лица земли одного человека, Тимми Спенсера, например, и создать из ничего другого, Ноэля Мидони. И попробуй, докажи, что я тот, кто официально умер четырнадцать лет назад.

– Джек отказался тебе помочь?

– Да я и не спрашивал. Само собой, я думаю. Но, если честно, мне все равно кем быть – Тимом или Ноэлем, лишь бы из страны не турнули. В Израиль возвращаться не хочется. Хочу быть американцем.

– Сейчас… подожди, – Кэрол покопалась в сумочке и достала ручку и блокнот. Написав номер телефона Уильяма Касевеса, она протянула листик Тиму.

– Вот, этот человек тебе поможет. Это мой друг. У него обширные связи, для него твоя проблема – не проблема. Я попрошу его помочь тебе. Джек Рэндэл не единственный юрист в мире! – добавила она с пренебрежением.

Взяв листочек, Тим помолчал, а потом решился спросить, смутившись:

– Вы с ним помирились?

– Нет, – Кэрол поднялась на ноги и, взяв его за руку, потянула вверх, чтобы он тоже встал. – Ой, у тебя брюки выпачкались. Давай, я стряхну…

Слегка наклонившись, она ладонью попыталась отряхнуть его брюки и вдруг замерла, краснея, смутившись от того, что делает – прикасается к его ягодицам. Убрав руки, она отступила назад. Ее повадки, с которыми она обращалась с ним раньше, когда он был мальчиком, сейчас неуместны. О чем только она думает? Додумалась же похлопать по заднице взрослого мужчину. Он сам удивился, но все же не воспротивился.

– Э-э, давай-ка сам, – смущенно пробормотала она.

Пока он отряхивался, Кэрол занялась тем же, выворачиваясь в попытке увидеть собственный зад, чтобы убедиться, достаточно ли чиста ее юбка.

Тим с улыбкой окинул ее внимательным взглядом.

– Почти чисто, – сказал он.

– Почти? Нет, так не пойдет. Где, не вижу… – она выгнулась еще сильнее, но он осторожно взял ее за руку и повернул спиной к себе.

– Давай, я стряхну, – с усмешкой сказал он и, наклонившись, стал ладонью смахивать пыль с ее юбки.

Кэрол покорно стояла, не шевелясь.

– Что, так грязно? Не оттирается? – спросила она, поворачивая к нему голову.

– Да нет… уже оттерлось. Просто делаю вид, что отряхиваю.

– Что? Зачем?

– Понравилось.

Кэрол отступила, изумленно смотря на него.

– Ч-что… понравилось?

– Ну-у… юбка понравилась. Что же еще?

– А-а, – Кэрол отвернулась, чтобы скрыть растягивающую губы улыбку. – У тебя тоже брюки ничего.

– Правда?

– Угу.

Ну вот, теперь она узнает шалунишку, каким он когда-то был. Разве что шалости стали немного другими. Но все же он смог ее немного отвлечь от тяжелых мыслей и ноющей боли в груди, от ее отчаяния. И Кэрол согласилась поехать в город их детства и предаться воспоминаниям. Может, хоть на один день ей удастся сбежать из невыносимого и горького настоящего в далекое прошлое, которое уже не казалось таким уж ужасным.

Они побывали на озере, вспоминая, как Тимми в нем едва не утонул, а Спайк совершил свой великий подвиг, спася ему жизнь. Положили цветы на могилы его родителей и бабушки. Постояли возле дома, в котором когда-то жила его семья, и который теперь принадлежал кому-то другому. Побывали также у дома, где жила семья Берджесов. Долго сидели на бревне в роще, где был их сарайчик, в котором они проводили столько времени. Тим расчистил могилку Спайка. На дереве все еще сохранилась надпись, вырезанная Эмми. Они вспоминали свое детство, сидя рядышком на бревне, унесшись в далекое прошлое. А потом Кэрол стала рассказывать, как она жила после того, как он исчез. Все рассказала, и сама этому удивилась. Но ведь наверняка он и так все про нее знал, Даяна ему поведала об этом во всех подробностях, или это была бы не Даяна. Рассказала о пожаре, о том, как жилось ей с матерью, как она продала ее, как хотела покончить с собой, как ее забрал отец, который, как потом выяснилось, и не отец вовсе. Рассказывала, как жила у Куртни. И на этом ее рассказ закончился, закончился на том, когда кончилось ее детство и начиналась взрослая жизнь, где был Мэтт, Джек, Рэй…

Тим выслушал ее внимательно, с интересом, не перебивая. Продолжения оборванной на середине истории требовать не стал. Да и зачем? Все ведь и так знал от Даяны. Все да не все. Потому что даже Даяне она не открывалась до конца.

А Тим рассказал свою историю. Не очень подробно, правда, не так, как она, с урывками и недомолвками, но Кэрол не обиделась на него за то, что он пытается скрыть что-то, о чем бы ему ни хотелось вспоминать. Она задала ему только один вопрос, не удержавшись. Почему он не захотел жить с взявшей над ним опекунство богатой вдовой, и сбежал в никуда, на улицы.

Он покраснел до корней волос, смешавшись, и Кэрол поспешила сменить тему, не настаивая на ответе.

Но любопытство ее разгорелось еще больше. Похоже, его расстроило то, что он не смог ей ответить откровенностью на откровенность. Ведь она поделилась с ним даже тем, как поступила с ней мать, отдав мужчине еще девочкой. После долгих мучительных колебаний, он решил ответить на ее вопрос, хотя не рассказывал об этом даже Даяне.

– Я не сразу понял, зачем я ей понадобился. Она была молода, и мне казалось странным, что она решила заняться воспитанием подростка… мне было уже пятнадцать, а обычно, если и забирают в семьи детей, то помладше. Когда я у нее об этом спросил, она сказала лишь, что я «славный мальчик». Но даже тогда мне и в голову не пришло…

Он смущенно улыбнулся, снова заливаясь румянцем, увидев, как расширились глаза Кэрол.

– Ну, в общем, вот так… вижу, ты поняла.

– Боже, Тимми, но ведь ты был еще ребенком!

– Я был на год старше тебя… когда с тобой это произошло… – он осекся, пожалев о том, что сказал. – Ой, прости меня.

– Мне не было еще четырнадцати, ты прав. И я была ребенком. Я даже выглядела ребенком, девочкой, даже не девушкой пока… У меня еще даже мыслей об этом не появлялось… я имею ввиду, о сексе. Поэтому я бегала от мужчин, как от огня, и ни с кем не могла встречаться… пока не встретилась с Мэттом… своим первым мужем, – голос ее наполнился бесконечной болью, которую она не смогла скрыть. – Мне было девятнадцать. До этого я ни с кем не встречалась. Рэй меня все время этим подкалывал.

– Рэй… это тот, кого цапнул сегодня Спайк?

– Ну да. Он.

– Красивый, – тихо заметил Тим, не смотря на нее.

Кэрол удивленно взглянула на него.

– Я сразу понял, что это он. Даяна мне о нем рассказывала. Ты, конечно, извини, но она мне все уши прожужжала о себе, да о тебе, когда мы встретились. Ведь больше ей рассказывать и не о чем было…

– Ничего.

Кэрол заметила, что он еще хочет о чем-то ее спросить, но не решился продолжать эту тему, понимая, что не стоит лезть туда, куда не следует. А Кэрол не хотела говорить ни о Рэе, ни о Джеке. Да и зачем? Ведь есть Даяна, которая с удовольствием все расскажет, если еще этого не сделала, в чем Кэрол сильно сомневалась, как она, Кэрол, вскружила голову мужу приютившей ее женщины, и он на глазах у всех ее вожделеет, даже не пытаясь это скрыть, унижая и оскорбляя тем самым свою бедную жену. Пусть думают, что хотят. Скоро она заберет Патрика и уедет.

Заметив, как она изменилась в лице, Тим пожалел о том, что затронули больное или неприятное.

– Ну, так вот, – с улыбкой продолжил он свой рассказ. – Вдовушка эта оказалась не из простых… И я сдернул от нее.

Глубоко вздохнув, Кэрол устремила на него сочувствующий ласковый взгляд.

– Не побоялся…

– Нет. Не захотел быть игрушкой. Пришлось скрываться – она искала меня. Полиция меня однажды ей доставила, но я опять сбежал и больше не попадался. Далеко ушел. Очень далеко.

Кэрол лишь покачала головой.

– Не понимаю… взрослых, что ли, мало, зачем детей принуждать? И вообще… как можно хотеть ребенка?

– Ну, что до меня, то я уже не был тогда ребенком. Я выглядел старше своего возраста… был уже высоким и крепким… отличался от сверстников, в общем… не только изувеченным лицом. Но я… я так и не понял, чего она так ко мне тогда привязалась. Ведь я… у меня ведь это, – он поднял руку к щеке со шрамами.

Кэрол нежно улыбнулась.

– Ну и что?

– Как это что? – изумился он.

– Ты все равно красивый… и видный парень.

– Я был бы красивым… если бы не это.

– Нет, ты красив даже с этим.

Он внимательно посмотрел ей в лицо.

– Ты, правда, так думаешь или просто утешаешь меня?

– Нет, я не утешаю и не думаю, я говорю тебе то, что вижу. И мне странно, что ты сам этого не видишь. Или притворяешься, что не видишь.

Он угрюмо промолчал. Кэрол поняла, что он не поверил в ее искренность. Они погуляли по парку, задержавшись у того места, где на него напал Убийца. И Кэрол поведала ему о том, что она при помощи Джека сделала с Кейт Блейз, как они наказали ее. Тим потерял дар речи, услышав это. Кэрол понимала, что нельзя рассказывать такие вещи, потому что это было преступлением, но когда она увидела, какая боль отразилась в его глазах, когда он смотрел то место, где на него напал ротвейлер, ей захотелось, чтобы он узнал, что то, что с ним случилось, не осталось безнаказанным.

– Ты отомстила за меня? – как будто не поверил он.

– На самом деле, все подготовил и устроил Джек. Куда мне… Но я… я согласилась на это. И я радовалась, когда заставила ее пройти через то, что по их вине довелось испытать тебе. Этот ротвейлер не убил ее, но изуродовал. Так было задумано. А потом мы хотели, чтобы она погибла в огне… как Эмми. Но она выжила и сбежала. Джек не нашел ее, – она побледнела под пристальным удивленным взглядом Тима. – Да, я знаю… то, что мы сделали, ужасно. И я раскаиваюсь и жалею, что…

– А как ты думаешь, раскаялась ли она в том, что сожгла Эмми и собственную сестру, что превратила Даяну в калеку? Моя бабушка умерла, не пережив того, что со мной случилось. Даяна осталась одна, в приюте, как какая-то бездомная… – голос его задрожал от ярости. – О себе я уже не говорю. Я не думаю, что Кейт сожалеет.

Он помолчал, продолжая смотреть на то место, где когда-то рвал его огромный ротвейлер. Кэрол тоже посмотрела туда и содрогнулась, вспомнив его крик, рычание и лязг зубов собаки, кровь, хруст ломаемых мощными челюстями костей… маленький мальчик, который не может защититься от сильного животного… И отвернулась. Нет, даже теперь, спустя столько лет, эти воспоминания были для нее невыносимыми. А каково же ему?

Кэрол украдкой покосилась на него, всматриваясь в шрамы. Под приподнятым воротом черной рубашки она разглядела изуродованную рубцами шею. Каким чудом он выжил? Ведь эта тварь порвала ему горло… и все равно не загрызла… как могла хрупкая детская шейка это выдержать? Как он, ребенок, смог выжить после такого? Ведь рана на шее была серьезной, если не смертельной, раз были повреждены голосовые связки. И вот он стоит здесь, рядом с ней, и только эти шрамы и затаенная боль в глазах напоминают о том, что именно он был тем самым мальчиком, которого у нее на глазах загрызла собака…

Словно какая-то неведомая сверхъестественная сила охраняет его жизнь, совершая чудеса и вырывая его из цепких рук самой смерти, которая не раз уже в него вцеплялась. Благословенный. Тот, кто должен быть с ней. Кто своим светом отгонит от нее тьму. Человек, над которым не властно ее проклятие, и оно не сможет ему навредить.

«Когда я стану высоким и красивым, ты выйдешь за меня замуж?», – спрашивал ее маленький мальчик, так похожий на сошедшего с небес ангелочка. «Хорошо, Тимми, я выйду за тебя замуж», – отвечала она, отстраненно думая о том, что, может быть, так и будет.

Теперь ей об этом напомнил взрослый мужчина все с той же ангельской внешностью, ожесточенной и посуровевшей, но все равно казавшейся такой же светлой и невинной. Джек посчитал его внешность обманчивой, и Кэрол знала, что Джек прекрасно разбирается в людях, видит их насквозь. Может, он и прав. Но ведь даже падший ангел остается ангелом. И, наверное, это был ее ангел, который появился в ее жизни теперь, когда она осталась совсем одна, не знала, как жить, и даже не имеющая право умереть, потому что у нее был сын. Когда она поняла, наконец, что есть ее жизнь в этом мире – это погибель для других, что она должна стать отшельницей, чтобы не убивать своим проклятием. Рядом с ней не могут быть другие мужчины, Мэтт погиб, Джека ждет то же самое. Она губит их своим проклятием.

А рядом стоит тот, кто «благословлен самой судьбой, самим провидением», как говорила Габриэла.

Значит, она верно думала в детстве, что этот ангелочек может быть предназначен ей судьбой.

Кэрол исподтишка его разглядывала. Значит, это он? Он ее мужчина? Не Мэтт, не Джек, а все тот же Тимми, вернувшийся из мертвых, чтобы напомнить ей о своем обещании? И он сам ни о чем не догадывается. Не знает, что она – тьма, а он – свет, что она проклятая, а он благословленный, и что только он может и должен быть с ней. Так сказала Габриэла. А Кэрол верила в ее слова. Трудно было не верить.

Ей было так плохо. Она всех потеряла. Куртни умерла, Джека и Рэя она вынуждена навсегда вычеркнуть из своей жизни. Слава Богу, что хоть Патрика она может оставить подле себя, не опасаясь за его безопасность. А тот, кто должен заменить тех, кого она любила, был абсолютно чужой и для нее, и для Патрика. Это не был больше Тимми, которого она любила в детстве – это почти незнакомый ей мужчина, которого она совершенно не знала, далекий ее сердцу, ее мыслям. Вся ее душа рвалась к Джеку, к Рэю, который стал таким родным и близким. А этого парня, который даже не был больше Тимми, а каким-то Ноэлем, она видела всего третий раз в жизни, и вынуждена смириться с мыслью о том, что только он один может быть в ее жизни, помимо Патрика. Он, который, по сравнению с Джеком и Рэем, был ей безразличен и не нужен, и для которого она значила не больше, чем он для нее. Что за нелепость? Почему Мэтт не мог быть ее мужчиной? Почему не Джек, по которому так разрывалось сейчас ее сердце? Почему он, этот странный и непонятный Ноэль? Почему в эти невыносимо тяжелые мгновения, топившие ее в горе, скорби и отчаянии, с нею находится он, этот чужой посторонний человек, утешает ее, а от тех, кто ей дорог, кого она любит, она бежит, пытаясь заставить себя их ненавидеть, а может, возненавидев на самом деле? Ну почему судьба так над ней издевается? Закончится ли это когда-нибудь?

Впрочем, ведь Габриэла не говорила, что этот благословенный должен быть ее мужчиной. Она сказала лишь, что он должен быть рядом. Тимми может быть ей другом, как и раньше. Интересно, зачем он здесь, с ней? Почему? Потому что они были близки в детстве, потому что он так же одинок, как и Даяна, и она, Кэрол, и поэтому так крепки их прежние связи, завязавшиеся еще в детстве? Или не поэтому? Зачем напомнил ей о ее обещании принадлежать ему? Сказал, что вспомнил об этом, когда увидел ее. Значит ли это, что она должна понимать его слова, как признание в том, что понравилась ему, как женщина? И именно по этой причине он сейчас с ней, а не потому, что они дружили в детстве?

Они побродили по парку. Проходя мимо тира, Кэрол остановилась.

– А помнишь, как ты любил сюда приходить и стрелять? – вспомнила она с улыбкой. – У тебя неплохо получалось.

Он грустно улыбнулся.

– Не хочешь зайти? – ненавязчиво предложила Кэрол.

– Ну… давай зайдем… раз он до сих пор еще существует…

Кэрол наблюдала, как он взял в руки ружье и зарядил, но когда он взглянул на нее, отвела глаза. Он передал ей ружье.

– Ну, хочешь попробовать?

– У меня никогда не получалось, – смущенно призналась Кэрол.

– Это не значит, что не надо пытаться. Держи, вот так. Нет, не правильно… вот так.

Он наклонился позади нее, помогая держать ружье, и, прищурив один глаз, посмотрел на мушку.

– Ах, теперь понятно, почему я так редко попадал в цель в этом тире – ствол загнут, – прошептал он Кэрол на ухо. – Посмотри.

Кэрол зажмурила один глаз и тщательно присмотрелась.

– Ты уверен? Мне кажется, все в порядке.

Он взял другое ружье и вскинул на плечо. По легкой улыбке, промелькнувшей на его губах, Кэрол поняла, что и то ружье такое же, как это. Положив ружье на место, он снова занял свое место позади девушки.

– Так что, не будем? – шепнула она, поглядывая на наблюдающего за ними хозяина тира, все того же, что и много лет назад.

– Ну почему же, давай попробуем. Целься выше… на полсантиметра.

Кэрол наклонилась и, упершись локтями о столешницу, прицелилась.

– Куда хочешь стрелять? – поинтересовался Тим.

– Хочу вон того огромного белого кота. Он похож на моего Аккурсио. Я бы подарила его Мелисе. Но вряд ли я попаду.

И она оказалась права, хоть и целилась так, как ей сказал Тим, на полсантиметра выше цели.

– Держи оружие крепче и тверже, чтобы оно не плясало у тебя в руках, – тихо посоветовал Тим.

Кэрол вцепилась пальцами в ружье и выстрелила, но опять промазала, забыв, что надо брать выше на полсантиметра. Отчаявшись, она собралась положить ружье на стойку, но Тим задержал ее.

– Попробуй еще. Давай, я помогу тебе, – он наклонился и положил локти на стойку, невольно прижавшись к Кэрол сзади. Девушка вспыхнула и слегка выпрямилась, бросив на него быстрый взгляд. Он покраснел, но на нее не взглянул, придерживая ружье и целясь.

– Этот кот будет твоим. Сосредоточься, – шепнул он. – Вот, я навел. Стреляй.

Он положил ладонь ей на кисть, которой она поддерживала ружье, слегка сжал ее, и ствол твердо замер, перестав плавать из стороны в сторону в ее неуверенных и нетвердых руках. Кэрол нажала на курок, не целясь и не задумываясь, забыв о белоснежном коте, потому что мысли ее занимала крепкая теплая ладонь, сжимающая ее руку, и так нескромно примостившийся сзади огромный молодой парень, толи Тимми, толи Ноэль, который накрыл ее собой, как парашют травинку. И никогда Кэрол еще не ощущала себя такой маленькой и хрупкой, как сейчас. Она даже не сразу сообразила, что попала в цель.

Наблюдающий за ними хозяин выпрямился, не веря глазам своим. Презрительный и пренебрежительный взгляд, которым он смотрел на молодого человека с изувеченным лицом, удивляясь, что он делает рядом с такой красивой роскошной женщиной, и та насмешливая жалость, с которой он слушал советы парня о том, как стрелять, воспринимая как тщетные попытки произвести на свою спутницу впечатление знатока, что он здесь наблюдал постоянно, вдруг сменились растерянностью и недоумением. Вручая обрадованной девушке приз, хозяин снисходительно улыбнулся. Если в его тире кто и попадал по мишеням, то случайно.

– Превосходно стреляете, – заметил мужчина, скрывая насмешку. – А вы, молодой человек, будете? Или боитесь посрамиться перед дамой?

– Боюсь, – улыбнулся Тим. – Но рискну. Еще мальчиком я мечтал выиграть у вас главный приз.

– Пожалуйста. Один выстрел триста долларов. Приз часы «Роллекс» или золотой браслет для дамы, на ваш выбор.

Тим выложил на стойку требуемую сумму.

– Один выстрел?

– Два, – уверенно ответил Тим, заряжая ружье. – На часы и на браслет.

Довольный хозяин спрятал в карман шестьсот долларов, радуясь неожиданной прибыли. Не часто к нему захаживают такие самоуверенные и отчаянные простофили, выкидывающие на ветер деньги. Девушка ответила на его широкую радостную улыбку, почему-то посмотрев так, будто это он был простофилей.

Вскинув ружье, Тим выстрелил два раза подряд, даже не целясь, как показалось Кэрол. Хозяин смертельно побледнел, пораженный, и подошел поближе к мишеням, чтобы убедиться в том, что парень действительно попал, и зрение его не обманывает. Потом с невыразимой обидой и возмущением на лице выложил на стойку призы.

Тим с улыбкой надел на запястье Кэрол браслет.

– Это тебе.

– Ой, не надо. Уж лучше Даяне подари…

– Нет. Тебе. Пусть это будет символом моей благодарности за то, что ты помнила меня… что ты сделала ради меня, – сказал он, имея ввиду Кейт Блейз. – Сегодня я понял, что у меня есть не один настоящий друг, а два. И один из них – ты.

– А другой – это тот, кто приехал с тобой из Израиля?

– Да, – Тим присмотрелся к часам. – Как ты думаешь, они настоящие?

– Не знаю, я в часах не очень разбираюсь. Вот браслет настоящий, дорогой, это точно.

– Значит, мы не зря отвалили за это шесть сотен?

– Не знаю, как часы, но этот браслет стоит намного больше того, сколько ты отдал за два выстрела, – Кэрол улыбнулась. – Спасибо. Можно тебя поцеловать?

– А? – почему-то испугался он.

– Просто поцеловать… это не страшно.

Он страшно смутился, застеснялся, но все же наклонился. Кэрол поцеловала его в щеку, на которой были шрамы, не позволив ему подставить другую, что он попытался сделать, когда понял, куда она собралась поставить свой поцелуй.

– Зачем ты… – прохрипел он, но не договорил и замолчал, отвернувшись с какой-то горечью на лице.

– Наверное, это не честно. Ну, я имею в виду то, как мы получили эти вещицы, – заметила Кэрол, сделав вид, что не заметила его поведения.

– Нечестно? Почему это?

– Ну, потому что ты хорошо стреляешь.

– А что, в тире должны стрелять только те, кто не умеют?

– А вдруг мы его разорили?

– Не переживай, пока он не выпрямит стволы, ему это не грозит. Он мошенник. И он дурил меня, когда я был ребенком и еще ничего не понимал в оружии. И не меня одного. Всех. Так что носи браслет со спокойной совестью, я его заработал более, чем честно, потому что стрелял из подпорченного ружья.

– Ты молодец, – восхитилась Кэрол. – Как у тебя получилось, ведь сам говоришь, что стволы погнуты?

Он лишь улыбнулся в ответ уголком рта.

– Это ты на войне научился так стрелять? Сам или научили? Правда, что ты был первоклассным снайпером? – не сдержала любопытства Кэрол.

Он изменился в лице, остановив на ней вдруг ставший тяжелым взгляд.

– Откуда ты это знаешь?

– А что? – растерялась Кэрол, расстроившись. – Ты делаешь из этого тайну? Зачем?

– Я не делаю тайну, – сухо сказал он. – Но ты верно заметила – я был… солдатом. Больше нет.

– Но ведь ты… ты же по-прежнему отлично стреляешь. Почему же тебе нельзя вернуться в армию?

Он с еще большим настороженным удивлением посмотрел на нее.

– Послушай, откуда ты все знаешь?

Кэрол опустила взгляд.

– Извини, Тимми. Я лезу не в свое дело. Больше не буду, прости.

Некоторое время они молча шли по аллейке. Тим шел напряженный и настороженный, Кэрол это не столько видела, сколько чувствовала.

– И все же, – прервал он затянувшееся молчание. – Откуда тебе все обо мне известно?

– Ну, совсем не все. Только то, что тебя очень ценили в армии, а после ранения… комиссовали, – сконфуженно ответила Кэрол.

– И кто тебе об этом сказал? Даже Даяна не знает.

– Джек.

– Какой еще Джек?

– Мой муж.

Тим заиграл гневно желваками.

– А он откуда знает?

– Он всегда все знает, – тихо ответила Кэрол, низко опустив голову. – Я его не просила, он сам… Ты сердишься?

Он помолчал.

– Нет, не сержусь. А муж у тебя не простой, это я уже понял. И слишком любопытный.

– Да, есть немного, – извиняющимся тоном сказала Кэрол. – Но он удовлетворил свое любопытство и забыл. А то, что я знаю… тебе это так неприятно? Почему? Ведь… ведь ты должен гордиться тем, что ты мастер, профессионал, что добился успеха, стал значимым. Ведь, наверное, на войне это гораздо тяжелее сделать, чем в мирной жизни, так ведь? Почему же ты ведешь себя так, как будто стыдишься?

– Нет, я не стыжусь. Я горжусь… собой и своим умением. Но здесь не война и не армия. Не военные, которые понимают, ценят и восхищаются подобным мастерством. Здесь мирные люди, для которых снайпер значит только одно – убийца. Я не хочу, чтобы так обо мне думали. Я не убийца. Я солдат. А здесь вряд ли увидят в этом разницу.

– Я понимаю… я знаю. И я горжусь тобой, тем, что ты стал настоящим профессиональным военным. Или как это говорится, я даже не знаю…

– Теперь я никто. Я не нужен, я стал профнепригоден. Меня выкинули, как никчемную вещь, даже не предоставив мне шанса доказать, что я не безнадежен.

– А почему бы тебе не вернуться? Может быть, проверят, что ты по-прежнему мастер своего дела, и возьмут назад. Не хочешь попробовать?

– Нет. Я не вернусь, – в его голосе послышалась упрямая обида. – И меня не допустят в армию. Потому что у меня действительно проблемы со здоровьем.

– Но ведь ты отлично стреляешь!

– Да, случается. А бывает, что я промахиваюсь, когда хочу взять стакан, – напряженно и резковато сказал он. – Мне горько, но я понимаю, что в армии мне действительно больше не место, а на войне – тем более. Потому что это может стоить жизни не только мне, но и другим.

Кэрол сочувствующе помолчала, а потом тихо спросила:

– Тебе здесь плохо?

– Не то чтобы плохо, Кэрол. Просто мое место не здесь. Я себя нашел, и потерял. Война, винтовка… это моя жизнь, это мое… я рожден для этого. Там я жил. Был собой. А здесь я… как рыба, выброшенная на песок. Я не знаю, кто я, зачем я здесь и как мне жить. И дело в том, что мне и не интересна эта жизнь. Мне скучно, тоскливо. Я просто скис от этой однообразной и скучной жизни, как молоко. Я снова потерялся. В этом мире я не могу найти свое место. Я стал просто никем, бродягой, ни кола ни двора… каким был до того, как пошел служить. И опять брожу, не зная куда и зачем мне идти, как неприкаянный какой-то.

– Ну, зачем ты так? – Кэрол погладила его по плечу. – Все наладится, ты привыкнешь.

– Нет. Я просто знаю. Я понимаю, тебе тяжело меня понять. Война… она одних ломает, других затягивает, как трясина. Ты пропитываешься ею до мозга костей, и отдаешь ей свою душу, как дьяволу, и иначе жить уже не можешь и не хочешь. И это то, что происходит со мной. Я здесь, а моя душа осталась там. А здесь… я не чувствую вкуса жизни, сердце не бьется, кровь не играет, дух не захватывает от ощущения опасности или победы… и не интересно, и не страшно, и силами и смелостью меряться не с кем… в общем, там я жил, а здесь я существую.

– Тимми, но мирная жизнь не так уж скучна и неинтересна, как тебе кажется. Ведь миллионы людей так живут. Ты просто еще не освоился, не привык. Твоя растерянность пройдет. Ты найдешь себя и здесь, и поймешь, что любая жизнь прекрасна. Не будь так категоричен. Строй свой мир заново, другой, если прежний разрушился. Например, я как раз и собираюсь это делать, хоть мне и кажется, что жизнь моя разбита… и жить не хочется, и сердце не бьется, и чувствуешь себя мертвой.

Тим внимательно посмотрел на нее.

– Твой мир разрушился?

– Да… и мне не впервые так кажется.

– Но почему? Из-за измен мужа?

– Нет… с этого только начался мой крах, – она горько, с сарказмом улыбнулась. – Я тоже ощущаю себя потерянной, неприкаянной и одинокой… одной, во всем мире. А если у меня отберут и сына… тогда и жить незачем.

– Ты так плакала… Расскажи мне, Кэрол. Я подумал, ты помирилась с мужем, раз вернулась к нему…

– Я не вернулась, я просто жду, когда приедет сын, чтобы забрать его и уехать.

– Ты хочешь уехать? Куда?

– Далеко. Очень далеко. Я пока не знаю. Не знаю такого места, где Джек не смог бы меня найти.

– Так выходит… ты бежишь от него?

– Он не отпустит меня. А я с ним жить не хочу. Я уже пленница.

– Но, может, тебе с ним поговорить… ну, он же человек, в конце концов, не будет же он тебя заставлять.

– Он уже это делает. И он не человек. Только я слишком поздно это поняла. Но мы говорили о тебе, а не обо мне. Я просто хотела тебе сказать, чтобы ты не опускал руки, чтобы пытался жить так, как вынужден. Постепенно все наладится. Когда умер Мэтт, мой муж, мне казалось, что я умерла вместе с ним. Но оказалось, что нет. Я пережила, с трудом, но пережила. И с тех пор мне кажется, что теперь я переживу все, что угодно.

– Даяна рассказывала… что ты очень его любила. Что любишь сейчас и будешь любить всегда.

– Да.

– А… Джек?

Кэрол ответила не сразу.

– А Джек был моей ошибкой.

Тим не стал больше пытать ее вопросами.

– А чем ты занимаешься? – спросила у него Кэрол, чтобы отвлечься от себя и своего опустошенного внутреннего мира. – Даяна мне говорила, что вы с другом, вроде бы, нашли работу.