Текст книги "Письма. Часть 1"

Автор книги: Марина Цветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

СТРУВЕ Г. П

30-го июня 1923 г.

Милый Глеб,

Ваше гаданье правильно: мало люблю «Евгения Онегина»[1408]1408
  Цветаева отзывается на рецензию Г. П. Струве на ее сборники «Ремесло» и «Психея» в берлинской газете «Руль» (1923, 24 июня).


[Закрыть] и очень люблю Державина.[1409]1409
  Г. П. Струве отмечал преемственность державинской языковой традиции в поэзии Цветаевой.


[Закрыть] А из Пушкина больше всего, вечнее всего люблю «К морю», – с десяти лет по нынешние тридцать. И «версты полосаты», и там, где про кибитку: Пушкина в просторах. Там он счастливее всего, там он не должен быть злым. Эренбурга из призраков галереи вычеркиваю,[1410]1410
  Г. П. Струве выстраивал поэтическую родословную Цветаевой как «галерею» ликов и лиц Державина, Тютчева, Блока, Эренбурга.


[Закрыть] я его мало читала, со стихами его, по-настоящему, познакомилась только в Берлине. (Не потому вычеркиваю, что поссорилась, – честное слово!)

Ах, у Вас во втором столбце (4-ая строчка до первой цитаты) гениальная опечатка: «в цветаевской ЛАГГЕРЕЕ», – от лагерь, – чудесно!

Любопытно было бы узнать, какие стихи в «Ремесле» Вы считаете плохими, спрашиваю вне самолюбия (самолюбие ведь сродно вкусу, и из-за безмерности моей во мне тоже отсутствует!)[1411]1411
  Г. П. Струве писал: «По ритмическому богатству и своеобразию это совершенно непревзойденная книга, несмотря на присутствие плохих, безвкусных стихов (Цветаева лишена чувства меры и от этого часто страдает ее вкус)».


[Закрыть] Любопытно, чтобы понять чужое мерило, допытаться, почему не дошло.

Согласна, что «Психея» для читателя приемлемее и приятнее «Ремесла». Это – мой откуп читателю, ею я покупаю право на «Ремесло», а «Ремеслом» – на дальнейшее. Следующую книгу будете зубами грызть. Но это еще не скоро.[1412]1412
  Книга стихов «После России» вышла в Париже в 1928 г.


[Закрыть]

Шлю Вам привет и благодарность.

МЦ.

29-го ноября 1925 г.

Милый Глеб,

Посылаю сборник.[1413]1413
  «Ковчег», в котором была напечатана «Поэма Конца».


[Закрыть] К сожалению, «Поэмы Конца» прочесть не успела, – м. б. есть опечатки.

Когда едет Петр Бернгардович?[1414]1414
  П. Б. Струве переселился в Париж, чтобы редактировать газету «Возрождение», и часто ездил в Прагу.


[Закрыть] И не взял ли бы он ма-аленькой посылочки для Сережи? Все сторожу оказию.[1415]1415
  С. Я. Эфрон в то время заканчивал диссертацию в Пражском университете


[Закрыть]

Привет Вам, Юлии, сонной девочке и бессонному мальчику.[1416]1416
  Речь о жене Г. П. Струве и их детях, Марине и Андрее.


[Закрыть] Будет время, напишите и приходите.

МЦ.

Рильке необычаен. Уже нездешние слова!

СТРУВЕ Ю. Ю

Мокропсы, 30-го июня 1923 г.

Милая Юлия,

Я Вас не забыла, а просто выбилась из колеи писанья писем. – Тронута, что окликнули.

Живу все там же, все так же, созерцаю дожди, изредка размышляю о влиянии на Чехию (!!!) – извергающейся Этны и продвигающихся полярных льдов.

Огонь + лед дает дождь, т. е. слезы. Но я не плачу, меня после Сов<етской> России ничем не возьмешь, даже безысходной скукой Чехии.

Закончила переписку своих московских записей (1917 г. – 1919 г.), получилась основательная книга.[1417]1417
  «Земные приметы».


[Закрыть] Пишу стихи, читаю Диккенса, собираю – до потери сознания! – чернику, мечтаю о новом платье, но глубже вдумавшись, понимаю, что оно бессмысленно, потому что тоже станет старым.

Бываю в Праге редко, на каждом собрании журналисты сбрасывают старого председателя и голосуют нового.[1418]1418
  Речь идет о собраниях Союза русских писателей и журналистов в Чехословакии, членами которого состояли М. Цветаева и С. Я. Эфрон.


[Закрыть] Я неизменно сажусь около Маковского и обезьяню с него все жесты. Он подымет руку – и я подымаю, он забудет – а я в глупом положении. Он мил, я его люблю. Он глубоко-искренен в своих слабостях, в его устах – они очарование. Кроме того, он по-настоящему глубоко-культурен. С ним не попадаешь каждоминутно в безвоздушные пространства неведения, младенческого изумления. Это пристало Вашей Марине, да и то – до году, правда? Сколько ей сейчас месяцев? Обозначилось ли уже сходство со мной?[1419]1419
  Старшая дочь Ю. Ю. и Г. П. Струве Марина родилась 5 февраля 1923 г. в Берлине. Цветаева подарила новорожденной свой, только что вышедший сборник «Ремесло».


[Закрыть]

Если будет дикая, – знайте, что в меня. А я пошла в кормилицу. А кормилица была цыганка. У Вашей дочери сомнительная родословная! А родина ее (исходя из меня и цыганки) не то Индия, не то Египет. (Цыган в старину звали «египтяне», у Мольера, напр<имер>).

А «незнакомка», занесшая ей «Ремесло» – некто Катерина Исааковна Еленева, дочка известного врача Альтшулера, – существо милое, красивое и обаятельное. Она жена одного из здешних студентов.

________

Спасибо Глебу за прекрасный отзыв о «Ремесле» и «Психее». Но напишу ему об этом отдельно. Как здоровье Льва Струве?[1420]1420
  Лев Петрович, один из младших братьев Г. П. Струве, был болен туберкулезом


[Закрыть] Как Нина Александровна?[1421]1421
  Мать Г. П. Струве. Преподавала естественную историю.


[Закрыть] П<етра> Б<ернгардовича> вижу редко и бегло, мне кажется, что он меня не любит, а это не располагает. («Не любит» здесь, как: не дохожу.)

Целую нежно Вас и Марину. Аля увлекается сокольской гимнастикой[1422]1422
  Имеется в виду гимнастическое общество «Русский сокол» в Праге


[Закрыть] и окончательно перестала отзываться на арифметику. И она и Сережа шлют привет.

МЦ.

БОГЕНГАРДТАМ А. К., В. А. и О. Н

Мокропсы, 21-го августа 1923 г.

Милый Всеволод,

Сережа на самых днях выезжает, все это время прошло в поисках комнаты и перевоза вещей. Если бы Вы знали, какой у нас хлам и как все нужно!

Будем жить в Праге на горе, вроде как на чердаке (под крышей), но зато без хозяев.

До 1-го наш адрес прежний, – к этому времени, я думаю, Алю уже можно будет привезти?[1423]1423
  Цветаева с мужем готовились отвезти свою дочь в русскую гимназию в Моравскую Тшебову.


[Закрыть]

Прошение в Министерство подано, обещали не задерживать.

Сережа привезет Вам мои книги, он очень рвется к Вам и на днях – дорвется.

Шлю Вам всем сердечный привет и благодарность.

МЦ.

Прага, 21-го сент<ября> 1923 г.

Дорогие

Антонина Константиновна, и Ольга Николаевна, и Всеволод Александрович,

(а Всеволод после всех! Но это не оттого, что я его меньше всех люблю!)

Я люблю вас всех одинаково: всех по-разному и всех одинаково: Антонину Константиновну за вечную молодость сердца, Ольгу Николаевну за веселое мужество жизни, а Всеволода – просто как милого брата, совсем не смущаясь, хочет ли он такой сестры.

________

Во время дороги не разжала зубов: весь вагон уже говорил по-чешски. Стояла у окна, курила и ела чудные сливы и груши из рыжего мешка, не решаясь никого угостить, хотя и противоестественно есть одной. (В этом я – не дикарь!)

Пересела благополучно, на вокзале меня встретили. Но на следующий день уже замотала ключи (очевидно, провалились сквозь дыру в Сережином портфеле, который я, за отсутствием владельца, торжественно таскала с собой всюду, в надежде быть принятой за студента).

Других бед пока не было (тьфу, тьфу, не сглазить!)

________

А вот странный сон, который мне нынче приснился, господа, подумайте и напишите, ктó кáк толкует:

Иду с несколькими людьми по улице, вдоль белой стены. Навстречу – не то кривляка, не то убогий: волосы, как пакля, гримасное лицо, ужимки. Протягивает огромную красную розу и называет какую-то весьма скромную цену (лиру). Беру ее – и – мгновенно роза истлевает, скрючивается, желтеет и тоже гримасничает, как то лицо.

И я, почему-то по-итальянски: «Ма questo non é più una rosa!» (Но это уже не роза) и еще что-то. Но его уже нет, не взяв лиры, исчез. Цветок у меня в руке и я в ужасе: кудà с ним? (Бросить почему-то не решаюсь.) И вижу: над стеной – Распятие, Голгофа, Христос и разбойники. Хочу было Христу, но… ведь это же не роза! Это явная мерзость. Тогда – разбойнику. Но разбойник Христом прощен! Тогда, отчаявшись, кладу ее к подножью креста, верней – у самой стены, – и голос:

«Будет беда на двенадцать Евангелий».

Смотрю: в стену вделана икона, – должно быть икона 12-ти Евангелий. (Есть такая?) И просыпаюсь.

________

Господа, непременно подумайте, мне такие явные сны редко снятся, неприятное чувство.

________

От Али получила длинное хорошее письмо, она знает, как мне надо писать. Если бы она так же писала в тетрадку, я была бы очень довольна. С восторгом сообщает о карманной чернильнице. – Спасибо! —

А тá барышня, действительно, Романченко, только не дочка врача, а сестра одного пражского студента, прелестного юноши, которого я очень люблю.[1424]1424
  Романченко Николай Тимофеевич, учился в Праге, потом жил в Париже


[Закрыть] Она не так давно приехала из Киева.

________

Антонина Константиновна, были ли в гостях у наших хозяек? Соберитесь как-нибудь с Алей, Аля будет беседовать с девицей по-чешски, Вы с вдовой по-немецки. И непременно попросите показать альбомы, или пусть Аля попросит. – Повеселитесь. —

________

С любовью вспоминаю свою Моравию, – ах, как жесток и дик моим ушам и устам чешский язык! Никогда не научусь. И, главное, когда я говорю, они не понимают!

Целую всех троих нежно. Предателю-Жуку – рукопожатье.

Мой привет обоим Николаям Николаевичам. Аля пишет, что подружилась с дочкой Евреинова, – хорошая девочка?

Спасибо за всю ласку.

МЦ.

Прага, 29-го Октября 1923 г.

Мои дорогие Богенгардты!

Осчастливлена и уничтожена восхитительным подарком. Но радость покрывает смущение, иначе я бы никогда не решилась взяться за перо.

Пишу Вам в райское утро: ни единого облачка, солнце заливает лоб и стол, щурюсь и жмурюсь как кошка. Такая погода у нас стоит уже несколько дней, ничего не хочется делать. Осень, уходя, точно задумалась, оглянулась назад на лето и никак не может повернуться к зиме. Меня такие дни растравляют, как всякая незаслуженная доброта. (NB! A bon entendeur – salut![1425]1425
  Благо тому, кто умеет слушать! (фр.)


[Закрыть]) В детстве я всегда мечтала, чтобы меня очень не-любили (проще: ненавидели!), чтобы не чувствовать этой вечной растравы умиления. Потому что для настоящей благодарности – нет ведь никаких слов!

________

Живем все там же (Вы – переехали!) Гора пока суха и благородна: подталкивает, но не спускает (вниз головой!). Что будет в дожди – знаю. (Знаю!!) Готовим дома, достали из починки примус, чинившийся шесть месяцев и уже не числившийся в живых! – Это большое облегчение после спиртовки, где спирт кипел, а вода не вскипала! (Так же вскипали, вернее: испарялись – кроны!) Примус горит полдня, а обходится всего в крону.

Я много дома, С<ережа> почти все время на лекциях и в библиотеке. В отчаянии от количества предметов и от какого-то семинария, из коего – если он уйдет – уйдут все. (Всего – семь человек! А профессору восемьдесят семь лет!)

________

Я много пишу, может быть удастся издать в здешнем новом из<дательст>ве «Пламя» свою поэму «Мòлодец». (Про упыря.) Но: здесь столько жаждущих и алчущих издаться – что руки опускаются! Так и ходят с портфелями, думаю, что на портфелях же – и спят!

Как здоровье Ольги Николаевны? Нарыв – тяжелая вещь, а в особенности – невидимый, еще страшнее. Но надеюсь, что уже обошлось.

Только что пришел С<ережа> с грустной вестью: Пра умерла.[1426]1426
  Пра – Е. О. Волошина скончалась 8 января 1923 г.


[Закрыть] Умерла во второй день Рождества прошлого года, от расширения легких. Макс был при ней.

С Пра уходит лучшая наша с Сережей молодость, под ее орлиным крылом мы встретились.

________

От Али часто получаю письма, пишет, что все хорошо, и в каждом письме – новая подруга. Она не отличается постоянством.

Целую крепко всех троих. Скоро напишу еще. Еще раз – нежнейшее спасибо. Платье по мне, только чуть-чуть сузила пояс. А в то – сразу влезла!

МЦ.

Прага, 2-го Ноября 1923 г.

Дорогая Антонина Николаевна,[1427]1427
  Константиновна


[Закрыть]

Безумно беспокоимся об Але: вот уже восьмой день как от нее нет письма. (Последнее с посылкой.) Боюсь, что она больна и что Вы нарочно скрываете, ожидая выяснения хода болезни. Вообще, всего боюсь. Ради Бога, не томите, если она больна – пишите, чтó. Я вне себя от страха, сегодня все утро сторожили с Сережей почтальона.

Простите, что сейчас ни о чем другом не пишу, ни о чем не пишется, я вся в этой тревоге.

Целую Вас нежно, также Ольгу Николаевну и Всеволода. Прилагаемое письмо передайте, пожалуйста, Але.

МЦ.

Прага, 11-го Ноября 1923 г.

Моя дорогая Антонина Константиновна,

Сердечное и глубочайшее спасибо за телеграмму и письмо. У меня в эти дни душа изныла об Але. Если бы Вы знали, как я боюсь разлуки!

В этом отношении я конечно ненормальный человек: не от природы, а жизнь сделала такой. В Революцию, в 1920 г., за месяц до пайка у меня умерла в приюте младшая девочка и я насилу спасла от смерти Алю. Я не хотела отдавать их в приют, у меня их вырвали: укоряли в материнском эгоизме, обещали для детей полного ухода и благополучия, – и вот, через 10 дней – болезнь одной и через два месяца – смерть другой.

С тех пор я стала безумно бояться разлуки, чуть что – и тот старый леденящий ужас: а вдруг? Знаю все Ваши возражения, знаю, что Тшебово для детей, действительно, рай, знаю Вас и Ваше сердце, и пишу Вам все это только для того, чтобы Вы знали корень этой ненормальности. Но довольно о таких мрачных вещах. Я убеждена, что Але в Тшебове хорошо, она так долго не была ребенком, так мало умела просто-радоваться в детстве, а теперь сразу: и подруги, и правильное расписание дня, и игры, и учение. Продолжая жить со мной, она выросла бы несчастной, я сама никогда не была настоящим ребенком, поэтому плохо понимаю детей: чужих – боюсь, со своих (своего) черезмерно взыскиваю. «Врачу, исцелися сам»,[1428]1428
  Из Евангелия от Луки (4, 23).


[Закрыть] это (в смысле воспитания) ни к кому так не относится, как ко мне.

_________

У нас первые морозы. Наша гора седая. Недавно утром был такой туман, что я, идя за молоком в лавочку, действительно не различала своих ног, не говоря уже о том, куда они ступают. Вот и сейчас, пока пишу, мутное пятно окна, ни единого очертания. Прага зимой наводит сон. Утром не хочется вставать, а вечером не дождешься часа, когда в постель. Топим печку: веселую и исправную. Я люблю огонь в трубе, иногда напоминает море. Уютно ли у вас, в вашем новом жилье?

Часто мысленно переношусь в Тшебово, вижу маленькую площадь с такими огромными булыжниками, гербы на воротах, пляшущих святых. Вспоминаю наши с Вами прогулки, – помните грибы? И какую-то большую пушистую траву, вроде ковыля.

Напишите мне о зимнем Тшебове. Что делают все мальчики, когда нельзя играть в футбол? Неужели читают? До настоящего снега ведь еще далёко. Ставят ли какие-нибудь пьесы? Обо всем хочется знать, я с Тшебовым сроднилась.

_________

Кончаю. Еще раз от всего сердца благодарю Вас и Ваших за Алю. До Рождества только полтора месяца, скоро увидимся. Мой поцелуй и привет Ольге Николаевне и Всеволоду. Как бы хотелось вас всех увидеть в Праге!

МЦ.

Прага, 17-го мая 1924 г.

Дорогая Антонина Константиновна,

Простите за молчание. Бесконечно тронута Вашим участием. Планы – на ближайшее время – следующие: на днях еду устраивать, вернее выискивать, наше летнее жилье. Ехать на Юг сейчас все отговаривают, решила перенести поездку на осень, когда в Чехии самая сквернота. Пока думаю ехать с Алей на границу Сакс<онской> Швейцарии, 3 ч. от Праги. Там Эльба и лесистые горы. Еще поговорю с врачом. Татры (знаменитые чешские горы) слишком далёко, – от 16 ч. до 20 ч. езды. Нужно беречь деньги на осень. За квартиру внесла до 1-го, к 1-му неминуемо должны уехать.

_________

С настоящей Швейцарией (не саксонской!) сейчас навряд ли выйдет – слишком сложно. С Алей я расставаться не хочу, а жить там, даже в случае Алиной стипендии, не по средствам, – кажется еще дороже Чехии.

Мысль об Италии я не оставила, осенью продам еще книжку стихов, – и двинемся.

_________

Аля поправляется, но t° держится. Гуляем с ней полдня, здесь чудные сады.

_________

Сейчас иду на почту, целую всех, большое спасибо за подарки Але, сейчас у нее всё есть.

МЦ.

Мой адр<ес> до 1-го прежний, по отъезде сообщу.

________

Р. S. Читал ли Всеволод в газетах про своего тезку – комиссара Богенгардта?[1429]1429
  В те дни русские газеты писали об аресте 16 мая 1924 г. служащего советского торгового представительства в Берлине Боценгарда


[Закрыть]

12-го июня 1929 г.

Meudon (S. et О.)

2, Av(enue) Jeanne d'Arc

Милые Антонина Константиновна, Оля и Всеволод! Вот Ваше чадо.[1430]1430
  Александр Всеволодович Богенгардт.


[Закрыть] Если нужно – отпечатаю еще, только напишите кàк – посветлее (есть одна светлая) или потемнее. Светлые скорей выцветают. На одной карточке – увы! – Саша не вышел, виноват Мур, занявший все место.

Да! Не забыла ли я у вас куска своего мундштука (дерев<янного>) – оплакиваю его!

Всего лучшего, целую

МЦ.

25-го марта 1938 г., пятница

Vanves (Seine) 65, Rue J. В. Potin

Дорогие Богенгардты!

Наконец-то собралась вам ответить. У меня большое горе: мой 19-летний приятель – умер, проболев около двух месяцев – сердце не выдержало (был полу-японец, полу-англичанин, и получилось существо необычайной духовной силы – и физической хрупкости. При встрече – расскажу).

Так вот тот чудесный доктор – тоже покойный – все равно бы не помог: мой Киохэй (вишневая ветка) просто – сгорел.

Все эти дни (уже – недели) была с его матерью (рожденная Гамильтон, а по отцу он – Инукай, внук того министра-самурая, к<оторо>го лет пять назад убили террористы) – приехавшей из Лондона – чтобы посидеть с ним несколько дней – и похоронить.[1431]1431
  Об этом таинственном молодом приятеле Цветаевой почти ничего не известно. Его дед – Инукáй Цуёси


[Закрыть]

А сейчас усиленно разбираю свои архивы: переписку за 16 лет, – начинаю в 6 1/2 утра, кончаю со светом, – и конца краю не видно.

Хочу всё это – т. е. имеющее ценность – куда-нибудь сдать – слишком ненадежны времена и мне не уберечь. А всё это – история. – Тяжелое это занятие: строка за строкой – жизнь шестнадцати лет, ибо проглядываю всё. (Жгу – тоже пудами!)

Поэтому, пока что ехать к вам не могу – пока не кончу.

Когда приеду, привезу Всеволоду книг: многое – продаю, еще больше – отдаю, и еще больше – остается.

Простите за долгое молчание: я правда – невиновата, просто – минуты не было. Обнимаю всех вас и непременно, как только вздохну – побываю.

МЦ.

Р. S. Всеволод! Привезу и семейные фотографии – всякие: я как раз буду разбирать. И другие разные реликвии.

10-го июня 1938 г.

Vanves (Seine) 65. Rue J. В. Potin

Дорогой Всеволод!

Увы! скоро не выберусь: до 12-го нужно закончить все письменные и печатные (С<ережины> и мои) дела, над чем работаю уже 4-ый месяц, иногда с 6 ч. утра, все уложить, часть (мебели и книг) распродать – и еще найдется!

У меня для Вас будет много книг (старинных) и кое-какие вещи в хозяйстве. Ближе к делу – напишу и попрошу Вас за ними заехать, м. б. будет печка, м. б. – две, м. б. – три, то есть: если Вам нужны – продавать не буду: напишите пожалуйста! (Печки – стоячие: одна – Го дэн, другие – вроде.)

Не сердитесь на меня, что так долго не писала: минуты нет! ведь помимо моего за 16 лет – и С<ережа> и Аля – все бросили, а сколько было! Например Алины рисунки и всякие журнальные вырезки – за годы. Я не покладая рук работала и работаю: днями не выхожу: был день – нет дня. (За покупками ходит Мур.) Иногда – отчаиваюсь. Обнимаю всех и жду ответа насчет печек (нужны ли, нет ли, сколько).

МЦ.

28-го июня 1938 г.

Vanves (Seine) 65, Rue J. В. Potin

Милый Всеволод,

Вы не отвечаете, а время бежит и дорог каждый день.

1) Нужны ли Вам печки?

2) Когда (точный день недели) можете приехать за книгами, вещами и фотографиями? Я наверняка дома только по утрам (до часу).

3) Можете ли доставить на обратном пути от меня на Denfert-Rochereau ящик (не огромный, но и не маленький) с моими рукописями?[1432]1432
  На Денфер-Рошро жили Лебедевы. Речь идет об оставленном им архиве


[Закрыть]

Все это очень срочно, и если будете медлить – вещи (посуду и всякое хозяйственное) разберут.

Итак, жду спешного и точного ответа. Я живу совершенно каторжной жизнью и пишу Вам это в 6 ч. утра.

Предупредите заблаговременно – чтобы я успела получить, а то – бывает – мы с Муром уходим на рынок, или еще куда-нибудь.

12-го вся моя квартира кончается: не остается ничего: вещи идут на склад, а мы, скорее всего, на неск<олько> дней в отельчик.

Обо всем этом – молчите и молча понимайте!

Жду скорого ответа.

Если приедете около 12 ч. – вместе позавтракаем.

Целую всех и умоляю скорее отозваться

М.

7-го июня 1939 г.

– письмо полýчите гораздо позже —

Дорогие Богенгардты!

Прощайте!

Проститься не могла – потому что только в последнюю минуту, доглядывая последнюю записную книжку – нашла ваш адрес. (Дважды писала Вам по старому и никогда не получила ответа.)

Спасибо за всё!

Даст Бог – встретимся.

Оставляю Всеволоду свои монеты – и музейный знак моего отца:[1433]1433
  По-видимому, нагрудный памятный знак, учрежденный для членов Комитета по созданию Музея изящных искусств.


[Закрыть] не потеряйте адреса:

Маргарита Николаевна Лебедева

18 bis, Rue Denfert-Rochereau

Paris, 5-me.

– только пусть Всеволод сначала запросит – когда придти, или сообщит – когда придет. 2-ой эт<аж>; направо.

Страшно жаль расставаться.

Непременно расскажу С<ереже>, какими вы нам были верными друзьями.

Обнимаю всех вместе – и каждого порознь – желаю здоровья и счастья в детях – и чтобы всем нам встретиться.

М.

<Приписки на полях:>

Мур горячо приветствует. Он – колосс, растут усы, а за дорогу, пожалуй, отрастет и борода!

Если смогу – напишу. Помнить буду – всегда.