Текст книги "Письма. Часть 1"
Автор книги: Марина Цветаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
Рада, что стихи дошли – до глаз и сердца. Я их очень люблю и они мне самой напоминают (особенно – второе) те несмолчные горночешские ручьи: тáк они и писались – потоком.
Кончаю вечером, Мур уже спит. Нынче вечером – грустная радость: несколько слов о Кареле Чапеке – в одной из двух газет, под каждым словом о Чехии которых в те дни подписывалась. Автор – известный поэт и публицист.[1187]1187
К письму была приложена вырезка из французской газеты со статьей о К. Чапеке.
[Закрыть] Напишите – как понравилось.
Нет, дорогая Анна Антоновна, не будем.
Всё знаю, но зная еще, что все это – на час, что есть la justice des choses,[1188]1188
Справедливость порядка вещей (фр.).
[Закрыть] наше народное: Бог правду видит – да не скоро скажет. Знаю еще, что бывают – чудеса, у которых – свой закон.
Дай Вам Бог в Новом Году – новой надежды – и веры. Вспомните «La dernière classe» Daudet («Lettres de mon moulin»)[1189]1189
«Последний класс» Доде («Письма с моей мельницы») (фр.).
[Закрыть] – и Польшу, давшую Шопэна и открывшую радий.
– Да сбудется!
М.
Очень рада, что понравился мой львенок. Я такого гладила в Праге – в цирке. Он – жёсткий.
Нынче (27-го) читаю, что большинством голосов (4 тыс<ячи> на 2 тыс<ячи>) некий конгресс признал свою ошибку – 3 мес<яца> назад.[1190]1190
Чрезвычайный социалистический конгресс принял резолюцию против Мюнхенского соглашения
[Закрыть] Чтó сказать, кроме: бессовестные идиоты, дальше носу своего не видящие? Где они тогда были?? Ах, ясно: когда дело коснулось собственных дел – прозрели, увидели, завопили. Вот что значит – жить нынешним днем и «своя рубашка к телу ближе». Вы не думаете, что это – начало la justice des choses? Ты предал – предадут и тебя. Кому предал – тот и предаст. Только жаль, что платить буду! – невинные, знавшие – и не могшие ничего отвратить. Нельзя от лица народов – делать мерзости!
3-го января 1939 г.
Hôtel Innova.
С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна! Поздравляю Вас вторично. После Вашего большого письма, где Вы писали о радии и о деревенских детях, было два больших моих: одно – сразу (т. е. недели 2 назад), другое – 26-го декабря, сразу после смерти Карела Чапека и всё письмо было о нем, с отзывами на смерть здешних писателей. Дошли ли, кстати, до Вас слова Б. Шоу: – Почему он умер, а не я? Почему молодой, а не старый? Он его называет своим близким другом и оплакивает его – всячески… <…>
…Просила в тех письмах – прежних – непременно сообщить мне подробную историю Рыцаря: все что знаю – что добыл двухвостого льва (львенка). – «А то é мало» – как говорила ехидная старушка, продававшая зеленину по хатам, в ответ на мое: Нынче – ниц. Я всю Чехию прожила в глубоком сне – снах – так и осталась сном, вся, с зайцами и с ланями, с перьями фазаньими – которые, кстати, у меня еще хранятся, подобранные по лесным чащам, по которым я лазала – сначала с Алей, потом с молодым Муром на руках.
Мур (скоро 14 лет, ростом почти с отца) на подаренные мною на праздники деньги купил себе книгу про зверей, книгу странных историй (Histoires à dormir debout[1191]1191
Истории-небылицы (фр.).
[Закрыть]) и звериное вырезание (картонаж – всякие Mickey, коровы и собаки). Мне – пепельницу и пачку папирос. У нас была (и еще есть) ёлочка, маленькая и пышная, как раздувшийся ёжик. Получила от Али на Новый Год поздравительную телегр<амму>. Вот, кажется, и все наши новости. Теперь жду – Ваших. Никогда, когда долго нет вестей, не думайте, что я не пишу: пишу – всегда, и всегда сама отправляю. Ну, еще раз – с Новым Годом! Дай Бог – всего хорошего, чего нету, и сохрани Бог – то хорошее, что есть. А есть – всегда, – хотя бы тот моральный закон внутри нас, о к<отор>ом говорил Кант. И то – звездное небо! Обнимаю Вас, сердечный привет и пожелания Августе Антоновне.
М.
<…>
115
23-го января 1939 г
Hôtel Innova..
<…>…Часто вижу в кинематографе Прагу, и всегда-как родной город, и еще чаще слышу ее по Т. S. F-y (radio) – и всегда как родную речь и музыку. Это место, которое больше всего меня волнует – на всей карте. Недавно перечитывала Голема[1192]1192
Роман австрийского писателя Г. Мейринка
[Закрыть] и сразу окунулась в тот мир туманов и видений, которым для меня осталась Прага. (Деревню я помню – сияющей, Прагу – сновиденной: цвета сна.)
Недавно – случайно – встретила одного своего приятеля – тех дней, и сразу почувствовала себя – на мосту, глядящей в воду.
Читали ли Вы что-нибудь Rosamond Lehman?[1193]1193
английская писательница.
[Закрыть] Я – две вещи: Intempéries – и Poussière,[1194]1194
Перемены погоды – и Пыль (фр.).
[Закрыть] и есть в Poussiere (да и в Intemperies) что-то от той меня, тех дней. Обе эти книги (да наверное – все ее) написаны – как будто не словами: как бы не написаны – а приснились. Я бы очень хотела, чтобы Вы их прочли, особенно Poussiere: что-то от радуги – и паутины – и фонтана (и меньше всего от пыли!) и – в конце концов – в ладони – горстка золы… <…>
28-го февраля 1939 г
Hôtel Innova,
Дорогая Анна Антоновна! Неделю назад, а м. б. уже десять дней, отправила Вам большое письмо – с благодарностью: благодарностями. Повторю вкратце: и Рыцарь и жизнеописание его – дошли, и в последнем меня поразил… страх Рыцаря перед ласковостью льва. Не боявшийся чудовищ – кротости убоялся. Сам Рыцарь – чудесен, и очень хорош формат: весь в высоту. Еще раз – огромное спасибо: не расстанусь до конца дней.
Любопытна легенда, повсеместно: и в баснях и в сказках и в рассказах первых путешественников – заставляющая льва жить в лесу и даже царить в нем, тогда как лев никогда в лесу не живет – только в пустыне – на всей свободе. Царь леса – тигр, и ласкового тигра бы и я испугалась. Жажду весны еще из-за зоологического сада: когда я долго не вижу (больших) зверей – у меня тоска, и уже был такой день со всеми блаженными дуновениями, когда мне дико – как зверю – захотелось к ним. Так же захотелось в зверинец, как зверям – из него… Вчера был исторический день[1195]1195
Годовщина Февральской революции в России.
[Закрыть] – и до чего я не выношу истории и до чего ей предпочитаю (Ваш словарь, к<отор>ый я оценила) «басенки»… А слыхали ли Вы кстати про новый (американский) танец: «la chamberlaine»,[1196]1196
«Чемберлен» (фр.).
[Закрыть] к<оторый> танцуют (кавалер – один) с зонтиком. Вчера слышала подробное и серьезное описание в Т. S. F. – Очень надеюсь, что мое большое письмо дошло, стихи (сбежавшие!) пришлю в следующем. Отзовитесь! Ваш голос – неизменная радость. Обнимаю и горячо, горячо благодарю.
М.
22-го мая 1939 г.
Дорогая Анна Антоновна! Надеюсь, что Вы сейчас настолько поправились, что без труда сможете прочесть мое письмо.[1197]1197
Цветаева прибегает к иносказаниям, т. к. Чехословакия была оккупирована
[Закрыть] Стараюсь писать ясно.
Все последнее время я очень много пишу, – уже целая маленькая отдельная книжка, и всё никак не могу кончить – да и жалко расставаться, столько еще осталось сказать хорошего – и верного. Стихи идут настоящим потоком – сопровождают меня на всех моих путях, как когда-то – ручьи. Есть резкие, есть певучие, – и они сами пишутся. Очень много о драгоценных камнях – недрах земли – но и камни – живые! Зная, как Вы любите стихи, все время, пока пишу, пока они пишутся, о Вас думаю. Часто бываю в кинематографе, особенно люблю – видовые, и при виде каждой старой башни – опять Вас вспоминаю. Словом, мы с Вами – точно и не расставались, и поэтому мне особенно грустно, именно сейчас, Ваше молчание. Я понимаю, что при недомогании – трудно, но я письма и не прошу – только открыточку…
Не знаю, дошла ли до Вас (давно уже) моя благодарность за фотографию – она у меня вставлена в (старинную) рамку и висит над изголовьем, но так как карточка – узкая, а рамка широкая, я вставила еще одну фотографию – совсем недавнюю и безумно похожую: одно лицо: случайного человека на мосту. И окружила все это народными деревянными бусами, к<отор>ые случайно нашла в здешнем Uni-Prix – Вы же знаете как я люблю народное искусство. (NB! Я сама – народ.) Простите за все эти мелочи, но они – живые… <…>
31-го мая 1939 г.
Дорогая Анна Антоновна! Мы наверное скоро тоже уедем в деревню,[1198]1198
Цветаева сообщает о своем предстоящем отъезде в СССР.
[Закрыть] далекую, и на очень долго. Пока сообщаю только Вам. Но где бы я ни была – я всю (оставшуюся) жизнь буду скучать по Вас, без Вас, которые для меня неразрывны с моим стихотворным потоком. Стихи я как раз сегодня получила в нескольких экземплярах) (машинка), сейчас (12 ч. ночи, Мур давно спит) буду править, а потом они начнут свое странствие. Аля уже получила, получит и Эдди,[1199]1199
Бенеш Эдуард – политический и государственный деятель, в 1935–1938 гг. президент Чехословакии.
[Закрыть] он ведь тоже любит стихи, как и ручьи, и леса. Так приятно доставить человеку радость! Получилась (бы) целая книжка, но сейчас мне невозможно этим заниматься. Отложу до деревни. Там – сосны, это единственное, что я о ней знаю. А помните рассказы из Вашего детства, как Вы уезжали из одной деревни – Вам не позволили взять с собой Вашу любимую (синюю, с цветами) шкатулку или коробку. Вы это рассказывали Але, а рядом Ваша мама играла Шопэна. Я все помню! Господи! этому уже 14 лет (Мурины – 14!). А всего прошло – 17. И тоже был май.
У меня сейчас много работы и заботы: не хватает ни рук ни ног, хочется моим деревенским друзьям привезти побольше, а денег в обрез, надо бегать – искать «оказионов» или распродажу – и одновременно разбирать тетради – и книги – письма – и пришивать Муру пуговицы – и каждый день жить. т. е. готовить – и т. д. Но – я, кажется, лучше всего себя чувствую, когда вся напряжена. И – отдых будет долгий: друзья мои живут в полном одиночестве,[1200]1200
Муж и дочь, в России, в поселке Болшево под Москвой.
[Закрыть] как на островке, безвыездно и зиму и лето. Барышня[1201]1201
Дочь, Ариадна.
[Закрыть] на работу ездит в город, а мне вовсе будет незачем. Вспоминаю мою деревню, как я в последнюю минуту побежала прощаться с кустом (верней, деревцем) можжевельника (кажется – Hollunderbaum – иль – busch), к<оторый> меня всегда первый приветствовал наверху горы. А у нас сейчас мода (у меня всегда была!) деревенские пестрые платья: вся юбка в сборку, лиф – обтяжной, темно-синие, с цветочками. И куклы такие есть: нашла два ожерелья, себе и Але – «moraves»[1202]1202
«Моравские» (фр.).
[Закрыть] – И чувствую их Вашими. Свое ношу не снимая. – Что еще (сказать?) Радуюсь, что поправляетесь, лето зимы мудренее, время идет и пройдет. Вижу уже по почерку, я его отлично разбираю, хотя есть какая-то перемена. Безумно обрадовалась Вашей открытке, она пришла утром и была – как луч (из-под двери, п. ч. письма здесь просовывают под дверь). Я целый день ей радуюсь, и сейчас, перед сном, опять перечту – и буду с ней спать, под Вашей карточкой в рамке, с Вашими бусами на шее. Это – всегда будет со мной: пока буду – я. Обнимаю, отзовитесь сразу, можете еще застать. Перед отъездом еще напишу, и бесконечно Вас люблю. Сердечный привет Авг<усте> Антоновне. Я тоже вспоминаю Рильке Mit dem heimatlichen prosim.[1203]1203
С отечественным «пожалуйста» (нем. – чешcк.).
[Закрыть] Книги его – везу.
М.
7-го июня 1939 г.
Дорогая Анна Антоновна! Пишу поздней ночью – или очень ранним утром. (Я так родилась – ровно в полночь: – Между воскресеньем и субботой – я повисла, птица вербная – На одно крыло – серебряная – На другое – золотая…[1204]1204
Cтроки стихотворения Цветаевой без названия (1919).
[Закрыть]) Это – мой последний привет. Все дни – бешеная переписка, и разборка, и укладка, и бешеная жара (бешеных собак), в обычное время я бы задыхалась, но сейчас я – и так задохнýлась: всем – и, как йог – ничего не чувствую. Жалею Мура, который – от всего – извелся – не находит себе места – среди этого развала. Ну – скоро конец, а конец – всегда покой. (Конца – нет, п. ч. сразу – начало).
Спасибо за ободрение. Вы сразу меня поняли… <…> но выбора не было: нельзя бросать человека в беде, я с этим родилась, да и Муру в таком городе как Париж – не жизнь, не рост… – Ну – вот.
Спасибо за те тропинки детства, но и за другие не менее родные, спасибо – за наши. Тропинки, превратившиеся в поток – когда-нибудь – сам – докатится и до Вас: поток – всегда сам! и его никто не посылает – кроме ледника – или земли – или Бога… «Так и стою, раскрывши рот: – Народ! какой народ!»[1205]1205
Из стихотворения М. Цветаевой «Народ», цикл «Стихи к Чехии».
[Закрыть] Но Вы мой голос – всегда узнáете.
Боже, до чего – тоска! Сейчас, сгоряча, в сплошной горячке рук – и головы – и погоды – еще не дочувствываю, но знаю чтó меня ждет: себя – знаю! Шею себе сверну – глядя назад: на Вас, на Ваш мир, на наш мир… Но одно знайте: когда бы Вы обо мне ни подумали – знайте, что думаете – в ответ. В моей деревне – тоже сосны, буду вспоминать тот можжевеловый куст.
…Вы человек, который исполнил все мои просьбы и превзошли все мои (молчаливые) требования преданности и памяти. Так, как Вы, меня – никто не любил. Помню всё и за всё бесконечно и навечно благодарна. – Ответить не успеете, едем 10-го. подумайте о нас, и долго думайте – каждый день, много дней подряд. Желаю хорошего лета, отдыха, здоровья, тихих людей и хороших книг. Спасибо за Lawrens-Tochter, увожу, не расстанусь никогда. За всё спасибо, как только поправимся – напишу. А встреча – будет! Ваша всегда и навсегда.
М.
#11_13
12-го июня в еще стоящем поезде.
Дорогая Анна Антоновна! (Пишу на ладони, потому такой детский почерк.) Громадный вокзал с зелеными стеклами: страшный зеленый сад – и чего в нем не растет! – На прощание посидели с Муром, по старому обычаю, перекрестились на пустое место от иконы (сдана в хорошие руки, жила и ездила со мной с 1918 г. – ну, когда-нибудь со всем расстанешься: совсем!. А это – урок, чтобы потом – не страшно – и даже не странно – было…) Кончается жизнь 17 лет. Какая я тогда была счастливая! А самый счастливый период моей жизни – это – запомните! – Мокропсы и Вшеноры, и еще – та моя родная гора. Странно-вчера на улице встретила ее героя,[1206]1206
К. Б. Родзевич.
[Закрыть] кот<орого> не видала – годы, он налетел сзади и без объяснений продел руки под руки Мура и мне – пошел в середине – как ни в чем не бывало. И еще встретила – таким же чудом – старого безумного поэта с женою[1207]1207
К. Д. Бальмонт и Е. К. Цветковская. Последние десять лет жизни поэт страдал душевной болезнью.
[Закрыть] – в гостях, где он год нé был. Точно все – почуяли. Постоянно встречала – всех. (Сейчас слышу, гулко и грозно: Express de Vienne[1208]1208
Экспресс из Вены (фр.)
[Закрыть]… и вспомнила башни и мосты к<отор>ых никогда не увижу.) Кричат: – En voiture, Madame![1209]1209
В вагон, Мадам! (фр.)
[Закрыть] – точно мне, снимая меня со всех прежних мест моей жизни. Нечего кричать – сама знаю. Мур запасся (на этом слове поезд тронулся) газетами. —
– Подъезжаем к Руану, где когда-то людская благодарность сожгла Иоанну д’Арк. (А англичанка 500 л<ет> спустя поставила ей на том самом месте памятник.) – Миновали Руан – рачьте дале! – Буду ждать вестей о всех вас, передайте мой горячий привет всей семье, желаю вам всем здоровья, мужества и долгой жизни. Мечтаю о встрече на Муриной родине, к<оторая> мне роднее своей. Оборачиваюсь на звук ее – как на свое имя. Помните, у меня была подруга Сонечка,[1210]1210
С. Е. Голлидей.
[Закрыть] так мне все говорили: «Ваша Сонечка». – Уезжаю в Вашем ожерелье и в пальто с Вашими пуговицами, а на поясе – Ваша пряжка. Все – скромное и безумно-любимое, возьму в могилу, или сожгусь совместно. До свидания! Сейчас уже не тяжело, сейчас уже – судьба. Обнимаю Вас и всех ваших, каждого в отдельности и всех вместе. Люблю и любуюсь. Верю как в себя.
М.
ГУЛЮ Р. Б
Мокропсы, 12-го нов<ого> декабря 1922 г.
Милый Гуль,
Простите, забыла Ваше отчество, непременно сообщите. Посылаю Вам три стиха: «Река» и два «Заводские», последние неделимы, непременно должны идти вместе, для Вашего «Железного века» они, очевидно, длинны, – берите «Реку».[1211]1211
Издание альманаха «Железный век», так же как и упоминаемого далее «Романтического Альманаха», осуществлено не было. Стихотворение «Река» опубликовано в первой книге альманаха «Струги», вышедшего в начале 1923 г. в берлинском издательстве «Манфред». Цикл «Заводские» напечатан в журнале «Воля России»
[Закрыть] Может быть во 2 номер бы вместились? Словом, смотрите сами. Очень бы мне хотелось, чтобы Вы пристроили их теперь же. У меня столько стихов разослано, – и в Польшу, и в Париж, – все просят – а пошлешь – как в прорву: устала переписывать. Гонорар, если сумеете выцарапать таковой (а это куда трудней, по-моему, чем писать, переписывать, набирать, брошюровать и т. д.!) – передайте, пожалуйста, Глебу Струве: моя страстная мечта-немецкие Bergschuhe,[1212]1212
Горные ботинки (нем.).
[Закрыть] и жена Струве была так мила, что обещала мне их купить, если будут деньги. Посылала на этот предмет и Глебу Струве стихи – для «Романтического Альманаха».
Простите, что так тяжеловесно вступаю в письмо (ибо письмо – путь!), помню, что одна из моих главенствующих страстей – ходьба – и Ваша страсть, поэтому надеюсь не только на Ваше прощение, но и сочувствие (Bergschuh’aм!).
– Дружочек, мне совсем не о гонорарах и сапогах хотелось бы Вам писать, мы с Вами мало дружили, но славно дружили, сапоги и гонорары – только для очистки моей деловой совести, чтобы ложась нынче в 3-ем или 4-ом часу в. кровать (на сенной мешок, покрытый еще из сов<етской> России полосатой рванью!), я бы в 1001 раз не сказала себе: снова продала свою чечевичную похлебку (Bergschuhe!) за первенство (Лирику!).
Еще два слова о стихах. 1) Умоляю, правьте корректуру сами. 2) Будьте внимательны к знакам, особенно к тире – (разъединительным и – соедин<ительным>). 3) В 1 стихотв<орении> «Заводские» – в строчке «В надышанную сирость чайное» – непременно вместо СИРОСТЬ напечатают СЫРОСТЬ, а это вздор. В 6-ом четверостишии третья строка перерублена:
Окончания.
– Всем песням насыпь.
Так и быть должно. Во втором стихотворении прошу проставить ударение: Труднодышащую, ё в слове ошмёт, Тот с большой буквы. Стихотворение «Река». В первой строчке 5-го четверостишия непременно ГОРНИЙ, а не ГОРНЫЙ. Потом, один раз: «в ГОРДЫЙ час трубы», другой раз: «в ГОЛЫЙ час трубы», чтоб не перепутали. Наконец, в этом же стихотворении (последняя стр<ока>, первое четверостишие) заклинаю: курсивом слова: ТОЙ… и: ТОТ. Оба подчеркнуты. И оба с маленькой буквы.
Предвосхищаю, поскольку могу, все опечатки. У меня очень ясно написано, но у меня роковая судьба.
________
Читала в Руле, что вышла моя «Царь-Девица». Голубчик, не могли ли бы Вы деликатным образом заставить моего из<дате>ля Соломона Гитмановича Каплуна прислать мне авторские экземпляры). Геликон[1213]1213
А. Г. Вишняк, владелец берлинского издательства «Геликон».
[Закрыть] мне давал 25, хорошо бы раньше узнать, сколько обычно дает Каплун («Эпоха»). Получив, тотчас же вышлю Вам, клянусь Богом, что между услугой, о к<отор>ой прошу, и обещанием – никакой связи, кроме внешней: подарю Вам также свое «Ремесло», когда выйдет (???),[1214]1214
Сборник вышел весной 1923 г.
[Закрыть] – я помню, как Вы тогда всем существом слушали стихи: так же, как я их писала.
_________
О себе в этом письме не хочется писать ничего, напишу Вам отдельно. Скажу только, что кончаю большую вещь (в стихах), к<отор>ую страстно люблю и без к<отор>ой осиротею.[1215]1215
Поэма «Молодец».
[Закрыть] Пишу ее три месяца. Стихи писала всего месяц – летом – потом обуздала себя и вот за три месяца ни одного стиха, иначе большая вещь не была бы написана. Не пишу Вам ее названия из чистого (любовного) суеверия. Пока последняя точка не будет поставлена —
Очень беспокоюсь о своем «Ремесле», Геликон молчит как гроб: не прогорел ли? Посылала ему стихи для «Эпопеи» – то же молчание.[1216]1216
Литературный ежемесячник «Эпопея», издававшийся в Берлине под редакцией А. Белого.
[Закрыть] Вообще, у меня в Берлине, с отъездом Л. Е. Чириковой, нет друзей: никого.
Берлинских стихов сейчас печатать не буду: тошно! Это еще не переборотая слабость во мне: отвращение к стихам в связи с лицами (никогда с чувствами, ибо чувства – я!) – их вызвавшими. – Так что не сердитесь. Если Вам этот стих (с казармами) мил, пришлю Вам его в следующем письме, только не печатайте.
Прозы у меня сейчас готовой (переписанной) нет, есть записные книги (1917–1920 г.) не личного, но и не обществ<енного> характера: мысли, наблюдения, разговоры, революционный) быт, – всякое. Геликон очень их просил у меня для отдельной книги. Напишите подробнее: какая проза? Куда? И верное ли дело? Тогда бы прислала, только не сейчас. – Шлю Вам привет, спасибо, что вспомнили. Пишите о себе: жизни и писаниях.
Сережа и Аля шлют привет.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Praha VIII
Liben Swobodarna
M-r Serge Efron (для МЦ.)
Мокропсы, 21-го нoв<ого> дек<абря> 1922 г.
Дорогой Гуль,
Вот Вам Царь-Девица с 16-ью опечатками – и письмо к Каплуну. Если найдете возможным – передайте лично («с оказией», не говорите, что прислано на Ваше имя), если нет – отправьте почтой, непременно заказным, чтоб потом не отговаривался. Деньги на марку (ибо знаю, что их у Вас нет, ибо Вы порядочный человек) Вы может быть возьмете из гонорара за «Заводские» (если приняты).
Теперь, следующее: если Каплун наотрез откажется (письмо прочтите!) – нельзя ли будет поместить мой перечень опечаток в ближайшем № «Русской Книги». Можно – чтобы не ожидать Каплуна – 1) не упоминать из<дательст>ва, просто «Царь-Девица», 2) в крайнем случае – взять вину на себя: «книга шла без моей корректуры».
УЛОМАЙТЕ или УМОЛИТЕ Ященку!
Можно сделать и по-другому, по-ященковски: авт<обиогра>фия под углом опечаток, очень весело, – блистательно! Некий цветник бессмыслиц. (У меня – сокровищница, особенно из времен советских!) и кончить «Царь-Девицей».[1217]1217
Гуль работал в то время секретарем редакции библиографического журнала «Новая Русская Книга», редактором которого был А. С. Ященко. Перечень опечаток напечатан не был
[Закрыть]
Кстати, прочла во вчерашнем Руле отзыв Каменецкого: умилилась, но – не то! Барокко – русская речь – игрушка – талантливо – и ни слова о внутренней сути: судьбах, природах, героях, – точно ничего, кроме звону в ушах не осталось. – Досадно! —
Не ради русской речи же я писала!
Если знакомы с К<амене>цким – ему не передавайте, этот человек явно хотел мне добра, будьте другом и не поселите вражды.
________
Посылаю одновременно и книгу для Пастернака, простите за хлопоты, – видите, как трудно со мной дружить![1218]1218
«Царь-Девица». На книге посвящение: «Борису Пастернаку – одному из моих муз. Марина Цветаева. 22 декабря 1922, Прага»
[Закрыть]
Жду скорейшего ответа. Вы Ященку знаете, а я нет: вдруг он не только откажется, но еще и будет смеяться надо мной с Каплуном.
Тогда я буду посрамлена.
– Будьте осторожны. —
Милый Гуль, еще не поздно со мной раздружиться: это меня нисколько не обидит, а Вас, может, освободит от многой лишней возни, – пока я в Праге, а Вы в Берлине. (Простите за «я» на 1-ом месте, иначе фраза не звучит!)
Жму руку.
МЦ.
<Приписка на полях:>
Адр<ес>: Praha II
Vyŝhegradska 16
Méstski Hudobinec
P. S. Efron (МЦ.)
Мокропсы, 4/17-го января 1923 г.
Дорогой Гуль,
Так как Вы мне больших писем не пишете, я решила писать Вам маленькие открыточки. – Хороша Прага?[1219]1219
Письмо написано на открытке с изображением Национального театра в Праге.
[Закрыть] – К сожалению, я живу в Мокропсах (о, насмешка! – Горних!) Спасибо за письмо, хотя маленькое и на ремингтоне: люблю большие и от руки. – Дошла ли до Вас, наконец, моя Царь-Девица? Были посланы две, – вторая Пастернаку. Чтó он? Все спрашиваю о нем приезжающих, – никто не видел.
Спасибо за устройство стихов. Как встречали Новый Год? Мы дважды – и чудесно.
Ну, жду обещанного письма! – Да, Эр<енбур>га ни о чем, касающемся меня, не просите, мы с ним разошлись! Привет.
МЦ.
Мокропсы, 9-го нов<ого> февраля 1923 г.
Мой милый и нежный Гуль!
(Звучит, как о голубе.)
Две радости: Ваше письмо и привет от Л. М. Э<ренбург>,[1220]1220
художница, жена И. Г. Эренбурга.
[Закрыть] сейчас объясню, почему.
Летом 1922 г. (прошлого!) я дружила с Э<ренбур>гом и с Геликоном. Ценности (человеческие) не равные, но Г<елико>на я любила, как кошку, Э<ренбур>г уехал нá море, Г<елико>н остался. И вот, в один прекрасный день, в отчаянии рассказывает мне, что Э<ренбур>г отбил у него жену. (Жена тоже была нá море.) Так, вечер за вечером – исповеди (он к жене ездил и с ней переписывался), исповедь и мольбы всё держать в тайне. – Приезжает Э<ренбур>г, читает мне стихи «Звериное тепло»,[1221]1221
Сборник стихов И. Эренбурга
[Закрыть] ко мне ласков, о своей любви ни слова! Я молчу. – Попеременные встречи с Э<ренбур>гом и с Г<елико>ном. Узнаю от Г<елико>на, что Э<ренбур>г продает ему книгу стихов «Звериное тепло». Просит совета. – Возмущенная, запрещаю издавать. – С Э<ренбур>гом чувствую себя смутно: душа горит сказать ему начистоту, но, связанная просьбой Г<елико>на и его, Э<ренбур>га, молчанием – молчу. (Кстати, Э<ренбур>г уезжал нá море с головóй-увлеченной мной. Были сказаны БОЛЬШИЕ слова, похожие на большие чувства. Кстати, неравнодушен и ко мне был и Г<елико>н).
Так длилось (Э<ренбур>г вскоре уехал) – исповеди Г<елико>на, мои ободрения, утешения: книги не издавайте, жены силой не отнимайте, пули в лоб не пускайте, – книга сама издастся, жена сама вернется, – а лоб уцелеет. – Он был влюблен в свою жену, и в отчаянии.
________
Уезжаю. Через месяц – письмо от Э<ренбурга>, с обвинением в предательстве: какая-то записка от меня к Г<елико>ну о нем, Э<ренбур>ге, найденная женой Г<елико>на в кармане последнего. (Я почувствовала себя в помойке.)
Ответила Э<ренбур>гу в открытую: я не предатель, низости во мне нет, тайну Г<елико>на я хранила, п. ч. ему обещала, кроме того: продавать книгу стихов, написанных к чужой жене – ее мужу, который тебя и которого ты ненавидишь – низость. А молчала я, п. ч. дала слово.
Э<ренбур>г не ответил и дружба кончилась: кончилась с Г<елико>ном, к<отор>ый после моего отъезда вел себя co мной, как хам: на деловые письма не отвечал, рукописей не слал и т. д. – «Тепло», конечно, издал.
Так, не гонясь ни за одним, потеряла обоих.
________
Привет от Л. М. Э<ренбург> меня искренне тронул: убежденная, что и она возмущена моим «предательством», я ей ни разу дне писала. Она прелестное существо. К любови Э<ренбур>га (жене Г<елико>на) с первой секунды чувствовала физическое (неодолимое!) отвращение: живая плоть! Воображаю, как она меня ненавидела за: живую душу! Все это. Гуль, МЕЖДУ НАМИ.
________
Только что кончила большую статью (апологию) о книге С. Волконского «Родина». Дала на прочтение в «Русскую Мысль», если Струве не примет – перешлю Вам с мольбой пристроить. Книга восхитительная, о ней должно быть услышано то, что я сказала. Пока усердно не прошу, п. ч. еще надеюсь на Струве. Статья в 22 стр<аницы> большого (журнального) формата, приблиз<ительно> 11/6 печатаного) лист<а> в 40 тыс<яч> букв. На урезывание не согласна: писала как стихи.
Готовлю к апрелю книгу прозы (записей).[1222]1222
Книга дневниковой прозы «Земные приметы»
[Закрыть] Вроде духовного (местами бытового) дневника. Г<елико>н, читавший в записных книгах, когда-то рвал ее у меня из рук. Необходимо подготовить почву, – кто возьмет? Если увидитесь с Г <елико>ном – оброните несколько слов, не выдавая тайны. Мне ему предлагать – немыслимо. Думаю кончить ее к 20-ым числам апреля. Если бы нашелся верный издатель, приехала бы в начале мая в Берлин. Словом, пустите слух. Книга, думаю, не плохая. – Тогда бы весной увиделись, погуляли, посидели в кафе, я бы приехала на неделю – 10 дней, Вы бы со мной слегка понянчились.
Совсем ничего не знаю о «Веке Культуры», купившем у меня книгу стихов «Версты» I (т. е. купили «Огоньки»[1223]1223
«Век культуры» (Данциг) и «Огоньки» (Берлин) – недолго просуществовавшие русские эмигрантские издательства.
[Закрыть] и перепродали в Данциг). В Берлине ли издатель? Очень, очень прошу сообщить мне его адр<ес>!
Bergschuhe (милый, что помните!) – увы! – пролетели. Деньги тогда залежались, потом цены вздорожали. Куплю, когда приеду. Пока хожу в мужских башмаках, – здесь как на острове!
Привезу весной и свою рукопись «Мóлодец». И стихи есть, – целых четыре месяца не писала.
________
Ваше отвращение к Н. А. Б<ердяе>ву я вполне делю. Ему принадлежит замечательное слово: «У Вас самой ничего нет: неразумно давать». (Собирали на умирающего – мох и вода! – с голоду М. Волошина, в 1921 г., в Крыму.) Чувствую, вообще, отвращение ко всякому национализму вне войны. – Словесничество. – В ушах навязло. Слóва «богоносец» не выношу, скриплю. «Русского Бога» топлю в Днепре, как идола.
Гуль, народность – тоже платье, м. б. – рубашка, м. б. – кожа, м. б. седьмая (последняя), но не душа.
Это все – лицемеры, нищие, пристроившиеся к Богу, Бог их не знает, он на них плюет. – Voilà[1224]1224
Вот (фр.).
[Закрыть] —
________
В Праге проф<ессор> Новгородцев[1225]1225
юрист, философ
[Закрыть] читает 20-ую лекцию о крахе Зап<адной> культуры, и, доказав (!!!) указательный (перст: Русь! Дух! – Это помешательство. – Что с ними со всеми? Если Русь – переходи границу, иди домой, плетись.
________
А у нас весна: вербы! Пишу, а потом лезу на гору. Огромный разлив реки: из середины островка деревьев. Грохот ручьев. Русь или нет, – люблю и никогда не буду утверждать, что у здешней березы – «дух не тот». (Б. Зайцев, – если не написал, то напишет.) Они не Русь любят, а помещичьего «гуся» – и девок.
Я скоро перестану быть поэтом и стану проповедником: против кривизн. Не: не хочу людей, а не могу людей, повторяя чью-то изумительную формулу: je vomis mon prochain.[1226]1226
Меня тошнит рядом с ближним (фр.).
[Закрыть]
Очень радуюсь Вашему отзыву,[1227]1227
Рецензия Р. Гуля на сборник Цветаевой «Версты», опубликованная в № 11/12 «Новой русской книги» за 1922 г.
[Закрыть] куда меньше – айхенвальдовскому. Я не знала, что К<амене>цкий в Руле – он. Я думала, он зорче. Это любитель письменности, не любовник! Но любоопытно прочесть, у меня с ним по поводу Ц<арь->Д<еви>цы был любопытный часок. Когда-нибудь расскажу. У Кончаю, пишите чаще и больше. Как ваш друг? Поправляется ли? Выходит ли Ваша книга об эмиграции?[1228]1228
«В рассеяньи сущие». Повесть (Берлин: Манфред, 1923).
[Закрыть]
Не забудьте, что история с Э<ренбургом> и Г<еликоном> – между нами.
Крепко жму руку, привет от Сережи и Али. – Спасибо. —
МЦ.
<Приписка на полях:>
Получила от Пастернака книгу.[1229]1229
Сборник Б. Пастернака «Темы и вариации», вышедший в январе 1923 г. в издательстве «Геликон».
[Закрыть] Прочла раз и пока перечитывать не буду, иначе напишу, и Вам придется помещать.
Praha II
Vyšhehradska, 16
Mèstsky Hudobinec
M-r S. Efron
(для МЦ.)
Мокропсы, 17-го нов<ого> февр<аля> 1923 г.
Милый Гуль,
Отправляю одновременно письмо к Геликону: получила от него покаянную телеграмму (сравнимо только с объяснениями в любви по телефону!) – и по свойственному мне мужскому великодушию и женской низости – пожалела, т. е.: спросила в упор 1) хочет ли он еще эту книгу 2) сколько – применительно к кронам – заплатит за лист 3) когда издаст. Предупредила, что есть возможность другого издателя и что не настаиваю ни на чем, кроме быстрого ответа.
А Вам на Ваши вопросы отвечаю следующее:
1) Книга записей (быт, мысли, разговоры, сны, рев<олюционная> Москва, – некая душевная хроника) 2) объединена годами (от 1917 г. по конец 1918 г.) и моей сущностью: ВСЁ, В ИТОГЕ, ПРИХОДИТ К ОДНОМУ ЗНАМЕНАТЕЛЮ 3) от 4 до 5-ти печат<ных> листов (в пресловутых 40 тыс<яч> букв лист), но сама книга выйдет больше, ибо много коротких записей, часто начинаю с красной строки. Вообще необходимо некое бумажное приволье.
Цен не знаю абсолютно, но хотела бы, чтобы плата за книгу и на чешском языке что-нибудь значила. Т. е.: хорошо бы издатель определил в кронах, независимо от срока заключения договора и тех или иных колебаний герм<анской> марки. – Вам ясно? – Сколько бы он сегодня дал в марках, переведенных на кроны? И за эти кроны держаться. (Это не значит, что я прошу чешской расценки, это немыслимо, кроны – некий критерий.)
Прожду геликонова ответа дней семь-восемь, – засим уполномачиваю Вас вступать в переговоры. (Извещу срочно.)
Книга готова будет – самое раннее – к началу апреля. Раньше не берусь. (К первым числам.) Но если дело наладится, пришлю несколько тетрадей на просмотр.
Итог: если это удобно, понаведайтесь сейчас (это полезно и для переговоров с Г<елико>ном) – если не удобно – ждите моего ответа, точного и срочного.
– Милый Гуль, я Вам очень надоела?
_________
Как я жалею, что Вы сейчас в Б<ерли>не! Не здесь! (Я ведь помню Вашу страсть к просторам!) Я сегодня полдня была на горе, еще рыжей от осеннего листа (некоторые деревья так и простояли!) Нет чувства, что была зима: очень долгое северное лето. А теперь все начинается: начало, которому не предшествовал конец! И буйно начинается: два ветра, ледяной и летний, с ног сбивает!
Гуль, непременно, хоть раз, когда я буду в Берлине, мы с Вами поедем за город – на целый день!
Я страшно радуюсь своему приезду. (Приеду, очевидно, раньше мая.) Дней на десять.
А пока привет и робкая просьба не сердиться.
МЦ.
Мокропсы, ночь с 5-го на 6-ое нов<ое> марта 1923 г.
Мой милый Гуль,
Спасибо нежное за письмо. «Нов<ую> Русск<ую> Книгу» получила, за отзыв благодарить было бы нескромностью, – не для меня же, но не скрою, что радовалась.
Два слова о делах. Геликон ответил, условия великолепные… но: вне политики. Ответила в свою очередь. Москва 1917 г. – 1919 г. – чтó я, в люльке качалась? Мне было 24–26 л<ет>, у меня были глаза, уши, руки, ноги: и этими глазами я видела, и этими ушами я слышала, и этими руками я рубила (и записывала!), и этими ногами я с утра до вечера ходила по рынкам и по заставам, – куда только не носили!
