Текст книги "Сетевые публикации"

Автор книги: Максим Кантор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

Ни Платон, ни Маркс – «левыми» не были. Это про них придумал правый идеолог Поппер, а до него так говорили те, кто хотел легализовать ворованное или хотел шантажировать богатых ворюг спекуляциями на свободные темы.

Революция в истории – это не более чем хирургия, многого революция не решает. Революция почти всегда восстанавливает античную эстетическую базу – иное дело, что ненадолго и искусственно. И тогда начинаются инфляционные процессы. Инфляция человеческого материала уносит куда больше жертв, нежели любая революция – а что выбрать сегодня, это решение болезненное.

Сегодня выход из кризиса требуется найти, в революции он или нет, зависит от степени запущенности заболевания, не главное – другое.

Главное состоит в том, что опасность представляет не революция, но прогрессивное невежество. Невежество и алчность порождают болезни, которые убираются трудно – чаще всего хирургическим путем.

Пустую левую риторику опровергнуть легко, а истину опровергнуть невозможно.

Руки и мыло (03.08.2012)

Леонардо писал, что отличительной чертой художника является опрятность.

Особенно везет живописцу: он не испачкан в каменной крошке, подобно скульптору, и он не перемазан глиной. Но всякий художник, в не зависимости от ремесла, одевается в чистое, сообразно своим мыслям и убеждениям.

Вы наверняка слышали о том, что иконописцы переодевались в стираные рубахи перед тем, как начать работать над образом.

Это не выдумка, так именно и было.

Так же вел себя, например, Эжен Делакруа, который, перед тем как приступать к подготовке палитры – одевался во все чистое.

Сезанн был маниакально требователен к тону одежды человека, находящегося у него в мастерской, не хотел, чтобы вульгарное пятно отвлекало его от мысли.

Французский художник Марке, когда собирался с женой в гости к Матиссу, всегда просил жену надеть бледно-розовое в сочетании с холодным зеленым – он знал, что это сочетание Матисс считает божественным.

Я уж не говорю о правилах бургундцев – Ван Эйка или Мемлинга; Карель ван Мандер оставил нам не только рецепты приготовления бургундской палитры – но и правила этикета в одежде художника.

Гойя был человеком своенравным, но вообразить его в грязной рубахе перед мольбертом – невозможно. Понимаете, искусство – оно о ясности и чистоте, о звонком цвете и ровном свете; с грязью в одежде занятия изобразительным искусством не сочетается. Это так же трудно представить, как и вообразить себе Пушкина, выпивающего спирту перед тем как сесть за Онегина.

Это все – штрихи, детали, символы.

Символизируют эти детали простейшую вещь: чистоту помыслов художника.

Это только в последний век, странный век и не особенно хороший, авангард внедрил неряшество как стиль жизни и работы. Причем неряшество немедленно стало как внешней, так и внутренней чертой.

Даже наблюдать со стороны за этим не всегда приятно.

Я не особенно пристально слежу за текущими уголовными процессами, мне не кажется, что это – оселок нравственности общества.

Но вот мне прислал запрос о дружбе художник Тер-Оганян, известный тем, что он топором рубит иконы. Ныне, как сообщают, он продвинулся вперед и просто ставит на образах печать «осквернено, Тер-Оганян». Я запрос отклонил, мне данное поведение не кажется ни смешным, ни совместимым с искусством.

Это неопрятное поведение.

А искусство – вещь чистая.

Редут Ржевского (14.08.2012)

Прочел текст «Послание к евреям» Наврозова. За претенциозным названием можно было предполагать нечто существенное: столько всего можно сказать обидного и едкого евреям. Мало того, что они придумали большинство социально вредных теорий, они еще и других обвиняют в том, что те следуют этим ложным теориям. Кстати говоря, пророки библейские обвинять евреев умели хорошо. Но в данной колонке – пусто. Кокетливый человек решил поиграть в пророка, взял громкое название, а громко говорить не умеет.

Есть анекдот про поручика Ржевского: – Господа! Давайте купать наших скакунов в шампанском! – Поручик, а где столько шампанского взять? – Тогда хоть кошку пивом обольем. Наврозов – провокатор, верно; но провокатор неопасный. И даже невольный. Он, возможно, занялся бы чем-то иным, но он ничего кроме этого не умеет. Необразованный эссеист – крайне популярная сегодня профессия, за нее платят. Откройте любую газету – почти все такие. Ему реально обидно, что другим платят, а ему не платят. Он усвоил в жизни один урок, но важный: журналист сегодня – тот, кто немного хамит, а ему за это платят те, кому он хамит. В принципе, это верно. Но надо еще чуть-чуть добавить материала, помимо хамства. Совсем кроху, но надо. Это делает хамство оправданным и искренним. Эта искренность как бы напоминает о шампанском и скакунах – хотя используют пиво и кошек. Кто-то добавит про политику, кто-то про науку, кто-то про народную жизнь – а потом можно и хамить. Казус в том, что этот автор реально ничего не знает и ничего не читает, кроме газет. Это горькая истина, подкрепленная пустой, немного авантюрной, биографией. И авантюрист не настоящий, не такой преступник как все почтенные воры: неудачный игрок, несостоявшийся жиголо. Важно в истории совсем иное. Как и в случае с Прилепиным, важна реакция просвещенного «света». Решительно все знали, что Прилепин – нацбол, бывший член партии Лимонова. И это предполагает определенные взгляды. Решительно все знали что Наврозов – жиголо и игрок в казино, то есть провокатор, использующий момент для авантюрного хода. Ничего удивительного вообще не случилось. Из за чего скандал? Вы что – этой особенности прежде не видели? Но гламурная публика привыкла к легкой плесени на сыре – это даже украшает сыр. И нареканий не вызывает.

Никто не поминает барышне Собчак ее амурных похождений, зашкаливающих за грань допустимого; никто не поминает Абрамовичу происхождение денег, лучше с ним дружить; никто не поминает галеристам «Триумфа» связи с организатором подпольных казино; никто не поминает бывшему министру Швыдкому темных историй с авангардом. Это как бы «не считается» в приличном обществе. Это общая легкая замаранность. Теперь принят легкий аромат гниения – и даже приветствуется. Мало ли, что именно спер Кириенко? Мало ли, сколько конкретно от нефтяного бизнеса отгрыз Немцов? Это не имеет отношения к общественной морали. Так немцы принимали Версальский запах экскрементов (Король – Солнце какал везде) за особый «французский запах». Важно и то, что «общественное мнение» не интересуется содержанием мозгов манифестанта: безразлично, какого качества стихи выходят из под пера Иртеньева, Дашевского или иного прогрессивного поэта. Это даже обсуждать неловко. Но во всякой «малине» действует один-единственный моральный закон – не воруй у своих. Мы с тебя не спрашиваем и не интересуемся знать: какие ты там казино строишь по Подмосковью, что ты там отжулил от пенсионного фонда, с кем ты спишь, что ты нюхаешь, режешь ты старушек или нет, какого качества стишки пишешь – у каждого свой бизнес. Но не гадь в своей компании! Не воруй у своих пацанов! Не соблазняй дочку директора! Если кормишься у еврейских банкиров – не надо напоминать им, что они не русские. Если варишься в столичной кастрюльке, то помни, кто твои соседи – там помимо лаврового листа еще и другие компоненты имеются. Всего-то правил, неужели трудно усвоить? Мнения можно иметь любые – тем более, что мнений-то особых ни у кого и нет. Но в малине надо жить по понятиям. Вот и весь урок сегодняшнего дня.

Пилюлькинские флеши

Моя заметка о Наврозове всем очень понравилась, много смеялись.

Правда с небольшой оговорочкой: про Наврозова на 100 % верно, а вот дальше идут неточности.

Помните, как однажды Незнайка решил стать художником и нарисовал портреты всех коротышек; каждому нравилось все, кроме его собственного портрета. А доктор Пилюлькин даже разъярился, когда увидел, что у него вместо носа градусник.

Про Наврозова – все в точку! Но не будем обобщать: мы все привыкли посещать яхты и дачи своих вороватых друзей, и при чем здесь антисемитский опус Наврозова. В огороде растет отвратительная бузина – а дядька-то на солнечной Мадейре.

Так вот, написал я про Ржевского, чтобы сказать – те, кто принимал его в гостиной, – они еще хуже. А вы не заметили что у вас самих в ближайших знакомых (начальниках, работодателях, корешах) – прохвост? Вам этого не хотелось знать? Вы на Собчак с Немцовым не огрызаетесь – только на очевидного жиголо?

Как бы так исхитриться, чтобы и вульгарного поручика заклеймить, и чтобы генерала не обидеть – пусть он горничных тискает и в рояль писает, генерал все же.

Редут Ржевского мы потеряли, но флеши Пилюлькина отстоим.

Чикатилло. Его борьба (16.08.2012)

Прошло время, и теперь, когда шоры идеологии не мешают смотреть на вещи ясно, следует взглянуть на личность Андрея Романовича Чикатилло непредвзято. Настоящий текст призывает увидеть события в их трагической безысходности и по-новому оценить, то, что Андрей Романович пытался совершить.

Андрей Романович Чикатилло родился в 1936 году (роковая дата!) и его становление как личности во многом было определено тем фактом, что его отец пострадал как «изменник Родины» и «предатель». Вспомним, сколько ярлыков в те годы наклеивали на безвинно осужденных. Следует ли удивляться, что юный Андрей захотел изучать закон и право?

Вспомним, что в те годы многие мечтали о легальном изменении так называемого социалистического строя.

Саньяго Коррильо, и его проект Еврокоммунизма, Есенин-Вольпин, призывавший вернуться к конституционным основам, – можно не сомневаться, что нечто схожее обдумывал и юный Чикатилло. К сожалению, Андрей Романович не смог поступить на юридический факультет МГУ именно в связи с тем, что его отец числился в «предателях Родины».

Невозможность легального сопротивления советскому режиму – стала серьезным аргументом в определении пути Андрея Романовича.

Отныне он ставил себе только те задачи, которые мог решить сам, без опоры на строй и его фальшивые институты. Он вступил на путь одинокой борьбы.

Что мог сделать одиночка против громады? Как одному человеку биться с тоталитарной машиной? Что может единица против сплоченного Варшавского блока, оболваненной толпы, идеологии кровопийц?

Андрей Романович зрело взвесил свои шансы.

Сломать систему любой ценой! Но как?

Совершенно ясно, что любой ущерб, причиненный этому обществу, оправдан; ясно, что предать такой народ – подвиг, все это так! Но что конкретно он мог совершить – одиночка, бросающий вызов советскому монстру?

Стать генералом, возглавить армию и развернуть ее против того бесчестного организма, который иные именуют «Родина»? Но он не мог стать генералом, эта возможность была упущена. Сделать карьеру в КГБ. дослужиться до звания полковника и передать на Запад данные по разведсети, внедренной Россией в цивилизованное общество? Но он не был даже сотрудником ГБ, и тем более полковником стать не мог.

Стать видным деятелем оборонной промышленности и продать секреты ракетной техники иностранцам? Что может быть благороднее, чем лишить эту проклятую землю оборонных возможностей! Но Андрей Романович не был чиновником оборонной промышленности.

Чикатилло решил идти другим путем.

Кто-то назовет это путем индивидуального террора. Но А.Р,Чикатилло интеллектуально стоял выше народников и стратегически видел дальше, чем деятели «Народной воли». Стрелять в депутата – мелко. Убить секретаря райкома – банально.

Андрей Романович сделал свой выбор – он будет отныне уничтожать женское население ненавистной сатрапии. Ибо, что есть женщина – неумная советская баба – как не агрегат для воспроизводства воинской силы этой империи зла?

Уничтожая их, этих оболваненных производительниц пушечного мяса, Андрей Романович подрубал ноги колоссу, он лишал армию потенциальных захватчиков мира ее солдатни, его стараниями контингент захватчиков в Афганистане, Чехословакии и прочих горячих точках – становился мельче.

Следовало работать день и ночь – и тогда, возможно, придет тот час, когда призывные пункты будут пусты. Вознамерится дикий зверь развитого социализма кинуться на цивилизацию – а зубов-то в пасти и не окажется!

И Андрей Романович работал. То был в буквальном смысле слова труд подвижника, человека, отдавшего всего себя исполнению миссии. Шаг за шагом, девушка за девушкой – он двигался вперед; но цель была еще далеко.

Иногда у Андрея в буквальном смысле опускались руки. Он бросал взгляд вокруг себя и видел: женщин все еще много! А значит, оборонная мощь империи зла еще существует! Вот они, родительницы бессердечных вояк, наймитов режима! Вот они, маршируют с авоськами и колясками – и всех ведь не выпотрошишь, нет!

Но стиснув зубы, он продолжал работу. Чикатилло стал сторонником теории малых дел: лучше честно выполнять свой долг, чем мечтать о несбыточном. Он не в силах лишить России противорактных комплексов, другие герои сделают это. Но его стараниями хотя бы на роту вояк будет меньше в этой агрессивной армии.

Дальнейшее известно слишком хорошо. Трагический путь Андрея Романовича, его ежедневный труд, его преследование, заточение.

Затем неправое судилище.

Его Голгофа.

Новочеркасский изолятор. Позорная казнь. Мы даже не знаем, где его могила.

Сегодня, когда мы вспоминаем иных героев, отдадим дань памяти также и Андрею Романовичу Чикатилло, тому кто пожертвовал жизнью за вашу и нашу свободу.

Районные будни (17.08.2012)

В советские годы в газете «Труд» была опубликована заметка – в то время журналисты еще занимались своим делом и писали репортажи, а теперь это уже ругая профессия: журналист – это тот, кто делится маленькими убеждениями. Так вот, в «Труде» опубликовали репортаж.

Дело было в семьдесят седьмом году под Волоколамском – в деревне гуляла свадьба.

Мужики перепились и двое из них сели на трактор и пустились гонять по грязным картофельным полям. Выехали на какие-то буераки и провалились в овраг – как оказалось, провалились в фашистский склад оружия, не обнаруженный до тех пор.

Пьяные дурни рассматривали шмайсеры и каски.

Потом напялили каски, взяли ржавые автоматы и вернулись в свою деревню, где свадьба еще гуляла.

Мужики в касках ввалились в прадничкый зал и заоррали: Хенде хох!

Сельчане обалдели.

И в наступившей тишине вперед вышел некий мужичок и сказал: Давно вас ждем, а вот этот – председатель колхоза!

Это реальная история, был суд, пьяниц приговорили (тогда это многие обсуждали) к двум годам, а предателя, выдавшего фашистам председателя колхоза, – к пяти годам лишения свободы. Я помню дебаты вокруг этого комичного случая.

Вчера я опубликовал заметку, пародирующую защитную речь на процессе серийного убийцы Чикатило. Сарказам заметки состоял в том, что мнимый защитник оправдывает преступления убийцы тем, что тот боролся с Советской властью. Кстати реальный сын реального Чикатило так и делает. И так же далают защитники Власова, и тп.

Легко понять, что мне эта точка зрения не близка.

Вообще говоря, я христианин, католик. Также я социалист, и борьбу с социализмом за капитализм – весьма осуждаю. Те, кто читал хоть что-нибудь из написанного мной, и видел хоть одну картину – должны были понять, что написанное мной – насмешка над эластичной моралью сегодняшнего дня.

Однако иронию поняли далеко не все. Некоторые (примерно треть) решили, что это серьезно: они были уже подготовлены к тому, что оправдание бандита вполне возможно. Некоторые решили, что я впрямь веду разговор об оправдании. Однако, глухота к иронии – не порок. К тому же, возможно, я неудачно написал.

Любопытно иное: еще одна треть читателей признала речь выдуманного адвоката – разумной.

За истекшие годы работа с мозгами граждан была проведена основательная.

Отныне оправдание Власова, Чикатило, любой мерзости – тем, что эта мерзость была осуществлена в качестве сопротивления общей морали коллектива – такое оправдание теперь возможно.

Здесь вот что важно: мораль – существует как вмененное всем, всему коллективу, обществу, людям – единое правило. Мораль – это то, что превращает правило одного – в общечеловеческий закон.

Случается так, что коллектив принимает бесчеловечные законы – например племя людоедов, нацистское государство, или, скажем, ежовский террор или якобинский трибунал могут провоцировать изменение и порчу общей морали. И тогда одиночка обязан возвысить свой голос – чтобы отстоять мораль, существующую в идеале.

Однако, то что он будет отстаивать, это не его личная мораль – это по прежнему мораль коллективного общежития, мира, где всякий отвечает за каждого, где уважают стариков и защищают детей. Ибо нет, не существует морали – не общей.

Мораль – эт общий закон. Мораль – как частный, приватизированный институт самовыражения – не существует. Это нонсенс.

Надо исхитриться, чтобы нарушение правил общества – принять за моральный поступок.

Но мы уже переучились. Мы столько раз предавали себе подобных – ради денег, карьеры, успеха, прогресса – что речь адвоката Чикатило показалась многим убедительной.

Так что, если бы сегодня пьяные дураки въехали в село со шмайсерами, то фашистам бы выдали не только председателя колхоза, но и всех сочувствующих колхозному строительству.

Приватизированный мир (18.08.2012)

Затруднительно говорить с современным писателем о романе: по наивности вы можете предполагать, что роман – это долгий рассказ о судьбах многих героев, о становлении характера, об исторических коллизиях; вероятно, будете ссылаться на Диккенса или Толстого. А романом теперь называется уже совсем иное. Практически – что угодно, это форма самовыражения автора. Тридцать страниц о поездке в метро – уже роман.

И с художником бесполезно говорить о картине: теперь картиной и произведением искусства называется что угодно. Художник волен – он хочет сделать так, а что там прежде считалось искусством, не суть важно. Его жест оценен его покупателем. Объективного критерия нет.

И журналистика – уже совсем не то, что считалось таковой: прежде журналистом был тот, кто писал репортажи и рассказывал новости. А теперь это писатель, который излагает свое понимание событий. Журналисту так излагать велел его работодатель, в непрямой форме – но посоветовал твердо.

В целом, все это – свидетельства приватизированного мира.

Общественные дисциплины отступили перед частными интересами или перед договоренностями группы лиц.

И морали общественной, в общем, уже нет – есть корпоративная мораль.

В известном смысле, и правосудие тоже давно приватизировано.

Нет закона, который равно применялся бы к богатым и бедным.

Избирательный характер применения параграфа – показывает, что для некоторых действует общее правило, а для других – иное.

Основная претензия защитников Ходорковского к правосудию состоит в том, что подсудимый совершал то же самое, что и многие – почему же всех не осудили.

Оправдание или осуждение солисток опального ансамля – не означает того, что решительно всех хулиганов вообще мы хотим освободить. Нет, мы хотим освободить только вот этих – и только вот данного опального олигарха.

Иначе содержание плакатов требуется поменять на генеральные требования: «свободу хулиганам, на волю воров». Но мы ведь желаем только определенных воров освободить, а не всех; желаем только одних хулиганов не считать таковыми – а прочих нарушителей будем по-прежнему считать хулиганами.

Имеем право? Имеем! Неудобство в том, что суд и прокурор могут быть куплены не нами: на рынке кто-то заплатил больше нас. Например, правительство.

И следует отменить этот продажный суд в принципе!

И правительство прогнать!

Любой такой казус вызывает одни и те же вопросы: вы желаете персонального, приватизированного, корпоративного мира? Или общего коллективного порядка – с законами и правилами одинаковыми для всех?

Но уж тогда общее правило должно касаться всего – детсадов, рудников, нефтяных терминалов, образования, искусства, журналистики и формы романа.

В мире, в котором законы действуют для всех равно, хулиганство, воровство и мздоимство – должны быть осуждены.

В мире, где все приватизировано – проступки осуждается избирательно. Одних воров осуждаем, а других воров отпускаем. Одних хулиганов сажаем под замок – других хулиганов славим.

Видимо, общество должно ясно решить, что предпочесть: коллективную мораль (церковную, например) – или приватизированную мораль (светскую, корпоративную правду).

И если общество выбрало приватизацию, то определенные дефекты этого выбора, увы, появятся.

Вы хотели пятнадцать минут славы для каждого? Вы их получили. А теперь получите пятнадцать минут правосудия.