Текст книги "Сетевые публикации"

Автор книги: Максим Кантор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

Колокол после бала (12.06.2012)

Есть прием в детективах – внимание переключают на шумный антураж дела, а суть при этом исчезает.

Скажем, человек приходит в театр после третьего звонка, все запоминают данный факт. А то, что в руках был пистолет – никому не интересно.

Анекдот был такой: неверная жена перед родами описывает ночной кошмар: ей приснилось, что у нее родился негр с двумя головами. Рожает; муж под окнами роддома. – Родила? – Да. – Негра? – Да? – С двумя головами? – С одной! – Слава Богу!

Прошли обыски у лидеров оппозиции. Пишет комментарий оппозиционер: «пришли, в чужих вещах пошарились! мелко!»

И сразу картинка встает перед мысленным взором: вывороченные ящики комода, бельишко раскидано, книжки порваны. Тридцать седьмой, за профессором ботаники явились. Пошарились в вещах… фотокарточки порвали, герань из горшка выдернули…И впрямь – мелко! Как точно сказано – мелко это!

А потом думаешь: что – мелко? Полтора миллиона – это, по вашему, мелко? Ну, кому как, а многим из тех, кого капиталистическая власть обворовала – данная сумма мелочью отнюдь не кажется. Это, извините, какие же представления надо о жизни иметь, чтобы такое сказануть. Вообще говоря, это отнюдь не мелко, а даже довольно крупно.

Одна моя знакомая, описывая козни вокруг Тимошенко, выразилась так: «и еще у нее сорок миллионов конфисковали…совсем уничтожают человека!» Вероятно так представляется нынче механизм уничтожения людей: спекулянта лишают акций, политика лишают сорока миллионов, у оппозиционера вынимают из тумбочки полтора миллиона. Это звенья одной цепи – а ведет данная цепь к простому гражданину, получающему трояк. Гражданину объясняют – вы на цифры не смотрите, здесь не сумма главное, а принципы. Вы не обращайте внимание на сами деньги. Здесь важна правовая составляющая вопроса.

Мало ли, что он с пистолетом был, главное, что в зал после третьего звонка входить – это не преступление!

Вот к одной даме за полутора миллионами пришли, к другому джентльмену за двумястами миллионами, к третьему нефтедобытчику за миллиардом пожаловали – но запомни, человек: колокол звонит по тебе! Если произвол оставить безнаказанным – то и к тебе явятся за тремя рублями!

В этом рассуждении много правды. Действительно, система функционирует по принципу цепной реакции и прецедента – обыскали одного, значит, можно обыскать потом и второго. Во времена партийных чисток тридцатых годов арестовывали очень часто тех партийцев и чекистов, которые и сами до того арестовывали людей. Например, арестовали Ягоду, и Ежова арестовали, и Берию. Хорошо это или плохо – очень коварный вопрос. С одной стороны – хорошо, что злодея осудили. А с другой – вроде бы так получается, что надо оправдывать визиты чекистов и обыски. Нехорошо выходит. Или вот случай Зиновьева с Каменевым. Тоже нехорошо с ними поступили, оболгали и расстреляли. Но они, между прочим, были сами очень нехорошие люди. Тухачевского тоже обвинили в шпионаже, какового он не вел, и расстреляли. А Тухачевский до того – тамбовских мужичков и кронштадтских матросов покрошил. Очень хочется определить явление с точки зрения правовой, или с точки зрения общественной справедливости – но критерия справедливости идеология не оставляет, помимо одного критерия, идеологического.

Если правильна теория классовой борьбы и «врагов народа» надо уничтожать, (этой теории придерживались самиЗиновьев с Каменевым), то они расстреляны в соответствии с этой теорией, по собственному закону: стали врагами народа – и погибли. Если данная теория вздорна и вредна, то они осуждены как ее со-авторы – и тоже справедливо. А если всех людей жалко вообще, то жалко даже и Сталина – вот ведь какая неразбериха выходит.

Если теория о зле, причиняемым коррупцией, справедлива, то огромные гонорары развлекательного сектора, доходы креативного класса – есть неизбежный эффект коррупции, эти гонорары суть составляющая часть коррупционной экономики. Если бы не были уворованы астрономические суммы, то не было бы потребности в таких именно глянцевых журналах, ресторанах и тд. Трудовому обществу это вряд ли нужно, и даже просто нормальному, средне-капиталистическому не нужно тоже. Вообразить этакие доходы у шведской или германской телеведущей нереально: там общество так не устроено.

И прислушиваясь к звону колокола – который может быть звонит и по тебе тоже – прислушайтесь также и к простейшему вопросу: вы предпочитаете пасть на баррикадах классовой борьбы, или коррупционной солидарности, или защиты прав человека? Какого именно человека?

Социальная справедливость вменяет счет сразу всем: и обвиняемым и обвинителям, и опричникам и купцам, и крупным ворам и ворам поменьше.

И очень часто третий звонок в театре принимают за звон колокола.

И не слышат настоящего колокола – а колокол давно звонит.

Необходимые разъяснения (14.06.2012)

специально для взволнованных журналистов:

мысль о том, что развлекательный сектор есть продукт олигархии и связан с ее социальной политикой принадлежит не мне.

Эта мысль принадлежит римскому сатирику времен Нерона – известному писателю Ювеналу.

Так, популярное словосочетание «хлеба и зрелищ» есть ни что иное как фрагмент строки Ювенала. Сатирик пишет о том, что в отличие от героических времен, когда население становилось соучастником свершений и гражданская доблесть была востребована – во времена развращенной олигархической власти народу дают развлекательную жвачку.

Эта деятельность по производству пустых зрелищ (по мысли Ювенала) связана с природой общественного устройства.

В моей недавней здешней заметке я сказал, что высокие доходы развлекательного сектора есть следствие общей коррупции. Эта мысль несложная и авторством ее я похвалиться не могу. Скорее, я просто солидарен с Ювеналом.

То, что некий журналист Абаринов (?) почтил меня строкой «Максим Кантор договорился до…» вызывает во мне незаслуженное чувство гордости.

Передайте (если это имя кому-то что-то говорит,) г-ну Абаринову, что на лавры Ювенала я ни в коем случае не претендую.

Надо сказать, что моя личная информированность по поводу развлекательной деятельности приближается к нулю. Я не имею телевизора, живу в деревне и никогда не видел программу Дом-2, не говоря уже о Доме-1 (каковой, предполагаю, тоже существовал). Более того, я никогда и нигде не видел и не слышал телеведущую Собчак, хотя в сетях про нее читал. Изображения мне попадались, но я не могу с уверенностью сказать, что это именно данная дама, а не, допустим, журналистка Альбац, о существовании которой я тоже узнал не столь давно.

В силу вышеизложенного, прошу журналистов снисходительно отнестись к моим заметкам. Поверьте, у меня нет ни малейшего предубеждения ни против г-жи Собчак, ни против кого бы то ни было – поскольку я не владею никакой информацией касательно их реальной деятельности.

Чтобы это сообщение не выглядело совсем неправдоподобно, скажу, что читаю газеты – и косвенным образом узнаю о содержании развлекательной продукции. В силу того, что у меня нет доверия журналистам, я десяток раз пытался ознакомиться с продукцией лично: начинал читать стихи, или слушал песню. Однако дослушать и дочитать никогда не мог.

Таким образом, все что я пишу здесь, не связано с личными оценками. Это лишь рассуждения общего порядка.

Именно суждением общего порядка является, например, такое суждение: происходящее в России меня беспокоит тем, что все это – фальшиво. А если имеется фальшивое явление – это означает, что существует неизвестная правда. Это и тревожно.

От событий последних месяцев – непроходящее ощущение фальши.

Фальшивое действие – вот единственная оценка происходящего, которая у меня возникает. Все вокруг говорят: искренно! в полный рост! не можем молчать! довольно! – а у меня ощущение что это все – спектакль.

Это тревожно. Происходит «что-то не то». Идет какое-то надувательство.

Я наблюдаю социальное волнение в котором нет никакого стержня – нет мысли – нет программы – нет мыслящих людей – нет убеждений – нет сформулированных позиций. Риторика общего порядка (мы за демократию против тоталитаризма) не в счет. Это просто речевой понос. А мыслей никаких нет. Совсем никаких. Это дико.

События 86–91 дали десятки аналитиков всех сортов. Даже журналисты тех лет не были дураками. А сколько социологов, экономистов, историков, и все говорили по существу – наболело, обдумали, составили списки.

События 1905–1917 дали социальных мыслителей, философов, политиков – мирового уровня. Было кого слушать. От Мартова и Плеханова, Струве и Богданова, Сорокина и Чичерина, Ленина и Троцкого, – и до мелких политиков типа Керенского, Шульгина или военного Корнилова – это были люди с артикулированными взглядами. Понимаете разницу? Они могли сказать что думают, потому что у них были мысли.

Сегодня – пустыня. «Нас выйдет миллион и тогда наши требования услышат!» Дивно – но какие требования? Не томите! И – молчание. Нет, происходит что-то не то. Общий уровень рассуждения настолько низок, настолько убог, что этот променад не может быть квалифицирован как движение. А движение, тем не менее, есть – оно идет.

И возникает чувство обмана, ожидание спрятанной в рукаве крупье козырной карты – и это чувство нарастает.

На поверхности пена – журналисты, приписывающие мне соображения Ювенала, это не большого полета мыслители. Такого рода тексты пишутся без счета, эмоции и тяга к самовыражению имеются, но ведь одной лишь дурью движение питаться не может.

И я спрашиваю – неужели это весь интеллектуальный запас движения? Вы уверены, что нам показали все? Ведь наверняка нет.

Вчера я процитировал слова Антония из «Юлия Цезаря» Шекспира – «Я на ноги тебя поставил смута, иди любым путем».

Кто поставил на ноги смуту? А кто-то поставил. Ах, это народ сам не стерпел! Неправда. Журналисты пишут, студенты кричат. Что-то спрятано. Что?

Чем я занимаюсь (18.06.2012)

Я пишу картины и романы.

Роман и картина – вещи похожие, это сложносоставные большие произведения, описывающие устройство мира и судьбы героев.

Произведение обязано иметь общую концепцию истории; единый сюжет, который сплетен из множества частных; образный строй, связанный с общим представлением о мире; особую интонацию рассказа, происходящую от убеждений автора.

Вот именно это и есть роман; именно это и есть картина.

Надо думать долгую мысль, додумывать и выкручивать ее до конца.

Теперь романом называют сочинение на двести страниц с легким взволнованным ощущением бытия. А картина умерла, так принято считать, все адекватные люди заняты инсталляцией. Но мне интересно другое.

То, что я пишу романы и картины – невежливо по отношению к окружающим.

Мое присутствие неудобно, сам чувствую, что мешаю.

Возникает неприличный в свободном обществе морализаторский тон: что же это, получается, ты картины пишешь, а остальные? Уж не хочешь ли ты показать, что у нас не романы, а повести?

Вышло так, ничего не поделать. Притвориться маленьким у меня не получается. Когда написаны тысячи картин и тысячи страниц, трудно прикинуться, что ты пришел поиграть в буриме.

Отлично понимаю, что веду себя невежливо. Не обижаюсь, когда принимают контрмеры.

Художники постановили считать, что не существует такого художника. Зануда, закрашивающий пятиметровый холст человеческими фигурами – это недоразумение. Договорились, что я – писатель, испытали облегчение. Просто есть писатель, который рисует.

Равным образом писатели договорились считать меня художником. Есть художник, который, между прочим, пишет толстые книжки, любопытный случай. Он не настоящий писатель, конечно. Потому что, если признать, что это вот – роман, то как же называть поток сознания про детство?

А потом появилось спасительное определение – оказалось, что я публицист. Но если спросят профессиональных зоилов, они растолкуют, что я не умею писать статьи.

В союзе писателей состоят писатели, в союзе художников варятся художники. Возможно, кружки единомышленников нынче иначе называются. Это системы договоренностей: сегодня считается, что три полоски – картина. Вам так удобно? Ну и хорошо.

Я ни в какой союз не вхожу, просто рисую и пишу.

Большие холсты, много красок. Толстые книги, много букв. И мыслей много, что совсем неприлично. Упрекают в длине романа и в размерах картины, хотя пишу сжато: просто очень о многом надо сказать, а никто не говорил.

Видите ли, способность писать картины и романы – это специальное свойство сознания, умение видеть мир цельно. Данное свойство сознания выражает себя, как платоновский эйдос, то красками, то словами, то звуками – если человек композитор. Действительно, редко бывает, чтобы один человек писал одновременно и картины, и романы. Видимо, от недостатка картин и романов в современном мире, мне было поручено заняться и тем, и другим одновременно.

Я рисую картины и пишу романы.

Вы – художники и писатели. А я пишу романы и рисую картины.

Проблема буржуев (23.06.2012)

состоит в том, что они употребляют те же самые слова, что и простым смертным. Буржуям все еще надо иногда разговаривать и описывать свои эмоции. Если бы они могли вместо слов «любовь» «красота» «дружба» говорить слова «маржа» «процент» «опция» – то жизнь их была бы счастливой. Но порой (нечасто) в общении с детьми, подругами и даже за едой среди себе подобных буржуев – им нужно выразить чувство приязни. И тогда возникает потребность в таких понятиях, которые находятся в обращении у всего человечества, а не только принадлежат буржуям.

Это непривычно для буржуя и очень неудобно.

Особняк можно обнести оградой, счет в банке недосягаем, яхта плавает вдали от от смердов, сам вознесен над толпой – но вот слова общие.

Мало этого, от слова «красота» прямая дорога к понятию «истина», а от слова «истина» к понятию «справедливость». Стоит произнести одно из сравнительно нейтральных слов, как оно тянет за собой всю историю человеческой мысли – от которой хочется отгородиться раз и навсегда. Зайдешь, например, покушать, захочешь описать вкусовые ощущения от вина и рябчика – и невольно вступишь на опасную территорию социальных проблем. Казалось бы: где социальные проблемы – и где рябчик – а вот поди ж ты, оказывается, они объединены понятием «прекрасное». Надо бы запретить эстетику – но как же ее запретить, проклятую, если в список буржуйских удовольствий входит присвоение культуры. Нужен свой знакомый писатель, которого зовут на четверги, свой ручной художник, и вообще, культурная программка – мы с женой всегда ходим в театр на авангардное.

Однако оказывается, что культура – пресволочнейшая штуковина – принадлежит всем.

Это большая помеха.

Чтобы защититься от этой беды, буржуям надо переучить всю культуру, разрушить связь между красотой и истиной, истиной и справедливостью. Задача архисложная, но выполнимая. Всякий век вербуется компрадорская, салонная интеллигенция, которая обслуживает вкусы буржуя – компрадорская интеллигенция пишет новейшую историю искусства применимо к представлениям заказчика.

И сделано в этом направлении очень многое. Есть свои салоны, где свои художники качественно чешут пятки, есть свои журналисты, которые вам как дважды два объяснят, что у буржуев самая красивая красота.

И можно считать, что победа над миром рядом, но ведь и у пьяного Ваньки и у нищей Маньки тоже есть свой клок красоты – так себе, неказистый клок, а они его тоже считают красивым. и знать, что красота общая – нестерпимо для буржуя.

Однако изменить словарь в принципе пока не получилось – буржуйского эсперанто еще не создали. И вряд ли создадут: проблема в том, что эсперанто должно питаться законами настоящего языка, а язык создается народом. И хоть тресни – ничего не изменить. Яхту купить можно, а язык купить нельзя.

И опасное слово «красота» (а как без него в красивой жизни!) остается взрывоопасным.

Буржую можно посочувствовать: он все барахло мира присвоил, чтобы обладать красотой, а оказалось, что красота это истина, а истина это справедливость. Ну что теперь делать! Хоть рябчиков не кушай. Расстройство одно.

Школа холуйства (25.06.2012)

Философия постмодернизма, бессмысленное современное искусство, оборот бумажных денег и участие в общественных движениях в защиту пустоты – все это развило в людях с высшим образованием качество, которое, вообще-то, образование обязано устранять.

Это такое лакейское качество – соглашательство. Его еще называют «релятивизм». Это умение принять любую точку зрения, понять и то, и другое и все счесть имеющим право на существование. Умение это именуют не релятивизмом, но плюрализмом оценки, толерантностью. В больших дозах толерантность необходима лишь определенному субъекту – холую.

Холуйство предполагает умение соглашаться – слуге надо соглашаться со всяким новым пожеланием господина, даже противоречащим былому. А вот гражданин так называемого «открытого общества», блюдущий достоинство, он должен бы в юности обучится правилу прямой спины. Есть вещи, которые нельзя принимать никогда: начиная с бытового предательства и кончая угнетением себе подобных. Это просто правило такое.

Ан нет, не обучился гражданин. Как открыть счет и как пользоваться банкоматом обучился, а порядочность не преподавали – заменили толерантностью.

То, что гражданину открытного общества ежедневно приходится лицемерить, жать руки ворам и прохвостам, в анонимном интернетном общении доведено до превосходной степени – и это развило в людях гипертрофированное холуйство, невероятную способность адаптироваться к любой мерзости.

Интернет оказался не школой свободы, но школой хамства и холуйства одновременно. Мало того, что всякий может нахамить – но практически всякое хамство можно простить.

Практически любой из вас одновременно участвует в пяти разговорах, причем половина из этих разговоров опровергает другую. Вы общаетесь с человеком, которого уважаете, а минуту спустя, общаетесь с тем, кто данного человека поливает грязью. Вы поддерживаете какую-то идею, а минуту спустя вы говорите с тем, кто данную идею ненавидит.

Любопытно, что все это вы оправдываете свободой – мол, мы свободные цивилизованные люди, и в силу этого, соблюдаем формальные приличия, не рвем отношений, не кидаем перчаток в лицо.

Вот так вот среди нас получили права хамы и пустословы, воры и лакеи, выдающие себя за господ.

То, что вы принимаете за толерантность – есть обычное соглашательство. А соглашательство – есть форма выражения холуйства.

Вам это неприятно читать, но это обыкновенная правда.

Именно холуйство нужно было развить в обществе, чтобы делать с этим обществом все, что захочется. Научись предавать ближнего по мелочам, виляй каждую минуту, и массовая несправедливость сойдет государству с рук.

Скверно вы живете, господа.

Государственное финансирование культуры (04.07.2012)

вещь, безусловно, необходимая, особенно когда не превращается в анти-государственное финансирование.

В ЭТОМ ВОПРОСЕ СЛЕДУЕТ ИСХОДИТЬ ИЗ ТРЕХ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ПОЛОЖЕНИЙ.

1) КУЛЬТУРА У ОБЩЕСТВА – ОДНА И ОБЩАЯ. НИКАКИХ ДВУХ КУЛЬТУР НЕТ. ЭТОТ ЛЕНИНСКИЙ ПРИНЦИП ДВУХ КУЛЬТУР «ПРОЛЕТАРСКОЙ» И «БУРЖУАЗНОЙ» ПРЕЖДЕ ОЧЕНЬ ЕДКО ВЫСМЕИВАЛИ, А ПОТОМ ИМЕННО КАПИТАЛИСТЫ И ВЗЯЛИ ЕГО НА ВООРУЖЕНИЕ. Так вот: культура у общества – одна. Двух культур, как и двух историй – не бывает в природе. Это бред сивой кобылы.

Есть одна китайская культура, одна – русская, одна – английская. Подобно тому, как нет второго русского языка, нет и второй русской культуры. Ни альтернативной, ни актуальной, ни современной, ни новейшей культуры в природе не бывает. Если кто-то хочет поддерживать Культуру-2, то надо эту культуру поддерживать из Бюджета-2. такой бюджет, безусловно, существует – это уворованное у народа в личную собственность. Вот этот бюджет и может поддерживать вторую культуру. А первую и единственную обязано опекать государство.

2) ОПЕКАТЬ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ СЛЕДУЕТ ЛЮДЕЙ. Огромное количество людей, сделавших много для русской культуры – нищенствует. Поскольку всякая культура начинается с заботы о людях и измеряется человеческим достоинством, то – ВСЕ ДЕНЬГИ ОТВЕДЕННЫЕ КАЗНОЙ НА КУЛЬТУРУ, следует тратить на творческих работников после достижения ими 60–65 лет. Повторяю, не часть, а ВСЕ деньги. Мы уже успели узнать про такое количество несчастных и всенародно любимых, скончавшихся в нищете – что говорить о какой-то гипотетической культуре, при отсутствии культуры элементарной – невозможно. Речь не о пенсиях – но о создании повышенного комфорта жизни пенсионеров, и повышенного внимания к людям, работавшим в театрах, цирках, переводчиками, библиотекарями, гримерами, монтажерами, операторами, пейзажистами, портретистами, звукорежиссерами, – то есть речь о тех людях, благодаря которым культура жила. И они именно и оказались забыты начисто. Я также говорю о народных артистах театра – которые умирают с нищенской пенсией, не снимаясь в рекламных роликах. Это то уважение к культурному наследию, которое характеризует народ. Другого критерия нет. Никакой поддержки молодым быть не должно в принципе. И ОСОБЕННО НОВАТОРАМ. Если что-то стоящее имеется, оно пробьется. Это закон образования нового. А старым надо помогать. Если хотите знать, культура именно в этом и состоит.

3) ХОДЯТ УЖЕ ДАВНО СЛУХИ ПРО РАСХИЩЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. Необходимо провести полную инвентаризацию всех музеев России, начав с главных, и оповестить о результатах народ. По итогам проверки провести открытые судебные процессы. Музейные здания должны быть приведены в образцовое состояние, а работники музеев, библиотек, исследовательских институтов и академических учреждений занимающихся изучением культуры, а также учителя должны получать зарплату, сопоставимую с работниками банков.

Других мер не требуется, все наладится само.