Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

   – Ой, я не видел тебя! – засмеялся Орест. – Ты в порядке? Извини.

   – Я-то в порядке. А вот цветок!

   – Ничего, сделаешь из него несколько цветков! – улыбнулся Орест.

   Но они оба вернулись в общий разговор.

   – Эта вещь еще, наверное, должна быть компактной и простой в производстве, – добавил Томас.

   – Это тоже важно, – согласился Глеб. – Нужно срочно придумать, где мы будем это производить.

   – Это должно быть крупносерийное производство. В идеале! – уточнил Орест.

   – В идеале да. У нас регион промышленный, производства электроники тоже есть, наверное, найдутся где-нибудь связи. В своих регионах тоже попробуйте выяснить.

   – Мы, конечно, поищем, – пообещала Пелагея. – О чем речь? Пест, Венец привет всем!

   – Кажется, у нас будет детектор. Потом расскажу тебе детали, – пояснил Орест.

   – Спустя три года! – оглянулась назад во времени Пелагея.

   – Если это заработает, – начал строить планы дальше Глеб, – то через какое-то время мы получим приблизительную информацию о численности и местах, где они бывают. И нужно значит усиленно думать о том, как их ловить. Джоска, ты, кажется, что-то уже предлагал? – вспомнил Глеб.

   – Да. Я думал, – сказал Джоска. – Много думал. Надо исходить из того, что мы сможем достать. Сейчас все будет куда сложнее, чем три года назад. Предлагаю попробовать использовать просто достаточно мощный магнит, который просто прижмет к себе все, что угодно?

   – Ну, да! Нам ведь сейчас не нужно создавать антураж в виде шоу, – добавил Захар.

   – Ну, вот! Умные ребята? – улыбнулась Пелагея.

   – А ты нет? – улыбнулся ей в ответ Глеб.

   – Ну, в чем-то, безусловно, да! – кокетливо согласилась Пелагея.

   – А на сколько мощный магнит нужен, ты уже рассчитывал? Мы сможем такой найти? – уточнил Глеб.

   – Не то чтобы рассчитывал, – ответил Джоска. – Чтобы рассчитывать нужны исходные данные. А их нет! Поэтому только прикидывал.

   – Так же как и в прошлый раз? – подколола его Пелагея.

   – Ага. И потом взяли с кратным запасом! – поддерживая расположение Пелагеи, ответил Джоска.

   – Мне кажется, главное только нужно расположить магнит правильно и достаточно близко, – включилась в идею Милена. – То есть нам придется объект заманивать. Мы не сможем с магнитом охотиться?

   – Да, нужно окопаться в таком месте, чтоб ничего лишнего не прижало к нему! – вставил Томас. – Но чтобы там оказался один из них. Я прав, Джоска?

   – Прав. И чтобы между магнитом и одним из них не оказался один из нас! – уточнил Джоска.

   – Это хорошо, что Джоска в штабе сегодня, – добавил Томас. – Чет как с вами не свяжешься, он по жизни на работе! А вы как бы и нет, все прохлаждаетесь! – пошутил Томас.

   – А вы не иначе, паритесь! – ответил в том же духе Глеб.

   – Ну, мы-то, конечно! У нас лето! Паримся!

   – Везет вам! А у нас зима. Мы реально прохлаждаемся! У вас-то ваше лето от зимы отличается на десять градусов!

   – Точно! Вы и зимой не озябнете! – добавила Пела.

   – Все правильно говоришь. У нас и зимой не приходится прохлаждаться!

   – Ладно. Джоска, скооперируйся с нашими физиками. Нужно от прикидок все-таки к расчетам переходить. Как бы там ни было сложно, комбинацию необходимо будет придумать, – закончил Глеб. – Давайте, до связи!

  32.

   Никто, конечно, не считал, но, скорее всего, не одна и не две сотни разноумных пратиарийцев были заняты прямо или опосредованно, с научной или только с производственной позиции принципом Земля. А как никто другой сложность ситуации понимал Деш.

   Люди, вынутые с экспериментального носителя, нужны были, конечно, чтобы оценить результаты текущего этапа их развития. Но что делать с ними потом, когда все мерки сняты и синхрофазограммы записаны?

   Несмотря на то, что эксперимент длился уже четвертый сиклон, этот вопрос так и не был еще решен. А точнее явно возник только сейчас. Спорные мнения были даже по поводу того, а позволять ли им хотя бы общаться между собой? Подобные вопросы при разработки принципов ранее и не вставали. Но здесь особенность технологии диктовала свои правила.

   С прежними контрольными отборами поступали просто – весь материал уничтожали, руководствуясь соображениями безопасности, поскольку технология еще находится в статусе экспериментальной. Но в последний раз изъятие с тестового носителя проводилось уже после официального запуска проекта в производство. И университет Пианс не мог их уничтожить после того, как были закончены с ними лабораторные работы, занявшие в общей сложности около двух обиоров.

   Деш думал об этом еще во время изъятия. Одного человека, изъятого в числе последних и сложно приходившего в норму, Деш решил забрать к себе домой. Но только после того, как тот полностью адаптируется. Среди коллег Деша нашлись желающие поступить так же. Поэтому те люди, кто воспринимал новую среду легче, смогли раньше поменять шкуру подопытного кролика на роль диковины, которую все разглядывают. А интерес к технологии был довольно велик.

   Однако, Деш четко обозначил условие, что это не серийные образцы, и их нельзя использовать по прямому назначению технологии.

   Этот же вопрос, только в многократном масштабе, касался уцелевших людей с первого производственного носителя, который пришлось перезапускать с нуля. Из общего их числа осталось совсем мало. Но все-таки их было около тысячи человек.

   Если позволить им общаться, то может случиться то же, что и на носителе – они начнут истреблять друг друга. Не позволять – они, очевидно, чувствовали дискомфорт в отсутствие общения и вообще в отсутствие какого-либо занятия. Как следствие возможны агрессия или напротив апатия, но в любом случае деградация.

   Поэтому большую их часть постоянно держали штабелями в состоянии глубокого сна, оставляя бодрствовать не более пяти процентов уцелевших экземпляров, за которыми продолжили научные наблюдения. Цель была одна – понять причину сложившейся ситуации и выработать методы исключения подобной мотивации у экземпляров.

  *

   Деш один сидел в гостиной, читал газету. На столе поблескивала чашка свежезаваренного таойи. Асан был на исходе, и за окном уже обессиленно таяли сумерки. Растительность за окном уже трепетала от накатывающей лавины света, растительность в помещении завидовала и ждала своего часа.

   Деш просматривал новости, статьи, отзывы о внедренном принципе.

   – Тебе не удалось хорошо отдохнуть, Авдей? – поинтересовался Деш, видя не бодрое лицо Авдея, вразвалочку спускающегося с верхнего этажа.

   – Нет, спасибо. Отдохнул я хорошо, – ответил Авдей, хотя его голос не звучал бодрее, чем выглядело лицо.

   Вслед за Авдеем примчался и пыхтящий Картес, виляя хвостом, и встал рядом с ним.

   – Тогда отчего такой вид?

   – А отчего быть бодрым, если сейчас ты пойдешь спать, мне одному куковать весь день.

   – Ну, вот... – отметил для себя новую проблему Деш. – Ничего, что-нибудь придумаем. Думаю завтра забрать детей из педагогиума домой, познакомить с тобой. Ты вроде уже освоился здесь немного. Уверен, тебе станет не так скучно!

   – Осваиваюсь, – ответил Авдей.

   Пребывание в столь новой для себя обстановке явно не располагало Авдея к многословности.

   – Я смотрю, пес от тебя не отходит! – с улыбкой заметил Деш. – Он сколько у нас живет, ни за кем так не увивался. Скорее дети не отходили от него.

   Авдей погладил пса за ушами, присел на корточки и позволил псу облизать себе ухо.

   – А, этот да-а-а. Ни на шаг от меня! – подтвердил Авдей.

   На его постном лице отразилось понимание того, что его даже радует такое собачье безобразие. Хотя прежде он не сильно слезился от удовольствия при этих манерных животных нежностях.

   – Зачем он это делает? – удивился Деш.

   – Без понятия! – вальяжно, недоумевая и при этом зевая, ответил Авдей. – Собаки такие!

   – Первый раз вижу такое!

   Конкретно за этой формой не велись пристальные наблюдения. Деш мысленно пытался просчитать, что в процессе развития принципа могло сформировать такую потребность, но пока не находил ответа и не понимал смысла действий собаки именно в отношении Авдея.

   – Серьезно? – Пес уже, словно голодный, лобызал щеки и колючий подбородок Авдея. Он и в самом деле давно не видел людей. – А меня больше удивляют местные бесконечные дни.

   Авдей уже несколько ариядов жил, если это можно так назвать, у Деша в доме, привыкал к обстановке и режиму, точнее его уже ломало от борьбы с ним. В отсутствие Деша, весь круг общения – это Картес. Эта вполне приличная породистая, как решил Авдей, но не определил точно породу, бестия лишь несколько минут при первой встрече недоверчиво обнюхивала его, после чего больше не отходила, страдая от редких уединений Авдея в уборной.

   – Арияды, ты хотел сказать, – поправил его Деш. – Привыкай, привыкай.

   – Привыкаю. Не могу привыкнуть к тому, что вы днем, в этот ваш арияд, – сам на этот раз поправился Авдей, – спите, а ночью, когда темно, работаете, гуляете.

   Авдей уже почти смирился с мыслью, что ему придется привыкать называть дни ариядами, но подсознание все равно протестовало.

   – Ну, асаны у нас не такие уж и темные. Из-за остаточного света Асаны полностью никогда не темнеет. Даже в полный асан.

   – Что значит, в полный асан? – смутился Авдей. – Бывает не полный?

   – С заходом Сиклана начинается мягкий асан. В атмосфере Асаны остается рассеянный свет одновременно Сиклана и Асаны. А когда Калипр заходит в тень Асаны, она закрывает свет Сиклана, пропадает найвоновый оттенок света, остается только рассеянный свет Асаны.

   Авдей старательно по крупицам выстраивал астрономическую модель в голове, но она пока не срасталась в нечто совсем понятное. Из объяснений Деша ясно было только одно, что иногда все-таки темнеет.

   – А мы как те куры. Чуть стемнело – спать! Хотя... Куры... Ты, может, и не знаешь, что это такое? – махнул рукой Авдей и не стал продолжать мысль.

   – Тебе не обязательно сидеть дома. Если уже освоился, можешь выходить на улицу.

   – Я выходил один раз, когда ты спал. Тут рядом стоял. Так высоко, голова кружится сразу. Да, у меня здесь на восходе почему-то болит голова.

   – Со временем это должно пройти. У тебя достаточно сложно и первичная адаптация к нашим условиям проходила.

   – Я всегда был метео-чувствительным. И у себя дома, – ответил Авдей.

   – И, кстати, долго, – добавил Деш, – почти пять обиоров. Поэтому я тебя так долго не забирал.

   – А я чуть с ума не сошел в этой вашей лаборатории, хотя вы меня почти все время держали в состоянии сна. А как проснешься, и не знаешь, что думать, куда себя деть. Где я? Когда я? Я это я, вообще?

   – Будешь таойи? – предложил Деш, одновременно сбивая Авдея от входа в мысленный тупик. – Только что заварил свежие. Добавил цветы паиса. Причем очень вовремя сорванные! Цветы только, только раскрылись, еще не успели растратить аромат. – Деш показал на потолок, где Авдей смог увидеть раскрывшиеся довольно изящные венцы, гармонично дополнявшие приглушенную курчавую зелень своими ненавязчиво белыми тонами.

   – Ааа, их можно тоже заваривать? Я думал с таойи только листья донники можно заваривать.

   – Добавить к таойи можно все, что угодно, из того, что оплетает этот дом. Листья паиса тоже можно, например. Попробуй как-нибудь.

   Авдей с видом прогоняемой нерешительности сел напротив Деша.

   – Деш, я уже долго не могу решиться сказать об этом. Точнее, снова хочу вернуться к старой теме. Я хочу вернуться домой.

   Деш задумался и попытался снова обрисовать перспективу, которая возможна в этом деле.

   – Допустим, ты этого не хочешь. Здесь ты мог бы...

   – Нет! Допустим, вы этого не хотите, – не позволяя сбить себя с толку, перебил Авдей. – А я хочу! Ты главное скажи, это в принципе возможно?

   – Чисто технически это, безусловно, возможно. Я уже говорил тебе об этом. Но...

   – Тогда верните меня обратно. Для вас мы всего лишь, наверное, очередная находка. А я не хочу видеть и даже знать, как вы поступите с моим миром. Предпочту погибнуть с ним.

   – Мы не планировали ничего делать до тех пор, пока вы там существуете.

   – Тем более! Мы с тобой достаточно побеседовали, еще пока я был в лаборатории. Я же теперь знаю, в чем наши основные проблемы. И я не хочу видеть, как гибнет моя цивилизация.

   – Едва ли это целесообразно. Поверь, твои чувства мне вполне понятны. Я знаю, как работают у вас эти механизмы. Там остались те, кто тебе дорог. И более того, остались те, кому был дорог ты. Но относительно твоего возврата есть, по меньшей мере, два препятствия.

   Во-первых, и ты сам прекрасно это знаешь, тебя одного никто там не послушает! А даже если кто и услышит, тебе просто не поверят. Тому есть сотни доказательств в вашей же так называемой истории. Но даже и это не самое страшное. Даже если и поверят многие, то достаточно будет влияния некоторых, чтобы не допустить изменения вашего миропорядка.

   – Некоторых, – хмыкнул Авдей.

   – Вы не знаете их имен. Впрочем, о некоторых можете догадываться.

   – А вам они известны?

   – Нам они известны, только нам они ни к чему.

   – Но что-то же все-таки можно сделать? Не сделать ничего – это еще хуже. Хотя бы спасти родных.

   – Боюсь тебя огорчить. Прошло уже пять обиоров, как ты находишься здесь. За это время у вас прошло более двадцати лет. А за эти последние двадцать лет, которые ты отсутствовал, продолжительность жизни, заканчивающейся естественным путем, вопреки стараниям вашей медицины, но благодаря усилиям прогресса, сократилась в среднем до шестидесяти лет.

   – Но вы же можете вернуть меня обратно, в том числе и в мое время.

   – Вам известно, что это весьма небезопасно.

   – Увы, не известно. Мы еще не освоили технологии перемещения во времени.

   – Зато у вас уже сложилось представление, что это всего лишь технология, которую нужно освоить. И многие из возможных парадоксов ее вы уже верно просчитали.

   Впрочем, то, что вы ее не освоили, даже хорошо для вас. Вот это, кстати, еще очень занятная черта вашей цивилизации! О чем бы ни предупреждали вас ваши же фантасты, а они практически всегда были правы в своих предсказаниях, вы все равно будете стремиться реализовать эти идеи. И ведь воплотите их! Только в худшем из возможных сценариев. Обращенными на разрушение, а не на созидание!

   Авдей пил таойи и обдумывал слова Деша.

   – Плохо! От того, что все мои родные и друзья уже умерли, стало еще хуже, – Авдей старался говорить об этом просто как об историческом факте.

   – Но это же естественные процессы для вас: рождение, смерть... – попробовал несколько смягчить свои слова Деш.

   – Это естественно, – Авдей немного провалился в послевкусие своих слов и продолжал говорить с видом слегка умалишенного философа, – когда происходит своим чередом: когда ты хоронишь супруга...

   Деш напрасно, на самом деле, попытался что-то смягчить. От пояснений, начатых Авдеем, Авдею самому к горлу подкатился ком, но он все же старался держаться и продолжал:

   – ...когда тебя хоронят дети... Но даже в этом случае это очень глубоко переживается. А когда тебе вот так просто сообщают, что ты уже давно один, и они умерли, так и не узнав, что случилось с тобой... – Они оба замолчали. Авдей неожиданно вернулся. – Ладно. Все. Не будем дальше об этом.

   Услышав в очередной раз, что надежды нет никакой, Авдею пришлось прервать разговор и уйти.

  *

   Деш уже весьма склеивался, самым разумным было отправиться отдыхать. А даже Авдей медленно в мыслях соглашался, что местное население должно быть более разумным, чем люди, считающие себя разумными. Авдей остался один.

   В залитой светом из всех окон гостиной в нише во всю ее ширину и высоту был большой затуманенный как бы экран. Как бы полупрозрачный, но за ним просто темнота. Или просто создавалось такое впечатление.

   "Наверное, как наш телевизор" – решил Авдей.

   Но не нашел, как его включать. Странно было и то, что в нишу можно было войти. Из нее дом выглядел как обычно.

   На столе лежали лишь подобия газет, но и их он, естественно, не смог прочесть. Авдей даже задумался, насколько много параллелей; действительно ли люди придумали сами, все то же, что есть здесь?

   Но ему, собственно ничего не оставалось, как снова выйти из дома в сопровождении нового верного друга Картеса.

   На улице Авдей не стал далеко отходить от дома, чтобы не терять его из вида и не заблудиться. Тем более что ходить по подвесным, как ему казалось, дорогам, или скорее тропинкам, он тоже еще не привык. Он, однако, отметил для себя некий прогресс: в прошлый раз он не смог на это осмелиться.

   На чем они висят, понятно не было. По нижней стороне большинства дорог обвисала, по всей видимости, поросль. Чего? Наверняка Авдей знать не мог. Впрочем, и строить гипотезы тоже не стал, так как все, что здесь росло, было для него новым. Местами поросль была небольшая, а местами прилично вытягивалась вниз, доставая до тропинок проходящих ниже и даже дальше. Под свою дорогу он по велению инстинкта сохранения не стал заглядывать, уж слишком прост у нее был край. Сорваться не хотелось, даже несмотря на тоску.

   Тропинки были местами совершенно неубедительными и по надежности, и по ширине, что и вдвоем расходиться нужно аккуратно, а втроем уже и вовсе не просто, в отсутствие бортов и оград. А высота была впечатляющей. Картес уже чувствовал себя здесь более уверенно, но далеко не отходил.

   Дороги были пусты. И это было понятно, все спали. Все отдыхали на крышах своих домов, коих множество располагалось ниже и выше дороги, по которой шел Авдей. Ему сверху хорошо было видно их крыши.

   "Они спят прямо на улице, – думал Авдей. – Прямо под Солнцем! – Он посмотрел на Солнце, стоящее еще низко. – Другое, – в очередной раз отметил он. – И называется, наверняка, иначе. Надо будет спросить как. Хотя это наверное тот самый Сиклан. Или Асана? Нет. Если Деш говорит, что Асана закрывает свет Сиклана, то это должен быть Сиклан".

   Но самое главное на сегодняшней прогулке он увидел позже. Он вдруг заметил, что вдалеке внизу по другой дорожке, проходившей вкрест под его дорогой, шел человек. Обычный человек!

   Сначала Авдей подумал, что он просто видит то, что хочет видеть, ведь за все время, что он был здесь, он ни разу людей не видел. Он поспешил оказаться ближе к месту пересечения. Поспешить оказалось не сложно, так как его дорожка довольно круто брала вниз. Здесь он невольно разогнался. Удивительно, как притупляется страх, когда появляется цель.

   "Хорошо, что еще почти прямо, а то ведь можно было бы и сорваться" – промелькнула мысль, едва он замедлился.

   Он стал ждать, когда приблизится человек. Тропинка проходила внизу на расстоянии приблизительно нескольких ростов. И это оказался действительно вполне обычный мужчина.

   – Эй, послушай, послушай, – пытался поговорить с ним Авдей. – Эй ю, лук. Хай, [(англ.) Эй ты, послушай. Привет,] – пробовал он заговорить на другом языке, который слегка знал.

   К сожалению, тот мямлил неуверенно что-то на своем языке, но ничего не смог внять из того, что кричал Авдей, и вообще, как ему показалось, не очень-то и хотел разговаривать.

   – Черт! – Авдею только оставалось негодовать.

   Потом он еще увидел, в окне женщина что-то делала вроде на кухне. Его, конечно, учили, что заглядывать в окна не прилично, а тем более беспокоить так людей, но ситуация не была стандартной. И тем более в окне была женщина!

   Авдей был верным семьянином и часто вспоминал Маришку, сына Акима. Хотя Деш и говорил, что на Земле прошло много времени, но это никак не могло уложиться в голове Авдея. Он ждал обычной теплой вечерней домашней с запахом готового ужина встречи с этими самыми близкими и нужными людьми. Он был уверен, что они тоже ждут его, как ждали его возвращения из обычной экспедиции. Маришка будет смотреть ему в глаза, пока у него по спине не побегут мурашки; Аким в этот вечер непременно будет дома, отложив все свои молодые дела, чтобы просто пожать отцу руку и побыть всей семьей вместе.

   И все же, даже несмотря на стресс от здешней новой обстановки, все еще стучавший в висках, неизмеримое в привычных днях, но бесконечно долгое время, проведенное здесь, внезапно открыло шандоры, освободив лавину гормонов.

   Но увы, и она не смогла понять его, а отвечала, на слух, похоже, на том же наречии, что и мужчина.

  *

   На следующий асан Авдей хотел поговорить с Дешем, но не получилось. Деш ушел из дома как обычно рано.

   В университете Пианс Деш и Сантер по пути в лабораторию встретились со своими учителями, имилотами Сайконом и Кефера. Сайкон поспешил сообщить Дешу новость о созыве очередного лигата.

   – Раньше это было больше в твоих интересах, – говорил Сайкон, – выступить на лигате, сообщить о своей работе. Теперь же мне организаторы прямо сказали, что очень заинтересованы в твоем докладе. Твой принцип сегодня невероятно актуален.

   – Это так! И уже есть, о чем сказать! Мы едва справляемся с поставками.

   – Ускорьте носитель! – с некоторым удивлением сказал Сайкон. Этот шаг казался ему очевидным.

   – До безумства разгонять там время не очень хорошо, поскольку при этом усложняется управление. Мы попросту можем не успеть среагировать. Мы по мере возможности оставляем там часть готовых экземпляров, наращивая таким образом постоянную численность.

   – Понятно. Чем больше численность, тем больше прирост, – сформулировал вывод имилот Кефера. – А на сколько вы уже увеличили производство с момента запуска?

   – В три приблизительно раза за счет увеличения плотности времени и в тридцать с лишним раз за счет прироста численности. Отгружено почти миллион триста тысяч единиц, – гордо доложил Деш.

   – Всего за восемь обиоров? – изумился имилот Кефера. – Потрясающее начало!

   – Планируем увеличивать численность, чтобы еще как минимум утроить производство, – добавил Деш.

   – Сейчас на носителе все нормально? А то, я помню, с первой попытки у вас что-то не пошло, – поинтересовался Сайкон.

   – Да. Сейчас все под контролем, – ответил Деш и пояснил: – Идея, воспитать веру в лучший более счастливый мир, была на столько же успешной, на сколько провальной была первая идея, заселить промышленный носитель половозрелыми людьми, взятыми с экспериментального носителя.

   – Это была одновременно возможность сэкономить время, но в итоге потеряли, – отметил Сайкон.

   – Впрочем, новая идея не была нами придумана. Она была в чистом виде скопирована с Земли.

   – А носитель справляется с такой нагрузкой? Я имею в виду численность, – продолжил Сайкон. – Тестовый носитель, насколько я помню, был на грани.

   – Справляется, – заверил Деш.

   – До предела еще очень далеко, – уточнил Сантер. – За состоянием Клетиона следим мы, и поддерживаем там должный уровень чистоты субстрата. А за состоянием Земли следят, точнее не следят, сами люди. И они с такой же мечтой о лучшем вечном мире плевать хотели на свой собственный.

   – Причем, забавно, но достоверных знаний о существовании лучшего мира у них нет, – добавил Деш.

   – Странно! То есть им все равно, что будет на их Земле? Главное, там будет лучше! А на Земле, мол, плохо? – отчасти даже возмутился Сайкон.

   – В общем да, – ответил Деш. – Это их усредненное мировоззрение. Вот такой вот не логичный феномен принципа!

   – Ну, в какой-то мере это логично: если вечное лучше, то нет смысла заботиться о временном.

   – Приблизительно так. Некоторым жалко, другим страшно перед вероятным самоуничтожением, которое может коснуться, если не их самих, но их детей. Но в массе они считают, что все равно потом будет Рай. И это даже, якобы, лучше!

   – А какие планы по развитию, кроме очевидного наращивания объемов? – спросил Кефера.

   – Наш глобатиат Манкоа предлагает уже переходить ко второй части соглашения и готов отобрать еще четырнадцать форм для внедрения, – рассказал Деш.

   – Имеются в виду некогнитивные формы, – уточнил Сайкон. – Когнитивная там всего одна.

   – На самом деле не одна. Их изначально было несколько, но выжило в процессе развития две.

   – А почему вы не внедряете тогда вторую, но внедряете некогнитивные? – спросил Сайкон.

   – Вторая микроскопически мала и в быту не применима. По крайней мере, пока не разработаны прикладные ее формы. И потом, она требует аккуратного обращения, поскольку мала. Пожалуй, это самая маленькая форма на Земле, но весьма многочисленна.

   – Ты говоришь, остальные когнитивные формы погибли, а эти две уживаются. Они друг другу не мешают, получается? – имилот Кефера продолжил тему. – Кажется странным, наличие двух доминирующих форм.

   – Наша форма А очень хочет и делает все возможное, но не может уничтожить форму А2, мы ее так условно называем, поскольку А2 сильно изменчива и, еще раз повторю, мала и крайне многочисленна. В совокупности она многократно превышает численность всех остальных форм вместе взятых.

   – А форма А не самая многочисленная?

   – Отнюдь! Скорее наоборот!

   – То есть А2 она на самом деле доминирует, но не уничтожила остальные формы?

   – Да! Это, кстати, как дополнение к только что упомянутому феномену, А2 на самом деле может все уничтожить. Раньше при большей оседлости формы А это было труднее. А теперь одна эпидемия, то есть одна массированная атака, может покончить со всеми сразу. Но А2 осознает тот факт, что она способна существовать, точнее реплицироваться, а значит жить, только внутри тел других форм. Поэтому она сохраняет некий баланс.

   – Любопытно! И какая же из этих двух форм более когнитивная? Может нам все-таки стоило бы внедрить именно А2? – оценив услышанное, сказал Кефера.

   – Имилот, Вы забываете, что А2 микроскопически мала, – снова напомнил Сантер.

  ***

   – Ну, как? Система изъяснения, которую я вам дал, сложная? – спросил Деш детей, когда они почти пришли домой.

   – Да что там сложного? Не все логично, только, – ответил Майол.

   – Совсем не сложная, – согласилась Фиея.

   – А зачем она нам? Ведь люди говорят, как мы? – спросил Майол.

   – Не все. Тот, что живет у нас, не говорит. Я вас сегодня забрал из педагогиума, чтобы познакомить с ним. Его зовут Авдей.

   – У нас дома тоже живет человек!? – восторженно вскричала Фиея. – Настоящий?!

   – Самый настоящий! Более настоящего быть не может, – ответил Деш.

   – Как это? – удивился Майол. – Как они могут быть по-разному настоящими?

   – Этот с Земли!

   – Но, он же все равно такой же?

   – Не совсем. Он вот не знает нашу речь, например.

   – А что он умеет делать?

   – Он археолог.

   – И что это такое?

   – Что это такое? – задумался Деш. А как можно объяснить сыну то, чему у них на Прата нет аналогов? – Это такая профессия. Они ведут раскопки в исторических регионах, ищут древние объекты, предметы.

   – Зачем им старые? Они разве не могут сделать себе новые? – поинтересовалась Фиея.

   – Они же служники! Конечно, не могут! – торопливо предположил Майол.

   – Нет. Во-первых, они не все служники. Во-вторых, они могут делать новые вещи. И делают. Даже служники. А старинные вещи они ищут, чтобы знать свою историю, – пояснил Деш.

   – Разве для этого нужно копать и искать? – удивился Майол.

   – У людей нужно.

   Пратиарийцы тоже при необходимости узнавали нужные факты из прошлого, но для этого им достаточно было сосредоточиться и вникнуть в тон. Нельзя сказать, что в информационном тоне все само бросалось в глаза, стоит только в него погрузиться. Иногда даже это требует много времени. Тоже своего рода археология, только без лопат. И это делали все просто по необходимости, а не кто-то специально обученный.

   – А им зачем нужно знать историю? – продолжил расспросы Майол.

   – Об этом ты лучше спросишь потом у Авдея. Хорошо? – предложил Деш.

   Они как раз подошли к дому. Деш слегка надавил на дверную ручку и опустил ее вниз.

   Первой их встретила собака, обнюхала, признала за своих.

   – Картес! Привет! – обрадовался Майол. – Иди сюда! Деш тебя здесь кормил?

   – Кормил, – ответил Деш. – Но уже несколько конжонов его кормлю не я.

   Майол погладил пса по спине. Фиея тоже подошла к Картесу и почесала ему бока.

   – И где же человек? – спросила она.

   – Он, наверное, отдыхает, – ответил Деш.

   – В асане? – удивился Майол.

   – Большинство людей предпочитают спать именно во время асана. Так что придется подождать немного.

   – А его можно позвать? – спросила Фиея.

   – Не нужно, – ответил Деш. – Им так же необходимо отдыхать, как и нам.

  *

   Авдей проснулся по прошествии нескольких часов и спустился ко всем. Картес замешкался: посмотрел на него, потом на Майола, завилял хвостом, но слабо заскулил, застыв в неопределенности. Авдей не растерялся, чуть присел и, хлопнув руками по коленям, просто ласково произнес:

   – Картес!

   Пес кинулся к нему и, поднявшись на задние лапы, стал облизывать лицо.

   – Как ты это сделал? – удивился Майол.

   – Что это? – удивился в свою очередь Авдей.

   – Он к тебе побежал!?

   – Это же собака! – для Авдея это было естественно. – Попробуй сам.

   Майол попытался сделать то же самое, но был бы Картес глупой комнатной болонкой, может, он и бегал бы на каждый хлопок. Его решение было в пользу Авдея – единственной живой души с узнаваемым живым запахом.

   Нет, у пратиарийцев тоже был запах. Но знал бы собачий Бог, чем они пахнут, создал бы собак без обоняния. Даже скунсы, о которых Картес знал от прапрабабки одной и бродячих псин, подвывавших зимой возле его дома, воняли противно, но естественно. А эти...

   Авдей прямо таки с трудом удерживал напор пса. Деш засмеялся, а после добавил:

   – С тех пор, как Авдей живет здесь, я их порознь практически не видел.

   Он познакомил детей и Авдея.

   – Я рассказал им, – объяснял Деш, – что ты занимаешься археологией и историей. Но у Майола, мне кажется, осталось много вопросов.

   – Занимался, – уточнил Авдей, выдохнув с ностальгией.

   – Деш рассказал, что ты занимаешься только раскопками древних предметов и больше ничем..., – перенял инициативу Майол.

   – Не только раскопками. Мы так же изучаем найденный материал, – ответил Авдей. – Пытаемся объяснить назначение предметов, понять особенности культуры, языка, если находим записи.

   – Это все равно, одно и то же, – сказал Майол.

   – Это не одно и то же. Хотя задача общая, – согласился Авдей.

   – А если вы найдете то, что никому не интересно?

   "Хм, для ребенка рассуждает, пожалуй, очень уверенно", – подумал Авдей.

   – В данный момент, может, и не интересно. Но факт все равно раскрывает какую-то сторону истории. А историю знать нужно. Она позволяет многое понять. В том числе и смысл своего существования, – ответил Авдей.