Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)

   Герман, услышав приближение ее голоса, достал из своего кармана шнур. А когда Дина уже была возле двери, он вышел и, накинув шнур ей на шею, затянул его. Дина сопротивлялась и даже пыталась что-то произнести похожее на: "Ты чего, Герман? Зачем?"

   – Что ты дергаешься, жабра, – злобно выдавил Герман. – Прими спокойно.

   Несколько минут тишины с хрипотцой и он ослабил руки. Оглянулся по сторонам. Потом втолкал тело Дины под кровать и направился к Ллеу.

   Подходя к его номеру, он приготовил свой конверт.

   – Да вообще-то такая же записка, как и у тебя, – сказал он Ллеу, как только вошел в его номер, и показал записку.

   Тот посмотрел на нее и согласился:

   – Да, все абсолютно так же, кроме даты. Текст странный.

   – Что именно странно?

   – Какой-то киношный текст, – выдавил, прихмурившись, Ллеу и с некоторым ехидством воспроизвел часть текста. – "Люди Земли поручают тебе – Человеку – великую миссию..." и в конце приписка "Помни. Ты Человек!"

   – Да. Странно. Еще и "Человек" написано с большой буквы, – добавил Герман.

   – А Дина где? – спросил Ллеу, все еще изучая записку.

   – Идет, – ответил спокойно Герман.

   – Что она там делает?

   – Разглядывает. Такой же номер как этот, но, видимо есть, на что посмотреть, – слабо отбрехался Герман, не считая необходимым придумывать что-то более правдоподобное, так как собирался немедленно повторить процедуру со шнурком.

   С ощущением, что в данном месте все сделано, он на мгновение приостановился: "Так, Ллеу не вернется, а этот Валери, должен рано или поздно объявиться. Так что лучше..."

   Он вернулся в якобы свой номер, достал тело Дины, остановился у двери, выдохнул и вышел с телом коридор. Только в номере Ллеу гулкие раскаты в висках утихли. Но паники Герман не ощущал. Только целенаправленный ритм.

   Герман взял записку Ллеу и еще раз прочел ее. Потом обшарил тело Дины и нашел ее записку.

   "Абсолютно одинаковые, только разные даты и целевые регионы", – согласился он с Диной.

   Удивительно, что никто не уничтожил записку сразу после прочтения, как было изначально сказано в инструкции. Потом он достал зажигалку и в уборной в раковине сжег записки Дины, Ллеу и свою, смыв пепел водой.

   Он затолкал оба тела под кровать и с мыслью, что в номере некого Валери вроде не осталось никаких видимых следов, направился к лестничной клетке и прочь из этой гостиницы.

   Неподалеку он забежал в уличное кафе и заказал квас. С выбором напитка проблем не было никаких, а вот, что делать дальше? Это было непонятно.

   Развернув свой список, Герман стал вспоминать: "Энитан. Темнокожий. Но это никак не сужает область поиска его места жительства. У меня есть только номер его счета, – Герман снова как наяву представил момент, когда Энитан набирал номер своего счета, каждую цифру, и код подтверждения на платежном терминале, что принес официант. – Ериас. Утверждал, что их нация одна из немногих, которая слабо расползлась по миру. Но это тоже мало что дает. Лейла. Лейла, Лейла... – Он водил пальцем по своему списку, не представляя, как действовать дальше.

   Три из восьми, считая меня! – Он не мог никак оценить, достаточно ли этого? – Нужно как можно быстрее найти этих людей, а для этого их нужно полностью идентифицировать, узнать их фамилии, адреса. Хотя они могут и не быть сейчас дома. – рассуждал Герман. – В любом случае, другого способа их сейчас найти нет. Если только достать информацию об их перемещениях! Но это можно сделать, наверное, только в полиции, единые данные могут быть только у них".

  *

   Остаток дня и следующих два он провел возле полицейского участка, наблюдая за его активностью. Он даже зашел туда и поинтересовался, не могут ли они помочь ему в поиске сестры, которую он потерял еще восемь лет назад во времена сильнейших беспорядков. Но встретил он редчайшее равнодушие.

   – Это нужно идти в архив, здесь у меня доступа прямого нет. И не факт, что там найдутся данные, может, она уже давно погибла, а в самые тяжелые времена, как Вы говорите, информация вообще могла не заноситься, – пронудил совершенно не озабоченный чужими проблемами дежурный. – А хотя бы где она приблизительно может быть сейчас, или где Вы ее видели последний раз?

   – Мы тогда жили в Сербском округе, – Герман назвал первый вспомнившийся округ в районе Адриатики, упоминавшейся Лейлой.

   – Так вы еще и не местные! Чего ж Вы тогда в Будапеште пытаетесь ее искать.

   – Я сейчас здесь проживаю. Мне сказали, что у вас единый архив.

   – Ну, и что, что Вам сказали. Что с того, что он теперь он единый? Нет, здесь мы Вам ничего не найдем. Это Вам...

   Дежурный даже не стал договаривать последнюю фразу, просто многозначительно показал куда-то далеко рукой и переключился на что-то свое.

   "Сволочи! – холодно подумал Герман. – Никакого дела до людей. – Последнюю мысль он повторил несколько раз. – А может, это не случайно?"

   Но Герман уже из этого получил полезную для себя информацию: архив общий, это раз, доступ к нему есть даже у дежурного, хотя для этого, возможно, и нужно куда-то идти, это два.

   Он попытался точно так же поговорить в другом участке, но "на дурачка" и там ничего не прошло. По крайней мере, ничто не опроверглось. В третий раз ему предложили составить заявление, для чего необходимы его документы. Герман сослался на то, что документов при себе у него нет, и поспешил уйти, обратив внимание, что в этом участке присутствовало какое-то неспокойное оживление.

   Время шло не только для Германа, но и вокруг него. Возвращаясь в доходный дом, где он остановился, он вдруг заметил, что за ним движется патрульный на стареньком легком сигвее. Герман прибавил немного шагу, так чтобы не было сильно заметно, и убедился в этом, патрульный тоже ускорился.

   "Ну, что ж", – подумал Герман.

   Он дошел до пересечения с людным бульваром, свернул на него и, увидев впереди большой торговый центр, направился к нему, лавируя между прохожими. Патрульному пришлось не легко, но он тоже справлялся с толпой. Герман у входа в центр оживился еще немного, а пройдя через дверь и вовсе перешел на полубег, понимая, что бежать – означает привлечь еще и внимание расторопных на пальбу грифов, которые могут оказаться где угодно, а это явно сейчас ни к чему.

   Патрульный вроде потерял его, но вскоре вновь оказался на хвосте. Но Герман уже оказался у другого выхода из центра, и менять направление было уже поздно.

   Выйдя на улицу, он попытался снова затеряться, но с этой стороны здания людей было меньше. На углу он свернул и оказался на длинной, но не очень широкой улице. Он даже не заметил, что оборвал черно-желтую ленту, перекрывавшую улицу по случаю ремонтных работ. Здесь не было людей, кроме редких рабочих, выпучивавших глаза при виде убегающего от патрульного человека, и затейливых высоких конструкций над вскрытыми колодцами. Этот фактор был в пользу патрульного, двигавшегося на сигвее с втрое большей скоростью, которому не мешали даже колодцы. Он их легко перелетал, словно и не замечая.

   Герман видел его в отражении в стеклянной стене торгового комплекса и понимал, что нужно что-то предпринять. Он схватил железный прут, валявшийся на пути и, когда патрульный почти настиг его, он отскочил в сторону и, поравнявшись с патрульным, воткнул прут ему в колесо.

   Пока патрульный отходил от жесткого падения на спину после резкого разворота и торможения, Герману удалось немного оторваться. Он оббежал грузовик и увидел, что дальше улица вообще перерыта и перекрыта глухими строительными лесами. Герман попытался булыжником разбить остекление здания, повторил попытку булыжником покрупнее, но стекло лишь треснуло. Тогда он выбил опору у одной из вышек. Она всей массой влетела в прозрачную стену и доделала начатое. Огромное витринное стекло разлетелось в мелкие крошки прямо на головы людей, не успевших испугаться или не увидевших первых двух ударов. Теперь они в панике бросились врассыпную. Герман хотел сначала смешаться с этой толпой, но, рассудив, что это будет не лучший вариант, спрыгнул в открытый колодец.

   Выбежавший, наконец, из-за грузовика патрульный ошибочно свернул в здание центра, где к этому моменту уже оказались грифы, которые наводили порядок своими обычными методами. Пострадало значительное количество людей, были погибшие, но Герману все-таки удалось уйти.

   На следующий день он долго не решался показаться на улице, пытаясь понять причину погони. Если его вычислили, то на чем он прокололся, где он ошибается, и что не учитывает. Только к вечеру он вышел, так как страху уже не удавалось побороть чувство голода.

   Страх же ограничивал Германа и в выборе места и качества еды. Он только и успел поесть, как рядом с ним оказалось трое патрульных.

   – Не пытайтесь бежать. Вам может не повезти, и грифы окажутся рядом быстрее, чем в прошлый раз, – не громко сказал один из них.

  ***

   Полдня в штабе Пест искали Акима. Искал Захар, но донимал всех, поэтому атмосфера поисков нависала над всем штабом, заметно опустевшим и потускневшим, так как даже свет горел далеко не везде.

   – Позавчера наезжал, что нужно уже передавать в работу очередные трансфонаторы, "Какого их еще не привезли? Чево их по два ему возят?" – возмущался Захар, – теперь он два дня не появляется в штабе.

   – Чего ты гундишь. Все правильно, лишний раз в штабе нечего появляться, – напомнила ему Милена.

   – Сегодня придет оборудование, его сюда что ли тащить? Кому его передавать?

   – Он разве не говорил, что эти дни занят? – попробовала припомнить Милена.

   – Не помню такого! – уверенно заявил Захар.

   – А мне кажется, что когда он уходил, предупредил, что только сегодня к вечеру возможно зайдет. Он же знает, что сегодня могут привезти?

   – Надеюсь.

   – А сколько он уже передал трансфонаторов?

   – Четыре. Пятый и шестой придут сегодня. Кстати, сегодня я, когда сюда шел, у входа опять кружились грифы. Сразу два, но детектор просто пек. То есть, кроме грифов, были еще кто-то.

   – Ну, вот. Значит, не стоило сюда идти. Если у вас есть уже договоренность с Акимом, какой смысл лишний раз подтверждаться?

   – Да, я тоже заметил, – подтвердил Глеб. – Часто бывает, кто-то увяжется. И убегать нельзя, и придумать, как отвязаться без подозрений, трудно. Хорошо еще детекторы есть, а то бы и не знали об этом.

   – Я сразу в метро ухожу, – сказала Милена.

   – Самое интересное, сегодня они даже проверяли, зачем сюда люди ходят, – продолжил Захар. – Я говорю им, работаю здесь. Они мне, мол, это же дом престарелых. Ну, дак, отвечаю, кто-то же за стариками должен присматривать, сегодня моя смена. Докопались, в сумке у Вас, говорят, что? Ёма, отвечаю, личные вещи, предметы гигиены, проверите? Вроде, отвяли.

   – Ты грифов что ли умудрился смутить предметами гигиены? – усмехнулась Милена.

   – Ну, может только один из низ был грифом, остальные человеки, – предположил Захар.

   – Поэтому мы сейчас уже большую часть встреч и работ проводим вне штаба, – подытожил Глеб. – Здесь осталась только связь с остальными. Это хорошо еще, у нас здесь нет никаких лабораторий. А то, как в Чаше. У них же там люди работают, практически живут.

   – Ладно, я Акима, здесь походу, не дождусь, передай ему, что я его жду. Он знает и время, и место, – попросил Захар Милену. – А я пошел.

   – Захар, погодь минутку, – обратился к нему Глеб. – А Аким не говорил, передача транфонаторов идет нормально?

   – Не, не говорил, – попытался припомнить Захар.

   – Ну, если он сегодня зайдет, спросишь.

   – Ага, спрошу, – ответил Захар.

   Глеб ушел, снова погрузившись обратно в свои проблемы.

  *

   Аким тем временем возвращался из Вааля. Пришлось ехать туда лишний раз пустым, чтобы хотя бы подготовиться. А теперь он спешил обратно, понимая, что в штаб Пест он уже не успевает. То есть придется сразу ехать на встречу с Захаром, как договаривались раньше, получить очередное оборудование и отвезти к месту передачи.

   "Но в штаб все-таки зайти придется, – думал он. – Или в штаб не ходить? Встретиться с Глебом вне штаба?"

   У Акима были не очень радостные новости. Сам он пытался понять причины, почему же один из транфонаторов остался на месте, почему его не забрали?

  *

   – Это очень плохо, – встревожился Глеб, когда Аким нашел его и рассказал. – Что-то пошло не так. Нужно будет ночью связаться с Чашей, узнать, что может быть причиной.

   – А возможно такое, что кто-то получил задание, а кто-то нет? – спросил Аким. – Я думал, что восемь заданий должны быть получены одновременно. Мне же сразу сказали, чтобы я готовился передать восемь трансфонаторов и прикинул восемь разных мест для этого.

   – Так и должно было быть, – подтвердил Глеб. – Все восемь одновременно. Иначе задания не были бы оглашены. Не должны были быть.

   – То есть если забрали первый, то должны забрать все восемь, – продолжал Аким.

   Они шли по улице и разговаривали, выставляя друг другу перпендикуляры своими вопросами. Несмотря на лето, было не очень жарко. Но на остатках моста через остатки речки они задержались, почувствовав приятную прохладу от воды.

   – А забрали, ты говоришь, уже три. Четвертый остался, – уточнил Глеб.

   – Да. Четвертый на месте, – подтвердил Аким. – Это уже критично?

   – Должно быть запущено одновременно не менее шести трансфонаторов. Меньшее количество не обеспечит нужного покрытия, а соответственно качественной блокады. Ну, даже если из четырех три... – рассуждал Глеб. – Так это один не забрали. А если кто-то не сможет его активировать?

   – Это же не сложно!

   – Мы так считаем. Но мы не знаем, с чем они столкнутся. И вообще, кому они достанутся в руки. Наверняка мы знаем только то, что это будет настоящий человек, споры на не живом не смогут прорасти.

   – Если так пойдет и дальше, то будет шесть из восьми, – сказал Аким.

   – Нет. Это не повод успокаиваться. Нужно как можно быстрее готовить вторую очередь, – сделал для себя выводы Глеб. – Интересно, Браннекен успел подготовить нужное количество основ с подменами?

  ***

   Аким оказался не единственной пропажей.

   В штабе Чаша Уайдшер, застроенный Пелагеей, пытался выяснить, были ли ошибки в программной начинке, обеспечивающей тактическое поведение человека с восстановленной нейронной активностью. Вчера ему удалось ускользнуть от такой проверки, сославшись на Браннекена, которому он понадобился в лаборатории.

   Сегодня Пелагея не была настроена его упускать.

   Тревор пытался убедить ее, что, чтобы выяснить это, потребуется несколько недель, лучше потратить это время на изготовление новых вакцин.

   – Ты понимаешь, что задание было получено, но его выполнение пошло не так? – напирала Пелагея. – Трансфонаторы остались на местах передачи!

   – Это не значит, что были ошибки в сценарии вакцины. Работа вакцины индивидуальна в каждом организме! Причин могут быть миллионы!

   – Нужно, значит, эти особенности учесть!

   – Как? Ведь мы не знаем даже, кому ввели наши основы и тем более, кто из них сорвался! Мы не видим саму проблему, соответственно не можем ее проанализировать и не сможем ее решить чисто умозрительно!

   – У вас есть копии сценариев, заложенных в каждую конкретную инъекцию? – требовала ответ Пелагея.

   – Пел, сценарий у всех один. Сначала предполагали иметь два вида сценариев: общий и восьмой. Но потом решили изменить восьмой и сделать его общим.

   – То есть?

   – Восьмой сценарий обеспечивает получение задания. Но он активируется в рамах общего только у того, кто придет восьмым на встречу, на которой соберутся все восемь. По новым правилам безопасности, ты этого, вообще-то, не должна была знать.

   – Ладно. В данной ситуации... – многозначительно не закончила Пелагея фразу. – Понятно. И все-таки повторюсь. Копии того, что ушло в конкретную инъекцию номер, скажем, двести тридцать два хранятся?

   – Хранятся у меня, – сдался, наконец, Уайдшер.

   – А что ты мне тогда голову морочишь про общие и необщие сценарии? – возмутилась она.

   Уайдшер не нашелся, что ей ответить.

   – К копиям кто еще имеет доступ? – продолжила Пелагея. – Их можно изменить?

   – Нет, копии жесткие. К копиям доступа нет ни у кого, – заверил Уайдшер.

   – И в копиях содержится именно то, что было залито в конкретную вакцину? – уточнила Пелагея.

   – Да, именно то. Окончательно вакцины готовлю я, запись туда и в копию делаю лично, – ответил Уайдшер, кажется, проникшись серьезностью вопроса.

   – Тогда бери своих людей и проверяй. Это нужно сделать. Чтобы постараться избежать возможных ошибок в дальнейшем. Мы должны проверить хотя бы то, что можем. Под твоим личным контролем. Я думаю, ты понимаешь, почему.

   Доктор Уайдшер лениво засуетился, а к вечеру придумал новую отговорку.

   – Я не могу заниматься проверками вакцин, у меня человек исчез, – сказал он.

   – У тебя всегда найдется пропажа, – не восприняла его серьезно Пелагея.

   Тревору такое отношение Пелагеи не понравилось.

   – То есть тебе, Пел, абсолютно все равно, что пропал наш человек? – надулся он.

   – Подожди, подожди, сейчас, – попросила Пелагея, с трудом отвлекаясь от статистики, полученной из штаба Пест. – Так кто, ты говоришь, исчез?

   – Мигель. Последний раз его видели только вчера. Как раз, когда Глеб сказал, что не все трансфонаторы получены агентами. Дома у Мигеля никто не отзывается.

   До Пелагеи, кажется, дошло.

   – Кто видел его последним?

   – Пит. Он же и домой к нему ходил сегодня.

   – Что он там обнаружил? – соображая в разные стороны, поддерживала беседу Пелагея.

   – Он нашел там иглы, представь себе, остатки которых мы находили в кабелях каждый раз после того, как у нас вырубался в штабе свет.

   – Много?

   – Еще лет на двадцать хватило бы, если с такой частотой, как у нас это случалось.

   – А это уже года три как происходит! – задумчиво произнесла Пелагея. – Но это не только у нас случалось! – парировала она.

   – Хорошая маскировка.

   – Что ты хочешь этим сказать? Это ничего еще не доказывает!

   – Разве такие где-то продаются!?

   – Не знаю... Иглы,... иглы, – бубнила Пелагея. – Но я знаю, у кого спросить. Нужно срочно найти сестру.

   – Эвелину? – уточнил Уайдшер.

   – Да. Она такими пользовалась когда-то...

   – Ты ее подозреваешь?

   – Ее?! Ты часом не захворал?!

   – Может ты все-таки как-то поосторожней, издалека зайдешь, – предложил Тревор.

   – Я тебя сейчас стукну! – предупредила Пелагея. – Ей я верю, как себе!

   – Я только предположил, – извиняющимся голосом попятился Уайдшер.

   – Ну, пойдем, поговорим пока с Питом, – предложила Пелагея. По пути она подумала и сказала, – Хотя, давай я поговорю с ним сама. А ты займись лучше проверкой кода.

  42.

   – Сегодня занятия по человеческому не будет? – спросила Грета Майкла, который вместо Макара стоял за административной стойкой. – Зал закрыт, люди расходятся, – недоумевала она.

   – Нет. Боюсь, пока занятий не будет, – ответил Майкл, не скрывая недовольства. – Вон, видишь, сидит. Префер Сенцер! Мать его! – Майкл указал головой на открытый кабинет.

   Грету это, однако, не возмущало, она все воспринимала, как должное.

   – А почему? – спросила она.

   – Ты так спокойно об этом спрашиваешь? Я лично просто в ярости! Эти недоумки... Что они вообще о себе возомнили? – сверкал и глазами и руками Майкл.

   Грета стояла с вылупленными глазами, не понимая не только многих слов Майкла, но и такой бурной реакции. А какое при этом отношение к разговору имеет его мать, это слово она четко уловила, она не стала выяснять.

   – Кто они? – спросила она.

   – Да эти охамевшие пратиарийцы! – сокрушался Майкл.

   Он не стеснялся в подборе слов. Скорее наоборот, старался придать как можно больше эмоций этому событию.

   – Что такое недоумки?

   – Наглые тупицы, – ответил Майкл, не столько стараясь аккуратно пояснить смысл слова, сколько продолжая расплескивать эмоции. – Они лишают нас права свободно изучать то, что нам интересно. Он ссылается на то, что, мол, этих занятий в расписании нет. Мы предложили включить занятия в расписание. Он сослался, мол, это лечебно-спортивный центр. Предложили придать ему дополнительно статус образовательного. Обещал переговорить с руководством. Но пока все запрещено!

   Майкл больше говорил на человеческом, но, где знал, использовал пратиарийские слова, чтобы Грете было немного проще его понять.

   – Жаль, – всего лишь сказала Грета.

   Она не была приучена к подобному вольнодумству, тем более в отношении пратиарийцев. Ей даже не были знакомы подобные эмоции. Но от Майкла веяло яростью и проступившим от нее потом с адреналином. Она чувствовала, что волна чего-то нового медленно передается ей от собеседника. Все-таки ей нравились эти занятия, а, значит, где-то на эмоциональном уровне она была открыта к восприятию нового отношения. Именно туда и старался достучаться Майкл.

   – Жаль? Всего лишь жаль? Это просто возмутительно! – взорвался Майкл. – Как ты можешь так просто относиться к этому? Пойми. Эти пратиарийцы просто взяли и запретили тебе делать то, что ты хочешь, что тебе интересно!

   По выражению лица Греты Майкл понял, что она осмысливает услышанное. Конкретно она пыталась осознать, в чем же все-таки состоит суть противоречия между тем, что ей интересно, и запретом. В отличие от Майкла она воспитывалась в среде, где было принято соблюдать правила, и они не воспринимались как запрет того, что выходило за их рамки.

   – Ну, мы что-нибудь придумаем, – попытался успокоить ее Майкл. – Они думают, что мы вот так вот просто подчинимся их запрету?! Гланды не лопнут?! В конце концов, совсем не обязательно проводить занятия здесь. А хотя бы на улице перед центром сядем! Пойдет ведь?

   Грета задумалась: "Как это можно? Префер отменил занятия, но он все равно их будет проводить. И как это может быть? У нас на Клетионе никакие занятия на улице никогда не проводились. С другой стороны, а почему нет? Если это не противоречит правилам!"

   – А вроде не плохая идея! – согласилась она. – А это не запрещено? И где Макар? Ты вместо него почему-то.

   – А что, меня не достаточно? – Майкл улыбнулся и, слегка прищурившись, посмотрел в глаза Грете.

   Грета застеснялась, хотя Майкл всегда вел себя с ней так. Впрочем, и с другими он вел себя так же. Но Грета еще не привыкла к подобным манерам, они ей по прежнему казались странными. Почему? Она не могла пока осознать.

   – Ну, почему сразу недостаточно? Просто обычно он был, – ответила она с улыбкой.

   – Он что-то опять задумал и убежал. Мотается где-то по Мантаме. Придет, расскажет. А потом я расскажу тебе. Хочешь узнать? – запел Майкл. – Ты только приходи!

   – Хорошо!

   – А ты сегодня тоже почему-то без подруги? – вдруг спросил Майкл. Но он это сделал не случайно.

   – Франческа сегодня не смогла. Они готовятся к концерту, и она много занимается с детьми, – ответила Грета.

   Но что-то внутри нее щелкнуло и заскрипело: "Чего это ему вдруг понадобилась Франческа?"

   – Вот, я же говорю. Они делают с вами все, что хотят, – подхватил подходящую для насаждения своей идеологии тему Майкл. – Захотели и не отпустили Франчи в центр. Это называется произвол!

  *

   По возвращении злозадумчивый в последнее время Макар нервно дожидался Арамаана и Изингому. Их он так же отправил что-то выкрысивать в Мантаме. Как только вернулись и они, Макар созвал всех в чайно-штабную.

   – Значит, куда мы ходили, – начал объяснять Макар. – Раз эти гады нам начинают выкручивать руки, нам нельзя просто так сдаваться. И лучше начинать сразу, чтобы они знали, кто мы есть! Что мы можем сделать? Мы можем устроить забастовку по поводу ограничения наших свобод.

   – Ты шутишь? – даже Майкл удивился этому и сменил вальяжную позу на активно-заговорщицкую.

   – Ни сто грамм, дорогой мой Миша! Ля, сколько лет я уже ни капли приличного не нюхал, только жидкая брага, – вдогонку выругался он негодованиями. – Трудно сказать, нашел ли я сердце этого города, или стациона, – передразнивая пратиарийское произношение, собезьянничал Макар, – как они его называют, но кое-какие подходящие места я нашел, – доложил Макар. – Плохо, что читать еще нифига не умею по-ихнему. А вы, мужики, где были? – спросил он у Изингомы и Арамаана.

   Те ответили с точностью до перестановки матерных слов, как и сам Макар. Видели какие-то площади, открытые места, где всегда много пратиарийских гнид. Но утверждать, что это главная или правительственная площадь, они не берутся. В общем, преферат стациона пешком визуально не обнаружился.

   – Нужно вообще разобраться, как у них здесь осуществляется администрирование, – сделал вывод Макар.

   – У меня тоже есть идеи. Аж две! – похвалился довольный Майкл, снова развалившись на стуле; даже попытался закинуть ноги на стол, но успел поймать реактивный взгляд Эмили и передумал. – Во-первых, если нельзя проводить занятия в центре, то почему бы не проводить их хотя бы на улице. Перед центром, соберем всех. И пожалуйста! Не нужен нам зал. Сегодня уже закинул удочку одной дамочке, Грета которая, так эта безвольная селедка не сильно удивилась даже, сказала, что не плохая идея! Вуаля!

   – Нужно только подумать, как организовать сидячие места! – поддержала его Сабира.

   – Па-ста-ят! – высокомерно выдавил Майкл. – Во-вторых! – продолжил он. – У местных завтра начинаются выходные. Я не собираюсь себя обделять этой радостью! А насколько я понимаю, люди здесь работают без выходных. Это же вопиющая дискриминация! Куда только ООН смотрит?!

   – Здесь нет никакого ООН, – поправил его Изингома.

   – Да я знаю, – поморщил нос Майкл, типа того, не надо считать меня таким уж дебилом.

   – Мужики, вы просто какие-то монстры! – отметила впечатленная планами Эмили.

   – Ты права! Даже не буду спорить! Но боюсь, к этим выходным мы не успеем окучить пипл, – предположил Майкл. – Но мы можем сами продемонстрировать им эту идею. Это стадо баранов сюда припрется на занятия. А мы скажем, что у нас выходной. Закроем нахрен этот центр.

   – И будем пить бражку, – добавил Макар и словил пять от Майкла за смекалку.

   – Закроешь?! – скептически произнес Арамаан. – Придет Сенцер и откроет.

   – Да пускай откроет! Он мне кто? Он что ли меня заставит? – доказывал состоятельность своей стратегии Майкл. – Кроме него в центре пратиарийцев нет! Здесь работают только люди. Они же специально так сделали, чтобы в центрах с людьми работали люди. Помнишь, Авдей рассказывал? – уточнил Майкл у Макара.

   – Да, да. Он говорил, – подтвердил Макар.

   – А хоть бы и не один он тут был. Что они мне могут сделать, чтоб заставить меня?! – хорохорился Майкл.

   Некоторые из присутствующих снисходительно-высокомерно хмыкнули на это. Но им повезло, что Майкл был на кураже, и он этого не заметил; усмешки в свой адрес он переносил неоднозначно.

   – А людям мы популярно объясним, – продолжал почти самозабвенно он, – что сегодня у всех должен быть выходной. Ни они, ни мы не исключение! Кто откажется понимать и все-таки соберется вести занятия, получит от меня лично выговор так, что мало не покажется.

   Подкрепляя и конкретизируя свои слова, Майкл ударил кулаком себе в ладонь.

   А к следующим выходным уже, думаю, почва прогреется и травка прорастет! Посмотрим, что пратиарийцы сделают.

   Я уже сделал вывески, что шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого в центре будут выходные, – заключил свою речь Майкл.

   – Где ты их сделал, мы только что шли, ничего не было? – сказал Арамаан.

   – А мы на лестнице когда встретились, я как раз шел вниз, чтоб их повесить. Так что я считаю, что мы вполне достойно ответим на их выпад, – закончил Майкл.

   – Достойно, но слишком несимметрично, – возразила Эмили.

   – А я не считаю себя великим эстетом, чтобы отвечать исключительно симметрично, – настаивал озлобленный Майкл, – чтобы в следующий раз они думали дважды!

   – Твоя дипломатия заключается в ее отсутствии, – ухмыльнулся Изингома.

   – А я и не претендую, – скептически огрызнулся Майкл. – Я сюда не просился цветочки опылять! Так что голова за ноготь – это нормальная цена. А политика и симметричные ответы – это твой конек. Только, на мой взгляд, нам это пока не нужно, – брезгливо закончил Майкл.

   – А чтобы эта акция возымела больший резонанс, нужно устроить ее не в отдельно взятом центе, а везде! – развил тогда тему Изингома.

   – Безусловно! – хлопнул его по плечу Майкл. – Две головы за ноготь! Тебе бы все в масштабы раздуть! Не случайно ты, я смотрю, повел за собой всю африканскую диаспору. А еще про дипломатию вспомнил! – подначивал Майкл, уже начиная на эмоциональном подъеме размахивать во все стороны руками.

   Изингома сначала улыбнулся, но потом скривился, вспомнив былые межэтажные усобицы.

   – Только, наверное, завтра не стоит просто отправлять народ по домам. Спорта не будет, а занятия по языку можно и провести, – предложила Сабира. – Вот завтра на улице и начните, как хотели, раз зал нам не дают.

   – И ты права, Сабира, – поддержала ее Эмили.

   – Вы о чем? – запротестовал Майкл. – Выходной – это выходной! Никаких занятий!

   – А если мы всех разгоним по домам, то мы потеряем и время, что самое главное, и, возможно, людей, – попыталась убедить Сабира.

   – Точно. Пускай это будет с виду занятие, а на самом деле репетиция забастовки. А то они ведь непривычные, – добавил Макар.

   – Ты разведешь свою демагогию, научишь их новому слову "равноправие", – развивала сценарий Эмили. – Если хочешь, не называй это занятием, но продолжай сеять и опылять.

  ***

   – Нет, вы это слышали?! – возмущался Вейтел. – Машины требуют выходных!

   – Кто бы мог подумать, что машины станут настолько умны, что откажутся работать. Причем вовсе не потому, что вышли из строя, а осознанно! – поддержал его философской речью Сайкон.

   За беседным столом у Вейтела собрались все главные разработчики принципа "Земля", имилоты университета. Не хватало только представителей Манкоа.

   – Верховный Преферат обеспокоен сложившейся ситуацией. Он требует, чтобы мы навели порядок, – сообщил Вейтел.

   – Порядок? А в чем заключается непорядок? – уточнил Деш. – Ведь они просто проводят время перед центром. Был бы центр не закрыт, они были бы внутри.

   – Непорядок заключается в том, что пратиарийцы не довольны, они жалуются, – пояснил Вейтел. – А так же в том, что центры закрыты, хотя должны быть открыты. Кто их закрыл? Они же сами и закрыли! Занятия отменены! Как следствие, не соблюдаются инструкции по эксплуатации принципа, где регулярный отдых и спорт указаны, как обязательные. А они без отдыха второй арияд просидели на улице!