Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)

   При случайных встречах на улицах, это им рекомендовал Майкл, как часть обучения, между собой они старались говорить на земном или, как его еще иногда называли, людском или человеческом.

   Майкл специально стал употреблять эти слова чаще чем "земной", считая, что они больше несут объединяющего смысла, точнее конкретизируют идеи единства людей, отличия от пратиарийцев и, самое главное, не просто отличия, но противопоставления.

  *

   – Макар, ничего не поделать, – как-то заявил Майкл. – Придется тебе тоже обучать. Хотя бы самым азам, в самом начале. Слушателей и групп становится много.

   В чайную вошли Эмили и Изингома. Макар любезно предложил им таойи.

   – Прям вот только заваренный! – сообщил он.

   – Обязательно! – сухо согласилась Эмили.

   Сегодня был не ее день, как ей самой казалось. Она с самого восхода Сиклана выглядела раздраженной.

   Изингома в свою очередь любезно предложил всем искурить сигару, скрученную из чего-то нового. Он тоже нашел своих поклонников.

   – О! Эмили, ты как раз вовремя, – перевел стрелку Макар. – Майкл говорит, что не справится с таким количеством групп сам. Просит, чтобы хотя бы азам кто-то учил.

   – Ты же оценила нашу затею! – поддержал его Майкл.

   – Так сам-то, не можешь помочь? – натянуто ответила Эмили Макару, пытаясь все-таки уйти в сторону.

   – Я же сам плохо знаю ваш язык, не грамотный, считай. Я сам хожу на занятия к Майклу, – оправдался Макар. – Ну, научу неправильно, потом переучивать. Я могу научить своему языку. Только какой смысл. А Изингома что скажет? Ты местный уже освоил?

   – Уже лучше. Я бы с радостью, ты же знаешь! Только я, как и ты. Родному бы языку... – ответил тот.

   – Нет, Эмили. Придется все-таки тебе. Соглашайся. Дело-то нужное! – подключился Майкл, начиная интонацией залазить глубже, чем словами.

   Эмили действительно видела в этом смысл. Больший, причем, даже не в распространении языка.

   – Я понимаю, что с изучением языка, человек впитывает и нечто другое. Уж, по крайней мере, одновременно можно привить очень много нужного нам, но... – как могла, тянула время Эмили до момента, когда придется соглашаться.

   – Вот видишь, Эмили. Все понимаешь! А ты говорила, что местные люди какие-то инопланетяне, ни рыба, ни мясо, – продолжил рассуждать Макар, вменяя Эмили свои же слова, с которыми, правда, Эмили соглашалась. – Оказалось, нет. Как раз мясо! Такой же пипл, прывущий в управляемом тренде.

   – Ты знаешь, о чем я думаю? – спросила Эмили?

   – Конечно, знаю. Ты же знаешь, я согласен! – многозначительно улыбнулся Макар.

   – Тьфу! Самец весенний! – выдавила Эмили. – Я не об этом!

   – Я понял, не сегодня! Скажешь, когда будешь в исступлении! – подлил масла в настроение Эмили Макар.

   Эмили проглотила намеки Макара, но уже с большим трудом, чем первые.

   – Вот чего вы так беситесь? – продолжила она. – Здесь ведь все, как и у нас. Почти. Вот даже мы пьем этот таойи. Вкус своеобразный, конечно, но по своей форме и сути легко узнаваемое земное.

   – Есть большущее "но", – возразил Майкл. – Здесь мы все-таки не дома. По крайней мере, я не ощущаю себя дома. А кто-нибудь ощущает?

   – Нет, – ответил даже немногословный Изингома.

   Остальные согласились с ним.

   – Кроме того, здесь есть другие свои. И они, уверен, тоже не считают, что мы здесь дома, – добавил Макар. – Я тебя не узнаю! – возмутился он. – Рассказывали, что в Белатории ты была первым реформатором и зачинщиком!

   – Там мы пытались во всем разобраться, чтобы выжить. Там мы даже не знали, чем можно питаться. А здесь мы думаем о том, как все сломать, и говорим людям, что то, во что они верят, на самом деле не так. А им было ли плохо?

   – Хорошо! Пей свой таойи! – вспылил Майкл, но обошелся приличными формулировками. – И пускай пратиарийцы за тебя решают все, что ты будешь, и чего не будешь делать завтра!

   – А знаете, что мне сейчас очень хочется узнать? – спросил Изингома, предпринимая попытку немного сменить тему и охладить дискуссию.

   – Ну-ка, ну-ка? – охотно заинтересовался Майкл.

   – Я когда сюда попал, здесь же было много наших: Тадеу, Деви, Ванесса, Арамаан, Сабира,...

   – Арамаан и сейчас здесь, только все время где-то пропадает, – перебил Макар. – Он какой-то непонятный, если честно.

   – Я помню, что он здесь, я просто вспоминаю людей. Еще Рамеш, Витарр, Карла, много еще кого. Мы вместе с ними еще все это придумали, они тоже одобрили нашу стратегию. Потом некоторых перевели в другие центры. А вот интересно, они там смогли так же продвинуться?

   – Ах! Карлу жаль отпустили! – вспомнил с ностальгией Майкл. – Эх, ее фанданго!

   – Сиди! Фанданго! – успокоила его Эмили. – Она от тебя и сбежала! – Даже Макар ее так не достал, как ты.

   – Тебе-то, конечно, сиди! Ты так не сможешь, – подначивал ее Майкл. – Как она бедрами, энергично. Ух!

   – Зато я с локтя могу. Честно! Тоже энергично! В пух! – шутя серьезно, ответила Эмили.

   – Хорош, тебе! – возмутился Майкл. – Можно подумать...!

   – А ты прав, Изингома. Ты большой стратег, оказывается, – согласился Макар. – Ты и на Клетионе, помнится, крутился в политике. Политика ведь великое дело!?

   – Политика – это только лишь одним из видов проституции! – ухмыльнулся в ответ Изингома.

   – Это как еще? – чуть не захлебнулся смешками Макар.

   – Да просто. Где-то нужно дать, а где-то нужно драть! – откомментировался Изингома.

   – Ты не так прост! Хоть и черный! – прищурился Майкл.

   – А ты что-то имеешь к черным? – огрызнулся Изингома.

   – Не нервничай. У нас общие цели, – поспешил загладить неосторожность Майкл.

   – Знаю я ваши общие цели! Ровно до вскрытия банковского сейфа! – Изингома напротив не стремился нивелировать остроту, выстраивая какую-то свою тактику.

   – Стоп! Не кусаться! – крикнул Макар. – Мы остановились на том, что нам как-то нужно уже связаться с нашими в других центрах. До чего там они успели доработаться? Думаю, у местных должна быть связь.

   – Можно узнать у главного, – подсказал Майкл.

  ***

   Деш несколько раз рассказывал Авдею про Препрею, о линиях, которые кружатся вокруг почти угасшей Асаны, и вместе с ними Сиклан, что заменяет им Солнце, и маленькая, но яркая, Эйвена, о Канисе и о Танкуре, тень которой преждевременно обрывает арияд на Калипре на широте Мантамы.

   С Сикланом и Танкурой более-менее было понятно, их было видно с Калипра. Последнюю приблизительно как Луну с Земли, подыскивал себе аналогии Авдей, чтобы уяснить и увязать все новое, все-таки он был археологом, а не астрономом. Только Танкура не меняла своего положения, в отличие от Луны. Асана представала мутным расплывчатым найвоновым пятном каждый асан и невероятно огромной Луной, но с расплывчатыми краями, в арияд. А все остальное...? Разве это можно было себе представить со слов! Тем более, представить правильно!

   И вот, они, Деш с детьми и Авдей, наконец, собрались в поездку, и они покинули старты. Впереди их ждала Препрея – одна из планет третьей линии.

   Деш взял места специально в хвостовой части гона, чтобы получить самую лучшую возможность обзора всей системы Прата. Майол взялся комментировать то, что открывалось взору, поглядывая на Деша, чтобы тот поправил в случае, если он сам что-то напутает. За окном гона существенно потемнело, но не до полной темноты.

   – Потому что здесь есть атмосфера, – пояснил Майол.

   – В космосе? – удивился Авдей.

   – В космосе, это имеется в виду, что мы за пределами атмосферы Калипра? – уточнил Деш. Авдей кивнул. – На Прата слабую атмосферу формирует вокруг себя Асана. Вокруг планет она, конечно, плотнее, но есть и за их пределами.

   – Сейчас мы проскользнем между Калипром и Танкурой, – перебил Майол. – И с той стороны из-за Калипра появится Канис. Потом еще Порифий, Ортена, а со стороны Танкуры появится Майтарис! Я их тоже еще никогда не видел! Просто знаю, что они должны быть.

   Гон набирал скорость, и слова Майола на глазах становились реальностью. Сначала Калипр и Танкура засветились на фоне Асаны, потом они увидели другие планеты.

   – А вот еще смотри, сиклановые леса, – обратил внимание Майол.

   – Да, да, помнишь, я тебе говорил, что они выглядят еще более впечатляюще, чем ветки под нашими живыми дорогами? – напомнил Деш Авдею.

   Авдей сравнил вид из окна с бородатыми лианами в стационе. Действительно, это выглядело похоже. Но гораздо более эффектно, особенно при осознании, что это в планетарном масштабе. Сиклановые леса некоторых планет как бы свисали в направлении радиусов Асаны в космос. Крошечный гон словно только-только выпутался из них.

   – А не у всех планет такие леса? – спросил Авдей, оглядывая появившиеся в поле зрения планеты, образующие линии.

   – Только у тех, что в синхронном вращении с Асаной, – пояснил Деш. – Иначе леса не вырастают такими высокими, да и растут по всем направлениям приблизительно одинаково.

   – Всё. Планеты удаляются, удаляются, – с легкой грустью сказала Фиея. – А потом они станут просто светящимися точками. Звездами.

   Майол и Фиея действительно впервые покидали Калипр так надолго и так далеко. И их детские глаза горели еще сильнее, чем глаза Авдея, который этого не только никогда не видел, но и никогда об этом не слышал. Для детей же это было оживление картинок из учебников.

   – Здесь звезд, кстати, почти нет. Когда ты уходил на работу, я разглядывал небо и почти не видел их, – поделился наблюдениями Авдей. – Немного, и тусклые.

   – Их очень много на самом деле, – ответил Деш. – Если ты отвлечешься от Калипра и Танкуры, то уже увидишь их. Просто на Калипре на широте Мантамы их плохо видно, они теряются в свете даже в Асановых сумерках.

   – Расскажи мне еще раз о них, у меня, видимо, не все срослось в голове от прежних разъяснений. Почему у вас почти никогда полностью не темнеет?

   – Из-за постоянного рассеянного остаточного света Асаны. Свет рассеивается ее же атмосферой. Она довольно далеко распространяется. Атмосферы планет его частично пропускают. Полностью темно бывает только на внешнем полюсе. Мы там однажды с детьми были, но в арияд, – пояснил Деш и добавил. – Как будет возможность, постараемся туда попасть на все выходные, чтобы и асан захватить.

   Звезды теперь действительно были видны. Тем временем гон отошел от своей линии довольно далеко. Линия повисла в пространстве, опоясывая Асану жемчужным ожерельем, к почти каждому камню которого крепилась уже едва заметная тонкая подвеска сиклановых лесов. Казалось, что они тянутся за гоном, пытаясь ухватиться за него. Одновременно другие линии приобрели понятные очертания, высветившись звездными кольцами вокруг Асаны и образуя все вместе диск. Впрочем, некоторые кольца лежали выше диска, а некоторые ниже. Дети прилипли к окну и руками, и глазами.

   – Это те самые линии? – уточнил Авдей. – И некоторые стоят в наклоне?

   – Да это линии. Две из внешних линий, тех, что полностью сейчас не видно, они продолжаются еще с той стороны, – Деш провел рукой круг через направление, куда двигался гон, – находятся в наклоне. Почти все линии заселены уже.

   Авдей, конечно, был поражен масштабами системы Прата и ее видом.

   – А сколько же у вас население? – спросил он.

   – Если прикинуть так, чтобы тебе стало понятно, на Калипре население в пять раз меньше нынешнего населения Земли. Только, пожалуй, стоит учесть, что с того момента, как ты попал сюда, оно в полтора раза выросло, а потом упало втрое. А еще есть, это только ближайшие к нам, Танкура, Канис... Только в нашей второй линии больше сотни заселенных планет. Но Калипр и вся вторая линия не самые населенные. Самая заселенная первая линия. А вообще заселены уже восемнадцать линий и еще четыре заселяются.

   – Калипр, получается, меньше Земли?

   – Нет. Калипр больше.

   – А население меньше?!

   – Земля просто перенаселена.

   – Ну, конечно! Нам-то вы Танкуру не сделали! Одна бестолковая бездыханная Луна! Приходится ютиться! – посетовал с улыбкой Авдей.

   Деш тоже улыбнулся по поводу слов Авдея о Луне и ее, якобы, бестолковости.

   – Население на Земле, ты говоришь, сократилось втрое? А от чего? – переспросил Авдей.

   – Там идет... – Деш замешкался со словом. – По-вашему это будет называться война.

   – Какая война?

   – В прямом смысле. Война.

   – Очередная мировая! Это какая уже, третья, пятая?

   – Ну, если ставить их в один ряд с первой и второй, которые ты, скорее всего, имеешь в виду, то это не те войны. Таких войн Мита больше не допускали.

   – Если я еще что-то помню, мы и сами уже не допускали их, – пробежался мысленно Авдей по известной ему новейшей истории.

   – Совершенно, верно, – подтвердил Деш. – Вы считали, что это решение ваших политиков.

   – А что не так? Они что, до власти дорвались? – съехидничал Авдей.

   – Да. Управление в их руках.

   – Это как они интересно прорвались туда? Они одурманили весь народ? Туда и люди-то не всякие могли пройти!

   – Ты говоришь так, как будто это очень хорошо, – несколько удивился Деш.

   – Эта система все-таки оправдала себя, раз распространилась по всем миру. Все-таки благодаря ей мы чего-то да достигли!

   – Единственное достижение вашей доминирующей политической системы – это относительный мир в тех областях, где она имеет устойчивую форму. Но там народ уже не правит! Поэтому обычным людям приходится воевать с другими обычными людьми.

   – Но теперь-то люди воюют с Мита!

   – Да. Это не удивительно для людей.

   – То есть Мита все-таки отошли от своей задачи сохранения источника знаний? – с некоторым сарказмом выдавил Авдей.

   – Войну начали люди, – возразил Деш. – Хотя люди считают иначе. А потери населения – это тактический просчет Мита. Но иначе они поступить тоже не могли. Фактически Мита людей не истребляли. Люди сами себя начали уничтожать. Мита не могли этого предугадать и не смогли остановить. Для Мита, в конечном итоге, эти потери не важны, так как процесс, который их интересует, не остановился.

   – Но я на Земле, – стал вспоминать Авдей, – ничего подобного не заметил. Ни дыма, ни руин, ни взрывов, – он припомнил странные блики, которые плавали вдоль таинственного меридиана. Но они уж как-то не глобально себя вели, да и прекратились довольно быстро. – Я, конечно, не каждый квадратный метр разглядел, но если все так глобально, должно было быть видно.

   – Война вяло текущая. Без активных действий. Мита дезорганизует общество и подавляет любые признаки агрессии. А то, что удается предпринять людям, по большому счету не способно произвести значимые потери для Мита, – пояснил Деш.

   Потом он посмотрел в окно, потом на информационное табло гона и добавил:

   – А теперь сядьте-ка правильно, – обратил внимание Авдея и детей Деш, – скоро будем переходить световой барьер.

   – Это же не возможно! – уверенно заявил Авдей.

   – Если бы это не было возможно, Мита бы никогда вас не нашли, – возразил Деш.

   – Не уверен, конечно, на сто процентов, я не физик, но, кажется, это один из постулатов.

   – Постулат – это предположение. Все выводы, сделанные потом, верны только в рамках данного частного случая. Я тоже работаю в другой области и не все тонкости знаю. Но, тем не менее, таких способов несколько. Вы просто еще не успели их открыть.

   Попробую найти объяснение попроще. Самый простой, насколько я знаю, основан на фокусах с гравитацией, что позволяет резко ускориться или замедлиться. Плюс, если не просто отталкиваться от волны света, а глиссировать на ней, в гравитационном поле... Но это, кажется, применяется только для стартового разгона. А, может, нет. Не уверен.

   Припоминаю еще одну теорию у людей, где число тысяча было определено, как самое большое их конечных. В ней тоже все было стройно и красиво, доказывались теоремы. Но ты же понимаешь, что эти две теории суть одинаковы, – привел пример Деш, заметив удивление Авдея, по поводу теории о числе тысяча. – Можешь поискать ее в сетях Земли.

   – А Интернет здесь тоже доступен? – уточнил Авдей.

   – Да, здесь доступен. А на Земле сейчас закрыт и не развивается. По земным меркам уже несколько лет.

   Обратно, кстати, – добавил Деш, – мы вернемся гораздо быстрее. По-видимому, потому что туда мы противостоим гравитации Асаны, а обратно просто подчиняемся.

   – А во сколько раз быстрее скорости света мы движемся?

   – Был бы я у руля, я бы сказал. В сотни, тысячи, может миллионы! Это мы еще не на самом быстроходном гоне. А то бы мы даже не успели разглядеть нашу систему.

   – Если вы можете двигаться с такими скоростями, вы выходите за пределы своей системы? Исследуете пространство?

   – Там ничего интересного для нас нет. А ресурсов нам пока хватает в пределах системы Прата.

   – Уверенность, лишенная оснований! – как ученый, запротестовал Авдей. – "Ничего нет!" – иронично повторил он. – Вдруг там есть какая-то жизнь?

   – Не лишенная! Нет совершенно никакого внешнего информационного тона. Значит, нет и процесса.

   Когда вас не было, не было и тона, когда вы появились, вы стали создавать события, информацию, появился ваш тон. В него можно вникать и таким образом знать, что происходит, что есть.

   Ты думаешь, я тебе рассказываю о событиях, происходящих или происходивших на Земле, так это я все знаю. Нет. Я настраиваюсь на ваш тон и то, что нахожу, пересказываю тебе. Масштабные исторические события чувствовать не очень сложно, они оставляют яркий шлейф информации.

   Авдей задумался и посмотрел в окно, видимо, стараясь разглядеть то, о чем только что услышал.

   – Тон... Ты, наверное, говоришь об очевидных вещах. Но я не пойму, как это. Люди так, наверное, не могут?

   – Могут. Информационный тон – это, как тебе объяснить в понятных тебе категориях... Это как некое подобие поля. Уж это понятие тебе должно быть знакомо. Но его всегда могли почувствовать лишь очень немногие из людей.

   На какое-то время Авдей снова выпал из разговора. Он сопоставлял факты: "Как это, некоторые могут, некоторые не могут? Но ведь люди это одна технология? Или есть несколько разных. То есть, существуют принципиально разные люди. Расы! – догадался было он. – Нет. Он сказал, что лишь очень немногие. Таких немногочисленных рас нет. Всегда могли".

   – То есть на самом деле орган, способный ощущать поля у людей, получается, есть? – в конце концов, выдал Авдей. – Но медицина его еще не обнаружила. И слышат, видят..., чувствуют не все!

   – Да, вникнуть могут не все. Но как такового отдельного модуля, то есть органа, как ты говоришь, нет. Это просто способность всего организма выстраивать свои информационные потоки в унисон с информационными потоками тона. Это как два куска металла, хотя, может, не очень удачный пример: один не магнитится, а другой магнитится, только потому, что электрические токи всех доменов в нем сумели однонаправлено выстроиться в поле собственно магнита.

   Тон можно ощутить всем телом, как и, например, те же известные вам электромагнитные поля. У вас у каждого есть собственное электромагнитное поле, создаваемое органами. Оно испытывает возмущение, находясь в другом поле. Часть людей может ощутить это возмущение. Кто-то из них умеет его понять, например, почувствовать нездоровый орган. Точно так же кто-то может вникнуть в тон.

   – Электромагнитное поле это и есть информация?

   – Нет, это разные вещи!

   – В чем принципиальное различие?

   – Электромагнитное поле распространяется, то есть, не находится в покое, оно в движении. Оно возникает как следствие движения зарядов. Заряды не движутся – поле не возникает. Информация же просто существует.

   – Просто существует, – задумчиво повторил Авдей, задрав брови и понимая, что он совершенно ничего не понимает. – То есть она покоится? Значит, где-то она есть, где-то ее нет.

   – Если бы она даже и не покоилась, ее тоже где-то бы не было, следуя твоей логике. Рассуждать о ней так же, как о колебаниях и веществе нельзя. – Деш развел руками. – Говорить о том, в какой точке находится некая информация бессмысленно. Любая информация доступна в любой точке пространства.

   Авдей усиленно делал вид, что понимает, чем ни сколько не вводил Деша в заблуждение.

   – Да, кстати, вот еще один пример того, что люди способны читать тон. Ваша интуиция – это чистое следствие пересечения с тоном. Причем это наблюдается у большинства людей. Опять же в большей или меньшей степени. Это еще одно подтверждение, что информация не просто существует, но и влияет на события.

   – Снова не очевидно, как это может быть связано, – поморщился Авдей.

   – Ухо, например, приспособлено вылавливать из потока звуков узнаваемые, глаз тоже с большей вероятностью заметит знакомое лицо в толпе, образ в поле зрения и обратит внимание сознания именно на них.

   – А интуиция здесь как появляется?

   – Так же и тоновый модуль вылавливает в тоне нити, которые сходны с текущей ситуацией, или, правильнее сказать, быстрее или точнее с ними выстраивается в унисон. И оттуда извлекаются предпринятые кем-то ранее действия, которые могут трактоваться как нечеткие предчувствия, как следует поступить. Акценты на нитях, связанных с родными и знакомыми, более вероятны, так как происходит совпадение не только по ситуации, но и по персоналиям.

   Деш сделал паузу, давая Авдею все переосмыслить.

   – Кажется, у меня появляется все больше вопросов, – озадаченно произнес Авдей. – Это как будто бы мне приснилась именно моя бабушка, а не чужая старушенция, – попытался подобрать привычную аналогию Авдей.

   – Да! И это тоже следы соприкосновения с тоном. Это всего лишь результат работы контекстного поиска, где контекстом является личная биография.

   – А прошлые жизни?

   – Не что иное, как недопонятая информация, снятая с информационного тона.

   – Параллельные миры?

   – Не более, чем домыслы, порожденные теми же ошибками интерпретации ощущений и фантазиями на этой почве. Ты-то теперь уже точно знаешь, что есть только один единственный носитель с Землей. И я тебе это подтверждаю!

   – А как же Клетион? – улыбнулся Авдей, вспомнив про второй мир с людьми. – Он параллельный?

   – Второго Авдея там никогда не было и не будет! Так что, никакой параллельности! – уверил Деш. – Если хочешь, я тебе покажу и Клетион.

   – Хочу, – согласился Авдей.

   – Когда вернемся домой, – пообещал Деш.

   – Деш, – снова полез в дебри Авдей, подбирая понятные себе аналогии. – Ты сказал, что информация доступна в любой точке пространства, то есть ее концентрация когда-то была мала, но растет, и от нее не зависит степень влияния на события?

   – Не знаю, как тебе это объяснить с позиции твоих знаний. Но, думаю, ты не будешь спорить, что чем больше ты знаешь, тем больше ты можешь. То есть информация, она как бы формирует потенциал для будущего развития.

   – То есть накапливается, трансформируется в некую силу, чтобы дать толчок развитию и порождению новой информации? – додумал Авдей. – Вечных двигателей не бывает! – заключил он.

   – Снова человеческий материалистический негативизм. То, что я не пощупал своими руками, глазами, ушами..., того не существует!

   – Должны происходить какие-то потери при трансформации, – настаивал Авдей.

   – Трансформации материи, в вашем понимании, не происходит. Это не как вода в пар, пар в энергию механическую, электрическую, тепловую и так далее. Лишь в чем-то аналогично. Информация, формирует потенциал. Она становится силой в том плане, что то, что ты делаешь сейчас, определяет в некоторой степени твое и не только твое будущее через секунду, минуту, века..., если считать по вашей системе исчисления. При этом она не исчезает. Она остается. Но понятие концентрация к ней не применимо. Формируются силы позитивные или негативные. Их баланс и определяет исход истории. Тут ты, отчасти, прав, некое подобие цикла есть.

   – Если ты говоришь баланс, то его равновесное состояние – это ноль. Значит, никакого развития быть не должно. Получается, что развитие – следствие дисбаланса системы. Стоит качнуться в одну сторону, – медленно развивал клубок догадок Авдей, – то преобладающий положительный, например, потенциал, породит больший прирост позитивной информации. Это как инфляция или дефляция. И то, и другое, способно быть основой экономики, главное, чтобы они не останавливались.

   – Основой ростовщической экономики, – уточнил Деш, – которая не может быть выгодна всем. Плюс еще с той разницей, что дефляция имеет очевидный предел.

   – Хорошо, пускай инфляция. Даже если не говорить о трансформации и потерях, то баланс смещается, позитив накапливается, где-то, как ты утверждаешь везде, и что-то заполняет. Этому тоже должен быть предел. А тем более, ты говоришь, что хоть и есть баланс, но ни позитив, ни негатив, не исчезают. Носитель, ты мне показывал, не бесконечный!

   – Ты опять рассуждаешь с материалистической позиции. Информация не материальна. Она существует не в рамках носителя. И это не те силы, которые действуют в материальном мире, заставляют опадать листья и вращаться планеты вокруг звезд. Сама по тебе информация статична, но определяет движение. Но не предметов, а событий. И точнее даже не само движение, оно присутствует всегда, а его направление или его качество. Кроме того, возможно изменение баланса.

   – То, что вы столкнули два ваших принципа: Мита и Землю, – неожиданно Авдей повернул тему, – это породит какие силы? Положительные или отрицательные?

   – Глобально? Нейтральные. Это научный эксперимент. Ни больше, ни меньше.

   – То есть на вас это никак не скажется?

   – Это будет зависеть от того, как мы применим результаты эксперимента.

   – А то, что сейчас на Земле идет война!? Это не отрицательная энергия?

   – Для нас нет. Войну творите вы, земляне. И прежние войны тоже затевали вы. Это ваш баланс, вы определяете свое будущее. Заметь, ведь Мита не ведет действий, направленных на ваше уничтожение. Скорее напротив. На сохранение. Так это выглядит с их точки зрения. Мита вовремя вмешалось в процесс управления вами, так как все у вас шло в никуда. А они были заинтересованы в том, чтобы вы остались. Они действовали скрыто, так, что большинство и не догадывалось об их присутствии. Они изучали вас. Прежде всего, ваш творческий процесс, его природу.

   – Мы воюем не против Мита. А за независимость, – грызнулся Авдей, представив себя дома в тех условиях,о которых они сейчас мило беседуют. – Люди всегда боролись за независимость!

   – В том-то и дело! Вы всегда боролись. Только когда не было Мита, вы боролись сами с собой. Кто вам тогда мешал жить спокойно рядом под одной пальмой? А не делить ее и в результате уничтожить? Вы боролись не за независимость, а с чьей-то жадностью, а точнее чьим-то страхом все потерять. Печально то, что вы не столько цените свободу, сколько стремитесь подчинить себе все и всех вокруг. Тому, конечно, есть причины.

   – Инстинкт самосохранения, – почти мгновенно выдал предположение Авдей.

   – В частности, – согласился Деш.

   – Заложенный вами, – подчеркнул Авдей. – Конечно, так спокойнее, когда все под контролем.

   – С другой стороны, если бы никому не нужно было чужого, то никто бы ни на что и не покушался, – парировал Деш. – И тоже можно жить спокойно! А вот зачем вам понадобилось чужое?

  ***

   Сменив клетионскую прописку, людям не пришлось сильно менять свои привычки. Учеба сменилась работой, что почиталось клетионцами за высшую честь. И они могли так же свободно общаться между собой и делали это регулярно. Однако не многим повезло сохранить при этом и знакомства.

   Грета и Франческа часто встречались, рассказывая друг другу о многом, что с ними происходило, о своих впечатлениях.

   – Мне кажется, что в последнее время наша жизнь здесь стала быстро меняться, – заметила однажды Франческа.

   – Что ты имеешь в виду? – уточнила Грета.

   – Я снова почувствовала себя, как в школе. Снова стала узнавать много нового, – задумчиво произнесла Франчи, словно прислушиваясь к своим ощущениям. – Я говорю не только о человеческом языке, но и о тех понятиях и идеях, о которых нам рассказывают Эмили, Майкл, Макар.

   Произнеся имя Макара, Франческа почти вздрогнула, почувствовав изнутри себя волну чего-то знакомого, но все равно нового.

   – Тебе тоже стало веселее с ними? – поделилась своим и одновременно поинтересовалась Грета.

   – Да. Конечно. Но и сложнее. Закончим здесь? – сделала паузу в разговоре Франчи.

   – Да, перейдем на другой тренажер, – согласилась Грета.

   Они сменили характер физических нагрузок, но не потеряли нить разговора.

   – Раньше мы точно знали, что делать, а теперь, оказывается, есть выбор. И мы должны выбирать сами! – согласилась Грета, продолжая беседу.

   – Я и не только об этом. Появилось много новых ощущений. Ты знаешь, что сделал Макар? – вдруг спросила Франчи.

   – И что же, – с интересом переспросила Грета.

   – Он коснулся моих губ...

   Франческа не смогла сразу закончить фразу, захлебнувшись в ощущениях, накативших вдруг на нее из воспоминаний.

   – И что же тут такого? – удивилась Грета.

   – Нет, Грет, ты не понимаешь. Он коснулся моих губ своими губами!

   Грета попыталась себе это вообразить, сопоставить это с теми понятиями, которые она знала с детства.

   – А как так могло получиться? Вы падали... – почти расхохоталась, представив сцену, Грета, – Или что вы делали?

   – Нет. Чего ты смеешься? Он сделал это специально. Он коснулся губ и долго не отпускал.

   – Но это же не хорошо, – вдруг сообразила Грета, представив себе процесс и вспомнив об элементарной гигиене. – А зачем он это сделал? – удивленно спросила она.

   – Я тоже его об этом спросила.

   – Он объяснил?

   – Он сказал, что это просто поцелуй, – сама не вполне еще понимая суть этого события и действия, ответила Франчи.

   – Но зачем? – еще больше удивилась Грета.

   – Ты удивляешься? А Макар удивился тому, как я реагировала. Он сказал, что люди так выражают свои чувства, свою нежность, свою страсть. Он мне рассказал, что такое нежность, страсть, любовь...

   Франческа пересказала все, как могла, Грете, стараясь передать смысл и одновременно понять свои ощущения.

   – Мне очень сложно понять, о чем ты говоришь, – вдруг прервала ее Грета.

   – Да, это сложно понять. А Макар никак не мог понять, а как же мы выражаем свои чувства.

  ***

   Сделав несколько витков вокруг Препреи, одна половина которой выглядела белесой, другая отливала зеленцой, гон стал снижаться вниз в облако легкого тумана, на котором, по мере приближения, начинали вырисовываться очертания очагов жизнедеятельности.

   На заключительной дуге Авдей успел различить над туманом такие же круглые белые и многочисленные крыши жилищ. Место приземления гона, однако, было в менее затуманенной местности. Круглые крыши стояли грибами на высоких тонких ножках.