Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

   – Ты что-то понимаешь? – наконец, спросила Лаина Деша. – Такого удовольствия от учебы я еще у них не видела.

   – Восторг, судя по всему, не от учебы. Слышишь? Даже песторы играли, – ответил Деш и обратился к детям. – А скажите, как ее зовут, о которой вы так бурно рассказываете?

   – Франческа.

   – Какое любопытное имя! – удивилась Лаина.

   – Теперь все понятно! – выдохнул Деш. – Манкоа все-таки успели организовать гонировку до выходных.

   Лаина только изумленно смотрела на восторженных детей и догадавшегося Деша.

   – Сейчас объясню, – сказал Деш. – В этом обиоре мы успели запустить наш принцип. Пока объемы производства очень не велики. Но, тем не менее, первая партия уже готова. В Манкоа, это наш глобатиат, предполагали начать гонировку со следующего обиора, но, похоже, в пределах Калипра или, может быть, только Мантамы они смогли выполнить заказы до выходных. Значит, мы уже сможем, вероятно, встретить их во время прогулки. А после выходных у нас уже будут первые отзывы потребителей.

   Так вы говорите Франческа? – обратился он к детям. – Да, я помню. Франческа – это девушка из нашего принципа "Земля", – гордо произнес Деш. – Основная ее задача, она именно этому обучалась, – это воспитание детей. Она обращает внимание на речь, манеры, знает множество игр и умеет организовать и завести детей любого возраста. Поэтому они в таком восхищении.

   – Это из того самого принципа "Земля", что и собачка, которую ты подарил детям около обиора назад?

   – Да, да! С того самого! Кстати, а где Картес?

   – Да, он еще спит, наверное. Он просыпается, когда мы идем спать, – с азартом доложил Майол. – Ему больше нравится, когда светло.

   – Ну, при свете он просто лучше видит, – пояснил Деш. – Так устроен принцип.

   – Картес в асане тоже хорошо видит, – убеждал Майол. – Мы часто берем его с собой в педагогиум и играем с ним в парке. Он легко находит палку, если ее бросить куда-нибудь в кусты.

   – Вы все вместе играете с Картесом?

   – Да! Всем нравится, что Картес очень смышленый. Он умеет находить, даже когда не видел, как мы прятали.

   – Это здорово!

   – Деш, а нам сказали, что скоро таких как Франческа будет много, – спросила Фиея.

   – Да. Скоро они станут нам во всем незаменимыми помощниками.

   – Послушайте, я тоже хочу их увидеть. До того, как их станет много! – возмутилась Лаина. – Это те самые люди?

   – Да, это люди, – ответил Деш.

   – Это название мне кажется по-прежнему забавным! – засмеялась Лаина.

   – Так они сами себя называют. Мы просто не стали ничего выдумывать, хотя пытались. А если один, то человек, – прокомментировал Деш.

   – И Вы мне, конечно же, их покажете!

   – Мы можем поехать в педагогиум и познакомиться с Франческой.

   – Ура! – Закричала Фиея. – Мы поедем к Франческе! А мы можем пригласить ее к себе домой?

   – Нет. Она же не наша. Кроме того, так мы ее заберем у других детей, кто на выходные не поехал домой, – ответил Деш, стараясь не расстроить детей.

  ***

   Новости не смогли дождаться окончания выходных. Их распирало еще больше оттого, что их многие очень ждали. С Дешем связались из Манкоа.

   – Деш, я постараюсь Вас не сильно отвлечь, но не могу не поделиться с Вами. Уверен, что Вам это интересно, и Вы обрадуетесь. Мы успели в этом обиоре доставить несколько десятков экземпляров нашего принципа в пределах Калипра. Думаю, Вы, возможно, уже в курсе, на самом деле.

   – Да, Вы правы, Рейпатеонд, меня волна интереса не смогла обойти стороной, – ответил Деш.

   – Все клиенты довольны. Хотя нет. Они просто в восторге! Нам поступает невероятное количество заказов. Необходимо как минимум удваивать производительность носителя.

   – Спасибо за новости. Я тоже немного наслышан. Да, собственно, только об этом везде и говорят. У меня у детей в педагогиуме есть один экземпляр. Дети сами, несмотря на выходные, просто просились туда. Мы там были вчера.

   – А, то есть Вы не просто наслышаны, Вы уже видели наших людей в работе! И как Ваше ощущение от внедрения первой собственной разработки?

   – Не скажу, что обычно, – не скрывая гордости в интонации, ответил Деш. – А вот для Вас это, наверное, уже привычно?

   – Да не скажите. Тоже каждый раз волнуюсь. Особенно за безопасность. Ну, расскажите, что было в педагогиуме.

   – Приехало очень много родителей, чтобы посмотреть. Я устал отвечать на их вопросы. Так что, думаю, Вы правы, после выходных поднимаем плотность времени, иначе мы не справимся с заказами. Кстати, а какие-то новые навыки были в заказах?

   – Пока все ограничиваются выбором из того перечня, который мы уже предлагаем. И что интересно, число заказов с навыком хозяйственника не так уж велико.

  ***

   – Я так рада за тебя Грета, – семенила эмоциями Матильда. – Как же вам повезло с Франческой.

   – А ты помнишь, Матильда, ведь Франческа даже не верила, что мы когда-нибудь попадем в Большой мир. И ей даже не было интересно, кто будет первым счастливчиком.

   – Но первой была именно она! – даже с небольшим налетом зависти ответила Матильда.

   – Да! – срочно погрузившись и выплыв из старой детской мечты произнесла Грета. – Она была первой на первом пароме!

   – Кто же мог это знать?

   – И Франческа всегда говорила, что невозможно все знать. Она еще с тобой часто спорила, когда ты уговаривала ее пойти на какой-нибудь очередной факультатив.

   – Это точно, – согласилась Матильда. – Она говорила, какой смысл пытаться везде успеть, за все схватиться, везде наследить и при этом все равно ни в чем хорошо не разобраться? Она тебя еще часто изображала: "И это мне обязательно нужно! И это мне интересно!"

   – Да, она считала, что лучше сосредоточиться на нескольких самых важных вещах. Возможно, даже всего на одной. Это было уже два сиклона назад! – Грета покачала головой.

   Это было так давно, казалось ей.

   Девушки понимали, что последний раз беседуют вместе, хотя где-то внутри и теплилась надежда все-таки когда-нибудь еще встретиться. Они стояли на большой площади с множеством клумб перед парящим у края площади паромом, на котором люди улетают в Большой дворец, а оттуда в Большой мир. У Греты в руках тоже были цветы. Их только что ей подарила Матильда.

   К ним подошла дама Бэль, чтобы проводить свою любимицу.

   – Я так рада Вас видеть, – тепло улыбнулась Грета. – Спасибо, большое, что пришли.

   – Как же я могла не прийти? – все с той же доброй улыбкой ответила дама Бэль.

   – Ах, как жаль, что дама Фима успела проводить только Франческу, – с грустью сказала Грета.

   – Что ж поделаешь! Разве мы можем успеть все? – ответила дама Бэль. – Вот мне уже сейчас, наверное, лет шестьдесят. Вот случилось тебя проводить. А даст...

   Дама Бэль неожиданно замолчала и подумала, что все-таки за столько лет она не забыла еще того, как они раньше говорили "даст Бог...".... Хорошо, что она вовремя остановилась.

   – Может быть, успею и Матильду проводить, – продолжила она. – А даме Фиме было уже, наверное, больше семидесяти.

   – Дама Бэль, А Вы вот иногда говорить "лет", "шестьдесят лет"... А как это? Что это такое "лет"? – И еще Матильда добавила. – А мне сейчас сколько лет?

   "Да! И этого тоже не следовало мне вам говорить", – тяжело вздохнув, подумала дама Бэль.

   – Тебе сейчас, наверное, лет двадцать пять уже будет. Попробую вам объяснить, что это такое "лет". Вот у нас есть Сиклан, мы по нему считаем сиклоны. А раньше было Солнце. Оно было такое желтое, и такое теплое, особенно по весне. Летом оно бывало и жарким, но я помню именно весеннее. И по нему мы считали годы: один год, два года, пять лет, десять...

   Дама Бэль прикрыла глаза. Матильда и Грета поняли, что она погрузилась в приятные воспоминания.

   – А Солнце было лучше, чем Сиклан? – спросила Грета.

   – Лучше или хуже, не скажешь. Оно было другое. Сиклан тоже очень красивый. А Солнце было желтым. И там под Солнцем было тоже очень много людей, гораздо больше чем здесь.

   Дама Бэль вспомнила, что на самом деле ее зовут Изабелла, вспомнила всех своих друзей и близких, которых она не смогла проводить в их последний путь, вспомнила... И на ее глазах проступили слезинки.

   – А почему его не стало?

   Девушки не могли слышать мыслей Изабеллы, но их вопрос прозвучал как логичное продолжение.

   – Почему его не стало? – задумчиво и с легким удивлением проговорила Изабелла, вспоминая своих не родившихся двойняшек.

   А ведь она так любила детей. Она вспомнила и те месяцы горя, и те странные обстоятельства, когда ей предложили на всю жизнь посвятить себя детям, но с условием, что придется всех забыть и оставить...

   – Почему вы, думаете, его не стало? – спросила она.

   – Мы не знаем. Это Вы говорите, что оно было раньше, – ответила Матильда.

   – Оно, наверное, осталось, – дама Бэль по прежнему была в плену воспоминаний.

   – Но где же оно тогда? – Грету определенно заинтересовала эта история, от которой у дамы Бэль стали мокрыми глаза.

   Но Грета ничего пока не понимала. Как не понимала она и того, отчего могут стать мокрыми глаза.

   – Там же, где и было. Не знаю, мои золотые. Наверное, там же, где и было. А я теперь здесь, – выдохнула дама Бэль.

   – Наверное, Солнце в Большом мире! – радостно воскликнула Матильда. – Грета. И ты увидишь его!

   – Дама Бэль, так Вы были в Большом мире? – почти прокричала Грета. Так, что услышали окружающие. – Что же Вы раньше не рассказывали?

   Дама Бэль, словно ее одернули, неожиданно поняла, что наговорила слишком много лишнего.

   – Я не знаю, девочки, что такое Большой мир, и где это. Наверное, я уже совсем старая стала и много себе напридумывала, – ласково улыбнулась она.

  *

   Зазвучал паромный марш. Это был знак, что пора прощаться. Грета, дама Бэль еще раз обнялись и поцеловались. Грета нисколько не грустила, покидая Клетион – мир, ставший родным для нее. А свой настоящий родной мир с Солнцем она не вспомнила, даже слушая рассказы дамы Бэль.

   Так же счастлива, как и Грета, была Матильда. И только дама Бэль, в отличие от них, старательно скрывала свою печаль от расставания. Расставания с теми, кого любишь. Она была так воспитана и научена любить тех, с кем рядом, и болеть в разлуке, хотя одновременно и радоваться за них, за исполнение их заветных желаний.

   Сделав свой последний шаг здесь, Грета ступила на паром и одновременно в новую жизнь. Вместе с ней на паром взошли еще сотни человек. Они все так же кому-то махали рукой, когда паром начал медленно уплывать вдаль и вверх к Большому дворцу через глубокую пустоту, заполненную сизой дымкой. В этот момент на площади находилось огромное количество людей, среди которых было много детей.

   Те, кто не был здесь, могли наблюдать торжественную церемонию по телевизору. Вид счастливых лиц тех, кто возносился, многократно усиливал мечту зрителей так же когда-то стать достойными и оказаться на этом пароме.

  *

   Когда стихла музыка, дама Бэль и Матильда отправились на старты, где их и других провожавших ожидали гоны.

   – А помнишь, Матильда, раньше ведь не было ни стартов, ни гонов, – спросила дама Бэль

   – Да. Помню. Был только один наш Белаторий.

   – Да, да, – засмеялась дама Бэль, – это мы его так стали называть еще, когда вы были совсем детьми. Сокращенно от слов "белый" и "санаторий".

   – И мы долго даже не знали, есть ли еще такие.

   – Да. А потом, когда открыли "Горный", наш получил официальное название "Лесной", потому что у нас вокруг со всех сторон леса. Между ними стали летать гоны.

   – Из-за леса старты у нас сделали на крыше.

   – Потом открыли "Центрум" возле Паромной площади. Ты помнишь, Матильда, как его открывали?

  *

   – Здравствуйте, дама Бэль! Привет, Матильда!

   – Эдик! Какая встреча! – обрадовалась дама Бэль, подошедшему к ним Эдику, которого она тоже очень давно не видела. – Ты тоже кого-то провожал?

   – Да. Карстен сегодня улетел на пароме, – ответил Эдик.

   – А ты остался?

   – Мы же не сами это решаем. Может, меня в следующий раз возьмут. Но если не возьмут, не страшно. Я пока здесь других буду учить. Я стал господином, – гордо произнес Эдик.

   – Правда! – воскликнула Матильда. – Здорово! И как тебя теперь называют? Господин Эдуард!

   – Чуть проще и чуть короче. Господин Эд.

   – А чем ты занимаешься? – поинтересовалась дама Бэль.

   – В Горном я веду факультатив горных лыж. Я сам давно уже на него хожу. А теперь людей становится все больше, с других центров приезжают, с вашего Лесного, с Центрума, а учить не кому. Поэтому меня взяли в господа. А вы кого провожали?

   – Грету.

   – Грету? Вот будет здорово, если они все: Франчи, Грета и Карстен в Большом мире встретятся!

   Они пошагали медленно дальше и даже не стали расставаться на стартах. Эдик отправился вместе с дамой Бэль и Матильдой в Лесной. А оттуда планировал уже попасть к себе в Горный.

  ***

   Всю первую половину асана Деш занимался изъятием с промышленного носителя. После этого он и еще несколько его коллег отправились проконтролировать дальнейший процесс подготовки, хранения и гонировки экземпляров. Для Деша было очень важно, чтобы в Манкоа четко соблюдались все условия для людей.

   Люди изымались с носителя спящими. Их доставляли в цех Манкоа, где каждый экземпляр размещался в отдельном помещении и спокойно пробуждался. Переход в цех хранения был возможен только через стерильную камеру. Здесь люди получали новую одежду, которую они сами выбирали из очень широкого ассортимента, которая отшивалась на специальных фабриках Манкоа. Так же люди проходили специальную маркировку.

   На фабриках Манкоа так же изготавливалась и специальная еда для людей. В цеху хранения люди получали питание и могли отдыхать так же в отдельных комнатах. Здесь они также оставались ненадолго. Вскоре в сопровождении экспедитора их отправляли на гонировку к месту назначения.

   Однако, даже за это непродолжительное время ожидания некоторые из людей успевали в цеху хранения встреть своих знакомых, как, например, Грета и Карстен. Но поговорить им удалось совсем не долго, так как Карстен уже шел в составе отправляемой группы с экспедитором. Они только и успели порадоваться друг за друга, что они сюда попали, да поделиться первыми впечатлениями.

   – Большой мир не такой уж и большой, – сказала Грета.

   – Наверное, мы пока еще просто не все видели.

   – Пожалуй. И здесь совсем не страшно. Мне очень нравится. Только мне сказали, что здесь еще совсем нет ничего интересного. Снаружи будет еще красивее!

   – Да? То есть мы сейчас внутри чего-то? Не в самом Большом мире? А кто это сказал?

   – Жители Большого мира. Они такие красивые! – Грета была в полном восторге. – Еще мне сказали, что Большой мир называется на самом деле Прата.

   – А мне сказали, что мы находимся на Калипре, – возразил Карстен.

   – И я слышала что-то про Калипр, но поняла, что вроде все-таки Прата. Ты меня снова запутал.

   – Странно, что пока не говорят, что нам нужно делать, – Карстен всегда был деловитым и целеустремленным. Поэтому безделье его мало радовало. – Говорили, что здесь всегда будет много работы.

   – Я слышала, что нам потом скажут, что делать, когда отвезут нас на место. Здесь мы временно, судя по всему.

   – Хорошо, что мое "временно" уже закончилось. Мы вот уже отправляемся.

   – Здорово! А ты знаешь куда?

   – Слышал, что не далеко. Далеко пока никого не отправляют. На Танкуру. Но я не представляю, где это. А ты уже знаешь, куда тебя направляют?

   – Нет. Мне пока не говорили.

   Разговаривая они дошли до ворот цеха, где вынуждены были попрощаться, пожелав друг другу удачи.

   "Значит, в Большом мире все-таки можно встретиться", – подумала Грета, оставшись одна.

  ***

   С экспедитором остался еще один сопровождающий. Это был специалист университета Пианс по имени Блонис. Остальные ушли. Деш еще что-то договаривал с Блонисом непосредственно у посадки на гон.

   – Ну, все, Деш. Работайте здесь, а я все проконтролирую, вплоть до доставки экземпляра получателю. Помогу им во всем разобраться. Попробую отметить недочеты в инструкции. Если потребуется, наверное, останусь для инструктажа на столько асанов, на сколько понадобится.

   – Да. Хорошо. Нам и Манкоа важно еще понять, как будет адаптироваться человек. Так что обращай внимание не только на новых хозяев, но и на поведение экземпляра, – добавил Деш. – Давай, удачи!

   Группу Карстена разделили на меньшие по несколько человек и разместили в пассажирском салоне. Везти груз в грузовом отсеке не стали. Таким образом договорились одновременно решить вопрос и с доставкой, и с подогревом интереса к технологии. Ведь люди в течение всего полета находились на виду.

   – Вам удобно, Карстен? Все хорошо? – спросил Блонис Карстена, а потом и остальных.

   – Да. Вполне, – ответил Карстен.

   – Меня зовут Блонис. Если что-то понадобится, обращайтесь ко мне или к нашему экспедитору. Его зовут Омере?.

   – Хорошо. А здесь такие же гоны, как и у нас на Клетионе, – то ли спросил, то ли просто поделился наблюдениями Карстен с Блонисом. – Только больше.

   – У вас – это теперь здесь. А на Клетионе – это теперь уже для Вас там, – поправил его с улыбкой Блонис. – Так что привыкайте! А Вас это удивляет?

   – Мы на Клетионе всегда думали, что Большой мир... Он совсем другой.

   – Это правда. Поверьте. Сейчас Вы это увидите, как только мы покинем старты. Вам повезло, мы вылетаем в конце асана. Будет хорошо видно. Но что-то общее у Клетиона и Прата все-таки есть, – оставил немного загадочности Блонис.

   Блонис оказался прав. Как только крыша стартов перестала нависать над гоном, перед Карстеном открылся совершенно новый мир. Большой мир!

   "Прата или Калипр?" – эта мысль мгновенно покинула Карстена, когда перед ним открылись новые виды.

   Через большие окна гона было видно все, хотя и было еще не достаточно светло. Сначала он увидел внизу быстро ускользающий из вида стацион с множеством белых круглых крыш разного размера. А когда они стали совсем неразличимы, Карстен посмотрел вверх. Небо его поразило еще больше. Они привык, что небо всегда было чистым. Но здесь...

   – Что это? – спросил он у Блониса.

   – Это Танкура. Хорошенько разгляди ее издалека, – посоветовал Блонис. – Мы летим именно туда.

   – Танкура, – завороженно прошептал Карстен.

   Он смотрел и не мог поверить, что в небе может что-то быть, кроме Сиклана, тем более внушительнее его по размерам. Сам Сиклан Клетиона был существенно меньше здешнего светила и гораздо более ярким.

   Но спустя некоторое время Карстен удивился еще больше. Стацион, который они покинули, теперь превратился в нечто такое же огромное, как и Танкура. Это был Калипр, как пояснил Блонис. Он внушительной глыбой, подобно Танкуре, занимал свою половину неба, ставшего темным, только с другой стороны гона.

   По мере удаления Калипр терял свои позиции на небе, постепенно обрамляясь по краям своего диска ореолом, пока, наконец, из-за края не плеснул в глаза свет. Спустя мгновение стало понятно, что это... Карстен вопросительно посмотрел на Блониса.

   – Это Сиклан, – ответил тот.

   – А тогда..., – Карстен показал на то, что он до этого принял за Сиклан.

   – Это Асана.

  ***

   Деш вернулся к себе в университет. Он остался доволен тем, что увидел в Манкоа. И в конце асана, разговаривая с Рейпатеондом, он выразил надежду, что и в дальнейшем процесс подготовки будет таким же гуманным.

   – Конечно, – заверил его Рейпатеонд.

   – Я просто еще раз напоминаю, что это не просто принцип. Он отличается от всех прежде внедренных ранее, наличием имитации обычных эмоций. Но, тем не менее, для них эти эмоции настоящие, они с ними живут. От этого зависит устойчивость каждого конкретного экземпляра.

   – Вам, Деш, виднее. Вы имеете дело с этим принципом уже... – Рейпатеонд задумался.

   – Уже три сиклона, – договорил Деш.

   – Вот именно. Поэтому мы постараемся следовать Вашим рекомендациям. Ведь мы так же заинтересованы в том, чтобы внедрение было успешным, – уверил Рейпатеонд. – А для этого нам потребуется эффективно удовлетворять спрос, – с намеком закончил он.

   – Да, да! Понимаю, что Вы имеете в виду, – улыбнулся Деш. – Я как раз иду к себе. Необходимо все точно просчитать и спланировать завтрашнее повышение плотности времени на носителе. Мы так и оставляем запланированное повышение в три раза или у Вас появилась какая-то дополнительная информация, и нам необходимо скорректировать планы?

   – Пока оставляем в три раза, – ответил Рейпатеонд. – Точнее смогу сказать только завтра, когда мы обработаем заявки, собранные за сегодняшний асан.

   – Хорошо. Тогда завтра свяжемся и уточним параметры, – заключил Деш.

  ***

   Время на промышленном носителе ускорилось, что позволило изымать с Клетиона втрое больше людей уже сейчас. Однако это не было пределом производительности.

   – Количество готовых экземпляров где-то пять процентов от общей численности, при условии их изъятия по мере физиологического созревания и стабильной репликации, – объяснял Деш Рейпатеонду, – Поэтому, если не изымать слишком много экземпляров, а нарастить численность на носителе, то возможно наращивание мощности и без повышения плотности времени.

   – Но это потребует временного ограничения в поставках? Правильно я понимаю? – уточнил Рейпатеонд.

   – Да это так. Временно. Одного обиора будет достаточно. Но кроме этого временного недостатка, у этого способа есть и преимущества. Во-первых, чем быстрее идет время на Клетионе, тем нам труднее контролировать события, происходящие там, труднее успеть вмешаться и скорректировать их.

   – А значит, больше риск получить сбой качества, – сделал логический вывод Рейпатеонд, исходя из своих практических интересов.

   – Совершенно верно. Во-вторых, при повышении численности, можно будет увеличить и количество специализаций. С прикладной точки зрения это тоже аргумент.

   За несколько последующих ариядов было отправлено в разные направления несколько десятков тысяч человек. Количество заказов стабильно росло. Поэтому решили использовать оба способа наращивания производительности.

   Деш более всего опасался, что экземпляры придется долгое время хранить на складе. Но этого не случилось. Их держали в цеху хранения не более установленного Дешем необходимого минимума, чтобы дать людям возможность осознать свое новое местоположение и немного привыкнуть к новым окружающим условиям.

  ***

   В этом динамичном темпе Деш не заметил, как миновала еще половина обиора. На предстоящие короткие выходные дети звали его в педагогиум на запланированный концерт и обещали сюрприз. Правда, они и сами не знали какой именно.

   Даже в большом зале педагогиума оказалось довольно тесно для такого количества гостей. Снова было много родителей, как и в прошлые выходные, когда была встреча с Франческой. Очевидно, многим эта встреча запомнилась, и они ожидали чего-то столь же интересного и в этот раз.

   Эти ожидания оправдались. После своих выступлений дети заняли места в зрительном зале. А на сцену выкатили какую-то трехногую каракатицу. Объявили дополнительный номер для которого пригласили из ресторана Маники?, нашумевшего в последние конжоны, их новую артистку из новой развлекательной программы. Она исполняла музыку, что само по себе было новым явлением для пратиарийцев, очередным заимствованием изобретения у изобретенного принципа.

   Для небольшого концерта было отобрано несколько чисто инструментальных разнохарактерных произведений и одна песня для заключительного номера.

   Те немногие, кто уже слышал артистку в ресторане, слушали музыку с еще большим вниманием, чем те, кто слышал ее впервые. Выступление прошло в исключительной тишине, какая бывает, когда хочется вслушаться и не упустить ни одного пассажа, ни малейшего оттенка звука, ни единой гармоники. Но такое тонкое восприятие свойственно только самым утонченным земным меломанам. Пратиарийцы же слышали в этом новое для себя фантастическое и виртуозное сочетание звуков, гармоний, ритмов, настроений, переходов создававшее необычные ощущения. А когда артистка еще и запела...! Яркий неповторимый окрас голоса и богатейший тембрально фальцет артистки отметила в свое время еще дама Жура. Удивленные игрой на рояле слушатели еще больше впечатлились сочетанием рояля и вокала. Но им, как в принципе и неискушенным людям, сложно было оценить мастерство исполнения и широту тесситуры, подвластную исполнительнице.

   Выступление приглашенной пианистки и вокалистки закончилось шикарными аплодисментами. А Франческа даже расплакалась, вновь услышав это непринужденное и вместе с тем чувственное глубокое и так сильно знакомое ей вибрато, задевшее в ее душе струны, которыми она не умела управлять.

   – Что с тобой, – испуганно спросили дети Франческу.

   Они никогда не видели столь странной реакции и даже насторожились за нее. А имила Монцаи даже предположила, что это какая-то неисправность.

   – Это Грета, – шептала растроганная Франческа.

   – Да. Ее зовут Грета. Кажется, именно так ее объявили, – ответил Майол.

   – Нет. Вы не понимаете. Это Грета. Моя подруга.

   – Так ты ее знаешь?

   – Конечно, знаю. Мы с ней были постоянно вместе с самого детства.

   Франческа сама не понимала, что с ней происходит. Она никогда не испытывала ничего подобного. Она даже не знала, что делать со слезами. Ей не стоялось на одном месте, но ее состояние не позволяло ей понять, как следует поступать.

   – Деш, Франческа, оказывается, знает Грету, – радостно сообщил Майол подошедшему Дешу.

   – Это не удивительно. Ведь они обе из первого поколения людей, – ответил Деш. – Они самые старшие.

   Франческе безумно захотелось увидеться с Гретой и обнять ее. Ей так много хотелось рассказать, и так много хотелось узнать. Она побежала за сцену. Туда, куда только что ушла Грета.

   – Что это с ней? – испуганно спросила Зеиниса, мама одного из учеников.

   – Разве ей кто-нибудь что-нибудь поручил? – с не меньшим удивлением поинтересовалась имила Монцаи.

   Присутствовавшие подтвердили, что ничего не поручали Франческе.

   – Это же вы их сделали, может, поясните? – обратилась Монцаи к Дешу.

   – Ничего особенного. Просто ей самой чего-то захотелось. Вот она и побежала.

   – А разве они так могут?

   – Как так? – уточнил Деш.

   – Сами что-то хотеть, что-то себе решить и сделать? Мне казалось, они могут только исполнять поручения, – продолжала Монцаи.

   – Не беспокойтесь, имила Монцаи. Они действительно могут принимать решения самостоятельно. В этом их самое главное отличие от всех предыдущих наших изобретений.

   – Нужно будет рассказать об этом инциденте имилоту Гигону, – настороженно произнесла имила Монцаи.

   Ее этот случай явно встревожил.

   – Да. Это хорошая мысль, – поддержал ее Деш. – Нужно будет обязательно рассказать об этом случае имилоту Сайкону. Он будет в восторге!

  ***

   Франческа не быстро нашла Грету, потому что после выступления ее сразу проводили в кабинет к имилоту Гигону, так как он обещал лично отвечать за ее сохранность. Узнав об этом Франческа побежала к администратору, спросить, где найти имилота Гигона. Она постучала, прежде чем открыть дверь и, не успев даже спросить, можно ли ей войти, услышала радостный голос Греты.

   – Франческа! Это ты!

   Грете не было позволено долго оставаться в педагогиуме, но до того, как Грету забрали, им удалось немного поговорить.

   – Франческа, прошло столько времени, а ты совсем не изменилась! – говорила Грета.

   Они были так рады встрече и словно не слушали друг друга.

   – Ты сильно изменилась, – несколько раз повторила Франческа, глядя на Грету и покачивая головой. – А прошло совсем немного времени. Но ты повзрослела.

   – Совсем немного? – удивилась Грета. – Прошло уже два сиклона!

   – Какие два сиклона? – теперь изумилась Франческа!

   – Да, да, подруга! Тебя забрали в Большой мир два сиклона назад!

   Франческа рассказала, что она в Большом мире занимается с детьми, что все, чему она училась на Клетионе, здесь очень пригодилось, что ей здесь очень нравится. Грета согласилась с ней, что здесь очень хорошо. Вот уже несколько ариядов здесь она может заниматься только музыкой, ни на какие факультативы ходить не нужно. Напротив, к ней приходит множество зрителей, чтобы послушать, как она играет и поет.

   – В их лицах столько восторга, – говорила Грета.

   – Это правда. С самого начала я замечаю, что они на меня смотрят завороженными глазами, – рассказывала Франческа Грете о своих впечатлениях. – Особенно дети! Словно мы для них... я даже не знаю, как сказать. Мы ни к кому и никогда так не относились... Хотя... Может, это похоже на то, как мы всегда смотрели на Большой дворец?

   – И мечтали попасть в Большой мир? – продолжила мысль Грета.

   – Ты права!

   – А ты знаешь, Франчи, – неожиданно вспомнила Грета, – мы в Большой мир уходили вместе с Карстеном. Последний раз я видела его, когда он уезжал на Танкуру. Ему сказали так. Если я что-то правильно понимаю, это вот тот круг, что постоянно висит на небе.

   – Я слышала про Танкуру. Это тот самый круг, – прошептала растроганная Франческа, бессильно пытаясь вспомнить, что же ей еще рассказывали про Танкуру. Но впервые испытываемые эмоции перехлестывали обычные возможности разума. – Но если мы встретились здесь с тобой, может быть и с ним получится встретиться.

   Обе девушки испытывали сейчас странное чувство. Они не могли его понять, даже описать.

  24.

   Утро удалось не самым приветливым, но постепенно немного растеряло свою неряшливость. Стало выглядывать Солнце и бросаться пучками приятного тепла. Но оставался небольшой ветерок.

   – Конечно, идем! Это ведь будет твой по-настоящему первый такой праздник. Помнишь ли ты прошлые годы? – с сомнением выдохнула Виолетта. – Но в этом году он будет юбилейным. Десятым! С момента его официального утверждения. И, наверняка, особенно торжественным. Дочь, ты наденешь зеленый шарф или зеленую шапку?

   – Шапку, – ответила Эвелина и добавила, – и шарф тоже.

   – А что тогда останется Пелочке? Давай оставим ей шарфик.

   На улице было очень много людей. Но в этот день толпа никуда не спешила, она не пыталась пройти сквозь себя поперек. Она, словно, отдыхала и наслаждалась. Здесь были и взрослые, и дети. В этот день все здоровались друг с другом и дарили небольшие букетики цветов.

   – Смотри, Эвелина. У всех есть что-то зеленое в одежде, – обратила внимание дочери Виолетта. – Хорошо, что мы Пелочке оставили шарфик, а то бы у нее ничего не было.

   Но Эвелина почти не слушала маму, сидя на руках, она смотрела по сторонам. Пелагея тоже пыталась в промежутках между взрослыми ухватиться глазами за все, но не расстраивалась, что люди вокруг такие высокие. Скорее напротив, она чувствовала себя большой и не просилась к маме на руки. Она видела, как мимо них, не спеша, проходили колонна за колонной. Люди распевали подброшенную им идею-фикс нового поколения. Но Пелагея воспринимала все через радужную линзу и записывала в почти еще белый лист своего мировоззрения: