Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

   Майол с Фиеей засыпали Деша вопросами.

   – Здесь больше половины времени господствует туман, – пояснил Деш всем. – А нам необходим свет Сиклана, отдыхаем мы под прямыми лучами. Поэтому единственным выходом обжиться здесь стало строить дома выше уровня застилания тумана.

   – Но это выглядит просто потрясающе! – восхищенно произнес Авдей.

   – Очень необычно, – согласился Деш.

   – А деревья такие же, как у нас, – узнала Фиея.

   – Эти деревья мы заносим на все заселяемые планеты. Потому что это самый простой и при том естественный способ строительства дорог. Только адаптируются они по-разному. Здесь нет скал, рельеф преимущественно равнинный. В отличие от Калипра, Препрея периодически подходит к Сиклану гораздо ближе. Деревья не тянутся высоко, а лианам остается укрепляться только на поверхности.

   Наконец гон остановился.

   – Ну, что, Майол. Ты первым увидишь маму, или она тебя? Она обещала нас встречать, – сказал Деш.

   Они покинули гон и шли к местным стартам. Позади них ехал старенький служник, нагруженный багажом. Майол увидел, что им на встречу спешила Лаина.

   – Авдей возьми мою сумку, – протянул он Авдею сумку.

   – Не нужно, Майол, отдай лучше служнику, – порекомендовал ему Деш.

   – А что? – не возмутился, но удивился Майол. – У Нимспея тоже есть человек. Так он у них носит сумки, когда они куда-то выезжают. А так следит за домом, даже убирает старые лианы с потолка.

   – Не нужно, – спокойно повторил Деш. А во избежание дальнейших разговоров, добавил. – Давай сюда.

   Он взял сумку и повесил ее на служника. Майол с криками "Лаина" бросился навстречу маме.

   "Чудовищно! Но очень любезно с его стороны, – подумал Авдей. – Не хватало только, чтобы здесь из меня все-таки сделали носильщика. – И снова он вспомнил аналогию, когда-то приведенную ему Дешем, что и люди разрабатывали аналогичные средства.

   Почему тогда чудовищно? Если подумать, такое было и у нас даже не в отношениях людей и машин. Одни люди эксплуатировали других. Причем нельзя однозначно утверждать, что это всегда было по принуждению. Даже, пожалуй, и не всегда вынужденно.

   Но здесь? Это все-таки другое. Дети здесь априори нас воспринимают как... как..., – он с трудом смог мысленно выговорить это слово, – слуг. Да не слуг! Мы машины, которые просто должны делать то, что должны! И только то, что я являюсь образцом, экземпляром, как они говорят, с экспериментального носителя, дает мне особую привилегию.

   Но это в присутствии Деша. А если его рядом не будет? Кто знает, что я с Земли? Настоящий?"

   Авдей сам усмехнулся своей мысли и иронично шепотом произнес: "Настоящий!"

   От того, как такое возможно: настоящий с Земли, которая, как выясняется, не настоящая. Мысли расстроились совсем и на какое-то мгновение пропали вовсе. Тем более что было весьма прохладно.

   – Ты дрожишь? – сразу заметила Лаина, как только они, наконец, дошли друг до друга, и Деш представил их.

   – Да, здесь холодно. Здесь всегда так холодно?

   – Нет. Здесь пополам то тепло, то холодно. Сейчас очередной раз прохладно. Но могу тебя успокоить, в этот раз сильно холодно не будет.

   – Это хорошо. Хотя и сейчас уже достаточно, – хмуро попытался выговорить Авдей.

   Деш понял, что в сборах он даже не подумал о том, что температурный режим у принципа довольно узкий. Поэтому даже на их второй линии не на всех планетах возможно его внедрение.

   – Постараемся побыстрее тебя одеть, – пообещал Деш и пояснил: – Асана обеспечивает нам приблизительно одинаковые условия на всех линиях. Но на нашей третьей линии ее влияние уже сказывается меньше. Есть линии и дальше третьей, но они пока необитаемы.

   – Пока и на обитаемых хватает места? – уточнил Авдей.

   – И это является причиной, и условия там сложные, – ответила Лаина. – Там же не только температура, но и атмосфера тоже отличается сильнее. Только давайте уже не будем терять здесь время, поспешим лучше домой.

   – А почему линия третья, но так далеко? Я слышал, есть шестнадцатая. Но если третья последняя... А шестнадцатая ближе к Асане? – спросил Авдей.

   – Это мы уже изучали, – сказала Фиея. – Линиям давались номера в порядке заселения. Третья богата ресурсами, поэтому ее стали заселять раньше других.

   – Ох, ты! Молодец, – похвалила ее Лаина.

   Однако, даже несмотря на то, что поспешали, добираться было далеко. Ветер дул не очень сильно, но был прохладным. Авдей успел продрогнуть полностью, к приезду домой он уже начал шмыгать носом. Деш обратил на это внимание. Он уверял, глядя на то, как Авдей укутывается в теплое одеяло, что это скоро пройдет само.

   – Так должно быть! – повторял Деш.

   – После сильного и, что важно, длительного переохлаждения, – основываясь на личном опыте, доказывал Авдей, – ринит – это сто процентов, а дальше можно и еще чего-нибудь заработать, организм ведь уже ослаблен.

   – Ничего не будет, – убеждал Авдей. – Реакция на температуру возможна, а все остальное – это следствие попадания в организм вирусных или бактериальных инфекций, – объяснял Деш. – Но их здесь просто нет. Из всего многообразия форм принципа Земля здесь были внедрены только пятнадцать. Остальных здесь нет, и ты не можешь ими заразиться.

   Авдей задумался. Но потом опомнился.

   – А как же симбиотические бактерии? В кишечнике, во рту, на коже? Ты хочешь сказать, что их нет? Тогда у меня был бы дисбактериоз, как минимум. Без них, насколько я знаю, человек не может жить. Да они необходимы просто, чтобы нормально усваивать пищу.

   – А, ну, эти, которые изначально разрабатывались для вас, присутствуют, конечно. Внутри ваших тел.

   Деш впервые имел возможность не в тестовых условиях наблюдать, как работают системы адаптации и восстановления принципа. Он в уме просчитывал, сколько времени потребуется на каждую стадию регуляции.

   Часть уверенности Деша передалась Авдею, и вместе с ленью они победили разумное желание лечиться. Но горячего таойи Авдей все-таки себе выпросил.

   – А ваши местные бактерии? – спросил Авдей. – Они же существуют?

   – Ваш организм для них является агрессивной средой, – улыбнулся Деш.

   – То есть у нас к ним врожденный иммунитет? – попытался перефразировать Авдей.

   – Не совсем так. Иммунитет – это способность организма бороться с организмами, способными жить в организме. В данном случае вы – именно токсичная среда, – пояснил Деш.

   – Но они же могут адаптироваться?

   – Пока мы не наблюдали подобных явлений, – даже усмехнулся Деш. – Да и механизм адаптации, который мы заложили для принципа "Земля", предполагает обмен цепочками генного кода, а его основы не совместимы.

   – Но тогда мы являемся токсичным продуктом для вашей среды. А ты как-то говорил, что вы никогда не наносите ущерб ничему окружающему, – Авдей попытался поймать Деша.

   – Окружающая среда защищена от вашего воздействия вашим кожным покровом. А ваше тело быстро дезорганизуется, когда перестает быть активным и теряет тепло...

   – После смерти, то есть, – перебил Авдей.

   – Да, да. И после этого оно уже не токсично.

   – А трупный запах?

   – Для нас он не токсичен.

   – Так он же отвратителен, – Авдей даже передернулся, хотя никогда толком и не сталкивался с этим.

   – Это просто запах, – спокойно ответил Деш. – А вы его так воспринимаете, потому что его соединения вызывают химическую реакцию в организме. Однако, у вас есть запахи, которые никакой химии не влекут, но вы их тоже считаете плохими. Это глупое предубеждение. Изначально, ваш модуль обоняния разграничивает запахи на безопасные и опасные. Так последние вы стали воспринимать с отвращением.

   Как ни убедителен был Деш в несущественности простуды Авдея, но на всякий случай Авдей остался дома, когда остальные собрались на прогулку по окрестностям.

   – Пожалуй, я все-таки пока отлежусь в тепле и пропущу первый здешний асан, надеюсь, в арияд будет теплее, – сказал Авдей и еще поинтересовался у Деша: – Асаны здесь такие же длинные как на Калипре?

   Деш сам толком не знал. Он посмотрел на Лаину.

   – Официальные асаны и арияды у нас такие же, как и на первой линии. Они везде одинаковые, – ответила Лаина, не вполне поняв вопрос.

   – Он, скорее всего, имеет в виду периоды темноты и света, – пояснил Деш.

   – Ааа. Ну, если относительно линии, здесь они еще длиннее. Линия-то дальняя, обращается очень медленно. В полный асан отсюда практически все улетают. На наклонной девятнадцатой остаются, хотя она тоже считается дальней. Только здесь сама Препрея еще вращается быстро, поэтому асаны и арияды, то есть когда темно и светло, все-таки меняются достаточно быстро для нас. Но медленнее, чем на Калипре.

   – Ладно, все равно понятно не стало. Вы идите, а я посмотрю ваш телик. Здесь все так же: управление, каналы...? – напоследок спросил Авдей.

   – Почти так же, наверняка. Не сложнее, думаю, – ответил Деш. – Разберешься.

  ***

   Авдея на самом деле еще после разговоров в начале полета о Земле, идущей там войне, непонятных Мита клинило снова посмотреть на Землю, хотелось добыть любые подробности по чуть-чуть надкопаной теме, которая засела занозой в голове. Поэтому теперь он сразу включил канал Гугл.

   Но сколько он ни смотрел, никаких прямых подтверждений войны он не нашел. Активных действий он и не искал, понимая, что это только изображения. Но следы... Он заметил только то, что есть города, где на снимках на улицах видно много людей, а есть города, где нет ни одной души, и хозяйство брошено.

   Дальше он перебрал все каналы в группе "Принцип "Земля". Все на пратиарийском, который уже казался не таким марсианским, как прежде; все-таки Авдей уже целый обиор изучал этот язык. Он нашел канал, где увидел живые кадры с земного телевидения, с замененным звуком, но не экранным текстом. Всего на трех каналах текст был на знакомом ему языке.

   Привычные бегущие строки гласили о замене группировки телевизионных спутников на новые, в связи с истечением срока эксплуатации; об окончании покраски моста через Гибралтар, но его построили, еще когда Авдей был на Земле; о прекращении поставок льда с Антарктиды, так как запасов чистой пресной воды теперь достаточно и без него, и так далее десятки новостей. В общем, ничего, намекавшего на отсутствие порядка. Впрочем, отказ от антарктического льда косвенно подтверждал снижение потребности в пресной воде, следовательно, численности населения, а, значит, и слова Деша.

   Ничего нового Авдей не узнал, кроме точного количества прошедших лет. Не изменился, в том числе, и внешний вид самого телевидения.

   Перебрав всё в группе, Авдей вернулся к первому каналу и остановился на нем.

   "Делать нечего. Надо пытаться переводить" – решил он, достал из кучи материалов, которые ему дал Деш, словарь и стал переводить то, что видел на экране.

   Теперь Авдей понял, что напрасно раньше пропускал пратиарийские каналы, стараясь найти информацию на родном языке. Здесь он увидел кадры, на которых были взорваны ворота резиденции Земного правительства, построенной на его памяти на одном из последних на тот момент необитаемых островов Океании. Из той части комментария, которую Авдей успел перевести, он понял, что это не первая подобная акция, направленная против властей. А ими, как теперь понимал Авдей, были Мита.

   Но не это зацепило Авдея больше всего. Одно наблюдение его скорее возмутило.

   При первой же возможности, как только все вернутся, Авдей собрался поговорить с Дешем.

   – Так ты говоришь, что вы объединили носители? И это было логическим продолжением научного эксперимента?

   – Ну, да, – несколько удивился Деш возникновению темы. – Когда мы собрали достаточно данных о каждом из принципов по отдельности, мы обнаружили, что они приблизительно равны по уровню развития. Каждый принцип просто рвался наружу, интересовался наличием других цивилизаций, тем, что его окружает вне его непосредственной среды. Мы дали им возможность не разочароваться.

   – А теперь вы делаете ставки? Вы сделали из своей науки... У нас это называлось бы реалити-шоу? Где кто-то один будет просто проигравшим! А кто-то заработает кучу денег! – Авдей с трудом сдерживал ярость. – Но не у дел, очевидно, будете не вы с вашим университетом Санкь. Организаторы при любом исходе шоу обычно остаются в выигрыше!

   – Кто тебе это сказал? Может, ты и вправду переохладился? – предположил Деш.

   В ответ Авдей просто махнул рукой и показал результаты своих поисков.

   – Это рейтинг, тотализатор? Вот здесь еще один, – переключил Авдей. – Цифры другие!

   – Это просто данные с другой линии, – пояснил Деш.

   – Еще один!

   – Тебя что больше в этом задевает, наличие, как ты его называешь, рейтинга или, что он в пользу Мита?

   – То, что вы прикрываетесь наукой, а делаете... – Авдей не договорил.

   – Делаем что? Ты, полагаю, хотел сказать деньги? – продолжил за Авдея Деш. – То есть то же, что делают люди? Ты сам сказал, что у вас такое тоже могло бы быть!

   Авдей не нашелся, что ответить.

   – Ты ошибаешься, – попытался снять накал Деш. – Мы не создаем шоу. И даже не публикуем нигде специально информацию с Земли. Просто она и без наших усилий доступна всем.

   Очевидно, что эта технология сейчас в центре внимания. И нет ничего осудительного, что одни оценивают ваши способности, как достаточные, чтобы освободиться от опекунства Мита, другие считают иначе. И так же нет ничего осудительного, что эти мнения обобщаются.

   Деш, как всегда, говорил абсолютно спокойно. Это помогало Авдею окончательно не сорваться. Впрочем, он ни разу не видел, чтобы пратиарийцы нервничали или переходили на повышенные тона.

   Иногда Авдей даже начинал рассуждать о себе в непривычном ключе: "Если пратиарийцы не имеют таких эмоций или вообще их не имеют, тогда зачем они снабдили ими нас? Нет. Эмоции у них есть. Они радуются. А гнев они сдерживают или не испытывают? Может, просто мы не сдерживаем? Или мы просто привыкли неправильно реагировать на вещи? Сначала взрываемся, накручиваем себя, а потом думаем, проясняем ситуацию. А они сразу разрешают противоречия" – вспомнил еще один факт из былых бесед Авдей.

   – О чем так оживленно беседуете? – спросила Лаина, присоединившись к ним.

   – Авдей увидел индексы мнений по связке Мита и Земли, – пояснил Деш.

   – И как они тебе? Не волнуйся. Вы выиграете! – успокоила Лаина Авдея. – По крайней мере, третья линия в большинстве за вас! Мита, они прямолинейные. Они не смогут вас просчитать. Правда ведь, Деш?

   – Возможно. Логика Мита действительно детерминирована. Она строится только на фактах. Необходимость совершения следующего логического заключения определяется событиями.

   – Мы тоже отталкиваемся от фактов, – сказал Авдей.

   – Вы умеете отталкиваться от фактов и предположений. Вас двигают вперед не только необходимость, но так же парадоксы, озарения, даже случайные ошибки. Вы развиваетесь скачкообразно. А движение к новым знаниям может быть лишь чьим-то желанием.

   – И результат может оказаться востребованным лишь через десятки лет, – улыбнувшись, закончил мысль Авдей.

   – Или не востребованными вовсе! – добавил Деш. – Но такой результат тоже может у вас появиться. У Мита – нет!

   От уверенных слов Лаины и Деша Авдею стало немного легче, так как они сулили победу его расе. Но троянские мысли все равно грызлись в потемках сознания.

   "И все-таки для них это просто петушиные бои, – думал он. – Просто коррида! Нет. Коррида не подходит. В ней один участник точно знает все правила игры, а второй просто не может не поддаться на провокацию, причем сам этого не осознает. Петушиные бои точнее. Или тараканьи бега".

   Богатство аналогий снова привели Авдея к мысли, что люди, в сущности, поступают так же. Авдей продолжал перебирать аналогии:

   "В бегах проигравший приносит убыток, а в петушиных боях погибает. Разница только в том, что Мита и Земля для пратиарийцев – это собственные изобретения. У нас бои роботов тоже никогда не вызывали ничего, кроме спортивного интереса. Люди ведь еще глумятся над живыми, такими же живыми, как и они сами, существами. А бои гладиаторов?!!!"

   Последняя коварная аналогия окончательно раздавила Авдея.

  ***

   Вернувшись на Калипр, Деш уже знал, какие его ждут сложности. О них он узнал из газет и телевизионных программ.

   Люди стали общаться между собой непонятным способом. Событие оказалось любопытным и широко обсуждаемым. Как только он попал в университет, его перехватил Сайкон и сообщил, что его хотел видеть имилот Вейтел. По дороге Сайкон вкратце рассказал, что они уже попытались предпринять.

   – Мы собирались вместе с Манкоа, приезжал Рейпатеонд. Позвали Лешаля, Сантера. Тебя нет, а они же тоже хорошо знают принцип.

   Ты понимаешь, мы ведь не можем принять решение в отношении людей таким же образом, как и обычные решения для пратиарийцев, на уровне преферата Прата. Это же абсурд! Мы совместно с Манкоа разработали для людей правила поведения, где одним из пунктов было предписано разговаривать так же, как разговаривают пратиарийцы. Сложность формулировки была еще и в том, что у нас-то нет официального понятия "язык". Ознакомили всех с правилами. Самое удивительное, они проигнорировали эти правила!

   – А известно, чем они аргументируют? – спросил Деш.

   – Конечно, мы пробовали узнать причину. Они отвечают, что не хотят.

   – Значит, у них появились новые желания, – начал рассуждать Деш. – Нужно понять, как это произошло.

  *

   – Это невероятно! – В таком же духе продолжал рассказывать Вейтел.

   Видно, что он тоже был горд этим достижением науки в лице его университета. Но в его интонации, в отличие от имилота Сайкона, так же читалось требование объяснить происходящее и дать решение. Обстановка на срочном совещании была не праздно спокойной.

   – Общественность негативно отнеслась к этому явлению. И вопрос поднимался на уровне преферата, – сообщил Вейтел.

   – Вот ведь еще в чем особенность, – продолжил Сайкон, – это не локальное событие. Такой резонанс получился, потому что это происходит на всех линиях, куда открыты поставки людей.

   Деш понимал, что перед ними возникла реальная проблема, но у него горели глаза, так как услышанное, означало, что...

   – Это работает их логика, – пояснил Деш, – их система принятия решений и выбора приоритетов, благодаря которой они, собственно, и способны решать задачи самостоятельно. Без этого в любой нештатной ситуации они бы беспомощно стояли и ждали указания, как это делают служники всех предыдущих поколений. Они ждут команду и исполняют ее.

   В основе побуждения к действию нашего принципа лежит мотив. Они оценивают необходимость тех или иных действий для достижения имеющихся целей. В настоящий момент они мотивированы работать, это обусловлено производственным процессом, заложенным на Клетионе. Для выполнения работы нет необходимости общаться между собой на каком-то конкретном языке. Видимо, цепочка такова.

   – Подожди. Если ты говоришь, что в основе всего лежит мотив, то он же должен лежать и в основе отказа, – перевернул ситуацию Сайкон.

   – Они отказались потому, что нет необходимости соблюдать это правило. Общение на другом языке не мешает им работать.

   – Хорошо! Тогда почему они вообще начали говорить на своем языке? – продолжил Сайкон. – Здесь же тоже должен, я так понимаю, быть мотив?

   – Откуда они вообще узнали о нем? – развил тему имилот Вейтел.

   – На Клетионе они не говорили на других языках и не изучали их, – сказал Деш. – Значит, они узнали о них здесь. Это наши "настоящие"!

   – Безсертификатники? – уточнил Вейтел. – А мы когда их начали задействовать в ваших центрах? – спросил он у Рейпатеонда.

   – Около обиора назад.

   – Невероятно! Это означает, что они полностью адаптировались в наших условиях, – констатировал Сайкон.

   – И даже больше. Они начали адаптировать среду под себя. Это нормально для людей, – добавил Деш.

   Я знаю, почему так получилось. Безсертификатникам проще говорить на своем языке. Причем, я так понимаю, они говорят все на одном, хотя для большинства из них он тоже не родной. Но его выучить легче, чем пратиарийский. Они идут по пути наименьшего сопротивления. А для сертифицированных это, с одной стороны, обусловлено необходимостью понимать безсертификатников и, с другой стороны, просто интересная новинка. Они тянутся к новому! Если они сами это не переболеют...

   – Что значит "если", – перебил Деша Вейтел. – Они, может, и переболеют, но знания останутся. А в случае необходимости смогут общаться между собой, и никто их не сможет понять.

   – Об этом я и говорю. Нам придется выучить их язык. Это очень простая и компактная система обозначений.

   – На это нужно много времени?

   – Мои дети одолели ее полностью, кажется, за три или четыре конжона. И я уверен, они не сидели асаны на пролет, а только после основных занятий и, естественно, игр.

   – А если они потом выучат другой язык?

   – Много не выучат. Для них это гораздо труднее, чем для нас. Эффект очередной новинки их не заставит идти на такой труд. Даже из соображений обособленного общения. Они поймут, что в этом нет смысла. Это, конечно, пассивная стратегия.

   Я выясню, где они учат язык. Для них это сложный процесс, – размышлял дальше Деш. – Думаю, мы сможем предпринять и некоторые активные шаги.

  Глава 8

  41.

   Не сказать, что не сезону было ветрено, конец октября все-таки настаивал на своих порядках, только против обычного мело куда энергичнее. А может, просто было прохладнее и Солнце пробивалось к земле реже, оттого и казалось, что ветер более уверен в себе. Уже несколько раз норовила сорваться буря и, наконец, под выходные решилась.

   Пока еще только гнуло деревья, хлопало незакрытыми дверями и кое-где выворачивало их, сносило несерьезно закрепленные рекламные щиты. По улицам несло какие-то бумаги и прочий брошенный мусор вперемешку с обломанными ветками и пылью, которую еще не успело прибить. Брызгал крупными мазками из сизого неба дождь, но все-таки стеснялся перейти в сплошной ливень.

   Герман закрыл свою мастерскую раньше обычного, понимая, что в такую погоду нелепо ждать, что к нему кто-нибудь придет ремонтировать свою старую технику. Унылую вывеску с надписью "Ремонт" мотало и колотило порывами. Взгляд скользнул по ней, и в голове снова промелькнула надоедливая мысль, вызвав ощущение дежа-вю и улыбку: "Ремонт! Тупая замена совместимых деталей. Отремонтировать по-настоящему ничего нельзя было, еще когда я был ребенком. Под воздействием прогресса все давно превратилось в неделимые части, кроме того, что зависело от размеров человеческого пальца. Ведь пользоваться-то приходилось руками! Но... Глобальная стандартизация зато теперь позволяет менять любое нерабочее шило на относительно новое мыло и продлить чье-то счастье".

   Самое сильное явление природы, очевидно, еще только предстояло, поэтому он торопился, изредка поднимая взгляд из-под капюшона, чтобы не столкнуться с уже редкими прохожими. Хотелось успеть домой.

   Не дошел он немного до угла улицы, упиравшейся в проспект и в здание школы на противоположной стороне, как внезапным сильным порывом с торца почты, выходившего на улицу, по которой шел Герман, сорвало матерчатую вывеску и накрыло его. Он попытался выпутаться из нее и замахал руками.

  *

   – Что ты будешь делать? – проговорила, перекрестившись, пожилая женщина, которая боязливо старалась не спешить по противоположной стороне улицы. – Когда же это все уже закончится?

   На ее глазах несчастного, которого накрыло куском обветшалой вывески, застрелил гриф, приняв его за очередного зачинщика беспорядков.

   – И надо же тебе, пролетал ты, гадость такая, мимо. А самому и дела никакого нет, – бубнила под нос женщина. – Убил человека и полетел себе дальше. Откуда не возьмись, появляются всегда, где и не надо. И не разбираются..., чем человек обеспокоен.

   В оцепенении она остановилась и увидела, как мужчина беспомощно упал. Он попытался подняться, но смог встать только на колени и снова повалился на бок. Потом она увидела, как другой мужчина подошел к раненому и стал вроде помогать ему.

   – Слава! Есть еще добрые и смелые люди, – озвучивала себе мысли дама. – Дай тебе сил да удачи! А то ведь и тебя могут зашибить. Я бы в наши времена не осмелилась подойти.

   Она, поборов страх, сдвинулась с места и, как могла, поспешно свернула в переулок.

   Мужчина попытался добиться ответной реакции от Германа, но тот был безмолвен. Тогда мужчина проверил пульс Германа – слабый; достал из кармана то ли термометр, то ли еще что-то в этом роде, приложил Герману к затылку, посмотрел на показания; кивнул сам себе и оттащил тело в лоток какого-то торговца, пустовавший в данный момент.

   "И будет пуст ближайшее время, – подумал мужчина. – Так будет лучше, главное не на виду. А через полдня, может, день он сам встанет. Если встанет".

  *

   Теперь Герман ехал в поезде и смотрел в окно. По стеклу поперек текли небольшие струйки воды, свет, пробивавшийся из-за редких у горизонта облаков, играл в них. Он наклонил голову. Теперь получилось, как будто струи текут сверху вниз.

   В голове вроде своя, но как будто чужая появилась другая картинка, похожая, как он тоже смотрит в закрапанное едва зеленоватое окно, догоняет глазами ручейки и уговаривает маму все-таки пойти. Но мама отвечала, что были бы мы у себя дома, то обязательно бы пошли на праздник, а здесь, в чужом городе... Но они все-таки пошли, и дождя в тот день почти не было.

   Иногда своими запахами, звуками, реже членораздельными, еще реже несущими информацию, Германа вынимал из себя его попутчик. Глядя на него, можно было подумать, будто поезд – это место специально придуманное, чтобы в нем есть. Но Герман сейчас не был способен поддержать своего попутчика. И даже несмотря на все его попытки обнаружить свое присутствие, Герман словно был один не то, чтобы в своем купе, а в целом вагоне.

   Он вспомнил как последние несколько недель не находил себе дома места, задаваясь одним вопросом: "Зачем? Зачем он занимается этим ремонтом? Жена умерла три года назад, не выдержав болезни. Обидней всего было то, что мы с ней смогли пройти два самых трудных года после начала столкновения. Казалось, что страшнее уже быть не может. Потом я открыл мастерскую, и через три года ее не стало.

   Детей пришлось отдать в школу с постоянным проживанием. И тоже, зачем они учатся? И вообще, зачем просыпаться утром? – мысли разбавила небольшая пауза, вслед за которой как ответ пробежал новый вопрос. – А, надо на работу? Зачем на работу? Карьера? В моем-то случае? Да и зачем? Деньги? Зачем деньги? – дальше мысли не пошли в тупиковую, но очевидную, сторону, и согласились с собой, хотя и не успокоились: – Пускай будут деньги. А зачем бабочка летит на огонь?"

   О бабочке он подумал, увидев ее туманное стилизованное изображение, эмблему производителя, в толще дверного стекла своего купе.

   "В чем смысл лететь на огонь? – бесконтрольно ветвились мысли. – Ведь этого никто не оценит из тех, кто даже увидит! А может, ей просто нет нужды знать, видит ли кто-то смысл в ее гибели? Она просто верит в то, что нужно сгореть, чем ярче, тем лучше. Поэтому выбирает самый яркий огонь. А может, даже не знает, что сгорит? Бабочки ведь не ходя в школы. Человек тоже имеет веру... но, тем не менее, всегда ищет смысл. При этом чтобы другие этот смысл тоже видели. Вот она, наверное, разница!"

   Потом Герман вспомнил, как закрыл лавку, взял билет на поезд, потом пересел на другой, третий. И вот теперь он разглядывал горизонтальный дождь на стекле.

  *

   "Какая-то дыра, скучнее нашей, – подумал Герман, оказавшись, наконец, в пункте назначения. – Почему-то из всех городов, куда шли поезда, я выбрал именно этот".

   Он осознавал странность ситуации не только для себя, но и нетипичность вообще для людей: путешествовать, выбирая пункт назначения из того, что есть в ближайшем расписании. Но на этот раз следующий город выбирать не хотелось и он со смутным чувством радости выпутался из течений вокзала.

   Он посмотрел на привокзальное табло: день, время. Появилось странное ощущение, что он успел добраться досюда вовремя, но времени, чтобы найти торговый центр, почему-то именно "Прайм", промелькнул невнятно вопрос в голове у Германа, осталось не так много.

   Первое желание спросить у прохожего, как туда попасть, прервалось мыслью: "Это может показаться подозрительным". Пришлось действовать самостоятельно.

   – Карта города с транспортными схемами у Вас есть? – спросил Герман в газетном киоске.

   – Только вместе с газетой. Четырнадцать, – ответила обитательница киоска безапелляционным тоном, не на секунду не отвлекаясь от семечек.

   – Мне газета вообще-то не нужна, – попытался выразить свое мнение Герман.

   – По отдельности не продаем, – последовал ответ.

   – Хорошо, давайте, – согласился Герман, видя, что переспорить газетчицу, которая выглядит как единое целое со своим киоском, ему не удастся.

   "Бывает же такое идеальное сочетание человека и профессии" – подумал он.

   – С вас тридцать два, – молниеносно сообщила газетчица.

   Герман представил, как лет тридцать назад она так же молниеносно называла цену любой газеты или журнала из пары сотен наименований у себя на полке. Но сейчас их было меньше десятка.

   – Вы же сказали четырнадцать?! – смутился он.

   – Это карта.

   – А дешевле газеты нет?

   – Одинаковые.

   Нулевая заинтересованность газетчицы в происходящем процессе все-таки начала возмущать Германа.

   – А карта хорошая? Подробная?

   – Одна. Других нет.

   Газетчица, конечно, раздражала и своим тоном, и многословностью, но бороться с негодным обслуживанием означало повысить шансы запомниться ей. А Герману хотелось избежать этого. Поэтому он закончил торги.

   Город на самом деле оказался довольно крупным и не таким уж и скучным.

   "Вот только почему Прайм?" – снова подумал Герман.

   Он попробовал вспомнить, откуда он про него слышал. Ничего конкретного не приходило в голову. Но ощущалось, что нужно было уже поспешать.

  *

   Ряды торгового центра выглядели не на много разнообразнее полок газетного киоска. Герман уже часа два бессмысленно ходил между ними, периодически поглядывая на часы и сталкиваясь с людьми. Он заметил, что некоторые люди встречались ему уже не в первый раз. С ними же иногда он встречался глазами и через несколько рядов, разделявшихся кое-где прозрачными перегородками. Но несмотря на повышенную для себя осторожность, проявившуюся на вокзале, он не заподозрил их в слежке.

   Кто-то нес в руках одну, две покупки, кто-то еще крутился в примерочной, у иных уже были полные корзины, но они еще что-то высматривали на витринах и в холодильниках.