Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 42 страниц)

   – А какой для вас смысл в том, чтобы понять смысл своего существования? – вмешался Деш.

   – А какой смысл существовать без смысла? – удивился такому нелепому вопросу Авдей.

   Деш, однако, не удивился подобному ответу, ведь правило причинности было заложено в принцип "Земля", как основополагающее. Деш снова отметил для себя вывод, теперь полученный не просто из наблюдений со стороны, что если базовые элементы принципа проявляются даже просто в обычном разговоре, значит, они прочно руководят и всей их сознательной деятельностью.

   Беседа продолжилась и обещала продлиться, пока дети просто не отключатся сами. Но Сиклан уже приближался к зениту, и Деш отправил их спать. Самому ему, однако, не удалось уйти сразу вместе с ними.

  *

   На следующий асан после работы Деша снова ждал дома залежавшийся разговор. Авдей готовился к нему все время, пока не спал, а уснул он с трудом, и притом ненадолго.

   – Деш, скажи. Я здесь не один? – осторожно задал вопрос Авдей, желая узнать ответ, и одновременно боясь его.

   Он понимал, то, что он мог в итоге выясниться, могло не совпасть даже ни с одной из самых невероятных гипотез, придуманных им за эту ночь.

   – Конечно, нет. Я тоже здесь.

   – Я имею в виду я, человек, здесь ведь не один? Я сегодня днем, в асан, то есть, – поправился Авдей, – видел здесь людей.

   – А, ты вот о чем?

   – Только они меня не поняли, как и я не понял, ни одного произнесенного ими звука.

   – Они говорят на местном наречии. Человеческой речи они не знают, – ответил Деш.

   – А с тобой... я ведь разговариваю на своем языке, – медленно произнес Авдей.

   – Мы выделили несколько ваших систем изъяснений, чтобы иметь возможность объяснять вам необходимое сразу, как только вы приходили в себя.

   – На местном, значит, – вязко говорил Авдей, продолжая обдумывать услышанное. – А все-таки... Как это место называется? Вот мой дом – это Земля. А это что? – Авдей провел руками по сторонам, вверх, показывая, что он имеет в виду вообще это все.

   Он вспомнил, что уже спрашивал об этом Деша, но не помнил, отвечал ли ему тот.

   "Разговор как-то сразу перетекал в совершенно другую область, и я забывал об этом, – подумал Авдей. – Или я был не в себе, что возможно, меня ведь постоянно усыпляли. Я и до сих пор неважно себя здесь чувствую. Или Деш умеет переключить внимание".

   – Это Прата, – с удовольствием ответил Деш. – Конкретнее, это Калипр, который является частью системы Прата. Я тебе уже как-то говорил. Но ты, видимо, еще не готов был воспринимать новые сведения. Если еще более точно, то мы находимся в стационе Мантама.

   – Мы люди, а вы кто? – продолжил Авдей, даже удивившись, что конкретно этот вопрос возник у него только теперь.

   – Если называть аналогично примерам, имеющимся в ваших системах изъяснений, то мы пратиарийцы.

   – А в ваших языках таких аналогий нет?

   – У нас всего одна речь, одна нация. Такую аналогию найти сложно.

   – Но люди здесь тоже есть? – Авдею на этот раз удалось не сбиться с начатой темы.

   – Уже есть. И уже много.

   Авдей с подозрением посмотрел на Деша, как бы требуя раскрытия последней фразы. Деш это понял и добавил:

   – Раньше людей здесь не было, – пояснил он. – Но вот уже девять обиоров, как вы есть среди нас. И вас становится с каждым конжоном все больше.

   – Они тоже просто у кого-то живут? Зачем?

   – Каждый из них что-то умеет делать. Они работают, помогают, читают, развлекают, убирают, охраняют... Я знал, что заложенная в вас обязательная мотивированность, рано или поздно заставит меня отвечать на эти вопросы. Мне рассказывали коллеги, так было со всеми из вашей группы.

   – Группы? Вы выкачиваете людей с Земли, как и меня, целыми группами? – в голосе Авдея уже появилось не просто неодобрение, но несогласие с таким порядком, даже негодование, но еще не протест.

   – Нет. С Земли непосредственно сюда мы брали совсем не много людей. Для контроля только. Как тебе объяснить?... Сюда попадают люди с недавно запущенного Клетиона, это, считай, вторая Земля. Изначально Клетион заселялся людьми с Земли, но это было совсем небольшое количество, несколько десятков тысяч человек всего.

   – Действительно небольшое! – подняв брови, выдавил медленно Авдей.

   – Вы же на Земле развивались долгое время свободно, – продолжал Деш, решив не заострять внимание на замечании Авдея. – С самого начала мы не вмешивались в этот процесс.

   – То есть, вы обнаружили нашу расу, – перебил его Авдей, – до поры до времени не трогали нас, а теперь фактически поработили. Только не непосредственно на Земле, а на каком-то Клетионе.

   – Подожди, я не договорил. С самого момента, как мы запустили Землю, нас интересовала, прежде всего, ваша устойчивость и способности, и, в конечном счете, эффективность. И мы в этом убедились. Но Земля изначально рассматривалась, как эксперимент. Кроме того, у вас возникло много ошибок.

   – Подожди, подожди, – теперь уже скачкообразно соображал Авдей. – Это что же получается,... запустили Землю,... – бормотал он, – то есть вы не просто другая раса,... и мы не просто другая раса, возникшие во вселенной?... Земля, эксперимент,... Вы, как ты говоришь,... – в голове Авдея робкими шагами, вероломно ломая все стереотипы, включая чувство вселенской не опровергнутой уникальности и превосходства, склеивалась предательская мысль: "...они создали...". – Вы создали... Брр... Мы просто ваша технология? И вы нас просто используете? Это... Это!...

   – Это то же самое, чего достигли и вы. Только пока в пределах самой Земли. Вы создаете технологии, стремитесь, чтобы они были разумными, подобно вам, и эти технологии на вас работают.

   – Это все слишком неожиданно прояснилось, – немного подумав, ответил Авдей. В определенный момент разговора ему перестало сидеться. И теперь он уже почти бегал по гостиной, то порываясь уйти наверх, то возвращаясь с очередной мыслью или эмоцией. – То есть запустили Клетион... А что тогда сейчас стало с Землей?

   – Она по-прежнему существует. Если интересно, можешь посмотреть, – Деш показал рукой на экран и поджал пальцы, как бы подзывая экран к себе. – Сейчас Земля – это актуальная тема. О ней много говорят.

   – Шикарно! – Авдей, впечатляясь, всматривался в проявляющееся изображение в темной нише. Его начинавшее дерзить негодование мгновенно перекрылось светом новых технологий. – Я так и думал, что это вроде как телевизор. Честно говоря, я его даже пробовал включить, но не получилось, кнопок, пульта не нашел. Хотел все спросить, как это сделать?

   – Чего ты не нашел? – Деш сразу не понял, о чем говорит Авдей. – Да, ничего и не нужно. – Деш элементарным и естественным движением руки все погасил. – Просто поворачиваешься к нему, и, например, рисуешь рукой в воздухе круг, – Деш одновременно говорил и показывал. – Вот он включился. Возможны другие, столь же очевидные жесты. Теперь просто рукой выбираешь, что тебе интересно, – он небрежно водил рукой в воздухе, на экране отражался ее след. – Попробуй.

   "Конечно трехмерное! Как же иначе! – подумал Авдей и невольно улыбнулся, одновременно отметив: – Здесь все иначе, но только в деталях. Тот же телевизор, тоже объемное, только более продвинутое все... Все как бы на один шаг развития вперед. В этом бреду нет ничего сверх революционного. Он вполне может быть работой моего воображения... Мне нужно только дождаться, когда я проснусь. Когда же я, наконец, проснусь?" – медленно, словно прячась за дальними рядами колоннады, ползла мысль, отвлекая от того, что показывал Деш.

   То, что казалось темнотой, спрятанной за туманом, теперь оказалось глубоким пространством. Впрочем, изображение выдавалось и вперед из ниши. Авдей поднял руку, и все действительно оказалось очень просто: полистал, сделал легкий толчок пальцами вперед – раскрылся интересовавший объект.

   – Ну, вот. Ты сам догадался, – отметил Деш.

   – Все так же, как у нас, только рукой.

   – Это просто потому, что у вас все так же логично, как у нас, – уточнил Деш.

   – А как выключить?

   – Сам догадаешься. Что ты делаешь, когда тебе что-то перестает быть интересным?

   – Просто уйти и ничего не делать? – улыбнулся Авдей.

   – Можно и так. Или обратный круг. Ты меня извини, но мне нужно отдохнуть, – устало сказал Деш. – Я тебя оставлю.

   Авдею, конечно же, хотелось бы продолжить разговор. Но его не спросили. Его просто поставили в известность. Хотя и довольно вежливо.

  *

   Деш удалился отдыхать. Авдей остался у экрана. Он действительно нашел канал, где был доступен вид Земли из космоса. Но ориентировался исключительно по изображениям – Деш не учел того, что Авдей не знает их письма.

   Увидев незнакомые обозначения, Авдей сразу представил ту письменность, которую они пытались разгадать у себя дома. Но то, что он видел здесь, не имело с той ничего общего.

   Нашел он на самом деле целую группу каналов с общим непрочитанным названием. На некоторых тоже показывали людей, пратиарийцев там не было, но это явно была не Земля. Могла измениться мода, архитектура, манеры, но не природа. Растительность там напоминала скорее ту, что он видел здесь за окном, да и в самом доме.

   Вернувшись к каналу с Землей, ему, естественно, захотелось получить вид не только из космоса. Он поднял руку, задержал ее в воздухе и после попробовал потянуть от экрана. Изображение начало плавно увеличиваться и как будто наплывать. Он невольно одернул руку. Изображение, при этом, не отреагировало, очевидно, сочтя этот жест не адресованным себе.

   "Умная ведь, зараза" – сам себе произнес Авдей и повторил первый фокус.

   Земля снова начала расти, он покрутил ее, снова приблизил и вдруг осознал: "Гугл! К ходилке не гадать! Один в один!".

   Вслед за этим он вспомнил Лизон, это она их заражала так переворачивать фразы. Защемило где-то под левыми ребрами и в височных долях.

   "Интересно, – подумал Авдей. – Это они так специально сделали? Этакий конвертер мысли в укол в сердце? Хотя... сердце не болит колющей болью. Пусть не сердце, но колет ведь! Или, может, вообще ничего не болит на самом деле, а это ошибка в нервных импульсах? А люди мучаются от болей из-за ошибки. Или это заложен такой механизм проявления любви? Чтоб могли ее прочувствовать".

   Вырвавшись из воспоминаний и рассуждений, он сразу кинулся в северное полушарие. И домой.

   Через какое-то время он понял, на что реагирует система управления, и сделал для себя простой вывод: "В принципе, ни одного противоестественного движения".

   Он пытался узнать крыши домов, поворачивал пространство, как угодно, заглядывал в окна, надеясь увидеть там знакомые лица и найти опровержение словам Деша, что все его друзья уже умерли. Но кругом были только неизвестные ему люди. Он бросался из района в район, из города в город, но с большим трудом узнавал местности, только по самым главным историческим и культурным объектам, которые все-таки были до сих пор в каком-то виде сохранены. Невольно соглашался с мыслью, что там действительно прошло много лет. Хотя по себе он вообще не ощущал перемен.

   Загрузившись на всю голову, он отключился прямо в гостиной.

  *

   На закате Деш разбудил его.

   – Ты уснул прямо здесь? А что будешь делать в асан?

   – Да, ладно. Асан, не асан...

   – Вы все любите спать в темноте? – не для информации, а скорее для поддержания беседы спросил Деш.

   – Да. Обычно свет мешает. У нас ученые утверждают, что именно в темноте в определенные часы вырабатываются некоторые важные гормоны. Серотонин, например, – и Авдей несколько с вопросом посмотрел на Деша, не будет ли у него возражений.

   – Время здесь точно ни при чем, – прокомментировал тот.

   – Ну, по крайней мере, на этом основании в экспедициях руководитель всегда строго следил, чтобы отбой был вовремя.

   – В этом он был прав, – согласился Деш. – Сон вам необходим для полноценной работы.

   – Как можно спать, находясь в экспедиции?! Это же самое интересное было время! – в некоторой степени даже возмутился Авдей и одновременно пролетел воспоминаниями по тем временам.

   – Люди в твое время привыкли считать, что они впустую тратят треть жизни на сон, – уверенно возразил Деш, – и стараются сократить это время...

   – Чтобы больше успеть, конечно! – перебил его Авдей.

   – Но парадокс в том, что если полноценно спать в полтора раза дольше, то жизнь увеличится в полтора-два раза. И полезного времени при этом окажется больше.

   – Но у вас здесь конжоны все равно слишком длинные, чтобы в асан спать, а в арияд не спать. Тем более, что вы отдыхаете наоборот, когда светло, в арияд. А я, например, весь асан спать и не могу, многовато. Между асанами еще пару раз приходится отдыхать, а то и больше. Скука валит с ног сильнее усталости. Ты просто в это время обычно отсутствуешь и не видишь.

   – Понимаю, что тебе здесь скучно. Встреча с детьми тебя не на долго развлекла. Да они здесь и не все время. Я тебе обещаю, подумать над этим, – улыбнулся Деш. – Ладно. Мне пора.

   – Пойдем. Я тоже с тобой пройдусь. Сначала вместе, докуда дойдем, дальше сам.

   – Мы вместе-то далеко не дойдем. Вы только по дорогам передвигаетесь, а я сразу вниз.

   – То есть? – озадачился Авдей.

   – Как тебе объяснить, – затруднился Деш и изобразил что-то жестами. – Понятней будет это увидеть.

   – Пожалуй, я на это посмотрю тогда, – Авдея это даже заинтересовало.

   И он вдруг вспомнил.

   – А послушай, Деш, Гугл – это, получается, ваша разработка?

   – Гугл?

   – Ну, я нашел там канал, вид Земли из космоса, можно приблизить, как угодно разглядеть. Точно такая же, да, я уверен, что она же, была у нас на Земле. Она существует еще со времен, когда я заканчивал университет, тогда она еще была двумерная, потом с развитием...

   – А, да, я понял тебя. Конечно. Это он и есть.

   – Это вы его сделали?

   – Нет. Я же говорю, мы не вмешиваемся в развитие Земли.

   – Но...

   Авдей с недоумением смотрел на Деша, не понимая, как тогда это работает здесь.

   – Несколько обиоров назад, когда на Прата интерес к вам возрос, мы просто подключили один канал к вашему Гуглу, как обычный клиент.

   – И через такое расстояние от Земли досюда доходит сигнал? – Авдею это казалось удивительным.

   – Через какое расстояние? Ты думаешь, это далеко? Земля находится у меня в лаборатории! Точнее находилась, – уточнил Деш. – Сейчас перенесли. Но это все равно не далеко. Если учесть повышенную плотность и ваши технологии передачи... Для вас, наверное, действительно далеко. – Деш попытался выстроить логическую цепочку Авдея. – А сигнал-то, ты думаешь, какой?

   – Радио, свет,... Не знаю, какой еще.

   – Это все электромагнитные. Не серьезно! Этим можно пользоваться только на коротких расстояниях. Здесь связь идет в синхроне.

   Авдей чуть не захлебнулся такой простотой объяснения. Но после таких "мелочей", как Земля в лаборатории, электромагнитные сигналы годятся только для коротких расстояний, дальше расспрашивать не хватило сознания.

  *

   После завтрака, в меню которого Авдей все еще ковырялся, как аристократ в базарной харчевне, они вместе вышли на улицу и через несколько шагов попрощались.

   – Только ты так не пробуй, – предостерег Деш Авдея. – Ты так не сможешь, даже несмотря на то, что здесь гравитация слабее.

   – Мы у вас получились слишком тяжелыми? – иронично заметил Авдей, отметив для себя, что он уже иронизирует по поводу новых фактов о своем происхождении.

   – Да, тяжеловатыми, – усмехнулся Деш. – Хотя мы не расценивали это как минус.

   Деш подошел к краю дороги, слегка оттолкнулся и скользнул вниз.

   Авдей снова остался один в предасановых сумерках, представив себе план действий, состоящий из двух пунктов: "ничего не делать" и "придумать, что делать".

   "Асан. Толи уже асан, то ли еще нет. Когда он у них начинается? Сейчас уже почти стемнело, но потом стемнеет еще... до этого, правда, можно успеть выспаться и устать" – размышлял Авдей, наблюдая и пытаясь сориентироваться в сплетении многочисленных дорог.

   В это время конжона он вышел на улицу впервые. Прежде выходил только в арияд.

   "Город, или это у них деревня,... или поселок, кажется, ожил", – отметил Авдей.

   По дорогам, подобно Дешу, легко прыгали вниз и вверх пратиарийцы. И людей сегодня было больше. Никто из них, однако, не выглядел праздно прогуливающимся, как собственно Авдей. Кто-то, судя по всему, ходил за покупками, кто-то просто что-то куда-то вез в коробе позади себя. Где-то подкрашивали жилище. В общем, законы быта, бытия и энтропии здесь никто не отменял.

   "Белым цветом. Как везде. Вовсе не оригинально!" – оглянувшись вокруг, подумал Авдей.

   Кому-то досталось собирать паисы. В общем обычная с виду житейская суета затянула всех в свой обычный круговорот. Кроме Авдея.

   И, вероятно, от этого некоторые из местных с непониманием смотрели на не спеша прогуливающегося Авдея.

   В этот раз Авдей не заметил, как дом Деша выпал из поля его внимания. Остановило его то, что дорога неожиданно уперлась в тупик.

   "Вот так вот смотреть по сторонам и заглядываться на молоденьких девочек, – подумал Авдей, невольно почесав себе лоб. – Кстати, они ведь здесь все молодые, лет до двадцати пяти! – отметил он".

   Но все-таки дорога. Куда идти дальше? Дорога как будто врастала в тупик, осмотрев который Авдей пришел к выводу, что это, вероятно, дерево. Очень высоко вверху у него даже была крона, хотя и довольно жиденькая.

   Он впервые не мельком смотрел вверх, до этого момента его внимание всегда перетягивала на себя высота, находившаяся под ним. Высота владела не только вниманием, но и всем телом Авдея, так как вызывала инстинктивное ощущение предельной осторожности.

   "Все-таки здесь все весьма необычно, и многого можно сразу не заметить, – признался себе Авдей. – Даже то, что дороги одним концом всегда упирались или, скорее, судя по всему, вырастали из этих исполинских деревьев. А я, кажется, шел все время прямо. Да и свернуть было некуда, или...".

   Теперь он заметил, что с дороги немного раньше можно было на самом деле свернуть. К ней прирастала тропинка, которая, очень похоже, вела как раз вокруг дерева. Теперь Авдей заметил, что такие тропинки были повсюду. Где-то прямо возле ствола, где-то дальше.

   Сперва Авдей подумал, что пора возвращаться обратно, чтобы не потеряться. Но потом ощущение безразличия к этому возможному факту заставило его продолжить задумчивую прогулку.

   "Если Дешу будет очень нужно, он меня сам найдет, – так он решил. – А мне здесь все одинаково не нужно. Хотя... – вдруг он вспомнил. – Картес. Пожалуй, он все-таки нужен мне. Пока я здесь. Он такой земной. Даже земнее этих ни разу не понимающих людей".

   Авдея даже немного пробрала злость. Ему так хотелось, чтобы его кто-то понял. Но ему казалось, что дома любой деревенский иностранец смотрел бы на него не настолько тупым взглядом, как люди здесь.

   "А Картес остался дома один. Он мне так рад, – по душе Авдея разлилось тепло, и он невольно улыбнулся. – К Майолу, Фиее и Дешу он равнодушен, – отметил Авдей. – Все-таки придется искать дорогу домой, – решил он".

   Затем Авдей свернул куда-то еще раз. Далее он стал выбирать тропинки, ведущие в низ. И так, пока не оказался у подножья гигантских деревьев. Паутина из дорог между скалами и деревьями, которую он увидел у себя над головой, впечатлила его. Хотя в ней было и что-то зловещее.

   "Да. Если бы не приятные оттенки зеленого с вкраплениями белых жилищ, – промелькнула мысль у Авдея, – это место могло бы быть ущельем злой колдуньи. А вот, когда сумерки станут более насыщенными..."

   Авдея передернуло. Он вспомнил детство, походы на аномалию, серую руку Ии, вцепившуюся когтями ему в ногу. Он даже как будто почувствовал снова эти когти у себя на ноге.

   "Уж лучше бы я пошел гулять не вниз, а вверх", – подумал Авдей.

   Он вспомнил отца, который героически вырвал его из серых рук. Вспомнил, как он вцепился потом в отца. Смешанное чувство ностальгии, любви, страха, утраты, нежности, грусти сдавило мозг, сердце и кулаки.

   Он решил поспешить обратно. Так же заставило задуматься о дороге обратно просыпающееся чувство голода, которое к моменту возвращения домой уже успело убедить Авдея, что он опрометчиво зашел во время прогулки так далеко, что все-таки есть вещи, которые ему здесь необходимы.

   Вернувшись домой, он в обнимку с Картесом снова включил канал Гугл. Другие каналы смотреть было бессмысленно, так как языка Авдей не понимал. Он обратил внимание, что северная половина сменила белесо-бурый цвет на зеленый с желтым. Прыгнув вглубь, он понял, что это просто уже сошли снега. Он почувствовал запах и настроение весны. Захотелось попасть туда, захотелось большего присутствия.

   Но изображение, хотя и было объемным, было где-то в стене, словно в засаде. Тогда Авдей интуитивно поднял руку, и, вместо того, чтобы управлять выбором каналов, как будто за что-то ухватился и потянул на себя. И в очередной раз мысленно отметил: "Насколько все интуитивно и естественно".

   Земной шар выплыл из своей ниши, повис над головой Авдея, заполнив почти все пространство гостиной. Даже показалось, что он затягивает своим вращением. Авдей снова нашел свой город, здесь был день. Улицы были заполнены людьми. Здесь были и взрослые, и дети. У многих в руках были цветы.

   "Примулы, – с грустью узнал их Авдей. – Удачно я включился. В прошлый раз еще была зима, а сейчас я как раз попал на этот день".

  33.

   – Не могу спокойно чувствовать себя в этот день, – сказала Пелагея матери, задумчиво глядя в окно на проходившую по улице разукрашенную в разные цвета колонну людей.

   Колонна тянулась бесконечным червем, обтираясь об стены домов и ограждения.

   "Несмотря ни на что, бесконечные колонны людей все-таки возможны", – подумала она.

   Под словами "несмотря, ни на что" она имела в виду и гибель двух третей человечества, и странные порядки, когда вроде все можно, но страшно элементарно пробежать по улице. Грань установленного контроля приходилось изучать на ощупь, а понять и объяснить ее было еще труднее.

   – Наверное, раньше все-таки не все выходили на этот праздник, перебила ее мысли Виолетта. – А теперь праздник стал более актуальным. А почему ты не чувствуешь себя спокойной в этот день? – поинтересовалась мать.

   – Я вспоминаю Эви. Так хочется надеяться, что она где-то сидит, не важно, в какой точке Земного шара, возможно, у окна, так же смотрит на людей и тоже ощущает тяжесть на глазах.

   Виолетта посмотрела на фотографию, висевшую на стене.

   – Эви, ты, – не спеша, перечисляла она, – Бубён – белая скромная наглость, – она не смогла сдержать улыбку. – Даже не знаю, что лучше, не знать никаких новостей, в том числе и плохих, или знать плохие?

   – Мам, я опять тебя расстроила? – подошла к ней Пелагея. – Прости. Я не хотела.

   – Да, нет. Я и сама в этот день не перестаю думать о ней. Эви любила этот праздник. По правде сказать, я иду туда и надеюсь встретить ее в толпе.

   Пелагея увидела, что мать из последних сил старается говорить спокойно.

   – Виолетт, ну, ты идешь или нет?

   – Да, Герасим. Минутку.

   Отец заглянул в комнату.

   – Пел, может, и ты все-таки пойдешь с нами? Ну, чего тебе сидеть здесь?

   – Не, пап. Идите с мамой. Я побуду дома. Так будет лучше. Пап, ты бы надел шляпу, весна в этом году прохладная. Я смотрю, там ветерок есть.

   Они обменялись взглядами-дифирамбами и не добавили больше к этому ни слова. Но все-таки улыбнулись друг другу.

  ***

   – Раньше ты обычно ходил на праздник. И зачастую всю неделю участвовал в каких-то мероприятиях. А теперь почему-то сидишь дома? – полюбопытствовала Нонна. – Ты хоть помнишь, как он называется?

   – Конечно, помню!

   – А почему больше не ходишь?

   – Это какой-то детский праздник, мам! Одно название чего стоит "Матери-Земли"! – иронично произнес Глеб.

   – Конечно детский! Именно поэтому в этот день столько взрослого народа становится детьми!

   – Ага. И не страшно им! Хотя сейчас запрещено становиться детьми! – улыбнулся Глеб.

   – Так лучше из соображений безопасности, – ответил прагматичный Глеб. – Нам не нужно лишний раз светиться в неприятностях. Мало ли, что там, в толпе, может случиться. Несмотря на то, что примула, символ праздника, стала символом и нашего движения, мы не хотим явно показывать, что мы существуем.

   – Но при этом ты часто выглядываешь в окно, смотришь на проходящих мимо людей, – заметила мать.

   – Пытаюсь понять, почему этот праздник существует даже после начала столкновения.

   – Люди хотя праздника!

   – Допустим, люди хотят и отмечают по привычке. Но если бы не было централизованной поддержки, все бы медленно утихло. А правительство поддерживает почему-то это торжество. Это единственное в году разрешенное массовое мероприятие. Причем всемирного масштаба.

   – Ты забыл, сын, про Новый год, – возразила Нонна.

   – Да. Ты права, – согласился Глеб. – Еще Новый год. А ты сама-то почему не пошла? – в свою очередь спросил он.

   – Настроение куда-то пропало.

   – Чё это так? С утра крутилась возле зеркала, примеряла даже что-то? А теперь вдруг передумала?

   – То-то и оно. Покрутилась и передумала.

   – Что-то как-то не срастается, – улыбнулся Глеб и попытался выпутать мать из ее надуманных причин. – Ты не захворала часом?

   – Нет, – уверенно ответила Нонна. – С чего ты взял?

   – А что тогда случилось?

   – Ну, там в основном одна молодежь, что я там буду как... – она даже не стала договаривать.

   – Да ладно тебе, мам! Что ты, в самом деле, ерунду-то говоришь?! И чем ты молодежи помешаешь-то? Молодежь на столько что ли глупая?

   – Молодость глупа, зрелость занята, старость нелицеприятна, – несколько театрально ответила Нонна.

   – Я, кажется, даже знаю, чьи это слова. Или от тебя, или от отца я их уже слышал, – улыбнулся Глеб. – Того самого соседа, с которым я на полгода всего по жизни пересекся? Как там его звали? – Глеб стал вспоминать имя.

   – Ванька, – помогла мать и медленно, уважительно произнесла его полное имя. – Иван Афанасьевич Бублов.

   Ее глаза моментально подобрели от возникших в памяти картинок, как она просила его не на долго остаться с малышом, а он убегал сначала побриться, чтобы, сюсюкаясь, не колоть ребенка щетиной, как они уговаривали его переехать к ним, но Ванька сам становился, словно ребенок, и ни в какую не соглашался.

   – Не смогли мы его уберечь, – добавила Нонна.

   – А отцу, кажется, больше нравился несколько другой вариант этой фразы.

   – Да? А я что-то не припомню.

   – Там, кажется, как-то так было: в молодости есть время и красота, в зрелости есть красота и уже немного мудрости, в старости достаточно мудрости и времени. И, получается, всю жизнь чего-то не хватает!

   – Да, сосед у нас был с изюминкой. А мы, представляешь, с ним почти год просто пили пиво! Пока он однажды, допивая при этом, наверное, уже третью кружку, не сказал, что мы напрасно теряем за этим пивом время.

   Глеб удивился и улыбнулся.

   – А вы что же?

   – Мы-то, конечно, были повидавшие жизнь, по восемнадцать, девятнадцать лет всем! В жизни, мол, нужно отрываться по полной! А он тут нам такое сообщает!

   – Ну, вы, конечно, с ним поспорили? – улыбнулся Глеб.

   – Скорее, он позволял нам соглашаться с его мнением, – улыбнулась и Нонна. – Он говорил, что люди, увы, стареют. Но людям еще неслыханно повезло! Они стареют чуть чаще, чем раз в сто лет! Не многим в природе повезло, стареть так редко!

   – Он был философом или биологом?

   – О, не спрашивай меня об этом. Его прошлое так осталось для нас загадкой. Но он все-таки настаивал, что жизнь мала! И не потому, что она длится всего шестьдесят, семьдесят, восемьдесят... лет, кому как повезет. Просто жизнь – это на самом деле редкие часы или даже минуты между "должен" и "нужно". Притом только те из них, которые ты сумел прожить осмысленно!

   Пока Глеб осмысливал фразу, Нонна продолжала вспоминать:

   – Практически с этого момента все и изменилось. Меньше чем через год появился ты. Отец хотел бросить учебу, чтобы нас кормить. Но Ванька гонял его, чтобы тот не бросал университет, сидел с тобой, чтобы я поспала немного. Всего не вспомнишь, чем мы ему обязаны, – Нонна немного задумалась, а потом добавила. – Мы его хоронили, родственников так и не нашлось. Потом присматривали за его могилой, пока была возможность.

   Глеб внимательно смотрел на мать и заметил, что выражение ее лица изменилось.

   – Тебе без них скучно, мам? – спросил он.

   – Нет. Тоскливо, – ответила Нонна.

   – А есть разница?

   – Конечно. И очень большая.

   Глеб вопросительно посмотрел на мать.

   – Это две совершенно разные вещи, сын, – ответила она на неозвученный вопрос. – От скуки хочется спать, а от тоски – сдохнуть.

  ***

   К расстройству, последний день праздничной недели, посвященной Земле, был подпорчен.

   В этот день по заведенной традиции кто-то из людей, пользующихся мировым признанием, делился своими личными достижениями, способствовавшими тому, чтобы Земле стало лучше. Эту речь человек произносил с особенного дирижабля, который взлетал с поля Трех надежд. Он прилетал сюда в первый день праздничной недели, и на нем привозили новый вид примулы, которого еще не было на этом поле. Высаживанием нового цветка открывался праздник.

   Эту традицию заложили в десятую годовщину праздника с легкой руки сеньоры Сэбелы Риарио де Руис. Ее лепка покорила воображение той части человечества, которая обременена чувством прекрасного.

   Простое керамическое тесто – мало пригодный для скульптуры материал – в ее руках раскрылось само, раскрыло ее сердце, а затем и сердца миллионов людей. Искренние сюжеты в сочетании с неподражаемым стилем и искусной работой всего за каких-то четыре года довели ее до выставок в главных столичных галереях. При этом Сэбела Риарио не оставила себе ни единой монеты, заработанной на аукционах своих работ, хотя в долларовых ценах троились нули после двузначных цифр.

   – Я почти всю жизнь прожила в домике с двумя окнами и клумбой, – говорила она, отмахиваясь от журналистов морщинистой рукой. – Разве мне теперь нужно что-то еще?

   В год юбилейной тысячной выставки Сэбела Риарио была удостоена чести открывать праздник. Она открыла его словами:

   – Хочу, чтобы эти цветы стали продолжением океанов, которые придают нашей планете такой мирный голубой цвет.

   С этими словами она опустилась на землю и посадила маленький кустик примулы с нежно сиреневыми цветами. А ее двухлетний внук Паскуаль полил нежное растение и своей детской бутылочки. Уже на следующий год на поле Трех надежд была целая клумба, дрожащая сиреневым цветом.