Текст книги "Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)"
Автор книги: Леонид Пантелеев
Соавторы: Лидия Чуковская
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
PS. Рада, что [письмо повреждено. – Е.Ч.] Самойлова. И сам [он] замечательно умен и замечательно образован. Много понимает и знает, один из лучших знатоков русской поэзии… Читали ли Вы Распутина? (прозу). Здесь много о нем говорят – и мне интересно Ваше мнение («Живи и помни», «Прощание с Матерой»).
420. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
24.7.77.
Дорогая Лидочка!
Володя меня потихоньку добивает. Он прислал мне копию своего письма редактору Шнитниковой. Письмо едва ли не больше самой статьи. И написано оно с б о льшим блеском, чем эта злополучная статья. Но сколько в этом письме гонора, высокомерия, петушиной заносчивости. Письма Шнитниковой я не видел, но по Володиным ответам вижу, что ни одно ее замечание нельзя назвать глупым, несправедливым или буквоедским.
Выступить арбитром в этом деле я не могу: ведь статья обо мне.Елико, возможно смягчая выражения, написал обо всем этом В. И., теперь жду и боюсь новой бури. Только этого испытания не хватало мне на старости лет.
Распутина я читал (и читали мы с Элико вслух) совсем сравнительно недавно.
Пожалуй, это лучший из ныне живущих русских писателей. Во всяком случае, среди так называемых деревенщиковон – лучший.
А то, что Вы написали о Д. Самойлове, я прочесть, к сожалению, не мог, так как начинали Вы писать этот постскриптум на бумаге, а заканчивали строку где-то за ее пределами – на столе, на книге, на другом каком-нибудь листе.
Был ли у Вас наконец Владимир Иосифович?
421. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
6/VIII 77.
Дорогой Алексей Иванович.
Я получила неслыханный дар: открытки К. И. к сестре и матери в Одессу из Лондона – 1901, 1903 годов и одну его открытку 1910 года, написанную им сестре, когда он возвращался с похорон Льва Толстого, из Ясной. Держу ее в руках и не верю глазам своим.
Объявился Володя. Был у меня в прошлое воскресенье. Он немного бодрее и спокойнее, но постарел, погрузнел – плечи, брюшко. Мы с ним сосчитали, что не виделись 4 месяца… О Вас он молчит – и я не заговариваю. Он подарил мне прелестную книжку – «Дети рисуют, дети пишут стихи» [553]553
Вл. Глоцер.Дети пишут стихи: Книга о детском литературном творчестве. М.: Просвещение, 1964.
[Закрыть](как-то так называется) – прислал он ее Вам?
Не может ли кто-нибудь из Ваших знакомых, живущих в Комарове, пройти на кладбище и поглядеть надпись на могиле Сильвы Соломоновны Гитович? Мне нужны даты ее рождения и смерти [554]554
Для комментариев к «Запискам об Анне Ахматовой».
[Закрыть]. И еще: не скажет ли Элико, какое грузинское имя соответствует русскому Арсений?
Читаю (бестолково, урывками) две замечательные книги: Анна Ахматова «О Пушкине» («Сов. Писатель», 1977) и том Лит. Наследства (87-й), где новые материалы – Чеховские, Гаршинские, Гончаровские. Особенно интересно письмо Гончарова о прозе [555]555
См.: Литературное наследство. Т. 87. Из истории русской литературы и общественной мысли. 1860–1890. М.: Наука, 1977. Том открывает публикация О. А. Демиховской «Гончаров о писательском труде». Напечатаны письма И. А. Гончарова к Е. А. Нарышкиной и С. А. Толстой (вдове поэта А. К. Толстого) о романе Нарышкиной «Лорин».
[Закрыть].
PS. Скоро в журнале «Театр» появятся воспоминания Каверина о Шварце.
422. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
18.VIII.77. Ленинград.
Дорогая Лидочка!
Не могу сейчас выполнить Вашу просьбу: в Комарове нет никого из близких мне людей, кто бы мог сходить на кладбище. Ведь тамошнее кладбище от станции далеко, километра три, от дома же творчества еще дальше, а все наши сверстники, как Вы знаете, не очень-то ходоспособны. И сам я, всегда быстроходный, подвижный, вдруг захромал.
Маше, слава Богу, чуть-чуть получше. Теперь ей назначили другие препараты.
_____________________
Володя другая моя боль и беда. Еще совсем недавно я так радовался его письмам, теперь же пугаюсь, вздрагиваю, едва увижу тяжелый, большой конверт, надписанный его рукой. Сам я пишу ему как можно сдержаннее, каждое мое письмо проходит через контроль Элико.
Огромные письма его пропитаны ядом, какой-то немужской злостью…
О том же, что представляет из себя его злополучная статья, можно судить уже по тому, что за 4 месяца у меня ни разуне возникло желание перечитать ее! И потому, что она скучна, вяла, и потому, что кое-что там попросту гадко.
У меня есть старый рассказ «Письмо к президенту». По совету К. И. я не включил его в Собрание сочинений, не вошел он и в тот сборник, к которому В. И. пишет предисловие. А В. И., из побуждений непонятных или, вернее, неожиданных для меня, счел нужным не только упомянуть, но и щедро процитировать этот мой опус. Я просил его не делать этого. Он заупрямился и лишь слегка сократил цитату.
А вот что он мне пишет теперь: «Мне этот рассказ, Алексей Иванович, простите, неприятен, я не считаю его благородным. И я бы никогда не взял его „на вооружение“. Мне неоткуда было знать, что Вы его отменили для себя»… Но он «подробнейшим образомописан и цитирован у Маршака»… И так далее. Без какой-либо логики.
В рассказе ничего «неблагородного» нет. Неблагородно примечание, вставленное рукой редактора в 1948 году. Но если считать рассказ неблагородным – благородно ли упоминать о нем, цитировать его?!
Простите, Лидочка! Мало того, что я свое время трачу на эту бесконечную, нудную, какую-то бабью тяжбу, я еще и Вас в нее втягиваю. Не буду!
В. И. пишет мне так:
«Вы подвергаете мои чувства к Вам нешуточным испытаниям».
Что это такое – эта фраза из милого старинного романа? Угроза?
Но я и сам знаю, что нашим отношениям, увы, не быть прежними. И все из-за того, что я хотел ПОМОЧЬ Володе, хотел достать ему работу, какую сейчас называют престижной. Теперь он пишет:
«Никогда бы не взялся за такую работу. Сделал это только для Вас!»
Люша, спасибо ей, прислала мне сборник памяти Корнея Ивановича [556]556
Сб.: Воспоминания о Корнее Чуковском. М.: Сов. писатель, 1977.
[Закрыть]. Там много прекрасных воспоминаний: Клары Израилевны, Непомнящего, Паперного, Кузьмина, Благининой… Но так не хватает там «Повести о моем отце»! как бы она украсила сборник. Жаль, конечно, что нет там и моего «Седовласого мальчика» [557]557
И воспоминания Л. К. об отце, и «Седовласый мальчик» Л. Пантелеева не вошли в сборник из-за цензурного запрета на имя Лидии Чуковской.
[Закрыть]. Но о нем хоть Алигер в своей мемории вспоминает.
423. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
6/IX 77.
Дорогой Алексей Иванович.
Мне тоже очень жаль, что «Седовласого мальчика» в сборнике нет. Даже более жаль, чем своей работы – к своему отсутствию
я уже как-то привыкла, а к Вашему и привыкать не хочу… А все-таки я рада, что сборник воспоминаний о К. И. вышел;и Вы там присутствуете, хоть и не в полную силу, и еще кое-кто ценный, и, сказать правду, главная радость: Люша освобождена! У нее уже все позади: и составление, и редактирование, и разговоры с издательством и добыча экземпляров и их рассылка. Теперь на ней осталась Чукоккала.
Между прочим, я только недавно вспомнила (в связи с Чукоккалой) одну стихотворную строчку:
…и в Манежный,
забыла… … …заходил
К седому мальчику с душою нежной…
Увы! и он меня не утолил. [559]559
Стихотворение З. Гиппиус «В раю земном» (см.: Чукоккала.С. 294–295). У автора: «Голодный, безнадежный, и в Манежный, / Влачась по стыди снежной заходил, / К седому мальчику с душою нежной… / Увы, и он меня не утолил!»
[Закрыть]
_____________________
Напишите мне поскорее, в больнице Вы или дома?
Володю я видела, он провел у меня целый вечер – неделю назад. Ни о Вас, ни о статье ни звука… И я молчу. Есть ли надежда, что Вы не потеряете друг друга, что все зарубцуется?
424. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
8.IX.77.
Дорогая Лидочка!
Я писал Вам, что нет молодых друзей, способных съездить в Комарово на кладбище. Такой друг нашелся. Он приезжал очень издалека, отпущенный навестить могилу отца. Не виделись мы с ним 8 ½ лет. Перед отъездом он позвонил Элико и сообщил даты рождения и смерти С. С. Гитович. На могильном камне высечено:
Сильва Левина-Гитович
1913–1974
(Александр Ильич – 1909–1966.)
Недавно я (в пятый, кажется, раз) перечитал Вашу «Туею» (и читал молодому другу – вслух). Вот кто мастер литературного портрета – Вы, дорогая Лидия Чуковская!
425. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Ленинград. 28.IX.77.
Дорогая Лидочка!
Машу отпускают лишь на побывку – на 2–3, а бывает и на 4 дня. Читает немного. Но стихи – каждый день и помногу. И просит новых.
Только сейчас я понял, как много зла сделала в Машиной судьбе школа. Она очень хорошо читает «Крестьянский грех» Некрасова. Но недавно призналась:
– Все-таки они занудливые, эти стихи.
Да, тенденция, которую всячески подчеркивали школьные учебники и школьная программа, – лезет для нее на первое место в этой прекрасной балладе.
Читает и второсортных и третьесортных поэтов. Но когда читает, скажем, Огарева, радуюсь, что это те стихи, которые любил Бунин (во вкусе ведь Вы ему не откажете). И из К. Р. [560]560
К. Р. – псевдоним великого князя Константина Романова.
[Закрыть]читает не худшее.
С В. И. Глоцером мы поддерживаем переписку. По-другому не скажешь. Относительно же его статьи – вот что я недавно обнаружил: с апреля, т. е. почти полгода, я ни разуне перечитал эту статью. Не возникало желания.
Перед тем как я лег в больницу, мне звонила редактор Шнитникова (о ней В. И. в свое время сказал мне: умная, милая, интеллигентная). И вот что она мне сказала:
– А. И., я перечитала буквально все, что было написано о Вас, начиная с Чуковских, Горького и Маршака и кончая Путиловой, Сарновым и пр. И должна сказать, что нет второй такой скучной и неоригинальной работы, как статья Глоцера.
Каково мне было это слушать? Она сказала, что «из уважения ко мне они статью примут». Думаю, что я поступил правильно, попросив ее сделать все возможное, чтобы статья стала лучше, ярче. То есть попросить автора поработать.
_____________________
Кто написал стихи о седоммальчике? [561]561
См. примеч. 2 к письму 423 /В файле – примечание № 559 – прим. верст./ и письмо 426.
[Закрыть]Среди десятков вариантов у меня был и «Седой мальчик». Но взял я «Седовласого». Почему? Стоит задуматься. Седовласый – уважительно, почтительно, почтенно. И удар – на этом слове. Седой же мальчик – ударение на мальчике. Значит белоголовый мальчик, мальчик-альбинос. В стихах по-другому. Там – контекст.
426. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
20/X 77.
Дорогой Алексей Иванович. У нас на даче бедствие – крысы. Обглоданы в комнатах все пороги. По ночам скребутся когтями и грызут, грызут. Я чувствую себя настоящим епископом Гаттоном [562]562
Епископ Гаттон – персонаж баллады Р. Саути «Суд Божий над епископом». (Перевод с англ. В. Жуковского).
[Закрыть]. Но теперь за них возьмется Люша и им настанет конец.
О «Седовласом мальчике» и о седом. Оба определения естественны – каждое на своем месте, «…к седому мальчику с душою нежной» обращалась дама лет 58, когда К. И. было 38–9 и он только начал седеть. Для нее(она и выступала в литературе под мужским псевдонимом [563]563
«Мужской псевдоним» Зинаиды Гиппиус – Антон Крайний.
[Закрыть]) К. И. был седым – седеющим – мальчиком. А у Вас возрастные соотношения иные. Потому «седовласый» в Вашем случае естественен.
Все, что Вы пишете о Машеньке, огорчительно. Надеюсь только на то, что болезнь как пришла внезапно и невесть откуда, так и уйдет. Потребность в стихах – прекрасный знак и большая надежда. Судя по списку читаемого ею, она хочет, как и все в юности хотят, стихов наиболее эмоционально наполненных. Я помню, как в отрочестве любила Бальмонтовскую Чайку: «Чайка, сизая чайка с какими-то криками носится» и мне казалось, что лучше этого ничего и на свете нет. И К. Р. «Отворил я окно, Стало грустно невмочь, Опустился пред ним на колени…» Любовь к сдержанному, строгому стиху приходит позднее.
Удалось ли Вам (в лавке [564]564
Имеется в виду «Лавка писателей», где книги продавали только после предъявления членского билета Союза писателей. В свободной продаже дефицитные книги были почти недоступны.
[Закрыть]) достать книгу Анны Ахматовой «О Пушкине»?
427. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
4.11.77.
Машу на праздники отпустили домой. Третьего дня у них в клинике был октябрьский вечер, ее просили читать стихи. Я посоветовал прочитать 4 главки из «12» Блока. Но она передумала и читала другое: Цветаеву («Генералам 1812 года»), Ходасевича, Пастернака, Ахматову, Киплинга, Мандельштама, Гете и Гейне по-немецки. А блоковское прочла «Поздней осенью из гавани»…
Не поможете ли Вы нам с Машей понять пастернаковские строчки:
Ахматовскую книгу о Пушкине я, конечно, прочел сразу же, как она попала в мои руки.
Знаете ли Вы книгу стихов Татьяны Гнедич?
428. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
22/XI 77. Москва.
Дорогой Алексей Иванович. Строки Пастернака:
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной
значат, я думаю, вот что: когда в комнате нетоплено, холодно, то на стекло – изнутри – намерзает иней, прежде всего – возле деревянной крестовины и этим сужает, «сдавливает», окно и видиз окна. Так я понимаю эти строки. Но кроме того я думаю, что в стихотворениях Пастернака не следует доискиваться до смысла отдельных строк, вырванных из текста. У него бывают строки – мазки на картине; отойдешь от картины на 3 шага, видишь ее всюи она всяпонятна. А подойдешь вплотную, рассматриваешь отдельный мазок, и – не понять, к чему он. Смысл же есть всегда, только Пастернак не всегда утруждает себя разъяснением. Он пишет, внутренне предполагая, что читателю и без него известна суть, и сам он говорит по «поводу». В стихотворении «Никого не будет в доме…» он не сообщает, например, что это – его разрыв с женой («прошлогоднее унынье» и «вина») и появление новой женщины, на которой он вот-вот женится: «ты, как будущность,войдешь». «Сюжетная основа» как бы предполагается известной. Весь его «христианский цикл» был бы загадочен ( почтивесь), если бы Пастернак не предполагал жизнь Христа читателю известной.
Христу они вспоминались и нам вспоминаются, а Пастернак с нами говорит о последующих событиях, полагая, что предыдущие и промежуточные известны нам. Я, когда-то, накануне войны, собиралась писать сценарий о Лейтенанте Шмидте и прочла все книги и статьи, ему посвященные. Их много, но они обозримы. Читая поэму Пастернака о Шмидте, я убедилась, что понять в ней что-нибудь, не зная прочитанных мною (и им) книг – почтиневозможно. В поэме существуют гениальные куски, а сюжет, фабула предполагаются известными.
Все это мало имеет отношения к заданному Вами вопросу, но меня отнесло в сторону.
429. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
18/XII 77.
Дорогой Алексей Иванович.
Сегодня Люша вынула из ящика сгоревшие листки. – Может быть, это и было письмо от Вас? (Так развлекаются мальчишки.) Поздравляю Вас с тем, с чем от души – себя: что 77 год пришел к концу. Обнимаю Вас. Кланяюсь Элико и Маше.
430. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
24.XII.77.
Дорогая Лидочка!
Я две недели хворал. Из-за болезни я не мог поехать в Москву на вечер памяти Маршака. Впрочем, не только из-за болезни. Звал меня Союз. И семья Элика. Я послал очень большую телеграмму, но боюсь, что ее не огласили, т. к. напоминал я в этой телеграмме о заслугах Маршака-редактора и его редакционной школе – оркестре.
Ленинградские мальчишки развлекаются так же, как и московские. У нас тоже над многими почтовыми ящиками черные пятна копоти (но у Вас сгорело не мое письмо. Мое было послано очень давно, в начале месяца.)
В предыдущем, не дошедшем до Вас письме я писал, что не только Пастернак предполагает читателя знающим. И Данте и даже Пушкина нынешнему читателю надо толковать. Тоже и с «Лейтенантом Шмидтом». А «дровяной голод» – это уже не факт, который можно знать или не знать, это крайне сложная метафора. «Из которых хлопья шьют» – это Маша легко поняла и радостно ахнула.
431. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
2.2.78.
Дорогая Лидочка! О Глоцере я долженВам написать. Единственным оправданием тому, что он сделал, может служить предположение, что он тяжело болен.
Ни на одно из моих последних писем он не ответил. Статью продержал у себя, «дорабатывал» 8 месяцев! – и вернул ее в издательство за 5 дней до сдачи сборника, сделав 3 или 4 пустейших поправки (хотя по существу ее следовало и можно было – за восемь-то месяцев! – переписать от начала до конца).
В издательстве тем временем произошли серьезные перемены. Должны были уйти и редактор мой и главный редактор. У меня есть основания предполагать, что какую-то роль сыграл тут и рекомендованный мною и привлеченный ими В. И.
Новая редакторша [567]567
Вероятно, упомянута Наталья Евграфовна Прийма.
[Закрыть](тоже не показавшаяся мне дурой) познакомила меня с высокомерным и глупым (да, да, ужасно глупым) письмом В. И. Между прочим, она была убеждена – судя по его письмам – что Глоцер – старик, больной, брюзгливый, выживающий из ума. Очень удивилась, узнав, что ему 41 год.
Этот старик поставил в очень трудное положение и меня, и издательство. Сборник перед сдачей в производство оказался без вступительной статьи. Согласился написать предисловие – за 7 дней! Лев Успенский. Вы понимаете, как меня порадовала эта новость. К счастью, его статья оказалась и вовсе маразматической (она исповедальна и посвящена главным образом истории отношений автора с героем: «Мне много лет казалось, что Пантелеев что-то имеет против меня» и в этом роде).
Теперь, с согласия Люши, в виде вступления пойдет с некоторыми купюрами статья Корнея Ивановича, написанная для моего Собрания сочинений. Конечно, это не то, не по существу, но – грех на душе Владимира Иосифовича.
Вообще грехов на его душе много. И в последнем варианте статьи он ссылается на рассказ, который – по просьбе К. И. – я не включил в Собрание. Ссылается из соображений самых низменных, конъюнктурных.
Я знаю, что Вам трудно что-нибудь сказать по поводу вышеизложенного.
Я убедился, к огорчению своему, что он человек недобрый. Когда-то Маша первая заметила, что в его «хорошести» есть некоторое преувеличение. Элико часто это вспоминает теперь.
В декабре В. И. звонил, говорил о статье и о своих гонорарных делах и даже не спросил: как Маша?
Впрочем, что ж говорить!.. Несколько раз я думал последнее время: почему я тогда, очень давно, не исполнил Вашей просьбы, не принял его, не помог ему в какой-то работе? На меня это в общем-то не похоже. Как будто предчувствие какое-то было. Не один я в нем разочаровался. С горечью писал мне недавно о В. И. – С. И. Сивоконь.
432. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
11/II 78.
Дорогой Алексей Иванович. Посылаю это письмо не заказным, потому что у моей помощницы грипп, а Люша буквально погребена под Чукоккалой, т. е. все дни, когда она не на службе, она в издательстве (они уже предлагают зачислить ее в штат) с 9 утра до 10 вечера. Там очередные замены. Она вычитывает строки с линейкой, с лупой – я очень боюсь за ее глаза. Я же хоть и здорова, но идти на телеграф (т. е. трижды по лестнице) не в силах.
_____________________
Теперь о Володе. Я его видела в последний раз 28 октября, в день смерти К. И., когда я, как всегда, заехала за ним и мы вместе поехали на могилу. (Дни К. И. мы всегда с Володей вместе, а в день смерти Бины Савельевны [568]568
Мать В. И. Глоцера.
[Закрыть]я езжу на ее могилу.) Уже по одному этому Вы можете судить, как дорог мне этот человек.
Вы – мой сверстник, и из-за Ваших плечей мне естественно видеть и Т. Г., и С. Я., и К. И. – мы с Вами, кроме дружбы, связаны и общностью жизненного пути и общей любовью к тем же людям и книгам, к тому же городу, где выросли и родились. И Вы и я помними любим и Женю Шварца, и Николая Олейникова, и Б. С. Житкова, и Д. Хармса, и А. Введенского. Представьте же себе мое счастливое удивление, когда вдруг оказалось, что неизвестный мне юноша, Володя (встретилась я с ним случайно, на обсуждении повести Сусанны Георгиевской, а потом встречалась постоянно у Т. Г., а потом у С. Я., а позднее – у К. И.) – что неизвестный юноша, моложе меня на 20 лет, знает и любитто же, тех же людей, которые не его,а нашисовременники, а он их знает и любит.
Я теперь не видела его месяца три ( кажется, после 28-го октября ни разу). Недели две тому назад он позвонил Люше; разговор был спокойный; но мне Володя не позвонил и к нам не пришел. Что я могу Вам сказать о Вашей ссоре. Что это несчастье —для него, для Вас и даже для меня. В жизни много бывает несчастий, много утрат – одна из утрат: Володя потерял Вас, а Вы – его. Кто в этом виноват? А кто был виноват в моей ссоре в 42 г. в Ташкенте с А. А., из-за которой мы не видались 10 лет? Не знаю.Я не могу ответить на этот вопрос, потому что до сих пор поведение А. А. со мною представляется мне внезапно и демонстративно злым.Никогда мы не были так дружны и так нужны друг другу, как именно в Ташкенте; в ноябре 42 г. (или в октябре, лень глядеть) А. А. подарила мне свою поэму, переписанную от руки, с лестной и благодарной надписью на первой странице. Повторяла мне много раз, что только благодаря мне оказалась спасенной во время войны и пр. А через 2–3 недели начала при людяхобращаться со мною демонстративно-невежливо; я перестала ходить к ней – и мы не виделись 10 лет. Почему? А. А. была человеком очень трезвым и обдуманным. Причина была – но яэтой причины не знаю.
Володя ни разу не рассказывал мне, что произошло между Вами. Один раз сказал: «моя статья об А. И. не удалась и не будет печататься… О, сколько я истратил на нее сил». Вот и все. Более никогда, ни звука. Ни, О статье, ни о Вас, ни о Детгизе.
Вы пишете, что Маша когда-то почувствовала в нем недоброту, и Элико тоже, и Сергея Ивановича он обидел зря. Не буду говорить Вам, как прочно и нежно я люблю Вас, Машу, Элико.
Сивоконя знаю мало, но знаю с самой хорошей стороны. Но и Володю язнаю с самой хорошей стороны и уже 20 лет. Он столько раз помогал мне – и не мне – во множестве сложнейших литературных и нелитературных обстоятельствах. На моих глазах. Я на себе испытала его самоотверженье, трудолюбие, доброту. Что мне остается? С горем развести руками. Люблю ли я Вас, сознаю ли, скольким яобязана Вам? Люблю и сознаю.
Что же мне делать?
Люша говорит: «Володя очень переменился. Он наверное душевно болен». Может быть. Тогда я горюю вдвойне. Володя – не Пантелеев, прямого писательского дара у него нет. Но он литератор с головы до ног; он – библиограф; он – историк литературы; он – исследователь; он – человек большого вкуса; он редактор отличный (испытала на себе). Вот Машенька не реализовалась и заболела. Ведь за те 20 лет, что я его знаю, он тоже не реализовался – заболеешь. Он был и остался бедняком и тружеником, без дома и без имени. Из-за непонятных поступков с Вами – задержался выпуск Вашего тома, тома сочинений Пантелеева. Это – грех. Но ведь должна быть у всего этого несчастья какая-то причина…
Какая? Неизвестно. То, что Вы оба хотели друг другу добра, сомнению не подлежит. А вышло зло – для обоих (и для читателей).
_____________________
Ну, вот, дорогой друг, все сказала, как на сердце лежит. Надеюсь, это письмо дойдет до Вас и не рассердит Вас.
433. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
23.III.78. [569]569
Письмо послано с оказией.
[Закрыть]
Дорогая Лидочка!
Пишу накануне дня Вашего рождения.
Мои издательские дела – шваховые. Должна выйти книжка в Детгизе с предисловием К. И. (вместо глоцеровского). А на сборник, сделанный для «Советского писателя» [570]570
Речь идет о сборнике «Приоткрытая дверь». Подробнее см. примеч. 2 к письму 477 /В файле – примечание № 643 – прим. верст./.
[Закрыть], поступила разгромная рецензия тихого Э. Грина, которую я не видел, но о которой редактор сказала мне по телефону, что написана она – совсем в другом жанре – в жанре доноса. Рецензент бросает мне в частности упрек в том, что я пишу – о Л. М. Квитко.
Надо бороться, биться, требовать объяснений.
Желание есть – но нет сил. То, что остается от работы, уходит на Машу. Или – наоборот.
434. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
2/IV 78.
Дорогой Алексей Иванович.
Спасибо за память о дне К. И. В этом году день этот ознаменовался несчастьем. В понедельник 27 марта, в 3 часа, начался пожар в детской библиотеке. Прибыли 8 пожарных машин, и здание удалось – наполовину спасти. Сгорела крыша, сгорел коридор, сгорела одна стенка одной комнаты. Но погибло множество книг, автографов, портретов, фотографий, детских рисунков. Что не сгорело – то закопчено, а что не закопчено – то вымокло.
Пожар возник, по-видимому, из-за небрежного обращения с котельной. Библиотека по понедельникам закрыта. Служащие были в Москве, а газовый котел – топился, а дверь в котельную была открыта.
Пожарные прибыли через 7 минут после вызова и работали героически. Отстоять деревянное здание, когда изнутривзорвался котел, – почти невозможное дело.
Некоторые уникальные вещи нам с Люшей удалось выпросить на реставрацию и на хранение. Видели бы Вы обожженного «Кита» Конашевича, которому так был счастлив К. И. [571]571
В. Конашевич специально нарисовал и подарил библиотеке свою большую картину – «Чудо-юдо рыба-кит», иллюстрацию к «Коньку-горбунку» П. Ершова.
[Закрыть]
И мемориальная доска теперь у нас, попробуем восстановить. И некоторые фотографии – взмокшие, разбухшие – в том числе Ваша с надписью.
Тем не менее мы не отменили 1/IV. Никогда не было так много у нас народу, как вчера: 70 человек. Люша читала вслух отрывки из особого Дневника К. И. – как строилась библиотека. Там есть счастливая запись: «Сегодня Пантелеев прислал два ящика игрушек».
А сейчас там идет расследование причин.
Вот, милый друг. Видели бы Вы этот страшный остов.
Часть мебели перенесена в мой гараж – благо машины у меня больше нет.
Кто такой Э. Грин?
435. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
7.IV.78.
Дорогая Лидочка!
Только что узнал об ужасной беде, о пожаре в библиотеке. Как ножом резануло по сердцу.
Это ведь не мертвые вещи горели, – во всем, начиная от стен и кончая каким-нибудь неуклюжим детским рисунком на этой стене, во всем – отблеск души и создателя библиотеки и тех, кто ему помогал, и тех, для кого библиотека строилась.
Что же в конце концов удалось (или удастся) спасти, сохранить, реставрировать?
Вы спрашиваете, кто такой Эльмар Грин? Известный писатель, лауреат, автор романа «Ветер с юга» и др.
Будьте здоровы, Лидочка!
436. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
16/IV 78.
Дорогой Алексей Иванович.
Вы не написали, чем кончилась для Вас история с рецензией неизвестного мне и весьма знаменитого Э. Грина.
_____________________
О Библиотеке я не могу думать, не могу на нее глядеть. После пожара она обращена в свалку для мусора; этот мусор – полуобгорелые и мокрые книги, которые валяются грудами на полу. Библиотека не заперта, и книги постепенно растаскивают – все, кому не лень. Недавно Кларочка вытащила оттуда томы Тургенева и Гончарова, которые можно просушить и спасти. Но мы не в силах заниматься сортировкой; мы взяли «Кита», мемориальную доску, собрание сочинений К. И., автолитографии Васнецова: предстоят большие затраты денег и времени на реставрационную работу. Литфонд намерен библиотеку восстанавливать, и я с ужасом думаю, что спасенные вещи придется снова возвращать в те же равнодушные руки. Уровень понимания такой: Люша горестно говорит библиотекарше: «Как это ужасно, что сгорела вся витрина, где были книги с автографами». Та отвечает: «Это не беда. У нас есть дубликаты». Т. е. она воображает, будто водятся на свете дубликаты автографов, она не знает разницы между книгой просто и книгой с автографом.
_____________________
Нашу дачу председатель Литфонда СССР Кешоков вычеркнул из списка тех, которые подлежат ремонту. И дачу Б. Л. [572]572
Б. Л. Пастернака.
[Закрыть], которая уже вся в руинах.
_____________________
[В письмо вложена недатированная записка, написанная другими чернилами и явно переданная с оказией. – Е.Ч.]: Существуют альманахи «Память». Их делают здесь чистые люди. Я с ними связана. Там и политика, и художество, и все. Публикуется в «Хроника-Пресс» в Америке. Скоро выйдет 2 тома [573]573
Записка по содержанию датируется 1978 г., т. к. первый выпуск «Памяти» (Москва – 1976. Нью-Йорк – 1978), а второй (Москва – 1977. Париж – 1979).
[Закрыть]. Там будет статья о Мите. Дневник Короленко (!). И мн. др. Ну вот: что, если опубликовать Ваше письмо безВашего имени, т. е. под псевдонимом и заменить кое-какие [имена] в тексте. Подпись и зашифровка имен? И еще мечта: из блокадных дневников!
437. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
21.V.78 г.
Дорогая Лидочка!
Я почти не работаю (не пишу). Читаю только стихи и – на церковнославянском. И еще «Вопросы литературы», которые в этом году впервые зачем-то выписал. Впрочем, там попадается интересное. Читали ли Вы «Пушкинские штудии Ахматовой» – из дневников П. Лукницкого? А переписку Рильке – Цветаева – Пастернак?
Знаете ли Вы Инну Лиснянскую? Т. е. знакомы ли с ее стихами? А с посмертно вышедшей книгой Т. Гнедич? [574]574
Упомянута книга стихотворений: Т. Г. Гнедич.Этюды и сонеты. Л.: Лениздат, 1977.
[Закрыть]
Не знаете ли Вы, где родился и провел молодость Ваня? Проверяю свою память. Мне это нужно.
438. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
28/V 78.
Дорогой Алексей Иванович. Насчет Вани. В журнале «Детская литература» – в каком году, не помню – была о нем посмертная (предсмертная?) статья Веры Васильевны, и там, кажется, были все биографические данные. Мы с Финой поискали, поискали этот номер, но пока не нашли. Мне остается только рассказать Вам, что я помню сама.
Ваня – родом из Вятки. Отец его (который как-то при мне приезжал в Переделкино) – приказчик. Ваня кажетсяодно время учился в гимназии и навернякаодно время был деревенским пастухом. Ваня – основатель вятского комсомола, и потому его портрет висит в Вятском Краеведческом Музее. Такова его ранняямолодость. Я познакомилась с Ваней в 20 или 21 году, школьницей. Мне было 13 или 14 лет, а ему 19 или 20. Он был представителем чего-то комсомольского на том общерайонном собрании школьников II ступени, где мы с Гришей Дрейденом были представителями УКТУ – Ученического Комитета Тенишевского училища. (Не помню, было ли уже тогда Тенишевское переименовано в единую 15 трудовую школу?) На этом собрании мы с Гришей были белые вороны; все выступавшие громили Тенишевское Училище за то, что нету у нас комсомола. И вдруг выступил какой-то весьма руководящий товарищ: Иван Халтурин. Он сказал, что, конечно, комсомол в Тенишевском Училище надо создать, но училище это – не дрянь, училище весьма ценное «и недаром Корней Чуковский водил туда Герберта Уэллса» *. Затем руководящий Халтурин подошел, на виду у всех, к нам с Гришей, сказал: «а вы, ребятишки, не горюйте» – и даже пошел вместе с нами к кипятильникам, где нам выдали кипяток и хлеб (а то из очереди выталкивали). Такова была моя первая встреча с Ваней. Где он тогда жил – в Петрограде ли? или приехал из Москвы? – не знаю… Вторично я встретилась с Ваней (и тогда началась наша дружба), когда я… вот и забыла! Еще училась в Институте? Или уже работала в редакции? А он был женат на какой-то наркомпросовской даме, казавшейся мне старухой, и у него был маленький Талик. Потом опять исчез. Потом появился, как представитель «Молодой Гвардии»; мы, Ленинградская редакция, должны были ему передать наши рукописи «для старшего возраста». В общем, хронологию я путаю. Помню – но в какой это период? – как мы с Ваней ходили вместе очень часто к Житкову, на Матвеевскую; один раз решили соврать ему, что, мол, женимся; Б. С. очень чинно поздравил – и когда мы признались в обмане – обиделся. Помню, как Ваня получил получку и мы, по дороге к Б. С., решили покупать в каждом магазине род каждого продаваемого предмета в подарок Б. С.: купили пуговицу, вилку, ваксу и гвоздь. Потом помню себя уже у Пяти углов, с Митей – и как Талик, лет 12-ти, пришел с каким-то поручением от Вани ко мне – и очень тронул меня тем, что часа 3 играл с Люшей (пяти, или даже четырехлетней). Потом как Ваня познакомил меня с В. В. [575]575
Вера Васильевна Смирнова.
[Закрыть]на Невском, на мостике через канал Грибоедова… Потом Москва во время и после войны; тут я много помню Вас и Ваню вместе – у Любовь Эммануиловны [576]576
Л. Э. Любарская, тетя Александры Иосифовны Любарской.
[Закрыть]. Пили; Вы: «Ванька, где затычка». Недавно я перечитывала свой дневник 47 г., и там записано, как мы с Ваней едем вместе куда-то к Вам; Вы очень подтянуты и элегантны, но в комнате беспорядок, разгром и очень холодно; Ваня бежит за водкой.
Ну, это все вряд ли Вам надо, а номер «Детской Литературы» я поищу.
_____________________
«Вопросы Литературы» я не выписываю, но те две публикации, о которых Вы говорите, у меня есть. Лукницкий о пушкинистских работах А. А. очень интересен; чувствуется, что человек пишет неинтересный, но А. А. все равно у него видна, и все очень важно. У Лукницкого архив богатейший, это только крохи. Я его у А. А. встречала и после ее смерти пыталась наводить разные справки. Но он ничего не давал – ни мне, ни В. М. Ж. [577]577
В. М. Ж. – Виктор Максимович Жирмунский, филолог, академик, составитель тома стихотворений Ахматовой для Библиотеки Поэта (Большая Серия).
[Закрыть], потому что хотел самразобрать и опубликовать (что вполне естественно) и вот – не успел, а жена у него – туповатая, говорят, особа… Переписку трех гениев (в № 4 «Вопросов») я тоже читала – и – со сложным чувством, по правде сказать. Пастернак всюду умен, благороден, великодушен, ребячлив – кроме письма о «Крысолове», которого (письма) я решительно не поняла (впрочем, я не люблю и не понимаю и «Крысолова»), Рильке не очень-то выразителен сквозь перевод и, кроме того, предсмертно вял. Да и видно, что русский язык ему труден – во всяком случае, стихи на этом языке. (Вспомните: когда он был в России у Толстого, он посетил поэта Дрожжина! Ну как же ему было бедняге понимать Пастернака и Цветаеву?) Что же касается Марины Ивановны, то… ее письма, конечно, интересны, и хорошо, что они печатаются. Но не выношу я ее истерического многословия, истерической настырности, выкручивания словес. Чтобы написать 4 хорошие строки стиха, она перед ними пишет какой «хлыст – в христ» или «христ – в хлыст». Чтобы высказать верную мысль – сопоставить «Прощай, свободная стихия» с «Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться» – она пишет страницу галиматьи: «Море мокрое. Море холодное. Море жидкое. По морю нельзя идти», «Море не гора», «Море твердое» и т. д. – и все это на голову бедному Рильке! А как она поступает с Б. Л.! Совершенно отняла у него мечту – поехать к Рильке вместе с нею, заслонила его – собой… Нет, читаешь, читаешь всю эту круговерть и радуешься, что есть на свете
