Текст книги "Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)"
Автор книги: Леонид Пантелеев
Соавторы: Лидия Чуковская
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
Вашего «Маршака» она мне никогда не бранила, но книжка о Маше ей в самом деле не нравится. Однако, дорогой Алексей Иванович, мы ведь не должны допускать себя до того, чтобы сердиться на людей, которым не нравятся наши книги! Ей не нравится – ну что ж делать! Если бы Вы знали, какие обидные вещи написала она мне о моей последней работе! Прошло много времени, пока я в силах оказалась разобраться, в чем она права, в чем – нет.
И при всем том – Шура человек удивительный и драгоценный, большой чистоты и силы. Сколько раз в жизни она меня спасала! Как много сама она вынесла – и достойно – нет, Вы только вспомните, сколько и как!И тюрьма, и блокада, и гибели близких – ну да что говорить. Вы сами отлично знаете, каких качествэто человек.
И я люблю ее от души, хотя многое мне в ней трудно.Одиночество и болезнь делают над ней свое дело: добросовестность превращают в педантизм, прямоту – в беспощадную резкость… Но ведь от всего этого сама она мучается больше всех.
_____________________
Третьего дня я выдержала большое испытание: у меня был Элик и читал свои воспоминания об С. Я.
Главная идея: С. Я. был отличный семьянин, много времени отдавал детям; С. М. [357]357
Софья Михайловна, жена С. Я. Маршака.
[Закрыть]была его ангелом-хранителем, ценила и берегла его дар, его труд; Сперанский как-то сказал очень верно: «если бы не С. М. – у нас не было бы Маршака».
И при этом, при всей этой чуши, на которую я, разумеется, не возражала – воспоминания ценны и очень. Во-первых, чуть-чуть возникает С. Я. – молодой; во-вторых – приводятся замечательные его письма к детям, из которых видно, какон представлял себе научно-художественную книжку для маленьких – прозу для маленьких; и, в третьих, приводятся записи бесед С. Я. об искусстве с его племянницей – записи, местами очень точные.
Так что и его работа имеет цену. Некоторую.
О Вас он очень спрашивал – и с обидой и с «не понимаю». (На что Вы обиделись – не понимает.)
Насчет «Джека» стараюсь узнать. Пока не удалось. Но сделаю.
259. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Ленинград, 29.I.67 г.
Лидочка, во-первых, спасибо за письмо. Только с чего это Вы обвиняете меня все время в обидчивости. И на Элика я обижен. И на Александру Иосифовну.
В письме моем было высказано сожаление, что Вы не прочли «Нашу Машу» в рукописи. Многие мысли и замечания Ваши, будь они сказаны раньше, помогли бы мне сделать книгу лучше. ЗамечанияАлександры Иосифовны этому не помогли. Да и не было никаких конкретных замечаний. Продержав у себя рукопись больше двух месяцев, А. И. вынесла столь безапелляционное и беспощадно жестокое суждение, что, честное слово, всю первую ночь я не спал и думал, где бы раздобыть денег, чтобы вернуть Детгизу аванс.
Вы совершенно справедливо пишете, что мы не должны допускать себя до того, чтобы сердиться на людей, которым не нравятся наши книги. Поскольку мне самому очень редко нравится то, что выходит из-под моего пера, обижаться (а тем более сердиться) в этих случаях на других мне и в голову не приходит. Обидеть меня моглане критика, а отсутствие критики.
Теперь моя вторая – и самая большая благодарность за то, что мне дал Давид Яковлевич [358]358
Д. Я. – Дар. Вероятно, речь идет о рукописи воспоминаний о Ф. А. Вигдоровой «Памяти Фриды» (см.: Из дневника,с. 469–582).
[Закрыть].
К сожалению, я должен был не читать, а глотать – на ходу, в невероятной спешке, не имея даже возможности вернуться к тому, что особенно поразило.
ЭТО НЕОБЫКНОВЕННАЯ КНИГА! Это и портрет, и исследование, и эпитафия, и обвинительный акт. Какая сила любви и какая сила обличения! Какой гнев и какая нежность!
Как важно было бы всем нам иметь эту книгу постоянно под рукой.
PS. Вот что мне рассказал на днях Д. Я. Дар. Его молодой приятель и соавтор, очень талантливый Леша Ельянов, устроился на работу в Ленинградский Детгиз. В первый же день его приглашает к себе главред, подонок Агапов и спрашивает:
– Ты знаешь, каковаглавная задача нашей редакции?
– Нет, я еще не обдумал этот вопрос.
– Главная задача – это вытравление остатков Маршаковского духа.
Откуда эта ненависть у этих молодых, которые в глаза не видели Маршака?! Кто передал им эстафету? Или тут действует Ваша книга, моя статья и прочая апологетическая литература, при чтении которой у этих пигмеев начинается тошнота и головокружение?
А ведь беспокоиться им, в сущности, нечего. Пока не придет новый Маршак, могут спокойно пить, есть и вычеркивать «повторы». Ведь этаэстафета, увы, не передана. Книги (даже такая талантливая книга, как Ваша) заменить Маршака и школу не могут. «Учит духовность Учителя».
260. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
9/II 67.
Дорогой Алексей Иванович.
Читаю «Живые памятники» [359]359
Л. Пантелеев.Живые памятники. М.; Л., 1966.
[Закрыть]. Помаленьку… Пока кинулась на любимое: перечитала «Маринку», «На ялике», «Долорес» и – воспоминания о Горьком. Это – классика, милый друг, и Вы это сами знаете. Теперь начала читать Ленинградские дневники.
Страница из Вашего письма – та, где рассказано о беседе Леши с Агаповым – преинтересная… Но, если вдуматься, ведь все это естественно. Вы спрашиваете, кто передал молодым эстафету ненависти? Тут – инстинкт, это раз; а затем – есть кому распространять ненависть: ведь такие убийцы, как Г. О. М. [360]360
Григорий Иосифович (Осипович) Мишкевич. О его роли в разгроме редакции Маршака см.: Записки.Т. 1. С. 297–300.
[Закрыть], напр. – живы и процветают… А вообще-то, ситуация смешная: с чего они взяли, что дух С. Я. может снизойти на них? снизойти до них?
Но почему их прорвало именно теперь, сегодня – догадаться не могу. Моя книга вышла уже давно [361]361
Имеется в виду «В лаборатории редактора», где есть глава «Маршак – редактор».
[Закрыть]. Воспоминания Шварца – кусками – уже давно тоже. Ваши воспоминания? Может быть, как «последняя капля». Но это тоже странно, т. к. Вы написали об С. Я. «вообще», а не впритык – о его редакторской деятельности.
Мое письмо к Раисе по поводу Мильчика? [362]362
Речь вдет о письме Л. К. 3 мая 1966 г. Раисе Ивановне Филиповой в Ленинградское отделение издательства «Детская литература». См. письмо 252 и примеч. к нему.
[Закрыть]Но ведь мое предисловие – в той части, где я говорю о работе С. Я., – они как раз хвалили…
_____________________
Получили ли Вы уже № 12 «Нового Мира» и прочитали ли похвалы мне? (книжка о «Былом и Думах») [363]363
В рецензии А. Белкина «Книга о Герцене» («Новый мир». 1966. № 12).
[Закрыть].
Какой беспорядок!
261. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 21.2.67 г. [364]364
Письмо Л. К., на которое отвечает Пантелеев, не сохранилось.
[Закрыть]
Дорогая Лидочка!
Спасибо за все, что Вы мне сказали. И за похвалу, и за критику. Да, Вы правы, «Живые памятники» включать в этот сборник, вероятно, не следовало. Это – журнальный очерк военных лет (выдержки из него, слегка подправленные, приведенные в порядок), печатавшийся в нескольких номерах спортивной газеты. Отсюда все качества.
То же и с «Путешествием в Германию». Писал для журнала, но журнал («Новое время») не напечатал – напугало редакцию то, ради чего я проталкивал (и протолкнул-таки) этот очерк в печать: те главки, которые Вы отметили. Между прочим, главка «Стена», которая. Вам не понравилась, вызвала наиболее яростные нападки редактора иностранного отдела, хотя я не знаю, о каких предрассудках моих Вы говорите, в этой главке есть фразы жесткие и как бы подсказанные. Такое казенно-патриотическое есть и в блокадной записной книжке (напр., «Счет, написанный кровью»), такое, что мне неприятно и даже больно узреть напечатанным.
Как жаль и как плохо, что Вы читали сборник не в рукописи.
За «блох» тоже спасибо, хотя не во всем я, Лидочка, здесь с Вами согласен.
«В адрес»и «по адресу»можно, мне кажется, и так и этак. В контексте «по адресу» нельзя было («пришла телеграмма по адресу обкома»). Вообще мы с Вами знаем, что язык наш на ходу тасует, выбирает и меняет предлоги. Чехов говорил: «втелефон», мы говорим: «потелефону». Вероятно, кому-то когда-то и «в театре» (вместо «на театре») казалось вульгарным и плоским.
«Забирать».Уголь можно и братьи забирать(последнее – профессиональный, мореходческий термин), а вот тяжеленный портфель я у Маршака, конечно, не беру,а забираю.
Все-таки для меня очень важно звучаниеслова. Одно дело «бенефис не вышел» и другое: «бенефиса не получилось». Здесь на мой слух звучит насмешка, даже несколько язвительная.
То же могу сказать и по поводу «смог» и «мог». Обвинения в шовинизме отметаю. Поносительно звучит слово «чухна».Но у меня этого слова нет. Чухонецже это – житель северного берега Невы, потомок чуди, если не ошибаюсь. Финнами их никогда не называли (в том числе и Пушкин, и Герцен). У Пушкина есть «рыжий финн» и есть «приют убогого чухонца», не правда ли?
И уж совсем обидно мне было читать в Вашем письме упреки, касающиеся Хармса и Введенского. Вы же знаете, я писал Вам, как бился я за каждую страницу этой книжки и сколько там царапин, и ссадин, и рваных ран, и крови.
«Неосведомленные люди будут думать»… Да, увы, будут. Но Вы-то ведь человек осведомленный.
Ко мне (уже после Горлита) приехал гл. редактор «Сов. писателя» [365]365
Вероятно, речь идет о Анатолии Николаевиче Чепурове.
[Закрыть]и сказал:
– Если не снимете такие-то и такие-то места, книга будет отпечатана, но я уверен, – сразу же пойдет под нож.
– Почему?
– Я не могу вам сказать всего. Вы – человек беспартийный. Я знаю больше, чем знаете вы. Но, уверяю вас, – так будет!
Я вычеркнул две фразы.
На другой день он снова явился.
Из 17 мест, изъятия которых требовал (вернее, не требовал, – молил) главред, я похерил шесть. Можно было этого не делать, итти на риск ножа? Можно было торговаться? Или бросить на жертвенный огонь что-нибудь другое? Не знаю. Не было времени раздумывать и рассчитывать. Мне казалось, что этой (дорогой) ценой я выторговал, спас (и действительно спас) многое, над чем тоже ведь был занесен топор редактора: например, рассказ о судьбе Раи [366]366
В своих воспоминаниях «Маршак в Ленинграде» Пантелеев пишет:
«Очень любил Самуил Яковлевич Раю Васильеву, очень ценил ее большое самородное дарование. Внучка цыгана, питерская фабричная девчонка, одна из первых комсомолок, сподвижница Васи Алексеева, участница боев с Юденичем, Рая была арестована и погибла в конце тридцатых годов. Самуил Яковлевич считал Васильеву самым одаренным прозаиком из тех, кто работал тогда в нашей детской литературе. К сожалению (если не сказать к ужасу и к стыду нашему), почти все, что было написано Васильевой, тоже погибло. Осталась ее ранняя книга „Первые комсомолки“, несколько опубликованных отрывков из ее блестящей автобиографической повести „Фабричные-заводские“, да разве еще фильм „Подруги“. Впрочем, во вступительных титрах этой картины имя Васильевой не упомянуто, и мало кто знает, что не только автор, но и одна из героинь этого превосходного фильма, одна из подруг-комсомолок – это наша Рая».
(Л. Пантелеев. Живые памятники. М.; Л.: Сов. писатель, 1966. С. 425)
[Закрыть], о 1937 г. в жизни Маршака и многое другое.
Все, что я позволил вымарать, раньше было уже напечатано (в «Новом мире», в «Детской литературе»). Тут я успел рассчитать.
Да, Лидочка, не скрою: этот упрек задел меня больно.
262. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
2–3/[III] 67. Ночь. [367]367
Датируется по почтовому штемпелю и по содержанию письма – у Л. К. в дате описка. См. также письмо Пантелеева от 17 марта /В файле – письмо № 263 – прим. верст./.
[Закрыть]
Дорогой Алексей Иванович.
Милый друг, я понимаю, как Вы измучились с книгой. И согласна – игра стоила свеч, надо было жертвовать, чтоб книга, такая нужная – вышла. Но вот с Хармсом и Введенским, мне кажется, Вы поступили неразумно. Ни о них, ни о Ваших с ними отношениях, Вы, в сущности, не пишете, только о своей боли о них, только об их смерти – т. е. как раз о том, о чем написать по правде нельзя… [368]368
Д. Хармс был арестован в августе 1941 г. в блокадном Ленинграде и умер в тюрьме, а А. Введенский арестован в сентябре 1941 г. и погиб на этапе.
[Закрыть]Ну и выбросили бы их совсем– в «Записной книжке» такой пропуск ровно ничего не рушит. И тогда не спрашивали бы читатели (меня уже двое спрашивали): «А что, разве Хармс и Введенский погибли на войне?»
_____________________
Насчет моих придирок к словам – ведь я предупреждала Вас, что это чисто субъективное, мое,ощущение слов. Спорить тут не о чем: такие обороты, как «было брошено оскорбление в его адрес» или «Я хотела сыграть, да не получается», – для менязвучат как vulgar. Но Вы имеете основания сказать мне, язык меняется – и я имею право НЕ признавать этих слов только у себяна странице.
Будьте здоровы и пишите хоть открытку, чтобы я знала, где Вы и что.
263. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 17.3.67 г.
Дорогая Лидочка!
Я написал для «Семьи и Школы» заметку о «Джеке» и вообще о К. И., о его детских книгах. Человеку, который просил у меня статью (С. И. Сивоконь, зав. отделом критики), она понравилась и другим тоже. Боятся – понравится ли гл. редактору [369]369
Упомянута Л. М. Иванова.
[Закрыть], который гонит из журнала «излишние литературности» и ищет во всем «педагогического начала». Такого, увы, в моей заметке нет.
Хотя наши «прения о словах» по обоюдному согласию закончились, не могу не сказать, что я нигде никогда не писал «в его адрес было брошено оскорбление». Для меня это такой же vulgar, как и для Вас. Я писал, что в блокадную зиму «в адрес обкома одного из профсоюзов пришел телеграфный запрос из Куйбышева». Эта почтово-телеграфная терминология здесьвполне уместна, уверяю Вас.
264. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
23/IV 67.
Дорогой Алексей Иванович!
Как Вам живется, гуляется, работается в Комарове?
Напишите мне об этом, пожалуйста.
Напишите также, читали ли Вы книжку молодого прозаика Рида Грачева и что о ней думаете? А о повести Битова в «Молодом Ленинграде»? [370]370
Рид Грачев в 1967 г. выпустил книгу «Где твой дом» и был принят в Союз писателей. В альманахе «Молодой Ленинград» в 1960 г. состоялась первая публикация трех рассказов А. Битова.
[Закрыть]
Был у меня странный человек – некий Биневич. Он занимается Шварцем (мотивы странные: «у меня есть пьеса о Христе, о Дж. Бруно; теперь хочу писать о Шварце»), Разговор мой с ним был смутен; но неожиданно он прислал мне в подарок стихи(взрослые) Евг. Львовича. Знакомы Вы с ними? Все они горьки; некоторые прекрасны.
Здесь, в Голицыне Д. Я. [371]371
Д. Я. Дар.
[Закрыть]Был у меня. Он, как всегда, мне интересен и мил.
265. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 2.V.67 г.
Дорогая Лидочка, Биневич мне писал. Просил разрешения познакомиться с письмами, которые я посылал когда-то Евгению Львовичу и которые уже попали в московский архив. Я написал, что – не надо. В письме его было много странного. «Давно хотел просить Наталию Евгеньевну [372]372
Н. Е. Крыжановская-Шварц – дочь Е. Л. Шварца.
[Закрыть]познакомить меня с Вами». А ниже: «Вы говорили мне, что в большом чемодане ничего нет, а там оказались рукописи, о существовании которых не знал сам Евг. Львович».
Битова я хорошо знаю, люблю. Вероятно, это самое крупное явление в нашей молодой прозе. «Молодой Ленинград» я не читал, но там, кажется напечатана «Пенелопа» [373]373
Рассказ А. Битова (1962).
[Закрыть]. Я читал ее – давно, в рукописи.
Битов, как и многие молодые, огорчает меня, во-первых, безгражданственностью, во-вторых – инфантильностью. Грачева тоже знаю, хотя с книгой его не знаком.
Стихи свои Евг. Львович мне иногда читал (запомнилось «Возвращение в Ленинград», «Фотография Булла», «Господь мне дал…», еще несколько). Но у Вас, вероятно, есть и такие, которых я не знаю.
266. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
18/VII 67.
Дорогой Алексей Иванович, пишу на Вашей восхитительной бумаге.
Я сижу на даче, помаленьку работаю, никого не вижу, а потому и очень мало знаю. Вижу иногда Ваню.
На днях, зайдя вечером к Ване и В. В. [374]374
В. В. Смирнова, жена И. И. Халтурина, критик.
[Закрыть], наткнулась на Карпову, угощаемую чаем. Я, конечно, поздоровалась, как положено, из уважения к хозяевам – но потом 2 недели не могла себя заставить туда зайти. (Пошла только сегодня – Володина годовщина [375]375
Годовщина со дня смерти сына Халтуриных Володи.
[Закрыть].) Карпова – верный пес Лесючевского, злое, мелкое, лживое существо. Относительно моего суда (по поводу «Софьи») она вела себя с утонченной подлостью, объясняя судье (на предварительной встрече), что моя повесть «клеветническая». (Она ее приняла, ею восхищалась и заключила на нее договор…) Несколько лет назад В. В. способствовала проведению Карповой в Союз, хотя та бездарна и невежественна, как пень… Ее имя здесь котируется наравне с именами Книпович и Кедриной [376]376
Е. Ф. Книпович и З. С. Кедрина – одиозные ортодоксальные советские критики.
[Закрыть].
Но В. В. продолжает с ней задушевно дружить.
Право, если бы не Ваня, с которым не могу же я расстаться на 46-м году нашей дружбы, я перестала бы туда ходить. Ведь там бывает и злодейка Книпович и казенная дура Брайнина.
В. В. – сфинкс. Ничего не поймешь в этой вялой душе. И жаль ее – она человек больной и исстрадавшийся – и зло берет. Не бережет она честь своего имени. И дома.
Больше ничего сегодня как-то не пишется.
267. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Võsu. 28.VII.67.
Дорогая Лидочка!
Все, что Вы пишете о Вере Васильевне, к сожалению, справедливо до последней запятой.
Совершенно то же и со мной.
Года два назад я читал ее письмо, адресованное одному молодому писателю. Там были такие слова: «Наши (такие-то, благословенные, или что-то в этом роде) тридцатые годы в тысячу раз лучшеВаших хваленых шестидесятых»…
Я уже тогда писал кому-то, что сдерживаю себя, смиряюсь, терплю все это только ради Вани, ради старой и неискоренимой любви к нему (хотя ведь и он, Лидочка, заражен в какой-то степени той же болезнью, имени которой я не могу подобрать).
268. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Võsu. 26.VIII.67.
Дорогая Лидочка!
Машкин день рождения мы отметили в Литве, в Каунасе, в несколько даже фантастической обстановке: в доме настоящей баронессы, эмигрантки, которая в свои 86 лет сохранила ясную голову 50-летнего человека, много читает, следит за эфиром, увлекается по телевизору футболом и в то же время на каждом шагу говорит что-нибудь вроде:
– Покойный государь совершил ошибку, когда позволил…
– Эту икону мне подарил князь Трубецкой…
В годы войны эта необыкновенная женщина и ее две дочери прятали у себя в доме, в подвале, еврейских девушек и детей, бежавших из гетто…
Впрочем, всеми этими яркими впечатлениями в письме не поделишься.
269. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
11/IX 67, Москва.
Дорогой Алексей Иванович.
Итак, Вы уже дома.
Я живу в городе. Меня показывают врачам. Болеть – это теперь, по-видимому, моя вторая профессия. На улицу не выхожу: можно, но нет сил и времени, да и куда здесь пойдешь.
Сегодня, может быть, на два часа на машине съезжу к К. И. в Переделкино. Я его не видела месяц и это меня терзает.
Вообще, многое терзает – и личное и общее, как говорил Герцен. Вероятно, оттого, что сердце больное, все попадает прямо в сердце и все вызывает боль.
Например, смерть Эренбурга – которого я никогда особенно не любила. А вот ударила меня его смерть – значит, он как-то светил, производил свет. И по-другому, на другой манер, ударили похороны – о которых можно было бы написать, как Вы написали о похоронах М. М. [377]377
То есть о похоронах М. М. Зощенко. См. письмо 107.
[Закрыть]
А клеветы на лучшего, благороднейшего из наших писателей [378]378
Речь идет об А. И. Солженицыне. На партийных инструктажах о нем распускали наветы и клеветы.
[Закрыть]– каждый день новые, организованные, гнусные, подлые!
Мне кажется, что, если бы я могла на них вслух ответить, у меня сразу перестало бы болеть сердце.
_____________________
Из хороших новостей – радует меня, что Александра Иосифовна пытается жить в Комарове и ей это пока удается.
Кстати, не приобрели ли Вы такую игрушку, какую я подарила ей на день рождения? Мне кажется, это сейчас предмет первой необходимости [379]379
Подразумевается транзистор, по которому можно было услышать голоса зарубежных радиостанций.
[Закрыть].
270. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Ленинград, 14.IX.67 г.
Дорогая Лидочка!
Меня тоже очень (и тоже неожиданно для меня самого) огорчила смерть Ильи Григорьевича. Видно, и мне он как-то СВЕТИЛ. Два десятилетия (или около этого) во всяком случае: в ранней нашей молодости и вот – эти послекультовые времена, оттепелевые и последующие годы.
Игрушка, о которой Вы пишете, у меня есть. Летом она меня очень выручала, сейчас же я ею почти не пользуюсь: и времени нет, и места!
Работал я летом не много. Рассчитываю попозже заточить себя в Комарове, чтобы возместить протори и убытки.
Маша учится в V классе.
Школа – ужасная. Классный руководитель – профессиональная пионервожатая, которой вдруг поручили преподавать историю. Арифметика, по-прежнему ненавистная и непонятная, вдруг стала не самым неприятным предметом.
PS. Жажду прочесть Ваши ахматовские дневники.
В постскриптуме да еще на полях об этом говорить, может быть, не гоже, но меня огорчает и судьба А. И. [380]380
А. И. Солженицын.
[Закрыть](хотя, если смотреть широко, судьба у него завидная), и еще нечто личное. Я никогда не посылал своих книжек людям, с которыми не связан дружески, не посылал Горькому, не послал (хотя тот и просил) Вс. Иванову. А Солженицыну послал. Он не ответил мне. Бог с ним – или не понравились, или – такая манера: были и есть художники, берегущие свое время и не отвечающие на письма. Обидно, но терпимо. Когда же я не увидел своего имени среди адресатов письма IV Съезду [381]381
А. И. Солженицын разослал свое письмо IV съезду писателей многим делегатам съезда по многим адресам.
[Закрыть][недописано. – Е.Ч.].
271. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
29/IX 67.
Дорогой Алексей Иванович! Спасибо преогромное за книгу [382]382
Л. Пантелеев.Избранное. (Л.: 1967) с надписью:
«Дорогому другу Лидии Корнеевне Чуковской от преданно любящего ее Л. Пантелеева.
18. IX.67 г.»
[Закрыть]. Я стала перечитывать указанные Вами страницы и зачиталась вновь. А побед Вы, я вижу, одержали множество – и каких радостных побед! Они так и сверкают и радуют сердце.
А вот насчет игрушки – что и времени, мол, нет, и места нет – это Вы меня огорчили. Я уже сейчас и жизни своей не представляю себе без нее [383]383
Намек на транзистор.
[Закрыть].
Так же, как не представляю себе жизни без классических произведений. У меня тут был один наш общий знакомый – так я его просила (он отчаянный библиофил!) позаботиться в этом смысле о Вас. Так что Вы не удивляйтесь, если он вдруг предложит Вам недостающие у Вас тома Собр. Соч. [384]384
Намек на рукописи А. И. Солженицына, которые ходили в Самиздате и обещание передать их с оказией А. И. Пантелееву.
[Закрыть]
272. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
6/I 67 [68]. [385]385
Описка Л. К.
[Закрыть]
Дорогой Алексей Иванович.
Спасибо за добрые пожелания.
Теперь угадайте, как я провела Новогоднюю ночь? Ни за что не угадаете. Я была одна. Не спала (Вы и К. И. заразили меня бессонницей). Люша уехала стеречь К. И. Я лежала (у меня накануне был стенокардический приступ, впервые). Ну вот. И тут я увидела «Нашу Машу», недавно возвращенную мне С. Э. Бабенышевой. Я начала перечитывать. И читала, не отрываясь, до 7 часов утра!
Если верить приметам, это значит, что я теперь весь год буду читать Л. Пантелеева. Давайте! Жду!
Нет, до чего же хорошая «Наша Маша»! Мне она сейчас понравилась еще больше, чем в первый раз.
Как все люди видны! И город! И леса! И грибы! И, главное, – неуклюжий, страстный, нежный, проникновенный – а иногда нелепый – папин роман с дочкой!
Возникли ли у меня какие-нибудь новые пожелания?
Да. Маленькие.
1) Вы очень злоупотребляете словом «глазенки». Вообще уменьшительных не любите, а это – чуть не в каждой строке.
2) Насчет сиденья и стоянья в трамвае Вы, конечно, правы. Но я добавила бы вот что: когда-то места для детей были введены потому, что хотели оградить ребенка от давки. Ведь в самом деле в трамвайной давке маленькому труднее, чем большому, – пинают, крутят со всех сторон. Поэтому ребенку дали правосидеть, занимать целое место. Глупые же родители приняли это право за обязанность.
273. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Ленинград. 5.3.68.
Дорогая Лидочка!
Вы спрашиваете, над чем я работаю. Отвечу охотно, потому что и сам собирался с Вами об этом говорить. Пишу воспоминания о Максиме Горьком. Тема: за что же я его тогда(или все-таки) люблю и вспоминаю его длинную сутулую фигуру почти с нежностью?
Ко мне обратилась «Детская литература» (журнал) с просьбой ответить на анкету:
1) Какие традиции Горького я считаю самыми важными в детской литературе? 2) Какие традиции Горького сказались на моем собственном творчестве?
Я задумался: традиций не вижу, на себе влияний Горького-художника как будто не испытал. Но почему же все-такии т. д.
Я стал вспоминать, записывать. Хочу писать правду (то, что я печатал раньше, – сладковато и двухмерно). Но так как пишу я в расчете на обнародование этих заметок, получается или полуправда или – когда рассержусь —«неправда в другую сторону», т. е. концентрация внимания на том, о чем говорить, да еще в юбилейные дни, – не рекомендуется.
Лидочка, не разрешили бы Вы мне прислать Вам эти записки? Или часть их. Это – не много, maximum печатный лист. Пришлю первый экземпляр. Пришлю даже не все, а то, что к тому времени в заметке напишется. Может быть, Вы скажете – не надо ТАК и о ТОМ-то писать. М. б вообще не стоит продолжать эту работу. Васпослушаюсь. Вы знаете, как много значит для меня Ваше слово.
274. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
13/III 68.
Дорогой Алексей Иванович.
Разумеется, я очень хочу прочитать Ваши воспоминания о Горьком – а если I экз., то не только хочу, а и могу. Пришлите, пожалуйста, все, что есть, – и чем больше, тем лучше.
Я понимаю, как это трудно – сейчасписать об Алексее Максимовиче. Тем более, что мы решительно ничего не знаем о последних годах его жизни, о причинах смерти, а ведь для понимания даже собственной памятио нем – это необходимо.
Так что вполне воображаю, как Вам трудно. И от этого мне вдвое интереснее.
275. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 21.3.68.
Дорогая Лидочка! Вчера была у меня Соня [386]386
Софья Игнатьевна Богатырева, литератор, дочь литературного критика Игнатия Игнатьевича Ивича, с которым дружили и А. И. Пантелеев, и Л. К.
[Закрыть]. Спасибо, что направили ее ко мне. О своих впечатлениях она Вам расскажет. Заодно расскажет и о моих.
Когда Соня позвонила, я думал, что она привезла Вашу «Ахматову». Увы, я только еще один раз услышал восторженные слова об этой Вашей, нечитанной мною книге.
Дошел ли до Вас мой «Горький»? На днях читал эту статью на вечере памяти Алексея Максимовича в Союзе писателей. Позорное и симптоматичное собрание! Это был ПЛЕНУМ четырех творческих организаций: писателей, художников, композиторов и кинематографистов. Был приготовлен белый зал. Пришло человек 50–60, заседали в одной из гостиных. Мое выступление прозвучало, но – на каком фоне? Все остальное было травой, давно и много раз пережеванной. Именно поэтому не пришла молодежь, именно поэтому стоял пустой и темный большой двухсветный зал Дома Маяковского.
Лидочка, я жду Вашего слова, Ваших замечаний. И прошу вернуть мне заказной почтойрукопись – со всеми пометками – моими и Вашими.
И еще есть у меня к Вам просьба.
Детгиз надумал выпустить мое собрание – в трех, а если успею дописать новую вещь, и в четырех томах. Меня спрашивают, кого бы я хотел видеть автором вступительной статьи. Корней Иванович писал мне как-то, что в 7-м томе своего Собрания сочинений он напечатает в расширенномвиде статью «Мускулатура таланта» – обо мне. Не могли бы Вы при случае выяснить, как бы он отнесся к предложению напечатать эту статью в виде вступительной. Если он не возражает, к нему обратятся официально. Почему я не пишу ему сам? Мог бы, но не хочу ставить его в неловкое положение, если он почему-либо печатать эту статью не захочет. А Вас я прошу лишь о маленькой разведоперации.
276. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 3.4.68.
Дорогая Лидочка!
Спасибо!!!
Письмо Ваше получил вечером, утром – сразу как пришла почтарка – дал Вам телеграмму, надеюсь, Вы получили ее. Хотел телеграфировать и нынче утром, но что скажешь в телеграмме, кроме того же спасиба!..
Как здорово удаются Вам такие вещи («Туся», и вот – «А. А.»). Если не ошибаюсь, в этом жанре (портрет-монтаж) предшественников у Вас не было. (Простите мне этот «монтаж», кинематографический термин.)
Какой монументальный портрет, портреты!!!
Монументальность – здесь не преувеличение. Вот я ночью сегодня дочитал последние странички, а утром – проснулся и вижу себя, живу – не здесь, не в Комарове, а на Фонтанке, в Доме занимательной науки, в комнате, где скомканное белье на трехногом кресле, старинное зеркало (складни, шкатулки, черствый хлеб, сырные корки, электрическая плитка и – высокая, горбоносая женщина в разодранном по бедру черном китайском халате с серебряным драконом на спине. Эта женщина живет в памяти, как редко живут герои романов. Вижу ее – лежащей под толстым одеялом без пододеяльника, читающей стихи, разогревающей ужин, говорящей по телефону, цацкающейся с соседским мальчонкой, властной, растерянной, трогательно просящей: не уходите!.. Вижу ее у Пяти углов, и посреди Невского, вцепившейся в рукав спутницы, и – там, в очереди.
Пластичны, трехмерны и другие – те, кого я хорошо знал и знаю, и другие – те, кто был мне до сих пор известен только по имени. Н. Н. [387]387
Н. Н. – Николай Николаевич Пунин.
[Закрыть]– это не фотография, а художественный образ большой силы, первой величины.
И время, время! Живет и оно.
Многое задело, встревожило мою память. Например, вспомнились рассказы Тамары Григорьевны о этих ее первых встречах…
Между прочим, читая, я все время ждал и не нашел ответа на один вопрос: о религиозностиА. А. Вспомнилось, как Тамара Григорьевна рассказала мне как-то о Вашем споре с ней, в котором Вы утверждали, будто все религиозное в стихах А. А. – это «только поэтика», а Т. Г. говорила – нет, тогда бы эти стихи не брали за душу, не трогали.
(Между прочим, об этом Вашем разговоре я вспомнил несколько лет назад, когда читал – или перечитывал – Вашу «Туею» – то место, где говорится о «первом религиозном интеллигентом человеке», встреченном Вами. Я подумал тогда: ведь с А. А. вы познакомились раньше.)
Что же мне сказать Вам еще, дорогая Лидочка? Ночью сегодня мне подумалось: каким бледным, однозначным вспоминается Эккермановский Гете после Вашей «А. А.». Это – не комплимент, да, впрочем, и не может быть комплиментом. Книга Эккермана – скучная. Там хороши только те главы, где говорится о разных способах изготовления луков.
Спасибо Вам и за все Ваши замечания по «Горькому». Со всем согласен в Вашем письме [388]388
Письмо не сохранилось.
[Закрыть], кроме одного: лиха беда написать, а там – не наша забота.
Впрочем, об этом – после… Спешу на почту.
Спасибо за обещание поговорить с К. И. о статье. Вы сами понимаете, как приятно и как лестно мне было бы видеть его имя в этом издании. Но если он почему-либо не захочет печатать статью как предисловие – я огорчусь,но не обижусь.
Здесь живет В. С. Шефнер, единственный человек, с которым я сейчас, здесь бываю. Хотел походатайствовать у Вас за него. А потом ахнул… [389]389
То есть хотел попросить разрешение дать Шефнеру рукопись «Записок», а потом увидел, что там Ахматова отзывается неодобрительно о его стихотворении («Самое главное в стихе – своя, новая интонация. А тут все интонации чужие»), и отказался от этого намерения.
[Закрыть]
А ведь он очень хороший поэт. Знаете ли Вы его цикл о Тредьяковском? [390]390
В 1967 г. Вадим Шефнер выпустил сборник «Своды», в который включил поэтический цикл «Василию Тредиаковскому посвящается».
[Закрыть]
277. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Ленинград. 10.4.68.
Дорогая Лидочка!
Спасибо Вам за разведку – в отношении Корнея Ивановича. Милейший К. И. верен себе – откликнулся тотчас, молниеносно и написал, что называется, с исчерпывающей полнотой, несмотря на болезнь, да еще такую гадкую. Вы не писали мне, что у него желтуха.
Мы все встревожены.
В том письме я написал Вам, кажется, глупость относительно Эккермана. Эккерман – хороший стенограф, фонограф, а Вы – художник. Следовательно, сравнивать тут нечего.
278. Л. К. Чуковская – А. И. Пантелееву
11/IV 68.
Дорогой Алексей Иванович.
Не думаете ли Вы – как полагают некоторые мои читатели – что мои «ме» [391]391
То есть «Записки об Анне Ахматовой». «Ме» – название, придуманное Пантелеевым для лирического дневника Е. Л. Шварца. «Слово „мемуары“ ему не нравилось, – пишет Пантелеев, – но так как другого названия не было (книга его не была ни романом, ни повестью, ни дневником), я назвал его новое произведение сокращенно – „ме“, и он как-то постепенно принял это довольно глупое прозвище и не сердился, когда я спрашивал у него: – Над „ме“ работал сегодня? „Ме“ не почитаешь мне? Со временем он так привык к этому шифру, что даже сам стал говорить: – Сегодня с пяти утра сидел, работал над „ме“…» (СС-Я. Т. 3. С. 238).
[Закрыть]следует, в приложении, снабдить стихами, которые поминаются в тексте? Ведь все-таки в них – главное,они – воздух той комнаты,а читатель их не слышит.
_____________________
О религии А. А. никогда со мной не говорила. Она считала себя религиозной, хорошо знала Евангелие, Библию, чтила добро – но я сомневаюсь, чтоб она была добра и чтобы она в самом деле в своих отношениях с людьми пыталась поступать по-христиански – как, скажем, Туся или Фрида. Православие входило одним из элементов в ее поэзию – Пушкин, Дант, Шекспир, церковность. С религией, мне кажется, связано было ее чувство языка, чувство народности:
Смирение, кротость были ей совершенно чужды – слишком независимый ум и характер. Была философия нищеты, была ненависть к буржуазности – но скорее, мне кажется, от хорошего вкуса, чем от религии.
Не знаю, не умею ответить на Ваш вопрос.
_____________________
А Туся и Шура тогда ведь ее не очень-то жаловали – и ее, и мою дружбу с ней (хотя и готовы были помогать, понимали трагизм положения и пр.).
279. А. И. Пантелеев – Л. К. Чуковской
Комарово. 23.4.68.
Дорогая Лидочка!
Элико читает «А. А.» с наслаждением. С тем большим, что у нее никогда нет времени, читает она урывками, ждет, по ее словам, этих минут. Многое для нее, как я заметил, неожиданно. Этигоды – первые годы ее в Ленинграде. Того, что обрушилось на Вас, на А. А., на Туею, на Александру Иосифовну, а позже и на меня, она не только не видела, но и о существовании этогознала разве что понаслышке. Анна Ахматова бывала у них (у В. Н. Орлова [393]393
В. Н. Орлов – первый муж Э. С. Пантелеевой.
[Закрыть]), но молоденькая грузинка, конечно же, и не догадывалась о том, чем и как живет «большая русская поэтесса», хотя на родине у себя, в Тбилиси, уже успела узнать, почем фунт лиха.
Я не знаю, Лидочка, нужны ли стихи А. А. в приложении к «ме». Надо видеть, как это получится. Если бы месяц-полтора назад мне сказали, что о многих «внешних событиях» в Ваших «ме» говорится в подстрочных примечаниях, я бы, вероятно, не сразу поверил, что это не мешает рассказу, не затрудняет его, а, наоборот, облегчает и просветляет.
