Текст книги "Живой Лес (СИ)"
Автор книги: Лана Лэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
Он резко встал и направился к штурвалу. Я же в бессилии откинулась назад. Огонь… Как бабушка… Почему? В этом есть какая-то странная повторяемость, какая-то незавершенность. Какая-то тайна. Будь я умнее, не стала бы ждать и, собрав остатки сил, перекатилась бы за борт. Смерть от воды куда лучше.
Но… я не могла. Не знаю, почему я осталась лежать безвольным грузом на палубе парусной лодки. Внутри играло малодушие и надежда на пресловутые два дня. Разве что-то хорошее могло случиться за это время? Я не надеялась на внешние обстоятельства, нет. Я знала, что должна отыскать что-то внутри себя. То, что так долго ускользало от моего взгляда. Пряталось за мириадами чувств. И иногда выглядывало из кромешной тьмы слабым лучом света.
Возвращение. Глава 15. Месть инквизиторов
Нахождение в сыром и затхлом подвале сил не прибавляло. Однако относительная тишина и полное одиночество дали мне возможность придти в себя, вернуть на место растерявшиеся в хаосе мысли, эмоции и ощущения своего тела. Я уже могла свободно передвигаться, хотя голова все ещё кружилась и побаливала. Сотрясение мозга, догадывалась я. Я боялась представить, что с моим лицом. Но на ощупь нос оставался на месте, правда, переносицу пронзала острая боль, стоило коснуться. Ну и набухшая гематома на лбу. По сути, мелочи по сравнению со всем остальным.
Я вздохнула и устало опустилась на пол. Иногда на меня накатывал приступ паники, как на загнанного в ловушку зверя и тогда я начинала ходить из угла в угол, бессильно ища успокоения. Хотелось метаться, стучать в стены и непрерывно орать. Я не готова была расстаться с жизнью столь легко. Но я сдерживала себя, понимая, что в моей клетке с маленьким окном под потолком, сеном в углу вместо кровати и горшком (стоило поблагодарить инквизиторов, что не лишили ведьму этой важной детали), крики и лишние телодвижения будут совершенно бессмысленны. Паника отступала, сменяясь каким-то глухим равнодушием. Горьким сожалением, что все могло сложиться иначе, прими я другие решения.
Потом и оно проходило, и я просто сидела, уставившись в одну точку. Мысли, как и чувства, казалось, окончательно покинули мою больную голову. К середине следующего дня я осознала, что надо действовать. Нет, я не могла разрушить стены или подраться со здоровым мужиком, что приносил мне скудную еду. Я должна была что-то понять. Я много думала о Ратмире. О Рэме, что по моей милости оказался заключен в Академии. И понимала, что не могу оставить это сейчас таким… незавершенным. Много дел не сделано, много тайн так и не познано. Я не сказала главных слов человеку, с которым оказалась по-настоящему счастливой. Уже казалось неважным, что он что-то скрыл про себя. Именно сейчас, на пороге гибели, я остро ощутила, как много значил для меня этот нелюдимый и поначалу неприветливый мужчина. Как ни странно, но именно с Ратмиром я себя чувствовала спокойнее всего.
Страх смерти отступил. Словно и не было её вовсе. Словно это было… так много раз, что одним разом больше, одним меньше – не важно. Важно было другое – не упустить вновь шанс осознать. Какие-то простые вещи. Которые все время ускользали от моего внимания, словно резвые солнечные зайчики, убегающие по стене. Почему-то именно сейчас они подобрались ко мне ближе всего. Я это чувствовала, а вот объяснить не могла.
Раз за разом я возвращалась к казавшимся бдредовыми высказываниям Мартимуса в бесплодной попытке сложить его слова в целую картинку и вывести знаменатель. Я никак не хотела принимать его многочисленные намеки на наше предшествующее знакомство. И все же мои чувства и ощущения подсказывали, что он прав. И эти небесно-голубые и при этом ужасающе-холодные глаза встречаются на моем жизненном пути не первый раз. Странный дом в столице… Я знала то, с чем не сталкивалась в своей жизни. Неужели, что-то было до нее? Эта мысль казалась настолько безумной, что сознание раз за разом гнало её прочь.
Попробовала сосредоточить все мысли на Ратмире. Это было не сложно, ведь его образ и так настойчиво лез мне в душу. Я думала о нем, хотела вновь ощутить прикосновения пальцев, глубокий взгляд, слова добрые или колючие… любые. Он был вправе всерьез обидеться на меня. Уверена, ни мне, ни ему это не принесло бы облегчения.
Мне даже казалось, что я зову его, прошу о помощи, успеть спасти меня и как можно скорее предпринять хоть какие-то действия. Что еще я могла сделать? Обращаться мысленно в глупой надежде, что мои слова как-то отзовутся в его душе незримыми связями, натянутыми нитями, пламенеющими отголосками. Я словно пыталась натянуть до предела ту неуловимую ленту, что успела связать нас. Но как бы я не молила, разум обрывал всякие надежды – найти затерянную в лесу деревянную церквушку, где меня держали, так быстро ему не под силу. А значит все, что я поняла и узнала, почувствовала… так и останется… со мной.
Глухая злость на беспощадно и фанатично настроенных служителей неведомого культа вскоре закрылась туманным пологом спокойствия. У этих людей была своя правда, в которую они верили и которой следовали до конца. Так было во все времена. Просто мне не посчастливилось оказаться на другой стороне. Такова воля случая – ничего больше. Никаких личных переживаний, я – лишь винтик большого механизма столкнувшихся убеждений. Я всего лишь попала под каток одной неумолимой и неживой… программы.
Я снова вернулась к образу Ратмира. Как только я это сделала, во мне ярким всполохом колыхнулась тревога. Словно его эмоции незримым образом передались мне. Я приблизилась к мужу внутри своего воображаемого мира, и беспокойство задребезжало вновь. Вспомнился лес, огромные стволы исполинов, оставшиеся в моей памяти, Светлое дерево с его тончайшей корой, волты, с воодушевлением суетящиеся в деревне. Ратмира не было в лесу. Его образ стойко ассоциировался с чем-то другим. Я ощущала его… он был в поиске. Он искал меня. И как только я снова направляла на него взор, мой муж становился предельно внимательным, изучали меня из глубин моего сознания, охватывая взглядом меня целиком. И словно твердил вопрос. Один единственный вопрос, который его интересовал. Где ты. Все это казалось игрой воображения, словно мой воспалённый разум стремился придумать мнимое общение, чтобы хоть как-то успокоиться. Но даже это казалось мне благом, поэтому я старалась отвечать.
Где ты. Я не могла сказать, где я. Я и сама не знала. И как только из моего внутреннего сознания исчезал Ратмир, я видела рост тревоги на его лице, он словно поддавался за мной, удерживал меня за эту незримую тонкую связь. Не отпускал. Где ты. Покажи. Показать? Я представила лодку, на которой мы плыли. Мартимус после отнес меня на руках в этот подвал. Конечно, я мельком успела рассмотреть и старую уютную церковь, в которую меня вносили, и узкую каменную лестницу, ведущую в западню. Где это место находится – я представляла весьма смутно. Но Ратмир сосредоточенно кивал в моей голове. Или это я начала сходить с ума после небезызвестного удара о каменную стену.
К ночи мое безумие усилилось. Исчез кусочек света из маленького ромбовидного окна под каменным потолком, и я погрузилась в кромешную тьму. И если днем иногда раздавалось неясное шуршание сверху, то теперь наступила абсолютная тишина. Освобождающая мое сознание и демонов, заключенных в него, полностью. Я словно парила в невесомой и абсолютно темной пустоте, заполняющей все вокруг без остатка. Я потеряла тело, а также ощущение времени и пространства. Сознание уплывало, рождая невообразимые образы и представления. Я стала видеть нити. Незримые ранее нити, клубком окутывающие меня и все вокруг. Я и сама была переплетением, средоточием тонких светящихся полосок, кое-где обрубленных, запутанных или уходящих в темноту вокруг. Даже в таком ракурсе мое состояние выглядело… потрепанным. Неровные куски, обрывки серебристых лучей, словно кто-то резко оборвал их края. Но стоило направить внимание в эти области и просто лицезреть их, как нити начинали наполняться энергией, силой, словно нечто оживляло их, и расти, удлиняясь.
Некоторое время меня занимало это исследование, напоминающее… забавную игру. Затем мне захотелось проследить за самыми длинными нитями. И хотя они исчезали в глубине, я сознанием пыталась дотянуться до их конца. Пришлось сосредоточиться на отдельных тончайших полосках, вырывающихся из моей груди и скрывающихся вдали. Нити, словно рождённые в сердце… как только я обращала внимание на них, меня засасывало в слабо светящийся проход, незримый туннель, и перед лицом вставал образ Ратмира. Забавно… На сей раз он лишь мельком глянул на меня. Лицо его выражало сосредоточенность и бурную деятельность. Он явно был чем-то активно занят. Двигался, бежал или стремительно ехал куда-то, так, что мне даже стало немного обидно, что я не могу вновь поболтать с непокорным воображением.
Я вздохнула и не стала мешать Ратмиру, как ни абсурдно звучало мое заявление. Я еще раз пронеслась мысленным взором вдоль светящихся канатов. Но грудные нити каждый раз упирались в мужа, которому было явно не до меня, поэтому я перевела взгляд вниз, на ноги. Нити с ног снова тянули меня в какой-то тоннель и давали ясное видение Леса. Нашего леса, который я так вероломно оставила. Лес погрузился в замершее молчание. Он словно чего-то ждал. Он не жил своей прежней жизнью. Он застыл. Окаменел. Превращаясь в безмолвную скульптуру, холодное отражение жизни. В нем не было прежней жизни и подвижности, он словно готов был рассыпаться на множество безжизненных осколков. Я ощутила резкий укол, словно кто-то ударил меня под дых. Как же так…
Руки… нити от рук были довольно многообразны. Некоторые вели к волтам, другие в мой семейный дом, третьи – к друзьям. Везде висело тревожное напряжение. Выжидание, правильнее было бы сказать. Волты не сидели на месте. Они двигались. Очень быстро и слишком яростно, теряя капли слюны из разинутых зубастых пастей. И только сейчас я осознала масштаб надвигающейся катастрофы. Без меня лес не проснется. Он замрет, отпрыгнет назад, так и не продолжив начавшееся движение. Покинув его, я унесла частицы… нет, не крови, хотя и её тоже. Я унесла свое сознание, свое понимание и какое-то внутреннее чутье, наполняющее лес и его обитателей энергией развития. Я унесла ту суть, которая встроилась в живой организм леса так естественно, что теперь без нее весь этот механизм отказывался двигаться. Он просто остановился!
Я дала надежду. И забрала её. Я хотела вернуться. Но вышло, что безжалостно ушла. Инквизиторы знали, в какое место направлять удар без собственных потерь. Женщина. Без женщины лес не будет развиваться, это твердил и Ратмир. Достаточно убрать самое слабое звено и на этом поставить точку. Не надо врываться в лес, крушить что-то или бороться с его жителями. Работа – не пыльная. Устранить необходимую лесному сознанию-гиганту, но такую уязвимую часть… Слабого человека – меня. Мне захотелось плакать, но слезы словно тоже застыли в глазах, не желая показываться на свет. Внутри меня что-то затвердело.
Бабушка! Внезапная догадка заставила меня моментально покрыться испариной и подскочить с места. Ведь с ней все было также… Но как она оказалась связана с лесом? Почему она? И кто… кто в тот момент был мужчиной? Кажется, что дед Гарольд ни сном ни духом про лес не ведает… Или нет? Я запуталась окончательно. И что делать со странным возрастом Ратмира? Какая-то мысль настойчиво стучала в голове, пульсировала, словно источник, но я всеми силами гнала её прочь. Я знала, почему. Конечно, знала. Я не могла её принять и даже допустить её существование. Это было бы уже слишком… Поэтому я пыталась осмыслить все рационально. Тщетно…
Устав бороться с размышлениями, я заснула. А проснувшись, весь следующий день тренировалась отслеживать нити, расходящиеся в разные стороны. Оказалось, они шли не только к знакомым мне людям и местам, но и к деревьям за пределами моей темницы. Слабые связи. У этого места был потенциал, я это чувствовала. Жаль, что именно здесь обосновались служители культа Инквизиции. Иначе, чем культом, я это движение назвать не могла. Некоторые нити пробивались наверх, донося мне информацию о творящейся там суете. Была подготовка, видимо… к празднику. Сначала я никак не могла понять, почему Мартимус не решился на преступление сразу, как притащил меня сюда. Но потом стало ясно, что церковь находится в отдалении, и не все гости успели собраться. Я догадывалась, что меня ждал ритуал, и на сей раз, не столь мирный, как в лесу.
Страшно было признаться себе, что часть нитей, запутанных, растрепанных, словно старый ненужный клубок, и темных, как сгнившая тина, змеились из района моей головы и шли непосредственно к самому Мартимусу. Распутывать эти нити было неприятно, и особенно неудобный сюрприз поджидал меня в конце, когда Мартимус в моей голове резко повернулся ко мне, улыбаясь уголками губ и слегка покачал головой, словно отказываясь от общения или осуждая меня за что-то. Я отпрянула и постаралась больше не думать о нем, но черные нити настойчиво роились в голове. Когда стало темнеть, неприятный тип спустился ко мне собственной персоной.
– Ай-ай-ай, Алёна, – сказал он назидательно. – Что же ты меня так часто зовешь? Не думаешь ли ты, что у тебя получится соблазнить мою душу и склонить её к греху?
Умалишенный. Вслух же я буркнула:
– Что ты имеешь в виду, Мартимус?
– Не делай вид, что не понимаешь, – он скептически цокнул языком. – Твоя память не настолько слаба. Впрочем, я и сам собирался зайти к тебе. Попрощаться, так сказать…
– Зачем? – искренне удивилась я.
– Что? – не понял он.
– Прощаться зачем? К чему это все? Я Вас не знаю. Вы фатальным образом решили мою судьбу, – я пожала плечами. – Я не понимаю, кто Вы, чтобы с Вами прощаться… Отпустите! – вдруг порывисто попросила я и молитвенно сложила руки, снова начала накатывать паника.
Тихий смех был мне ответом.
– А ведь мы были вместе, Алёна. И довольно счастливы, – он поправил воротник рубашки, словно тот ему жал. – Моя Лена. До того момента… как ты решила стать другой. Жаль, что я сразу этого в тебе не разглядел…
– Не припомню такого, – сухо бросила я на очередной бред.
– Жаль… – снова повторил Мартимус. – Не исправить. Надеюсь, мы больше с тобой не увидимся. Это слишком меня бередит… Отвлекает, так сказать, от молитв Творцу…
Я тоже надеюсь. Жаль, что мы увиделись вообще. Но вслух сказала:
– Обидно. Я думала, Вы мне еще проповеди почитаете пару недель. Для закрепления, так сказать, материала. А то я еще не все усвоила… Разве это не праведное дело?
– Нет времени! – развел он руками. – Душа твоя покрыта коркой грязи, которую ни одна проповедь не возьмет. Очистительный огонь избавит твою душу от метаний…
Не знаю, как душа, но сама я после всего произошедшего точно чистотой не отличалась. Я покосилась на грязное и местами рваное платье и грязь под ногтями.
– Огонь уничтожит все твои стремления, растворит, подчиняя себе, убирая скверну воплощения, и мы запечатаем твою душу, чтобы она не вернулась вновь… – продолжал свою речь сумасшедший.
– Зачем? – все же осмелилась уточнить я.
– Каждый раз, как ты появляешься на свет, ты рвешься к самой бездне человеческих душ. К познанию. К Алхимии! И Чернокнижию! Этот аромат порока человечества… Ты никак не успокоишься, – выдвинул он странные обвинения. – Мы тебя успокоим…
– Кто вы? – на всякий случай спросила я. Думала, что Мартимус в очередной раз рассмеется, но он остался на редкость серьезен.
– Мы… Хранители… хранители этого мира от пороков… хранители благочестия и непоколебимой веры в Творца… Мы караем всех, кто посмел нарушить данные нам свыше законы. Кто посмел себя поставить над Творцом, кто занялся колдовством и мешает божественному замыслу. Ведьм, колдунов, оборотней…
– Постойте! – прервала я доисторическую цепочку рассуждений. – Но ведь это просто новые открытия! Новые виды и человеческие возможности! Уверена, скоро наука сможет их объяснить!
– Никакой науки нет! – резко повысил голос Мартимус. Пару секунд он помолчал, приходя в себя. – Я же тебе уже говорил… Есть только люди. Люди, которые следуют заповедям, которые чтят законы. И те, кто решил занять место Творца, кто погрузился в гордыню и грех! Такие, как ты! Такие, которые должны чистить свои слабые и порочные души в аду!
Мартимус не на шутку разошелся. Я даже отпрянула и успокаивающе махнула рукой.
– Я поняла Вас, Мартимус. И все же разрешите мне еще провести в размышлениях несколько дней, мне нужно много о чем подумать… – спросила я, затаив дыхание.
– Нет! – выдохнул он. – Не могу. У меня еще много дел, не терпящих отлагательств.
– Каких? – не знаю, зачем спросила я, чтобы потом застыть от ужаса.
– Потом мне надо разобраться с лесом. И с Ротером. И с щенком, – кончики губ изогнулись в улыбке, а у меня внутри что-то обрушилось. Пропасть. Провал. Тугая воронка, из которой невозможно выбраться. Я же сама рассказала ему про Рэма, и теперь Мартимус не остановится.
– Нет! – выкрикнула я в полном бессилии, эмоции, наконец, прорвались сквозь пелену отчуждения. Я едва не взвыла. – Вы не посмеете тронуть щенка! Он… он ребенок! Он совсем не при чем! Просто пожалейте его!
– Жалость… какое глупое чувство… – вздохнул Мартимус и глянул на меня с сочувствием. – Это оборотень. Он зверь, убийца. Он – ошибка, созданная дьявольским намерением. Ошибка, которую я обязан исправить.
– Нет… – слезы все-таки хлынули из глаз. Потом до меня дошла и остальная часть высказывания. Он что-то хочет сделать с лесом. Что? Тоже сжечь? И… и с Ротером. Ротер. Я помнила это имя – оно было в газетной вырезке. – Почему с Ротером? – собрав остатки самообладания спросила я.
– А с кем же? – удивленно поднял брови безумец. – Разве не он твой жених? Старая и прогнившая душа?
Вообще-то муж, но уточнять не стала. Зацепилась за другое.
– Почему старая? Ему много лет? – спросила я и затаила дыхание.
– Немало… Раз дождался снова. Тебя. Спроси сама… – он неожиданно безумно закашлялся, видимо, подавившись слюной в очередной попытке обсмеять меня. – Когда будете вдвоем гореть в нижнем пламени! Вы мне уже как кость в горле! – неожиданно снова разошелся Мартимус, подскочил и приставил руку к шее для наглядности. – Вот где! Вот где!!!
Настоящий безумец. В какой-то момент мне показалось, что он готов броситься и задушить меня. Прямо сейчас. Но его остановила необходимость прикончить меня по всем их священным канонам, леший дери его за ногу.
– Он знал мою бабушку? – выкрикнула я.
– Бабушку? Знал! – снова противный смех. – А ты не догадываешься? Глупая Алёна, – злодей вдруг резко подобрался. – Мне пора… Надо еще подготовиться. До встречи завтра. Утром. И прощай…
С этими словами он быстро исчез в дверном проеме, оставив меня в окончательно раздраенных чувствах. С той стороны проскрежетала задвижка. Я села, уткнувшись подбородком в колени и стараясь унять дрожь бессилия и отчаяния. Знал мою бабушку, которую также сожгли на костре. Странная повторяемость… И потом, черт возьми, сколько же ему лет? Неплохо сохранился… Думаю, многие красавицы все бы отдали за один такой рецепт молодости… Да что уж говорить, я бы и сама не отказалась! Только вот теперь… теперь мне осталось жить считанные часы. А потом и всем остальным.
Удушающее чувство снова накатило на меня, воздух в каморке резко закончился. Нет! За что? За что судьба так жестоко поступает со мной? Откуда взялся этот бездушный человек, так часто употребляющий в своих речах душу? Хотелось выть и карябать ногтями стены, стучать в дверь и просто требовать, чтобы меня выпустили…
Я заставила себя немного успокоиться и присесть. Потянула за нити к Ратмиру, или к Ротеру, как его там. Он откликнулся на удивление быстро, смотрел напряженно, словно перед броском, и спокойно одновременно. Возможно ли было, что нечто успокоило его? Рядом. Раздалась мысль. Рядом. Я здесь. В душе забрезжила надежда. А может я себе это просто придумала. Как случается мираж оазиса в пустыне. Просто я не хочу умирать. Но мне все-таки хотелось верить, что он действительно где-то неподалеку…
Росло напряжение. Я кожей чувствовала скопление внимания и суетливое движение вокруг. Там, за каменными стенами моей темницы… Линии натянулись и вибрировали, словно готовые к игре скрипки струны. Что-то происходило. Я пыталась проследить это движение, но мой уставший окончательно разум выдавал лишь нечеткую картинку. Я не хотела спать этой ночью, которая должна была стать последней. Но темнота и усталость сделали свое дело, я незаметно прилегла и погрузилась в беспокойные сновидения.
Сон был рваный, поверхностный, тревожный, однако он не хотел выпускать меня из своих объятий. Я открыла глаза лишь тогда, когда темноту разорвали слабые солнечные лучи. Солнце улыбалось мне как обычно, тепло и безучастно. Я подставила ему свое лицо, наслаждаясь чистой энергией света, но дверь открылась. Вошли мужчины в белых балахонах с такими же белыми колпаками на лицах. В прорезях для глаз виднелись сосредоточенные колкие глаза. Можно было подумать, что это цирковое представление. Такого балагана я в своей жизни еще не видела, но смешным он не казался. У всех на груди имелся знакомый мне символ – спираль, пробитая мечом.
Мне захотелось раствориться, слиться со стеной, исчезнуть, стать невидимой. Чтобы никто из этих подонков не видел моего испуганного лица и накативших мигом слез. Один из пришедших кивнул в сторону двери, приглашая за собой. Я помялась, пригладила волосы и поправила несвежее платье. Умирать, так с красотой, усмехнулась я. И смело шагнула следом.