Текст книги "Лучше умереть!"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Что еще за условие? – дрожа, пролепетала Мэри.

– Ну ты же знаешь: Люсьен – трудяга. И не просто трудяга, а при этом изобретатель. Он изобрел одну весьма хитроумную машину, которая может принести много денег; не сомневаюсь, что так оно и будет. Он хочет внедрить ее, а потом уже возвращаться к сегодняшнему разговору. Машина станет его вкладом – причем весьма весомым – в наш будущий союз, и в этом случае его самолюбие нисколько не пострадает.

Говорил миллионер совершенно спокойно, в голосе его не слышалось ни малейшего волнения, а приведенные им доводы звучали вполне убедительно. Мэри никак не могла заподозрить тут ни малейшей лжи и поверила.

– Подобное решение лишний раз доказывает благородство его души, – молвила она, – я хорошо понимаю и одобряю его. Но кое о чем ты мне все-таки не сказал… Люсьен любит меня?

Для Мэри этот вопрос был наиважнейшим, для лже-Армана – щекотливейшим. Если он не хотел разбить сердце дочери, и тут нужно было прибегнуть ко лжи. И он ответил, но уже не так уверенно:

– Разве кто-то может тебя не любить?

– Это не ответ… Он меня любит?

– Напрямую он не говорил, но, когда речь заходила о тебе, блеск в его глазах и сияющий вид вполне красноречиво свидетельствовали об этом.

Мэри побледнела.

– Ты уверен? – спросила она.

– Да, более чем. Ошибиться тут трудно: на лице его всякий раз появлялось выражение глубочайшей радости.

Лицо девушки прояснилось.

– Впрочем, раз он соглашается на брак, значит, испытывает к тебе настоящее влечение. Люсьен Лабру не из тех, кто способен пожертвовать своей независимостью, связав жизнь с безразличной ему особой.

– Я тоже так думаю, папа. А скажи… ждать придется долго?

– Вряд ли я могу ответить тебе со всей определенностью. На внедрение изобретения может понадобиться несколько месяцев.

– Ладно! Наберусь терпения. Но Люсьен ведь будет за мной ухаживать?

– Ты же знаешь, как он застенчив.

– Застенчивость не в силах заставить молчать того, кто любит. По крайней мере, я наверняка теперь буду чаще с ним видеться. Ведь ты уже можешь обходиться с ним не как с обычным служащим, а как с будущим зятем…

– Разумеется… Люсьен станет чаще сюда приходить.

– И подтвердит ту добрую весть, что ты мне сегодня принес?

– Несомненно.

– Ну вот, теперь я довольна, – радостно объявила Мэри, – и буду ждать столько, сколько нужно. Только, папочка, постарайся все-таки как-нибудь сократить это долгое ожидание.

– Обещаю! Я ведь не меньше твоего заинтересован в том, чтобы брак был заключен как можно скорее.

– Какой ты у меня хороший!… И благодаря тебе твоя дочь станет счастливейшей из женщин!

За разговором они пропустили то время, когда обычно садились за ужин. Мэри взяла отца за руку и потащила в столовую. Поль Арман с ужасом думал, как же ему теперь выбраться из того тупика, в который он попал, пообещав дочери сделать то, что вовсе не в его силах. Но внезапно лицо у него прояснилось: его осенила одна идея. За столом Мэри овладело безудержное веселье; оно и потом не оставляло ее в тот вечер; возвращаясь к себе, она выглядела буквально другим человеком и вовсе не похожа была на больную.

«Этот брак несомненно спасет ее, – думал миллионер, – значит, нужно как-то все устроить».

На следующий день ему предстояло отправиться в Курбвуа очень рано, чтобы проследить за упаковкой станков, отправляемых в Бельгард, где на берегу Роны шло крупное промышленное строительство. Главный механик и двое рабочих-наладчиков должны были сопровождать груз, дабы по прибытии на место установить станки и привести их в рабочее состояние. Это займет две-три недели.

Была суббота. Груз по железной дороге должен был отправиться в понедельник. Когда миллионер прибыл на завод, Люсьен Лабру уже был на месте и давал необходимые указания рабочим. Арман сердечно пожал ему руку. Молодой человек, после вчерашнего разговора ожидавший весьма холодной встречи, горячо ответил на рукопожатие.

– Ну как бельгардский заказ? – спросил хозяин.

– Все в порядке, сударь. Теперь совсем недолго; через час начнем упаковывать.

– Завтра утром, как можно раньше, ящики должны быть доставлены на железнодорожную станцию… Вы поговорили с механиком и рабочими, которые поедут устанавливать машины?

– Они выезжают в понедельник утром.

– В Бельгарде нужно взять проект нового цеха… и я вот о чем подумал… Было бы очень кстати, если бы вы сами туда съездили.

– Если вы считаете нужным, я готов.

– Полагаю, это необходимо. Ведь речь идет о предприятии, с которым мы заключаем – и будем заключать – крупнейшие сделки. Я сейчас должен оставаться здесь, и было бы неплохо, если бы вместо меня туда съездили вы. А каково ваше мнение, дорогой Люсьен?

– Оно идентично вашему, сударь. Когда я должен уехать?

– В понедельник, тем же поездом, что и механик с рабочими. Сегодня во второй половине дня я вас подробно проинструктирую. Вы, я полагаю, проследите за тем, чтобы вечером все как следует погрузили, а на рассвете доставили на станцию?

– Я останусь здесь на ночь, сударь, и лично прослежу за доставкой груза на железную дорогу.

– Буду вам очень признателен. Разумеется, вы получите возмещение дорожных расходов – пять тысяч франков.

– Это слишком много…

– Я так не считаю. Надеюсь, вы ежедневно будете писать мне, как продвигаются наши дела в Бельгарде.

– Непременно, сударь.

На этом они расстались. Поль Арман направился в свой кабинет.

«Добиться желаемого оказалось совсем несложно, – уединившись там, сам с собой рассуждал миллионер. – Люсьена Лабру не будет здесь две недели, а если понадобится, найду способ продлить его отсутствие. Пока его нет, я смогу навести все необходимые справки. И что за женщина его так окрутила? Что еще за интриганка, на которой он обещал жениться? Хотел бы я это знать… и горе той, что решила соперничать с моей дочерью! Да я просто уничтожу ее…»

– Уничтожу… – произнес он через некоторое время. – А ведь это то самое преступление, что я совершил двадцать один год назад… Да, но если только так можно спасти жизнь моего ребенка, я не стану раздумывать. К тому же, провернуть все, нисколько себя не скомпрометировав, легче легкого. Теперь я достаточно богат – заплачу, и эта женщина исчезнет.

Бывший мастер быстрыми шагами расхаживал по кабинету из угла в угол; внезапно он остановился.

– Но тогда нужен сообщник… – прошептал он. – А значит, я попаду под власть того человека, и он будет мною вертеть, как это делает негодяй Соливо… Соливо… – повторил он. – А почему бы мне к нему и не обратиться? Он заинтересован в том, чтобы услужить мне, а возможность получить лишние деньги сделает его способным на все. Нет, определенно: Овид – именно тот, кто мне нужен; но прежде всего необходимо узнать, что же это за девица, которой Люсьен поклялся хранить верность. Вот болван! Когда ее не станет, он с величайшей радостью готов будет принять и мои миллионы, и руку Мэри в придачу! Осталось лишь удостовериться, что на Овида в данном случае можно рассчитывать. Вечером зайду к нему.

Около четырех Люсьен Лабру доложил, что машины для Бельгарда упакованы и их уже грузят на подводы.

– Хорошо… – ответил промышленник, взяв со стола какие-то бумаги, – вот план работ, которые предстоит провести в Бельгарде, и проекты будущих заказов. А по этим двум чекам вы получите деньги в кассе; один – на пять тысяч франков – вам, на дорожные расходы; другой – на пятнадцать тысяч – на оплату расходов рабочих, сопровождающих груз. Я очень ценю вашу активность, дорогой Люсьен.

– Положитесь на меня: все будет сделано как нужно.

– Тогда счастливого пути, мальчик мой; пишите мне каждый день.

– Непременно.

Люсьен Лабру пожал протянутую хозяином руку и ушел. Промышленник вышел и сел в карету.

– В Батиньоль… улица Клиши. Остановитесь, как только до нее доедете…

Когда карета остановилась в указанном месте, Жак Гаро вышел, приказал подождать и отправился пешком. Вскоре он оказался перед стеной, в которой была небольшая дверь. За стеной виднелась крыша окруженного деревьями особнячка. Миллионер решительно позвонил в колокольчик. Через несколько секунд появился Овид Соливо – гладко выбритый, в шляпе, перчатках, прекрасном костюме и великолепных ботинках: явно куда-то собрался. Узнав посетителя, он радостно вскрикнул.

– Это ты, братец! Вот так удача! Минут через пять ты бы меня уже не застал.

– У тебя какое-то неотложное дело?

– Ничего подобного. Просто хотел перед ужином прогуляться по бульварам.

– Тогда останемся здесь, поговорить нужно.

– Слушаюсь, братец.

Разговаривая с «родственничком», Овид внимательно его разглядывал. Лицо у «братца» выглядело мрачным. Поэтому дижонец решил, что визит этот вызван какой-то веской причиной.

– У тебя что-то не ладится? – тихо спросил он.

– Идем к тебе, расскажу.

Овид провел его через садик в дом, открыл дверь и пригласил в тесную, обставленную простой, но добротной мебелью, очень чистую комнату.

– Видишь, братец: с тех пор, как я живу на свою, а точнее – на твою – ренту, мой дом содержится в полном порядке! – со смехом сказал Соливо. – У меня есть служанка, она же исполняет роль лакея. Никакой роскоши я себе позволить не могу, но мебель все же довольно милая. Как на твой взгляд?

– Устроился ты прекрасно, но речь пойдет не о твоем житье-бытье. Я пришел по очень важному делу. Поужинаем вместе. В прошлый раз я, помнится, отказался, а сегодня готов принять твое приглашение.

– Может, за ужином и поговорим?

– Нет.

– Ну и ну!… Значит, беседа должна проходить при закрытых дверях? Тогда, наверное, дело серьезное…

– Это уж как решишь.

Овид предложил ему стул, но знаменитый миллионер продолжал стоять; затем он провел рукой по лбу и сказал:

– В Курбвуа ты меня заверял, что я всегда могу рассчитывать на твою помощь.

– Я и сейчас готов это повторить; ведь раньше я мечтать не мог, что ты так меня поддержишь. А оказывается, я плохо о тебе думал! Ты не мелочился… не торговался, и это мне очень понравилось. Поэтому я и в самом деле готов тебе помочь – если, конечно, это в моих силах.

– И готов сделать все, что я прикажу? Вдумайся-ка получше в значение слова – ВСЕ…

Овид пристально посмотрел на «братца», и во взгляде его появилось какое-то особое выражение.

– Да, черт возьми! Я ведь не дурак! «ВСЕ» означает, что я должен повиноваться любому приказу, даже если речь пойдет о необходимости устроить небольшой пожар, как некогда сделал ты. Так?

– И даже более того.

Дижонцу почти удалось скрыть свое изумление; он пробормотал:

– Черт побери! Черт побери! Значит, дело мы будем иметь не с огнем, а с кровью, да?

– И что ты на это ответишь?

– Что такого рода делами еще не занимался. Я славный парень, нрав у меня кроткий, проблемы я склонен решать полюбовно.

– Речь идет о моем спасении. А значит, о спасении твоего теперешнего положения!

– Тебе всерьез что-то грозит? – живо спросил Овид; мысль о том, что он может потерять свою ренту, не на шутку напугала его.

– Да.

– Тогда я готов на все… решительно на все. Тот, кто угрожает тебе, угрожает и мне. Ты – мой источник финансов, и я вовсе не хочу, чтобы с тобой что-то случилось! Неужели двадцать один год спустя всплыло на поверхность твое прошлое? Если так, то какое это имеет значение – срок давности-то истек.

– Устроить грандиозный скандал истекший срок давности нисколько не мешает, а скандал отправит меня на тот свет поскорее, чем любой суд присяжных.

– Объясни-ка начистоту, что стряслось. Прежде чем приступить к действиям, я должен знать твое положение во всех подробностях.

– Ну так слушай. Едва я успел приехать в Париж, как в силу какой-то дьявольской случайности на моем пути оказался сын Жюля Лабру.

– Да, ты ведь его… знал прежде… Люсьен Лабру… Я в курсе.

– Ты в курсе? – удивился миллионер.

– Представь себе, да. Там, на заводе, в твоем кабинете, при мне прозвучало это имя. Черт возьми! У меня хватило сообразительности догадаться, что он сын того самого человека; я еще подумал, что очень-очень хитро ты поступил, устроив его к себе на работу, где он всегда будет у тебя под рукой: так ведь легче всего глаз с него не спускать – ты знаешь все, о чем он думает, все, что он делает! Вот это сила, скажу я тебе!

– Я взял его на работу именно потому, что знаю, что за идею он вынашивает.

– И что же это за идея?…

– Отомстить за смерть отца; это цель всей его жизни. И решение его твердо и бесповоротно.

– Но смерть его отца уже отомщена, ведь всеми уважаемый суд приговорил Жанну Фортье к пожизненному заключению.

– Он не считает виновной Жанну Фортье.

– Вот так-так! И почему же?

– Какое-то предчувствие подсказывает ему правду. Он полагает, что Жак Гаро вовсе не погиб, и во всем обвиняет его…

– Тысяча чертей! Ну, теперь я придерживаюсь совсем иного мнения. Раз дело обстоит так, то ваше постоянное общение чревато опасными последствиями.

– И их не избежать, если судьбе будет угодно свести его с Жанной Фортье; она ведь может узнать меня.

– Жанна Фортье до конца своих дней будет сидеть в тюрьме.

– Она сбежала. И теперь на свободе…

Овид Соливо в изумлении отшатнулся.

– На свободе! Тогда, черт возьми, дело дрянь! Они и в самом деле могут встретиться, а это нам совсем ни к чему. Короче, ты считаешь нужным убрать с дороги Люсьена Лабру?

– Нет.

– Тогда – Жанну Фортье?

– Я не знаю, где она теперь.

– Что-то мне не отгадать твоей загадки.

– Сейчас объясню… Ты знаешь, как я люблю свою Мэри!… Ради нее я Париж спалить готов. Мог бы, так и весь мир уничтожил. Если речь идет о ее жизни, я умереть за нее готов… а она, как тебе известно, очень больна.

– Нужно сделать так, чтобы она ни в коем случае не умерла… и жила, черт возьми, как можно дольше! – воскликнул Соливо. – Но какое отношение ко всему этому имеет твоя дочь?

– Мэри любит Люсьена Лабру…

– И из-за этого ты так разнервничался! – весело воскликнул Соливо… – Но ведь это мимолетное увлечениеМэри и есть та самая соломинка, что тебя спасет! Выдай дочь за парня, и как можно скорее. Стоит мэру провозгласить их супругами, и бояться больше нечего. Предположим, Люсьен, будучи уже твоим зятем и компаньоном, встретится вдруг с Жанной Фортье. Допустим, ей удастся окончательно утвердить его в мысли, что она невиновна… Вообразим, что они вместе пускаются на поиски подлинного альфорвилльского поджигателя, убийцы Жюля Лабру, и в конце концов находят его; ясно как день, что сам же Люсьен и заставит Жанну Фортье молчать. Разве он сможет поднять скандал вокруг имени человека, на дочери которого женат? Да никогда в жизни!

– Когда я узнал, что Мэри любит Люсьена, я все это уже просчитал… Но с этим браком ничего не выйдет.

– Вот те раз!… Что, разве парень уже женат?

– Нет, но он любит другую.

– И эта другая очень богата?

– У нее ни гроша за душой.

– Ну и болван! Это же глупо, просто невероятно!

– Может быть; но, к несчастью, все обстоит именно так, ибо Люсьен отказался жениться на Мэри.

– Теперь до меня наконец дошло. Эта пташка вставляет тебе палки в колеса, ее-то и нужно убрать…

– Да!

– Когда она исчезнет, у Люсьена хватит ума не упустить из рук то состояние, которое ты предлагаешь ему…

– И только это может спасти мою дочь.

– Ладно, братец… Мы с тобой – свои люди! Будь спокоен: в самом ближайшем времени мою племянницу станут величать госпожой Люсьен Лабру. Кстати, как зовут любовницу этого балбеса и где она обитает?

– Понятия не имею.

– Черт возьми, с такой информацией далеко не разбежишься.

– Согласен; но зато я придумал, как все выяснить. Люсьена я на три недели отправляю в Бельгард – монтировать станки и вести переговоры по поводу следующего заказа.

– Прекрасно. Он не будет нам мешать.

– Сегодня он ночует на заводе, чтобы завтра утром проследить за доставкой груза на железнодорожную станцию. Сам он уедет в понедельник утром…

– Ни слова больше! Я все понял. Раз ему ехать в понедельник, а воскресенье у него свободно, он непременно посвятит его трогательнейшему прощанию с предметом своего обожания… Стало быть, нужно проследить, в каком направлении навострит лыжи юноша после того, как отправит груз на станцию… Ну что ж, скоро мы все узнаем, обещаю тебе, а я своими обещаниями просто так не бросаюсь.

– Деньги тебе нужны?

– Тактичный вопрос, нечего сказать! – рассмеялся Овид. – Сразу видно, что перед тобой деловой человек! Но обрати внимание, братец, на мою обходительность: до сих пор я от тебя ничего не требовал. О цене договоримся, когда выясним, что за работенку предстоит провернуть. Где живет Лабру?

– Улица Миромесниль, 87.

– Ладно, проследим. Теперь мы все обсудили, и я проголодался, как волк. Идем ужинать.

– Давай я выйду первым. Неподалеку стоит моя карета. Отправлю кучера домой, предупредить, что меня к ужину не будет.

– А я пойду прямо в ресторан папаши Лотиля.

Когда Жак Гаро расстался с «братцем», было около одиннадцати вечера.

«Овид – именно тот человек, что мне сейчас нужен, – думал он, направляясь на улицу Мурильо. – С его помощью я с успехом выберусь из всех передряг».

А дижонец тем временем размышлял:

«Вот черт! Но ренту-то нужно спасать! А что до денег, то тут уж я позабочусь о том, чтобы плата за мои труды являла собой весьма соблазнительную сумму! Братец богат… Заплатит».

Глава 5

С тех пор как отец пообещал Мэри, что она станет женой Люсьена Лабру, девушка просто обезумела от радости. Будущее рисовалось ей в розовом свете. Всего два дня прошло с того момента, как отец принес ей эту добрую весть, а лицо ее уже не выглядело столь устрашающе бледным, да и красные пятна на щеках больше не выступали. Воскресенья отец обычно проводил с ней. В субботу она весь вечер просидела одна, ибо Поль Арман послал кучера предупредить, что к ужину его не будет.

Неожиданное отсутствие отца очень раздосадовало ее: она надеялась поговорить с ним о Люсьене, и именно поэтому с утра пораньше отправилась к нему в кабинет. Миллионер имел все основания подозревать, что Мэри жаждет задать ему тысячу вопросов, на которые он не будет знать, как ответить. И решил, что придется по возможности как можно реже оставаться с дочерью наедине, дабы не попасть в неловкое положение; поэтому, когда дверь в кабинет открылась и она появилась на пороге, Жак не смог сдержать досады и нахмурился. Ни досада, ни складки на лбу отца не ускользнули от внимания Мэри.

– Я помешала тебе, папа?

– Да, детка, немножко помешала; я тут занят расчетами, и мне никак нельзя отрываться, но, раз ты пришла, так уж поцелуй меня.

Девушка поспешила выполнить его желание и тут же заговорила:

– Чем мы сегодня займемся?

– У меня накопилось слишком много дел, их нужно привести в порядок. На это уйдет большая часть дня, а вечером я вынужден отлучиться по делу – на несколько часов.

– Но обедать и ужинать ты будешь со мной?

– Обедать – да, а ужинать – вряд ли.

– Значит, прощай, моя прекрасная мечта!

– О чем же ты мечтала, детка?

– О том, что ты пригласишь на ужин Люсьена Лабру.

– Ты же видишь, что этого никак не получится.

– Ну тогда на обед.

– Тем более не получится. У господина Лабру перед отъездом, наверное, много хлопот.

Мэри вздрогнула и сильно побледнела.

– Перед отъездом! – дрогнувшим голосом произнесла она. – Значит, господин Лабру уезжает из Парижа? Но почему?

– По делам предприятия.

– И куда он едет?

– В Бельгард: там первоклассный завод, которому мы поставляем оборудование, вот он и едет проследить за монтажом.

– И долго его не будет?

– Недели три; порученная работа станет знаком доверия с моей стороны и первым шагом на пути к будущему сотрудничеству на равных.

– Ну раз дело обстоит так, придется мне смириться… – прошептала девушка, и лицо ее немного прояснилось. – Но теперь весь день придется сидеть одной…

– Ты прекрасно знаешь, что я огорчен этим не меньше тебя, но дело есть дело, а из-за отъезда Люсьена у меня дел теперь будет выше головы. А тебе я, между прочим, обещаю полное возмещение морального ущерба в самом ближайшем времени.

– Не стану отказываться.

И Мэри ушла; оставшись один, он мысленно поздравил себя с тем, что ему удалось так ловко избежать столь страшных для него разговоров.

Искренне поверив тому, что он ей наговорил, девушка хоть и расстроилась из-за отъезда Люсьена, но нисколько не была встревожена. Эта поездка действительно выглядела как знак отцовского доверия и уважения к ее жениху. Успокоившись, госпожа Арман вернулась в свои апартаменты и не выходила оттуда до одиннадцати. Когда она вновь спустилась к отцу, то одета была очень элегантно, с безупречным вкусом.

– До чего же ты хороша, радость моя! Просто ослепительна! И куда же ты направляешься?

– Навестить кое-кого из подруг. Если никого дома не окажется, что вполне возможно, поеду гулять в Булонский лес. Дома мне скучно. Так что до ужина я здесь не появлюсь.

В час дня ей доложили, что карета подана. Она спустилась вниз и приказала кучеру:

– Набережная Бурбонов, 9.

Слежка за Люсьеном Лабру была для Овида Соливо не более чем игрой. Переодевшись каменщиком, он проследил за Люсьеном до его дома. Пока тот был в своей квартире, Овид отпустил извозчика, нанял другого, велел ему остановиться в нескольких метрах от фиакра, который ждал Люсьена, и следовать за ним, как только тот стронется с места.

– Плачу по сотне су за час плюс хорошие чаевые.

– Идет! Садитесь, господин хороший, – ответил кучер, про себя решив: «Переодетый полицейский выслеживает вора».

Овид уселся в карету и уставился в окошко, не сводя глаз с дома 87. Вдруг оттуда вышел Люсьен – уже в другом костюме. Молодой человек что-то сказал извозчику – преследователь никак не мог расслышать, что именно, – и сел в фиакр.

– За ним! И поживее… – шепнул Овид.

– Не боись, господин хороший, мне не впервой!

Слежка оказалась совсем несложным делом, ибо лошадь, запряженная в фиакр Люсьена, пустилась отнюдь не галопом. Обе кареты, одна за другой, не спеша прикатили на набережную Бурбонов. Та, что шла первой, остановилась у дома 9. Вторая – возле моста Мари. Люсьен выпрыгнул из фиакра, расплатился с извозчиком, устремился под арку весьма ветхого дома и исчез. Овид насторожился.

– Должно быть, здесь и обитает его пташка… – прошептал он. – Теперь нужно что-нибудь придумать, чтобы разузнать имя этой особы и на каком этаже она живет.

Он вышел из кареты.

– Видели, куда он вошел? – спросил кучер, желая принять участие в погоне.

– Да. Оставайтесь здесь и ждите.

Люсьен Лабру вошел в правую парадную, направляясь к невесте. Проходя мимо хорошо знакомой ему консьержки, молодой человек поприветствовал ее.

– А! Что-то вы сегодня запаздываете, господин Люсьен, – со смехом заметила та. – Госпожа Люси обед к половине двенадцатого приготовила, а уже первый час.

– Потому и спешу. До встречи!

И Люсьен, перепрыгивая через две ступеньки, бросился наверх. Люси сразу узнала его шаги. И ждала, стоя на пороге. Он взял ее за руки, покрывая поцелуями ее лоб и волосы.

– О! Негодник! – воскликнула раскрасневшаяся, очень счастливая Люси. – Вы опоздали на полчаса с лишним!

– Да, опоздал, но не по своей вине. Раньше прийти я никак не мог.

– Это почему же? Ведь в воскресенье вы решительно ничем не заняты!

– Это вы так думаете! А я, между прочим, встал сегодня за час до рассвета.

– За час до рассвета! Что же случилось?

Люсьен рассказал о той работе, что ему пришлось выполнить по просьбе Поля Армана.

– Ну тогда ладно; вы прощены, – заявила Люси. – И скорее за стол, я просто умираю от голода…

– Мамаша Лизон не будет сегодня с нами обедать? – спросил Люсьен, усаживаясь за очень старательно и нарядно накрытый столик.

– Нет, друг мой. У бедной мамаши Лизон и минуты свободной нет! Ее хозяйка, госпожа Лебре, заболела, и очень серьезно, поэтому мамаша Лизон буквально днюет и ночует возле нее. И при этом дважды в день разносит хлеб клиентам. Так что я ее почти не вижу.

– Вы ведь очень любите эту славную женщину, да? И правильно делаете! Я и сам отношусь к ней с большой симпатией и уверен, что она того заслуживает.

– Как только мы поженимся, дорогой Люсьен, сразу же выполним свое обещание: возьмем ее к себе и обеспечим счастливую старость.

– Если Богу будет угодно, радость моя, это произойдет очень скоро! Если бы вы знали,.с каким нетерпением я жду!

И Люсьен вознамерился было опять расцеловать невесту. Однако она – нежно, но вполне решительно и отнюдь не из кокетства – воспротивилась этому.

– Пока мы еще не женаты, – рассмеялась она, – заприте свои поцелуи в сундук. Позднее мы к ним еще вернемся.

– Фу, какая злюка!

– Для вашего же блага стараюсь. Если я мешаю вам заниматься мелким воровством, то лишь ради вашей же персоны. Будем вести себя серьезно! Мы сели обедать – так давайте этим и займемся! Как вам отбивные? По-моему, они несколько пережарены…

– А я так не считаю.

– Вы по-прежнему довольны своей работой у господина Армана?

Люсьен нахмурился.

– Да… Хозяин оказывает мне большое доверие… и посему мне сейчас придется вас немножко огорчить: в ближайшие две недели мы не сможем видеться по воскресеньям…

Глаза девушки наполнились слезами.

– Две недели! – повторила она. – Но почему?

– Я уезжаю недели на две – на три. Господин Арман отправляет меня в Бельгард в качестве своего представителя для монтажа очень важного оборудования.

– И для нашего будущего это тоже очень важно, да?

– Очень, радость моя.

– Тогда мне придется смириться, ведь это приблизит час нашей свадьбы. Вы же будете мне писать, правда?

– Обещаю: каждый день. Так что не грустите. Три недели пройдут быстро. Когда я вернусь, мы с вами от радости тут же забудем долгие часы разлуки. К тому же еще раз повторяю: моя поездка очень важна для нас обоих. Я получу довольно солидное возмещение дорожных расходов. Если бы вы знали, как мне не терпится встать на собственные ноги!

– К чему такая спешка, если вас устраивает ваша теперешняя работа?

– Да, работа меня устраивает, но некоторые вещи мне совсем не по нутру; об этом я вам позже расскажу.

– А кто вам мешает рассказать прямо сейчас?

– Нет… потом… Сейчас поговорим о другом. Я очень огорчен тем, что во время моего отсутствия рядом с вами не будет мамаши Лизон. По-моему, преданнее нее охранника для вас и не сыщешь.

– Вчера ее хозяйке вроде бы чуть получше стало. Как только она пойдет на поправку, мамаша Лизон вернется к своей обычной жизни и опять будет проводить со мной много времени. Да вы увидитесь с ней скоро, только недолго. Она обязательно заглянет ко мне.

Овид Соливо пытался придумать что-нибудь, чтобы разузнать, к кому же направился Люсьен Лабру.

Расспросить консьержку? Об этом и речи быть не может: подобного рода поведение покажется подозрительным и неизбежно привлечет к нему внимание. У Овида была лишь одна надежда: влюбленные вполне могли вместе отправиться на прогулку. А как только ему станет известно, как выглядит эта девушка, навести о ней справки станет проще простого.

Дижонец уже довольно долго прохаживался по набережной возле дома, несколько раз переходил на другую сторону, делал вид, что с интересом разглядывает товары, выставленные в витрине скобяной лавки, расположенной как раз возле входа в дом, потом опять переходил на другую сторону набережной, вглядываясь в окна, как вдруг аж охнул от радости.

Окно на самом верхнем этаже распахнулось. Сначала в нем показался Люсьен, потом он обернулся, что-то сказал, и к нему подошла Люси. Несмотря на довольно большое расстояние, Овид прекрасно разглядел девушку.

– Однако! – прошептал он. – У парня губа не дура! Милая крошка, очень даже милая!… Теперь я ее запечатлел в своей памяти. И уже никогда не забуду.

Люси расстелила на подоконнике белый носовой платок и облокотилась на него. Потом на какой-то момент откинулась назад, увертываясь от Люсьена, пытавшегося ее поцеловать. Платок соскользнул, вращаясь в воздухе, полетел вниз и упал прямо под ноги Овида; тот поспешно его поднял.

Люси у окна отчаянно жестикулировала, поясняя, что это ее платок и она сейчас спустится. Овид тем же макаром дал ей понять, что отнесет платок консьержке. Жених с невестой тут же исчезли. Овид, очень довольный тем, что инцидент весьма облегчил стоящую перед ним задачу, был уже во дворе. И в этот момент возле дома остановилась открытая коляска, из которой вышла Мэри Арман.

Консьержка, увидев, что к ней направляется переодетый каменщиком Овид Соливо, оторвалась от своего рукоделия.

– Чем могу служить? – спросила она.

– Голубушка, этот платок упал с седьмого этажа вашего дома, какая-то барышня выронила. Вот я его и принес.

И он протянул ей тонкий платочек, от которого исходил почти неуловимый, но очень нежный запах.

– С седьмого… – повторила консьержка. – Там швея живет, госпожа Люси… Спасибо, голубчик, я ей передам.

– Я уже бегу вниз… – раздался сверху голос Люси.

Овид, таким образом, выяснил все, что ему требовалось. И собирался уже уйти, как вдруг, обернувшись, оказался лицом к лицу с Мэри, только что вошедшей и преградившей ему путь к отступлению. Он быстренько отскочил в сторону и отвернулся, чтобы спрятать лицо, пребывая во вполне понятном смятении. Но Мэри не обратила на него ни малейшего внимания.

– Где живет госпожа Люси, швея? – спросила она.

– На седьмом, сударыня. Дверь справа.

– Благодарю вас.

Девушка направилась к лестнице, обойдя стороной вымазанного штукатуркой «каменщика». Овид наконец получил возможность выбраться; он устремился к выходу и быстро прошел через двор. Люси спустилась вниз.

– Вы, барышня! – радостно воскликнула она. – Вы, в этом доме!

– Пришла повидаться с вами, моя дорогая Люси.

– Ах! Я так рада! Вы сейчас очень удивитесь!

– Я? Почему же?

– Ничего пока не скажу… сами увидите. Пойдемте наверх, только не спешите, иначе очень устанете. Седьмой этаж – это довольно высоко…

На третьем этаже Мэри остановилась, чтобы отдышаться. Силы покидали ее. Воздух со свистом вырывался из сдавленной удушьем груди.

– Может, на меня обопретесь, барышня? – спросила Люси.

– Пожалуй.

И дочь Поля Армана вновь двинулась по лестнице, одной рукой опираясь на перила, другой – на руку подруги.

– Как это любезно и мило с вашей стороны, что вы решили меня повидать, – говорила мастерица, – и очень кстати. Ваш наряд я еще даже не сметала…

– Я пришла только ради вас, милая. Уже давно я мечтала вот так просто к вам взять да и зайти.

– Я так счастлива… и как он сейчас удивится!

– Он? Кто это? – заинтересовалась Мэри.

– А это секрет… сюрприз! Сейчас увидите.

Подолгу останавливаясь на каждом этаже, они наконец добрались до седьмого. Люси взялась за дверную ручку. Люсьен, как только его невеста выбежала за платком, вернулся к окну. И теперь разглядывал стоявшую возле дома коляску.

– Странно… – прошептал он. – Эти лошади… кучер в ливрее!… Как будто я их уже где-то видел. Похоже на одну из карет господина Армана.

От этого занятия его отвлек звук открывшейся двери. Он обернулся – в дверях, совсем рядом, в каких-нибудь двух шагах от него, с трудом переводя дыхание, стояла улыбающаяся Мэри. Увидев друг друга, они одновременно ахнули от удивления. Люсьен слегка побледнел. Мэри пошатнулась, схватившись рукой за сердце.