Текст книги "Лучше умереть!"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Мы полагаем, что полиции удастся обнаружить сию особу, если два-три агента будут посланы на банкет в честь некоей разносчицы хлеба, называющей себя Лиз Перрен, который состоится сегодня ровно в полдень в винной лавке на улице Сены под названием «Привал булочников».

Они станут свидетелями весьма забавного инцидента, вследствие которого клермонская беглянка вынуждена будет выдать себя».

Вложив в конверт подлый донос, Овид все тем же измененным подчерком написал адрес:

« Господину начальнику полиции, префектура полиции, СРОЧНО».

Выйдя на площадь, он дал сорок су посыльному, приказав доставить письмо по указанному адресу.

Ровно в десять Этьен Кастель явился к Аманде на улице Дам. Дверь ему открыл Рауль Дюшмэн.

– Входите, сударь! – радостно произнес он. – Конечно же, вы пришли сообщить, что обнаружили, где живет Овид Соливо?

– Нет; я, наоборот, хотел узнать, не удалось ли вам напасть на его след?

– Увы, сударь, нет! Целых три дня я ходил за Полем Арманом буквально по пятам, но из дома он выезжал лишь для того, чтобы отправиться в Курбвуа, а из Курбвуа всякий раз прямиком возвращался в свой особняк.

– Значит, ничего! Ничего! Ни единого следа! – в отчаянии произнес Этьен.

– Ровным счетом ничего, и боюсь, что этот Соливо, заметив слежку, испугался и, может быть, уже удрал из Парижа…

– В таком случае, сам дьявол помогает ему! И нет даже никакого способа проверить правильность вашей догадки…

– Пока я вас ждал, мне пришла в голову одна мысль. Я подумал, что можно от его имени послать Полю Арману телеграмму следующего содержания:

« Сегодня вечером, у меня; очень срочно.

Овид».

Получив ее, Поль Арман встревожится и непременно пойдет к нему, и я буду начеку – отправлюсь следом. Как вам моя идея?

– Сама по себе она просто превосходна, но, однако, чревата некоторыми осложнениями и таит в себе определенную опасность.

– А именно?

– Если ваше недавнее предположение относительно того, что Соливо уже сбежал, соответствует истине, Поль Арман догадается, что ему расставили ловушку, насторожится и никуда не пойдет.

– Это так; но он, может быть, и не знает, что сообщника уже нет в Париже. Или вдруг решит, что тот вернулся. В любом случае, стоит попытаться.

– Может быть. Предположим, что Овид все-таки в Париже. Поль, решив, что он вернулся, является и, застав его дома, говорит: « Я получил вашу телеграмму и вот я здесь. Что случилось?» Овид, не отправлявший никакой телеграммы, сразу же почувствует западню и поймет, что они оба в опасности…

– Он сочтет, что телеграмма – дело рук Аманды. Да и какая в конце концов разница? Пока они будут размышлять, я смогу действовать.

– И что же вы предпримете?

– Когда Поль Арман явится к Овиду Соливо, тот либо будет дома, либо нет. Если он никуда не уехал, так или иначе он ведь выйдет когда-нибудь пообедать, сделать покупки, ну мало ли? Тогда я, воспользовавшись его отсутствием, проберусь к нему в дом, все перерою и заберу документы.

– Вы с ума сошли! – воскликнул художник. – Вы же замышляете преступление, наказуемое законом!

– По-моему, этот негодяй давно уже поставил себя вне закона! Я убежден, что подобные действия против него совершенно оправданны. Да даже если это и не так, я все равно готов рискнуть.

– Коль скоро вы приняли столь бесповоротное решение, вряд ли мне удастся вас переубедить. Так куда же вы намерены послать телеграмму? В Курбвуа? Или в особняк на улице Мурильо?

– В том-то и состоит проблема. Поскольку сегодня утром, ожидая вас, я не следил за ним, как обычно, я не знаю, поехал ли он на завод, и вообще, где он сейчас.

– Это мы скоро выясним. Я сам поеду на улицу Мурильо и спрошу, дома ли он. Мы с ним знакомы; и не раз уже навещали друг друга. Поэтому мой визит не вызовет ни малейших подозрений… Вы подождете меня в кафе на бульваре Малэрб, где закажете нам обед. Там и встретимся.

– Тогда поехали…

– Погодите минуту, – сказал Этьен, вынимая из бумажника документ, написанный на министерском бланке, и протягивая его молодому человеку. – Прочитайте… Как видите, я сдержал свое слово, так что на данный момент бояться вам больше нечего.

– Я очень благодарен вам, сударь, что, будучи столь влиятельным человеком, вы снизошли до моей скромной персоны; поверьте, я очень признателен вам.

Они вышли и сели в фиакр. В начале улицы Мурильо Дюшмэн, договорившись с Этьеном, в каком именно кафе он будет ждать, вышел; карета поехала дальше, к особняку миллионера. Художник позвонил у дверей.

– Господин Поль Арман дома? – спросил он у привратника.

– Нет, сударь, но барышня наверняка пожелает вас принять.

Пару минут спустя Этьена проводили к Мэри. Девушка была смертельно бледна. Лицо ее осунулось, на скулах горели красные пятна; живыми выглядели лишь лихорадочно блестевшие глаза. Этьена Кастеля охватила глубокая жалость.

– Какими судьбами, дорогой маэстро? – спросила Мэри с улыбкой; художнику больно было смотреть на эти уже посиневшие, но все еще способные улыбаться губы. – Наверное, вы хотели повидаться с папой?

– Да, я пришел к господину Арману. Ибо не смел и надеяться, что вы сможете принять меня в столь ранний час.

– Папа на заводе. У вас к нему какое-то срочное дело?

– Я хотел попросить у него позволения осмотреть цеха. Хочу написать картину с фабричным сюжетом. Надеюсь, я не слишком помешаю ему, если явлюсь в Курбвуа?

– Вы прекрасно знаете, что он всегда рад вас видеть. А как мой портрет?

– На несколько дней мне пришлось оставить работу. Но в самое ближайшее время я вновь возьмусь за нее. Дело в том, что я ездил в Дижон…

– На родину моего отца…

– Да; о нем там до сих пор кое-кто помнит.

Мэри явно удивилась.

– Как! Он так давно уехал оттуда, и о нем все еще кто-то помнит! По-моему, у него и родственников не осталось…

– Вроде бы так. И тем не менее в Дижоне до сих пор помнят Поля Армана и отзываются о нем самым лестным образом, так же, впрочем, как и о его двоюродном брате – из всех родственников вашего отца, как мне сказали, только он еще и жив. Вы знакомы с ним?

– Да, дядюшка Соливо – большой оригинал; отец, уезжая из Нью-Йорка, продал ему свое предприятие. И, уверяю вас, я очень рада, что он не поехал с нами во Францию, ибо мне он определенно не слишком нравится.

– Значит, он остался в Америке, и с тех пор, как вы здесь, ни разу не навестил вас?

– Слава Богу, нет! По-моему, здесь он мне показался бы еще противнее, чем там…

Этьен поднялся.

– Вы уже уходите? – спросила Мэри.

– Да, сударыня. Поеду в Курбвуа. До встречи!

Художник пожал девушке руку и вышел.

«Бедное дитя и не догадывается, что Соливо в Париже, – возвращаясь в карету, думал он. – И считает, что он все еще живет в Нью-Йорке. Что же это означает? Какой-то сплошной мрак!»

Этьен Кастель приказал кучеру ехать к тому кафе, где ждал Дюшмэн.

– Поль Арман сейчас на заводе, – сказал он, – и к ужину его дома не ждут.

– А вдруг он уедет из Курбвуа раньше, чем придет моя телеграмма?…

– Не бойтесь! Я задержу его.

Меньше чем через час они закончили обедать, вышли из кафе и отправили телеграмму следующего содержания:

« Сегодня вечером, у меня, в девять. Очень срочно.

Овид».

Затем поехали к мосту Нейи. Там Рауль вышел из кареты, махнул рукой в сторону того места, откуда обычно следил за заводом, и сказал:

– Я буду ждать там.

– Договорились, – ответил художник. – Я устрою так, что до тех пор, пока наш любимец не получит телеграмму, он все время будет рядом со мной. Так что сегодня вечером мы вряд ли сможем увидеться, но ночью или утром жду вас у себя. Удачи!

Этьен поехал на завод. Миллионер, приехавший в Курбвуа рано утром, уже отдал все необходимые распоряжения, ибо собирался отправиться к банкиру, чтобы получить обещанную Овиду сумму. Возложив свои обязанности на Люсьена Лабру, он уже собирался, как вдруг принесли телеграмму. Она была от Овида – он отменял назначенную встречу. Телеграмма порядком удивила и раздосадовала миллионера.

– Вот тебе раз! И что за муха его укусила, хотел бы я знать? – пробормотал он. – С чего вдруг эта отсрочка? И что тому причиной? Наверняка какая-нибудь дурацкая блажь, ибо за этими скупыми строками явно не кроется ничего серьезного. Ну что ж, придется отложить прощание с «братцем» на завтра.

В одиннадцать он приказал вызвать Люсьена.

– Пообедаем вместе, мальчик мой, – сказал он.

Люсьен кивнул в знак согласия и проследовал за ним в ресторан, где тот время от времени обедал.

Рано утром Жанна Фортье, как обычно, зашла в « Привал булочников». У сидевших в зале был, как ей показалось, какой-то необычный, очень таинственный вид. Они, против обыкновения, вроде бы даже избегали лишний раз заговорить с ней и шептались по углам, поглядывая в ее сторону. Это так заинтриговало Жанну, что она решила узнать, что же происходит, и обратилась за помощью к Лионцу.

– Ну и дела! Что это с вами со всеми? Такое впечатление, будто меня теперь обходят стороной, словно я здесь совсем чужая. И смотрят все как-то странно…

– Сейчас все объясню, мамаша Лизон, – смущенно ответил Лионец, – просто нам нужно объявить вам кое о чем…

Жанна тотчас вспомнила о своем прошлом – чудовищном прошлом. И сразу же лицо ее покрыла смертельная бледность.

– Значит, вы собираетесь сообщить мне нечто ужасное! – с трудом проговорила она.

Тут вмешалась владелица лавки:

– Ничего подобного! Совсем наоборот, мамаша Лизон. Вы знаете, как все мы любим и уважаем вас…

– Я знаю, что все эти добрые люди – мои друзья, – взволнованно перебила ее разносчица хлеба.

– И смело можете сказать, что не просто друзья, а самые настоящие! – подхватил Туранжо. – И если когда-нибудь кто-то вздумает портить вам жизнь, то, обещаю, ему ничего хорошего не светит!

– Мы все были страшно перепуганы, – продолжила хозяйка, – когда узнали о несчастном случае с вами; и тогда те добрые люди, что собираются здесь и хорошо знают вас, решили: раз уж сама судьба захотела, чтобы наша славная мамаша Лизон избежала подобной участи, ибо она такого и впрямь не заслуживает, нужно это дело отпраздновать и доказать ей, что мы тоже очень любим ее, – преподнести хороший букет и устроить веселый банкет. Вот так…

– О! Друзья мои… мои друзья… – начала было Жанна, но не смогла продолжить. От волнения у нее перехватило горло.

– Букет получите, когда начнется банкет, – ровно в полдень! И от имени всех, кто организовал это, заявляю: сегодня мы от всей души выпьем за ваше здоровье!

– А! Конечно же! Ах, ну конечно! – почти хором закричали булочники и разносчицы хлеба.

Клермонская беглянка упала в распростертые объятия хозяйки, а потом все бросились пожимать ей руки, обнимать и целовать. Жанна, запинаясь от волнения, повторяла:

– Спасибо, тысячу раз спасибо, от всей души спасибо, друзья. О! Я так счастлива! Спасибо! Спасибо!

Сердце ее просто разрывалось от счастья, и бедная женщина, почти забывшая, что такое радость, разрыдалась.

– Ну что вы, мамаша Лизон, – сказала хозяйка, – как можно плакать! Смеяться нужно, а не плакать! Гораздо веселее всем будет! Ну-ка, выпейте немножко черно-смородинной водочки, да за работу.

Жанна Фортье взяла протянутый ей стакан и чокнулась со всеми присутствующими.

– Ну, друзья, – сказала она, – встретимся ровно в полдень… И я очень постараюсь вести себя получше…

Потом, под дружное «ура» всех присутствующих, она вышла.

– А теперь, дети мои, – заявила хозяйка официантам и служанке, – рассиживаться нам больше некогда!

Все принялись за работу, и вскоре в обеденном зале был накрыт большой стол.

Радостный и свежевыбритый, Овид, напевая арию из оперетки, шел к « Привалу булочников». На улице Бо-Зар ему пришлось остановиться, чтобы пропустить спешившего куда-то извозчика. Карета быстро проехала. Овид не успел заметить, что в окне ее мелькнуло знакомое лицо; и не просто мелькнуло, а сильно изменилось при виде его. Дижонец, даже не обернувшись, двинулся дальше, и карета вдруг остановилась. Аманда, заметив Соливо, тотчас же приказала кучеру:

– Поворачивайте и езжайте шагом.

Высунувшись в окошко кареты, примерщица госпожи Огюстин внимательно посмотрела вслед прохожему.

– Я не ошиблась, – прошептала она, – это действительно он. Несмотря на то, что он сбрил усы и бакенбарды и оделся совсем по-другому, я сразу же узнала его…

Аманда не теряла из виду «барона де Рэйсса» – тот, ни о чем не подозревая, шел своей дорогой. Девушка увидела, как он вошел в ванную лавку, при которой был ресторанчик. Она вышла из кареты.

– Я. ухожу, – сказала она извозчику, вложив ему в ладонь монету в сто су и визитную карточку госпожи Огюстин, – ткани, что лежат в карете, отвезете по этому адресу. Если там спросят, почему меня нет, скажите, что мне пришлось отлучиться по срочному делу и я вернусь сразу же, как только освобожусь.

– Хорошо, дамочка,

Опустив на лицо густую вуалетку, Аманда направилась к « Привалу булочников».

Подходя к лавке, она взглянула внутрь через окна и увидела дверь, распахнутую в большой зал, в центре которого был накрыт огромный стол. Вокруг него сновали официанты; в глубине, возле плиты, стоял человек, в котором примерщица узнала барона де Рэйсса. Аманда решительно вошла в лавку и спросила хозяина:

– У вас есть отдельный кабинет?

– Да, вот дверь, там очень чисто.

– Я займу его, – сказала Аманда, – и будьте добры, принесите кусок мяса – холодного или горячего, все равно, – полбутылки белого вина и сельтерской.

– Сию минуту, сударыня, заходите…

Аманда проскользнула в кабинет.

«Отсюда я прекрасно смогу наблюдать за ним, – решила она, приподняв уголок шторки, – увижу, когда он соберется уходить, и отправлюсь за ним; хоть до самой ночи буду следить, но узнаю, где он живет…»

В этот момент через открытую форточку девушка очень четко услышала голоса, доносившиеся из обеденного зала. Удивившись, что слышно так хорошо, она прислушалась.

– Ну, бургундец наш дорогой, что вам подать на обед? – спросила хозяйка.

– Как обычно, мамаша… Тарелку супа, но не слишком густого; нужно, чтобы и для торжественного обеда место осталось!

– Вы обещали всех развеселить, – накрывая на стол, напомнила Марианна, служанка.

– И уверяю вас, что сдержу слово, вот увидите! А теперь скорей несите мой обед: я просто умираю с голоду… Где мне можно сесть?

– В глубине зала. Там оставили несколько столиков для случайных посетителей. Идите садитесь, я сейчас все принесу.

Овид прошел к одному из столиков, стоявших возле застекленной перегородки. Если у Аманды и оставались какие-то сомнения, что человек, за которым она следила, и в самом деле «барон де Рэйсс», то его голос их окончательно развеял. Марианна принесла тарелку супа и принялась накрывать на стол.

– Вот вам для начала, – сказала она. – Сейчас принесу хлеб, сыр и вино.

– Да, голубушка, и поскорей; мне нужно вам кое-что показать.

Аманда, устроившись возле форточки, четко слышала каждое слово. Вернулась Марианна и поставила на стол все, что обещала.

– Ну вот, – сказала она, – и что же вы собираетесь мне показать?

– Ах, какие мы любопытные! Не терпится все узнать поскорей! Ну что ж, сейчас увидите…

Овид достал две небольшие коробочки, обтянутые сафьяном, – красную и черную. Сначала он открыл красную. На голубой бархатной подкладке сверкала пара сережек.

– Ну, что вы на это скажете? – спросил он.

– Ой! Какие красивые! Вы хотите подарить их мамаше Лизон?

– Совершенно верно.

– Ах, она, бедняжка, будет очень довольна! А что в другой коробочке?

– Пара сережек для вас, Марианна.

Служанка покраснела до корней волос. Овид открыл второй футляр, и Марианна вскрикнула от восторга.

– Но они просто чудесные! Вы, конечно же, шутите, утверждая, будто решили подарить их мне.

– Вовсе не шучу; я просто счастлив сделать вам что-то приятное.

– О! Спасибо, господин Пьер! Спасибо! Вы так любезны! Наряжаясь для банкета, непременно надену их…

Служанка закрыла коробочку, положила ее в карман и сказала:

– Господин Пьер, я очень люблю, когда все веселятся. Вы ведь сумеете гостей развеселить, правда? Так, чтобы все принялись шутить?…

– Все будут отчаянно веселиться.

– И даже мамаша Лизон?

– Мамаша Лизон – не меньше остальных.

– Здорово было бы; но все-таки я думаю, что вряд ли вам это удастся. У нее всегда такой похоронный вид. Ее просто невозможно развеселить.

– Не так уж это и сложно, Марианна, главное, чтобы вы сами этого захотели. Просто нужно устроить так, чтобы она оказалась немножко под мухой…

– Но я не стану спаивать ее.

– А вам и не придется спаивать ее!

– Тогда что же от меня зависит? Что мне нужно сделать?

– Все очень просто. После кофе все будут пить ликеры, ведь так?

– И после, и вместе с кофе, и даже до. У нас на банкете всего будет вдоволь.

– Тогда мы сейчас обо всем договоримся. После кофе я объявлю, что решил всех угостить по случаю знакомства; предложу мамаше Лизон свой подарок, и ей нальют стаканчик настоящего шартреза. Так вот: вам нужно отставить один графинчик в сторонку и влить туда ложечку специального ликерчика, который я принес.

– А вдруг ей, бедняге, плохо от этого станет? – воскликнула Марианна.

– Плохо! Да Господь с вами! – возмутился Соливо. – Она просто-напросто сразу же развеселится и примется шутить направо и налево.

– Вы уверены в том, что это ни в коем случае не повредит ей? – упорствовала Марианна.

– Да матерью родной поклясться готов; слово дижонца!

– Ну, тогда будь по-вашему!

– Когда я встану, вы будьте наготове, – продолжал Овид, – как только я прикажу принести ликер, дабы «обмыть» подарок, вы нальете стаканчик для мамаши Лизон.

– А может, и остальным налить? – предложила служанка. – Забавно, наверное, получится!

– Нет, тогда станет слишком уж шумно: все примутся кричать и шутить наперебой.

– И правда. Тогда я в каждую руку возьму по графинчику и налью специального ликера только мамаше Лизон; никто и не заметит. И где он, ваш ликер?

– Принесите графин шартреза; я сам все сделаю, а то вдруг вы вольете слишком много. Тогда ничего не получится: она сразу же уснет.

Служанка принесла маленький графинчик с шартрезом. Овид уже достал из кармана пузырек. Он отлил примерно с рюмку и вылил туда столько же канадского зелья. Затем поболтал графин, чтобы все как следует перемешалось, заткнул пробкой и сказал, протягивая Марианне:

– Только смотрите, не перепутайте с другим!

– Не бойтесь, – ответила девушка, спрятав графинчик в карман. – Я знаю, куда его убрать, и ничего не перепутаю.

Овид потер руки от удовольствия.

– Ей-богу, мы тут здорово повеселимся! – радостно воскликнул он.

Аманда все прекрасно слышала. И при этом поочередно испытала и удивление, и ошеломление, и даже ужас, ломая голову над тем, что же это за мамаша Лизони с чего вдруг Овиду понадобилось подливать ей того ужасного зелья, из-за которого сама она в Буа-ле-Руа чуть на тот свет не отправилась. Что за преступление он теперь замышляет? Какие чудовищные планы вынашивает? Вдруг она быстро подняла голову, и лицо ее приняло решительное выражение, а глаза воинственно сверкнули. Из-за шторки она взглянула на Овида: тот как раз встал и закурил сигарету. Затем он вышел из обеденного зала и, пройдя через лавку, оказался на улице.

Аманда проводила его взглядом. Она видела, что он уходит, но даже не шелохнулась. Марианна тем временем принялась убирать со стола, за которым только что обедал Овид. Аманда подошла к приоткрытой форточке и тихонько окликнула ее:

– Марианна!

Служанка, оглянувшись по сторонам, удивленно спросила:

– Кто меня зовет?

– Я… я в кабинете. Вы можете зайти ко мне на минутку? Мне нужно вам кое-что сказать.

– Сейчас.

Аманда прикрыла форточку и опустила шторку. Вошла Марианна.

– Вы звали меня, сударыня?

– Да, милая.

– К вашим услугам. Так о чем речь?

– Сейчас все объясню. У вас тут сегодня будет какой-то праздник?…

– Да, банкет в честь Лиз Перрен – тут ее все называют мамашей Лизон. Она разносчица хлеба и очень славная женщина; в прошлую субботу ее чуть не раздавило сорвавшейся строительной люлькой. Все здешние подмастерья, разносчики и разносчицы хлеба очень любят мамашу Лизон, поэтому они решили сброситься и устроить настоящий банкет в ее честь…

– А вы сама, Марианна, вы ведь тоже, наверное, любите ее?

– Конечно, люблю! Она такой хороший человек!…

– Прекрасно! Тогда вы, Марианна, не сделаете того, что предложил вам человек, с которым вы только что разговаривали…

– А вы откуда знаете? – ошеломленно проговорила служанка.

Госпожа Аманда, указав в сторону стеклянной перегородки, сказала:

– Форточка была открыта, и я все слышала.

– Тогда вы, сударыня, должны были понять, что речь идет о самой обычной и совершенно безобидной шутке. Мы просто хотим развеселить мамашу Лизон, а то у нее всегда такой мрачный вид…

– Я знаю, Марианна, что намерения у вас самые добрые; но все же вы должны отказаться от своего замысла.

– А почему? Вы думаете, что дижонец влил в графин какую-то гадость и мамаше Лизон станет плохо?

– Я знаю, что сделал он это отнюдь не с целью развеселить несчастную женщину.

– Значит, вы знакомы с дижонцем?

– Да, я хорошо знаю его и всем, что только есть на свете святого, готова поклясться, что этот человек вынашивает самые черные планы. И умоляю вас: не надо помогать ему.

– Самые черные планы? – задрожав, воскликнула девушка.

– Да, Марианна… Хотите заработать двести франков и предотвратить эту чудовищную затею?

– Да, сударыня, очень хочу; и не столько из-за денег, сколько ради того, чтобы не допустить зла. Я ведь думала, что господин Пьер – просто хороший человек, и даже приняла от него подарок!…

– Подарок оставьте себе.

– Ах, разбойник! Задумал устроить гадость мамаше Лизон, а меня своей сообщницей сделать! Если бы я только могла отплатить ему той же монетой, чтобы он сам в переплет попал!

– Вы можете так и сделать, Марианна… это очень просто. Вы поднесете ему то самое зелье, которое он приготовил для разносчицы хлеба…

– Ой! Вот это мысль, сударыня, просто замечательная мысль! И пусть с ним самим случится то, что он хотел сделать с мамашей Лизон…

– Количество жидкости, влитое им, может оказаться опасным для женщины, но никак не для мужчины, – заметила Аманда. – А когда он выпьет, Марианна, вы убедитесь, насколько «добрыми» были его намерения. Он быстро опьянеет, а затем ему захочется обо всем рассказать: он просто не сможет молчать. И тогда он во всеуслышание признается в том, что и почему собирался тут устроить… Этот дижонец – враг мамаши Лизон. Почему? Я ничего не знаю, но уверена, что дело обстоит именно так! И нельзя допустить, чтобы несчастная женщина угодила в подло расставленную им ловушку…

– Хорошо, сударыня; я обещаю вам, что мамаше Лизон и капли не достанется – разбойник сам все выпьет! Но что же он за прохвост?… Нужно предупредить хозяйку…

– Не стоит этого делать: его прогонят, и мы тогда так ничего и не узнаем.

– И правда… Значит, нужно, чтобы он выпил, и можете не сомневаться: выпьет как миленький.

– Вы хорошо помните все, что он велел вам сделать? – спросила Аманда.

– Да, сударыня, не беспокойтесь. Вот увидите. А как же вы это увидите?

– Я буду здесь, в кабинете. И прошу вас в строжайшем секрете держать все, о чем мы только что говорили.

– Можете на меня положиться.

Аманда достала из бумажника две стофранковые купюры и протянула их служанке.

– Вот то, что я обещала, – сказала она.

Марианна оттолкнула ее руку, воскликнув:

– Не надо, прошу вас! Нельзя брать деньги за доброе дело; мы же решили разоблачить негодяя…

– Хорошо, девочка моя, вы совершенно правы. Но деньги все-таки возьмите. Если хотите, можете отдать их разносчице хлеба, мамаше Лизон, она ведь наверняка небогато живет. Я вернусь сюда в полдень и закажу обед. Устройте же так, чтобы дижонец меня не увидел.

– Он не сможет вас увидеть; я скажу хозяйке, что кабинет заказан.

Договорившись обо всем, Аманда ушла из лавки. Как только она вышла, хозяйка позвала Марианну. Служанка поспешила к ней.

– Что ты так долго делала в кабинете, лентяйка?

– Беседовала с одной дамой; она сама позвала меня и дала мне вот это…

И Марианна показала хозяйке деньги; та воскликнула:

– Но ведь это же двести франков!

– Для мамаши Лизон!

– Ну что ж, раз так, то ты правильно сделала, что с ней поболтала! Преподнесешь эти денежки нашей милейшей гостье на десерт.

– Лучше вы сами отдайте.

– Как скажешь! А теперь посмотри, все ли готово, и приведи себя в порядок.

Расставшись с Дюшмэном, Этьен Кастель поехал на завод Поля Армана. Тот, пообедав с Люсьеном Лабру, только что вернулся. И сидел в своем кабинете один. Люсьен как раз проходил через заводской двор, когда заметил Этьена, шедшего к административному зданию. Они пожали друг другу руки.

– Вы, дорогой художник! – воскликнул Люсьен. – И что же привело вас сюда?

– Так, одна фантазия… Захотелось посмотреть, как выглядят цеха изнутри. Задумал картину на фабричную тему и посему решил навестить господина Армана. Кстати, я только что виделся с госпожой Мэри… Бедная девушка, ей совсем недолго осталось жить…

– Ах, сударь! – воскликнул Люсьен; он явно пребывал в полном отчаянии. – У меня нет уже сил исполнять ту роль, на которую с совершенно непонятной целью вы меня склонили…

– Еще раз повторяю: я сделал это ради вашего же счастья. Положитесь на меня. Теперь уже недолго осталось ждать… Кстати, я приглашаю вас поужинать сегодня вечером вместе со мной и Полем Арманом.

– С удовольствием!

Они пришли в административное здание. Миллионер увидел Этьена Кастеля.

– Ах ты, черт возьми! – воскликнул он, поднимаясь, чтобы пожать гостю руку. – Очень рад вас видеть. И что же привело вас в Курбвуа, дорогой господин Кастель?

Художник повторил ему то же, что сказал Люсьену, и добавил:

– Нечто вроде навязчивой идеи, посему я сегодня даже заявился с утра пораньше к вам на улицу Мурильо.

– Вы виделись с моей дочерью?

– Да, госпожа Мэри заверила меня, что сегодня вы будете на заводе весь день. Так что, может быть, поужинаем вместе? Хотя госпожа Мэри сказала, что у вас вечером какие-то дела…

– У меня и в самом деле была назначена встреча, но я только что получил телеграмму, что она отменяется, и теперь могу с радостью согласиться на ваше предложение.

Они собирались уже отправиться в цеха, как вдруг явился привратник: в руках у него была телеграмма.

«Должно быть, наша», – подумал художник.

Подойдя к окну, Поль вскрыл телеграмму и сразу помрачнел. Этьен Кастель украдкой наблюдал за ним.

«Что все это значит? – размышлял миллионер, складывая листок и засовывая его в карман. – Утром он отменил назначенную встречу, а теперь назначает другую… Что же происходит?»

– Похоже, вы чем-то расстроены, – заметил художник. – Какие-нибудь неприятности?

– Приятного и в самом деле мало: неожиданное и очень срочное дело вынуждает меня отклонить ваше предложение, которое я с такой радостью только что принял. В девять мне нужно быть у одного из моих клиентов.

– Вы попадете на эту встречу, нисколько не нарушая наших планов, дорогой господин Арман. Мы сядем за ужин ровно в шесть, где-нибудь неподалеку от того места, куда вам нужно по делу, а в половине девятого вы спокойно отправитесь к клиенту, и не стоит слишком церемониться – я понимаю, что дело есть дело.

– Тогда сдаюсь. Но в половине девятого вы непременно отпустите меня…

В пять Поль Арман вышел с завода вместе с Этьеном и Люсьеном. Все трое устроились в карете, ждавшей художника с утра. Без четверти шесть они прибыли к ресторану на площади Гавра. Рауль Дюшмэн, пустившись вслед за ними от моста Нейи, не спускал с них глаз. Он тоже вошел в ресторан.

Глава 12

Было без четверти двенадцать. Все участники банкета в честь разносчицы хлеба уже явились. Госпожа Аманда, отпросившись у госпожи Огюстин, уже десять минут как сидела в кабинете; Марианна принесла ей обед.

– Вы ведь сделаете то, что обещали мне, правда? – спросила девушка у служанки.

– Непременно, сударыня. Не волнуйтесь ни о чем!

Марианна вернулась в общий зал. Овид Соливо, вертевшийся среди стоявших небольшими группами гостей, выглядел оживленным и много болтал, но на самом деле он был весьма встревожен. Ведь именно тех, на чье появление он так рассчитывал – агентов полиции, – в зале явно не было. Мимо него прошла Марианна. Склонившись к ней, Овид шепнул:

– Вы хорошо помните, что должны сделать?

– Не беспокойтесь, я ничего не забыла! Графинчик у меня под рукой. После кофе я пущу его в ход.

В этот момент в зал вошел унтер-офицер транспортной службы в сопровождении крестьянина лет шестидесяти. Соливо внимательно вгляделся, и лицо его прояснилось.

– Вот и агенты… – шепнул он себе под нос. – Теперь все в порядке.

Негодяй не ошибся: этих двоих и в самом деле прислал начальник полиции.

Вскоре в зал вбежала одна из разносчиц хлеба.

– Ну, дети мои, – воскликнула она, – мамаша Лизон идет…

– Тогда внимание! – объявил Лионец. – Сейчас самый старший из нас вручит ей букет.

Человек лет шестидесяти взял стоявший на столе огромный букет. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, воцарилась тишина. Вошла Жанна Фортье.

– Да здравствует Лиз Перрен! – послышалось отовсюду; человек с букетом подошел к виновнице торжества.

– Мамаша Лизон, – взволнованно произнес он, – примите этот букет в знак признательности от всех ваших друзей.

И в просторном зале вновь зазвучало дружное «Да здравствует Лиз Перрен!» Разносчица хлеба вытерла платочком глаза. Все бросились обнимать и целовать ее; охваченная вполне понятным волнением, она не знала, что и делать.

– Обед готов! Все за стол! – скомандовала хозяйка « Привала булочников».

ТуранЖо с Лионцем усадили Жанну на почетное место. Банкет начался. Овид Соливо, сидевший в том же ряду, чуть ли не под боком у Жанны, вносил заметное оживление, постоянно смеша окружающих.

Агенты полиции тоже, в некотором роде, не остались в стороне от общего праздника. Поданный им обед оказался на редкость вкусным. Аманда с тревогой и нетерпением лихорадочно ждала развязки этого спектакля, начало которого весьма смахивало на водевиль, а конец, по всей вероятности, станет настоящей драмой. Поэтому лишь ей одной казалось, что время тянется слишком медленно.

В половине четвертого принесли кофе. Марианна, охваченная нервной дрожью, ждала условного сигнала Соливо. Подойдя к столу, на котором были выстроены в ряд бутылки с ликером, она достала из кармана маленький графинчик и поставила его на видное место. Овид, уже несколько минут беспрестанно на нее поглядывавший, заметил это и тут же поднялся.

– Ах ты, ну ты! – воскликнул Туранжо. – Сейчас дижонец отколет какой-нибудь номер!

– Непременно, друзья, раз уж меня удостоили чести присутствовать на этом празднике, – заявил Овид, отвесив весьма комичный поклон. – Готов хоть петь, хоть плясать сколько вам угодно, но сначала прошу предоставить мне возможность сказать кое-что.