Текст книги "Глаза Сатаны (СИ)"
Автор книги: Константин Волошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)
Глава 20
Утром Алесио с Ариасом заявились в пещеру. Сеньорита Габриэла выглядела очень плохо. Худая, с лихорадочно блестевшими глазами, грязная, обмотанная бечёвками, поддерживавшими её тряпьё, тощая и бледная с опалёнными солнцем плечами, где уже не держались тряпки её платья.
Дон Атилио был немного лучше, но и он был плох. Множество мелких ранок, царапин и ссадин уже гноились и никак не хотели заживать. Он оброс грязной длинной щетиной, волосы сбились в колтун. Одежды на нём почти не было.
– Ну детки! – весело приветствовал пленников Алесио. – Сегодня у вас хороший день. Особенно для сеньориты, ха!
Девушка блеснула ненавистным взглядом, мулат ещё больше развеселился.
Ариас остановил мулата.
– Придётся вам, сеньоры, написать новые письма.
– Что, прежние потерялись? – вскрикнул с отчаянием дон Атилио.
– Всё дошло в очень хорошем виде, сеньор, – осклабился Алесио. – Вот только родные сеньориты что-то возомнили себе, решив освободить её. Потому и надо отправить ещё одно письмецо. Но с добавкой к нему, ха-ха!
– Что за добавка? – спросил дон Атилио с дрожью в голосе.
– Сущий пустяк, сеньор, ха-ха! Один лишь пальчик сеньориты в качестве подтверждения тому, что шутить с нами не стоит, ха!
– Ой! – Вырвалось у Габриэлы и лицо побледнело ещё больше.
– Именно, сеньорита, – остановил её Алесио. – Вы знаете, что вас ждёт, потому пишите письмо с требованием немедленного выкупа, как было предложено ранее. Или ваша голова будет отправлена папе с мамой, ха!
Габриэла пыталась что-то сказать, спазм не позволял ей этого, а Ариас с невозмутимым видом проговорил:
– Вот вам необходимое для письма и пишите, пока мы не придём за ним.
– А ты, голубчик, – повернул голову Алесио к дону Атилио, – отправляйся на работу. Жратву мы тебе даём только за работу.
Все трое ушли и долго молча пробирались среди камней и колючек.
– Неужели вы это сделаете? – наконец спросил дон Атилио в ужасе.
– А что нам прикажешь делать, сеньор? – вполне дружески ответил Алесио. – Её родные решили, что мы играемся. Нет уж, сеньоры. Это не игрушки!
– А что со мною?
– Тут сложнее, сеньор. Тут надо подумать, прикинуть и уж тогда решить.
– Отец не сможет столько собрать, даже продав всё, что имеет. Уж лучше убейте меня!
– Это мы всегда успеем, братец! – мулат хохотнул, толкнул испанца в спину и добавил уже злобно: – Если нет десяти, то можно согласиться и на половину. И это большие деньги, особенно для таких бедняков, как мы.
– И что вы станете делать с такими деньгами? – В голосе Атилио слышалось презрение и злорадство. – Где вы сможете их использовать?
– Были б деньги, сеньор! А использовать мы их всегда найдём где и как, ха-ха! В этом можешь быть спокоен. Есть ещё места, где нет рабства. Я слышал, что пираты не признают рабства на своих судах!
– И у них имеются рабы, Ал, – не очень уверенно ответил Ариас.
– Мы не будем захвачены, сеньор, потому и рабами не станем. Но всё равно, лучше быть рабом у пирата, чем у белого испанца! Тут я больше ничего не могу сказать, сеньор.
Атилио не стал больше спорить. Лишь подумал, что этот мулат не так уж далёк от истины. И вообще, последние дни этот мулат относится к нему без прежней жестокости. И вот сейчас, спокойно разговаривает и даже спорить разрешает. Раньше такого не было.
А Габриэла ещё некоторое время лила слёзы, потом заставила себя успокоиться и принялась составлять письмо. Она писала в самых мрачных тонах, что, собственно, и было на самом деле. Не забыла упомянуть, что Атилио совсем не горит желанием помочь ей. Потом, отбросив опасения, описала некоторые приметы долины, где содержится, имена злодеев и мольбы побыстрее освободить её из этого ада.
Алесио с Ариасом вошли в пещеру, когда письмо было готово. Она молча протянула его Ариасу. Тот заметил в глазах бегающие искорки страха.
– Вы написали всё, что требовалось, сеньорита? – спросил он с лёгким смешком в глазах, что не пытался скрыть.
– Всё! – чуть не крикнула Габриэла. – Можете прочитать, если не верите!
– Что мы и сделаем, – усмехнулся Ариас.
Он немного читал про себя, потом посмотрелна Алесио, проговорил весело:
– Послушай, что она пишет, Ал, – и принялся медленно, с остановками перечитывать написанное.
– Ну и стерва! – подскочил Алесио, прослушав до конца. – Вот теперь я позабавлюсь тобой, сучка, всласть! Надо же! Удумала всё же обдурить нас!
Он схватил её за волосы, запрокинул голову и, выхватив нож, слегка полоснул её по коже. Кровь засочилась их пореза, а Габриэла закатила глаза и потеряла сознание.
– Дьявол тебя задери, Ал! Какого чёрта ты её так напугал! Лей воду на голову и лицо! Ещё помрёт с перепугу!
Вся мокрая, Габриэла очнулась и её усадили.
– Как нехорошо вы поступили, сеньорита, – ласково проговорил ей Ариас. – А мы оказались не такими дураками, как вам бы хотелось, сеньорита.
– Хватит с ней болтовнёй заниматься, Ар! Пусть пишет новое письмо, и мы снабдим его её нежным пальчиком, ха-ха! Это должно её возбудить.
Мулат демонстративно вытащил мачете, попробовал остроту лезвия, сказал почти добродушно:
– Пусть пишет, а я пойду поищу колоду для отсечения, ха! Пока, крошка!
Они вернулись уже после обеда, й всё это время Габриэла не получила ни крошки еды, ни глотка воды, если не считать, когда её отливали.
Алесио бросил на пол пещеры обрубок дерева, уселся на него, а Ариас молча стал читать письмо. Поднял голову на Габриэлу, посмотрел внимательно, проговорил с расстановкой:
– Припишите, что вам сейчас отсекут палец, сеньорита.
– Не надо, прошу вас, сеньоры! – в голосе звучал ужас, мольба, он дрожал.
– Слишком ваши родные самоуверенны, сеньорита, – ответил Ариас. – Как иначе убедить и заставить их выполнить наши требования? Придётся, сеньорита.
Она умоляла, плакала, рыдала, ползала на коленях, но мулаты были непреклонны. Алесио грубо схватил её, связал ноги ремешком, правую руку тоже привязал к туловищу, Ариас держал её в крепких руках.
Короткий взмах мачете, вскрик Габриэлы и кровь, сочащаяся из обрубка пальца. И довольный голос Алесио:
– Вот и всё, крошка! Ничего страшного. Обмотай обрубок, я его промою ромом. Вот так, – закончил мулат, видя, как корчится девушка, стонет и плачет.
– Пошли, Ал, – бросил Ариас коротко и направился к выходу.
– Погоди, Ар. Я её освобожу, пусть хоть немного заработает себе на еду, а то сдохнет прежде, чем им освободим её и переправим к отцу.
Ариас вышел на свежий воздух. Ему было муторно, не хотелось говорить и тем более видеть этих людей. Пожалел, что смотрел, как Алесио отхватил мизинец, упавший на щебёнку к его ногам. Теперь этот палец лежит в кармане Алесио и сегодня же уедет в усадьбу.
Лало опять погонял мула, выбравшись наверх долины. Смеркалось. Но тропу метис знал хорошо, и особенно спешить было некуда. Ночью не разгонишься.
К утру он добрался до брата, отдохнул пару часов и к полудню они пригнали скот в деревню, будто ничего и не произошло. И опять отец тщательно пересчитал три реала, спрятал их, но на сына всё же посмотрел осуждающе.
– Скоро я тебе, отец, десять золотых отдам, – молвил Лало с гордостью. – Я уезжаю вечером. Подбери мне лучшего мула. Мне надо спешить.
Он выехал за два часа до заката и остановился на ночь уже в полной темноте. В голове постоянно мелькали обрывки мыслей, что скоро он будет самым богатым человеком в деревне, сможет выкупить себя и стать свободным и работать только на себя.
Мул оказался очень выносливым. В усадьбе дона Рожерио Лало оказался ещё быстрее, чем прежде. Его тотчас провели в кабинет к сеньору. Даже сиеста не остановила Лало.
Сильно постаревший, с трудом передвигающийся дон Рожерио, принял метиса тотчас, и с надеждой во взгляде, спросил:
– Это опять ты, парень? Что привёз нового?
Лало молча протянул письмо, остался стоять в ожидании.
Он увидел, как дон Рожерио побледнел, охнул и отвалился на спинку кресла с белым, как мел, лицом. Метис испугался, выглянул за дверь.
– Сеньору плохо, – сказал он ожидавшему дворецкому.
Дона Рожерио привели в сознание, окружили, охали, ахали, поили вином. Донья Риосеко не могла стоять, упала в кресло, забившись в рыданиях. Про Лало забыли, и только когда дон Рожерио в состоянии был продолжить чтение письма, отстранил всех мановением руки, поманил метиса.
– Что они передали тебе на словах, парень?
– Грозились всеми карами земными, сеньор, если я не выполню их задание, – ответил Лало.
– Я не про тебя спрашиваю, болван! Я про дочь говорю!
– Бог свидетель, сеньор! Я ничего об этом не знаю! Клянусь Девой Марией!
Лало истово перекрестился, оглянулся по сторонам, но дона Рассио не заметил. Спросить, конечно, не осмелился.
– Проклятье! И Рассио до сих пор не вернулся из города! Что можно столько дней там делать? Немедленно послать управляющего к нему! Сегодня же пусть будет здесь! А ты, – повернулся он к метису, – жди моего распоряжения. Вон, образина немытая!
Лало поспешил на кухню, помня, что там много вкусного.
Уже ночью дон Рассио приехал в усадьбу в сильном расстройстве, и тотчас зашёл в спальню к отцу.
– Наконец-то! Где ты шлялся, балбес? Тут такие дела, а он больше недели шатается по кабакам и девкам! Читай! – И старый сеньор бросил сыну искомканный лист письма. – И посмотри, что внутри, сынок!
– Что это? – тихо спросил дон Рассио; с его губ эти слова слетели едва слышно. Отец фыркнул в усы, заметив:
– Что, никогда не видел пальцев, отрубленных у рабов? Но теперь это палец твоей сестры! В то время, как ты забавляешься в городе неизвестно чем!
Руки Рассио дрожали, и он с трудом читал послание сестры.
– Папа! Но это невозможно! Что нам делать?
– Лучше скажи, ты нашёл эту донью Фонтес, сын? Кто она такая?
– Её до сих пор ищут, но безрезультатно, отец! Мы допросили донью Корнелию, но ничего определённого не узнали. У нею есть внучка Мира, но никто не знает Эсмеральды Фонтес.
– Что, эти алькальды со своими людьми ничего не могут разыскать? Разве Понсе похож на Севилью или Мадрид, что в таком городишке не могут найти какую-то бабу низкого происхождения? Позор и безобразие! Что губернатор?
– Как говорится, морально поддерживает советами и пожеланиями, папа.
– Рад, видимо, что я уже слишком стар и не могу лично предъявить ему свои требования, проходимец! Обнаглели, свиньи!
– Не стоит так волноваться, отец! Слышал, вам было плохо.
– А как мне должно быть, коль на тебя сваливается отрубленный палец и такие требования! Двадцать тысяч золотом! Треть состояния, которое мой отец добывал в поте лица и погиб, защищая его и достояние Его Величества!
– Папа! Успокойтесь! Не лучше ли нам бросить угрожать этим подонкам и согласиться с их требованиями? Мы сохраним вашу дочь, а состояние мы и так можем сохранить. Не всё же они требуют. Это ещё по-божески... Треть...
– Тебе легко говорить, сын, когда ты его не создавал! А мне... – Он замолчал, задумался, а Рассиос тревогой смотрел, как нервно подёргивается у отца щека и чуть заметно перекашивается левая бровь.
Дон Рожерио так и не закончил разговор с сыном. Он вяло махнул рукой, давая понять, что тот должен уйти.
Утром весь дом был полон переполохом. Старый дои Рожерио оказался парализованным на левую сторону. Выяснилось, что он почти не может говорить, понять его было трудно.
Всё же ближе к вечеру, лекарь объявил, что болезнь может отпустить старика. Нужно, мол, только подождать немного и не волновать дона Рожерио.
Дон Рассио сидел у кровати больного, наблюдал его лицо и удивлялся, что не чувствует особого сожаления о болезни отца. Вспоминал, как постоянно тот упрекал его в слабости характера, неспособности действовать жёстко, решительно и непреклонно. Постоянно жалел, что Габриэла не мальчик.
Вдруг дон Рожерио шевельнул правой рукой, прохрипел что-то. Сын наклонился к нему, пытаясь уловить его слова.
– Сын, делай, как знаешь, – услышал Рассио и ощутил нечто похожее на облегчение.
Он посмотрел в лицо отца, но тот лежал с закрытыми глазами, казалось, спал. Дышал трудно, с шумом.
Дон Рассио посидел ещё немного, потом тихо поднялся, ещё постоял, вышел.
– Где тот метис, что привёз письмо? – спросил он у одной из служанок.
– Он спит в конюшне, сеньор.
– Разбуди и приведи его тотчас ко мне!
Лало щурил глаза на свет свечей канделябра. Почтительно остановился у порога.
– Подойди, – бросил дон Рассио. – Ты знаешь, чего требуют люди, пославшие тебя сюда?
– Нет, сеньор.
– Они ждут ответа, или и этого ты не знаешь?
– Нет, не знаю, сеньор.
– Сколько времени тебе потребуется доехать и вернуться назад?
– Дней десять туда, сеньор и столько же обратно.
– Не слишком ли много? Мне казалось, что путь намного ближе. Не так ли?
– Нет, сеньор. Просто на полпути меня встретили, и я всё им поведал. У меня был мул сильно истощён, пришлось ждать там, где мне приказали, сеньор.
– У них что, были запасные мулы?
– Не ведаю, сеньор. Только они были на конях. И очень хороших. Мой мул не смог бы угнаться за такими.
– И на этот раз тебя встретят?
– Они не говорят об этом, сеньор. Только сказали, что мне дадут пять реалов. Только как вы можете об этом знать, сеньор?
Дон Рассио порылся в кармане, достал золотой песо, бросил метису.
– Возьмёшь двух лучших мулов в конюшие, поскачешь в свою деревню и передашь письмо тем людям. Надеюсь, они опять встретят тебя где-то на дороге.
– Спасибо, сеньор! Да воздастся вам Девой Марией! Когда выезжать, сеньор? Я готов хоть сейчас!
– Было бы хорошо. Только тебя будут сопровождать двое моих людей. Пока дня два, потом ты поедешь один. Я не желаю рисковать сестрой.
– Как скажете, сеньор. Я готов.
– И передай на словах, что больше я не потерплю надругательств над сестрой. И пусть её содержат достойно, согласно положения. Ты понял?
– Понял, сеньор! Всё сделаю, сеньор! Спасибо! Да пусть будет вам благословение божье!
Животных гнали нещадно, но через два дня пришлось остановиться. Лало получил другого мула, шедшего налегке и достаточно свежего.
В деревне Лало опять договорился с братом о стаде скота в соседней долине милях в десяти восточнее, сам же, сменив мула, помчался к Хуану.
Ариас внимательно прочитал два раза послание дона Рассио, потом вслух прочитал уже Хуану.
– Вот теперь можно считать дело сделанным! Правда, только наполовину, но сделано, Ар! Даже не верится, что у нас может получиться!
– Не радуйся прежде времени, Хуан. Опасность ещё достаточно велика. Я не уверен, что нас или Лало не станут выслеживать. В письме говорится, что готовы выплатить требуемую сумму. И это должно произойти в городе. Странно это и опасно. В городе нам с этим делом не справиться, Хуан.
– Это верно, Ар. Пошлём Лало с требованием передачи денег в глухом и труднодоступном месте.
– Его ещё надо найти и убедиться, что нас не пасут, – откровенно недоверчиво ответил Ариас. – Всё это мне сейчас кажется слишком сложным и опасным. И у нас так мало людей.
– Подумаем об этом, Ар, – ответил Хуан с пониманием. – И обязательно изменить отношение к сеньорите. И чтоб Алесио и не приближался к ней больше.
– Правильно! А что с другим пленником делать? Жаль отпускать просто так. Хоть пять тысяч, да нужно содрать с этого красавчика.
– Посмотрим, что будет с главным нашим делом, Ар. Идём к сеньорите, – Хуан проговорил это так, что его друг с интересом посмотрел на него. В глазах засветились огоньки смеха, но не более.
– Сеньорита, – чуть увидев девушку, проговорил Хуан довольно нервно, – мы получили письмо с согласием выкупа. Теперь вы свободны, но не вздумайте сбежать. Иначе и вы погибнете, и мы останемся с носом, – и Хуан потрогал свой длинный нос.
Он сам ключом отвинтил болты, сказал довольно радушно:
– Можете оставаться здесь, или идти в шалаш. Мы приготовим вам отдельный, с хорошей постелью.
Не успела Габриэла ответить, как Атилио взвыл:
– А что со мной! Что сказал мой родитель?
– С вами, дон Атилио, пока ничего ясного нет. Потерпите немного, –Хуан дружелюбно улыбнулся. – Ваши деньги ещё не собраны.
– Простите, сеньоры! – наконец проговорила Габриэла, наконец осознав, что её положение резко изменилось. – Значит, я почти свободна?
– Именно так, сеньорита, – ответил любезно Хуан. – И работать почти не будете. И Алесио к вам больше не подойдёт, это уж точно.
Габриэла упала на колени, воздела руки и взор вверх и принялась истово молиться, шепча слова, ей одной пришедшие на ум, осеняя себя крестом. Потом она посмотрела на Хуана благодарным взглядом, спросила робко:
– А здесь можно остаться на ночь, сеньор? Мне не хотелось бы одной быть в шалаше. Прошу вас.
– Сколько угодно, сеньорита! – бодро ответил Хуан. – Я принесу вам постель, завтра получите кусок ткани и сделаете себе что-нибудь вместо этих тряпок. И получите сегодня хороший ужин. Хоть солнце садится, можно укрепить факел в расщелине и поужинать вдвоём, – и он кивнул в сторону дона Атилио.
– Не сбежит? – спросил Ариас, когда они вышли из пещеры.
– В её положении сбежать просто невозможно, Ар. Она так ослабела, что и взобраться наверх будет не в состоянии. А другого пути она не знает. Да и зачем ей теперь бежать? В лесу она всё равно погибнет, и это ей известно. Можно не опасаться побега.
– Как бы проследить за тропой сюда? – спросил Ариас. – Ведь могут высмотреть её и накрыть нас.
– Думаю, что теперь дон Рассио не посмеет предпринять что-нибудь подобное. Его отец болен, только Лало не выяснил чем. Теперь этот моряк будет у руководства усадьбой и всем имуществом. Думать надо о месте получения денег, а это поклажа для целого мула.
– Я и говорю тебе про это, Хуан! Очень хлопотное и опасное дело предстоит нам, а мы до сих пор ничего не придумали. Времени у нас не так много.
– Слушай! А не попытаться всё это устроить с помощью моря? – Хуан даже остановился на месте.
– Судна-то нет у нас! И где его добыть здесь, когда против Понсе порт ещё не построен?
– С судном нам, Ар, и не управиться. Баркас с парусом – и хватит. А там у нас что-нибудь и попадётся. Да и денег у нас будет лишь треть того, что я хотел. На большее мы рассчитывать не можем.
– Ты хочешь отдать деньги этой ведьме, Хуан?
– А как же, Ар! Это наши обязательства перед сеньорой.Тем более, что и нам перепадёт достаточно! Ты это брось, Ар! На чужом горе ничего себе не построишь!
– Дуришь, Хуан! Мы ведь горе доставили уже другим, так что одним больше, одним меньше – ничего не станется с ними. А ведьма и так себе добудет.
– А я говорю, что треть вполне достаточно, Ар! К тому же нам полностью достанутся деньги за Атилио.
– Всё равно, Хуан, я не согласен с тобой. Я рассчитывал на всё.
– И не думай, Ар. Так не будет! – Хуан уже начинал злиться. – И бросим об этом болтать, а то услышат остальные, особенно этот Алесио. Хватит об этом!
Он с неохотой собрал еду, питьё, одеяло, подушку, набитую сеном и поплёлся назад, выполняя обещание.
Три дня прошло в спокойствии. Лало опять умчался в усадьбу, Габриэла с некоторой опаской занималась лёгким трудом, но больше старалась из куска ткани, нашедшейся у Хуана, сделать нечто похожее на платье.
Алесио, прослушав наставления Ариаса, ходил, злобно поглядывая в сторону Габриэлы, а она отвечала тем же. Она не переставала думать о мести, ища возможность осуществить её.
Она лучше питалась, доила лишь две козы и готовила пищу для мужчин, но с доном Атилио ничем не делилась, не разговаривала и посматривала на него отчуждённо, будто на незнакомого.
Как-то Габриэла мыла большой котёл на речке, ложки и нож для разделки мяса. Солнце садилось и его лучи уже не проникали в долину. Стало немного прохладнее, а ветерок слегка разгонял москитов.
Спиной девушка почувствовала взгляд чьих-то недобрых глаз. Она на миг оцепенела, дыхание участилось. Она не обернулась, скованная страхом и ожиданием. Это длилось с минуту, когда она всё же повернула голову. Шагах в десяти от неё стоял с закаменевшим лицом мулат Алесио.
Что-то странное и страшное показалось ей в его облике. Озноб прошёлся по спине, заныл в животе. Рука непроизвольно сжала мокрую рукоять ножа. Он этого не заметил.
– Что ты тут уставился на меня, обезьяна вонючая? – скорей прошипела, чем проговорила Габриэла. – Разве не знаешь, что тебе запрещено приближаться ко мне, жаба?
– Думаешь, ты сможешь меня остановить этими словами, сучка? – Алесио сделал три шага к ней и остановился. – Ты ещё не знаешь, на что я способен! И я могу не посмотреть на запрет какого-то сопляка! – И он сделал ещё два шага, напряжённо смотря в бледное дрожащее лицо Габриэлы.
– Я закричу, жаба! Уйди!
Алесио бросился на неё. Молнией метнулось его тёмное тело, опрокинуло Габриэлу на гальку, придавило тонкую фигурку. Вонючая ладонь зажала рот, а другая рука уже шарила по телу. Он яростно терзал её тело, а кричать девушка не могла. Но рука продолжала сжимать нож, хотя и была слегка придавлена собственным телом.
Мыча и отбиваясь, она с большим трудом выдернула руку и, не раздумывая, ударила ножом в бок. Мулат дёрнулся, зарычал, но второй удар на миг остановил его прыть. Липкие струйки крови возбудили Габриэлу, и она успела нанести ещё один удар, скользящий, почти не причинивший мулату вреда, разве что добавило крови.
Она завизжала, закричала, а Алесио с остервенением стал бить её по лицу, тянулся к шее, но силы его падали. Габриэла в смертельном ужасе успела вывернуться из-под его большой вонючей туши, но он успел ухватить ногу и борьба продолжалась с отчаянием.
Габриэла судорожно отбрыкивалась, пыталась отползти подальше, а Алесио, уже теряющий силы, продолжал тянуться к ней, удерживая её ступню в своих крепких руках. Нож девушка выронила, и смертельный ужас придал сил девушке. Она ударила Алесио ногой в шею, выдернула ногу, но тот успел прижать другую ногу к острому камню. Крик боли пронзил вечерний воздух.
– Брось её, Ал! – вдруг послышался голос Хуана. – Брось, говорю!
Мулат отпустил ногу, поднял голову и в сумерках увидел подбегавшего к месту схватки Хуана. Его мутные глаза смотрели злобно, отрешённо, можно было заметить, что мулат слабеет.
– Опять ты? – Мулат скрипнул зубами, трудно поднялся на колени, а Габриэла с ужасом увидела, как мулат достал откуда-то пистолет и поднял его. – На этот раз ты, сука, не отвертишься! – и чёрное отверстие дула медленно поднялось до уровня груди девушки.
Что-то чёрное мелькнуло в темнеющем воздухе, мулат выронил пистолет, рука схватилась за шею. Там торчала рукоять кинжала, кровь тёмными струйками потекла по руке.
Крик застрял в горле Габриэлы. Она неотрывно смотрела, как мулат медленно клонился вперёд, она судорожно отползала всё дальше. Хуан подошёл совсем близко, молча смотрел на мулата, который рухнул лицом вниз и больше не шевельнулся.
– Какого чёрта вы задрались? – тихо спросил Хуан.
– Это он, он! Напал, когда я мыла посуду, сеньор!
– Откуда нож у вас?
– Захватила почистить, – тихо ответила Габриэла. Она вскинула глаза на Хуана. Уже были густые сумерки, и разглядеть выражение его лица было трудно. Но что-то ёкнуло в груди Габриэлы. Она поняла, что Хуан спас её от верной смерти, от небытия и ещё от многого, что даёт молодой девушке жизнь. Волна благодарности быстро переросла в нечто большее.
Хуан повернулся к Габриэле.
– Это вы его так порезали?
Она молча кивнула, рот продолжала прикрывать ладонью, а глаза неотрывно смотрели на юношу. Тот вдруг спросил участливо, взволнованно:
– Что такое, сеньорита? Всё закончилось. Можно успокоиться. Он сам напросился и вам нечего беспокоиться.
Она всхлипнула. Хуану стало жаль её. Он приблизился к ней, положил руку на плечо, заглянул в широко распахнутые глаза, полные слёз, страха и благодарности и чего-то ещё, что разглядеть было невозможно.
– Спасибо, Хуан! – прошептали губы Габриэлы. Она чуть подалась к нему. Хуан участливо приобнял вздрагивающие худые плечи, она порывисто прижалась к его груди, и он вдруг услышал её жаркий шёпот:
– Возьми меня, Хуан! Прошу! Мне это просто необходимо! Возьми!
Хуан вздрогнул. Он отпрянул, посмотрел в глаза, но было уже темно.
А Габриэла продолжала прижиматься к нему, что-то шептала. Хуан ощутил в себе жгучее влечение к этой измученной девице, возбуждение с каждой секундой возрастало. И он не успел опомниться, как оказался на ней, жадно раскрывшей себя для любви, для всепоглощающей страсти.
Они любили бурно, страстно, жестоко. Оба чуть ли не наслаждались болью, которую причиняли друг другу. И только когда страсть была удовлетворена, Хуан отвалился, перевёл дыхание и спросил хрипло, растерянно:
– Что с тобой, Габриэла!? Ты сдурела, что ли?
– Ты прав, Хуан! Я окончательно сдурела, но это было так здорово, что ни о чём не жалею!
– Но почему так случилось?
– Неважно! Это не имеет значения, Хуан! Просто что-то толкнуло меня к тебе… и я получила такое наслаждение, что долго не смогу забыть его! А ты?
– Не могу понять, Габриэла! Всё так стремительно и неожиданно! Но что теперь? Ты ведь… – он не закончил, её ладонь прикрыла его рот, и они замолчали.
Звёзды подмигивали им с чёрного неба. Москиты нещадно сосали их кровь, но у них не было сил отмахнуться. Оглушённые, обескураженные и расслабленные, они без мыслей продолжали лежать на твёрдых камнях. Переживали только что ураганом пронёсшуюся бурю чувств, не могли ничего объяснить себе.
Утром Хуан долго лежал с открытыми глазами. Он перебирал в голове вечернее происшествие. Труп Алесио до сих пор лежал на берегу речки. Это сильно беспокоило Хуана. Что он скажет товарищам?
Ариас проснулся, заметил бодрствующего друга, спросил:
– О чём задумался, Хуанито?
– Да вот, Ар, вечером пришлось прикончить Алесио.
– Что? Алесио? Он мёртв? Что случилось? – мулат вскочил на колени и с удивлением уставился на Хуана.
– Хотел убить сеньориту, Ар. Едва успел помешать.
– С чего бы это?
– У них давно вражда, Ар. Она, видимо, хотела отомстить ему за насилие, а он всё пытался её склонить на сожительство. А тут наш запрет. Но всего мы вряд ли узнаем, Ар. Во всяком случае он напал на неё, после чего ей ножом удалось порезать его довольно сильно, но недостаточно. Вот он и добирался до неё, пока я не остановил его.
– Чем же ты его прикончил?
– Кинжалом! Едва успел. Он направил пистолет на сеньориту, и я поспешил кинуть в него. Попал хорошо, прямо в жилу. Он и упал.
– А сеньорита?
– А что сеньорита? Рыдает, стонет. Вся избитая. Сегодня посмотришь, как он её отделал. В темноте-то плохо можно было рассмотреть.
– Слушай, Хуан! А ведь это не так уж и плохо! Этот Алесио мне с самого начала не внушал доверия. И колдунья подтвердила, что он ненадёжен. Так что мы отделались от него, при том, что он сам и виноват. Меньше претендентов на долю. А?
– Я об этом не думал, Ар. Лучше встанем и посмотрим, как лучше похоронить мулата. Пошли рыть могилу.
Они вышли, спустились к речке. Труп Алесио лежал на прежнем месте, немного тронутый зверьками и грифами, которые неохотно разлетелись по ближайшим деревьям.
– Да, зрелище не из приятных, Хуан! – проговорил Ариас, посмотрев на обезображенный труп. – Может, спустим по речке. Кайманы ниже по течению обязательно поблагодарят нас за отменный обед.
– Брось говорить несуразное, Ар. Поволокли его выше к месту захоронения. Вон уже и скот выгоняют из загона. Поспешим.
Весь небольшой народ долины собрался смотреть на похороны. Сообща отрыли не очень глубокую могилу, уложили труп и торопливо забросали землёй. Сверху навалили холмик из камней, поставили крест и без молитвы отошли по своим делам. Их, как обычно, было много.
Габриэла не показывалась из своего шалаша до обеда. Её лицо было почти сплошь покрыто синяком, глаза заплыли и едва смотрели на мир. Вся её новая одежда опять висела клочьями и была в пятнах засохшей крови. Вид её был ужасен.
Хуан не осмелился подойти к ней. А она лишь взглянула на него и отвернулась, прошла к речке, подальше от места её схватки.
Укрывшись за кустами, она разделась, долго плескалась в холодной воде, отмачивала свои лохмотья, потом долго сидела на берегу в тени, ожидая пока просохнет одежда.
Хуан сам принёс ей обильнуюеду из лепёшек, фруктов и мяса специально зарезанного барашка, запечённого на углях. Немного рома, от которого Габриэла отказалась.
Они молча сидели, не смотрели друг на друга. Хуан так же молча ушёл, когда девушка поела всё, что было принесено.
Габриэла проводила юношу взглядом, ничем не проявив своего отношения от вечернего происшествия.
Весь день она так ничего и не делала. И понятно. Всё тело её ныло от побоев и схватки. Глаза выглядели как щёлки, лицо опухло, а на теле было множество кровоподтёков и ссадин.
Но всё же на душе девушки было легко и свободно. Она лишь ждала, когда вернётся лёгкость тела, отпустит боль, и можно будет приступить к обычным работам. И вдруг ощутила, что эти работы больше не тяготят её, не оскорбляют её достоинство.
Такое ощущение сильно удивило Габриэлу, а мысли повернулись к тому ужасному вечеру, и внезапному бурному всплеску страсти. Остатки гордости, пережитки воспитания ещё сопротивлялись порыву, но и эти чувства куда-то испарялись, тускнели, не вызывали возмущения.
Теперь она часто останавливалась и надолго задумывалась, не контролируя своих мыслей. Потом даже с трудом могла вспомнить нить рассуждений, ход мыслей и чувств. И лишь одно чётко обозначилось – стремление к очередной близости с этим небольшим, худым юношей, с которым она испытала такое блаженство и наслаждение, о котором забыть было просто невозможно.
Поймала себя, что ждёт встречи с Хуаном. Глаза сами рыскали в надежде увидеть его худую фигуру. И вдруг вспомнила, как в усадьбе заставляла продемонстрировать умение метать кинжал, и как с презрением отвергла его возможности.
А в тот вечер, кинжал тёмной летучей мышью мелькнул перед глазами, и проклятый мулат упал, сражённый точным броском. И опять же: как он подловил её с чтением письма. Или это молодой мулат? Да они друзья ведь! И подумала ещё: «Господин и сам отлично должен читать! Как она понадеялась тогда со вторым посланием! И вот теперь она без пальца. Хорошо, что только мизинец, и на левой руке! До сих пор болит и ноет!»
Её вывел из задумчивости голос Хуана:
– Сеньорита чем-то обеспокоена?
Она вспыхнула, повернула покрасневшее лицо, не успев скрыть охватившее волнение. С ответом не нашлась, продолжала смотреть снизу в рядовое лицо юноши, обросшее неопрятной бородкой, с грязными волосами, спускающимися на плечи.
– Хуан, ты можешь мне кое-что разъяснить? – вдруг спросила Габриэла, очнувшись от оцепенения и смущения.
– Теперь могу, сеньорита, – с готовностью ответил юноша. – Что вас тревожит, сеньорита?
– Почему так официально, Хуан? – спросила девушка голосом не госпожи, а скорее просительно и очень скромно.
– Положение обязывает, сеньорита, – насмешливо произнёс Хуан. – Я не могу себя ставить на одну доску с такой сеньоритой.
