Текст книги "Глаза Сатаны (СИ)"

Автор книги: Константин Волошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

– Ты же сам дворянин. И отец о тебе говорил, как о дворянине.

– Я так представился для того, чтобы иметь право носить шпагу, сеньорита. Неприятно слышать такое, сеньорита?

Она не ответила, помолчала с минуту и неожиданно заявила, вскинув глаза:

– Я почему-то в душе предполагала нечто подобное, Хуан. Но сейчас мне твоё заявление кажется почти несущественным.

– Почти? – Хуан улыбнулся, вспомнив историю её семьи. – Я мог бы поведать вам, сеньорита, очень много интересного, но стоит ли бередить прошлое?

– Это касается меня или моей семьи? – Габриэла насторожилась, и лицо поблекло, даже немного побледнело.

– В основном – семьи, сеньорита.

– Ты обещал всё рассказать! Сделай одолжение, Хуан, расскажи! Мне уже с детства казалось, что в моём роду имеется какая-то тайна. По некоторым намёкам, отдельным словам можно было догадаться.

– Вряд ли вам понравится мой рассказ, сеньорита, – грустно улыбнулся Хуан.

– Сейчас, как никогда, Хуан, мне хотелось бы проникнуть в тайну моего рода. Прошу, не тяни и расскажи мне всё. Всё, что сам знаешь.

Хуан долго раздумывал, не решаясь приступить к повествованию, не будучи уверенным в правильности своего поступка.

– Что ж, сеньорита. Вы сами этого хотели.

В глазах Габриэлы мелькнул страх. Но одновременно она чувствовала и сильное любопытство. И она с готовностью кивнула.

– Начну с того, что твой дед, сеньор Рисио, прибыл в Новый Свет из Испании. Сбежал из тюрьмы, где он отбывал длительный срок за разбой и грабежи.

Габриэла ахнула, прикрыла рот ладонью и вытаращила глаза с ужасом и болью, отразившимися и на лице.

– Он изменил имя, некоторое время пытался добыть денег, пока не услышал о Эрнандо Кортесе. Тот собирал отряд конкистадоров для захвата Мексики. Примкнуть к Кортесу не составило труда. Испанцев здесь было тогда очень мало и каждый клинок весил очень дорого.

Хуан остановил рассказ, внимательно всматриваясь в лицо Габриэлы. Та с бледным лицом молча опустила голову.

– До того, как ваш дед примкнул к отряду Кортеса, он жил с одной испанкой, прибывшей сюда незадолго до него и не знавшая его прошлого. Но их любовь оказалась недолгой. Он вскоре был захвачен авантюрой Кортеса и ушёл в море искать богатства и положения.

– А кто та женщина, Хуан? Ты знаешь что-нибудь о ней?

– Почти ничего, сеньорита. Только то, что через восемь месяцев появился на свет твой отец, дон Рожерио, Габриэла,– ответил Хуан, впервые обратившись к ней на «ты». – Но к тому времени дон Рисио уже был мёртв. По некоторым сведениям он погиб в драке при дележе добычи, но это не точно, сеньорита.

– Боже! И что произошло потом?

– У вашего деда оказались благородные друзья. Они доставили в Сан-Хуан где жила твоя бабка, награбленное у ацтеков золото. Его, как потом выяснилось, оказалось не так много. Но хватило, чтобы отправиться в Испанию, купить небольшое ранчо и жить в достатке, пока дон Рожерио не подрос.

– А где это ранчо, Хуан?

– Мне не известно, сеньорита. Знаю, что дон Рожерио быстро спустил деньги в беспробудных кутежах, мать его болела и вскоре скончалась. Что было делать бедному юноше в старой Испании, когда здесь, в Новом Свете, предприимчивый беспринципный человек легко может добыть всё необходимое. Но в Сан-Хуане ничего уже добыть не удавалось. Оставалась одна надежда на выгодный брак. И выбор пал на одну красавицу, недавно приехавшую в столицу Пуэрто-Рико. Та тут же клюнула, влюбилась и вскоре ощутила, что беременна.

– И они поженились?

– Не получилось, Габриэла. Родня той сеньориты обнаружила документ, раскопали остальное и под страхом заточения в монастырь запретилине то что составить семью, но и всякие встречи. Встречи с вашим отцом.

– А ребёнок? Он родился? Или?..

– Ребёнок родился. Мальчик. Очень красивый, быстро понявший, что такое жизнь, но мать к тому времени уже была бедной, загнанной в нищету и немилость сограждан женщиной. Ей пришлось уйти из семьи, и она долго жила в селениях, пока не обосновалась в Понсе.

– Она жила рядом?! Кто же это? Хуан!

– Тут я не вправе ничегоговорить. Это тайна не моя, и я обещалхранить эту тайну, пока для этого ненаступит время.

– Господи! Сколько всего происходило, а я ничего не знала, лишь смутно что-то догадывалась. А что ж с тем мальчиком?

– Он был очень красив, похож на твоего отца. Ведь дон Рожерио действительно красивый мужчина, Габриэла. Но он оказался похож и на деда с его тягой к авантюре. Он ушёл из дома и больше не объявлялся. Никто не может ничего о нём сказать.

Хуан замолчал, а Габриэла с жадным любопытством смотрела на Хуана в ожидании продолжения.

– Потом дон Рожерио женился на другой. Она была богата, родные её были против брака, но не устояли перед любовью к дочери и дали приличное приданое. Но жить рядом с сыном каторжника никто не захотел. Они переехали в только что начавший строиться городок, купили усадьбу и зажили здесь, накапливая богатства.

– Я знаю, что его первая жена умерла довольно рано, – тихо заметила Габриэла. – У них были дети?

– Дочь, сеньорита. Она не дожила и до года. Я об этом ничего не знаю, – сказал Хуан с сожалением. – Ваш отец недолго оставался вдовцом. Скоро он познакомился с вашей матерью, а через год или чуть больше, они обвенчались.

– Пока ничего особенного ты не поведал, Хуан, разве что мой дед оказался каторжником. Но мой отец не мог отвечать за дела своего отца.

– Конечно, сеньорита. Тут его вины нет. Но дальше...

– Что могло быть дальше, Хуан? – с интересом спросила девушка. – Или ты знаешь что-то такое, что заставило тебя пойти на опасное похищение меня?

– В том-то и дело, сеньорита! А всё дело в том, что та сеньора, что ещё в Сан-Хуане понесла от вашего отца, оказалась, как вы помните, в Понсе. А у неё была репутация очень тёмная, и жители городка не раз пытались сжечь её как непутёвую и опасную для города.

– Как интригующе, Хуан! И что же?

– А то, что у этой сеньоры родилась дочь. И не просто дочь, а мулатка с очень красивым лицом и фигурой. Почти белая, но всё же мулатка с роскошными вьющимися волосами. Это мне её мать говорила, и воспитана была в духе весьма религиозном. По этой причине никак не могла выйти замуж, хотя и женихов было мало. Мать слишком ничтожна и опасна была.

– Господи, Хуан! Не тяни! Говори быстрее!

– Ей было уже много лет, и она подумывала о монастыре, когда её увидел дон Рожерио в одну из своих увеселительных поездок в город. Её красота вскружила ему голову. Он долго обхаживал строгую женщину. Но устоять против такого мужчины она не смогла. Опыта никакого, а дон Рожерио был очень красноречив и обаятелен. Этого от него не отнимешь, сеньорита!

– Когда же это было?

– Чуть больше двенадцати лет назад, сеньорита. Эта несчастная женщина поверила всему, что говорил ей дон Рожерио. А мать этой глупышки ни о чём не подозревала. Она была доверчивой и доброй женщиной.

– Неужели такое может происходить с моей роднёй? Господи, Пресвятая Дева! Спаси и помилуй! Но что дальше было?

– Обычное дело, сеньорита. Она понесла от дона Рожерио, а тот, узнав об этом, отказался от всех обещаний и перестал видеться с ней. Можно только представить, каково было этой несмышлёной и глупой девушке в сорок лет. У неё родилась дочь, но сама она умерла при этом. Возраст, понимаете ли...

– Значит, у меня где-то имеется сестра!? Боже, вот так история! И теперь из-за всего этого я должна была столько времени так страдать?! Боже мой! А отец хоть знал, что у него появилась дочь?

– Трудно сказать, сеньорита. Её мать этого мне не говорила. Но очень просила отомстить, а, главное, обеспечить свою внучку в её будущей жизни. И я согласился ей в этом помочь. И, знаете, что толкнуло меня на это?

Габриэла вопросительно смотрела на юношу и постепенно глаза наполнялись тоской и страхом. Она молчала, боясь вымолвить слово. А Хуан тихо проговорил слишком суровым голосом:

– Помните то утро, когда вы приказали истязать рабыню, разбившую вашу чашку? И не это самое страшное, сеньорита, а то, с какими глазами вы наблюдали за страданиями этой несчастной. А потом её жених, мечтавший создать семью, поплатился жизнью, и никто не усомнился из вас в том, что вы совершаете смертельный грех, жуткое преступление. Преступление перед людьми и перед Богом

Габриэла побледнела, как полотно. Голова склонилась на грудь, дыхание с трудом вырывалось из её груди. Чётко выделялись синяки на этом исхудалом лице. А Хуан молча наблюдал, как что-то перекатывается в её горле, как она по-видимому, переживает услышанное и не может найти оправдание своим поступкам. И вдруг вскинула голову с расширенными глазами, крикнула громко:

– Это не я! Это всё отец! Он меня так воспитал! Это его наследие во мне, моего деда! Что я могла сделать, что противопоставить?!

– Брат ведь совершенно иной, как я слышал, – тихо молвил Хуан, словно этим подтверждая вину Габриэлы.

– Он пошёл в маму, Хуан! Она была слишком добропорядочной, и потому отец не любил её! И я к ней относилась прохладно. И в этом сказывается вина отца. Он постоянно втолковывал в мою голову всякий бред о превосходстве испанцев, об их благородстве и прочей чепухе! Боже! Что же делать?!

Они долго молчали, погруженные каждый в свои мысли.

Глава 21

Два дня Габриэла бродила в отдалении от людей и животных. Ей никто не мешал, никто не задавал вопросов. Хуан изредка поглядывал на неё, вспоминал тот злополучный вечер. Воспоминания продолжали будоражить его юное тело, но одновременно он понимал, что Габриэла слишком порочна по природе и не стоит поддаваться чувствам. Ведь он, по сути, ещё юное создание, ещё хранившее остатки благородства, совести и чувства собственного достоинства.

Он всё рассказал сеньорите. Всё, что мог, не нарушая обещания сеньоре Корнелии. Настойчивые просьбы Габриэлы не сдвинули Хуана с его позиций.

Часто перепадали дожди, приносящие некоторую прохладу и избавление от невыносимых москитов. Скота помаленьку прибавлялось, жизнь в долине налаживалась, а индеец Куамуру теперь был чуть ли не вождём этого маленького сообщества. К тому же Хуан всё же совершил налёт на усадьбу дона Рожерио и похитил двух надсмотрщиков, своего старостe Чичино и трёх других негров: Сибилио, Белисарио и Бванду-Фиделя.

Хуан до сих пор не рассказал Габриэле про болезнь дона Рожерио. И выкуп до сих пор никак не собирался. Лишь отец дона Атилио прислал три тысячи песо и умолял отпустить сына до окончательного сбора денег.

– Дон Атилио, – со вздохом говорил Хуан, – Поймите меня и вы. Мне тут долго нет возможности оставаться. А отпустив вас – и подавно. А я ещё не получил выкупа за сеньориту. Это ведь главное. И дел здесь много, которые требуют решения. А верить вашим идальго на слово у меня, право же, нет ни какого резона.

– Сеньор, я больше не выдержу! Умоляю, позвольте хоть избавиться от цепи! Даю слово, что не сделаю попытки убежать! Да и куда я могу убежать, когда до сих пор не знаю, где нахожусь. И сил у меня больше нет для такого предприятия! Умоляю вас, сеньор!

– Хорошо, дон Атилио. Я согласен освободить вас от цепи, но ни от всего другого. И с пищей будет лучше, но вы не должны делать попыток бежать.

– Клянусь всеми святыми и родными мне, сеньор! Я не нарушу своего слова!

В пещере теперь томились два надсмотрщика и негр Фидель. С последним обращались хуже всего. Но и с надсмотрщиками не намного лучше. Их почти не кормили, часто избивали и цепь не снимали ни на минуту. Они так и ходили, работали с этой тяжестью, придерживая руками, мучаясь от натёртостей.

Хуан частенько возвращался мыслями к Габриэле. Они иногда встречались, подолгу разговаривали, перебирали свои поминания. И изредка их обоих охватывал пожар бурной страсти. Они отдавались этому чувству с остервенением, с жестокостью, после чего расходились, словно ненавидя друг друга. Это было что-то странное, непонятное им обоим.

– Габриэла, – как-то сказал Хуан, – ты ведь не думаешь, что это любовь?

Она вскинула на него глаза. В них светились противоречивые чувства.

– Ты прав, Хуан. Это что-то такое, что понять я никак не могу. Я больше ненавижу тебя, чем отношусь к тебе по-доброму. Но что-то влечёт меня к тебе, и это только страсть, ничего больше! Но откуда она берётся? Боже!

– Нам лучше больше не поддаваться нашему чувству, Габи. Это ни к чему не приведёт хорошему. Ты согласна?

– Сейчас да, Хуан! Но будет ли так всегда?

– Давай попробуем, Габриэла. Хоть несколько дней!

– Скоро должно решиться с выкупом, Хуан! Что будет потом?

– Расставание, Габи. Что ж ещё? Разве будет возможность для продолжения наших встреч? Так будет лучше.

– Когда отец с братом готовы выплатить выкуп? – жёстко спросила девушка, не глядя на юношу.

– Я тороплю их, но сама понимаешь, что столько денег трудно собрать сразу, и дорога сюда достаточно длительная. Я хотел бы сам побыстрее всё закончить и исчезнуть с острова. Тут будет слишком опасно для меня.

– Я могла бы посодействовать тебе в этом, – несмело ответила Габриэла.

Хуан с удивлением посмотрел на девушку.

– Что ты хочешь этим сказать, Габи? Ты что задумала?

– Тут дело слишком щекотливое и трудное, Хуан. Я беременна.

– Этого надо было ожидать, – обескураженно ответил Хуан.

– Да, Хуан. Но дело в том, что это не твой ребёнок.

– Не мой? А чей же тогда?

– Это худшее, что могло произойти, Хуан. Это от того мерзкого мулата!

Хуан вспомнил, что негласно сам дал добро на насилие, и теперь вспомнил, что тот хвастал связью с сеньоритой. Острое чувство ревности и злости вдруг бросилось в лицо. Захотелось ударить Габриэлу, обругать, истерзать, уничтожить.

Но он сидел молча, не в силах справиться с навалившимися чувствами.

– Этого я не ожидал, сеньорита. И что теперь?

– Сама не знаю. Наверное, необходимо исчезнуть, когда скрывать живот будет больше невозможно. Но как это сделать?

– Понимаю, сеньорита! Действительно, положение для тебя ужасное. Тут ничего не поможет, разве что обратиться к знахарке по этим делам.

– Когда я вспоминаю об этом, я так ненавижу будущего ребёнка, что часто боюсь что-нибудь сделать с собой, Хуан!

– Придётся тебе хорошенько всё обдумать, пока есть ещё время. Иначе у тебя будет много неприятностей и судьба твоя окажется незавидной. Испанке не простят чёрного ребёнка.

Габриэла вздохнула и долго молча переживала разговор. Хуан с жалостью посматривал на неё. Никаких больше чувств он к ней не испытывал. И был рад повороту такому. Надеялся, что набеги страсти больше не будут в нём бушевать.

Прошло три дня. Вернулся Лало из последнего свидания с семьёй дона Рожерио. Хуан сообщил сеньорите последние новости.

– Значит, недели через три можно будет вернуться в усадьбу? – проговорила Габриэла без особого энтузиазма. –Хорошо! Наконец-то окончится моё заточение, – и она вскинула глаза на Хуана.

– Только не это, Габриэла! – Тут же воскликнул Хуан, углядев в глазах и лице характерный блеск желания.

Но было поздно. Волна страсти нахлынула на него. Они молча бросились в объятия друг другу и ураган захватил их, завертел в жутком вихре страстных конвульсии. И опять они были на вершине блаженства, на вершине наслаждения, сменившихся чуть ли не ненавистью.

– Ты сумасшедшая, Габи! – зло проговорил Хуан, отвернулся, чувствуя неприязнь и отчуждение.

– Можно подумать, что ты иной! Мы оба сумасшедшие и остановиться уже вряд ли сможем.

– И что же дальше? Я надеялся, что всё прошло, но вот... опять... Боже!

– Но ведь было великолепно, Хуанито! Разве нет? Я это чувствовала, знала! Зачем тогда избегать, если каждый раз мы оказываемся во власти такого божественного восторга. Что может быть лучше, желаннее?

– Это наваждение, грех и паскудство, Габи! Каждый раз мы погружаемся в пучину неприязни, мы не любим друг друга! Одна страсть нас и соединяет.

– Но какая! Что может сравниться с таким огромным наслаждением? Я не смогу отказаться от этого, Хуанито! Ты меня понимаешь?

– Не понимаю и не хочу понимать! Ты дьяволица и мне страшна твоя близость. Тут что-то слишком греховное, порочное!

– Ну и пусть! Разве тебе не нравится? Пусть будет, как будет. Если само окончится, то так и будет, а пока у нас только это, и есть и лишать себя блаженства нет никакого смысла. Сейчас я равнодушна к тебе, но пройдёт день-два – и меня начинает трясти надвигающаяся страсть, которой я не могу сопротивляться. Это сильнее меня. Хуан!

Хуан молча слушал излияния Габриэлы. Прекрасно понимал, что она чувствует, так как и сам испытывал нечто похожее, но холодный рассудок не хотел согласиться с таким положением. Он вопил, сопротивлялся, но проигрывал!

– Ар, мы с тобой должны решить трудное дело, – Хуан, чувствуя себя ответственным за все дела в долине, не мог не беспокоиться.

– Понятно, Хуан. Уже есть что-то на примете?

– Полагаю, что здесь нам долго не усидеть. Бумаги ещё не оформлены и скоро их не закончишь. И моё участие в похищениях остаться незамеченным долго не может.

– Всё это понятно, Хуан. Говори короче, что требуется сделать, – Ариас был заинтересован не меньше Хуана и ждал продолжения с нетерпением.

– Мне необходимо уехать в город. Хочу купить хоть маленький кораблик.

– Вернуться на Монтсеррат хочешь?

– Обязательно, Ар. У меня там всё же имеются и права и деньги. Посмотрим, что там произошло за наше отсутствие. Может, можно обосноваться там.

– Что-то мне подсказывает, что с этим у нас ничего хорошего не выйдет.

– Но посмотреть необходимо. И деньги забрать не мешает.

– Разве что для этого, Хуан. Однако сдаётся мне, что у тебя ещё что-то на уме. Я правильно подметил, а?

– Может быть, Ар. Но об этом рано говорить. Сам ещё ничего не решил.

– Сеньорита? О ней может идти речь? – улыбнулся Ариас хитро.

Хуан недовольно глянул на друга, не ответил, но было и так ясно, что мулат попал в точку.

– Оставим это, Ар. Слушай мой план. Я еду в Понсе искать судно. Ты останешься за главного. Без моего дозволения сеньориту домой не отпускай.

– А если выкуп пришлют?

– Тяни и жди меня! Я постараюсь долго не задерживаться. Как только куплю судно, немедленно возвращаюсь, и решаем все остальные дела.

– Лало должен скоро вернуться с возможным ответом.

– Возможно, я его встречу по дороге к морю. Но это не должно повлиять на возвращение сеньориты в усадьбу. Отец её ещё не выздоровел и, вероятнее всего скоро отдаст Богу душу. Пусть сеньорита ни о чём не догадывается.

– Её брат в своих посланиях ничего не говорит о болезни отца. Тоже не хочет волновать сестру. – Ариас пытливо глянул на Хуана. – Ты ничего не хотел бы добавить?

– Пока нет, Ар. Мы должны подготовиться к продаже долины или сдаче её в аренду. Но это только после оформления всех бумаг. Деньги у нас есть, а пара взяток ускорит это. Я в этом уверен.

Хуан не дождался Лало. Он спешил, полагая, что дело с похищением приближается к завершению. Он надеялся встретить Лало и узнать последние новости и, опираясь на них, определить своё поведение.

Был ещё день, когда его голова почти целиком была захвачена мыслями о долгой разлуке с Габриэлой. Он и желал этого, надеясь остудить свой пыл, и страшился. Сеньорита ни о чём не догадывалась. Её не посвящали в детали, лишь намекали о предстоящих переменах в ближайшее время.

Он зашёл к ней в шалаш. Она шила что-то из куска ткани, что привёз ей Лало из последней поездки. Габриэла посмотрела на Хуана пристально, пытливо. Спросила просто:

– Ты принёс мне новости? – в голосе он не услышал радости.

– Принёс, но не те, которых ты ждёшь.

– Ты знаешь, чего я жду, Хуан? Говори лучше, не тяни. Я знаю, что ты собирался уезжать. Из намёков догадалась. Едешь?

– Да. Недели на три. Дела надо утрясти в городе. Очень важные для меня. И для тебя, возможно...

– Что же может быть важного для меня? – полюбопытствовала Габриэла, а Хуан подивился её прозорливости и догадливости.

– Ещё не знаю, но постараюсь додумать. Выйдет ли, не знаю.

– Ты говоришь догадками. Нельзя ли пояснее?

– Пока нельзя, Габи. Слишком рано. Хочу поторопить твою родню с выкупом.

Она долго смотрела на него, потом отложила шитьё, встала. Проговорила с некоторой поспешностью и волнением:

– Хочешь забыть меня? Отвлечься? Думаешь, так будет лучше?

Хуан неопределённо пожал плечами, уже чувствуя нарастающее волнение.

Они понимали друг друга без слов. Глаза, лица их говорили им достаточно, а слова возникали после, когда наступало отрезвление и просыпались старые чувства неприязни и даже ненависти.

– Ты сможешь выдержать три недели без меня? – загадочно и многозначительно прошептала Габриэла, приближаясь к юноше, блестя лихорадочно глазами. – Бросаешь меня здесь одну на растерзание этим вонючим мулатам и неграм? Ты подумал об этом, Хуан?

– Не говори глупостей, Габриэла! Тебе здесь ничто не угрожает. Всего-то три недели!

– Для нас это целая вечность! Ну же, сделай мне больно. Я вся дрожу...

Сна действительно сотрясалась нервной дрожью, щёки пылали румянцем и в сумрачном свете шалаша, Габриэла казалась злым духом из рассказов индейцев. Она жадно присосалась к его губам, обдав Хуана жарким дыханием, в котором ощущалась молодость, свежесть и жажда наслаждения.

Он не сопротивлялся.

Габриэла, сознавая, что разлука будет длительной, хотела насладиться им сполна. Они извивались в судорогах страстных конвульсий, не забочась о том, что их слышат другие. Для них не существовало ничего, кроме их чувств, их страсти, пожирающей их плоть, оставляя где-то в глубине сознания смутное ощущение неудовлетворённости. Неудовлетворённости духа. Но пока это их не занимало.

Лишь после полуночи, Хуан взмолился, прося прекратить домогательства плотской любви. Она довольно быстро утомляла, опустошала, оставляя что-то недосказанное, неполное.

– Ты больше не хочешь меня? – прошептали горячие губы Габриэлы у него под ухом. – Разве так поступает настоящий мужчина, отказывая несчастной беззащитной девушке? Я не хочу, чтобы у тебя осталась хоть капля твоей силы, которую ты мог бы потратить на потаскушку в городе, Хуанито! Я тебе этого не прощу. Запомни это!

– Пустое, Габи! Я уже говорил тебе, что побаиваюсь тебя и теперь ты позволила мне убедиться в своей правоте.

– Хорошо, что ты понял это, мой слабый и безвольный Хуанито! Но ты ещё не истощил меня настолько, чтобы я могла тебя пощадить! Для отдыха у тебя будет целых три недели!

– Вдруг за моё отсутствие пришлют выкуп, и ты уедешь домой? – попытался урезонить её Хуан.

– Я подожду тебя! Не думай, что я вот так просто отпущу тебя на свободу! Ты знаешь, какая я мстительная и опасная. Берегись, Хуанито!

Она принялась ласкать его, настойчиво, жадно, словно это последняя ночь с мужчиной в её жизни. И это возымело действие.

– Ты подумала, что чувствуют остальные, слыша наши игры, Габи? – едва слышно спросил Хуан. – Это будет для тебя небезопасно в моё отсутствие.

– Я буду носить в складках платья небольшой нож. Я уже одного убила, второго будет легче. И я уже подсмотрела, как ты занимаешься с кинжалом. Ты обманщик и насмешник. Скрыл от меня, как владеешь кинжалом.

– Представь, я и шпагой владею не хуже. Ведь я идальго, хоть и бедный! – Хуан усмехнулся, понимая, что эта насмешка может разозлить девушку.

Но ничего такого не произошло. Габриэла помолчала, потом молвила тихо:

– Теперь я простолюдинка и могу позволить себе такое, чего нельзя было, будучи верноподданной дворянкой, аристократкой. Так даже лучше, свободнее.

– При наличии больших денег свобода достаётся легко. Попробовала бы в бедности так рассуждать, Габи.

– Ты против богатства? Неужели? По твоим действиям этого не скажешь.

– Недавно я поклялся себе, что лучше умру, чем останусь бедным. И я довольно близок к этому. Куда труднее создать дело, приносящее доход и сохранить то, что добыто кровью и потом. Так мне говорил один знающий человек. Как давно это было!

– Тебе не кажется, что ты заговариваешь мне зубы? До рассвета ещё далеко, а отдохнуть ты сможешь и в пути.

– Нет, Габи! Я уже сплю. Оставь меня в покое. Я тебя не люблю! И ты поспи.

Три дня спустя Хуан, измученный и проклинающий тот час, когда пошёл на поводу у этой дьяволицы, встретил Лало. Тот спешил, погоняя мула.

– Торопишься? – окликнул Хуан метиса, заметив того раньше.

– Сеньор? Спешу! Есть вести.

– Хорошие или не очень? Выкладывай и отдохни. Спешка сейчас мне ни к чему. Даже наоборот. Заедешь домой, отдохнёшь пару деньков, и не спеша можешь продолжить путь. Но я должен знать твои новости, Лало.

– Выкуп готов, сеньор. Дон Рассио всё приготовил и ждёт вашего решения.

– Хорошо, Лало. Ты хорошо поработал и я готов оплатить, как и обещал, но чуть позже. Что там в усадьбе?

– Я мало что видел и слышал, сеньор. Но старик плох и всем заправляет молодой хозяин. Рабы довольны.

– В городе совсем отказались искать нас, не слышал?

– Молодой хозяин говорит, что он распорядился прекратить попытки силой освободить сеньориту и молодого сеньора.

– Кстати, о молодом сеньоре. Что ты узнал?

– Скоро и за молодого сеньора соберут выкуп, дон Хуан. Просили подождать ещё две недели.

– И это меня может устроить. А дон Рассио куда готов доставить выкуп?

– Это вам решать, а сам молодой хозяин готов выполнить любое ваше требование. Главное, что деньги собраны и ждут вас.

Хуан долго молча сидел на седле, думал, прикидывал, пока не проговорил не очень уверенно:

– Хорошо бы потянуть с выкупом, Лало. Мне необходимо в городе совершить одну небольшую сделку. В случае успеха всё сделается чуть ли ни в один денёк. И ты будешь свободен от моей работы, Лало.

– Она не тяготит меня, дон Хуан. Вы платите хорошо, я не жалуюсь. Тем более, что вы обещали ещё подкинуть.

– Обязательно, Лало. Ты хорошо поработал, и я выполню все обещания. А пока помни, что спешить тебе не стоит. Вот тебе для отца золотой. Пусть не думает, что его сын бездельничает. Это смягчит ему непонятное в твоей работе. Верно я говорю?

– Очень верно, дон Хуан! Он будет рад.

– Когда поедешь в мою долину, нагрузи пару мулов продовольствием, а то там с этим плоховато. И повторяю, не торопись.

Хуан оседлал отдохнувшего мула и уехал уже более поспешно, понимая, что длительное промедление может затруднить дело.

В город он приехал вечером, заранее рассчитав это время. Донья Корнелия с внучкой встретили его довольно настороженно. Старуха последнее время с сомнением относилась к своей затее. И долгое отсутствие Хуана беспокоило её. Сейчас это беспокойство вылилось в недоверие и молчаливость.

Хуан тотчас сообразил причину такого отношения.

– Донья Корнелия! Должен сообщить вам, что дело подходит к завершению!

– Неужели? – только и спросила старуха.

– Понимаю, вы вправе были сомневаться. Но теперь дело идёт и скоро я смогу полностью рассчитаться с вами. А для начала возвращаю вам долг и дополнительно выплачиваю две тысячи песо из договорённых десяти тысяч.

И Хуан грохнул на хилый стол тяжёлую перемётную суму с монетами.

– Это деньги? – прошептала старуха в ужасе.

– А что ещё может быть, донья Корнелия? Берите, прячьте и пусть Эсмеральда не беспокоится о своём будущем.

– Господи помилуй! Сколько тут, ты говоришь?

– Две тысячи, сеньора. Пока больше не могу. Не так-то легко добыть гору золота даже дону Рожерио. Кстати, вы знаете что-нибудь о его здоровье?

– Слыхала, что сильно болен, что его Бог наказал параличом. А его дочь? Она испила тяготы рабской жизни, Хуан?

– По-моему, сеньора, испила. И полную чашу. Даже пальца лишилась в качестве доказательства серьёзности наших намерений.

– Боже праведный! Неужели до этого дошло, Хуан? Видит Бог, я не хотела такого. Да простит мне мои прегрешения Всевышний!

– Успокойтесь, сеньора. Всё уже позади. Сеньорита вполне оправилась и пока не торопится домой.

Старуха с подозрением взглянула на юношу. Тот с трудом выдержал взгляд её пытливых глаз, но понял, что она что-то заподозрила.

– Главное, что дело сдвинулось с мёртвой точки и движется к завершению.

Хуан замолчал, потом вопросительно посмотрел на сеньору. Та спросила:

– Тебя что-то тревожит, Хуан? Я это чувствую. Говори, не скрывай.

– Понимаете, сеньора. Я беспокоюсь, где спрятать деньги. Это большая тяжесть и просто так не положишь в карман.

Она долго не думала.

– Есть одно место, к югу от городка, Хуан. Негр у меня знакомый там живёт. Можно там.

– Человек надёжный, сеньора?

– Очень. Подвести не сможет. Он много мне обязан, потому надеюсь на него абсолютно. Привози, я покажу место, или можно завтра туда сходить.

– Сходить? Значит, живёт он очень близко от города?

– Близко, Хуан. И часа не потребуется, чтобы дойти до его хижины.

– Если вы за него ручаетесь, то я готов воспользоваться его услугами.

– Видимо надо будет закопать золото. У него инструмент имеется. – И донья Корнелия уверенно глянула на молодого человека.

– В таком случае, я готов завтра же отправить записку сеньориты в усадьбу и потребовать выкуп немедленно.

– Могут не отдать без дочери, Хуан.

– Я запасся её же запиской, донья Корнелия. В ней она пишет, что довериться необходимо. Даже требует этого. Её мы доставим домой после. Я боюсь, деньги могут проследить, сеньора. А людей у меня с собой нет. Потому риск у нас большой.

– Я могу одного надёжного человека тебе предоставить, Хуан. Большего не смогу сделать.

– Спасибо, сеньора. Этого будет достаточно. Я ещё попробую добыть себе одного или двух негров из усадьбы дона Рожерио. Этим можно заняться прямо сегодня ночью или потребовать сопровождение именно теми неграми, которых я укажу, сеньора.

– Последнее мудрее, Хуан. Лучше поменьше риска, а я хотела бы поворожить. Не мешает заглянуть в будущее, коль такое серьёзное дело. Ты иди и долго в дом не возвращайся. И хорошо бы с Мирой. Она может помешать мне.

Хуан с опаской посмотрел на старуху, но та не стала больше ни говорить, ни смотреть на юношу.

Хуан с Мирой долго гуляли по кривым улицам городка, пока ночь не приблизилась к полуночи. Девочка уже начала проситься домой.

– Хуан, я хочу спать, а ты всё гуляешь и гуляешь! Устала и боюсь я ночью долго быть на улице. Пошли домой!

– Теперь можно, моя Мира. – Хуан положил руку на плечо девочки, и та прижала подбородок к его руке.

– Мы опять скоро пойдём к дяде Кумбо, Хуан? – Мира раскрыла широко глаза.

– Кто такой Кумбо, Мира?

– Мы у него были с бабушкой. Я у него прожила почти две недели. У него хорошо и он очень меня любит и балует. Бабушка его за это сильно ругает. Это совсем недалеко от города. Он и на море меня водил! Как там красиво! Я купалась и никак не хотела возвращаться домой.

– А ты знаешь, как бабушка с ним познакомилась? – спросил Хуан вроде бы безразлично.

– Бабушка не говорила, и Кумбо молчит, ничего не хочет об этом говорить. Только я подслушала, как они вспоминали ещё одного негра, о котором Кумбо отзывался с большим почтением, и при этом что-то говорил про меня. Да я плохо разбирала его слова.