Текст книги "Сливово-лиловый (ЛП)"
Автор книги: Клер Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
– Привет, – говорит Роберт приставучке, который уже подошел, и приветствует его дружелюбной улыбкой. Я разворачиваюсь на барном стуле так, чтобы иметь возможность смотреть на него, и тоже улыбаюсь ему. Вдруг осознаю, что это даже не особо сложно для меня. Роберт ожидает этого от меня, и я делаю то, что он требует. Это легко, когда ты в «зоне».
– Привет. Опять здесь? – спрашивает приставучка и взволнованно сжимает бутылку с пивом. Галстук ослаблен, а на щеках красные пятна.
– Да. Как и ты. Что с той девушкой на днях?
– Хм-м. Не сработало.
– Жаль. Но я был прав, верно?
– Да. Сегодня есть кто-то… м-м-м… здесь?
Роберт осматривает зал и качает головой.
– Не думаю. Я никого не вижу.
– Ты… гм-м… уже давно в Теме, не так ли?
– Да. Уже несколько лет.
– Я бы хотел с тобой… ну-у-у, у меня есть некоторые вопросы.
– Давай. Присядем?
Роберт, по-моему, очень даже дружелюбно настроен. «Мужской разговор» даст мне время немного расслабиться, понаблюдать за публикой и внимательно послушать, о чем Роберт поведает приставучке.
Он берет меня за руку, и мы идем за свободный столик. Роберт отодвигает стул и предлагает его мне. Приставучка удивленно пялится. Расторопный официант с тремя меню подходит к нам и вручает их. Кладу свое на стол – я уже знаю, чего хочу.
– «Вёрджин Колада», пожалуйста, – говорю я официанту и улыбаюсь приставучке, который едва понимает, что происходит. Я знаю, что Роберт тоже замечает его реакцию, и вижу, как он усмехается. Мужчины делают заказ, и официант уходит.
– Роберт, – говорит он, откидываясь на спинку стула.
– Прости?
– Меня зовут Роберт.
Я не могу сдержать улыбку, потому что эта сцена кажется мне такой знакомой. Роберт подмигивает мне, и я опускаю глаза. На мгновение. Жест покорности, который заставляет Роберта протянуть руку и переплести наши пальцы. Приставучка в недоумении. В его фантазийном мирке, который не омрачен каким-либо реальным опытом, господин не держится за ручку со своей рабыней. Никогда.
– Эм-м… Фрэнк. Меня зовут Фрэнк.
О, у приставучки есть имя. Отлично. Уже легче.
– Во-первых, – говорит Роберт, – ты должен распрощаться с идеей, что ты руководишь процессом. Она говорит, куда и как далеко вы можете зайти. Она устанавливает границы. Нарушение этих границ – это всегда плохая идея. В зависимости от того, о каких ограничениях идет речь – это очень плохая, даже катастрофическая идея.
– Ох, – вздыхает Фрэнк и хмурится.
– Пункт второй. Даже в нашем мире действует правило: кто хочет трахаться, должен быть вежливым. Просто потому, что ты доминируешь или имеешь садистские наклонности, совсем не обязательно вести себя как мудак. Напротив. Нужно с благодарностью носить на руках женщину, которая позволяет вместе с ней воплотить в жизнь твои фантазии.
«Ого, ничего себе», – думаю я и сжимаю его руку. Я надеюсь, что будущей подруге Фрэнка повезет, если он действительно усвоит эти слова.
– Но разве… самый большой кайф не в… контроле и власти?
– Да, конечно.
– Но почему тогда она сама решила… что будет пить? Разве не ты решаешь, что ей пить?
– Ты начитался слишком много плохих книг или насмотрелся дрянных фильмов. Я не заказываю за нее, потому что для меня этот мини-кайфик не идет ни в какое сравнение с последствиями. Что мне с того, что я навяжу ей коктейль, который ей не нравится? Она выпьет его, потому что думает, что должна, так как верит, что я ожидаю этого от нее. Она не хочет меня разочаровывать. Но она не может наслаждаться этим, мучает себя совершенно отрицательным образом и приходит в плохое настроение. И потом? Плохое настроение, заблокированная голова, переживания, страхи – все это делает границы более узкими. То есть, я сам себя ущемляю такими дешевыми проявлениями власти. Когда я иду с ней домой, а она расслаблена и в хорошем настроении, я, в конечном итоге, получаю гораздо больше. И это реальная власть – способность манипулировать ею так, чтобы получать максимальный кайф от ее использования.
Я никогда раньше не рассматривала это с такой точки зрения, но думаю, что Роберт прав. Он, черт возьми, абсолютно прав, по крайней мере, в отношении меня.
– Я никогда раньше не рассматривал это так… – бормочет Фрэнк, теребя галстук.
– Конечно, есть и такие женщины, которые тащатся, когда мужчина лишает их права принимать любые жизненные решения. Зависит от женщины, – объясняю я и продолжаю, – мне это не нравится. На самом деле, меня взбесило бы, если бы Роберт указывал мне, что есть или пить.
Фрэнк улыбается, и эта улыбка мгновенно делает его очень привлекательным. Как будто переключился тумблер, и у него теперь появилась харизма, в которой он нуждается.
– Но если ты бесишься, не доставляет ли покорность еще больше удовольствия? И наказание?
– Да, все конечно так. Но есть и другие вещи, которые заставляют меня бунтовать, но находятся в пределах моих границ.
– М-м-м. Могу я спросить, как Роберт тебя наказал?
Фрэнк смотрит то на меня, то на Роберта.
– Расскажи ему, Аллегра.
Все во мне воспротивилось. Это не его дело. Подробности не касаются чужих. Я чувствую унижение и стыд, когда нужно говорить о конкретных интимных деталях перед посторонними. Мое дыхание углубляется, и я борюсь с собой. Роберт попал прямо в яблочко, как и следовало ожидать.
Приход официанта с нашими напитками дает мне несколько секунд передышки. Это похоже на то, что Роберт допускает кого-то третьего в нашу игру, которая игрой-то и не является. Я не хочу говорить, но должна. Я знаю, что должна покориться его воле не только потому, что у меня есть внутренняя потребность сделать это, но также и потому, что это еще одно испытание.
– Аллегра.
Большего требования не последует. Это единственное и последнее предупреждение, его тон однозначен. Я вижу, что Фрэнк смотрит на меня с любопытством, и опускаю глаза.
– Я получила тридцать ударов по заднице. Рукой.
Мой голос тихий и неуверенный, но Фрэнк кивает. Он понял меня. Я чувствую, как Роберт обнимает мои плечи и прикасается губами к моему виску. Унижение и то, что я сдалась без боя, а также безмолвная похвала за мое послушание, погружают меня глубоко в «зону», и я с облегчением вздыхаю.
– Дай ей время, – слышу я слова Роберта, – но не уступай.
Глава 10
Роберт переводит разговор обратно на более общую тему: он знает, что я не хочу рассказывать о себе большего. Этого сложного предложения ему было достаточно, чтобы проверить меня, продемонстрировать свою власть и показать мне, на что я действительно готова, на что я способна. В течение вечера Фрэнк – внимательный и заинтересованный слушатель, который действительно хочет чему-то научиться – возвращается к теме «границ».
– Конечно, расширять границы нужно нежно и осторожно, растягивать по чуть-чуть, но никогда не перепрыгивать через них с разбегу, скорее на ощупь продвигаться к пределу, наблюдать, как она отреагирует, как справится, а затем двигаться дальше. На один или два миллиметра. Не больше. Так, как я сделал только что.
– Ты переступил границу только что?
– Аллегра пересекла таковую. Для меня. Когда она рассказала тебе, по моей просьбе, как выглядело ее наказание. Она этого не хотела. Но сделала это.
– М-м-м, – призадумался Фрэнк, – откуда ты это знаешь?
– Я чувствую это. Требуется немного опыта, немного такта, но со временем это приходит само собой.
– Почему ты это рассказала, Аллегра?
Я поднимаю до сих пор опущенную голову и смотрю на Фрэнка, а затем немного поворачиваюсь, ища помощи у Роберта. Наши взгляды встречаются, и Роберт сжимает мою руку. «Скажи это, – сигнализируют его глаза, – скажи это, я знаю, ты можешь это сделать».
– Потому что Роберт хотел, чтобы я это сказала. Сопротивляться ему ощущается неправильным. Я чувствую себя хорошо и свободно, когда… я подчиняюсь.
Я не смотрю на Фрэнка, я говорю это Роберту. Для Роберта. Потому что он хочет, чтобы я объяснилась. Потому что я должна воздать должное уважение Фрэнку. Но я вынуждена идти на компромисс: я не могу смотреть на Фрэнка и раскрывать свое сокровенное. Я могу сказать Роберту и отрешиться от присутствия Фрэнка. Ни больше, ни меньше. Роберт улыбается мне – это очень любящая, нежная улыбка – и я знаю, что он гордится мной.
– Что бы ты сделал, если бы она этого не сказала? – Фрэнк поворачивается к Роберту, и тот хмурится.
– Я был уверен, что она скажет. Это была «эластичная граница», которую она способна преодолеть с небольшой помощью, так что… я даже не думал об этом. Если бы я оказался неправ, то ответил бы сам. А потом, дома, поговорил бы с ней.
– Ты бы наказал ее, верно?
– Нет. Нет, совершенно не верно, Фрэнк. Если я ошибаюсь, и она не готова пересечь «границу», я не могу наказать ее за мое неправильное суждение. Этим я делаю «границы» более узкими и прочными, более непроницаемыми. Это разрушает доверие. Какими бы ни были позволительны или необходимы наказания, по моему мнению, этого не следует делать. Это разрушает слишком многое и просто в корне неправильно.
Я не могу сдержаться и целую его в щеку. Боже, этот мужчина фантастичен. Он обнимает меня и целует в лоб.
– Ты великолепна, – шепчет он мне, и я закрываю глаза, наслаждаясь пронизывающим счастьем.
В субботу после нашего разговора с Фрэнком мы проводим вечер с Робертом. Мне нравится его квартира, она ему подходит. Она выглядит повседневно и обитаемо, без холодного дизайна, без стильной функциональности. В гостиной на краю полки сидят принадлежащие Лотти Барби, чье существование нисколько не смущает Роберта. Он просто позволяет им сидеть там, пока Лотти не вернется и не поиграет с ними. У большинства мужчин даже не было бы Барби в доме, а даже если и были, то они, я думаю, их убрали бы.
Настроение хорошее, легкое и расслабленное. Мы лежим перед телевизором, как обычная пара, попиваем красное вино и смотрим фильм. Мы много смеемся и обсуждаем сюжет, операторскую и режиссерскую работу. Когда Роберт выключает телевизор, настроение в комнате резко меняется. Как в его офисе несколькими днями ранее. Он может переключиться в течение миллисекунды и дать мне почувствовать это. Роберт встает и смотрит на меня. С дивана, где я сижу, он смотрится откровенно огромным – сто восьмидесяти сантиметровое доминирование смотрит на меня свысока, и мне приходится нервно сглотнуть.
– Раздевайся, – тихо говорит он, и я спешу выбраться из одежды. – Распусти волосы.
Я ослабляю свою прическу и расчесываю волосы пальцами. Он оставляет меня стоять и ставит стул по середине комнаты. Указывает на сиденье, и я иду к нему, сажусь и концентрируюсь на своем дыхании.
– Оставайся сидеть.
Я молча киваю и смотрю прямо на стену.
Он запускает пальцы мне в волосы и откидывает мою голову назад.
– Ты больше не говоришь со мной, Аллегра?
– Да, конечно. Прости, Роберт. Мне жаль.
Он рычит что-то непонятное, что вызывает у меня трепетание в животе, и выходит из комнаты.
Когда Роберт возвращается, я слышу знакомый звон металла и закрываю глаза.
– Руки за спинку стула, – тихо приказывает он, и я, как требуется, завожу руки назад. Холодный металл наручников обхватывает мое правое запястье, затем я слышу, как защелкивается второе кольцо. На спинке стула. Процесс повторяется слева, и я осторожно проверяю, сколько у меня свободы передвижения. Немного, но я обездвижена не полностью, что делает происходящее немного более приятным; плечи и все мышцы не будут перенапрягаться.
– Хорошо? – тихо спрашивает Роберт и кладет руку мне на затылок.
– Да, Роберт, – отвечаю я, наблюдая, как он становится передо мной и встает на колени, чтобы зафиксировать мои лодыжки двумя веревками на ножках стула. Когда он выпрямляется, я вижу, что из кармана его джинсов свисает шарф, и понимаю, что он завяжет мне глаза. Мысль не успевает сформироваться до конца, а ткань уже накрывает мои глаза. Я беспомощна в его власти и чувствую, как все во мне сжимается. Мой слух обостряется, и я ощущаю, как Роберт медленно обходит вокруг и смотрит на меня.
– Как ты себя чувствуешь, Аллегра? – спрашивает он меня на ухо, и с моих губ срывается стон, когда он нежно прикусывает мое плечо.
– Замечательно, Роберт.
Вместо ответа я чувствую кончики его пальцев, ласкающие верхнюю часть моего тела, вызывающие мурашки по коже. Он гладит меня с невероятной нежностью, делает меня горячей и покорной, заставляет меня стонать. Я не знаю, как долго он меня ласкает, я теряю чувство времени и пространства. В какой-то момент его руки исчезают с моего тела, и оставляют меня, тяжело дышащую, в покое. Через несколько секунд он осторожно тянет нижнюю часть моего тела вперед, так что теперь я сижу перед ним полностью открытая и обнаженная. Очередной стон вырывается из моей груди, когда я чувствую, как он что-то вводит в меня. Это яйцо, я уверена. Я помню это ощущение. Роберт встает, заходит за стул и подтягивает меня, так что я снова сижу на сидении. Я слышу, как он выходит из комнаты, и вслушиваюсь в тишину, которая охватывает квартиру. Единственный звук – биение пульса в ушах, быстрое и беспокойное. В моей голове осталась только одна мысль. Одна мысль, три слова: «Пожалуйста, трахни меня».
Я слышу, как Роберт возвращается и подтягивает второй стул. Он садится напротив меня, не касаясь и не произнося ни слова. Я знаю, что он любуется мной, наблюдает, ловит свой кайф и наслаждается ситуацией. Во мне начинает сильно вибрировать, и я дышу через рот. Черт, я обожаю это яйцо. На мой взгляд, это фантастическое изобретение.
– Какой у тебя размер?
На мгновение я чувствую растерянность – Роберт, определенно, знает это. А если нет, он просто может посмотреть на мою одежду.
– Эм-м-м… что?
Я чувствую, как он встает, как склоняется надо мной.
– Я говорю по-китайски или ты не слушаешь меня, шлюха?
Шипя, угрожающее, прямо в ухо.
– Нет, я… прости, я…
Небеса, эта вибрация полностью лишает меня рассудка. Снижает мои мыслительные способности почти до нуля.
– Ты отвечаешь на вопрос или только что-то невнятно бормочешь?
– Тридцать восемь.
– Говори со мной целыми предложениями, Аллегра.
Я концентрируюсь и тихо отвечаю:
– Я ношу одежду тридцать восьмого размера.
– Ну можешь же. Спасибо.
Неприкрытое снисхождение, насмешка в его голосе заводят меня невероятно.
– Размер бюстгальтера? – спрашивает Роберт дальше и позволяет кончикам пальцев пробежаться по моей груди. Автоматически, насколько это возможно, я выставляю то немногое, что могу предложить. Его касания так приятны, что я хочу в полной мере насладиться ими. Природа не благословила меня большой грудью, но, поскольку я не высокая и не широкая, а скорее маленькая и хрупкая, это вписывается в общую картину.
– 75A, – отвечаю я и недовольно вздыхаю, когда он убирает руку с моей груди.
– Аллегра!
Я вздрагиваю от резкости его тона и стону от желания. Происходящее полностью соответствует моему вкусу. Он безошибочно воздействует на мои эрогенные зоны, как на теле, так и в моей голове.
– Извини. Мой размер бюстгальтера 75А.
Мне было бы интересно узнать, почему он спрашивает об этом. Он хочет купить мне что-то? Или просто хочет вывести меня из концепции? Я хотела бы спросить, но это мне не пристало. Если я не хочу нарваться на наказание. А я не хочу, не сегодня. Я жажду награды и похвалы.
– Этот коричневый оттенок настоящий или ты покрасила волосы? Что это? Ореховый? Карамель? Каштан? Пылающий осенний вечер? – спрашивает он, и я чувствую его руку в моих волосах.
– Цвет настоящий, Роберт. Светло-коричневый, просто светло-коричневый.
– У тебя волосы были когда-нибудь длиннее?
Он гладит всю длину волос и останавливается на кончиках, ниже лопаток.
– Да, были.
Тем временем мне удается абстрагироваться от вибрации внутри меня и сосредоточиться на голосе Роберта. Возможно, яйцо не так идеально расположено, как в прошлый раз.
– С короткой стрижкой ошейник бует выглядеть намного красивее. Особенно, когда шея такая красивая, как у тебя, Аллегра.
Я шокировано вздрагиваю. Он же не захочет, чтобы я… постриглась? И носила ошейник? Ради всего святого, только не это…
Как будто чтобы подчеркнуть свои слова, он хватает меня за волосы и целует вдоль шеи, от ключицы до уха, играя языком на мочке. Я ощущаю и слышу его дыхание близко к уху, чувствую, как мое возбуждение нарастает. Моя шея очень чувствительна к ласкам. Вибрация, благодаря молчанию Роберта, выходит на передний план, и я откидываю голову назад, предлагая ему свою шею и наслаждаясь ощущением во мне.
– Тебе нравятся ошейники?
– Нет, – хриплю я, вспоминая, что должна говорить полными предложениями, и быстро продолжаю, – я не люблю ошейник.
– Тебе повезло, – бормочет он, – я могу обойтись без него.
Я с облегчением выдыхаю. Он играет со мной, немного пугает. Боже, как это меня заводит.
– Что это за шрам? – спрашивает он, прикладывая палец между шеей и плечом.
– Давно… много лет назад мне удалили лимфатический… узел, – хрипло произношу я.
Роберт издает рык и снова становится перед моим стулом. Он присаживается и начинает рассказывать мне, что сделает со мной, когда отвяжет от этого стула. Мое дыхание становится все быстрее и быстрее, стоны громче с каждым предложением, и я чувствую, как испарина покрывает все тело.
– Если сможешь, Аллегра, можешь кончить, – говорит он, и я шепчу свою благодарность.
Я так близка, балансирую на грани, но отсутствует последний толчок. Я начинаю молить об освобождении и знаю, что он наслаждается каждым моим словом, что он кайфует от каждого звука. Его пальцы без предупреждения находят мой клитор, он касается меня, и этот маленький, нежный стимул внезапно и с силой бросает меня в крышесносный оргазм. Роберт не дает мне ни единого шанса, и он это знает. Я чувствую себя бессильной, когда кульминация спадает, измученной и удовлетворенной, и я отчаянно желаю в кровать, в которой можно было бы расслабиться. Вибрация во мне прекращается, и я глубоко вздыхаю. Он дает мне перерыв. Когда снова нормально дышу, я понимаю, что он встает и идет за чем-то.
– Рот открой, – говорит он, и я открываю рот. Что-то тяжелое лежит на моем языке, оно маленькое, угловатое и твердое. Интересно, что это, черт возьми, а потом я распробываю: это шоколад. Я улыбаюсь, и Роберт шепчет:
– Ешь, Аллегра.
Я жую и глотаю шоколад – это дорогой, благородный сорт, а не дешевый товар из супермаркета.
– Рот открой, – снова говорит он, и я опять чувствую что-то на своем языке.
– Это трубочка. Пей, Аллегра.
Голос Роберта звучит нежно и заботливо, не сравнимо с тоном, который он использовал, когда задавал мне вопросы.
Я делаю глоток воды, еще и еще. Затем он удовлетворен и вынимает трубочку изо рта.
– Сладкая, открой рот, – шепчет он мне на ухо и снова кладет что-то на язык. Легче шоколада, мягче, совершенно другой текстуры и холоднее. Оно не тает, поэтому я не сразу чувствую, что это такое. Осторожно кусаю это.
– Что это? – спрашивает он, и я слышу веселье в его голосе.
– Клубника, – бормочу я и продолжаю жевать.
– Ты любишь клубнику?
– Да, она мне нравится.
Я припоминаю, что несколько дней назад он спросил меня, на какие продукты у меня аллергия. Теперь я знаю почему. Глотнув, я автоматически открываю рот, и он тихо смеется.
– Ты хочешь еще? Раззеваешь клюв, как маленький птенчик, и ждешь, пока еда упадет…
Я улыбаюсь и киваю. Я хочу большего. Хочу всего, что может предложить этот мужчина.
– Что ты хочешь? – спрашивает он и снова целует меня в закрытый рот.
– Клубнику, – говорю я, чувствуя, как Роберт отходит от меня.
– Рот открой.
Я чувствую, что на моем языке… шоколад.
– Это была не клубника, – говорю я, прожевав и проглотив.
– Хм-м. Я знаю. Было пропущено слово. И отсутствовало понимание того, кто здесь руководит, Аллегра.
Сразу же снова становится жарко, и мне приходится сглотнуть ком в горле.
– Прости, Роберт. Я не хотела быть неуважительной.
– Извинение, принято. Хочешь что-нибудь еще?
– Можно мне еще кусочек клубники, пожалуйста?
– Уже лучше. Намного лучше. Открой свой клюв, ты, птица… – говорит он, и я слышу его усмешку.
Час спустя я, оттраханая вдоль и поперек, валяюсь в постели Роберта в мыльном пузыре посткоитального удовлетворения и наслаждаюсь нежной болью, которая пронизывает мое тело. У меня все саднит, плечи и руки болят от оков, я ощущаю, как мышцы моих ног наконец-то снова полностью расслабляются.
– Ты не ярко выраженный садист, не так ли? – тихо спрашиваю я, и он поворачивается ко мне, подтягивает меня чуть выше, так что мы располагаемся нос к носу, и смотрит мне в глаза.
– Почему ты так думаешь?
– Ты бьешь меня очень редко.
– Избиение без причины – это меня не заводит, так что да, мой садизм не очень явно выражен. Пока ты послушна, нет никаких оснований для наказания. Если я захочу побить тебя, поверь, я за считанные секунды отыщу причину сделать это. Или в течение пяти минут спровоцирую ситуацию, в которой ты сможешь только проиграть. Избиение ради избиения не заводит меня. Мне необходимо… скорее действо вокруг.
– Ты мог бы использовать «клубничную лазейку», чтобы наказать меня.
– Я мог. «Клубничная лазейка». Я запомню это. Хочешь спать здесь или отправишься домой?
– М-м… я… так…
Я прикусываю губу и опускаю глаза, когда он внимательно смотрит на меня.
– Аллегра.
Ох, этот тон. «Я жду ответа, и я не буду ждать вечно». Я всегда поражаюсь, какие сообщения Роберт может выразить одним лишь словом. Одним лишь моим именем.
– У меня есть… все необходимое с собой.
– Очень хорошо. Хорошая девочка. Тогда ты спишь здесь.
Глава 11
Когда я просыпаюсь в воскресенье утром, сквозь щели жалюзи солнце уже освещает кровать. Роберт спит, и я позволяю себе полюбоваться им. Спящий, он выглядит, как и большинство людей, мирным и ранимым. Я хотела бы прикоснуться к нему, но запрещаю себе это делать. Я не хочу его будить. Мне самой не нравится, когда меня будят по утрам. Вчера, находясь глубоко в «зоне», мне было не до разглядывания обстановки спальни, но теперь достаточно времени, чтобы осмотреться. Стены белые и голые, без украшений. Только одна большая фотография висит рядом с дверью. На ней изображен стоящий на мосту Роберт с впечатляющим видом за спиной. Он выглядит молодым. Предполагаю, что эта фотография из его австралийского путешествия. Думаю, что, наверное, это Мельбурн.
Роберт шевелится и тем самым вырывает меня из моих мыслей. Я скольжу взглядом по комнате. Она невелика. Кровать, шкаф, комод. Все из массивного дерева, но я отмечаю, что это не сосна и не состаренный дуб. У мужчины есть вкус. Но постельное белье, однако, покупала определенно женщина. Оно из «Икеи». Это видно сразу. Мужчины не покупают постельное белье. Это делают мамы или девушки. Либо у Роберта бойкая мать, которая является поклонницей «Икеи», либо постельное белье было куплено, а затем оставлено Роберту бывшей девушкой. Серость, без рисунка, без ничего. Постельное белье, а не бывшая, конечно же. Хлопковое, серое, одноцветное. На этом все. Это купила мать или одна из его сестер. Девушка купила бы что-нибудь с рисунком. Скорее всего, такое все из себя миленькое постельное белье в цветочек. Но тогда он бы вряд ли его сохранил. Роберт не вписывается в постельное белье в цветочек, но он, бесспорно, соответствует той постели, в которой сейчас находится. «Не странно ли это? – думаю я. – Роберт не вписывается в прямолинейный, строгий, современный офис, но постельное белье, на котором он спит, должно быть именно таким». Здесь эта холодная элегантность и атмосфера без излишеств именно то, что нужно.
Роберт не собирается просыпаться, а я решаю встать. Я беру свой рюкзак, иду в ванную и, пока чищу зубы, осматриваюсь. В углу располагается полка, а на ней – розовая кружка для зубной щетки с детской щеткой. Это вызывает улыбку. Лотти, должно быть, здесь частый гость.
Закончив утренний туалет, я заглядываю в спальню. Роберт все еще спит, поэтому я решаю пойти на кухню и приготовить кофе. И вдруг понимаю, что хотя и нахожусь в совершенно чужой квартире, чувствую себя очень хорошо. Мне приятно здесь находиться, мне не скучно, уютно и я не стесняюсь. Ловлю себя на мысли, что Роберт, очевидно, испытывает то же самое в моей квартире, и задумываюсь, почему это так.
На кухне я ищу и нахожу кофе и фильтр, включаю кофемашину. На кухонном столе лежит вчерашняя газета, я сажусь и начинаю листать ее. Кофеварка булькает и шипит – думаю, что звучит так, будто ее нужно почистить от накипи. Достаю себе чашку из шкафчика, и как только снова сажусь за стол, слышу голос Роберта:
– Аллегра?
– Я на кухне, – отвечаю я, листая газету.
– О, хорошо, – говорит он, и я слышу, как закрывается дверь ванной.
Пятнадцать минут спустя он появляется на кухне в боксерах и футболке, только что вымытый, но не выбритый.
– Доброе утро, – бормочет он, опускаясь на свободный стул и немедленно вставая, чтобы достать себе чашку и поцеловать меня на обратном пути.
– Доброе.
Он не из тех, кто, выпрыгнув из постели, сразу чувствует себя бодро и в отличном настроении. Ему нужно немного времени на раскачку. «Типичный соня-засоня», – думаю я и улыбаюсь.
– Мне нужно еще несколько минут, хорошо?
– Конечно.
Он вытягивает ноги и откидывается назад, пробуя кофе и закрывая глаза.
– Хорошо, – бормочет он, – спасибо.
Я не отвечаю, улыбаюсь ему и снова посвящаю себя газете. Последующее молчание прерывается только шелестом газеты. Это не неприятная тишина – она уютная и спокойная. Хорошо, когда можно вместе помолчать. Через несколько минут я вижу, как Роберт становится бодрее: он перестает пялиться на стену и вместо этого наблюдает за мной. Он улыбается, когда наливает вторую чашку кофе и снова садится. «Добро пожаловать в воскресное утро, Роберт», – думаю я. Он бодр и готов к общению.
Он касается пальцем небольшой статьи на краю страницы и говорит:
– Это мое детище.
– «Принято решение по перестройке старых казарм», – читаю я и углубляюсь в статью. – «Концепция «Город для людей»? Что это?
– Старые казармы – это гуманитарная катастрофа, если хотите. Квартиры старые и совсем крошечные, четыре семьи пользуются одной ванной комнатой в коридоре. Невозможно себе представить, если не видеть этого. Я был шокирован, когда впервые посетил и осмотрел помещения. То, что сегодня все еще существует подобное – и что за это разрешено взымать арендную плату – это невероятно. Мы все перестроим, приведем к высоким стандартам. Бывший бетонный плац перестроим в детскую площадку. С деревьями и лужайкой. Мы улучшим среду обитания и надеемся, что другие домовладельцы присоединятся к тому, чтобы сделать район более красивым.
– Звучит хорошо. Ты занимаешься планированием проекта?
– Не один. Нас трое.
Я дочитываю и чувствую на себе его взгляд. Роберт тянется к моей руке и сжимает ее.
– Кто покупал постельное белье? – спрашиваю я, когда заканчиваю читать статью.
– Какое постельное белье? – спрашивает он и смотрит на меня, прищурившись.
– То, на котором мы спали.
– Я.
– Ты? Ты уверен?
– Конечно, я уверен. А что?
– Блин. Я была уверена, что это твоя мама купила.
– Моя мать?
– Да.
– Моя мама не покупает мне никакого белья, Аллегра. Она покупает мне носки и трусы-боксеры, и я до сих пор не представляю, каким образом ее остановить…
Я смеюсь и качаю головой.
– Ты никогда не сможешь ее остановить. Боюсь, это генетически запрограммировано.
– Это точно?
– Да.
Он допивает кофе, отодвигает чашку, слегка наклоняется вперед и смотрит на меня.
– Кстати о нижнем белье. Почему оно на тебе? Утро воскресенья, мы одни…
Я не отвечаю, просто улыбаюсь, беру свою чашку и встаю.
– Еще кофе, милый Робби? – спрашиваю я, направляясь к кофеварке.
Он тяжело вздыхает и откидывается назад. Наши взгляды встречаются, и он вопросительно приподнимает бровь.
– Милый Робби? Серьезно?
Я тихо смеюсь и вопросительно приподнимаю чашку.
– Вернись сюда. И захвати кофе.
Я наливаю ему и возвращаюсь к кухонному столу. Ставлю чашку и собираюсь снова сесть, когда он открывает рот и говорит. Своим особым голосом.
– Нет. Сюда, Аллегра.
Он садится прямо и указывает на пол у своих ног.
Бабочки в моем животе просыпаются ото сна и начинают взволнованно порхать. Я подхожу к месту, на которое он указывает. Роберт встает и свысока смотрит на меня. Мы глядим друг другу в глаза, долго. Я складываю руки за спиной и чуть шире расставляю ноги. Мне нужно устойчивое положение.
– Милый Робби? – снова спрашивает он и усмехается.
– Хм-м-хм-м.
Правую руку он кладет на мой зад, а левой хватает меня за волосы и отводит голову назад. Его взгляд становится жестким и непреклонным. Я чувствую, как он убирает руку, знаю, что он замахивается. Бьет. Сильно. Один раз, два раза.
– Так ты себе представляешь уважительное отношение? – спрашивает он, и я качаю головой, насколько позволяет его хватка. – Не хочешь извиниться?
Я киваю.
– Неуважительное обращение, а именно использование уменьшительно-ласкательных эпитетов будет наказано. Ты помнишь?
Конечно, помню. Я киваю.
– Итак? – тихо вопрошает он.
– Я заслуживаю наказания и прошу надлежащий урок.
– Прекрасно. На левой дверце шкафа висит хлыст. Принеси его.
***
Вечером я встречаюсь с Мелиндой в баре. Тихо стону, когда сажусь на барный стул, и сразу же встаю. Этим вечером можно забыть о том, чтобы сидеть. Урок Роберта был… запоминающимся.
– Все хорошо, дорогая? – спрашивает она, и я киваю. – Он надрал тебе задницу?
– Так и есть. И я не буду больше говорить на эту тему, Мел.
– Знаю, знаю. Как оно? Ты счастлива?
Я задумываюсь на мгновение, а затем киваю.
– Да, очень. А как твои успехи? Ты еще ничего не рассказывала.
– Никак. Ни одного мужчины в поле зрения. Знаешь, я действительно завидую тебе.
– Почему?
– Потому что сейчас воскресеный вечер, а ты почти не вылезала из постели сегодня. Я вижу это по тебе. Я хотела бы снова того же.
Мои мысли ускользают. Это было прекрасно, Роберт был прекрасен. От завтрака до этого момента. Было много веселья и еще больше секса, мы оторвались по полной и лучше узнали друг друга. Я успешно спровоцировала его и очень изящно поплатилась за это. Думаю, что он прекрасно меня чувствует, замечает, когда мне нужен перерыв, чему может подвергнуть меня, что может потребовать. Роберт строг, бескомпромиссно последователен и держит свое слово. Именно то, что я так люблю в доминирующем мужчине.
– Привет, – раздается голос рядом с нами. – Я Мартин, это мой приятель Кай. Можем ли мы пригласить вас выпить?
Мелинда окидывает их изучающим взглядом, обоих, сканирует стоящих перед ней и выбирает Кая. Я вижу это – он ее тип, абсолютно. Я мысленно закатываю глаза. Девчачьи посиделки закончились. Мелинда выходит на охоту. А мне разрешено развлекать его приятеля.
Пятнадцать минут спустя я выслушала всю историю жизни Мартина и была рада, когда телефон в моей сумочке провозгласил о входящем сообщении.
