Текст книги "Сливово-лиловый (ЛП)"
Автор книги: Клер Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)
– Аллегра. У тебя есть задание.
Я снова посвящаю себя миске, вылизываю сперму и готовлюсь к боли, которая угрожает мне, когда Роберт удалит правый зажим. Кроме того, унижение и стыд прожигают дыру в моей открытой нараспашку душе. Боль, яйцо, все противоречивые ощущения и вкус Роберта на языке вызывают слезы на моих глазах. Я так близка к действительно сильному оргазму, что не могу даже открыть глаза. Все во мне сосредоточено на моем центре, на вибрирующем яйце, на боли, которая заставляет меня практически течь от вожделения. Когда он рывком сдергивает второй зажим, я снова кричу и не сдерживаю рыданий, вылизывая миску до последней капли. Оргазм, как ураган, пронзает мое тело. Я с трудом выпрямляюсь, чувствуя бесконечную слабость, и протягиваю ему чашу, как подношение жрицы божеству.
– Хорошая девочка, – хвалит он, и вибрация во мне затихает. – Ложись на кровать, Аллегра, на живот.
Через несколько секунд меня освобождают от пробки и яйца, и Роберт притягивает меня к себе, укрывая. Он хвалит меня, ласкает и целует, пока я медленно успокаиваюсь, рассортировав по местам хаос внутри меня, и благополучно приземляюсь после захватывающего дух взлета. Туда, где мое место. К ногам мужчины, который ценит мою преданность.
– Я знал, что тебе понравится… – улыбается он и кончиками пальцев нежно скользит по моей руке. Роберт с любовью посвящает себя моей груди, сосет гиперчувствительные соски и поглаживает меня, пока я совершенно не успокаиваюсь, пока не лежу совершенно расслабленная и совершенно безвольная рядом с ним.
Когда он вскоре входит в меня, берет меня и на этот раз дает мне свою сперму, я знаю, что не пожалею ни секунды о том, что переехала сюда.
***
На следующий день я лежу с Робертом на диване, мы делимся субботней газетой и пьем кофе. Все тихо и спокойно, как вдруг раздается дверной звонок. Роберт вопросительно смотрит на меня, и я качаю головой. Я никого не ожидаю.
Через несколько секунд в гостиную вваливается Сара, изможденно прислоняется к дверному проему и слегка поднимает руку.
– Привет, – бормочет она.
– Привет, Сара, – отвечаю я. Она выглядит бледной и невыспавшейся, с глубокими темными кругами под глазами, не накрашенная и не расчесанная.
– Я в бегах. Можно мне кофе?
– Конечно, – говорит Роберт и приносит ей чашку из кухни. – От кого ты убегаешь, Сара?
– От кого же еще? От Фрэнка, конечно. Ох, этот чувак… Я убью его.
– Что случилось? – дружелюбно спрашивает Роберт и ухмыляется мне. Могу себе представить, что произошло, и мне жаль ее. Она получила суровый урок.
– Он выбросил меня из постели в десять часов и заставил ползти по квартире. Я думала, мой череп лопнет. Но он не желал замолчать или оставить меня в покое. Я подумала: сделай, что он хочет, и он отвяжется, но нет! Он потребовал первоклассный минет. Аллегра, ты когда-нибудь отсасывала с сильной головной болью и жутким похмельем?
Я качаю головой и делаю жалостливую гримасу.
– Он ничего не делал, ничего. Я должна была делать все сама. Я чуть не плакала от боли. Я! При минете. И мне было так плохо… И знаешь, что сказал этот сумасшедший?
Я опять качаю головой, и Сара глубоко вздыхает.
– Он сказал, что если я вздумаю блевать, он будет трахать меня в задницу, пока я торчу над унитазом… Ты можешь в это поверить?
Роберт громко смеется над изобретательностью Фрэнка и этим грандиозно-коварным вариантом его предложения, и Сара бросает на него злющий презлющий взгляд.
– На самом деле, он не имел это в виду, Сара, – усмехается он и садится на стул.
– Конечно, нет! Но само по себе представление этого… – Сара стонет и делает глоток кофе.
– В этом-то и суть, – говорит Роберт. – Ты уже усвоила урок или Фрэнк еще не закончил?
Прежде чем Сара успевает ответить, звонит телефон Роберта, и он указывает мне ответить на звонок.
– Это Фрэнк, – говорю я, включая громкую связь. – Привет, Фрэнк, это Аллегра.
– Привет, Аллегра.
– Хочешь поговорить с Робертом?
– Нет. Я хочу поговорить с Сарой. Она у вас, я прав?
Сара дико трясет головой и делает отрицательный жест, в то время как Роберт однозначно смотрит на меня. Не смей врать Фрэнку. Я досадливо кривлюсь, но вынуждена подчиниться. Я не могу по-другому. Это как непреодолимая внутренняя потребность. Я смотрю на Сару извиняющимся взглядом и говорю:
– Да, она здесь. Она тебя слышит, я включила громкую связь.
Сара отчаянно взмахивает руками, а затем жестами показывает, что собирается меня задушить. Роберт улыбается мне.
– Молодчина, – тихо говорит он, и я знаю, он счастлив, потому что так хорошо контролирует меня.
– Сара, моя сладкая, – говорит Фрэнк, – почему ты просто исчезла, пока я был в душе?
– Я хотела пойти к Аллегре и Роберту, чтобы проспаться, потому что ты не позволил мне…
Сара звучит обиженно и вызывающе. Она определенно настроена на скандал, Фрэнку еще достанется «веселья» с ней сегодня. Ему потребуется время, чтобы приручить ее.
Роберт подходит ко мне, садится рядом и берет мою руку в свою.
– Ты подождешь у Роберта, пока я не заберу тебя. А пока ты можешь поразмыслить о соответствующем наказании, Сара.
Фрэнк звучит так строго, так доминантно, что мне приходится сглотнуть. Я никогда раньше не слышала его таким. Сара не отвечает, только кривит лицо.
– Сара?
– Да.
– Что «да»?
– Да, я поняла тебя, Фрэнк. И помни мои слова: месть сладка.
Фрэнк смеется и отвечает:
– До скорой встречи, дорогая.
Он вешает трубку, и Сара сердито смотрит на меня.
– Ты – жалкая предательница!
– Я не могла иначе. Прости, Сара.
– Все в порядке… Я понимаю… Месть сладка и месть за мной, запомните это, мои сладкие. Ты у меня в долгу, Аллегра.
Я киваю и предлагаю ей стакан воды и таблетку от головной боли.
Сара с благодарностью принимает их, и когда приходит Фрэнк, чтобы забрать ее, она чувствует себя уже намного лучше – и находится так глубоко в подрежиме «саб», что просит отложить наказание, по крайней мере, на вечер. Фрэнк такой же щедрый, как и коварный, обещает подумать об этом по дороге домой – в зависимости от того, как Сара будет вести себя остаток дня.
Сара, скрипя зубами, запихивает поглубже свою доминирующую сторону и свое недовольство и в течение нескольких секунд становится почти покорной.
Когда они уходят, и наши с Робертом взгляды встречаются, я внезапно радуюсь тому, что мне совершенно не нужно так бороться с собой. Врожденная покорность облегчает мне жизнь.
Глава 28
В последние выходные сентября я, наконец, окончательно переезжаю к Роберту. Моя старая квартира пуста и уже сдана. Все, что мне действительно не нужно, размещено у бабушки и дедушки. Это была тяжелая работа, но сейчас решение жить с Робертом ощущается правильным.
Мама настояла на том, чтобы отвезти мои последние ящики Роберту – конечно, бескорыстно – она лишь по понятным причинам хочет знать, как и где сейчас будет жить ее единственный ребенок. «Комбинезонная» Барбара тоже присутствует, потому что после состоится митинг женской группы.
– Эта квартира, безусловно, стоит целое состояние… – говорит она, глядя на высокие потолки.
– Нормально, – улыбается Роберт и получает в ответ типичную для Барбары ответку:
– Женщина с вашей степенью и работой не смогла бы позволить себе такую квартиру. Потому что она зарабатывала бы гораздо меньше.
– Это вполне возможно. Однако, думаю, что не могу указывать своему боссу, сколько кому платить.
Мама вмешивается, говорит что-то успокаивающее и дружелюбное, прежде чем Барбара начнет грубить. Не то чтобы это волновало Роберта. Я знаю, что он не воспринимает это лично, в тайне даже наслаждается этим больше, чем раздражается из-за кого-то вроде Барбары. Думаю, что можно, конечно, попытаться досадить Роберту, но это пустая трата времени – ему по барабану. Он прислоняется к косяку двери гостиной и выглядит потрясающе. Я полностью очарована его видом и возвращаюсь к реальности только тогда, когда мама обращается ко мне напрямую.
– Ты много работала, по тебе видно. Ты устала и готова к отпуску.
– М-м-м, – отвечаю я, – в декабре у меня две недели отпуска. Я продержусь до тех пор, мама.
– Как ты смотришь на то, чтобы завтра спонтанно пойти в спа-бассейн? Мы сходим в сауну, сделаем массаж и немного расслабимся. Это пойдет тебе на пользу, мышонок.
Я автоматически смотрю на Роберта, который ясно сигнализирует мне явное «нет». Это даже больше похоже на: «Ради бога, только не это!», чем просто «Нет», и я знаю почему. Я определенно не могу пойти в бассейн – и уж точно не в тот, где будет мама. Мои бедра с внутренней стороны усыпаны сине-зелеными пятнами, задница – сливово-лиловая, а спина украшена несколькими видимыми следами порки. Роберт обожает следы, которые оставляет на мне, и я тоже их люблю. Я несу их с гордостью за него и за себя, но совершенно не собираюсь выставлять напоказ. Тем более перед своей матерью. «Итак, мне нужна отговорка, срочно», – думаю я.
– Я… хм… не могу… – говорю я, но это звучит как-то неуверенно.
– Почему нет? – тут же спрашивает Барбара, и я пожимаю плечами.
– Я…
– У тебя «дела»?
– Что?
Я смотрю на Барбару, как будто она не в себе. Барбара удобно устраивается на диване и тянется за кофе, который принес ей Роберт.
– У тебя месячные, Аллегра? Но сейчас не полнолуние. Или ты принимаешь «пилюли»?
– Нет, эм-м-м, да… так… – Я запинаюсь, а затем прочищаю горло. – Я не люблю бассейны.
– Не говори ерунды, – заявляет Барбара, а мама внимательно, как-то заинтересованно смотрит на меня. Как будто ей интересно, как я выкручусь из этой ситуации.
– Раньше тебе всегда нравилось ходить в бассейн.
– Ну, и? – спрашиваю я. – А теперь больше не нравится и все.
– Ты думаешь, что слишком толстая, вот в чем проблема, верно? Потому что реклама и мужчины убедили, что ты толстая и безобразная. Сами щеголяют пивными животами, но от женщин требуют соответствовать нулевому размеру. – Барбара бросает на Роберта злобный взгляд. – Вы убедили ее, что она слишком толстая?
– Барбара! – шиплю я и смотрю на Роберта, молча извиняясь взглядом. Он все еще стоит, прислонившись к двери, и улыбается Барбаре.
– Нет, конечно же нет. Я думаю, что Аллегра идеальна. Такая, как она есть.
– Но ей не мешало бы сбросить пять кило, верно?
– Нет, и я даже не против, если она наберет пять килограммов.
Барбара задумчиво и критически смотрит на Роберта, а затем поворачивается ко мне.
– Значит, ты пойдешь с нами.
– Нет, – говорю я, – я не пойду. Я не хожу в бассейн.
– Почему нет? – настойчиво вопрошает Барбара, и мне хочется выгнать ее вон.
– Барбара, она не хочет и точка, – говорит мама, улыбаясь мне.
– Ты должна переубедить ее, Регина. Это, конечно, потому что какой-то мудак убедил ее, что она слишком толстая.
Барбара машет рукой в сторону Роберта, вкладывая всю свою эксцентричную ненависть на мир мужчин в свои слова.
Мама глубоко вздыхает и затем говорит:
– Она не хочет идти с нами, потому что тогда я увижу, что Роберт избивает ее.
– Что? – кричит Барбара, вскакивая с дивана. Если бы она была вооружена, Роберт был бы уже мертв. Я смотрю на свою мать и от изумления даже не знаю, что сказать. Она совершенно спокойна, сидит на диване и держит Барбару за руку, чтобы та не набросилась на Роберта. Переварив первое удивление, Роберт улыбается мне и пожимает плечами.
– Садись, Барбара, сядь и заткнись, ладно? – мама тянет Барбару обратно на диван и улыбается мне.
– Он бьет ее, и ты позволила ей переехать к нему? Регина, ты совсем сошла с ума?
– Он бьет ее, потому что она этого хочет. Не так ли, моя дорогая?
Я могу только кивнуть. Я абсолютно потеряла дар речи. Роберт подходит ко мне, берет за руку и тянет к дивану. Он толкает меня вниз и садится рядом со мной, держа мою ладонь в своей.
– Что за?.. – начинаю я, но на самом деле не знаю, с чего начать.
– Я это давно подозревала, – говорит мама, не отпуская руку Барбары. – Уже тогда, когда ты привела Марека. Когда ты ночевала у меня, я иногда видела синяки, рубцы от кнута. Ты была так несчастна, а я… в ужасе. От того, что ты позволяешь делать с собой, от того, что делаешь именно то, против чего я всегда боролась – передача мужчине максимально возможной власти. Власти над твоим разумом и над твоим телом. Мне потребовалось десять лет, чтобы понять, что это удовлетворяет тебя, делает счастливой.
– Но… – начинает Барбара, но мама прерывает ее.
– Никаких «но». В этом вопросе нет «но». Аллегра этого хочет. Она чувствует себя хорошо и наслаждается этим – если все сделано правильно. И Роберт делает это правильно. Вот почему она переехала сюда.
– Я не знаю, что сказать… – бормочу я, глядя в пол.
– Марек не делал тебя счастливой, все остальные после него не делали. Но Роберт делает тебя счастливой, я вижу это, понимаешь? Я решила радоваться, что ты нашла достойного мужчину. Роберт, я думаю, делает то, чего Марек никогда не делал – он заботится о тебе. Я права?
Я медленно киваю.
– Ты заботишься о ней, Роберт? – спрашивает мама, и Роберт серьезно кивает.
– Я очень хорошо забочусь о ней. Я делаю только то, что она хочет.
– Регина, ты когда-нибудь задумывалась, а вдруг это он внушил ей, что она этого хочет?
– Барбара, ты когда-нибудь задумывалась, что есть люди, которые не приемлют твой образ жизни?
– Немногие женщины могут принять мой образ жизни. К сожалению! – говорит Барбара несколько возмущенно и хмурится. Она на своей волне, не понимает, что мама пытается объяснить ей.
– Если это тебя успокоит, Барбара, – говорю я, – я добровольно так живу. Я уже знала, что хочу жить так, когда мне было тринадцать лет. И никто никогда не внушал мне что-либо.
– Но как ты можешь! – восклицает она, качая головой.
– Нас двое, – тихо говорю я, и Барбара вопросительно смотрит на меня.
– Что, прости?
– Нас двое. Роберт тоже живет этим. Поэтому ты должна спросить: «Как вы можете это делать?» – и это уже звучит совсем по-другому, верно? Я тоже могу ответить тебе, Барбара: «Мы можем, потому что мы хотим». Потому что мы оба взрослые и живем своей жизнью. И потому что мы не позволим, чтобы кто-то диктовал нам, как мы должны жить. Ни пузатому шишке в исполнительном кресле в Берлине, ни даже благонамеренной, эмансипированной женщине, которая желает провозгласить во всем мире порно-запрет и считает секс сзади унизительным изобретением мужского мира.
– Что явля… – бормочет Барбара и качает головой. Затем она поворачивается к моей маме. – У тебя была задача, Регина, одна единственная чертова задача. Как ты могла так облажаться?
– Я ни капельки не облажалась.
– Она не облажалась. Совсем нет. Просто спиши это на гены моего отца. Против генов не попрешь.
– Это не так просто.
– Нет, это просто. Ты можешь делать и говорить все, что хочешь, Барбара, но я всегда буду так жить. Это делает меня счастливой.
– Я не могу в это поверить… как это может делать тебя счастливой?
– Была ли ты счастлива на Ла Гомера то лето, Барбара?
– Да, – отвечает она, – то было лучшее лето в моей жизни.
– Как ты можешь быть счастлива, переспав с пятьюдесятью разными мужчинами в течение трех месяцев? Я только представляю это, и мне становится плохо.
– Это была свобода, Аллегра. Свобода сделала меня счастливой. Это было похоже на дурман, понимаешь?
Я медленно киваю и улыбаюсь.
– Да, я это очень хорошо понимаю. Потому что Роберт дает мне эту свободу, заставляет испытывать этот дурман, когда он делает то, что делает.
– Но ты не свободна.
– Нет. Ты тоже не свободна.
– Но я борюсь за свою свободу.
– Я тоже, Барбара. Это бесконечная борьба с собой, с тем, чему учила меня мама: что женщина сильная, а не слабая, мы не подчиняемся, мы боремся. Мы берем то, что хотим, и не позволяем нам диктовать. Это мое воспитание. Это то, что для тебя правильно. Но внутри меня, глубоко и прочно укоренившийся голос кричит, что я хочу совсем обратного. Теперь, когда я живу здесь, возможно, смогу оставить свое воспитание позади и выпустить этот настойчиво отчаянный голос в свободное пространство, которое считаю правильным.
– Барбара, – говорит Роберт, впервые вмешиваясь в разговор, – кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как вести себя в сексе? Как должно вести себя в спальне?
– Нет, – отвечает Барбара, качая головой. – Зачем?
Я вижу, что мама тоже очень заинтересованно смотрит на Роберта.
– Ты когда-нибудь читала книгу об этом до того, как впервые занялась сексом? Книгу, в которой описывается, как женщине наиболее умело вести себя в постели?
– Нет.
Моя мама тоже качает головой.
– Согласишься ли ты со мной, если я скажу, что в тот момент, когда дверь спальни закрывается, а двое обнажены, люди ведут себя относительно свободно. Следуя инстинкту?
– Я никогда не задумывалась об этом… – говорит Барбара, и моя мать кивает в знак согласия.
– В настоящее время все это довольно размыто благодаря фильмам, телевидению и интернету, но, да, в этом что-то есть.
– Что ты инстинктивно делаешь в этой ситуации?
– Я? – удивленно спрашивает Барбара, а затем пожимает плечами. – Я иду к мужчине и беру то, что хочу… в прямом смысле этого слова…
– Что ты делаешь, Аллегра? Как ты реагируешь на эту ситуацию? Ты обнажена, дверь в спальню закрывается, а там тот самый единственный мужчина? – спрашивает мама, которая понимает, куда клонит Роберт. Не могу поверить, что она спрашивает меня о чем-то подобном, но, чувствую, что мне не выкрутиться.
– Я ничего не делаю. Я смотрю вниз, ожидая, что он скажет, что мне делать. Я борюсь с побуждением немедленно упасть на колени – и достаточно часто проигрываю ему.
– Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что так ведут себя женщины в спальне? Или ты где-то читала или видела?
– Нет, – отвечаю я, улыбаясь, – не припомню. Это я. Аллегра без прикрас и фальши.
– Я не знаю, что и думать, – говорит Барбара, качая головой.
– Ты просто должна принять это, ничего больше.
– Теперь, когда ты официально «разоблачена», ты завтра пойдешь в спа?
– Нет, мама, – говорю я. – Между словесным каминг-аутом и публичной демонстрацией знаков, которые я ношу на своем теле, есть огромная разница. Я не хочу этого.
Барбара смотрит на Роберта, прищурив глаза.
– Если бы она захотела, ей было бы позволено?
– Конечно, – говорит Роберт, – Аллегре разрешено делать все. Она взрослая, зрелая женщина. Она может делать все, что хочет.
– Но, образно говоря, не тогда, когда дверь спальни закрывается за ней.
– Не совсем, – отвечает Роберт, улыбаясь. – Даже если дверь в спальню закрыта, мое влияние гораздо меньше, чем принято считать.
Я глубоко вздыхаю и привожу «луговой» пример, который так хорошо сработал с Мелиндой. Я не ожидаю понимания, но надеюсь на терпимость. А также на «благословение» моей мамы. Потому что, хоть у нас такие разные модели жизни, мы очень близки, и мне бы хотелось, чтобы она хотя бы немного меня понимала, чтобы видела, что нет ничего плохого в том, чем я живу.
Глава 29
– Ты была молодцом, – говорит Роберт, когда через час мама и Барбара уехали.
– Спасибо.
Я смотрю на столешницу и до сих пор не могу поверить, что мама все эти годы была в курсе. Не могу поверить, что теперь она все-все знает.
– У тебя все хорошо?
Я склоняю голову и задумываюсь. Я в порядке? Думаю, что да. Такое чувство, что кто-то снял большой груз с моих плеч. Мама, кажется, не просто это терпит, она это принимает. Мое счастье важно для нее. Даже если она не понимает, как это может делать меня счастливой. Она доверяет Роберту. Не говоря ни слова, она обняла его на прощание. Он ей действительно нравится – и, как Мелинда, она закрывает глаза на то, что он делает со мной. Это наше личное дело.
– Аллегра.
Я вздрагиваю и смотрю на него. Автоматически. Я научилась этому за последние недели и месяцы. Если он не хочет, чтобы я смотрела на него, то четко и ясно запрещает мне это. Или завязывает мне глаза.
– Да, я в порядке. Спасибо. Я просто… все еще… немного смущена.
– Мы пойдем в бар позже.
Чистая информация, без вопросов. С моей стороны не будет никакого «у меня нет настроения», пока мы будем жить вместе. Я киваю в знак того, что поняла.
– Я угощаю. Ты заслужила. – Он улыбается, и я снова киваю.
– О, да, бесспорно.
Весь сентябрь мы долго и подробно говорили обо всех составляющих совместной жизни. Мы все выяснили и уладили, изменили договор аренды и продумали тысячу других мелочей. Был только один момент, о котором мы не говорили: как и вообще изменятся ли наши «особые» отношения.
– Теперь что-то изменится? – спрашиваю я, облизывая губы.
– Да, – очень серьезно отвечает Роберт, – изменится. Все станет более интенсивным, для нас обоих.
– Появятся ли… м-м-м… новые правила?
– Да. Два новых правила, которые не станут для тебя сложными. И новый ритуал.
– Что это за новые правила? – спрашиваю я и чувствую, как все во мне сжимается в предвкушении. Он только говорит об интенсификации отношений, новых правилах и ритуалах, а я уже начинаю возбуждаться. Невероятно, как сильно мое тело реагирует на что-то подобное.
– Во-первых, я требую готовности и твоей полной доступности здесь, в квартире. Пока ты находишься здесь, ты должна быть готова к тому, что я буду прикасаться и использовать тебя, как мне будет угодно.
– Да, Роберт.
– Это проблема для тебя, Аллегра?
– Нет, ни в коем случае.
– Я знал это, – усмехается он, а затем снова становится серьезным. – Я также ожидаю послушания. Ты должна знать, что вежливо сформулированная просьба – это всегда приказ, которому ты должна подчиниться. Без задержки, без ворчания.
– Да, Роберт.
– Вопросы?
– Да. Могу ли я продолжать просить нежности или секса?
– Конечно, ты можешь, Аллегра. Ты все еще можешь сидеть здесь на стуле или рядом со мной на диване. Ты можешь продолжать прикасаться ко мне в любое время, целовать меня, если я прямо не запретил этого. Тогда вступает в силу пункт с послушанием.
– Поняла. Спасибо, Роберт.
– Иди сюда, позволь мне поцеловать тебя, сладкая… – говорит он, и я встаю, обхожу вокруг стола, подхожу и целую его, чувствуя его руку на своей шее и наслаждаясь поцелуем.
Закончив и оторвавшись от меня, он откидывается на спинку стула и говорит:
– Аллегра, не могла бы ты быть так любезна, чтобы принести мне коробку и начатую упаковку твоих противозачаточных таблеток?
«Вежливо сформулированная просьба – это всегда приказ», – вспоминаю я и съеживаюсь. Мне не престало задавать вопросы. Никакой задержки, никакого сомнения, никаких возражений.
– Да, Роберт, – отвечаю я, выхожу в коридор к своей сумочке и беру коробку. Я бросила ее в сумочку, чтобы нигде не забыть. Интересно, что он задумал, но ничего не приходит в голову.
Вернувшись на кухню, я передаю коробку Роберту. Он открывает ее и вытаскивает начатую упаковку.
– Прекрасно, – говорит он, улыбаясь. – Ты всегда принимаешь таблетки вечером, когда чистишь зубы, не так ли?
– Да, все верно, – отвечаю я и киваю.
– Мы немного изменим это. Мы сделаем из этого ритуал, показывающий тебе, где твое место.
– Да, Роберт.
Больше мне нечего сказать. Ритуалы и правила являются неотъемлемой частью моей зоны хорошего самочувствия, и я уже знаю, что бы он ни задумал, мне это понравится.
– Ты будешь просить у меня таблетки каждый вечер, прежде чем лечь спать. Я буду тебе давать, и ты будешь принимать их под моим наблюдением. При этом я буду контролировать, что ты принимаешь вовремя и не забываешь, а также буду знать, когда у тебя месячные, и когда нужно обращаться к врачу, чтобы получить новый рецепт.
– Да, Роберт, – тихо шепчу я. Проклятье, это круто. Такой простой и эффективный способ показать, кто я и что я. Я уже знаю, что вечерняя просьба о таблетке будет одним из моих любимых моментов дня. Мне будет стыдно и унизительно. Я знаю, что он будет контролировать, действительно ли я проглотила ее. Мне придется открыть рот и поднять язык. Тогда он похвалит меня, потому что я была хорошей девочкой и проглотила свою таблетку.
– Брюки вниз, расставить ноги, Аллегра, – говорит он, и я спешу исполнить приказ. Доступность и готовность – Роберт хочет проверить меня.
Без лишних слов Роберт проникает тремя пальцами в мою предательскую влажность, слегка трахает меня, и я держусь за его плечо, когда первый стон срывается с моих губ.
– Я знал, что тебе понравится, сучка, – усмехается он. – Смотри на меня, Аллегра.
Я тону в его зелено-карих глазах, лихорадочно дышу через рот и стону, когда большим пальцем он начинает массировать мой клитор.
– Ты любишь контроль, не так ли? – спрашивает он прежде, чем я перестаю мыслить ясно.
– Да, Роберт, да…
– Если ты забудешь спросить меня, если мне придется напомнить о твоей таблетке, я строго накажу.
– О, Боже, да… Пожалуйста, Роберт… – задыхаюсь я, – могу я… кончить?
– Ты хочешь кончить, да? Ты такая похотливая, Аллегра?
– Да, пожалуйста, Роберт, пожалуйста…
– Тогда давай, я хочу почувствовать это…
Оргазм, который охватывает меня несколько секунд спустя, сильный и удовлетворяющий. Я впиваюсь рукой в плечо Роберта, наблюдая, как он улыбается, чувствуя, как я сжимаюсь вокруг его пальцев. Он прекращает стимуляцию и указывает свободной рукой на пол. Все еще прерывисто дыша, я падаю на колени, ноги раздвинуты, руки на бедрах. Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и протягивает руку, пальцы которой только что были во мне. Я сосу по очереди указательный, средний, безымянный и большой пальцы, медленно восстанавливая дыхание. Вдруг мне в голову приходит мысль о маме: что бы она подумала, если бы могла видеть меня такой. Но я отталкиваю эту мысль, сосредоточившись на своем мире, на рае, в котором нахожусь. Во всех смыслах обнаженная, на коленях, открытая и доступная, готовая и покорная. Это мое место, мой мир, я хочу остаться здесь. И лучше всего – навсегда.
***
Два часа спустя, уставшая и расслабленная, я сижу в баре, а передо мной стоит коктейль. Фрэнк и Сара рассказывают, как тяжело делить офис паре свитчей, и Сара говорит:
– Я бы не смогла съехаться с Фрэнком. Двадцать четыре часа в сутки этот бой – не дай Бог. Это действительно разрушило бы меня.
Я киваю, понимая, что она имеет в виду. Сара всегда борется, а Фрэнк не такой сильный, как Марек, не такой манипулятивный и не такой коварный, поэтому Сара позволяет себе побунтовать с Фрэнком. Так же, как и он с ней. Между ними так сильно искрит. Интересно, как кто-нибудь, кто не в курсе их взаимоотношений, рискует войти в их кабинет.
– Я хотел бы попробовать это. Но для начала с покорной сабой.
– Если ты рискнешь попробовать это со мной, то обязательно получишь строгую домину и будешь ползать и пресмыкаться весь день.
– М-м-м… нет, спасибо. Для начала я предпочел бы жить с хорошо воспитанной, покорной сабой. Предпочитаю не начинать игру сразу же с пятидесятого уровня, Сара.
– Я – семьдесят пятый уровень, мой дорогой, – усмехается она, – даже без совместного проживания. Совместное проживание со мной – это уровень сто пятидесятый. Как минимум. Без всякой возможности мухлевать.
– Тебе нравятся ритуалы, Сара? – спрашивает Роберт, улыбаясь ей.
– О, да. Очень. Я представляю себе ритуал, который называется «уборка дома» и включает в себя Фрэнка в фартуке, ажурных чулочках и на высоких каблуках во время уборки.
– О. Мой. Бог, – взывает Фрэнк и обращается ко мне: – Аллегра, если я когда-нибудь в приступе психического расстройства соглашусь съехаться с этой женщиной, пожалуйста, останови меня. Ты тоже, Роберт.
Роберт кивает и улыбается Саре. Он понимает, что она просто хочет подразнить Фрэнка.
– Нет, серьезно, – говорит Сара, ободряюще положив руку на бедро Фрэнка, – мне очень нравятся ритуалы. Как домину, они заводят меня сильнее, чем как сабу. Я заметила, что в подрежиме сабы я быстро теряю желание следовать им – конечно, это всегда зависит от самого ритуала. Как для домины, ритуалы относительно непреложны для меня.
– Я люблю их. Они никогда не наскучивают. Они обеспечивают мне защиту и безопасность, успокаивают и помогают мне расслабиться. Так же, как глубоко верующим людям во время богослужения, которое всегда содержит определенные ритуалы. Их исполняешь даже в полусне, но при этом чувствуешь себя в безопасности и защищенным. Когда сессия начинается с хорошо знакомого ритуала, это очень помогает отпустить себя, сдаться и очень быстро глубоко проникнуть в «зону». Тогда вероятность «полета» значительно возрастает, – говорю я и берусь за руку Роберта.
Роберт улыбается, он знал это. Ритуал с таблетками перед сном позволяет мне нырнуть глубоко в «зону», еще прежде, чем я вхожу в спальню. Именно этого он хочет. Каждый вечер я становлюсь готовой, ручной и легко ведомой. Я принадлежу ему полностью.
– Кстати, я видела Марека в городе. Его компания была такой же, как и несколько недель назад. Они сидели в кафе «Вринкоффер». Он кормил ее. Сухой булкой. У Марека на тарелке был торт, – усмехается Сара.
Роберт только качает головой. Я знаю, что ему действительно чужд образ жизни Марека. Роберту никогда бы не пришло в голову на людях кормить меня сухой булкой, в то время как он ест кусок пирога. Наверное, это не пришло бы ему в голову, даже если бы мы были дома наедине.
– Она тащится от этого. Она была очарована его милостью. Я могла видеть поводок, свисающий с ошейника. Они даже не сняли его, просто засунули в глубоко расстегнутый вырез блузки…
Меня передергивает только от подобной мысли. Когда я была с Мареком, он хотел наслаждаться своим образом жизни в рамках «Сцены». Теперь даже этого ему недостаточно. Теперь это должна быть непосвященная публика. Я задаюсь вопросом, стала ли я более экстремальной в последние годы, и могу твердо сказать, что нет. Я никогда не жила так экстремально, как с Мареком. И теперь точно могу признаться, что не была счастлива.
***
Еще два часа спустя, на кухне, стоя прямо, я расправляю плечи и говорю, твердо глядя Роберту в глаза:
– Роберт, дай мне таблетку, пожалуйста?
Едва успеваю закончить говорить, а мое дыхание уже ускорилось, я чувствую, как магия ритуала начинает работать.
Роберт кивает, улыбается и берет коробку с полки, на которую он ее поставил. Выдавливает субботнюю таблетку из упаковки и говорит:
– Открой рот, высунь язык.
Я делаю, как приказано, и он кладет таблетку мне на язык. Затем протягивает стакан воды, и я пью, послушно проглотив.
– Проглотила? – спрашивает Роберт, и я киваю.
– Покажи, – требует он, как я и думала. Я открываю рот, поднимаю язык и жду, пока он не убедится, что мой рот пуст. – Хорошая девочка. Можешь идти в постель.
– Спасибо, Роберт, – говорю я, улыбаясь, встаю на носочки и целую его.
***
Когда лежу в кровати и жду его, я понимаю, что было правильно переехать сюда. Я знаю, что углублять эту передачу власти, расширять ее – правильно. У нас будет еще больше ритуалов, я чувствую это. Роберт любит ритуалы так же, как и я. Это только начало.
