Текст книги "Сливово-лиловый (ЛП)"
Автор книги: Клер Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
– Аллегра… – нежный голос Роберта проникает в мое сознание, – что это было?
Рядом с моим ухом теплое дыхание, веселье в голосе. Я все еще тяжело дышу, задыхаюсь, чувствую себя одурманенной и отстраненной. Нет сил отвечать. Я не могу. Даже если бы захотела, мне не хватило бы воздуха… и контроля над голосовыми связками.
– Аллегра, – гораздо резче, строже и требовательнее, – у тебя был оргазм?
– Да… – стону я и прижимаю таз к его руке, которая теперь лежит на моем лобке. Боже, я хочу больше. Я хочу этого снова. Еще раз. А потом опять.
– Разве я не запрещал тебе кончать?
Его голос – теплый мед. Мед из стали. Мягкий, сладкий, плавный, манящий, теплый, как мед, но одновременно твердый, сильный и непреклонный, как сталь. Никогда еще не казались мне голос и слова мужчины такими эротичными.
– Да.
Я не могу вымолвить больше. И даже это одно слово выдавливаю с большим трудом. Я не знаю, как он это сделал, но с большим терпением и с помощью нескольких игрушек и, прежде всего, явного и резкого запрета, Роберт подарил мне самый сильный оргазм в моей жизни.
Он резко опускает ладонь мне между ног, и я вскрикиваю. Боль быстро превращается в нежное, теплое жжение, которое еще больше усиливает мою похоть. Он бьет снова, трижды, четырежды, твердо и без промаха. Я знаю, что от меня ожидается.
– Прости, Роберт, – заторможенно шепчу я. Чувствую, что он отдаляется, покидает комнату. Очень отдаленно слышу звон бутылок, пока дрейфую на волнах неги, наслаждаясь последствиями моего кульминационного момента и нежным эхом ударов. Я замечаю, как он возвращается, обходит вокруг кровати.
– Иди сюда, детка… – тихо и нежно говорит он, помогая мне сесть. Я слабо прислоняюсь к его плечу и чувствую что-то во рту.
– Трубочка, Аллегра. Открой рот и пей. Медленно, он холодный.
Ледяной разбавленный яблочный сок стекает по моему горлу и приносит бесконечное облегчение. Наконец мне удается открыть глаза. Роберт обнажен. Понятия не имею, когда он снял свою одежду. Когда мы начали, он был полностью одет.
Когда стакан наполовину опустошен, Роберт доволен и ставит его на подоконник.
– Ложись, – приказывает он, и я падаю обратно на кровать. – Повернись. На колени.
С тихим стоном и почти неохотно я следую приказу и ощущаю резкий удар по заднице. Он хватает меня за бедра, подтягивая в нужное положение. Проникает в меня быстро, сильно, на грани грубости, но любезно дает мне секунду, чтобы привыкнуть к нему, прежде чем взять то, чего желает. Мои руки ощущаются, словно пудинг, и мне нужно собрать все оставшиеся силы, чтобы оказать ему какое-то сопротивление. В противном случае он будет трахать меня, валяя по всей кровати или вдалбливая в матрас.
– Пожалуйста… – хриплю я, – пожалуйста, можно… мне… Роберт… о, Боже… пожалуйста!
– Нет, – отвечает он, и возбуждение в его голосе слышится как никогда сильно. Я знаю, что будет недолго, не при той скорости, с которой он вколачивается в меня. Но он останавливается, сгребает мои волосы в кулак и тянет меня наверх. Я чувствую, как болезненно натягивается кожа головы, и стону. Горячая кожа Роберта прижимается к моей спине, и я ощущаю его прерывистое дыхание у своего уха. Он обхватывает ладонью мою шею, удерживая меня на месте. Минимально нажимает, достаточно лишь для того, чтобы я чувствовала, что он сжимает. Роберт ждет секунду, две, не двигается, оставляет меня в неведении, позволяет неизвестности подействовать на меня. Я сглатываю под его ладонью, дыша быстро и поверхностно через рот, чувствуя острые ощущения – чудесное чувство страха и беспомощности. Это особый страх, тот, который растет в защищенных границах, прозрачный, не сильный, суровый и всеобъемлющий. Он не сильно выражен, и все же он есть. Я люблю игры со страхом, и Роберт знает это. Когда он начинает говорить, его голос холоден и насмешлив, несмотря на возбуждение. Как всегда, меня пронизывает вопрос: как, черт возьми, он это делает.
– Ты, – шепчет он, – …кусок долбаной плоти, в который я вдалбливаюсь своим членом. Ты не разговариваешь, ты не кончаешь. Когда я удовлетворюсь тобой, ты останешься лежать так долго, пока я не пожелаю использовать тебя снова.
Фейерверк взрывается под моими закрытыми глазами. Левой рукой Роберт фиксирует неподвижно мое бедро, а правой нарочито грубо толкает меня вперед. Мои руки дрожат, я больше не могу держать свой вес. Ураган похоти, унижения и стыда отнимает у меня последние силы. Я закрываю глаза и чувствую, как Роберт снова набирает темп. Кусаю губы, чтобы не стонать, просто молчу и не двигаюсь, пусть Роберт использует меня. И наслаждаюсь каждой секундой. Кончив, он немедленно покидает меня. Так должно быть. Он отстраняется, отпускает меня и мою выпяченную задницу, и камнем падает на матрас.
– Оставайся лежать и молчи, – говорит он так холодно, так убедительно, что я начинаю серьезно задумываться, не разочаровала ли его. Страх держит меня под контролем, и я знаю, что это именно то, к чему Роберт стремится. Я слышу шелест надеваемых джинсов. Он покидает комнату, оставляет меня наедине с моим страхом, обеспечивая возможность этому страху эффективно меня грызть, довести меня до такого состояния, в каком он хочет меня видеть. В квартире тихо, и я не знаю, что делает Роберт. Он, вероятно, стоит в дверях, наблюдая за мной. Но у меня нет сил повернуть голову и посмотреть. Я позволяю страху и унижению вознести меня на тот замечательный, парящий уровень, где я могу принять все. Я терпелива, открыта и покорна вплоть до последней клетки моего тела. Чувствую себя расслабленной и легкой, возбуждение ослабевает, но очень медленно. Я не знаю, сколько времени прошло, но вдруг чувствую его присутствие в комнате. Во всяком случае, я все еще лежу так, как он меня оставил.
– Аллегра.
Тихо, нежно и все же так безжалостно.
– Да?
– У тебя был оргазм.
– Да. Мне так жаль.
– Ты всегда так говоришь, когда была непослушной.
Голос Роберта явно выражает его неодобрение. Не отвечаю, что я должна сказать?
– Я подумаю о наказании.
– Да, Роберт.
– Вставай.
Я с трудом поднимаюсь с постели, усталая, измученная. Заоблачный полет закончен, я чувствую, что приземляюсь, и мое стремление к близости возрастает. Роберт знает это и притягивает меня в объятия, поддерживает, ласкает, осыпая мое лицо поцелуями. Затем он дает мне снова попить, тихонько хвалит меня.
– Лечь, пожалуйста, – шепчу я, потому что мои ноги совершенно ослабли.
– Хорошо.
Он отпускает, и я ползу обратно в кровать. Слышу какой-то шелест, а затем чувствую, как прогибается матрас, когда Роберт ложится рядом со мной. Я до сих пор не могу держать глаза открытыми.
– Открой рот.
«Шоколад», – думаю я и улыбаюсь, начиная жевать. Роберт обнимает меня и укрывает нас.
– Это было невероятно интенсивно… – бормочу я у его шеи и не могу поверить тому количеству различных чувств и противоречивых ощущений, которые мое тело испытало за последние два часа. Похоть, боль, стыд, унижение, еще больше похоти, страха, беспомощности, еще больше боли и похоть, похоть, похоть. Практически бесконечно ненасытное желание.
– Да. И против этой штуковины… – Роберт протягивает руку и вытаскивает Magic Wand из-за спины, – … ты совершенно бессильна.
Он улыбается, и я мягко толкаю его.
– Запретить мне оргазм, а затем мучить меня этим – это действительно крайне коварно.
– Как я уже говорил, если мне захочется наказать тебя, то в течение пяти минут я сфабрикую сценарий, в котором ты можешь только проиграть…
– Хм-м… – Я с наслаждением потягиваюсь и выдыхаю несколько поцелуев в ключицу Роберта. – Ты накажешь меня сегодня?
– Нет. Думаю, что в субботу. Чтобы ты думала обо мне весь понедельник на работе.
Телефон на тумбочке начинает вибрировать, Роберт поворачивается на спину и тянется к нему.
Он читает смс и говорит:
– От Сары. Она в порядке. Она в «Инвиктусе».
– В «Инвиктусе»? Как метко. – Я улыбаюсь, и Роберт убирает телефон, возвращая мне все свое внимание. (Примеч. с англ. Invictus – «Непокоренный»).
– Я бы очень хотел повторить это завтра днем. Однако ничего не получится, когда Сара будет здесь…
– Тогда мы повторим это в воскресенье. Мне не понравилась идея оставить Сару с Фрэнком. Мы не знаем его достаточно хорошо, я даже не знаю его фамилии. Или где он живет.
Роберт потирает лицо и вздыхает.
– Ты права. Иди в ванную, Аллегра. Сейчас мы будем спать.
***
После того как Роберт тоже побывал в ванной, и мы, удобно устроившись, валяемся в постели, я тихо говорю:
– Как ты думаешь, почему она встретилась с Фрэнком?
– Потому что мысленно она уже ушла. Уже, наверное, давно. Ей нужен был лишь небольшой толчок, ободрение. Марек совершил огромную ошибку с запретом на контакт. Он оттолкнул ее далеко-далеко от себя, в принципе, он отрезал поводок, о котором вечно так охотно разглагольствует. Он должен был сделать с точностью до наоборот. Держать ее ближе к себе, демонстрируя свою лучшую сторону. По-моему, он думал, что с запретом на контакт Сара поймет, насколько нуждается в нем, насколько жаждет того, как он с ней обращается. Но он оказался неправ. Марек дал ей время и пространство, чтобы подумать о том, насколько ей не нравится это обращение. Он позволил ей взбунтоваться вместо того, чтобы подавить это восстание в зародыше. А Фрэнк, естественно, был очень дружелюбным и любезным, когда пригласил ее встретиться в баре, поэтому согласие для Сары было легким. Марека не было рядом. Ей было запрещено звонить ему и просить одобрения. Она отчаянно хотела немного отвлечься, немного повеселиться, хотела капельку ванильности.
– Ванильной нормальности?
– Да. Посидеть в баре и поболтать. Или это тоже входит в «учебную программу» Марека?
– Нет. Марек обычно тусуется только в пределах Сцены. Он практикует свои наклонности и страсти в приватной атмосфере и круглосуточно. Ваниль для него не существует. Никогда. И я не думаю, что в этом плане что-либо изменилось.
– Видишь? Это должно нравиться. Тебе это не нравится, и Саре тоже.
– Хм-м. Что будем делать, если он не принесет ключи?
– У меня есть инструменты. Эти пояса верности обычно имеют небольшой замок, который я взломаю за минуту. Надо будет поближе взглянуть на это ожерелье, я не знаю, как оно закрывается, но мы сможем снять его без того, чтобы обезглавить Сару.
Он улыбается и целует меня в лоб. Я чувствую, как меня обволакивает дрёма, и проваливаюсь в сон.
***
Когда срабатывает будильник, я просыпаюсь на пять секунд, примерно. Потом снова засыпаю, смертельно измученная прошлой ночью. К половине десятого я высыпаюсь, наконец-то. В квартире Роберта тихо, и я иду в ванную, принимаю душ, чищу зубы, одеваюсь. На автомате, будто на дистанционном управлении. Я чувствую легкую боль в мышцах – не удивительно после того, что Роберт вытворял со мной в последние дни. Закончив приводить себя в порядок, я иду на кухню и варю кофе. На мгновение меня поражает та естественность, с которой я перемещаюсь в квартире Роберта. Я вспоминаю Марека и его квартиру, где я всегда чувствовала себя загипнотизированным кроликом. Я едва решалась спросить, можно ли взять стакан воды на кухне, когда бывала у него. А Роберт принес свежую газету и положил ее на кухонный стол. Я счастливо вздыхаю и достаю молоко из холодильника.
После первой чашки кофе я уже чувствую себя великолепно. Чувствую себя бодрой, отдохнувшей и улыбаюсь, когда слышу скрежет ключа в двери. Через несколько секунд Роберт появляется на кухне с бумажным пакетом в руке и с Сарой на буксире. «Он принес завтрак», – думаю я и подавляю желание сделать ему спонтанное предложение о браке.
– Доброе утро, моя красавица, – говорит он, и я встаю, чтобы поцеловать его. Думаю, поцелуй был слишком коротким, но на нас смотрит Сара, а Роберт не захочет при ней проявлять несдержанность. Не стоит хвастаться своим счастьем перед менее счастливыми людьми. Мудрое решение.
– Есть ли еще кофе?
– Да, конечно.
Вопросительно посмотрев на Сару и получив утвердительный кивок, я достаю две чашки из шкафчика.
Роберт ставит на стол три тарелки и достает из пакета круассаны.
– Ох! Как круто! Рогалик-макалик! – вздыхаю я и беру себе один. Я голодна как волк. Как всегда после утомительных и напряженных ночей.
– Что? – спрашивает Роберт, и Сара тоже смотрит на меня, как будто я говорю по-китайски.
– Рогалик-макалик. Так всегда называет их моя мама. Рогалик для макания. В какао или кофе. Страшное свинство, но вкусно. Однако не все круассаны подходят для подобного. Вот почему отличают нормальные круассаны и рогалики-макалики.
– Понятно, – ухмыляется Роберт и наблюдает за тем, как я, мыча от наслаждения, поедаю смоченный в кофе круассан.
– У нас это называют «крошевом». Мой прадедушка всегда получал подобное на завтрак, потому что отказывался носить зубной протез. Бабушка крошила ему круассан или хлеб в кофе или в теплое молоко, а потом он хлебал это ложкой, – говорит Сара, снова улыбаясь своей прекрасной, открытой улыбкой.
– То, чем занимается Аллегра, тоже отдает малость домом престарелых… – усмехается Роберт и подталкивает мое колено своим. Он смотрит на быстро растущий беспорядок в моей тарелке и говорит: – Если ты научишь этому Лотти, между нами все будет кончено, сердце мое.
Мой рот забит круассаном, и поэтому я просто поднимаю руку, жестикулируя, что поняла. Звонит мобильный телефон Роберта, и он выуживает его из кармана.
– Утро, Фрэнк, – отвечает он, а потом слушает. – Да, я так и думал.
Роберт диктует Фрэнку свой адрес и вешает трубку.
– Марек уже был у тебя и сгрузил перед дверью несколько пакетов. Фрэнк не смотрел что в них, ты сможешь сделать это самостоятельно. Он привезет вещи сейчас.
– Тогда я снова заварю кофе, – говорю я, и Роберт улыбается мне. Молчаливая похвала. Я радуюсь.
Глава 22
Сара пристально наблюдает за мной, я это замечаю, чувствую, как она все время смотрит на меня. Я знаю, что у нее много вопросов, что она, скорее всего, не уверена и не знает, что делать дальше. Она такая же, как и я тогда – беззащитная, потерянная, в эмоциональном раздрае.
– Спрашивай, – говорю я, наливая себе кофе.
Сара задумчиво смотрит на Роберта и помешивает свой кофе перед тем, как, набравшись смелости, спрашивает то, чего я не ожидала:
– Ты чувствуешь себя свободной, Аллегра?
Я на секунду задумываюсь и ощущаю на себе заинтересованный взгляд Роберта, такой же вопросительный, как и у Сары.
– Да. Я чувствую себя свободной. Потому что я и есть свободная. Я могу делать или не делать то, что хочу. Если я готова принять последствия. Как и любой другой человек. И я свободна, потому что могу жить так, как всегда хотела. Для этого просто нужен правильный партнер, Сара.
– Мне так хотелось, чтобы это был Марек…
– Марек, несмотря на свой возраст, так и не понял нашей сути.
– А она какова? – заинтересованно спрашивает Роберт, расслабленно откидываясь на спинку стула. Разговор нравится ему, я это вижу.
– Наша кожа прочнее, толще, чем у женщины, у которой нет подобной предрасположенности. Но при этом наше сердце более уязвимо.
– Хм-м-м…
Сара смотрит на меня с сомнением.
– Трахай меня жестко, но люби нежно. Марек для меня был, с одной стороны, слишком жестким, а с другой – слишком не нежным. Очень плохая комбинация. И мне потребовалось намного больше времени, чем тебе, чтобы понять это.
– Я до сих пор не знаю, что делать мне сейчас. Я чувствую себя такой… дезориентированной.
– Сначала мы освободим тебя от этого пояса и цепи, посмотрим, что в пакетах. Может быть, будет хорошо, если ты сможешь еще неделю или две пожить где-то в другом месте. С родителями или подругой. Марек успокоится, ты сможешь вернуться в свою квартиру и начать думать о том, чего хочешь. Как представляешь себе отношения.
Роберт кивает в знак согласия и ободряюще улыбается Саре. Она автоматически и моментально опускает глаза.
– Сара, ты можешь смотреть мне в лицо. Тебе нечего бояться. Аллегра тоже смотрит на меня, когда говорит со мной. По крайней мере, в основном. Ты еще этого не заметила?
– Да. Но это… непривычно.
– Да, но Аллегра быстро к этому привыкла.
– Не усложняешь ли ты для себя?
– Что? – спрашиваю я и встаю, чтобы поставить чашку в посудомоечную машину.
– Оставаться в своей роли. Вы ведете себя как нормальная пара, а затем…
Сара перестает говорить и в поисках поддержки смотрит на меня.
– Я не играю роль, Сара. Желание подчинения является частью моей личности. Я не играю в это, я такая, даже если и не практикую это в повседневной жизни. Вот почему я могу переключиться в течение секунды. Если принять это, то будет легко. Я давно не рассматриваю это как ролевые игры.
Я закрываю посудомоечную машину и смотрю на Сару, которая задумалась о моих словах.
– Аллегра.
Тихо и все же пробирающе каждую клетку моего тела. Сразу все мое внимание сосредотачивается на нем.
– Да, Роберт.
Никакого знака вопроса. Это не «что ты хочешь?», а «пожалуйста, скажи, что я должна делать».
– Вниз. Иди сюда.
Я знаю, он делает это только для того, чтобы продемонстрировать Саре, что я имела в виду. Улыбаясь, я опускаюсь на четвереньки. Я могу сделать это для Сары, и знаю, что он остановится, как только я буду возле него. Я изящно преодолеваю расстояние в несколько шагов между нами на четвереньках, смотрю на него, вижу его улыбку и знаю, что и мое лицо украшает улыбка.
Когда подхожу к его стулу, я усаживаюсь на колени и смотрю на него.
– Спасибо, Аллегра, – говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. – Ты можешь подняться.
Он подает мне руку, чтобы помочь встать, и я снова сажусь на стул.
– Видишь? – спрашиваю я. – Это совершенно легко. И я не ношу ошейник или пояс верности, который должен напоминать мне, что я есть.
– Ух ты, – отвечает Сара, – я думаю, что не смогла бы так.
– Может быть, – бросает Роберт, когда берет меня за руку, поглаживая ее, безмолвно хваля меня за безропотное послушание, – может быть, это потому, что другая сторона тебя тоже немного возбуждает. Ведь возбуждает, верно?
Сара смотрит на него широко раскрытыми глазами.
– Да, возбуждает.
Я вижу, что Сара внезапно смотрит на меня совершенно другими глазами. Она смотрит на меня с тем же выражением, с которым Роберт иногда меня рассматривает.
– Ты би, Аллегра? – спрашивает она, и я удивленно смотрю на нее. Еще один неожиданный вопрос.
– Нет. Я гетеро, сабмиссивна, мазохистка и моногамна.
Роберт улыбается мне, а Сара вздыхает.
– Жаль. Ты симпатичная.
– Спасибо. Но нет.
– Я хотела бы попробовать другую сторону. Желательно с женщиной, прежде чем попробовать с мужчиной.
Я улыбаюсь ей и говорю:
– Вперед и с песней, и познай себя. Ты это заслужила. И разобраться, как ты хочешь жить, очень сильно помогает в жизни.
Звонит дверной звонок, и Роберт встает. Вскоре после этого мы слышим, как он разговаривает с Фрэнком.
– Доброе утро, – говорит тот, когда входит на кухню. В руке у него три пакета, которые он передает Саре. Спешно, почти жадно, она роется в сумках с одеждой и книгами. Она ждет не дождется, чтобы избавиться от этих раздражающих, ненавистных аксессуаров.
Я предлагаю Фрэнку чашку кофе, и он, поблагодарив, садится, пожирая Сару взглядом.
– Ключей нет. Только конверт. Но ключей в нем нет, чувствуется на ощупь.
Сара глубоко вздыхает и тихо ругается, прежде чем открыть конверт и прочитать письмо. Мы напряженно наблюдаем за ней.
– Он злится. Хочет, чтобы я немедленно вернулась. Я должна сама прийти за ключами и сказать ему в лицо, что он должен отпустить меня.
– Забудь об этом, – говорит Фрэнк, и Роберт кивает.
– Я принесу инструмент, – говорит он, вставая и выходя из кухни. Я слышу, как он роется в шкафу, одним ухом прислушиваясь к разговору Фрэнка и Сары.
– Пожалуйста, подними свои волосы, чтобы я мог посмотреть на это ожерелье.
Роберт наклоняется к шее Сары и тихо ругается, осматривая ожерелье.
– Тут нужен специальный ключ, – говорит Сара, – который шел в комплекте с ошейником.
– Угу, я это вижу. Это инбус-замок. Может быть, мне удастся кое-что. Но это займет некоторое время.
Я встаю и обхожу вокруг стола, бросаю взгляд на шею Сары.
Роберт снова покидает кухню и возвращается с набором ключей. Он берет самый маленький и осторожно толкает его в замок цепи, который состоит из довольно длинной металлической трубки с крошечным отверстием для специального ключа. Он немного дергает и пытается повернуть ключ. Уже через миллиметр замок блокируется, и Роберт чертыхается. Пробует еще раз. Снова и снова. Миллиметр за миллиметром поворачивает винт, недоступно встроенный в застежку цепи.
– Сменить тебя? – спрашивает Фрэнк, когда Роберт встряхивает свою затекшую кисть.
– Да, давай. Спасибо.
Это игра на испытание терпения, и Фрэнк показывает большое терпение и еще большую сноровку. После пятнадцати минут манипуляций Сара освобождается от ожерелья и облегченно выдыхает.
– Спасибо, – говорит она, одаривая Фрэнка и Роберта очаровательной улыбкой. Роберт кладет детали ожерелья на стол и вопросительно смотрит на Сару.
– Как по мне, ты можешь выбросить это.
– Отлично. Теперь пояс. Вставай, Сара.
Она прислоняется к ближайшей стене и поднимает юбку, а Роберт становится на колени перед ней и рассматривает пояс верности.
– Ух ты, – говорит Фрэнк, – ничего подобного я никогда не видел вживую… Это действительно круто.
– Интересно, тебе было бы круто, если бы самому пришлось носить такую штуковину? – отвечает Сара, бросая ядовитый взгляд на игрушку.
Кажется, Фрэнк предпочитает промолчать. Он пялится, и по его лицу понятно, о чем он думает. Это его чертовски заводит. Я перевожу свое внимание на рассматривающего замок Роберта. Спокойного, нейтрального, совершенно невозмутимого. Роберт не думает ни о сексе, ни о подчинении, ни о «хранении» целомудрия. Он думает о замке, соображает, как тот устроен, и размышляет о том, как его взломать. Он сосредоточен на замке, не воспринимает ни пояс верности, ни Сару. Я думаю, что если бы Роберт думал о сексе, у него было бы совсем другое выражение лица. Он берет два куска проволоки и вводит их в замок. Сосредоточенно прикусив губу, пытается пошевелить ими и через полминуты дужка выскакивает, а Роберт убирает подвесной замок.
– Боже, спасибо! – стонет Сара, опуская юбку. – Могу ли я воспользоваться твоей ванной?
– Конечно. Свежие полотенца лежат на полке.
– Спасибо, спасибо…
Сара копается в пакетах и достает свежее белье, даже находит в нем трусики и лифчик, а затем я показываю, где ванная.
Двадцать минут спустя, в течение которых Фрэнк немного рассказал о себе, Сара возвращается на кухню.
– Могу ли я получить назад телефон? – спрашивает она, и Роберт кивает.
– Конечно. Не могла бы ты принести, Аллегра? Он на комоде в спальне.
Я встаю и приношу мобильный телефон Сары, которая сразу же его включает. Она ждет в тишине несколько секунд и кривится.
– Тридцать четыре пропущенных звонка. Пять смс.
– Ух-х… удали все. И номер Марека тоже.
В этот момент снова звонит телефон, и Сара отвечает на звонок до того, как один из нас успевает что-либо сказать.
Я напряженно прислушиваюсь, но ничего не слышу. Марек не орет. Он строит из себя понимающего, нежно-заботливого любовника, который боится и переживает за свою маленькую, беспомощную сабу.
– Нет, Марек. Пожалуйста, не звони мне больше.
Голос Сары звучит твердо и решительно, и я почти горжусь ею.
– Да, я у Аллегры.
Она снова слушает и хмурится.
– Марек хочет поговорить с тобой, Аллегра.
Меня передергивает, и я трясу головой. Сара протягивает мне телефон, и я слышу, очень тихо, голос Марека.
– Ты не смеешь, верно? Ты не можешь сказать «нет», я прав, Пятнадцать? Ты лучше заткнешься и притворишься, что тебя там нет. Поговори со мной, Пятнадцать. Ну, давай!
Как робот, я беру телефон и подношу к уху. Роберт качает головой, предупреждающе встает, кладет руки мне на плечи и наклоняется, чтобы слышать, что говорит мне Марек. Я не знаю, что делать или говорить. Сара смотрит на меня, выжидающе и напряженно. Она думает, что я так же, как и она, словесно надеру Мареку задницу. Но я не могу этого сделать. Я не такая. Мое ускоренное дыхание выдает ему, что телефон у меня.
– Привет, Пятнадцать, – шепчет Марек, – ты возбуждена? Звучишь именно так.
– Оставь меня в покое. Оставь Сару в покое. Пожалуйста. Найди себе того, кто с радостью разделит с тобой твой образ жизни.
– Как красиво ты умоляешь, Пятнадцать. Я научил тебя этому, помнишь?
Роберт осторожно берет у меня из руки телефон и разрывает связь.
– Я не желаю, чтобы ты разговаривала с ним, Аллегра.
Я прикусываю губу и киваю, как знак того, что понимаю. Я не могу сейчас предложить больше. Мне нужно немного успокоиться и сделать глубокий вдох.
– Я пойду к своим родителям и останусь там на несколько дней, – объясняет Сара, и Фрэнк сразу же предлагает отвезти ее туда. Она с благодарностью принимает его предложение, и уже через пять минут оба уходят. Может быть, они чувствуют, что хочет Роберт, и спешат исполнить это молчаливое желание.
Роберт закрывает за ними дверь квартиры и поворачивается ко мне. Почти два метра угрозы чистой воды. Я знаю, что он делает это, чтобы показать мне, кому я принадлежу, чтобы показать, как возбужденно я реагирую на него. Он хватает и прижимает меня к стене, фиксирует меня там всем своим телом. Прежде чем понимаю, что со мной происходит, я опускаюсь на колени, сложив руки за спиной, и он вставляет свой член мне в рот, показывая мне, кто владеет мной, кому разрешено использовать меня. И чей голос – единственный, которому я должна подчиняться. Он дает мне пощечину, совсем не сильно. Но это первый раз, но как раз в нужный момент, когда я запираюсь, не полностью отдаю себя, взбрыкиваю и бросаю ему вызов. Пощечины – очень интимная, очень унизительная вещь, и они крепко привязывают к партнеру, которому разрешено их давать. Они делают меня маленькой, мягкой и податливой, приковывают меня к предназначенному мне месту, твердо и незыблемо, и удерживают меня там довольно долго. Говоря метафорами, я буду ползать перед ним на коленях до конца дня. Физически – только если он этого потребует. И я надеюсь, что он это сделает. Я хочу быть униженной до тех пор, пока в моей голове не останется только одна мысль: Роберт. Я должна вытащить Марека из головы, обрубить концы. И Роберт точно знает, как это сделать.
Слова, которые врываются в мое сознание, требовательны и унизительны. Когда он кончает, я плачу. Это освобождающие слезы, усердно заработанные. И я знаю, что принадлежу Роберту.
– Спасибо, – шепчет он, когда помогает мне подняться с пола и подводит к кровати, – спасибо за слезы. Они драгоценны. Я ценю это.
Глава 23
Три недели спустя Марек немного успокоился, и мы с Сарой вернулись в наши квартиры. Сара не торопит события и общается с Фрэнком только на платоническом уровне, по крайней мере, она мне так сказала. Фрэнк все глубже и глубже погружается в «Тему» и засыпает Роберта вопросами. Так и сегодня. В качестве благодарности за помощь, Сара пригласила нас к себе и приготовила для нас ужин. Я вижу, как она сияет и действительно цветет, особенно в сравнении с нашей первой встречей на дне рождения босса Роберта. Я сижу напротив Роберта и могу наблюдать за ним весь вечер. Последние три недели, большую часть которых я провела с ним, укрепили наши отношения. Наше доверие друг к другу возросло, мы вместе попробовали новые вещи.
Роберт расслабленно сидит на стуле, свесив одну руку через спинку и повернувшись лицом к Фрэнку. Роберт подчеркивает то, что говорит, жестами, и мне очень нравится наблюдать за ним. Мягкое, теплое освещение в столовой Сары и звездная ночь за окном придают этой трапезе вчетвером интимности. Сара довольно раскованно поведала о своем опыте и своих желаниях в новых отношениях. Она выплескивает душу, говорит о том, что я прячу глубоко в себе, о чем мне трудно говорить. Размышляя о том, как она совершенно изменилась, я отодвигаю от себя пустую десертную тарелку. Я абсолютно сыта. Сара наливает мне немного вина, и Роберт приподнимает бровь. Это означает «достаточно». Я киваю и продолжаю слушать. Точка зрения Роберта тоже очень интересна для меня, открывает новые перспективы. Все еще.
– …а если она все еще противится? Сопротивляется наказанию? – спрашивает Фрэнк, отправляя ложку шоколадного мусса в рот.
– Как правило, я ставлю ее перед выбором.
– Каким же выбором?
– Если предположить, что ты объявил тридцать ударов тростью, а она сопротивляется, строптива и дерзка – или рыдает уже до того, как ты начнешь – тогда ты должен узнать, почему она это делает. Она бросает тебе вызов? Маленький бунт? Она хочет большего? Считает наказание необоснованным? Или она на грани и действительно не может этого больше выносить? Если это так, ты, естественно, должен отложить наказание. Если она хочет позлить, хочет бросить вызов, тогда я ставлю ее перед выбором: с достоинством и с полной отдачей принять тридцать ударов тростью, или я связываю ее, кладу на колени и бью ее рукой, пока не устану. Как правило, они знают, что я могу бить дольше, чем они могут вынести.
***
Я вспоминаю прошлые выходные, когда он поставил меня именно перед таким выбором. Я была дерзкой, вызывающей, упрямой и взбалмошной, хотела посмотреть, сможет ли он справиться со мной. Я хотела бросить вызов его власти, его строгости. У меня был соответствующий опыт, чтобы знать, что для меня хорошо. Только очень неопытная женщина выбрала бы руку в этом случае. Поэтому я стояла у стены и подыгрывала. Сжимая зубы, ругаясь и, тем не менее, наслаждаясь процессом каждую секунду. Потому что он добился того, чего хотел, как, впрочем, и ожидалось. Он прогнал меня через все уровни: бунт, нескрываемый гнев, отрицание, принятие. После двадцать пятого удара я начала умолять, просить о прощении. После последнего удара – он, естественно, не дал никакой поблажки – Роберт бросил меня на кровать и наблюдал, как я нетерпеливо вытирала слезы с глаз, а затем освободился от своих джинсов и футболки. Его ухмылка была почти демонической и невероятно завела меня.
– Сопротивляйся, Аллегра. Борись со мной, – сказал он, подходя ближе.
Я пнула его, попав в бедро. Он схватил меня за лодыжку и притянул ближе, раздвинул ноги и встал на колени между ними. Я боролась с ним, но у меня не было и нет ни малейшего шанса, и думаю, что никогда не будет. Он позволил мне выпустить пар, не теряя контроля даже на секунду. Прежде чем проникнуть в меня, он зафиксировал меня всем своим телом. Я была совершенно не в состоянии двигаться, окончательно повержена.
– Посмотри на меня, Аллегра, – потребовал он, и, открыв глаза, я посмотрела ему в лицо.
Я почувствовала, как кончик его члена слегка скользнул вдоль моих половых губ, и застонала в ожидании того, что он собирался сделать.
