Текст книги "Сливово-лиловый (ЛП)"
Автор книги: Клер Скотт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Внешний вид Сары весь вечер не дает мне покоя, и по дороге домой я выключаю радио и говорю:
– Могу я попросить кое о чем, Роберт?
– Конечно. Чего ты хочешь?
– Ско… скоро лето.
– Да. Я знаю. Я поставлю летнюю резину на автомобиль в выходные.
– Эм-м-м. Я хотела спросить тебя… эм-м-м…
Мне неожиданно трудно это высказать. Это негоже, и я не знаю, как отреагирует Роберт.
– Что, Аллегра?
– Ты видел Сару? Я имею в виду, ее отметины?
– Да, конечно.
– Не мог бы ты… сейчас летом… следы, может быть… м-м-м… ограничить немного?
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, так чтобы я могла надевать топы без того, чтобы каждый видел, что я…
Прошлым летом мы еще не заходили так далеко. Мы продвигались медленно.
– Хочешь указывать мне, где тебя бить, а где нет?
– Нет, конечно, нет, я хочу…
Осторожно, почти неслышно.
– Но звучит так, Аллегра.
– Я просто хотела…
– Я знаю, что ты хотела. Ответ: «нет». Я использую тебя и оставляю следы на себе, как мне хочется. Тебе придется смириться и одеваться соответственно.
Я громко сглатываю. Не ожидала подобного бескомпромиссного ответа. Бай-бай, футболки с низким вырезом и короткие юбки.
– Но разве ты не хотел бы, чтобы я могла носить короткие юбки и…
– …и ты все лето так одевалась бы, что парни толпами тащились бы за тобой?
– Нет, это…
– Аллегра, я не буду вести никаких дискуссий. Я понял твою просьбу. Но мое «нет» остается.
– Я хотела бы выглядеть красиво и сексуально. Для тебя.
– Ты всегда выглядишь красиво и сексуально для меня, даже когда на тебе вещи, которые не привлекают человеческих толп.
– Спасибо, но…
– Аллегра. Тема закрыта.
Роберт бросает мне однозначный взгляд. Следующее противоречие означает урок, для которого, черт возьми, я совсем не в настроении. Есть только один возможный ответ, и сейчас Роберт желает услышать этот ответ.
– Да, Роберт.
Я молчу до конца поездки, задаваясь вопросом, не даю ли Роберту слишком много власти и влияния. Это всего лишь мелочь, но она на «границе», на самом деле – за «границей». Я не хочу, чтобы мне диктовали, что я должна носить все лето. Я не хочу носить длинные брюки и футболки с высоким воротом при жаре.
***
Меня терзают раздумья. Он значительно увеличил «зону» за последние несколько дней, и я не уверена, хорошо ли это. Первое увеличение – хотя и намного более интенсивное – было для меня нормальным. Но эту бескомпромиссность, как бы я ее не любила, гораздо сложнее переварить. Я размышляю об этом несколько дней и решаю, что мне снова нужно поговорить с ним.
– Роберт, – тихо говорю я, вечером в темноте, в постели, – я снова хотела бы поговорить… по поводу отметин и одежды.
– Я знаю, я ждал этого, – шепчет мне на ухо Роберт. – Ты долго раздумывала.
Его ладонь ложится мне на горло, и я сглатываю.
– Что ты хочешь мне сказать?
Спокойно, осторожно и уважительно я объясняю ему, почему его ясное «нет», в отличие от других случаев, создает мне проблемы.
– Почему ты не делаешь то, на что имеешь право? – тихо спрашивает он, его рука двигается от моей шеи к грудине.
– Что? – спрашиваю я – Что ты имеешь в виду?
Он считает, что я должна уйти, если мне это не нравится? О, Боже. Ледяной страх внезапно распространяется во внутренностях. Он бросит меня, если я не повинуюсь? Если я не перестану перечить? Я не могу расстаться с ним. Этот мужчина идеален, черт побери. Я люблю его так, как никогда раньше никого не любила. И не могу же я при первом же маленьком камне преткновения просто уйти. Я подчинюсь его воле. Это не так уж страшно. Если повезет, лето не будет слишком жарким. И следы на мне не все время. На самом деле это всего лишь несколько дней летом, когда мне пришлось бы носить длинные брюки и футболки с небольшим вырезом. Есть вещи и похуже. На самом деле. Я бы носила шерстяные свитера все лето, если бы альтернативой было снова стать одинокой и потерять лучшего Дома, который у меня когда-либо был.
Глава 44
Своим дыханием он согревает мою щеку, нижней губой касается моей, и я чувствую щетину на своей коже.
Он целует меня, нежно и ласково. Прощальный поцелуй. Или?
– Я имею в виду то, о чем ты должна подумать в первую очередь в подобной ситуации. Но ты, очевидно, даже не допускаешь этой возможности. Ты даже не думаешь об этом. С одной стороны, это, конечно, делает мне честь, но с другой – это явное нарушение правил.
– Что, прости?
Я больше ничего не понимаю. Он продолжает свое путешествие губами, порхая нежными поцелуями по моим щекам, шее, ключице. Может быть, из-за этих маленьких ласк я не понимаю, о чем он говорит? Кто-то, кто предлагает расстаться, может быть настолько нежным?
– Ты все еще не понимаешь, о чем я говорю, верно?
– Нет, – шепчу я, – прости.
– Мы говорили об этом в начале. Пять основных правил. Ты помнишь?
– Да, конечно. В твоей машине в первый вечер.
– Совершенно верно. Какие это были правила?
– Я не прячусь от тебя.
– Верно. Далее.
Своей нижней губой он ласкает мою линию подбородка, и осторожно прикусывает мою мочку уха, когда достигает ее.
– Я не лгу тебе.
– М-м-м. Далее.
– Я использую свое стоп-слово, когда для меня становится слишком.
– Ага? – мягко спрашивает он на ухо. – Догадываешься теперь?
– Я… я должна использовать свое стоп-слово?
– Да, ты должна. Для этого ты его и имеешь.
– Я…
– Аллегра, – говорит он, его голос звучит одновременно нежно и строго, – ты не использовала его ни в офисе, ни в этом вопросе. Почему нет?
– То, что было в офисе… мне понравилось, – тихо отвечаю. – Это было очень круто. Я не чувствовала себя неловко ни одной секунды.
– Но ты же понимаешь, что этим я переступил строгую границу. Я нарушил наше соглашение, а ты не остановила меня.
– На тот момент все было в рамках, и не чувствовалось как нарушение границы.
Он кивает, царапнув меня щетиной. Он все еще продолжает говорить очень тихо, прямо на ушко.
– Хорошо. Почему ты не использовала его в вопросе об отметинах?
– Я… даже не подумала о нем. Я не хочу тебя разочаровывать.
– Но это было достаточно важно для тебя, чтобы заговорить на эту тему со мной снова, верно?
– Да, это было важно.
– И все же ты до сих пор не задумалась о своем стоп-слове.
– Да.
– Тогда сейчас для этого прекрасная возможность. Скажи его, Аллегра.
– Но теперь ты знаешь, что…
– Аллегра, я хочу, чтобы ты его сказала. Осознанно. Чтобы ты запомнила, что всегда можешь использовать его, несмотря ни на что.
Все нормально, я чувствую это. Он рядом, и его аура дарит мне спокойствие и безопасность. Он совсем не злится.
– Красный. Вопрос с одеждой и отметинами – красный.
– Хорошо. Тогда я буду придерживаться этого.
Он целует меня так ласково и нежно, что я таю, он сцеловывает весь страх, который я испытывала, весь дискомфорт и беспокойство.
– Помнишь ли ты, как говорила, что боишься потерять себя, если позволишь усилить свою сабмиссивность в повседневной жизни?
– Да, я помню.
– Ты все еще испытываешь этот страх?
– Нет.
– Мы все больше и больше занимаемся этим, мы из месяца в месяц расширяем «зону». Это происходит автоматически, и я знаю, что ты это чувствуешь. То, что ты больше не боишься, огромная честь для меня, Аллегра.
– Я всегда чувствую себя уверенно с тобой, Роберт.
– Это ложь. Ты больше не была уверена, потому что я зашел далеко за границу. С разбегу и абсолютно намеренно. Дважды. В кабинете я все время ждал, что ты произнесешь свое стоп-слово. Ты этого не сделала. Я жду, что ты произнесешь его, еще с вечера у Фрэнка и Сары. Ты снова этого не сделала. Это не хорошо, Аллегра.
– Почему? Разве это не показывает, насколько я тебе доверяю, сколько у тебя власти?
– Да, это показывает. И все же, я хочу, чтобы ты четко и ясно говорила, когда я захожу слишком далеко. Как ты всегда говоришь, когда я тебя бью. С этим у тебя нет проблем: дать понять мне, что достаточно, что я должен прекратить. Стоп-слово не только для сессий, на которых я бью тебя, любимая. Ты всегда можешь использовать его, если тебе претит то, что я у тебя требую. Поняла?
– Да, Роберт.
– Я обожаю лишать тебя уверенности, вызывать страх, манипулировать тобой. Ты это знаешь. Но и в этой области ты всегда можешь сказать мне, что сейчас все должно быть кончено. Я никогда не рассержусь на тебя, если ты это сделаешь.
– Я сожалею, Роберт.
– Ты не должна сожалеть, Аллегра. Я должен извиниться перед тобой, потому что, очевидно, я должен был преподать тебе этот урок намного раньше.
– Тогда мы в расчете?
– В расчете? Почему?
– Ты чувствуешь себя виноватым, и я тоже. Потому что я нарушила одно из основных правил.
– Да, мы в расчете, можно так сказать. Есть еще одно, что необходимо уточнить.
– Что? – спрашиваю я, морща лоб.
Он скользит рукой к моей груди и начинает меня нежно ласкать.
– Был ли кабинетный трах одноразовым или я могу делать это чаще?
– Ох… – вздыхаю я. – Ты можешь пытаться потребовать это чаще. Если найду это неуместным, я смогу тебя притормозить.
– Очень хорошо. Я хотел это услышать. Ты усвоила урок, детка?
– Да, Роберт.
– Хорошо. Я не премину тебя испытать. Положись на это.
– Хм-м-м, буду знать.
– Кстати, я был очень удивлен, что ты на самом деле была так возбуждена. Я ожидал сопротивления, план состоял в том, чтобы заставить тебя в кабинете сказать стоп-слово. Но ты так быстро отреагировала и включилась, и когда почувствовал, насколько ты была возбуждена и влажна, я не мог остановиться.
Я целую его, провожу языком между его губ и начинаю гладить его.
– Ты прекрасна, когда переключаешься. Это выглядело так горячо, весь этот процесс был невероятно охренительным. С первой до последней секунды, – бормочет он, когда я заканчиваю поцелуй.
– Да, это было именно так.
***
Через неделю сижу на кухне за утренним кофе и листаю газету. Я слышу шаги Роберта в коридоре и наливаю ему полную чашку – сегодня он встал раньше обычного и не пожелал кофе в постель. Ко всему сегодня «костюмный день», и настроение будет соответственно плохим. Он просто не может этого избежать, особенно с утра. Когда он входит на кухню, я задерживаю дыхание. Он выглядит потрясающе и пахнет фантастически. Как это часто бывает в «костюмные дни», поначалу нет никакого приветственного поцелуя, он без слов плюхается на стул и тупо смотрит в пустоту с чашкой в руке. Делает глоток и с отвращением кривит лицо.
– Что это за отвратительная бурда?
– Извини, – только и говорю я, с сожалением пожимая плечами.
Его настроение действительно хреновое, намного ниже нуля. В очередной раз рада, что его настроения меня совсем не беспокоят. Я воспринимаю мужчину, который определяет мою жизнь таким, какой он есть. И даже не задумываясь извиняюсь за то, в чем нет моей вины.
– Что это за кофе, Аллегра? – спрашивает он. – Он что, испортился или почему у него такой дерьмовый вкус?
Я осторожно прочищаю горло и говорю:
– Это дешевый кофе, который ты купил в прошлом месяце в порыве экономии.
– Бр-р-р… – выдает он так, как будто ему жутко противно, что это звучит просто шедеврально.
Он встает и выливает кофе.
– Мерзопакостно. Еще скажи, что можешь эту гадость пить?
– Зависимость заставляет мириться с неизбежным, – улыбаюсь я, а Роберта передергивает.
– И это купил я?
– Да, ты. Я даже предостерегала тебя.
– Я помню, отдаленно… – бормочет он. – Выброси его, пожалуйста. И не забудь напомнить мне купить приличный кофе по дороге домой.
– Хорошо, – отвечаю я и встаю, чтобы выбросить кофе.
Роберт берет газету и молча читает, пока нам не пора уходить. Я как раз убираю чашки в посудомоечную машину и ставлю молоко в холодильник, когда он зовет меня из коридора.
– Да? – откликаюсь я, раздумывая захватить ли мусор с собой или подождать до вечера.
– Иди сюда. Сейчас же.
Я вздрагиваю. Режим «Дом». Однозначно. Я оставляю мусор и иду в коридор.
– Да, Роберт. Пожалуйста, скажи мне, что я могу сделать для тебя.
– Дай мне свои трусики.
– Хм-м-м? Что, прости?
– Я говорю по-китайски, Аллегра? Я сказал, ты должна дать мне свои трусики.
– Почему?
Это просто выскальзывает изо рта, и я съеживаюсь. Вопрос «почему» мне задавать негоже. Я должна делать то, что он требует. То, что он этого желает, достаточный аргумент.
– Почему? Потому что я это говорю. Что это за вопросы, Аллегра, м-м-м? Я желаю, чтобы ты отправилась на работу без трусиков. Это было бы хотя бы каким-то просветом в этот дерьмовый день.
Он скрещивает руки на груди и строго смотрит на меня. Он устрашающе выглядит, и я понимаю, что должна повиноваться. И очень быстро, если не хочу вновь познакомиться с тростью. Но я не хочу идти в офис без трусиков. Я не хочу никуда ходить без трусиков. «Внизу без» в наших четырех стенах – куда не шло, но как только покидаю квартиру, я, как порядочная, ношу нижнее белье. Трусы иногда могут быть полны спермы, но они есть. Я знаю, что должна сказать стоп-слово, но он в таком плохом настроении, и если отказ от нижнего белья помог бы спасти его день, я, как минимум, могу один раз отказаться от трусиков. С другой стороны…
– Как долго это должно занимать, снять бельё, Аллегра?
– Роберт, я… я не могу этого сделать…
– Что? Ты не можешь снять трусики? Тебе помочь?
Насмешливый, снисходительный и в то же время невероятно нервированный. Роберту легко удается выразить свое неодобрение моего поведения в этих нескольких словах.
– Нет, я не могу на работу без нижнего белья. Я… просто не могу.
– Тебе придется смочь. Я приказываю это. Долой трусики. Немедленно.
Я смотрю на него, полностью парализованная, и качаю головой. Я не могу этого сделать. Я не хочу этого.
– Аллегра. У тебя осталось 30 секунд. Если ты обнажена под юбкой, то отделаешься лишь тридцатью ударами. Если через полминуты трусики будут все еще на тебе, я сниму их сам. И поверь мне, ты этого не хочешь. Совсем. Наказание удвоится. И я возьму трость. Время истекает.
Роберт смотрит на часы, и я чувствую, как прерывисто дышу. Внутренняя борьба почти разрывает меня на части. Я хочу подчиниться, но то, что он требует от меня, явно за моей границей, каким бы малым и незначительным это не казалось. Как на автомате я задираю юбку вверх, мои пальцы зацепляются за пояс трусиков, но я не могу их стянуть. Перспектива быть оголенной внизу весь день на работе заставит меня чувствовать себя так неловко, что я не смогу сосредоточиться на своей работе – это не годится. Знающие и голодные взгляды Роберта заставят меня потечь против моей воли, мне будет так стыдно, что я больше не смогу говорить. Не такие уж и хорошие предпосылки для достижения максимальной производительности при минимальном персонале. Я хотела бы… остановиться. И я могу сделать это только, если остановлю это.
– Красный, – шепчу я после того, как Роберт насмешливо посмотрел на меня, подняв бровь.
Я убираю руки от трусиков и снова опускаю юбку.
– Красный, – снова говорю я громче и делаю шаг назад.
Я пристыженно пялюсь в пол и чувствую, как Роберт, подойдя ко мне, притягивает к себе. Его запах окутывает меня, и я закрываю глаза. Я чувствую себя неудачницей, потому что не смогла оказать эту маленькую услугу.
– Молодец, Аллегра. Это заняло некоторое время, но ты нажала на тормоз. Довольно поздно, но по крайней мере хоть так.
Его голос мягок и нежен, он поглаживает меня по спине.
– Мне так жаль, – шепчу я, концентрируясь несколько секунд на его успокаивающем сердцебиении.
– Не должно быть, Аллегра. И ты это знаешь. Ты помнишь, как я говорил, что проверю, усвоила ли ты урок?
Я киваю и бормочу «да».
– Это был тест.
– Угу. Так ты не хотел, чтобы я сняла трусики?
– Нет. Я хотел, чтобы ты использовала свое стоп-слово и поняла, что после ничего плохого не случится. Если я серьезно пожелаю, чтобы ты сняла трусики, то ты сделаешь это без колебаний. Потому что тогда ситуация и для тебя будет приемлемой. Гораздо веселее приказывать тебе раздеться в нужный момент, чем, чтобы ты всегда была голой. Поняла?
– Да, я думаю, да.
– Пойдем? Или тебе нужно еще пять минут?
– Мне… нужно еще пять минут, пожалуйста.
– Нет проблем. Я специально встал рано из-за этого.
– Это… это было запланировано? Все всего лишь шоу?
– Почти все. Кофе был действительно отвратительным.
Я улыбаюсь и прижимаюсь к нему, наслаждаясь его объятиями, поцелуем, которым он прикасается к моей макушке.
Пять минут истекают слишком быстро, и Роберт отрывается от меня.
– Нам пора идти, моя красавица.
Он берет ключи от машины с комода и поворачивается ко мне.
– В следующий раз я встану еще раньше.
– Почему?
– Потому что тогда ты сможешь мне еще и отсосать в качестве благодарности за урок… – усмехается он и открывает дверь.
– Сегодня вечером?
– На это ты можешь поставить свою прелестную и прилично одетую задницу, Аллегра, – отвечает он и игриво шлепает меня, когда я прохожу мимо него.
– Роберт, – говорю я и разворачиваюсь, кладу руку на ему грудь и улыбаюсь, – я люблю тебя.
– Я знаю. Ты показываешь это мне каждый день.
Глава 45
Конечно же, на фирме не обходится без сверхурочной работы, и по четвергам приходится оставаться дольше. Инге по четвергам тоже особо нечем заняться, поэтому она также работает сверхурочно. Как бы то ни было, но работа должна быть выполнена. С пяти вечера мы остаемся в бюро одни, и тишина, которая царит в кабинетах, очень помогает нам сконцентрироваться и выполнить большую часть работы. На коллективном собрании Арне дал понять, что ожидает сотрудничества со стороны архитекторов, и на удивление все протекает без сучка и задоринки. В беседе с глазу на глаз Роберт сообщил Арне, что я буду работать сверхурочно только по четвергам, и то до 19:30, чтобы быть дома к восьми вечера. Мне аж в зобу дыханье сперло, когда Роберт поведал мне это, как само собой разумеющееся. Двое мужчин договорились без моего ведома и без моего активного или хотя бы пассивного участия о том, как долго я могу работать и когда самое позднее мой зад должен оказаться дома.
***
В этот четверг в середине мая я разбираюсь с неоплаченными счетами и пишу напоминания, а Инга заботится об отложенных на потом накладных за последний месяц: архитекторская документация, канцелярские товары, принадлежности для черчения, новое программное обеспечение, платные обновления программного обеспечения.
– Невероятно, сколько стоят эти программы САПР… – бормочет она, и я киваю, соглашаясь.
Инга встает и достает папки с накладными из шкафа. Услышав, как открывается входная дверь, мы с удивлением смотрим друг на друга. Девушка идет к стойке приема с папкой в руках, чтобы посмотреть, кто к нам пришел. «Вероятно, это Вангари, уборщица, явилась сегодня пораньше», – думаю я. Обычно она приходит в половине седьмого, но иногда и к пяти. В зависимости от того, когда у няни ее ребенка есть время.
– Привет. Мы закрыты. А Аллегры здесь нет, – говорит Инга, и из этого следует только один вывод: это не Вангари. Это Марек.
– Она здесь. Ее машина стоит на заднем дворе.
Марек. Действительно. Ох, дерьмо! И Роберта, как назло, нет рядом. Он должно быть сейчас сидит с Лотти в мексиканском или китайском ресторане и слушает последние детсадовские сплетни: свежие возмутительные истории о глупом Лукасе, который всегда раздражает Лотти, и восхваления Дагмар – лучшей воспитательницы в мире, которая тоже терпеть не может дурачка Лукаса и всегда ругает его. Я встаю и иду, обходя перегородку, к стойке приема.
– Марек, – говорю я, – пожалуйста, уходи. Я не буду разговаривать с тобой, и ты это знаешь.
– Он запретил тебе это?
«Да, он», – думаю я. И он не будет рад, если я расскажу ему, что случилось.
– Убирайся.
– Вы знаете, что у Аллегры и Роберта особый вид отношений? – обращается Марек к Инге.
– Вы имеете в виду такие отношения, в которых приходится сталкиваться с тем фактом, что ревнивец-бывший постоянно вмешивается? Да, я знаю это.
Мне хочется расцеловать Ингу.
– Порол ли какой-либо мужчина когда-нибудь Вашу задницу за подобную наглость?
– Вы что, только что пригрозили избиением? – спрашивает Инга и поднимает трубку.
– Нет, – отвечает он, – здесь только одна женщина, чью задницу мне хочется пороть. Пока она не возьмется за ум и не попросит прощения.
– Марек, насколько я знаю, у тебя уже достаточно проблем с законом. Ты хочешь еще больше?
– На самом деле именно поэтому я здесь. Я надеялся застать тебя одну.
– Ты здесь, потому что хочешь больше проблем с законом?
– Конечно, нет, совсем наоборот. Не строй из себя дуру, Аллегра, тебе это не идет. Мне нужна твоя помощь.
Инга начинает оглушительно смеяться, и я смотрю на Марека, как будто он не совсем в своем уме.
– Это войдет в историю, – смеется Инга, – как наихудшая попытка попросить помощи у того, кто тебя не переваривает.
– Заткнитесь и убирайтесь отсюда прочь, – рычит Марек, но Инга качает головой.
– Забудьте это и как можно скорей. Мне позвонить в полицию, Аллегра?
– Нет. Марек и так уйдет. Немедленно.
– Аллегра, пожалуйста. Ты должна помочь мне. Я назвал тебя свидетелем.
– Что ты сделал? – спрашиваю я, опускаясь на стул. Я не могу в это поверить. Мало того, что он не оставляет меня в покое, так теперь еще и втягивает меня в эту неприглядную историю, связанную со взяточничеством.
– Да. Из-за пятидесяти тысяч евро, которые ты дала мне десять лет назад.
– Я никогда тебе не давала…
– Замолчи, Аллегра, и вспоминай!
Властно, предостерегающе и строго. Раньше я в ужасе скулила от этого тона, теперь он оставляет меня холодной. К счастью. И вдруг понимаю, что хотя у Роберта тоже подобный тон – естественно – но я не испытываю страха, по крайней мере, не такого обжигающе реального, как тот, который испытывала с Мареком.
– Мне не надо вспоминать, Марек. Я бы знала, если бы дала тебе столько денег. Я никогда не владела пятидесятью тысячами евро за всю свою жизнь – откуда? В двадцатилетнем-то возрасте всего? Ты считаешь, что следственные органы настолько глупы? Тебе не кажется, что они обязательно проверят, как такая огромная сумма попала в руки двадцатилетней девушки, которая якобы передала столько бабла своему любовнику без долговой расписки?
– Долговая расписка… – говорит Марек и сует руку в карман пиджака, – … у меня есть.
Он протягивает мне лист бумаги, на который я гляжу лишь мельком.
– Он не подписан.
– Тогда ты забыла это сделать. И ты сделаешь это сейчас.
– Нет.
– Тогда ты не получишь обратно пятьдесят тысяч евро.
– Не имеет значения. Я никогда не одалживала тебе больше пяти евро, если вообще одалживала.
Я пожимаю плечами и возвращаю ему лист бумаги.
– Пятьдесят тысяч евро – это большие деньги, Аллегра.
– Верно. Но недостаточно, чтобы купить у меня оправдывающее заявление, которое приведет лишь к тому, что мне придется объяснять, где я взяла столько денег. Я не собираюсь в тюрьму за тебя, Марек. Забудь об этом.
– Аллегра. Ты же знаешь, что я желаю тебе добра, и с теми пятьюдесятью тысячами евро, которые я должен тебе…
– Нет. Ты мне ничего не должен.
– Итак, если тебя пригласят дать показания…
– … я скажу правду, Марек. Только правду и больше ничего. Я не имела ничего общего с твоими сомнительными махинациями и не позволю меня вмешивать. Даже не думай.
– Как может кто-то, кто настолько недипломатичен и невероятно неуклюж, заработать такую огромную сумму денег? – спрашивает Инга и усмехается. – Ну, это действительно меня интересует…
Марек холодно смотрит сначала на Ингу, затем на меня и говорит:
– Вот здесь она такая крутая и профессиональная, сильная, независимая женщина и милая Аллегра, верно?
Он на мгновение замолкает, а я закрываю глаза и качаю головой, потому что не в силах ничего предотвратить.
– Марек, замолчи. Я предупреждаю тебя.
Встаю со стула и указываю на дверь.
– Убирайся. Немедленно.
– Дома она ползает по полу перед Робертом, позволяет пороть свою задницу и трахать себя во все дыры.
– Ох! – произносит Инга и поднимает брови, – Садо-мазо-клетка? И вы тоже этим балуетесь, да?
– Да.
– А чего, Вы думаете, Вы этим сейчас достигли?
Марек молчит в замешательстве.
– Ничего. Именно. Аллегра Вам не поможет. И если это даже правда, что Вы сказали об Аллегре и Роберте, кого это волнует? Никого. Вы что, думаете, что сегодня этим можно хоть кого-нибудь удивить? Это могло быть скандально когда-то давно, когда Вы были молоды, сегодня – это мейнстрим.
Марек, по-видимому, представлял себе иную реакцию. Ему хотелось проучить, дискредитировать меня. Только выглядит обалдело он – и молчит.
– Если Вы не уберетесь отсюда в течении следующей минуты, я позвоню в полицию, – говорит Инга, покачивая телефоном, который все еще держит в руке.
– Когда-нибудь… – тихо заявляет он, – …ты поймешь, что я всегда был прав, Аллегра. Но тогда будет уже слишком поздно. И когда ты приползешь на коленях ко мне, дверь будет закрыта.
– Хорошо. Я буду помнить это. Пожалуйста, уходи. И никогда не приходи снова. Но и ты запомни одно, Марек, запомни это хорошо. Если ты когда-нибудь попытаешься связаться со мной или с Робертом, если ты только попытаешься как-то насолить нам, разоблачить нас или что-либо подобное, будь уверен, я немедленно пойду в полицию с Ингой в качестве свидетеля и расскажу, что ты пытался купить свидетельские показания, которые спасли бы твою задницу. Я ясно выразилась?
Марек с ненавистью смотрит на меня, оборачивается и уходит. В комнате повисает давящая тишина.
– Извини, – говорю я Инге и снова падаю на стул, закрывая лицо руками.
– Это правда, что он сказал? Вы так живете, ты и Роберт? Ползаешь перед ним и позволяешь тебя…?
Вопрос повисает в воздухе. Я знаю, это трудно понять.
– Да. Мне действительно очень жаль, Марек…
Инга поднимает руку и прерывает меня.
– Это отвратительно, Аллегра. Действительно отвратительно. Я ухожу.
Она берет свою сумку, идет к пропускной системе и проводит своей карточкой по считывающему механизму. Дверь с шумом захлопывается, и я недоверчиво пялюсь на нее. Затем до меня доходит, что я осталась одна, встаю, почти бегу к двери и запираю ее изнутри. Хотя не думаю, что Марек вернется снова. Затем убираю папки с накладными, которые оставила Инга, и размышляю о том, что означает ее поведение. Она помогла мне, даже после того, как узнала, чем мы с Робертом занимаемся. Поступила лояльно, абсолютно. Но, боюсь, что потеряла ее уважение. Мне стыдно, и я знаю, что Марек, возможно, достиг своей цели. Понятия не имею, как завтра смотреть Инге в глаза.
***
Через полчаса вокруг по-прежнему тихо, и я слышу грохот уборочной тележки Вангари в коридоре. Отпираю дверь, перебрасываюсь с ней парой слов, спрашиваю о детях, а затем интересуюсь, не видела ли она снаружи мужчину, примерно пятидесяти лет. Вангари качает головой, и я прощаюсь с ней. По дороге домой продолжаю украдкой смотреть в зеркало заднего вида, но за мной никто не едет. Но даже если следует, то я этого не замечаю. Оставляю машину на улице, сейчас мне не хочется ехать на задний двор. Хотя на улице есть ограничения по парковке, думаю Роберт может позже отогнать машину назад. Надеюсь, что за пять минут никто не успеет выписать квитанцию и отбуксировать ее.
– Привет, – приветствует Роберт из гостиной, когда я открываю дверь. – Ты на пятнадцать минут разминулась с Лотти. Она обиделась.
– Мне жаль, – говорю я, входя в гостиную. Ноги Роберта покоятся на кофейном столике, а в руке у него пульт дистанционного управления.
– Все хорошо, детка?
– Не совсем. Роберт, сделаешь мне одолжение, пожалуйста? – спрашиваю я и знаю, что он понимает, что что-то не так.
– Конечно, все, что угодно, – отвечает он, выпрямляясь.
– Моя машина на улице перед домом. Можешь ли ты загнать ее во двор и припарковаться, пожалуйста?
– Конечно. Что случилось?
– Я расскажу тебе сразу после того, как ты перепаркуешь машину, хорошо? В противном случае я рискую получить штраф.
– Хорошо. Скоро вернусь.
Роберт встает, мимоходом целует меня в губы, а затем выходит из квартиры.
– Я вернул сидение на место, немного отодвинув его вперед, но этого, вероятно, недостаточно, – говорит он, возвращаясь и закрывая за собой дверь.
Садится ко мне и притягивает меня к себе.
– Что случилось?
Я подробно рассказываю, что произошло, чего хотел Марек, что он сказал. Сообщаю о странной реакции Инги и о том, что боюсь, что Марек мог последовать за мной.
– Это объясняет звонок сегодня днем, – вздыхает Роберт, когда я заканчиваю свой рассказ.
– Какой звонок?
– Из полиции. Комиссар Вальтер. Хотел обговорить с тобой, когда ты сможешь прийти, чтобы дать показания. Я сказал, что ты перезвонишь ему завтра. Записал номер и положил на комод в коридоре. Он не захотел рассказывать мне, о чем речь. Я уже и так и сяк раздумывал, почему ты должна давать показания, и в первую очередь – по какому такому делу.
– О Боже. Мне нужен адвокат?
– Нет. Но ты можешь привести его с собой, он подчеркнул это. Но это необязательно. Не беспокойся. Ты расскажешь правду, и все закончится. Тебя, вероятно, даже не будут вызывать на суд.
Звонок телефона прерывает наш разговор, и Роберт поднимает трубку. Он не может игнорировать звонящие телефоны. Но они сводят его с ума.
– Привет, Сара, – говорит он и слушает собеседника.
– Он был у Аллегры и пробовал провернуть то же самое и с ней, но с большей суммой. Предложил ей пятьдесят штук. И она тоже отказалась. У Марека, похоже, огромные проблемы.
Я прислушиваюсь и улавливаю из разговора, что Марек предложил Саре 20 000 евро. О, да, думаю, у Марека проблемы. И не одна. А очень много.
Роберт, как и следовало ожидать, ведет себя образцово – стоит на моей стороне, утешает, дает мне мужество, не выпускает Дома на поверхность. Я так благодарна ему сегодня, потому что действительно не в настроении. Реакция Инги нервирует меня так же, как и появление Марека.
***
Следующим утро снова вместе едем работу и, как обычно, мы первые. Я включаю компьютеры, открываю окна во всех комнатах, чтобы проветрить, а затем иду на кухню, где Роберт стоит у кофе-машины, ожидая, пока она приготовит кофе.
– Иди сюда, – шепчет он мне на ухо и крепко прижимает к себе. – Я поговорю с Ингой.
– Не знаю, хорошая ли это идея… – отвечаю я и целую его в шею.
– Посмотрим.
Когда через десять минут Инга входит в помещение, она холодно зыркает в мою сторону, но в остальном игнорирует меня. Никакого приветствия, никакой улыбки. Я полностью упала в ее глазах. «Мейнстрим, как же», – думаю я.
– Спасибо за твою помощь вчера, – тихо говорю я и получаю лишь презрительное фырканье в ответ.
Инга говорит со мной только о самых необходимых вещах, и Сабину, приходящую на четыре часа по вторникам и пятницам, удивляет та холодность, которая царит между нами.
– Что случилось? – спрашивает она, но я качаю головой.
– Это слишком сложно. Все уладится.
Когда Арне зовет меня через некоторое время в свой кабинет, я встречаю у двери Роберта, который только что вышел из комнаты.
– И? – спрашивает он меня, и я качаю головой.
